Перри Мейсон (№9) - Дело племянницы лунатика

— Будь все проклято, Делла, — сказал он, — что-то не сработало.

— А что именно?

— Не могу понять, где мы дали промашку с миссис Кент.

— Вы о ней ничего не слышали?

— Ничего. Ты уверена, что этот Причард встретился с ней?

— А то как же? Он увивался вокруг меня, но сразу бросил, как горячую картофелину, как только я ему рассказала про деньги миссис Кент.

— Смазливый тип?

— На загляденье.

— Как твое сердчишко, не екнуло?

— Мое — нет, а вот насчет других не уверена. В привлекательности ему не откажешь.

— Какие у него волосы?

— Удивительные: темно-каштановые, вьющиеся. Свет в них так и отражается. Мальчишеское лицо без единой морщинки. Маленькие подстриженные усики. Прекрасно одевается, и его губы восхитительны, особенно когда говорит. Послушали бы вы, как отчетливо он произносит каждое слово. А когда танцует — чувствуешь себя в его объятиях как пушинка.

— А как она — дрогнула?

— Да еще как! Смотрела на него во все глаза.

— Может, покажешь, как именно?

— Если хотите — пожалуйста! — ответила она с вызовом.

Он сделал к ней быстрый шаг. Глаза Деллы восхищенно взглянули на лицо Мейсона.

— Только в интересах дела, — добавила она поспешно.

Его рука уже почти коснулась ее, когда в дверь, выходящую в коридор, деликатно постучали. Мейсон мгновенно замер. Стук повторился.

— Готов поспорить с тобой на пять долларов — это Дорис Салли Кент, — сказал он.

Делла Стрит метнулась к библиотеке.

— Я знала, что-то должно произойти, — заметила она, рывком открывая дверь. — Не забудьте включить внутреннюю связь. Блокнот и карандаши у меня там. — Делла поспешно захлопнула дверь за собой.

Мейсон открыл дверь, выходящую в коридор. Дорис Салли Кент одарила его улыбкой.

— Я знала, что найду вас здесь, мистер Мейсон.

Она вошла в комнату, все еще улыбаясь, и села в кресло так, чтобы ее белокурые волосы выгодно выделялись на фоне черной кожаной обивки.

— Усердно работаете? — спросила она.

— Да.

— Извините, что помешала, но я подумала, что, возможно, вам будет интересно.

— У вас есть адвокат?

— У меня? Сейчас нет.

— Ну так что? — спросил Мейсон.

Она протянула руку в перчатке и пальцем провела по складкам юбки, где та задралась чуть выше колен. Ее глаза следили за движением пальца. Когда же заговорила, то взглянула на Мейсона не сразу.

— Я вновь и вновь обдумываю все, что происходит. Готова, пожалуй, признать, что затеяла судебный процесс в Санта-Барбаре из-за того, что узнала, что Питер вновь задумал жениться, и не видела никакой причины, почему я должна позволить ему дать себя обобрать какой-то любительнице поживиться за чужой счет. Мне было известно, что эта женщина — медсестра. Подумать только — Питер Кент женится на медсестре!

— А что плохого в том, что она медсестра?

— Все! — ответила она. — В том, что касается Питера Кента. Ей приходится самой зарабатывать на жизнь.

— Наоборот, это здорово, — ответил Мейсон, — я люблю жен-шин, которые живут своим трудом.

— Дело не в этом. Не думайте, что я снобистка. Дело в том, что она охотится за деньгами Питера Кента.

— Не согласен с вами.

— Думаю, не стоит это обсуждать, не так ли?

— Начал не я, а вы.

— Ну, я просто пытаюсь объяснить вам, почему я изменилась в душе.

— Насколько я понимаю, вы стараетесь убедить меня, что в вашем сердце проснулись добрые чувства?

— Вот именно.

— Почему?

— Я вдруг решила, что если Питер немного не в себе и желает прохлопать свои деньги, то мне не следует его останавливать. Если это то, что сделает его счастливым, — что ж, я хочу, чтобы он был счастлив.

