Перри Мейсон (№9) - Дело племянницы лунатика

— Когда мне звонить сержанту Голкомбу?

— Сразу же, как только положите нож в буфет и закроете ящик на ключ.

— Но это будет довольно поздно, не так ли?

— Да, но вы можете сказать ему, что я только что позвонил и что вы должны перезвонить мне и дать ответ. Он придет в такой восторг при мысли, что сможет поймать меня с поличным, что рухнет вам на шею и зарыдает от радости.

Эдна Хаммер вздернула подбородок, в глазах светилась решимость.

— Я все сделаю, — объявила она.

Делла Стрит, проводив ее в библиотеку и вернувшись через несколько секунд, вновь застала Мейсона расхаживающим по офису.

— Беспокоишься? — спросил Мейсон. Она улыбнулась и ответила:

— Ни капли! Вперед по полю с мячом, шеф! Я буду вас прикрывать.

— А как насчет игроков противника? Не страшно?

— Ни чуточки! — ответила она. — Впереди столбики ворот, голевая линия. Возможно, придется вспомнить былые веселые деньки в школе. Как мы там пели?.. «С клубничной начинкой пирог до обеда… Не правда ли — это п-о-б-е-д-а…» Главное, мы в игре! И я готова провозгласить здравицу: «Да здравствует юридическая лавка Мейсона — защита оптом и в розницу. Ура! Ура! Ура!» — И она рассмеялась счастливым смехом женщины, которая идет навстречу приключениям вместе с человеком, которому доверяет без оглядки.

— Ату их, девочка! — воскликнул Мейсон. — Вот тебе еще песенка! Как, подойдет?.. Вот, вспомнил: «Сильный — смеется, слабый — теряется, нам же лишь плюнуть на все остается».

Он едва успел закончить, как в дверь постучали. Мейсон кивнул Делле Стрит. Она открыла и впустила Эллен Уорингтон и Боба Пизли. Мейсон указал им на стулья.

— Достали? — спросил он Эллен.

— Боб хочет знать, что у вас на уме.

— Просто эксперимент, — ответил Мейсон, — мне нужен нож в точности такой же, как тот, который, как утверждает обвинение, был взят из буфета Питером Кентом.

— Для чего вы его хотите?

— Для эксперимента.

— Не могли бы вы рассказать об этом подробнее?

— Нет!

Пизли на секунду смешался, затем медленно, с явной неохотой, извлек коричневый бумажный сверток, развернул его и достал черный, с роговой ручкой разделочный нож. Осторожно вынув из кармана носовой платок, чтобы не оставить на ручке отпечатков пальцев, он подошел к столу Мейсона и положил нож на крышку стола.

— Вот он, — произнес Пизли.

— На вид — то, что надо! — заметил Мейсон, осторожно осматривая нож.

— В точности такой же.

Перри Мейсон медленно повертел нож в пальцах.

— Что вы имеете в виду? — спросил он.

— Получилось так, что я разбираюсь в столовых наборах. Когда я узнал, что идентичность ножа станет предметом разбирательства и что Эллен, возможно, будет вызвана как свидетельница, я заметил номер изготовителя, который был выбит на вилке из этого же набора и приступил к поискам.

— И заказали дубликат? — спросил Мейсон, изогнув бровь дугой.

— Нет, — ответил Пизли, — у меня такие же оказались на складе. Видите ли, это я продал набор Кенту.

— Давно?

— Три или четыре месяца назад. Кенту не нравился набор, который у него был до этого, и Элен оказалась настолько умна, что подсказала ему обратиться ко мне.

— Понимаю, — сказал Мейсон, — весьма вам благодарен. Чувствую, что Кент теперь окажется в неоплатном долгу перед вами, и, когда настанет время, я позабочусь о том, чтобы он оценил ваше поведение в полной мере. — Мейсон встал, давая понять, что разговор окончен.

Эллен Уорингтон спросила:

— Вы уверены, что Боб не попадет в беду из-за этого?

