Палачи и жертвы

Вот и в тот день, Виталий, пропустив парочку бокалов свежего пивка, услышал, как дядя Акиф, подойдя к соседнему столу, произнес: милости просим, товарищ Бабатов, всегда рады вам. Никто тогда не знал, кто скрывается под этим псевдонимом, кто сидел в туго натянутой на голову кепке, и пил пиво. Поэтому и никто так особо не смотрел на него. Единожды взгляды Виталия и товарища Бабатова все-таки встретились. Бабатов со своего стола улыбнулся ему и моргнул, а Виталий очень хмуро отвернулся. ''На кого-то похож этот хмырь, вот на кого только, не знаю', мучался про себя Виталий, постукивая глазами.
      Прошел месяц. На совещании боевой группы Харламов почти до ниточки разработал план устранения Левандовского. Даже был учтен комар, случайно пролетающий мимо. Последние сборы проходили при участии Ахмеда Целикова, известного меньшевика-диверсанта из Махачкалы. Одно его присутствие придавало оптимизм всей группе. От него веяло спокойствием и уверенностью. Все нуждались в этом, тем более сейчас, в преддверии покушения на Тухачевского. Значит, все должно было быть так. Жил Левандовский совсем рядом с домом офицеров. Поэтому, метнуть бомбу в него нужно было или около его дома, или рядом с его работой, куда он приезжал, точнее прискакивал на своем коне, или же на фаэтоне. Так вот, Пападжанов должен стоять рядом с домом офицеров, а Керамиди у подъезда жилого дома, где оставался Левандовский. Посредине довольно короткого пути от дома до работы должен стоять Ионесян. По улице Морской, где пролегал основной маршрут Левандовского, стоял трехэтажный дом, на крыше которого прятался бы Аншелис. Сверху, как считал Харламов, видно лучше, поэтому Аншелис подаст знак, если что не так. Он зажжет огонь прямо на крыше, это означает, что все готово. Т.е., Левандовского могли бы взорвать как у дома, так и у своей резиденции. Шансов у Левандовского практически не было. Против него действовали серьезные и решительные люди.
      Пападжанов, Ионесян и Керамиди, выйдя из дома, прошлись по набережной, потом сели на скамейке у большого фонтана. Фонтан не работал. Они молча сидели. Никто не хотел ни о чем говорить. До убийства Левандовского оставалось всего три дня. Несмотря на отчаянность ребят, внутренняя напряженность чувствовалась. Все были в ожидании предстоящего дня. Харламов дал всем день отдыха, для расслабления. Все трое, увидев издали Ахмед Целикова, встали, поздоровались и опять сели. Целиков был человеком очень скромным, и это бросалось в глаза. Иначе эту скромность никто не заметил бы.
      Молчали, никто не хотел тревожить чей-то слух.
      Вдруг Керамиди резко обернулся к Целикову:
      - Ахмед, как вы думаете, все пройдет хорошо?
      - Конечно! Иначе не бывает (мило улыбаясь).
      - А,...это..., Ахмед,...после убийства Левандовского мы будем спать спокойно? А совесть? Ведь все-таки это же убийство?
      - Это не убийство, Витек. Это освобождение, это свобода. Это душевный протест, это плач души и сердца. Ты сам знаешь, что стачками и пикетами ничего не достичь. Это несерьезно, это пахнет студенчеством. А мы не студенты, мы слишком серьезные люди. И тем более, что Левандовский-это всего лишь подготовка перед покушением на Кирова. Прежде чем сесть на коня, надо научиться садиться на осла. Вот после этого я буду спать спокойно, я вздохну облегченно.
      - Я тоже. Только зачем мы медлим с этим. Пора кончать уже Левандовского. Что-то очень долго тянется его жизнь.
      - Не спеши. Это тебе не гайки закручивать на заводе.
      - Терпеть не могу терпеть.
