Прав ли Дэн Сяопин, или Китайские инакомыслящие на пороге XXI века

      Здесь сказались и некоторые традиции китайского общества, а именно традиционное историческое тяготение к "своей религии" и "своей вере", причем не связанной с официальной властью. Ведь именно буддизм, причем в такой его форме, оказался приемлем для современного Китая, для широких масс людей, особенно в городах.
      Новое учение Ли Хунчжи несло с собой новую веру, причем в условиях, когда стало вполне очевидным, что после правления Мао Цзэдуна и экспериментов Дэн Сяопина всеобщей веры или массовой национальной идеи в нынешнем Китае нет. Массы, с одной стороны, не верят в необходимость отбросить все внутренние заботы и сплотиться на борьбу за выход на "достойное КНР место в мире"; мысль о внешней угрозе не работает в современной КНР; с другой стороны, прошли уже два десятилетия реформ в стране, а для многих трудностей стало не только не меньше, но они значительно возросли, причем речь идет о трудностях прежде всего экономического характера.
      Важно и то, что новое учение оказалось "дешевым", практически доступным большинству населения. Это отвечало материальным условиям, в которых живет большинство китайцев. Не нужно было много жертвовать, не нужно было далеко ходить, например в отдаленный храм. Все можно было делать прямо по месту жительства. Цены на учебник, кассеты, пленки оказались вполне доступными.
      Движение Ли Хунчжи явилось и своего рода протестом против существующего в стране положения, против условий, в которых каждому конкретному человеку приходится жить. Собственно говоря, это и был новый подъем протестных акций после того, что произошло на площади Тяньаньмэнь в 1989 г., новый подъем движения протеста через десять лет после предыдущего движения.
      Причем если в 1989 г. протестовала прежде всего молодежь и часть интеллигенции, то ныне протестовали прежде всего представители старшего поколения и частично молодежь, учащиеся; среди последователей движения Ли Хунчжи были и те, кого ныне в массовом порядке увольняют с работы, а также те, кто по тем или иным причинам остался без работы или ищет работу в городе, придя туда из деревни. Одним словом, протестное движение имело на этот раз еще более широкую основу, чем в 1989 г. Его идеологическая основа оказалась в 1999 г. более широкой и понятной массам людей в Китае. Не стоит упускать из виду и то, что сама экономическая ситуация в КНР тоже содействует появлению такого рода протестных движений массового характера. Это была форма реакции на нынешний политический строй, на экономическое положение в стране, которое для многих в Китае остается тяжелым, представляется тупиковым или безвыходным.
      Китайское общество - это масса в весьма значительной степени суеверных людей. Общий уровень культуры в КНР относительно низок, именно поэтому там и возможно появление и широкое распространение разного рода концепций, в том числе и религиозного содержания. Поэтому предложенные Ли Хунчжи простые и понятные положения нашли отклик в широких массах китайцев.
      * * *
      Итак, в 1990-х гг. в КНР происходило стихийное возрождение буддизма. Это и новая волна протеста, возникшая почти стихийно, причем прежде всего в больших городах.
      В 1979 г. в КНР имел место первый в постмаоцзэдуновское время шок для системы власти - самовысвобождение крестьян из-под ига коллективных хозяйств; в 1989 г. - второй шок, требование свободы и демократии студентами и интеллигенцией; в 1999 г. был третий шок - появление стихийного негосударственного необуддизма.
      Все это, вместе взятое, - суть отрицание массами нынешней системы политической власти в КНР. Причем в этом протесте принимали участие и стар и млад. Вера в идеалы коммунизма в КНР за 50 лет "нового Китая", "народного Китая", за полвека существования КНР не пустила глубоких корней. Напротив, она умирает.
      Да, учение Ли Хунчжи - это не явление из области точных или естественных наук; строго говоря, это далеко не наука. Но во-первых, не одной наукой жива душа человека. Во-вторых, и коммунистическое мировоззрение, официальное мировоззрение современного Китая, которое КПК продолжает предлагать китайцам и сегодня - диалектический материализм и атеизм, - это уже не то, что воспринимают сегодня китайцы. Все эти вещи давным-давно дискредитированы. Китайцам сегодня нужно что-то новое. Их душа стремится от идей Мао Цзэдуна, от теории Дэн Сяопина к чему-то новому, иному. Все-таки жизнь на протяжении полувека в условиях монополии идеологии Компартии Китая многому научила китайцев и сформировала у них стойкое чувство отторжения всякой идеологии такого рода, навязываемой партией и государством. Китайцы сегодня скорее воспринимают идеологию, не связанную с государством, чем государственную идеологию.
