Внемлющие небесам

И все они пытались во что бы то ни стало говорить разом. Макдональду даже захотелось прикрикнуть: «Молчать! Ну-ка, все там, тихо, — кроме вот тебя, с краю. И по очереди. Мы выслушаем всех до одного, пусть и затратим по времени сто человеческих жизней…»

— Иногда, — проговорил Адамс, — мне кажется, напрасно мы подключили динамики. Человек неизбежно впадет в антропоморфизм. Спустя какое-то время начинает слышать нечто. Временами даже кажется, будто принимаешь какие-то послания. Теперь я эти голоса и не слушаю вовсе. А, бывало, просыпался ночью, от потревожившего нашептывания прямо в уши. Вот-вот, казалось, получу сообщение, и все сразу разрешится. И неизменно внезапно пробуждался.

Он отключил динамики.

— А может, кто-то и примет сообщение, — сказал Макдональд. — Этому как раз и служит звуковая трансформация радиочастот, сохраняя сосредоточенное внимание. Она либо гипнотизирует, либо просто раздражает, но все же именно в такой атмосфере и рождается вдохновение.

— И безумие — тоже, — объявил Адамс. — Человек, как конь, — всегда должен тянуть собственный воз. — Да, конечно.

Макдональд взял отложенные Адамсом наушники и приставил к уху.

«Тико-тико, тико-тико», — послышалось ему. Будто чье-то щебетанье.

«Тико-тико, тико-тико… Что за психи в Пуэрто-Рико?.. Уши есть, а нас не слышат. Из-за звезд поедет крыша…»

Макдональд отложил наушники и усмехнулся.

— Возможно, в безумии тоже есть свое вдохновение.

— По крайней мере, такое отвлекает от черных мыслей.

— А может, и от работы тоже? Ты и вправду хочешь кого-то там отыскать?

— А зачем тогда я здесь торчу? Впрочем, иногда я думаю: а может, лучше ничего не знать?

— Подобное нам всем время от времени приходит в голову, — согласился Макдональд.

В кабинете он вновь с остервенением взялся за кипу бумаг и писем. Кое-как перебрав их до конца, встал и со вздохом потянулся. «Возможно, — пришла в голову мысль, — он не чувствовал бы себя столь, разочарованным и неуверенным, если б работал непосредственно над самой Проблемой, а не просто помогал заниматься ею другим». Но должен же кто-то делать это. Кто-то обязан заботиться, чтобы Программа крутилась, персонал выходил на работу, поступали бы ассигнования из бюджета, счета оплачивались и, как говорится, все пуговицы оставались на месте.

Может, все, от чего он так отмахивается, — его черная работа, нудная бумажная возня и есть то самое важное. Да, естественно, это обычное управление, рутина, и Лили справится не хуже. Однако важно, чтобы на этом месте был именно он, человек, верящий в Программу, и чьи сомнения никогда не станут явными. Он словно превратился в Малое Ухо, своеобразный символ. А ведь именно символы поддерживают людской дух, не позволяют впадать в отчаяние.

В приемной его ожидал смотритель.

— Вы примете меня, сэр? — спросил он.

— Ну конечно же, Джо, — сказал Макдональд, осторожно прикрывая дверь в кабинет. — В чем дело-то? Что ты мне хочешь сказать?

— О моих зубах, сэр.

Старичок поднялся со стула и, ловко орудуя языком и губами, выплюнул на ладонь искусственную челюсть. Макдональд с отвращением вытаращился на нее. Ничего особенного — зубы как зубы. Добротно изготовленная искусственная челюсть, разве что чересчур уж натуралистичная. Макдональда всегда отталкивали такого рода предметы. Вроде бы они и в точности имитировали нечто, каковым на самом деле не являлись, но в них он подсознательно ощущал какой-то подвох.