Мейсон засмеялся и ответил:

— Беда — понятие растяжимое. Само по себе это слово ничего не значит.

Пизли возразил:

— Честно, мистер Мейсон, я не вполне разделяю ваше веселое настроение.

Мейсон похлопал его по плечу и мягко повел его к двери, подальше от разделочного ножа, лежавшего на столе.

— Забудьте об этом, — посоветовал он. — Как покупатель, я имею право зайти к вам в магазин и приобрести разделочный нож.

— Да, конечно!

— Ну вот этим я сейчас и занимаюсь.

— Нет, — возразил Пизли, — вы не в моем магазине.

— Если вы предпочитаете возвратиться к себе в магазин и выложить нож на прилавок, то я приду туда и куплю его, — ответил Мейсон, смеясь, но продолжая держать дверь открытой.

С неохотой Пизли направился в коридор.

— Доброй ночи! — пожелал Мейсон. — И вновь благодарю вас обоих.

Он плотно закрыл дверь, и замок защелкнулся.

Делла Стрит склонилась над столом, пристально разглядывая нож.

— Что дальше? — спросила она.

— Дальше… лимон, — ответил Мейсон, — который находится в левом ящике этого стола. Мы разрежем этот лимон вот этим ножом и оставим на лезвии лимонный сок, чтобы создать впечатление, будто им пользовались. Затем очень и очень осторожно сотрем с ножа все отпечатки пальцев. После этого передадим его Эдне Хаммер. Она будет столь же осторожна.

— Сразу же, как только нож будет обнаружен, сержант Голкомб примется искать на нем отпечатки пальцев, — заметила она.

— Не сомневаюсь!

— И он их не найдет.

— Конечно нет.

— Это возбудит его подозрения.

— Почему?

— Потому что на ручке разделочного ножа должны быть отпечатки пальцев.

Мейсон отвесил небольшой поклон и сказал:

— Теперь, моя дорогая юная леди, вы начинаете понимать, в каком положении окажется окружной прокурор.

— Что вы имеете в виду? — спросила она. Мейсон ответил:

— Вспомни, что на ручке ножа, найденного под подушкой Кента, не было четких отпечатков пальцев.

Она хотела было что-то сказать, когда телефонный звонок пронзительным звуком наполнил комнату.

— К какой линии подсоединен этот аппарат? — задал вопрос Мейсон.

— К междугородной. Пока я была здесь, хотела быть уверенной, что мы не пропустим ни одного звонка.

— Отвечай, — распорядился он. Она подняла трубку и произнесла:

— Алло! — Затем послушала минуту и сказала: — Мистер Мейсон сейчас здесь. Я ему передам. — Делла прикрыла ладонью микрофон. — Кто-то из тюрьмы, — тихо сообщила она, — говорит, что Питеру Кенту только что вручили какие-то бумаги и он очень обеспокоен и хотел бы видеть вас как можно быстрее.

Мейсон кивнул:

— Скажи ему, что уже выезжаю.

Положив разделочный нож на стол лезвием вверх, Мейсон обратился к Делле Стрит:

— Приведи Эдну Хаммер. Надо ей все объяснить, прежде чем я поеду в тюрьму.

Делла направилась к двери в библиотеку. Пока Мейсон тщательно стирал носовым платком с ручки ножа отпечатки пальцев, Эдна Хаммер вошла в комнату.

— Ну, — воскликнула она, увидев на столе нож.

— Да ведь это тот же самый!

— Отлично! — сказал Мейсон. — По-видимому, ни на одном из ножей нет ничего, что бы могло отличить один от другого.

— Что вы хотите, чтобы я сделала с ним?

Он протер лезвие платком, придирчиво осмотрел и завернул его в коричневую бумагу, в которой был нож, когда его принес Пизли.

— Будьте осторожны, чтобы не оставить на нем никаких отпечатков, — предупредил Мейсон. — Положите его в ящик буфета. Позвоните сержанту Голкомбу и скажите, что я собираюсь быть у вас в восемь утра. И запомните, дорогая, мои слова: я собираюсь быть там в восемь утра и хочу, чтобы вы меня впустили.