      Оказалось, что и сегодня, на рубеже третьего тысячелетия, в Китае из масс, из их толщи, может появляться новый пророк или, по крайней мере, новый религиозный лидер, духовный вождь, который способен захватить умы и души и повести за собой миллионы людей; причем это - не представитель Коммунистической партии Китая. Властитель душ по крайней мере нескольких миллионов людей в Китае конца XX века - это не Мао Цзэдун и не Дэн Сяопин, а Ли Хунчжи - религиозный лидер, наставник от буддизма, а не от марксизма. При этом оказывается, что такой руководитель государственной контролируемой религиозной организации, как Чжао Пучу, хотя он и сведущ в буддизме, но себя дискредитировал многолетним сотрудничеством с властями. Массы китайцев инстинктивно не верят религиозным организациям, находящимся под контролем партии и государства. Люди отделяют себя в Китае от правящей партии и ее государства. Такова тенденция, пусть пока еще и недостаточно очевидная.
      Можно задуматься и над вопросом о том, почему в современном Китае возник в довольно широких масштабах этот необуддизм и не возникло неохристианство или неомусульманство. Или, например, неомарксизм.
      Возможно, что здесь сыграли свою роль несколько факторов: допущение государством и партией самого возникновения движения, которое носило именно буддийский характер; вряд ли партия и государство допустили бы возникновение чего-либо связанного с идеями христианства или мусульманства. Буддизм представлялся Пекину чисто китайской религией, а христианство и мусульманство, с точки зрения нынешних руководителей ЦК КПК, слишком связаны с внешними для Китая силами.
      Возможно, что сыграло свою роль то, что в китайцах, в ханьцах, очень глубоко сидит национализм, который сегодня, в том числе в силу позиции, которую занимает руководство КПК, не дает подняться христианству, хотя этого нельзя исключить в будущем. Что же касается мусульманства, то к нему у ханьцев сложное отношение. Во всяком случае, внутрь собственно Китая, в районы, населенные ханьцами, ему пока дороги нет.
      Нужно также сказать, что расхожее представление, состоящее в том, что массы китайского населения, особенно в деревне, это массы людей, враждебно относящихся к иностранным учениям, неверно. Сам пример появления КПК с марксизмом в качестве идейной основы противоречит этому. Но еще важнее то, что во второй половине XIX века движение тайпинов, массовое движение крестьян, добившееся успехов и даже создавшее на некоторое время свое государство, было движением на основе христианского учения, своеобразной ветви христианства.
      Нечто общее есть в учении Ли Хунчжи и с христианством. Ведь речь идет о переходе людей, пусть разными путями, в царство небесное. Можно вспомнить и о том, что лидер движения тайпинов Хун Сюцюань называл себя "братом Иисуса Христа". И в этом тоже проявилось некоторое сходство между его действиями и поведением Ли Хунчжи.
      И все же нынешнее движение Ли Хунчжи - это, прежде всего, движение на основе буддизма или своеобразная ветвь буддизма. При этом Ли Хунчжи не изоляционист. Он не отгораживается от внешнего мира. Уже упоминалось о том, что его сторонники имеются в ряде стран, а не только в Китае. Более того, Ли Хунчжи в определенном смысле претендует на лидерство в движении буддистов-мирян в мировых масштабах.
      Главное же, по нашему мнению, состоит в том, что его предложения так или иначе, но наполнили души китайцев тем, что оказалось для них приемлемым, тем, чего жаждала китайская душа, к чему она инстинктивно стремилась. Движение Ли Хунчжи, появление необуддизма - это утоление жажды души современных китайцев или, во всяком случае, значительной их части, пусть не самой образованной, не в этом суть.
      Итак, речь идет о пустоте в душе современного китайца. Душа любого человека не терпит пустоты. Без души человек мертв. А он не хочет быть мертвым, он хочет быть живым, хочет выжить. Душе человека нужна вера. Особенно тогда, когда рациональные или представляющиеся рациональными доводы на душу не действуют, оказываются дискредитированными.