— Они говорят со мной, мистер Макдональд, — прошамкал смотритель, с недовольством вглядываясь в содержимое ладони. — По ночам они шепчут мне, прямо из стакана на тумбочке у кровати, о чем-то очень далеком. Вроде бы какие-то сообщения.

Макдональд вытаращился на смотрителя. Как странно слышать это от старика. С трудом он все же выговорил слово «сообщения». Почему именно это слово так удивило его? Ведь старикашка запросто мог подцепить его где-нибудь в бюро или в лабораториях. Наоборот — было бы странно, если б он ничего здесь не нахватался. Таким образом, все естественно: сообщения.

— Я слышал, такое случается, — сказал Макдональд. — В искусственной челюсти мог случайно образоваться детекторный приемник и принимать радиоволны. Особенно, если поблизости какая-нибудь мощная радиостанция. А у нас здесь блуждает множество радиочастот, особенно если принять во внимание эти антенны и все такое прочее. Знаешь что, Джо? Давай договоримся с дантистом-профессионалом, — он приведет в порядок твои зубы, и они тебя больше не будут беспокоить. Я думаю, все ограничится небольшой переделкой.

— Спасибо, сэр, — произнес старик, вставляя челюсть на место. — Вы прекрасный человек, мистер Макдональд.

* * *

Десять миль пути до гасиенды Макдональда не покидало неопределенное чувство беспокойства, будто за весь день он так и не сделал чего-то важного или же сделал нечто некстати, в то время, как следовало поступить наоборот.

Когда он остановился у входа, дом по-прежнему оставался темен, однако на сей раз не тьмой запустения, а лишь уютным затемнением. Он различил ее ровное и спокойное дыхание. Мария спала.

Дом сиял огнями; лившиеся из окон длинные снопы света далеко отодвинули темноту, освещая даже близлежащие холмы, а шум, создаваемый множеством отголосков, рождал эхо, и казалось, все окрестности бурлят жизнью.

— Заходи-ка, Лили, — пригласил Макдональд. Ему вспомнилась, некая зимняя сцена: Лили встречает в дверях джентльменов и помогает им снимать пальто. Но то была другая Лили, и дом был другой, да и воспоминания чьи-то чужие.

— Рад тебя видеть. — Он показал рукой в направлении, откуда слышался наибольший шум. — В гостиной есть пиво, а в кабинете — кое-что и покрепче: девяностопятипроцентный пшеничный спирт. Будь с ним поосторожней. Коварная штука, скажу между нами. Однако — nane est bibendum! [10]

— А где миссис Макдональд? — спросила Лили. — Где-то там, внутри. — Макдональд взмахнул банкой. — Господа и бесстрашные дамы — в кабинете. Дамы вместе с отважными господами — в гостиной. Кухня — наша общая территория. Выбирай.

— По правде, мне не следовало бы приходить, — сообщила Лили. — Я предлагала мистеру Саундерсу заменить его на центральном пульте, но он ответил, такое невозможно, — видите ли, я не знакома с правилами обслуживания аппаратуры. Будто компьютер и в самом деле нуждается в посторонней помощи, вроде мне неизвестно, как в случае чего поступить и кого вызвать.

— Вот, что я скажу тебе. Лили, — изрек Макдональд. — Компьютер справился бы и сам. Да и ты управилась бы с ним лучше любого из нас. Но, знаешь. Лили, если дать человеку почувствовать, что он здесь лишний, его сразу же охватит чувство осознания собственной никчемности. И тогда человек сдается. А делать этого он не имеет права.

— Ох, Мак!.. — вздохнула Лили.

— Да, не имеет никакого права. Поскольку кого-то из них вскоре осенит идея. Она-то все и разрешит. Не меня осенит, а кого-то из них… Надо все же кого-то послать, сменить Чарли, пока еще вечеринка в разгаре.

«Wer immer strebens sich bemucht,

Den konnen wir erlosen». [11]

Лили вздохнула.

— Я сделаю это, шеф.