— Даже так? — скептически спросил Мейсон.

— Знаю, вы не желаете мне верить, — ответила она вымученно, — считаете меня расчетливой и хладнокровной. Как бы я желала сделать что-нибудь такое, чтобы убедить вас в противном. Я ценю ваше доброе мнение, мистер Мейсон, очень высоко, так высоко, что вы даже себе не представляете. Я встречалась со множеством адвокатов, но я никогда не встречала ни одного из них, кто бы был настолько прямолинеен, энергичен и… до грубости честен, как вы. И я могу видеть, что вам я не нравлюсь. Обычно мужчины меня любят. Мне бы очень хотелось, чтобы вы относились ко мне так же, как я отношусь к вам.

Мейсон открыл сигаретницу и протянул ее. Она взяла сигарету, внезапно подняла глаза на него, улыбнулась и сказала:

— Жду, когда вы ответите мне: «Благодарю вас».

— Благодарю вас, — сказал Мейсон совершенно равнодушно. Он дал ей прикурить, затем поднес горящую спичку к своей сигарете и изучающе разглядывал посетительницу сквозь облачко табачного дыма. — Ну и что дальше?

— Окружной прокурор желает вытащить меня на свидетельскую трибуну.

— Для чего?

— Чтобы я дала показания, как Питер пытался убить меня разделочным ножом.

— Он думает, что сможет использовать ваши показания?

— Вот его собственные слова: «Думаю, где-то Мейсон приоткроет лазейку и даст мне возможность через вас вставить ему фитиль».

— Есть еще что-нибудь?

— Вы не слишком-то набиваетесь на мою откровенность.

— Если бы я точно знал, что у вас на уме, — ответил он, — я, возможно, облегчил бы вашу задачу.

— Я хочу позволить Питеру получить развод.

— Почему?

— Потому что думаю, что для него — это наилучший выход.

— И как же вы собираетесь содействовать этому? — задал вопрос адвокат.

— Хочу забрать из суда все свои иски. Это полностью расчистит ему дорогу. Окончательное решение о разводе уже вынесено, и если я заберу свои бумаги, тогда ему больше никто не помешает жениться, разве не так?

Мейсон не ответил прямо на ее вопрос, но спросил в свою очередь:

— И сколько же вы хотите откупного?

— Что заставляет вас думать, что я чего-то ожидаю взамен?

— Неужели я ошибся?

— Я не меркантильна. Мне не нужны деньги Питера, но я ничего не умею. У меня нет профессии. Нет никаких навыков. Не могу даже печатать на машинке или стенографировать.

— Сколько? — повторил Мейсон.

В ее глазах вспыхнуло что-то и тут же погасло.

— А сколько вы намерены предложить? — притворно-застенчиво спросила она.

— Я не могу делать никаких предложений.

— Но вы можете предложить то, что Питер хотел бы мне выплатить, или не можете?

— Нет, не могу.

— Я бы взяла двести тысяч долларов наличными. Это обеспечило бы мне тот образ жизни, к которому я привыкла еще при Питере.

— Не стремитесь к этому, — заявил ей Мейсон. — Овчинка не стоит выделки.

— Что не стоит?

— Стремиться обеспечить себе жизнь за такую цену.

— Вы что, пытаетесь учить меня, как жить? — вспыхнула она. Он покачал головой:

— Нет, я пытаюсь объяснить вам, чего вы не сможете получить.

— А чего я не смогу получить?

— Двести тысяч долларов.

— Не знаю, — заявила она, быстро проведя пальцем по складкам платья, — как я могу обойтись меньшей суммой?

— Вы же сейчас получаете пятнадцать сотен в месяц. Допустим, что и впредь вы будете довольствоваться этим. Пожалуй, это немного лучше, чем пухленькая сумма. У вас будет фиксированный месячный доход, и вы ни от кого не будете зависеть.

— И как долго это может продолжаться?

— До бесконечности, — ответил Мейсон, — если, конечно, вы не выйдете замуж.