      Пападжанов предложил для расслабления пойти в ''Баксовет'' и нажраться. Все хором согласились, кроме Керамиди. Он хотел повидать Милену. Что-то его потянуло к ней, давно он с ней не виделся. После последней и непростой их беседы Милена немного изменилась. Или ему так показалось? Черт его знает. Попрощавшись с друзьями, он направился к дому Милены. Так как уже поздно, Милена должна была быть дома. Он ее любил, любил всем сердцем. Даже на совещаниях боевой группы, при очень серьезных беседах, он часто вспоминал ее лицо, ее образ. Ему становилось легко и приятно от этого. Почему-то сейчас он это ощутил больше всего. ''Что это со мной, брр', говорил он себе, подходя к ее дому. Потом он решил еще разок сделать маленький круг. Он размышлял: '' Она, Милена, должна гордиться тем, что у нее такой парень. Я ей, конечно, о моей страшной стороне жизни ничего не скажу. Возможно, скажу потом, спустя годы она сама может об этом узнает, или услышит. А может сказать ей это прямо сейчас? А, Витек? А то она в тот раз подумала, что я политик. Нет уж, какая там политика. Идет она ко всем чертям, эта политика. Взорву я скоро всю политику вашу сраную. А может, она все-таки права? Может, написать мне какую нибудь книжку, или эссе, ну, о своей жизни, например. Хотя бы. А хули? У меня блин жизнь ой-ой-ой, ни хрен собачий. Набросаю эскизы, отмечу задумки, у меня они есть. А там видно будет. Одно другому не мешает. Эх:
      ''Когда восторг лирический
      В себе я пробужу,
      Я вам биографический
      Портрет свой напишу''.
      Я блин такую книгу напишу, которая разбудит не только мысли человека, но и его самого. Ух, евреечка моя, умная, голова варит, блин''. Такими раздумьями он начал подыматься к ней, на второй этаж. И вдруг он услышал шум... Что за херня? Он остановился, прислушался. Такое ощущение, будто маленький ребенок плакал. Ему стало интересно, что это такое. Ведь здесь, на втором этаже, не жили дети. И крадучись, благо, он это мог, Виталий прополз через веранду под лестницу и шмыгнул к окну Милены. Вдруг он замер, замер от голосов. Он услышал, боже, нет...ее голос... Это она, Милена... Она...сто-на-ла?! Это похоже на сексуальные охи и ахи. Он, чуть приподнявшись, прильнул к окну носом и увидел ЭТО. Милену в постели трахал, причем очень грубо, мужчина лет сорока. Он входил в нее с такой силой, что стекла на окнах дребезжали, керосинка на столе подпрыгивала, а в комнате стояла пыль. А главное, и Милена получала удовольствие от него. Она, находясь под ним, обвила его шею руками, закинула ноги на его спину, и ловко подмахивала ему снизу. Виталик не выдержал, он заорал. Н-ЕЕЕ-Т!!! Милена и ее хахарь услышали это. Обернувшись к окну, они оба заметили его физиономию, приклеенную к стеклу. Блин, что там началось! Она вытолкнула этого мужчину с постели как маленького кота, и он отлетел прямо к тому окну, за которым наблюдал Виталий Керамиди. А сама, обернувшись в простыню, выбежала из комнаты. Потом все для Виталия происходило как во сне. По крайней мере, он не понял, как оказался в комнате Милены. Ее любовник уже успел исчезнуть. Да его Виталий и не заметил так особо, настолько все его потрясло, ибо в этой гадкой сцене он обвинил только Милену, а не его. Он сидел один, в ее комнате, и смотрел на взбившуюся постель, где только что происходило ЭТО... Нет, он этого не выдержит. Зачем, зачем она так с ним поступила? Пока для него это был сон. Потом появилась она, Милена. Она молча, опустив голову, прошла в комнату, и начала убирать постель. Виталий исподлобья за ней наблюдал, потом все же тихо выговорил:
      - Милена, зачем ты это сделала?
      Она накрыла розовым покрывалом кровать, села напротив него:
      - Виталий, я не люблю тебя. Я не хочу тебя видеть, так что, извини меня.
      - А зачем?
      - Что зачем? Не люблю и все. Я не люблю политику и политиков. И не хочу вообще иметь с ними дело.
      - Поэтому ты отдалась этому?...
      - (Привстала) Извини Витя, но мне некогда, у меня голова болит.
      - Конечно, так как он тебя здесь еб..., не только голова, тут бля, все заболит...
      - Что ж, бери пример.