— И развлекайся как следует.

— Слушаюсь, шеф, слушаюсь.

— Найди себе какого-нибудь парня. Лили, — проворчал Макдональд, запирая двери и направляясь в сторону гостиной, поскольку Лили числилась последней в списке приглашенных.

Из гостиной доносились обрывки разговоров.

— …вплотную заняться гамма-лучами…

— …а где взять деньги на постройку такого генератора? Никто еще не строил ничего подобного и неизвестно, во сколько это влетит.

— …источников гамма-излучения должно быть в миллион раз меньше, чем радиоисточников на волне в двадцать один сантиметр…

— …те же аргументы приводил Коккони почти пятьдесят лет назад…

— …однако эмиссионная полоса водорода напрашивается сама собой. Так Моррисон сообщил Коккони, а тот, помнится, согласился, что она представляет собой логичный, самой природой созданный пункт радиоконтактов, так сказать, космических rendez-vous. «Единственная естественная эталонная частота, известная каждому наблюдателю во Вселенной», — вот так они это заключили. -…но уровень шума…

Улыбнувшись, Макдональд двинулся на кухню за банкой холодного пива.

— …автоматических зондов Брэйсуэлла? — осведомлялся кто-то с раздражением.

— И чего ты от них ожидаешь?

— Почему мы их не ищем?

— С зондами Брэйсуэлла дело обстоит как раз наоборот: они сами должны нам представиться.

— А с нашими, возможно, что-то произошло. После стольких-то миллионов лет на орбите…

— …в лазерных пучках больше смысла.

— Как же, — они тотчас затеряются на фоне звездного излучения…

— Как доказали Шварц и Таунс, достаточно лишь выбрать длину волны поглощения атмосферой звезды. Установить узконаправленный лазерный пучок на частоте из линий поглощения углерода…

В кабинете речь шла о квантовом шуме.

— Квантовый шум — в пользу низких частот.

— Однако он устанавливает их нижний предел.

— Согласно расчетам Дрэйка, самым целесообразным, с точки зрения уровня шума, являются частоты между 3,2 и 8,1 сантиметра.

— Дрэйк, Дрэйк! Да что там он знал! За нами — преимущество в целых полсотни лет исследований. Пятьдесят лет технического прогресса. Столько лет назад мы могли отправлять радиосигналы в радиусе тысячи световых лет, а лазерные — до десяти. А теперь эти величины возросли, по крайней мере, до десяти тысяч и пятисот соответственно.

— А если там никого нет? — хмуро отозвался Адамс.

«Ich bin der Geist, der stets verneint» [12]

— Короткими импульсами, как убеждал Оливер. Сто миллионов ватт в одну десятимиллиардную секунды рассеиваются по всему радиоспектру.

— Мак, можно тебя попросить, подлей-ка мне.

И Макдональд стал пробираться меж группками гостей по направлению к бару.

— …а я так и сказала Чарли, — признавалась в уголке двум приятельницам какая-то женщина, — если бы мне платили десятку за каждую обкатанную пленку, я б и не сидела здесь, в Пуэрто-Рико…

— …нейтрино, — говорил кто-то.

— Чушь, — ответил другой в то время, как Макдональд, осторожно наливал в стакан пшеничный спирт, а потом разбавлял его апельсиновым соком. — Единственное по-настоящему логичное средство — волны.

— О, я знаю, это те самые, еще не открытые, но которые предполагается открыть черва каких-нибудь десять лет. Вот только прошло уже почти пятьдесят лет с тех пор, как Моррисон выдвинул свою теорию, а мы их все еще так и не открыли.

Макдональд лег на обратный курс через всю гостиную.

— …доконает меня эта его ночная работа, — сообщила чья-то жена. — Целый день дети на головах ходят, а он еще и заявляет, встречай его на пороге, когда он возвращается на рассвете. Ромео!