— Нет, — возразила она, — я не хочу тянуть соки из Питера подобным образом. Я предпочла бы оговорить единовременную небольшую выплату — и покончить с этим.

— Что вы предполагаете под «небольшой выплатой»?

— Двести тысяч долларов.

Мейсон покачал головой с самым прискорбным видом:

— Нет, я даже не могу сообщить вам, что мой клиент вообще намерен выложить откупные. С вами настолько приятно было иметь дело все это время, что рискну намекнуть, я действительно думаю, что для вас лучше оставить эти пятнадцать сотен в месяц. С прицелом в отдаленное будущее вы окажетесь в лучшем положении, чем если вам удастся выторговать большую сумму сразу.

— Предположим, я запрошу меньше.

— И сколько же?

— Я назову низший предел, мистер Мейсон. Сто тысяч долларов. Мейсон зевнул, прикрыв из вежливости рот ладонью, и отрицательно покачал головой.

— Ну, знаете, с вами очень трудно иметь дело.

— Ну тогда, — посоветовал Мейсон, — наймите адвоката, если я вас не устраиваю, и действуйте через него.

— Я не хочу делиться с адвокатом.

Мейсон пожал плечами. Она внезапно швырнула сигарету на пол, наступила на нее, вскочила с места и потребовала:

— Ну, так что вы предлагаете? Что вы сидите, как жук на бревне. У меня есть и другие дела, которые не ждут.

— Какие? — поинтересовался он, поднимая брови.

— Вас это, черт побери, не касается. Так сделайте мне предложение.

— Насчет чего?

— Насчет того, чтобы я начисто вышла из игры.

— А вы выйдете?

— Вы что, не слышали?

— И не будете больше беспокоить Питера Кента и пытаться увидеть его?

— Если только он не надумает вновь развестись уже с новой женой.

Мейсон покачал головой и медленно ответил:

— Нет, полагаю, мой клиент передумал жениться. Не далее как вчера он упомянул, как вы были прекрасны. Вполне возможно, он захочет помириться с вами и сойтись снова.

— Не нужно мне никакого примирения и никаких «снова». Слушайте! — сказала она, все еще стоя. Ее глаза заблестели, щеки вспыхнули. — Я читала в газетах отчеты о сегодняшнем судебном заседании.

— Ну и что из этого? — спросил Мейсон.

— А то, что Мэддокса спрашивали про телефонный звонок.

— Дальше?

— А дальше, допустим, вы сможете уличить его во лжи?

— Это дало бы, — признался Мейсон, — мне довольно весомое доказательство.

— Тогда, предположим, я занимаю свидетельскую трибуну и подтверждаю, что он звонил мне по телефону. Во сколько вы бы оценили такую услугу?

— Не дал бы за нее ни единого цента, — ответил Мейсон. — Мы не собираемся покупать ложные показания от кого бы то ни было.

— А что, если это правда?

— Правда?

— Я пока еще не собираюсь отвечать на этот вопрос.

— Когда окажетесь на свидетельской трибуне, — предупредил Мейсон, — вам придется на него ответить.

— И я отвечу, но только так, как сочту нужным, — огрызнулась она и, подойдя к углу его стола, стукнула кулаком: — Не думайте, что вам удастся «взять меня на пушку», мистер Мейсон!

— Надеюсь, вы не хотите сказать, что дадите ложные показания?

— Не надейтесь! Конечно дам. Меня тошнит от мужчин. Они, с одной стороны, лгут нам, женщинам, а с другой стороны, когда лгать пытается женщина, — ее обвиняют во всех смертных грехах… Дайте мне пятьдесят тысяч.

Мейсон покачал головой. Она стиснула кулачки.

— Я бы мог попробовать уговорить моего клиента на двадцать пять тысяч, — медленно ответил Мейсон.

— Не сомневаюсь, что он заплатит, если вы ему посоветуете.

— Я попытаюсь с ним договориться, но только если вы честно расскажете все на суде.

— Это сделка? — спросила она. Он кивнул.