      В конце XX века в Китае появилась вера вне храма, вера вне государства, вера вне партии. Вполне вероятно, что так произошло именно по той причине, что храмов либо вообще не было, либо в них уже давно господствуют партия и государство, идеология которых прямо враждебна идеологии церкви, религии, вере. В КНР ситуация сегодня сложилась таким образом, что партия и государство срослись. Они торгуют, в том числе и в храмах, превратив часть из них в аттракционы, предназначенные для выкачивания денег из посетителей и туристов. В такой же аттракцион превращен, кстати сказать, и "Дом памяти Мао Цзздуна", где сразу же за залом, где хранится его тело, посетителям предлагают приобрести всего за пятнадцать юаней (два доллара) удостоверение с печатью о том, что человек побывал в этом доме; тут же предлагают купить сувениры, в том числе водку и табак.
      В КНР жизнь подавляющего большинства людей сегодня очень трудна. Она трудна и материально и духовно. Люди живут в основном очень скромно и бедно. Их жизнь полна опасностей, в том числе и потому, что в стране свирепствует преступность. Но люди хотят иметь отдушины в этой жизни. Нужно какое-то время, какое-то место, где можно не бояться, где можно отдохнуть душой, уйти в себя, где тебе никто не помешает. А площадки для гимнастики можно устроить где угодно, там можно заниматься упражнениями, дыхательно-оздоровительной гимнастикой. Здесь и появляется возможность для наполнения души совсем не тем, чего хотелось бы руководителям правящей партии, - не атеистической пропагандой и не рассуждениями о диалектическом материализме и марксизме...
      В конечном счете деятельность человека определяют стремления души. Сегодня в Китае существует разрыв между устремлениями китайской души и официальной пропагандой и идеологией. Китайская душа требует наполнения. Чем же она будет удовлетворяться в будущем?
      * * *
      Судя по деятельности Ли Хунчжи, он хотел бы возглавить своего рода "стихийное бедствие", некое "цунами", с которым никак не могли бы справиться руководители КПК и КНР. Наверное, он далеко не случайно взял в качестве ключевого понятия для своего учения китайский иероглиф "фа", который применительно к буддизму переводится как дхарма или закон. Ли Хунчжи почувствовал или понял, что в современном Китае многие люди полагают, что в стране не хватает закона, что главные события происходят в форме беззаконий - если подразумевать высшую справедливость.
      И в то же время многие китайцы приходят, осознанно или инстинктивно, к тому, что их душа стремится уже не к уставу партии и не к законам государства, потому что все это существует уже 50 лет, но облегчения людям по большому счету не приносит. И тогда китайцы приходят к мысли о необходимости действовать не по законам КНР и не по уставу КПК, а по собственному пониманию нравственных норм. Прежде всего взятых из буддизма. Именно это и есть тот самый закон, который приветствуют китайцы, ставшие последователями учения Ли Хунчжи. Иначе говоря, они называют понятия, предлагаемые Ли Хунчжи, законом, и они легко воспринимают термины, которые им предложены Ли Хунчжи, особенно "фа" - закон или дхарму.
      На стороне Ли Хунчжи выступает масса недовольных. Это прежде всего уволенные или просто потерявшие работу, а их число за последние годы весьма значительно возросло; они составляют немалую часть городского населения. К ним можно прибавить и пенсионеров, а также тех деревенских жителей, которые из-за безработицы вынуждены идти в города, жить там на птичьих правах, хватаясь за любую работу, если она подвернется.
      * * *
      Руководители КПК были поражены прежде всего массовым характером движения "Фалуньгун". Когда сторонники Ли Хунчжи собрались у Чжуннаньхая, они сидели и стояли молча, молча они делали свои упражнения, которые состоят очень часто в том, что человек поднимает, скажем, обе руки с обеих сторон головы на уровень лица и застывает надолго в такой позе, полагая, что жизненная энергия из рук проходит через голову и благодаря этому удается постепенно расслаблять мускулы головы, что приносит облегчение.
      Иначе говоря, при этом каждый человек остается отдельной человеческой личностью, не теряет себя; он уходит в себя, но не "льется" каплей с массами. И в то же время все эти индивидуальности в совокупности - это угрожающая безмолвная масса, которой испугались власти. Ли Хунчжи дал людям возможность расслабиться в той "напряженке", которую представляет собой сегодняшняя жизнь в Китае.