— И я должна запереть ящик?

— Да. Пусть никто не знает, что нож в ящике. Заприте замок и никому не открывайте. — Пока она тянулась за бумажным свертком, Мейсон вдруг спросил небрежным тоном: — Почему вы думаете, что ваш дядя намеревался убить вас, Эдна?

Она вздрогнула, как от удара.

— О чем вы говорите?

Мейсон быстро шагнул к ней:

— Вы знаете, о чем я говорю, Эдна. Вы знали, что ваш дядя разгуливал во сне дней тридцать назад, если не больше. Вы думали, что он собирается убить вас.

— Это не так! Это фальсификация!

— Тогда почему, — потребовал он объяснений, — вы установили этот сверхнадежный замок на дверь вашей спальни?

У нее перехватило дыхание, и она уставилась на него испуганными глазами.

— Давайте, — подбодрил он, — скажите мне правду!

— Я… я…

— У вас и прежде был достаточно хороший замок на двери, — пришел он к ней на помощь. — Но вы боялись, что у Кента есть ключ, и решили поставить замок, к которому у вашего дяди не могло быть ключа. Вы наняли слесаря, чтобы установить один из самых дорогих замков, какие только можно достать за деньги, и только у вас был бы от него ключ. Ведь верно?

— Но… это не… так.

— Тогда почему вы это сделали?

Она отшатнулась от Мейсона, рухнула в кресло и начала плакать.

Он произнес:

— Валяйте, плачьте, если хотите. Когда закончите, ответите на мой вопрос.

Она подняла глаза, из которых катились слезы.

— Но почему вы хотите знать об этом замке? — спросила она.

— Потому что, — ответил он, — именно таким образом окружной прокурор собирается сбить вас с панталыку. Он ткнет вас носом в этот факт, когда вы будете стоять на свидетельском месте, и заставит вести себя так, как вы ведете сейчас, прямо напротив присяжных. Можете представить, как это отразится на судьбе вашего дяди. Жюри будет думать, что ваш дядя в душе убийца. Даже если они поверят, что он лунатик, его все равно признают виновным.

— Но здесь совсем другая причина. Мейсон впился в нее пристальным взглядом:

— Хорошо, тогда назовите ее.

— Джерри и я тайно поженились месяц назад, — ответила она, опуская глаза.

Мейсон глубоко вздохнул.

— Слава Богу хоть за это! — вырвалось у него.

— Вы о чем?

— Я боялся, что вы установили этот замок из-за дядиных прогулок во сне, потому что боялись его.

— Нет, мистер Мейсон, честно, замок не имеет к дяде никакого отношения.

— Почему вы не объявили о своем замужестве?

— Мы хотели держать это в секрете.

— А ваш дядя знал?

— Именно от него мы и скрывали то.

— Почему?

— Он немного эксцентричен.

— Он же не против Джерри, ведь так?

— Что вы, Джерри ему очень нравится. Но я не хочу, чтобы он думал, будто я намерена покинуть его до его нового брака.

— В таком случае, — продолжал допытываться Мейсон, испытующе наблюдая за ней, — чем вызвана такая спешка?

— Тем, — ответила она, смеясь, — что я люблю, и здесь недалеко Голливуд, а Джерри во многом смахивает на шейха. Многие женщины от него без ума. По натуре он бабник и… Словом, я сцапала его, как только представился случай.

Мейсон ухмыльнулся и заметил:

— Ну, раз вы установили этот замок на дверь не из-за ночных променажей вашего дяди, то и слава Богу. Но когда я увидел замок на двери, то нашел объяснение скорее зловещее, чем романтическое, и понял, что окружной прокурор не преминет воспользоваться этим и попытается выбить вас из колеи во время перекрестного допроса… Полагаю, что ключи есть у вас и у Джерри? — (Она кивнула.) — И больше ни у кого?

Она улыбнулась и отрицательно покачала головой.

— В конце концов, — ответила она, — у меня только один муж. — Вы еще доверились кому-нибудь? Кому еще известно, что вы поженились?