— Будьте вы прокляты! — вырвалось у нее. — Я ненавижу вас! Если бы Питер не сидел в тюрьме по обвинению, я бы отправилась к нему и вытрясла из него двести тысяч до единого цента. Даже больше.

— Можете ненавидеть меня и дальше, — заметил Мейсон, улыбаясь.

— Что я и делаю, — ответила она, — но если я когда-либо попаду в переплет, то моим адвокатом будете только вы.

— Уж не собираетесь ли вы в один прекрасный день влепить пулю в своего бывшего мужа? — спросил он.

В ее глазах медленно угасал гнев. Она уселась на подлокотник большого кресла с черной кожаной обивкой и ответила:

— Не будьте глупцом — разве я похожа на дурочку? Зачем убивать курицу, которая несет золотые яйца?

— Ладно, — сказал Мейсон, — договорились. Я получу для вас двадцать пять тысяч долларов.

— Когда?

— Завтра утром. Чек будет передан вам еще до того, как вы подниметесь на свидетельскую трибуну, чтобы не возникло никаких вопросов о выплате денег в зависимости от ваших показаний.

— Тогда пусть будет тридцать тысяч.

— Двадцать пять, — возразил он непреклонно. Она вздохнула.

— Так что насчет вашего разговора с Мэддоксом? — спросил Мейсон.

— Вы хотите подробно?

— Да.

— Сначала в контакт со мной вступил Дункан. Сказал, что он адвокат Мэддокса. Позвонил около одиннадцати, заявил, что хотел бы переговорить, и предложил встретиться в конторе моего адвоката. Затем в три часа утра позвонил Мэддокс, и я объяснила ему, что уже говорила с его адвокатом.

— Конференция состоялась?

— Да.

— Что они предложили?

— Должно быть, думали, что я круглая дура. Они хотели от меня добиться, чтобы я подписала соглашение о том, что они помогут мне объявить Питера недееспособным, а я за это должна полностью отказаться от прав Питера на «Мэддокс манифэкчуринг компани» да еще отстегнуть им сто тысяч долларов наличными сразу, как только получу право распоряжаться состоянием Питера.

— И что же вы им ответили?

— Что мне необходимо обдумать их предложение.

— Сказали, как долго собираетесь обдумывать?

— Нет, конечно.

— Старались ли они поторопить вас?

— Еще как старались!

— Можете сказать точно, когда звонил вам Дункан?

— Помню, что до одиннадцати. Между десятью и одиннадцатью часами.

— А точное время, когда звонил Мэддокс?

— Три часа утра. Я взглянула на часы. Меня чертовски разозлило то, что он позвонил в такую рань. Я потом так и не смогла заснуть.

Мейсон взял со стола напечатанные на машинке листки.

— Не эти ли слова говорили вы при разговоре по телефону с Мэддоксом? — И Мейсон медленно зачитал: — «Алло!.. Да, это миссис Кент… Да, миссис Дорис Салли Кент из Санта-Барбары… Как ваше имя, повторите, пожалуйста?.. Мэддокс… Не понимаю, почему вы звоните в столь ранний час… ну, я думаю, что все уже устроено… Ваш адвокат организовал встречу, и я увижусь с вами как договорились… Можете войти в контакт с мистером Сэмом Хеттли, если хотите получить дополнительную информацию. До свидания!»

— Вот это да! — воскликнула она. — Похоже, это доподлинные мои слова. Как вы об этом узнали?

Мейсон покачал головой и вновь стал задавать вопросы:

— И что вы сделали потом?

— Около часа пыталась заснуть опять, затем села в автомобиль и поехала в Лос-Анджелес.

— Где была ваша машина?

— Получилось так, что я ее оставила в гараже у соседей на улице за полквартала отсюда.

— Вы попытались выйти из дома незамеченной?

— Кто-то околачивался возле дома. Я подумала, возможно, Питер повесил на меня сыщика, и, хотя не была в этом уверена, решила подстраховаться. Мне уже и прежде приходилось иметь дело с наемными детективами, которые следили за мной.