      Последние слова она сказала очень тихо, почти шепотом, собираясь выйти из комнаты. Но все же Виталий их услышал, и они его взбесили. Он встал и преградил ей путь:
      - Что ты сказала?
      - Ничего...(испуганно)
      - Значит у него х... больше моего, да? Значит он еб...я лучше меня, да? Поэтому ты на это пошла? Отвечай, сука! (заорал)
      При этих словах он схватил ее за руку и приблизился к ней вплотную. Она задрожала. Ей стало страшно, когда она увидела его глаза. Это были отчаянные и сумасшедшие глаза. Начав тяжело дышать, она порывистым голосом заявила:
      - Уходи, убирайся отсюда немедленно. И чтобы я тебя здесь больше не видела, понял?
      Он молча стоял. И все дальше она овладевала собой, и высвободившись от него, продолжала:
      - И еще. Я тебе даю всего неделю. Ты за этот срок вернешь мне те деньги, которые у меня брал. Если нет, то я напишу в исполнительный комитет, пожалуюсь на тебя.
      Она из комода достала бумажку. ''Вот, здесь указана сумма''. И посмотрев внутрь бумажки, сказала: "600 рублей. Хотя я тебе давала больше, но ничего, на этом ограничимся''. Милена уже полностью владела ситуацией. Даже шаркая своими туфлями, она прошлась по комнате, и обалдевший Виталий наблюдал за ней. Он опять спросил ее: "Послушай Милена, а что ты напишешь про меня в исполнительный комитет? Что? Мне просто интересно.'' Она подняла свою голову. Пышные волосы распустились по белым плечам. ''Я напишу, что ты меня изнасиловал. И тебе, будущему и неудачливому политику, который настроен против властей реакционно, этого не простят''.
      Виталий направился к выходу. Ему стало больно, все перекосилось перед глазами. У двери он последний раз обернулся в ее сторону, и сказал: ''Какая ты шлюха, Милена. У меня к тебе все упало''. Она очень быстро ответила ему: ''А у тебя и не стояло''.
      Опять у него в глазах сверкнула молния, и он едва не нажал на свой внутренний спусковой курок. Милена это тоже заметила, отвернулась к окну. Виталий почти уже вышел из комнаты, и, не выдержав, спросил ее напоследок:
      - Милена, а кто был этот молодой мужик?
      - Он музыкант, композитор. Он здесь в творческой командировке, и любит сочинять музыку, глядя на море, ответила она, как бы дразня его.
      - А как его зовут-то, или это секрет?
      - Нет, почему же. Федор Шаляпин его зовут, ответила Милена. Он эти ее последние слова уже слышал на лестнице.
      Виталий вышел на воздух. Как назло начался ветер, причем он усиливался. Шум ветра напоминал нытье ребенка. Даже ветер не знал, куда ему дуть. Вите было противно и гадостно. Первым делом он решил выпить, это несомненно. Ну их всех на хер. "Водки хочу, водки!', почти кричал на улице Виталий. Некоторые прохожие даже обернулись в его сторону. Он почти летел в ''Баксовет', чтобы там, в уютном углу, затеряться, забыться. ''Сегодня буду пить исключительно водку', подумал он про себя. Зайдя в ''Баксовет', его приятно удивило то, что посетителей практически не было. Может, было поздно? Только в углу, вдали кто-то сидел, и потягивал пиво. К Виталию подбежал добрый дядя Акиф. '' Дядя Акиф, водки и закуски. Да побыстрее', на лету выпалил Виталий. "Будет исполнено, дорогой. А что, конкретно, желаем?', спросил дядя Акиф. ''На ваше усмотрение', ответил Виталий и уселся за стол. И опять он подумал о Милене. ''И все - таки, какая она потаскуха. Деньги ей, видите ли, надо вернуть. Пошла ты на хер. Может тебе еще яйца свои вырезать и подарить. Шалава еврейская''. Он даже не заметил, как стол был уже накрыт. У Виталия потекли