— Ни одной душе.

— О’кей, — заключил Перри Мейсон. — Берите этот разделочный нож, положите в ящик и, если окружной прокурор начнет допытываться о замке на двери, когда вы будете стоять на свидетельской трибуне или перед Большим жюри, изобразите сначала замешательство, как только что передо мной, затем скажите правду, а заодно посмейтесь и поплачьте — словом, набросьте покров романтики. — Мейсон кивнул Делле Стрит, нахлобучил шляпу и объявил: — Поехал в тюрьму.

Глава 17

Перри Мейсон, свежевыбритый, в строгом сером костюме, который сидел на нем так, словно был сшит на заказ, нажал пальцем кнопку звонка на входной двери резиденции Питера Кента. Дверь почти сразу открылась, и в проеме возник сержант Голкомб из отдела по расследованию убийств. На лице Мейсона отразилось изумление.

— Не слишком ли рано вы приступили к работе, сержант? — осведомился он.

Голкомб ответил:

— Да, если говорить о том, что рано, и о том, что я на работе. Чего вы хотите?

— Осмотреть помещение, — ответил Мейсон. — У меня есть пара вопросов к некоторым свидетелям. Есть возражения?

— Всем свидетелям вручены повестки, — заявил Голкомб, — вы не можете влиять на них.

— Я и не собираюсь влиять на них, а хочу поговорить с ними. Голкомб, освободив дверной проем, сказал:

— Ну, если так, входите. Я буду поблизости во избежание недоразумений.

Эдна Хаммер вышла вперед и протянула Мейсону руку:

— Доброе утро, мистер Мейсон, могу ли я быть вам чем-нибудь полезной?

Мейсон кивнул.

— Она свидетельница обвинения, — предостерег Голкомб. Мейсон в упор глядел на полицейского.

— То, что окружной прокурор вручил кому-то повестку, еще не значит, что этот человек должен быть напуганным, — ответил он. — Долг свидетеля — говорить правду! Когда дело будет назначено к разбирательству, я сам вручу повестки нескольким свидетелям. Кстати, сержант, мне нужно побеседовать с мисс Хаммер наедине. Голкомб возразил:

— Вы не должны говорить ей, какие давать показания.

— А вы не должны указывать мне, что делать, говоря вашими словами — влиять на меня, — отрезал Мейсон. Он взял Эдну под руку. — Думаю, мы поговорим у вас в комнате, Эдна.

Они прошли вниз по коридору. Голкомб ринулся к телефону.

— Что он собирается делать? — спросила она.

— Звонить окружному прокурору, — ухмыляясь, ответил Мейсон.

— Давно он здесь?

— С половины восьмого.

— Вы звонили ему?

— Да, и мне не следует держаться с вами слишком по-дружески, не так ли? — осведомилась Эдна. — Мы же не хотим, чтобы они нас заподозрили?

Мейсон кивнул и спросил:

— Положили нож, все нормально?

— Да.

— Когда это было?

— Около одиннадцати.

— Ящик заперли?

— Да!

— Где ключ?

— У меня.

— Уверены, что ключ только один?

— Ну… конечно!

— С каких пор вы запираете ящик?

— Со следующего дня, как нашла нож под подушкой.

— Откуда вы знаете, что от ящика больше нет ключей?

— Потому что ключ находился в замочной скважине. Я вынула его и стала запирать им замок. Другого ключа в ящике не было.

— И ящик никогда не запирался в дневное время?

— Нет.

— Но вы уверены, что он был заперт всю ночь?

— Да, конечно, ведь вы же сказали мне запереть его!

— Вас никто не видел?

— Нет, конечно нет! Почему вы спрашиваете об этом?

— Думаю, вдруг дворецкому в буфете что-нибудь могло понадобиться?

— Вряд ли. Было слишком поздно. Он уже ушел спать.