— Поэтому вы постарались улизнуть?

— Во всяком случае, не собиралась покинуть дом под гром фанфар.

— Вышли через черный ход?

— Да.

— Пошли по асфальтированной дорожке?

— Нет, рядом с ней, по траве.

— Чтобы звук шагов не был слышен?

— Совершенно верно.

— И за вами никто не следил, когда вы прибыли в Лос-Анджелес?

— Нет, но мне встретился какой-то мужчина в холле здания, где находится офис моего адвоката, и мне показалось, что он смахивает на сыщика. Я напугалась, правда, самую малость. Наказала своему адвокату быть осторожным и сделать так, чтобы Мэддокс и Дункан оставались у него не меньше часа после моего ухода.

— Еще один вопрос, — сказал Мейсон. — Где вы были тринадцатого числа?

— За день до убийства?

— Да.

— В Лос-Анджелесе.

— И что делали?

— Моталась по магазинам и консультировалась со своими адвокатами.

— А еще?

Она на минуту задумалась, затем рассмеялась и ответила:

— Заметила Питера на улице и немного за ним проследила.

— Почему?

— Даже не знаю… Думаю, просто из любопытства. Я уже отказалась от услуг своих адвокатов в Санта-Барбаре, и, когда увидела, как Питер зашел к вам, поняла, что пахнет жареным, и отправилась повидаться с Хеттли.

— Как долго вы следили за мистером Кентом?

— Пока он не отправился в Голливуд. Хотела даже остановить его и оговорить соглашение. Сейчас жалею, что этого не сделала.

— Ладно, — сказал Мейсон. — Что ни делает Бог, все к лучшему. Так как вы обратились в суд через «Хеттли и Хеттли», вам придется заставить их оформить все документы, связанные с вашим отказом от исков. Вы получите их, а я тем временем получу для вас чек на двадцать пять тысяч долларов.

— Я уже заставила «Хеттли и Хеттли» оформить свой отказ от исков и прочие бумаги еще пару дней назад. Все необходимые документы сейчас со мной.

— Как вам удалось заставить адвокатов пойти на это?

— Все было просто, — объяснила она. — Я сказала им, что использовала некоторые подложные доказательства в обоснованиях правомерности моего прошения, и спросила, согласны ли они заниматься моим делом в связи с этим. Сообщила, что допустила несколько опрометчивых признаний некоей обворожительной женщине, которая впоследствии оказалась детективом, нанятым противной стороной. Естественно, им сразу же захотелось умыть руки, и они заявили, чтобы впредь ноги моей не было у них в конторе. Я заплатила пятьсот долларов за все про все, и они решили, что еще дешево отделались.

— Вы всегда играете по принципу — «и нашим и вашим»?

— Точно. У меня привлекательная внешность. Мужчинам никогда не нужна была моя любовь — вернее, тем, за кого я выходила замуж. Это были старые глупцы с деньгами… Если я когда-либо опять выйду замуж, то это будет только по любви. Я устала охотиться за деньгами.

— А что, подумываете о новом замужестве? — спросил он как бы невзначай.

— Нет, конечно нет!

— Ладно, договорились! — сказал Мейсон, подводя черту. — Утром у меня будут для вас деньги.

Он проводил ее до двери. Уже в коридоре она повернулась и спросила:

— Вы же не расскажете «Хеттли и Хеттли» о той штуке, что я сыграла с ними?

— Я — нет, — ответил Мейсон, — все, что я хочу, — это иметь на руках ваши отказы от исков, оформленные должным образом, — и вы получите свои двадцать пять тысяч долларов. Вам вручат повестку в суд как свидетелю со стороны защиты.

— Договорились.

— И не вздумайте совершить глупость — изменить показания после того, как я вытащу вас на свидетельскую трибуну, — предупредил Мейсон.

— Не беспокойтесь, — ответила она. — Я стреляный воробей и знаю, когда и как вести себя с мужчинами. С вами шутки плохи, мистер Мейсон!