      Ли Хунчжи провозгласил себя Богом, и это на многих в Китае подействовало. Они пошли за ним.
      Он не имеет отношения к буддийской религии во всех ее ныне известных формах, то есть не имеет отношения не только к официальной буддийской организации в КНР, но и к далай-ламе.
      У Ли Хунчжи много последователей на Тайване; они есть почти в каждом городе и населенном пункте. Власти на Тайване не боятся этого движения, ибо на Тайване оно носит не политический и не протестный характер, как это было в континентальном Китае.
      Ли Хунчжи предлагал властям КНР вступить в диалог, чтобы внести коррективы в свои разъяснения для верующих, сделав движение приемлемым для властей. Они на это не отозвались. Учение и методы Ли Хунчжи оказались ответом на состояние души и тела человека в Китае, во всяком случае довольно многих людей. Его метод - это метод нахождения покоя. И людей, которым это необходимо, оказалось - неожиданно для властей - много. Им не к кому больше обратиться. Когда занятия этих людей стали движением, да еще управляемым таким человеком, как Ли Хунчжи, да еще с помощью всекитайской организации, которая действует вне контроля со стороны КПК, - вот тогда партия и государство его подавили.
      Иначе говоря, происходит столкновение линии партии и настроений китайской души.
      * * *
      Подводя итоги, можно сказать, что в конце XX века в Китае произошло своеобразное полувосстание нескольких миллионов человек под знаменами "нового Будды". Властям удалось запретить это движение, но им пришлось применить административно-полицейские методы. Окончательно ли подавлен этот протест и что произойдет в дальнейшем?
      Эти вопросы остаются открытыми.
      ПОСЛЕСЛОВИЕ
      Прошло десять лет со времени событий 4 июня 1989 г. на площади Тяньаньмэнь в Пекине.
      Живущий ныне в США Су Шаочжи, в прошлом директор Института марксизма-ленинизма и идей Мао Цзэдуна Академии общественных наук Китая, утверждал в связи с этой датой, что Дэн Сяопин был не прав, полагая, что тогда произошел "бунт", что это было "отрицание в корне руководящей роли КПК и социалистического строя", ибо на самом деле это было подавление силой своеобразной акции гражданского неповиновения.
      Помощник генерального секретаря ЦК КПК Чжао Цзыяна по вопросам политической реформы Бао Тун, отстраненный от руководящей работы после подавления демократических выступлений на площади Тяньаньмэнь, теперь подчеркивает, что в 1989 г. большинство населения выступало за использование демократических способов борьбы против разложения чиновничьего аппарата партии и государства. Тогда в ходе экономических реформ сложилась ситуация, при которой рынок уже существовал, но участники экономической, хозяйственной конкуренции находились в неравных условиях. Отсутствие политических реформ приводило к развитию "рынка без правил", к разложению чиновничества и бюрократическому капитализму.
      В отсутствие демократии ничто не ограничивало и не сдерживало властные структуры, а это приводило к сращиванию власти и денег, чиновников и олигархов. В результате плоды экономических реформ попадали в карманы горстки бюрократов, что и вызывало повсеместное и всеобщее недовольство простых людей Китая. Причем речь шла не только о студентах, не только о молодежи и интеллигенции и не только о Пекине, но о всем населении всей страны. Проявлением такого недовольства и стали события на площади Тяньаньмэнь в Пекине.
      В связи с этим приходит на память, что Чжао Цзыян и Бао Тун в свое время, в конце 1980-х гг., полагали, что в КНР еще не было демократии. Иначе говоря, ее не было ни при Мао Цзэдуне, ни при Дэн Сяопине. Сам же Дэн Сяопин и его приверженцы считали, что социалистическая демократия в стране имелась и ее нужно было только "совершенствовать, улучшать". В этом была суть разногласий между руководителями КПК во второй половине 1980-х гг.