— …а может, они там все только слушают? — уныло изрек Адамс. — Так вот, как мы, — сидят и слушают, поскольку это значительно дешевле, чем передавать?

— Вполне возможно, — согласился Макдональд. — А не думаешь ли ты, подобное кому-то уже пришло в голову, и они все-таки начали передавать?

— Поставь себя на место остальных и подумай, — твоя догадка посетила всех сразу. Тогда можно просто сидеть и слушать. Вели там вообще есть хоть кто-то. Ток это, или иначе, все равно уши вянут и мороз по коже от всего этого.

— Ну ладно, ладно. Мы должны что-то передавать.

— А что бы ты передал?

— Над этим надо слегка поразмыслить. Может, ряд простых чисел…

— А если это не математическая цивилизация?

— Идиот! Как бы они тогда построили антенны?

— А может, по-простому, как радиолюбители. Или, может, у них антенны встроенные, а они об этом даже и не догадываются.

— А может, это у тебя встроенная антенна, и никому об этом не ведомо?

Банка у Макдональда опустела. Он направился на кухню.

— …добиваться такого же времени на Большом Ухе. Даже если никто и не передает, мы могли бы уловить повседневный шум радиопередающих устройств цивилизации, удаленной на десять световых лет. Проблема только с дешифровкой, а вовсе не с приемом.

— Они уже и так пытаются ловить, — во время исследования ближайших звездных систем. Попроси у них какую-нибудь запись и разработай себе программу.

— Годится. Так я и сделаю. Дайте только мне немного времени, накропаю заказ…

Макдональд оказался рядом с Марией. Он обнял ее за талию и привлек к себе. — С тобой все в порядке? — спросил он.

— В порядке…

Однако ее выдавало лицо. «Устала», — подумал Макдональд. Его постоянно тревожила мысль, она стареет, и уже вступает в средний возраст. С приближением собственной старости он как-то смирился и смело встречал ее, ощущая груз прожитых лет. Впрочем, в душе он продолжал чувствовать себя двадцатилетним, хотя прекрасно знал: ему стукнуло сорок семь. Вместе с тем он ощущал радость обреченного счастья, покоя и невозмутимости. За все это он готов платить юношеским восторгом, увлеченностью и самой верой в собственное бессмертие. Но Мария!..

«Nel mezro del cammin di nostra vita

Mi ritrovai per una selva oscura,

Che la diritta via era smarrita». [13]

— Ты уверена?

Она кивнула.

Он привлек ее к себе.

— Я бы хотел снова остаться с тобой. Как всегда.

— И я тоже.

— Скоро мне собираться.

— Это обязательно?

— Я должен сменить Саундерса. Пусть и он немного повеселится со всеми.

— А вместо тебя нельзя послать кого-то другого?

— Кого же? — Макдональд с добродушной беспомощностью протянул руку в сторону собравшихся в небольшие группки, тесно связанными узами упорядоченных звуков человеческой речи. Она лилась непрерывно. — Смотри-ка, неплохо развлекаются. Мое отсутствие пройдет незамеченным.

— Но я-то замечу.

— Разумеется, querida.

— Ты им и мать, и отец, и священник — в одном лице, — сказала Мария. — Уж очень ты их опекаешь.

— Приходится удерживать всех вместе. В конце концов, на что еще я гожусь?

— Да, наверное, уж на что-нибудь и сгодился бы…

Макдональд только покрепче обнял ее одной рукой.

— Вы только гляньте на Мака с Марией, — проговорил какой-то заика. — Какая дьявольская п…п…преданность!

Макдональд с улыбкой снес похлопывание по плечу, старательно прикрывая Марию.

— Увидимся позже, — объявил он.

Проходя по гостиной, он слышал, как кто-то говорил:

— Эдди советует как следует присмотреться к цепным макрочастицам угольных хондритов. Кто знает, из какого далека они прибыли. А может, их прислали, и, кто знает, какое послание содержат частицы.