Он поклонился, улыбнулся и закрыл дверь. Делла Стрит вылетела из библиотеки, держа блокнот и карандаш.

— Проклятая маленькая интриганка, — вырвалось у нее. — Я готова была выдрать ей волосы. Есть же такие женщины!

Мейсон усмехнулся и сказал:

— Всякий, кто может ускользнуть из лап «Хеттли и Хеттли», достоин этого эпитета. Это был тот случай, когда коса нашла на камень. Они думали, что выпотрошат ее основательно, а она оставила этих ловкачей с носом.

— Мне противна сама мысль, что вы отдадите ей двадцать пять тысяч долларов. Держу пари, что она все равно бы не стала копать против Питера. Она без ума от Причарда.

— Пусть тебя это не тревожит, — утешил Мейсон, — почти все эти деньги окажутся у твоего приятеля Причарда. А ему понадобятся наличные, чтобы расплатиться с Мирной Дюшен. Ты могла бы позвонить Мирне и сообщить, что сейчас самое время наведаться в отель к Причарду и пригрозить тому арестом, если он не выложит монеты к завтрашнему утру.

Делла Стрит бросилась к телефону.

— Позвоню, да еще с каким удовольствием! — воскликнула она.

Глава 21

Судья Маркхэм, усевшись на массивном вращающемся кресле за судейским столом, взглянул в сторону присяжных и спросил:

— Есть ли, джентльмены, у сторон какие-либо возражения против того, чтобы продолжить судебное заседание?

— У защиты нет возражений, — ответил Мейсон.

— У обвинения нет возражений, — провозгласил Гамильтон Бюргер.

— Тогда вернемся к прерванному перекрестному допросу свидетеля мистера Дункана — распорядился судья Маркхэм. — Вызывается мистер Дункан!

Дункан с важностью занял свидетельское место; вся его манера держаться излучала уверенность.

— Я бы хотел задать свидетелю еще один вопрос, — сказал Мейсон. — Насколько мне помнится, вы сказали, мистер Дункан, что беседовали со своим клиентом мистером Мэддоксом приблизительно до одиннадцати и затем пошли спать?

— Да, где-то около одиннадцати.

— Тогда выходит, что вы находились все это время в комнате вашего клиента?

— Да, конечно.

— Вы вошли в комнату сразу после того, как закончили совещание с нами, согласно вашим вчерашним показаниям?

— Да.

— И оставались там приблизительно до одиннадцати?

— Да, оставался.

— Вы уверены, что никуда не выходили?

— Ну, я… — Он понизил голос и умолк.

— Продолжайте, — потребовал Мейсон.

— Не вижу, какое это может иметь значение, — огрызнулся Дункан, бросив быстрый взгляд на окружного прокурора.

Блэйн вскочил с места.

— Ваша честь, — воскликнул он, — я возражаю против постановки вопроса: вопрос не по существу, не соответствует процедуре перекрестного допроса и не имеет к делу никакого отношения.

— Возражение отклоняется, — резко ответил ему судья Маркхэм.

— Дайте вспомнить, — ответил Дункан, — да, я действительно выходил на несколько минут.

— Мистер Мэддокс сопровождал вас?

— Да, мы выходили вместе с ним.

— Куда вы выходили?

— В аптеку, которая находится рядом, через два дома.

— Как долго вы там находились?

— Около десяти минут.

— И чем вы занимались в течение этих десяти минут?

— Возражаю против постановки вопроса. Вопрос неправильно сформулирован, не соответствует процедуре перекрестного допроса и не по существу. Целью допроса свидетеля является установить, где он находился в определенный промежуток времени до того, как лег спать. Свидетель уже дал по этому поводу исчерпывающие показания. Когда защита выясняет, что свидетель выходил, то не имеет значения куда и зачем, существенно только то, как долго он отсутствовал.

— Возражение обвинения принимается! — распорядился судья Маркхэм. — Вы звонили оттуда по телефону? — спросил Мейсон.

— Ваша честь, у обвинения те же самые возражения, что и по предыдущему вопросу.

— Вопрос защиты к свидетелю отклоняется! — заявил судья.