      Недавно, в декабре 1999 г., М.С.Горбачев в одном из интервью сказал, что в то время, когда он был у власти, у него "в первые два-три года была иллюзия, что мы все-таки соединим социалистическую идею с демократией и что-то сможем изменить, дать второе дыхание стране. Не получилось". Возвращаясь к высказываниям Бао Туна в 1999 г., необходимо также отметить, что он требовал от властей КПК?КНР пересмотреть их отношение к событиям 4 июня 1989 г. на площади Тяньаньмэнь в Пекине, ибо в противном случае режим будет продолжать оставаться недемократическим, а следовательно, будут возможны "и второй, и третий Тяньаньмэни". Сохранится возможность подавления выступлений мирных граждан вооруженной силой. Пока будет существовать такое явление, как разложение чиновничества, неизбежен и протест народа, разъяснял свою позицию Бао Тун. По его мнению, только демократия может спасти Китай.
      Итак, по Мао Цзэдуну, только социализм способен спасти Китай; по Дэн Сяопину, только патриотизм способен спасти и социализм, и Китай; по Бао Туну, спасти Китай способна только демократия.
      * * *
      Возникает вопрос о том, какую роль сыграл Дэн Сяопин в годы своего правления в Китае? Он был за рыночные преобразования, но при господстве социалистической системы собственности; он был за демократию, но при руководящей роли одной (и единственной!) политической партии, Коммунистической партии Китая. Он был за объединение страны, но при условии вхождения Тайваня в состав КНР; он был за развитие отношений с другими странами, но при сохранении на неопределенно длительное время вопросов о "долгах" Китаю (США - за Тайвань; Японии - за войну 1931-1945 гг., России "за несправедливые договоры"). Одним словом, это был "товарищ Да, но...". Своей главной задачей он считал сохранение власти КПК; в том же, что касается изменений и реформ, Дэн Сяопин, допуская их неизбежность, видел свою задачу в том, чтобы ограничить их рамки упомянутыми "принципами".
      Так что Дэн Сяопин был, скорее всего, тормозом, ограничителем реформ, а не их движущей силой.
      В КНР на пороге XXI века во все нарастающей степени ощущалось давление, в том числе и внутри руководства КПК, в пользу немедленных и существенных политических реформ, и прежде всего - отделения органов государственной власти от партии, которой они до сих пор фактически подчинены.
      * * *
      В сегодняшней ситуации "ядро" ЦК КПК, его генеральный секретарь Цзян Цзэминь находятся перед трудным выбором: им предстоит принять судьбоносные и для них самих, и для всей партии, и, самое важное, для страны и народа решения. Уйти от вопроса о необходимости существенных реформ и в политике, и в экономике уже невозможно.
      Известный современный мыслитель либерального толка Цао Сыюань, которого в КНР именуют "отцом" закона о банкротстве и поправок к Конституции страны, в апреле?мае 1999 г. выступал с лекциями в Вашингтоне, куда он приехал по приглашению Центра международных исследований Вудро Вильсона. Там он высказал предположение, что в Китае "скоро произойдут громадные перемены, а именно правящая Коммунистическая партия Китая будет переименована и станет называться Социалистической партией Китая". Это позволит освободиться от бремени прошлых ошибок: "большого скачка", "борьбы против правых", "культурной революции", ответственность за которые останется на Коммунистической партии Китая.
      По мнению Цао Сыюаня, ныне в КНР государственная экономика день ото дня слабеет, а негосударственная экономика набирает силу. Сегодня, когда в мире очевидна тенденция "социализации капитализма, капитализации социализма", дело идет, по словам Цао Сыюаня, к появлению и закреплению в КНР многообразия форм собственности и социальной жизни; государственный социализм отмирает, а негосударственный социализм расцветает и крепнет. В КНР созрели условия для реформы политической системы; для этого создана экономическая основа; отстает только правящая партия, заявлял Цао Сыюань.
      * * *
      Одним словом, пока жив человек, никакой политический режим, никакой общественный строй не способен задушить мысль. И помимо мысли предписанной (применительно к материковому Китаю конца XX - начала XXI столетия это марксизм, марксизм-ленинизм, идеи Мао Цзэдуна, теория Дэн Сяопина или то, что представляется правильным сегодня Цзян Цзэминю и/или другим высшим руководителям КПК?КНР), существовали, существуют и будут существовать иные мысли. Они рождались, рождаются и будут рождаться у самых разных людей, занимающих не одинаковое положение в китайском обществе.
      Инакомыслие в Китае сегодня - это, прежде всего, инакомыслие политическое. Существующая политическая система в большей или меньшей степени, по тем или иным причинам, уже неприемлема для большинства китайцев.