Он прикрыл за собою двери, и галдеж сменился просто шумом, переходящим в ропот. На мгновение он задержался у распахнутой дверцы автомобиля и поднял взгляд к небу.

«E quindi uscimmo a riveder le stelle». [14]

Ропот из гостиной нечто ему напомнил. Динамики в пультовой. Все эти голоса, которые непрерывно и безостановочно говорят, говорят, а он не понимает ни слова. У него блеснула какая-то мысль. Хорошо бы сосредоточиться на ней. Однако он выпил гораздо больше одной банки пива. А может, недопил?

После долгих часов прослушивания у Макдональда всегда слегка кружилась голова, но в эту ночь было намного хуже. Может, из-за всех этих разговоров, пива или чего-то, пока еще неосознанного.

Тико-тико, тико-тико…

Даже если они ухитрились бы принять некое послание, то, прежде чем удалось завязать хоть какое-то подобие диалога — допустим, с ближайшей из возможных звезд — все равно к тому времени от них не осталось бы на свете и следа. Из какой фанатичной самоотверженности рождается их долготерпение?

…Что за психи в Пуэрто-Рико?..

Вот еще пример из религии. Достаточно вспомнить эпоху возведения средневековых соборов, строительство которых продолжалось целые столетия:

— …эй, приятель, что поделываешь?

— Да вот, работаю поденно за десять франков.

— Ну, а ты?

— Укладываю камни.

— А ты… ты-то что делаешь?

— А я возвожу собор.

Большинство тогда возводило соборы. Большинство, скованное религиозно-фанатическим помешательством — одержимостью осознания собственной предназначенности, своей особой миссии. Это давало силы работать всю жизнь без малейшей надежды узреть дело своих рук.

Уши есть, а нас не слышат…

Простые каменщики и поденщики со временем уходили. Оставались лишь, те в чьих душах продолжала жить идея — мечта. Но сперва те, оставшиеся, должны были с самого начала стать одержимыми.

Из-за звезд поедет крыша?

И сегодня он слышал голоса — почти такие же, как и во время ночных дежурств. Они настойчиво пытались сообщить нечто срочное, только ему предназначавшееся, однако он не смог разобрать ни слова. Лишь отдаленное бормотание, назойливая и раздражающая болтовня.

Тико-тико, тико-тико…

У него возникло желание рявкнуть на всю Вселенную: «Да заткнитесь вы там! Не все же разом! Сперва вот ты!» Конечно, он такого никогда не сделает. Впрочем, а пробовал ли он, крикнуть вот так?

Наставь-ка уши, ты, чудак!

На самом ли деле он задремал над пультом, одурев от всей этой болтовни, или ему это лишь почудилось? И просто приснилось, что он пробудился?! А может, только снится, будто он спит?

Все слушаешь, а вдруг…

Там есть приятель твой и друг?..

Здесь присутствовало безумие, однако, быть может, безумие необычное, божественное, творческое. Не в нем ли заключена та самая животворная сила упрямого человеческого сознания — движущая сила человеческого сумасбродства, неистово требующего упорядоченности от случайностей Вселенной, — созидательная мощь ужасающего одиночества, ищущего собеседника среди звезд?

Все слушаешь, а вдруг…

Там одиночество твое?..

Телефонный звонок истаял в гипнотической мгле. Макдональд поднял трубку со слабой надеждой, а вдруг это звонят из Вселенной и, сейчас ему скажут, с характерным, глотающим окончания, британским произношением: «Алло, это Человек? Вы у телефона? Алло, алло! Что-то связь барахлит, не правда ли? Нам хотелось проинформировать вас о нашем существовании. Слышите? Наше послание уже в пути. Через пару столетий вы его должны получить. Оставайтесь у телефона. Будьте так любезны…»

Однако звонили не из Вселенной. Знакомый голос с американским акцентом принадлежал Чарли Саундерсу.