— О’кей, — сказал ей Мейсон. — Теперь обождите, когда Голкомб отойдет от телефона, затем отодвиньтесь немного от меня и окликните его. Скажите ему, что предпочитаете, чтобы он присутствовал при нашем разговоре, потому что не хотите нажить неприятностей. Держитесь естественно и старайтесь выглядеть как можно более убедительно!

— О, я люблю притворяться. Мне нравится разыгрывать роль, особенно такую.

— Тогда валяйте, — приказал он ей.

Она подождала несколько минут, пока сержант Голкомб не закончил беседу по телефону и не стал наблюдать за ними, испытывая ярость от собственного бессилия. Внезапно Эдна Хаммер резко отшатнулась от Перри Мейсона, сделала два быстрых шага назад, остановилась и уставилась на адвоката как бы в изумлении. Мейсон двинулся к ней. Она отошла еще на шаг, при этом импульсивно повернулась и окликнула сержанта Голкомба:

— Сержант, можно поговорить с вами?

Стремительный стук каблуков Голкомба, с которым он ринулся вперед, был красноречивей любого ответа. Когда он приблизился, она сказала:

— Мистер Мейсон думает, что он вправе говорить со мной, но вы, по-видимому, с этим не согласны. Не будет ли лучше, если вы послушаете?

— Он здесь не нужен, — сердито заявил Мейсон. — Я могу задавать вам вопросы, какие пожелаю, а ему следует держаться подальше.

— Но он, по-видимому, полагает, что ему следует находиться там, где он сможет слышать то, что вы говорите.

— То, что он полагает, не имеет никакого значения, — возразил Мейсон. — Вы же хотите сотрудничать со мной, не так ли? Ведь вы же любите своего дядю?

— Да, люблю, но не знаю, что делать.

— Последовать моему совету. Сержант Голкомб встал возле нее.

— Если вы желаете, чтобы я присутствовал, — заявил он, — никакая сила на земле не сможет мне в этом помещать. Вы довольно ясно дали понять, что хотите этого. Следовательно, не обращайте никакого внимания на то, что он говорит. Вы совершенно правы!

Она застенчиво улыбнулась Мейсону:

— В самом деле, мистер Мейсон, думаю, так будет лучше. В конце концов, ведь вы не собираетесь говорить мне ничего такого, о чем бы нельзя было знать сержанту Голкомбу, разве не так?

— Так-то так! Но дело в принципе.

— Тогда, если в том, что вы намерены мне сказать, нет тайны, то говорите при сержанте, я вас слушаю. — Ее глаза были широко открыты, голос — сама невинность.

Сержант Голкомб насмешливо фыркнул. Мейсон свирепо произнес:

— Я хотел бы выяснить все об этом ящике буфета и о том, где вы держите от него ключ.

— На резинке, привязанной к запястью.

— Почему бы вам не держать его в сумочке или в каком-нибудь другом месте?

— Я могу случайно забыть отпереть его утром, и это вызовет ненужные разговоры. Кстати, сейчас я как раз забыла отпереть ящик, но это только из-за волнения, вызванного вашим приходом. Видите ли, я сняла резинку с ключом, когда принимала душ, положила в сумочку и забыла. Обычно первое, что я делаю, когда просыпаюсь утром, — это открываю ящик буфета.

— Поэтому, — торжествующе заявил сержант Голкомб, — абсолютно невозможно, чтобы кто-то взял разделочный нож из ящика после того, как вы отправились спать. Конечно, если нет другого ключа и если не взламывать замок.

Она кивнула.

— Отсюда следует, — сделал вывод Мейсон, — что нож был в ящике, когда вы запирали его на ключ.

— Если же его там не было, — продолжил мысль Голкомб, — значит, Кент взял его оттуда до того, как отправиться в постель, или достал его потом, не важно как.

— Я бы хотел взглянуть на ключ, — сказал Мейсон.

Она открыла сумочку и вынула из нее большой ключ, весьма необычный на вид.

— Вы так и таскаете его с собой повсюду? — спросил адвокат.

— Да, для верности.

— А сейчас ящик заперт?

— Да, я заперла его прошлой ночью.

— Почему?