— Разве не верно то, что точно в одиннадцать вечера вы разговаривали по телефону с миссис Дорис Салли Кент и, следовательно, не могли находиться в доме Питера Кента?

— Ваша честь, у обвинения те же самые возражения, — воскликнул Бюргер.

— Если защитник изменит формулировку вопроса и будет спрашивать свидетеля, говорил ли тот по междугородному телефону из другого места в то время, когда, как явствует из его предыдущих показаний, он уже вернулся в дом, то я разрешу вопрос, — распорядился судья Маркхэм, — но не считаю необходимым или уместным включать в вопрос к свидетелю имя того лица, с кем велся разговор по телефону.

— Хорошо! — согласился Мейсон. — Разве вы не заказали междугородный разговор точно в одиннадцать из аптеки, мистер Дункан?

— Это было до одиннадцати. Без пяти минут. К одиннадцати мы уже успели вернуться в дом.

Мейсон улыбнулся и сказал:

— У меня все.

Бюргер и Блэйн вполголоса посовещались, и затем Бюргер объявил:

— Ваша честь, у нас к мистеру Дункану больше нет вопросов. Наш следующий свидетель — Эдна Хаммер. Думаю, суд примет во внимание, что эта молодая женщина, будучи племянницей обвиняемого, настроена к нам враждебно. Возможно, мне в связи с этим следует задать несколько вопросов предварительно, чтобы дать ей понять, что…

— Мы перейдем этот мост тогда, когда в него упремся, — перебил его судья Маркхэм. — Мисс Хаммер, пройдите для дачи показаний.

Эдна Хаммер вышла вперед, была приведена к присяге и заняла место на свидетельской трибуне. Ее лицо было бледным и осунувшимся.

— Ваше имя Эдна Хаммер, вы племянница обвиняемого и проживаете с ним в его доме?

— Да, сэр.

— И вы находились там в ночь тринадцатого и утром четырнадцатого этого месяца?

— Да, сэр.

— И вам известно, как выглядит некий разделочный нож, который обычно находился в верхнем ящике встроенного в стену буфета в доме обвиняемого?

— Да, сэр.

— Вы видели этот нож утром тринадцатого?

Она потупила глаза, закусила губу и ничего не ответила.

— Отвечайте на вопрос! — приказал судья Маркхэм.

— Я видела похожий нож.

— Где был тот самый нож?

— Возражаю против постановки вопроса как в части формулировки, так и по существу, так как он не имеет прямого отношения к делу, — заявил Мейсон.

— Мы намерены доказать, ваша честь, что нож находился у обвиняемого, — возразил Бюргер.

— Если это так, то возражение защиты отклоняется, — заключил судья.

— Отвечайте на вопрос! — потребовал Бюргер.

— Какой-то разделочный нож, похожий на тот, который обычно хранился в ящике буфета, был в спальне дяди под подушкой на его кровати.

— Утром тринадцатого?

— Да.

— Что вы сделали с этим разделочным ножом?

— Убрала в ящик буфета.

— Вы сказали своему дяде, что нашли нож?

— Нет, не говорила.

— Были ли предприняты вами какие-либо меры предосторожности для того, чтобы этот разделочный нож не попал к нему в руки после того, как вы убрали его в ящик буфета?

— Я заперла ящик на замок вечером тринадцатого.

— И когда вы увидели этот разделочный нож в следующий раз?

— Не знаю.

— Как это «не знаю»?

— Я видела разделочный нож, но не уверена, что это тот самый.

— Я обращаю ваше внимание на нож, представленный суду как доказательство номер два. Этот нож вы видели утром четырнадцатого?

— Да… думаю, что да.

— Где вы его видели?

— Под подушкой на кровати в комнате дяди.

— И нож выглядел приблизительно так, как сейчас? Я говорю о пятнах на лезвии.

— Да, пожалуй.

— Теперь ответьте, пожалуйста: когда вы запирали на замок ящик буфета вечером тринадцатого, был ли нож в ящике?