— Мак, случилось непредвиденное. Олсен уже выехал сменить тебя, но, я полагаю, ты должен все бросить и приехать немедленно. Это касается Марии.

* * *

«Брось все. Сейчас это не важно. Переведи аппаратуру в автоматический режим, компьютер сам займется всем. Мария!.. Немедленно! Давай, быстрее! Скорей! Вот, кажется, подъехал какой-то автомобиль. Наверно, это Олсен. Впрочем, неважно…»

«Что произошло? Почему он не спросил сразу? А может… Неважно — что. Мария! Но что могло случиться? Ничего серьезного. Столько людей… Nil desperandum. [15]

Однако… зачем звонил Чарли, если ничего серьезного? Нет, скорее всего, это нечто серьезное. Следует приготовиться к чему-то ужасному, способному пошатнуть его мир и разорвать душу».

«Нельзя сломаться на глазах у всех. Почему нельзя? Почему он должен казаться железным? И почему ему надлежит всегда оставаться безмятежно спокойным, полным непоколебимой веры? За что именно ему? Если произошло нечто ужасное, жуткое с Марией… Тогда все равно. Навсегда. Почему он не спросил Чарли? Почему? Впрочем, плохое пусть подождет, от неизвестности хуже не станет».

«Ну почему мироздание равнодушно к моим страданиям? Он — ничто, и чувства его — ничто для всех, кроме него самого. Для Вселенной важна лишь Программа. И в ней ничтожная вероятность стать его связующим звеном с вечностью. Его любовь и его страдания — это он сам, но жизнь и смерть его безраздельно принадлежат Программе…»

* * *

Подъезжая к гасиенде, Макдональд дышал уже ровнее. Он уже совладал со своими чувствами. Небо на востоке посерело перед рассветом. Обычное время возвращения домой для персонала Программы. Саундерс ждал его в дверях.

— Доктор Лессенден уже здесь.

В гостиной еще витал папиросный дым и, казалось, еще не растаяло эхо бесед, однако здесь кто-то уже потрудился. Следы вечеринки убраны. Наверно, суетились все, как угорелые. Люди у него что надо.

— Бетти обнаружила ее в ванной, за вашей спальней. Этого бы не случилось, не будь все так заняты друг другом. Это я виноват. Мне не следовало соглашаться на замену. Возможно, не оставь ты ее… Я же видел, как не хотелось тебе этого.

— Нет здесь ничьей вины. Она очень часто оставалась одна, — сказал Макдональд. — Что с ней?

— Я разве не сказал тебе? Она вскрыла себе вены лезвием. Бетти обнаружила ее лежащей в ванне. «Словно в розовой фруктовой воде», — так она выразилась.

Будто чья-то лапа стиснула Макдональду нутро. Стиснула и отпустила. Да, вот оно и случилось. Но разве он не знал все с самого начала? С того дня, как она наглоталась снотворного, он постоянно жил с этим знанием, хотя и пытался убедить себя и поверить ее заверениям, что большую дозу она приняла по ошибке. А может, все-таки не знал? Одно он знал теперь наверняка: сообщение Саундерса не явилось для него неожиданностью.

А потом все они стояли в дверях спальни, а на кровати лежала Мария, укрытая одеялом, и тела ее, казалось, будто и нет под ним, ведь на покрывале не оставалось ни единой складочки; руки ее лежали поверх одеяла, и повязки выделялись белыми полосами, нанесенными, словно кистью, поверх совершенства оливковой кожи рук… Но, увы, теперь совершенство утрачено, — и тут же он одернул себя, глядя на ее ужасно искривленные губы: они говорили ему сейчас и о скрытой горечи, и о невысказанной печали, и обо всей ее жизни, где столько раз приходилось лицемерить…

Доктор Лессенден поднял голову; со лба его стекали капли пота.

— Кровотечение остановлено, но она потеряла много крови. Придется везти в клинику на переливание. С минуты на минуту прибудет карета скорой помощи.