— Даже не знаю, наверное, из-за нервов. Мысль о том, что кто-то бродит вокруг… Возможно, дальше мне лучше не продолжать.

— Давайте взглянем на замок, — предложил Мейсон.

— Если это вас успокоит, — заметил сержант Голкомб, — могу сказать, что полиция вас уже опередила. Замок был осмотрен экспертом, и он не обнаружил никаких следов взлома. На замочной скважине не оказалось никаких царапин, свидетельствующих о том, что в нее вставляли какие-то острые предметы. На дереве нет никаких вмятин, которые остаются, когда пытаются отжать собачку.

Мейсон пожал плечами:

— Все равно я хотел бы на него взглянуть.

Все трое направились к встроенному в стене буфету. Мейсон тщательно осмотрел замок, затем встал на одно колено, чтобы взглянуть на нижний край ящика.

— Откройте, пожалуйста, — попросил он. — Я хочу осмотреть его изнутри.

Сержант Голкомб стоял, засунув руки в карманы, на его лице играла снисходительная улыбка. Эдна Хаммер вставила ключ в замочную скважину, повернула со щелчком и выдвинула ящик. Мейсон, наблюдая за лицом сержанта Голкомба, заметил, с каким трудом ему удалось сдержать усмешку, зато Эдна Хаммер раскрыла рот от изумления. Открытый ящик представил их глазам два отделанных бархатом отделения для ножа и вилки. На месте находилась только вилка. Мейсон наклонился как бы для того, чтобы получше все рассмотреть. Сержант Голкомб тоже наклонился, но за тем, чтобы не позволить Мейсону к чему-либо прикоснуться. Пальцы Эдны Хаммер вцепились в руку Мейсона.

— Вы заглядывали в ящик, перед тем как его запереть? — спросил Мейсон, пытаясь говорить небрежным тоном.

Она утвердительно кивнула; было видно, что она ничего не понимает.

— Ну, — произнес адвокат, — думаю, пожалуй, это все, что мне здесь было нужно. Теперь я хотел бы поговорить с некоторыми свидетелями.

— Например?

— Дунканом и Мэддоксом.

— Им вручены повестки для явки в суд на сегодня.

— Это одна из причин, почему я хочу побеседовать с ними до заседания.

— Вы сможете говорить с ними, если только они сами пожелают.

— Естественно. Я и спрошу их, не желают ли они… Сержант Голкомб прервал его:

— Я сам спрошу у них, пожелают ли они разговаривать с вами. Если они согласятся, пожалуйста. Если нет — ни о какой беседе не может быть и речи! — И он широкими шагами направился к левому крылу дома.

Мейсон, схватив за плечо Эдну Хаммер, развернул ее лицом к себе.

— Разве вы его туда не положили? — спросил он хриплым от волнения голосом.

— Положила.

— Хотите сказать, что он был там, когда вы прошлой ночью запирали ящик.

— Да, именно так!

— Видел ли кто-нибудь вас за этим занятием?

— Никто.

— Но кто-то должен был взять нож из ящика!

В ответ на его слова она покорно кивнула, ошеломленная происходящим.

— Тот, кто знал о моем замысле и кто решил расстроить его! — воскликнул Мейсон.

— Честное слово, мистер Мейсон, я никому не говорила.

— Видел ли кто-нибудь, как вы положили нож в ящик?

— Уверена, что никто не мог видеть.

— Где вы держали ключ прошлой ночью?

— Я его спрятала.

— Где?

— В мыске старой туфли. Я боялась, что… что я в чем-то оплошаю. А ведь это так важно для вас. Я…

Она замолчала, когда сержант Голкомб ворвался в комнату и произнес торжествующе:

— Оба свидетеля не желают делать никаких заявлений, мистер Мейсон.

Адвокат словно бы поперхнулся, пытаясь что-либо возразить. Затем пожал плечами и сказал:

— Ну хорошо! — И спешно покинул дом, хлопнув за собой входной дверью.