      Политический протест сочетается, осознанно или бессознательно, с возражениями экономического и социального характера, которые могут выходить на первый план. Китайское общество ощущает, что "новый порядок", установленный 1 октября 1949 г. с образованием КНР, изжил себя. Его трансформация неизбежна, его замена чем-то новым - дело времени.
      За нынешними китайскими инакомыслящими - будущее Китая. Люди живут и умирают, далеко не всегда становясь свидетелями воплощения в жизнь своих мыслей, но сами мысли, когда они отвечают интересам нации - страны и народа, в конечном счете обязательно воплощаются в жизнь.
      Если говорить о китайской политической, общественной, экономической мысли, то на рубеже третьего тысячелетия нашей эры ее описание будет неполным без учета идей современных китайских диссидентов.
      * * *
      Нынешняя китайская политическая эмиграция, занимаясь в той или иной степени чисто политической деятельностью, создавая свои организации, все-таки в основном (естественно, помимо трудов с целью заработать на хлеб насущный) посвящает себя раздумьям о сегодняшнем дне Китая и о его завтрашнем дне; она думает и высказывается на эти темы. В этом ее реальная заслуга и реальная роль. Именно благодаря этому она продолжает участвовать в жизни китайского общества, прежде всего на континенте и в меньшей степени на острове Тайвань.
      Современные китайские инакомыслящие стремятся не отрываться ни от реальной жизни в КНР, ни от интересов китайского народа в настоящее время. Китайские инакомыслящие пришли, очевидно, к выводу о том, что рано или поздно сам политический строй в континентальном Китае рухнет, причем это произойдет в соответствии с требованиями людей, которые станут настолько мощными, что руководители правящей партии будут вынуждены постепенно или сразу (или еще каким-либо образом) отказаться от монополии на политическую власть. Политически китайские инакомыслящие нацелены на демократизацию Китая, экономически - на рыночную экономику. Что же касается внешней политики, включая вопрос о национальном самоопределении в континентальном Китае и на острове Тайвань, то здесь позиции современных китайских диссидентов пока не определились.
      Они исходят из необходимости в первую очередь решать те проблемы, которые важны для всех китайцев, - проблемы экономического и внутриполитического характера. Вопросы, относящиеся к положению и особенно политике китайской нации, ее государства или государств, после разрешения внутриполитических и внутриэкономических проблем принципиального характера, ждут своего решения в будущем. Остается лишь надеяться, что их решение будет отвечать приоритету таких понятий, как человек, человечность, общечеловеческие нравственные ценности, всемирная культура, а также таким главным принципам взаимоотношений между нациями (народами и странами) на Земле, как мир, независимость, равноправие.
      Современные китайские инакомыслящие нашли в принципе верный подход к решению экономических и политических проблем Китая. Остается пожелать им пойти столь же человечным и разумным путем и в вопросах внешней политики и, в частности, межгосударственных отношений.
      Китайские инакомыслящие начала XXI века - это не зарубежная организация новых революционеров, это не сторонние и холодные наблюдатели жизни в континентальном Китае; это и не радетели претворения в Китае в жизнь иностранных теорий и практики.
      Наоборот, это - если не в подавляющем, то все же в большинстве яркие индивидуальности и мыслящие личности, исходящие из того, что нет ни необходимости, ни целесообразности создавать за рубежами Китая новую революционную политическую партию или тем более "штаб" по руководству подпольной борьбой внутри страны против существующего строя. Эти люди полагают, что судьба Китая может решаться и решается только в самом Китае. Поэтому свою задачу они видят в том, чтобы оставаться китайцами, не отрываться от жизни в континентальном Китае, жить проблемами народа своей страны. Они стремятся также независимо и самостоятельно мыслить, но не сковывать себя догмами и оковами идеологии КПК, а искать решение проблем Китая, используя весь мировой опыт, в том числе и опыт Сянгана (Гонконга) и Тайваня, а также опыт нашей страны и других бывших социалистических стран.
      Короче говоря, эти инакомыслящие сконцентрировались не на работе революционеров-практиков, а на деятельности вольнодумцев, мыслителей, имеющих возможность помогать своему народу и стремящихся это делать.