Макдональд взглянул в лицо Марии. Бледное, словно восковое изваяние. Будто голова ее уже лежала на атласной подушке в вечном сне.

— Шансы — пятьдесят на пятьдесят, — ответил Лессенден на его немой вопрос.

В спальню вошли санитары с носилками.

— Вот это Бетти нашла на ее туалетном столике, — сообщил Саундерс.

Он отдал Макдональду сложенный вдвое листок. Макдональд развернул бумажку:

«Je m'en vay chercher un grand Peut-etre». [16]

Появление Макдональда в бюро стало неожиданностью для всех. Его ни о чем не спрашивали, да и он отнюдь не горел желанием признаться, что бездеятельное сидение в переполненном воспоминаниями доме невыносимо, когда ждешь единственного известия. Когда же кто-то все же решился спросить его о Марии, он ответил:

— Доктор Лессенден не теряет надежды. Она еще не пришла в сознание. И неизвестно, сколько такое состояние продлится. Доктор сказал, с таким же успехом ждать можно и здесь. Наверное, я действовал им в клинике на нервы. А Мария по-прежнему без сознания…

O lente, lente currite, noctis equi. [17]

Наконец, Макдональд остался один. Достал бумагу и карандаш и долго трудился над заявлением. Перечитав, смял листок и сунул в корзинку для мусора. Затем взял чистый лист и нацарапал одну фразу. Потом вызвал Лили.

— Отправь вот это!

Лили взглянула на листок.

— Нет, Мак.

— Отправь!

— Но…

— Это не сиюминутный порыв. И не амбиции. Я все обдумал. Отправляй. Она медленно вышла из кабинета. Макдональд принялся бесцельно перекладывать бумаги на столе в ожидании телефонного звонка. Однако еще раньше без стука вошел Саундерс.

— Ты не сделаешь этого, Мак, — выпалил он с порога.

Макдональд вздохнул.

— Это Лили тебе рассказала. Уволил бы девчонку, если бы не ее преданность.

— Естественно, она мне рассказала. Ведь речь не только о тебе. Обо всей Программе.

— Вот именно. Я тоже озабочен ее судьбой.

— Мне кажется, я понимаю твое состояние, Мак… — Саундерс запнулся. — Впрочем, нет. Откуда мне знать, каково тебе сейчас. Без сомнения, это адское испытание. Но не бросай нас. Подумай о Программе.

— О ней я и думаю, Чарли, — ведь в жизни-то я банкрот. За что ни брался, все обращалось в прах.

— Ты — лучший среди нас.

— Кто, я? Бездарный лингвист? Паршивый инженер? Я не обладаю соответствующей квалификацией для такой работы, Чарли. Вам нужен кто-то понаходчивей, чтобы продолжать Программу, — кто-то, способный к плодотворной деятельности, некто… осененный благодатью.

Через несколько минут ему пришлось все повторить Олсену. Когда он упомянул о квалификации, тот только и смог пролепетать:

— Мак, ты устраиваешь чудные приемы.

Больше всего его растрогал скептик Адамс:

— Вера в тебя, Мак, заменяет мне веру в бога.

Зонненборн сообщил:

— Программа — это ты. Если уйдешь ты, все рассыплется. Это явится началом конца.

— Всегда так кажется. Однако в делах, развивающихся по своим канонам, такие предсказания, как правило, никогда не сбываются. Программа существовала до меня и продолжится после того, как я уйду. Просто она должна стать долговечнее всех нас, потому как мы — всего лишь одно поколение, она же — на века.

Он подождал, пока Зонненборн ушел, и устало сказал Лили: — Хватит.

Ни у кого из них не хватило духу спросить, как там Мария, а ведь и ее он так же относил к своему жизненному банкротству. Она пыталась что-то объяснить ему еще месяц назад, перед тем как принять те таблетки, однако тогда он не захотел понять ее. Где уж ему уразуметь, что скажут звезды, если он не в состоянии понять самого близкого ему человека. И теперь настало время за все расплачиваться.