Он почти бегом добрался до автомобиля, вскочил в него и рванул с места. Он ехал к своему офису на минимальной скорости, однако возле аптеки притормозил, чтобы позвонить в бюро Дрейка.

— Когда Дрейк появится, — сказал он девушке, поднявшей трубку, — пусть пошлет оперативников обыскать резиденцию Кента в поисках разделочного ножа — точной копии того, которым было совершено убийство. Если понадобится, пусть перевернут весь дом, но найдут его. Начать надо с кофейного столика на патио.

Делла Стрит вопросительно подняла брови, когда Мейсон повесил свои шляпу и пальто во встроенный шкаф.

— Ну? — спросила она. Мейсон ответил:

— Миссис Дорис Салли Кент наложила лапу на банковский счет Кента.

— Что вы имеете в виду?

— Она вчера вечером добилась вынесения постановления, лишающего его возможности распоряжаться своей собственностью. Постановление имеет силу, пока в процессе слушания дела его не отменят. Она потребовала пока назначить судебного исполнителя.

— Но это… ну, шеф, это значит, что он даже не сможет выплатить вам гонорар.

Он кивнул.

— И он не сможет оплатить расходы Дрейка. Он вновь кивнул.

— А предположим, судебный исполнитель будет назначен — что тогда?

Мейсон ответил:

— Все зависит от того, кто будет судебным исполнителем и какое решение вынесет судья.

— Но у мистера Кента масса средств вложена в различные предприятия. Как быть с ними?

— Она заявляет, что он недееспособен и может растерять всю свою собственность из-за неправильного помещения капитала и прочих действий. Она нашла судью, который отнесся к ней благосклонно.

— Вы хотите сказать, что судья взирал на это с наивностью ребенка? — с негодованием возразила Делла Стрит.

— Ты слишком несправедлива к миссис Кент, — мрачно ухмыльнулся Мейсон. — Вспомни, она всего лишь беспомощная женщина, которая действует только из лучших побуждений. Она указывает в своем иске, что назначенные ей алименты ее не устраивают, так как все дело о разводе было жульничеством — в нем не фигурировали истинные размеры состояния ее бывшего мужа, и полторы тысячи долларов ежемесячно — смехотворная сумма.

— Другими словами, дамочка желает хапнуть все имущество Кента вместо части, — воскликнула Делла Стрит. — Но как она может добиться отторжения имущества, не выдвинув обоснованных претензий?

— Благодаря нашим законам. Загляни-ка в кодекс на досуге. Параграф 529 предусматривает, что в бракоразводном деле или в деле о взимании алиментов нет необходимости в дополнительных доказательствах, если суд в состоянии установить потерпевшую сторону.

— Тогда выходит, что она может явиться в суд, наговорить все, что пожелает, дабы выставить себя потерпевшей стороной. Но судья без труда выяснит, что все шито белыми нитками, ведь у Кента тоже есть язык.

— Вряд ли будет так, — возразил Мейсон. — Эта женщина не посадит себя в лужу. Судья не сможет не обратить внимания, какие у нее хорошенькие ножки. Он вдоволь сможет ими налюбоваться. На свидетельской трибуне она также может произвести хорошее впечатление. А вот Кенту это вряд ли удастся: он будет злиться, так как поймет, что с ним поступают несправедливо. Он начнет запинаться, заикаться и так разволнуется, что всех настроит против себя. Миссис Кент, напротив, будет выглядеть собранной, спокойной и сдержанной. Весь акцент — на то, чтобы быть собранной, Делла! Она будет премило улыбаться судье и говорить, что она меньше всего желает быть несправедливой к своему бедному, дорогому мужу и что ее обманом заставили подать на развод, что теперь она понимает, что он не совсем вменяем, что он нуждается в постоянном уходе по причине психического заболевания, и именно поэтому ему сейчас необходима жена, которая о нем позаботится.

— Шеф, тогда почему бы вам не явиться в суд и не вывести ее на чистую воду?