слюнки, он только сейчас вспомнил, что держится только на завтраке. Целый день ничего не ел. Он увидел на столе большую жареную баранью ляжку, из которой сочилась свежая кровь, нарезанные большими кусками свежие огурцы и сыр, немного зелени, потом два очень горячих хлеба тендир (таких горячих, что обжигал небо), и, конечно же, здоровенный графин русской водки. Все это благо Виталий буквально разнес в пух и прах в течении каких-то 20-ти минут, ему стало очень хорошо. Такая, приятная хмель по всему телу, все как-то переменилось, перешло в равнодушные тона. Он повеселел и разошелся. Хоть он месяц как бросил курить, но ему страстно захотелось сейчас затянуться папироской. Подозвав дядю Акифа, он попросил у него закурить. Желание тут же было исполнено. Виталий сделав несколько затяжек, почувствовал, как у него приятно закружилась голова. Он только сейчас начал смотреть по сторонам, на полупустой зал. А где же посетители? И вдруг он заметил справа от себя (чего он это раньше - то не увидел) мужчину в кепке. Где-то он его видел. Кто же он? Прекрасная память Виталия не подвела, он его узнал. Это был товарищ Бабатов, который в прошлый раз ему моргнул. И вновь этот Бабатов дружелюбно посмотрел на Виталия, и опять, кажется, моргнул. На этот раз Виталий был более любезен, и ответил взаимностью. Через секунду товарищ Бабатов со своим бокалом пива, уселся рядом с Виталием со словами: ''Не помешаю вам, товарищ?'' "Валяй", тут же выстрелил Витя. Бабатов изучающе смотрел на Виталия, а тот в это время покуривал папироской и дымил как заводская труба.
      - Моя фамилия Бабатов, честь имею. Простите, а вас как звать?
      - А у меня нет фамилии. Я господин никто.
      Бабатов уже серьезным тоном, спросил:
      - Товарищ, а вы здешний будете, или как?
      - Ну, допустим, здешний. И что?
      - Да нет, вы знаете, просто я композитор, пишу песни, сочиняю музыку. И вот, хочу узнать местный фольклор, историю, мол, что творится в голове местного человека, о чем он думает, как он мыслит.
      При упоминании слова композитор, Виталий чуть не протрезвел. Он так злостно посмотрел на Бабатова, что тот не понял причину перемены в его настроении.
      И Виталий начал:
      - Композитор говоришь! А баб наших когда имеете, то тоже сочиняете музыку, иль нет? А?
      - Что с вами, товарищ?
      - Да какой на хер я тебе товарищ. Ты посмотри в зеркало, на кого ты похож. Музыкант хренов.
      - Но-но. Послушайте, если я вам скажу, кто я на самом деле, вы бы превратились сейчас в зайца.
      - Да иди ты в жопу, пидор в кепке! Слышь, пошел на хер!
      При этих словах Бабатов встал, и тут же за его спиной возникло трое молодых людей в темных костюмах. Бабатов мрачным видом продолжил: '' Вы сейчас очень сильно пожалеете о том, что вы мне здесь нагово...'' Виталий не дал ему договорить. Взяв со стола пустой графин, он швырнул его в Бабатова. И главное, попал прямо в голову. Тот схватился за голову, и присев, взвыл от боли. Те, трое его друзей, опешили, они явно не ожидали такого выпада со стороны Виталия. Через секунду Виталий подняв руками стол, опрокинул его на них. Все обглоданное на столе посыпалось на Бабатова, который еще ныл от боли, и на одного из его сподвижников, пытавшегося помочь ему встать. Виталий, воспользовавшись секундной паузой, выпрыгнул в окно. Оно было открыто, так как было лето. Он уже ничего не слышал за спиной, что есть мочи, бежал. Лишь один раз, когда бегом огибал поворот, он услышал сзади пронзительный свисток милицейского патруля, но через миг он скрылся в темноте.