— Не знаю.

— Почему же вы не знаете?

— Да потому, что не выдвигала ящик.

— Кто был в это время с вами?

— Возражаю, так как вопрос неправильно сформулирован и не имеет прямого отношения к делу, — заявил Мейсон.

— Возражение защиты отклоняется! Свидетельница, отвечайте, — распорядился судья Маркхэм.

— Со мною был мистер Мейсон.

— Вы имеете в виду — Перри Мейсон, адвокат, находящийся сейчас здесь, в помещении суда?

— Да, сэр.

— Отличается ли нож, представленный как доказательство номер два, от ножа, который вы убрали в ящик буфета утром тринадцатого?

— Трудно сказать. Он похож на тот, который я убрала в ящик тогда, в то время.

— Утром четырнадцатого разве вы не сказали полицейским, когда они вас спрашивали, что нож тот самый?

Судья Маркхэм взглянул на Перри Мейсона, ожидая, что тот будет возражать, но адвокат даже не шевельнулся, весь обратившись во внимание.

— Да, сказала… кажется, сказала.

— А сейчас вы только допускаете, что этот нож похож на тот, который вы убрали в ящик утром тринадцатого. Чем объясняется расхождение в ваших показаниях?

— Только тем, что, когда стала обдумывать случившееся, мне пришло в голову, что многие ножи похожи и выглядят одинаково.

— И насколько вы можете определить, этот нож, представленный как доказательство номер два, тот же самый, который вы нашли под подушкой обвиняемого утром тринадцатого и убрали в ящик буфета, это верно, мисс Хаммер?

— Они похожи.

— Можете приступить к перекрестному допросу, — торжествующе заявил Мейсону Гамильтон Бюргер.

Мейсон начал с успокаивающих вопросов:

— Как так получилось, что вы обнаружили этот разделочный нож под подушкой дяди утром тринадцатого, мисс Хаммер?

— Я… я… беспокоилась за него.

— Говоря другими словами, у вас была причина подозревать, что он ночью разгуливал во сне, ведь верно?

— Да, верно.

— И ваше беспокойство по поводу его лунатизма следует приписать тому обстоятельству, что приближался период полнолуния?

— Да, — тихо ответила она.

— Как вы узнали, что лунатики проявляют наибольшую активность, когда светит полная луна?

— Я читала об этом.

— В книге?

— Да.

— Книга была по медицине?

— Да.

— Где вы достали эту книгу?

— Выписала.

— Вы штудировали эту книгу до того, как заперли ящик буфета?

— Да, сэр.

— И как долго вы занимались изучением этой книги?

— Возможно, недель шесть или два месяца.

— Теперь обращаю ваше внимание на нож, представленный защитой как экспонат «А». Спрашиваю вас: видели ли вы этот нож когда-либо прежде?

— Да, сэр, видела.

— Вы положили этот нож в ящик буфета уже после убийства в соответствии с полученными от меня указаниями, не так ли?

Гамильтон Бюргер сорвался с места, готовый протестовать, но вместо этого медленно опустился на свой стул.

— Да, сэр.

— Я сказал вам, как вспоминаю, — спросил Мейсон, улыбаясь окружному прокурору, — что хочу, чтобы этот нож подсунули в ящик буфета и чтобы его на следующий день обнаружил сержант Голкомб, и объяснил это тем, что хочу внести сумятицу в определение орудия убийства и усложнить максимально окружному прокурору задачу идентификации ножа, как того самого, который находился в ящике буфета, ведь так я вам наказывал и объяснял?

Окружной прокурор захлопал глазами, не веря своим ушам. Судья Маркхэм подался вперед, собираясь что-то сказать, но сдержался и уставился на Мейсона широко раскрытыми от изумления глазами.

Блэйн вскочил с места:

— Ваша честь, думаю, защитника следует предостеречь, что в случае утвердительного ответа на этот вопрос прокуратура не сможет проигнорировать этот факт и предпримет шаги, чтобы проследить за тем, чтобы столь непрофессиональное поведение не осталось…