— Это только повредит, — ответил он. — Кенту придется заключить с ней своего рода соглашение. Он не может допустить, чтобы на его имущество был наложен арест, пока дело не будет рассмотрено в суде. Он не может допустить, чтобы был назначен судебный исполнитель. И ему нельзя, прежде всего, вообще доводить дело до суда. Не с его нервами! Это может довести его до сумасшествия. Он еще до начала процесса будет в таком состоянии, что ей не составит никакого труда разделаться с ним.

— Что же делать?

— Откупиться от нее — больше ничего!

— Почему вы думаете, что она произведет хорошее впечатление на судью?

— Ее славное боевое прошлое. Она всегда добивалась своего. Вспомни: она прошла огонь, воду и медные трубы. Она далеко не дилетантка, когда дело доходит до свидетельской трибуны. Она подлинный профессионал, Делла.

— И вы собираетесь уступить ей?

— Я собираюсь откупиться от нее, если это то, что ты имеешь в виду.

— Тогда она поможет и Мэддоксу получить деньги.

— Прежде чем она получит откупного, — пообещал Мейсон, — ей придется выложить всю правду о Мэддоксе.

— Что вы имеете в виду?

— То, что ей придется признать, что Мэддокс звонил ей в три часа утра.

— Вы думаете, что Мэддокс будет это отрицать?

— Более чем уверен.

— Но почему?

— На это есть множество причин. Например, то, как они намеревались объединить свои интересы. Каким дураком оказался Дункан. Он думает, что приобретает в миссис Кент союзника. На самом же деле она играет с ним как кошка с мышкой. Она использует его как дубинку, которую можно опустить на наши головы. Как только она разделается с нами, то и Мэддокса вышвырнет за борт, чтобы не путался под ногами.

— Когда вы собираетесь договориться с ней?

— Сегодня утром Кенту предъявят обвинения в убийстве, — ответил Мейсон. — Окружной прокурор потребует незамедлительного разбирательства. Я собираюсь дать согласие. Мэддокс и Дункан начнут городить свою чепуху. Затем я вцеплюсь в Мэддокса, задав ему вопрос, что он делал в три часа утра. Он начнет вилять и либо вообще не ответит, либо солжет. Потом я отведу Дорис Салли Кент в сторону и заключу с ней соглашение. Я объясню ей, что если смогу доказать, что Мэддокс звонил ей по телефону, то это настолько улучшит положение Кента, что он в припадке радости сможет выделить ей значительную сумму наличными. Затем на трибуну выйдет Харрис и даст показания об этом телефонном разговоре, после чего на трибуну для свидетелей выйдет Дорис и подтвердит, что все так и было. Это выставит Мэддокса лжецом.

— Но ведь ей придется подтвердить под присягой, что она признала голос Мэддокса, а, может быть, она впервые его услышала.

— Технически — да, а практически — нет. Все, что мне надо будет сделать, это выпустить на трибуну Харриса, позволить ему рассказать свою историю, потом вызвать для дачи показаний ее и дать понять, что она свидетель противной стороны. Я спрошу у нее, звонил ли Мэддокс ей по телефону в это время. Обвинение будет возражать. Тогда я задам вопрос по-другому — звонил ли какой-то человек в это время по телефону, отрекомендовавшийся как Мэддокс. Они, возможно, будут возражать и против этого. Суд, вероятно, поддержит протест, если она не станет утверждать, что узнала голос Мэддокса. Я сделаю вид, что устал от препираний, и затем спрошу ее в упор: «Мадам, что вы делали в то время, когда было совершено убийство, — утром четырнадцатого — держали вы в это время трубку в руках и разговаривали с человеком, находящимся от вас на большом расстоянии?» Она невнятно и весьма неохотно ответит утвердительно, и это будет все, что нужно для присяжных. После чего отпущу ее со свидетельской трибуны. Окружной прокурор побоится устраивать ей перекрестный допрос. Затем я представлю фотокопии записей телефонной компании.

— Во что влетит Питеру Кенту соглашение с ней? — спросила Делла.

— Он дал мне согласие на сумму в сто пятьдесят тысяч долларов, если до этого дойдет.