      Но на этом спокойная жизнь Виталия не завершилась. На следующий день он узнал дикую новость. Оказывается, Аншелис, находясь у себя дома, в очередной раз разбирая бомбу, подорвался. Он нечаянно перепутал какие-то провода, и бомба взорвалась. В результате Аншелис превратился в маленькую жареную котлету, его останки разбросало по сторонам. Виталий, как обычно, направляясь к дому Ионесяна, в крепость, увидел Пападжанова. Тот, обнявшись с ним, спросил, "ты где, Витя? Мы уже совсем здесь с ума сходим. Ты слышал, что случилось с бедным Аншелисом? Его фактически не нашли. Более того, Витя, сейчас у него в доме, и в округе там, рыскают чекисты. Они, как псы, обнюхивают все кругом. Три бомбы там были, представляешь? Все взорвалось. А взрыв был мощный". Эта новость потрясла Виталия, и он немного стал забывать о Милене. Они молча, даже крадучись, направились к дому Аншелиса, где он раньше жил. Уже издали была видна толпа, слышен был неразборчивый гул людей. Аншелис жил в одноэтажном домике, а сейчас, вместо домика, стояли одни почерневшие стены. Потолка не было. Дым еще не полностью затух. Рядом земля спеклась от огня и пожара, пахло гарью, чем-то неприятным. Даже кто-то рядом из любопытных уверял, что он нашел здесь оторванную руку. Вблизи дома на асфальте кровь еще не полностью засохла, она даже бурлила. Кровь как бы радовалась свету, солнцу, радовалась своему освобождению. Кругом шастали люди в штатском. Пападжанов и Керамиди решили уйти оттуда с глаз долой.
      ''А что же будет с покушением на Левандовского? Ведь завтра же намечалось покушение?', спросил полностью обалдевший Виталий у Пападжанова. ''Ара, Витя, не знаю, матах, не знаю''. И приблизившись вплотную к нему, очень тихо сказал: ''Витек, мне кажется этот взрыв кто-то подстроил из наших. Клянусь я говорю (перекрестился), Аншелис слишком опытный техник, чтобы подорваться как ребенок. Тут чья - то рука''. Виталий вздрогнул и внимательно посмотрел на него в упор. В этот момент глаза Пападжанова горели. ''И на кого же ты думаешь, Папа?', приблизился к нему Виталий. Пападжанов обернулся по сторонам: "Витя, это по - моему, Харя. Ты понял, это он, сука. Нутром чую''. ''Может, ты ошибаешься. Это простая версия, это не факт, Папа!', спокойно, но дрожащим голосом заявил Керамиди. "Драпать надо, Витя, когти рвать. Повесят нас всех', надрываясь, шептал Пападжанов.
      Вечером того дня Харламов провел совещание боевой группы. Совещание проходило не как обычно, в доме Ионесяна, а на квартире Харламова. В целях конспирации. Присутствовали все члены группы. Все молча слушали Харламова, как он сообщил о нелепой случайности, которая закончилась для Аншелиса трагически. '' Случилась страшная трагедия, умер наш боевой товарищ. Но виноват он сам, надо быть более ответственным в работе с бомбами. Но ничего, это для всех будет уроком. Тем более, что после этого, мы поменяем свою дислокацию. Эти дни ничем не заниматься, вообще ничем. Собираться будем раз в месяц. Я дам знать. Плюс ко всему, Левандовский сегодня ночью уезжает в Москву, и возможно уже не вернется в Баку. Его там ждет новое назначение. Поэтому операция по его устранению, разумеется, откладывается. Да и бомбу новую надо заказать. А на это уйдет минимум три недели. Новым объектом покушения я предлагаю Кирова''. Все это он сказал на одном дыхании, быстро и четко, с подавленной миной. Пока он говорил, Керамиди и Пападжанов грустно переглядывались. Виталий был как в тумане, для него смысл жизни пропал вместе с бомбой Аншелиса. Он даже не совсем внимательно слушал Харламова, так как в голове звенели подозрения Пападжанова в отношении Харламова. Настолько Виталий увлекся этими раздумьями, что Харламов это заметил, и сделал ему замечание. После совещания, когда все разошлись, уже на улице, Пападжанов, подойдя к Керамиди, сказал, "пойдем в ''Баксовет', посидим, выпьем, обсудим обстановку.'' Виталий вспомнил вчерашнюю драку в "Баксовете", и решительно запротестовал, предложив другое место. Но Пападжанов начал настаивать, и Виталий, не выдержав, рассказал ему о вчерашнем инциденте, о Бабатове и его дружках. '' Ты пойми, просто там хорошо кормят, и там уютно. Честно скажи Витя, только это тебя удерживает, или еще есть причина, по которой ты не хочешь пойти в ''Баксовет', допытывался у него Пападжанов. ''Какая может быть причина. Естественно это, и все', невинно признался Виталий. ''Это же мелочь, Витек", спокойно сказал Пападжанов.