      * * *
      Их рассуждения опасны для стоящих у власти в КПК?КНР и идущих по пути Мао Цзэдуна?Дэн Сяопина, для тех, кто не допускает возможности коренных радикальных изменений существующего в КНР политического строя. Их рассуждения способны оказывать содействие как процессу прозрения всех тех в континентальном Китае, кто к этому стремится, так и практической деятельности в КНР, направленной на продвижение к идеалам демократии, рыночной экономике, свободному существованию и развитию человеческой личности.
      Голос китайских инакомыслящих - это голос той части китайских интеллектуалов, которые стремятся осмыслить положение своего народа и своей страны. Кто, будучи привержен принципам демократии и рыночной экономики, хочет с максимально возможной откровенностью анализировать происходящее в Китае и перспективы страны и общества.
      Конечно, важно знать, что говорят и пишут все те, кто защищает официальную политику руководства КПК?КНР, так как это отражает сегодня действия властей внутри страны и на мировой арене. Именно с этими властями приходится иметь дело России в двусторонних межгосударственных отношениях и по проблемам региональной и мировой политики. В то же время совершенно необходимо слышать и то, что говорят китайские инакомыслящие. Свободный критический голос из Китая - это та ценность, с помощью которой можно в более полном объеме понять происходящее там. Кроме того, прислушаться к их мыслям - это значит использовать уникальную возможность понять тех китайцев, которые близки демократической России, которые с болью, заинтересованностью и ясным умом рассматривают процессы, во многом общие и для Китая, и для нашей страны.
      Китайские инакомыслящие сегодня стремятся видеть планету в целом. Они сопоставляют происходящее в России и в КНР. Они прекрасно изучили в свое время марксизм-ленинизм, идеи Мао Цзэдуна, теорию Дэн Сяопина, да и взгляды Цзян Цзэминя. Они стремятся заново осмыслить многое из прежнего теоретического багажа, выделить нравственные ценности, которые нужны людям. Они пытаются увидеть пути решения экономических и политических проблем.
      Их взгляды и суждения могут помочь и нам лучше разобраться в том, что происходит в мире, в Китае, да и в том, что происходило и происходит в нашей стране, и в ее перспективах.
      ПРИМЕЧАНИЯ
      1 О расхождениях Лю Шаоци и Мао Цзэдуна см., например: Ю.М.Га-ленович. Из истории политической борьбы в КПК (1966?1969 гг.) М., 1988; Ю.М.Галенович. Гибель Лю Шаоци (монография подготовлена к печати); Ю.М.Галенович. Путешествие на родину Дэн Сяопина (монография подготовлена к печати).
      2 О разногласиях Пэн Дэхуая и Мао Цзэдуна см., например: Ю.М.Галенович. Из истории политической борьбы в КПК (1966? 1969 гг.); Ю.М.Галенович. Два "первых лица": "первый секретарь Н.С.Хрущев" и "председатель Мао Цзэдун" (книга издана в КНР в серии монографий автора под общим названием "Россия и Китай в XX веке. Нации и их лидеры").
      3 О Ху Яобане и Чжао Цзыяне см., например: Ю.М.Галенович. Противостояние: Пекин, Тяньаньмэнь, 1989 г. М., 1995; Чэнь Ицзы. Китай: десятилетие реформ. Части 1 и 2. М., 1996.
      4 Адреса интервью с Вэй Цзиншэном в Сети (Интернет) на ведущем новостном сервере о Китае, поддерживаемом хуацяо, China News Digest:
      Часть I: http://www.cnd.org:8017/CND-Global/CND-Global.98-01-14.html
      Часть II: http://www.cnd.org:8013/CND-Global/CND-Global.98-01-19.html
      Часть III: htpp://www.cnd.org:8002/CND-Global/CND-Global.98-01-25a.html
      Часть VI: http://www.cnd.org:8022/CND-Global/CND-Global.98-01-30.html
      Часть V: http://www.cnd.org:8022/CND-Global/CND-Global.98-02-07.html
      В разделе также использована публикация в журнале "Свободный Китай" (январь/февраль 1998, № 1, с. 42?45): Майк Джозеф. Голос разума, прозвучавший из застенков. Письма Вэй Цзиншэна.
      5 В данной работе излагаются взгляды Чэнь Ицзы, выраженные им в статье "Всемирное течение и перспективы Китая", опубликованной в журнале "Modern China Studies", № 4 (1997), p. 4?19.