Чего же могла желать Мария? Впрочем, он-то знал, и если она выживет, таких жертв с ее стороны он не допустит, слишком высокая цена. Слишком долго она жила только для него, оставаясь всегда одна в доме, — брошенная кукла, в ожидании, когда вернется хозяин и снова возьмет ее в руки. Чтобы опять дать ему силы к существованию. В душе ее нарастало страдание, — ведь прошли ее лучшие годы, — а это для красивой женщины самое страшное, особенно, если старится она в одиночестве, величайшем из одиночеств. А он был самолюбив. Ослепленный любовью к себе, хотел видеть смысл ее жизни в служении ему. Детей он не захотел, полагая, что они могут нарушить гармонию их жизни вдвоем. Гармонию — для него, а для нее все происходящее выглядело далеким от совершенства. А может, если Мария выживет, — еще не поздно? Но, если ее не станет, ему не хватит ни души, ни сердца продолжать вытягивать работу, в которую он — и это уже ясно — не привносит ровным счетом ничего.

Телефон, наконец, отозвался.

— Она выживет, Мак, — сообщил Лессенден. И спустя минуту: — Мак, я говорю…

— Я слышал.

— Она хочет тебя видеть.

— Буду сейчас же.

— Еще она попросила передать тебе: «Скажи Роберту, это отбило у меня охоту. И больше не повторится. При ближайшем рассмотрении великое Быть Может превращается в нечто, весьма определенное в своей неприкрытом истине. Скажи ему еще, пусть и у него, в свою очередь, это не отобьет охоту».

Мак положил трубку и вышел в приемную, чувствуя, как в груди у вето все готово разорваться.

— Она будет жить, — бросил он Лили через плечо.

— Ох, Мак…

В коридоре его остановил смотритель Джо.

— Мистер Макдональд…

Макдональд задержался.

— Ты побывал у дантиста, Джо?

— Нет, сэр, еще нет, но я не об этом…

— Не ходи пока. Я хотел бы на время установить у твоей кровати магнитофон. Кто знает…

— Спасибо, но я не… Я слышал, вы уходите, мистер Макдональд?

— Этим займется кто-то другой.

— Вы не поняли меня, сэр. Не уходите, мистер Макдональд!

— Но почему же, Джо?

— Здесь ведь по-настоящему все зависит только от вас.

Макдональд уже собирался было уходить, но это его удержало.

Ful wys is he that can hiniseluen knoive! [18]

Он развернулся и отправился обратно в кабинет.

— Та бумажка, она у тебя, Лили?

— Да.

— Так, значит, ты не отправила ее?

— Нет.

— Непослушная девочка.

— Дай-ка ее сюда.

Он перечитал заявление: «Глубоко уверен в целях и конечном успехе Программы, однако по сугубо личным причинам вынужден уйти в отставку».

С минуту он всматривался в текст.

«Карлик, стоящий на плече великана, видит дальше, чем сам гигант».

С.Т.Кольридж, «Друг» («The Friend»)

ДИНАМИКА КОМПЬЮТЕРА

В начале было Слово, и Слово то было Водород…

Харлоу Шепли, 1958…

Никто не поверил бы на исходе девятнадцатого столетия, что за всем происходящим на Земле зорко следят существа более развитые, чем человек, хотя и такие же смертные, как он… А между тем сквозь бездну пространства на Землю смотрели глазами, полными зависти, существа с холодным интеллектом, превосходящие нас настолько, насколько мы выше вымерших животных, и медленно, но верно осуществляли враждебные нам планы…

Г.Дж.Уэллс, 1898…

Отдельные организмы умирают. Однако общее количество живой материи увеличивается. Можно представить шарообразный организм с полностью замкнутым циклом физиологических процессов.