      Они прошлись по Малой Крепостной улице, и Пападжанов, преградив путь Виталию, решительно заявил:
      - Знаешь что, Витька, мы конечно выведем на чистую воду этого Харламова. Я этим займусь прямо сегодня. Но я тебе хочу сказать другое. Давай будем независимы. Ты понял? Мы вдвоем, и все. Ты и я. И Кирова замочим сами, без всяких там бомб и взрывов.
      - А как?
      - У меня есть наган и двадцать патронов к нему. Этого хватит.
      - Но к Кирову же не подойдешь близко, его легче взорвать, Папа.
      - Нам не дадут его взорвать, Витя. Такие, как Харламов, не дадут, поверь.
      - Мне этот Харламов тоже не по душе, ежели честно. Но это надо выяснить. Ежели виновен, то я его убью. Пристрелю на хер. Ты же сказал, у тебя пистолет. Вот и дашь мне его. Я вижу, без пистолета уже никак, кругом одни гады. Только вот что, Папа. Айда завтра в ''Баксовет', не сегодня. У меня небольшие дела, да и устал я, хочу спать. Лады?
      - Хорошо, брат, отдыхай.
      Они расстались вечером, около 7-ми часов. А в этот момент в городском отделении ЧК, сотрудники контрразведки читали сообщение следующего содержания:
      "Один уже готов. Процесс по откладыванию покушения на Левандовского прошел по точно намеченной инструкции. Левандовский вне опасности. Сегодняшнее совещание прошло также по плану. Новый объект покушения - Сергей Киров. Но это будет не скоро. В группе не очень здоровая обстановка. Начали подозревать меня. Я это чувствую. Я сильно рискую. Дайте знать, когда мне скрыться''.
      ХАРЕК.
      Прошла неделя. За это время Витя Керамиди думал только о Кирове. Гуляя по вечернему Баку он размышлял. ''Надо бы уже убрать Сергея Кирова. Уже пора. Иначе всем принципам и идеям грош цена.'' За эти дни Виталий взял у Пападжанова наган, и по городу гулял с ним. Наган с патронами в барабане был у него за пазухой. Виталий изменился за эти дни. Он осунулся, стал злым, его тянуло на подвиги. Он просто уже хотел кого-то убить, ощутить себя вершителем судеб. Не сказать, что он бегал за новыми ощущениями, нет. Но ему надоела такая жизнь, ему стало скучно, противно, он потерял веру, потерял главный маяк жизни, на который всегда ориентируется человек. Он хотел крови.
      Как раньше, члены боевой группы уже не встречались. Но виделись только те, кто дружил друг с другом. Вот и Пападжанов, заранее договорившись с Керамиди, встретился с ним, и они пошли в ''Баксовет'' выпить пивка, и заодно обсудить план по устранению Кирова и всякие детали для подготовки к покушению. Они уже решили точно: Киров должен умереть. По дороге они купили газету ''Советский Баку''. Пападжанов жадно читал ее. На первой странице газеты был запечатлен Сергей Киров. У Керамиди вновь перед глазами появился его образ. ''Нет, он уже труп. Иначе я не смогу дышать на этом свете. Бог мне этого не простит', думал он про себя. Когда им принесли пива, только сейчас Виталий вспомнил, что произошло в прошлый раз в этом трактире. Он невольно засуетился, и начал озираться по сторонам. Он был спокоен, за спиной, засунутый за ремень, был тяжелый наган. Его холодное дуло прикасалось к его спине, и Виталий это чувствовал. Поэтому сейчас, в отличие от прошлого раза, он был уверен в себе. Тем более, рядом был Пападжанов. А это уже кое-что. И вдруг, о мой Бог, он увидел его, ну, этого, Бабатова. Он сидел опять вроде бы один. Керамиди машинально посмотрел по сторонам, но никого из его товарищей как - будто не было. Бабатов тоже заметил Виталия, но сделал вид, что не увидел, он почти отвернулся в сторону. На его лбу Витя заметил небольшое пятно. Видимо, это с прошлого раза осталось, от графина, но ничего особенного Бабатов сегодня не выкинул. Виталий показал Пападжанову этого Бабатова и тот крикнул в его сторону: ''Эй, шан тыга (по армянски), кунене перат" (ругательство). Бабатов поняв, что эти крики прозвучали в его адрес, испугавшись, вышел оттуда прочь. Виталий улыбнулся ему вслед. Так прошло еще некоторое время. Между прочим, они уже пропустили каждый по 5 бокалов, час был уже поздний. Вдруг его дернул за рукав Пападжанов. "Глянь Витя, Харя идет''. Виталий посмотрел в окно, и увидел, как на улице Харламов, беседуя с одним штатским, направлялся в сторону своего дома. Пападжанов шипел ему на ухо: '' Я знаю того. Он работает в ЧК. Ух, сучара, этот Харламов". Рука Керамиди непроизвольно направилась за спину. ''Не сейчас. Ты что, сдурел?', сказал ему Пападжанов. Они тут же вышли из ''Баксовета', и Керамиди решил сегодня же покончить с Харламовым. ''Я сделаю это сам, Папа, ты иди', сказал Витя своему другу. ''Витек, я волнуюсь за тебя, давай вместе пойдем', упрашивал его Пападжанов. ''Я сказал уходи. Ты мне будешь мешать, Папа, увидимся завтра. Уже поздно', сказав это, Виталий почти побежал за Харламовым. Витя волновался. Это нормальное явление, он шел на убийство. Но он собирался убить подлеца, а это уже дело святое, и тем более, надо перед Кировым набить руку, потренироваться, чтобы рука не дрожала. Но в тот день ему не удалось его прикончить, так как Харламов целый день крутился с этим чекистом, и только поздней ночью вернулся домой. Жил Харламов в районе Нижне - Нагорной улицы, около русской церкви. Двор у них ночью запирался на калитку, поэтому соваться туда в 2 часа ночи глупо, подумал про себя Виталий. Тем более, что выстрел наделает много шума. А утром или днем, когда все кругом трещит, гудит, выстрела могут и не услышать. Керамиди решил убить Харламова непосредственно у него дома. "Другого варианта просто нет, матах. Только дома, и все дела', твердил ему Пападжанов. Проследив до конца за Харламовым, Виталий пошел домой.
      Было 3 часа ночи. Не спалось. Но заснуть надо, ведь завтра с утра, именно с утра, надо прикончить эту суку. После 10-ти утра туда ходить бессмысленно, да и Харламова уже не будет дома. Только с утра! Виталий встал, достал из шкафа темную бутыль старого самогона. Там было примерно 300 граммов. Покопался в запыленном ящике на веранде, и нашел одну толику маринованную чеснока. Одним махом раздавил бутыль, и заел ее этим чесноком. На душе стало радоство. Самогон дурманил сном. Ах... господин Харламов. Сегодня, т.е. через несколько часов (он посмотрел на часы, они показывали 4 утра), тебе придет конец. Я раздавлю тебя как червяка, тварь ты этакая. Он вновь посмотрел на наган. Наган, гордо лежал боком на столе, и ждал своего часа. Спать вообще не хотелось. Он вышел на веранду. И вдруг он увидел внизу, во дворе, около тутового дерева, молодую парочку. Они были молодоженами, соседями Виталия. Стояла душная ночь, вернее, это уже было под утро. Пели сверчки, и где-то вдали закукарекал петух. И им не спится, подумал Виталий. Он спустился к ним. Молодая парочка, муж, Юра, лет 25 -ти, и его жена, которой было от силы 20, сидели на лавочке, и блаженно, тихо о чем-то говорили. Услышав грубое шарканье по лестнице, они оба обернулись, и увидели Виталия, своего соседа. Он, держась за перила, с трудом спускался вниз. "Здорово, сосед', приветствовал его новоиспеченный муж. Виталий ему ответил глухим приветствием, и усевшись напротив, спросил:
      - И что это вам не спится, а, молодежь?
      - Да так, душно очень.
      Виталий посмотрел в упор на девушку, жену соседа. Она была красива, с большими черными глазками. Виталий начал раздевать, даже пожирать ее взглядом, а она даже ухитрилась ни разу не посмотреть на Виталия. Он так увлекся ею, что девушка смутилась. Юра спросил Виталия:
      - Может, выпьем?
      - Не помешает.
      И, подпрыгнув с места, его жена, поднялась наверх, принести им спиртное. Юра поднялся за ней, и через минуту спустился обратно с бутылкой водки и несколькими яблоками. Жена его осталась дома. По-видимому, это он ей запретил спуститься.
      Уже светало, птички радостно запели, солнце проглядывало к ним во двор. Бутылка водки была высосана одним Виталием. Юра практически не пил.
      - Юра, скажи мне, ты счастлив?
      - Да, конечно.
      - А почему?
      - У меня все хорошо.
      - А что хорошего у тебя?
      - Ну, как что. У меня жена, семья. Я люблю жену. Я знаю, что такое боль, поэтому предвкушаю роды жены, и понимаю ее. Боль не имеет разницы. Рожать или быть раненым, какая разница? Наша молодость безумием прекрасна. Как говориться, на траве дрова, а на дворе трава.
      - Ты был раненым?
      - ...Да. Но это в прошлом. Я к тому же еще работаю.
      - А где ты работаешь?
      - На судоремонтном заводе.
      - Как? И я раньше там работал. А тебя не знал.
      - А я недавно туда устроился.
      - Ну и как, тебе там нравится?
      - Отличная работа. А что?
      - Ты серьезно говоришь?
      - Да, конечно.
      - И тебе этого достаточно? Ты больше от жизни ничего не хочешь?
      - Нет и нет. А зачем вы спрашиваете?
      - Юра, не торопись, ответь мне честно. Я повторяю, не торопись. Ты действительно доволен тем, что работаешь на заводе.
      - Я не тороплюсь, и отвечу, что я абсолютно доволен. Я уже сказал. Простите, а где вы сейчас работаете?
      - Я? Нигде! В жопе.
      -?.....
      - В общем, спасибо тебе Юра за все.
      Виталий, прощаясь, спросил у него время. 7 часов, ответил Юра. И только сейчас Виталий заметил, что у Юры отсутствовала левая кисть. Он внимательно посмотрел на его руку, и Юра заметив это, улыбаясь, и как бы стесняясь, сказал: ''это от войны осталось. С немцами. Уже 5 лет прошло. Бомба взорвалась прямо в руках. Я уже привык к этому. Я же сказал, что знаком с болью.''
      Виталий с тяжелой, как свинец головой, начал подниматься к себе. Уже пора, пора бля, на дело святейшее. Но до этого надо бы на кладбище к отцу сходить, попрощаться на всякий случай. А может, поздороваться. Плохое что-то предчувствие. Давай Витек, давай милый. Вот так, подбадривая себя, он зашел в дом, умылся, сунул за пазуху наган, и направился на центральное кладбище. Входя туда, он рукой поприветствовал старые бедные кресты. Они тоже будто поклонились ему в ответ. Виталий был пьян, он только сейчас это почувствовал и чуть не вырвал. Минут 20 он искал могилу отца, страстно хотел повидать ее, он чувствовал свой конец. Он не нашел могилу, хотя дважды прошел мимо нее, и в конце даже поссал рядом с ней. Надпись на могиле его отца звучала так, как объявление о розыске. Обозлившись, он направился к Харламову. Харламов уже собирался уходить. Пришел бы Виталий к нему на 15 минут позже, может и не застал бы его дома. Харламов был уже одет, и сидя в коридоре, чистил кремом свои туфли. Наверное, перед смертью все очищаются. Увидав Виталия спозаранку, тем более в пьяном состоянии, он удивился. Он не никогда не любил Виталия, ему не нравилась его решимость, даже одержимость. Харламов своей натурой напоминал директора зоопарка, который вынужден был иметь в своем заведении хищников. Какой зоопарк без волков и тигров будет вызывать интерес? Директор зоопарка предпочтет зайцев и кошек, но хищники ему нужны для дела. Вот и Керамиди был тем хищником, в котором нуждался Харламов, но, видимо, зря.
      - Ты где так нализался?
      Виталий строго и холодно смотрел ему в лицо. Харламов продолжал сидеть с щеткой в руке, а Виталий стоял над ним.
      - Скажи мне, Харламов, зачем ты продался? Ведь все было так хорошо.
      - О чем ты, Витя? Ты пьян (поднял голову). Что с тобой, в каком ты состоянии? Где это ты успел...