Звездный скиталец

      Он водрузил котелок на голову и быстро зашагал, выбрасывая вперед трость.
      - Что это за тип? - осведомился Симмонс. Эльсинора, словно не слыша, продолжала смотреть вниз. Проследив за ее взглядом, Симмонс увидел сидящего на борту лодки пожилого каючника. То и дело опуская ноги в воду, он широким кривым ножом срезал с подошвы толстую, как копыто, растрескавшуюся мозоль.
      - Люси! - резко окликнул Симмонс.
      Она вздрогнула и подняла на него глаза.
      - Что случилось?
      Ему пришлось дважды повторить вопрос.
      - М-ничего.
      - Что это за тип?
      - Кто?
      - Тот, в котелке!
      - Н-не знаю. Я его впервые вижу.
      Симмонс с трудом подавил в себе желание отвесить жене полновесную пощечину. Взял ее за руку, произнес негромко, но твердо, не допускающим возражений тоном:
      - Домой!
      Возле беседки навстречу метнулся проспавшийся Дюммель.
      - Фаэтон! - коротко приказал Симмонс.
      - Пароход готов для круиза-с... Извольте...
      - Я сказал фаэтон, идиот!
      - Сей момент!
      Отпихнув в сторону возницу, Симмонс сам взялся за вожжи. Версты две он нещадно гнал коня, и тот, испуганно всхрапывая, шел размашистым галопом. Когда растаяли позади огоньки пристани, Симмонс бросил поводья и повернулся к спутнице. Лошадь пошла шагом.
      - Почему ты молчишь?
      Она пожала плечами.
      - Я был с тобой груб. Прости.
      Она промолчала.
      - Ну хорошо, я не стану допытываться, кто этот субъект и откуда ты его знаешь. Но так не может продолжаться, пойми!
      - А разве можно что-то изменить?
      - Да, черт возьми! Можно! Нужно изменить!
      - Ты уверен?
      - Я ни в чем не уверен. Но я делаю все, что могу.
      - Ты хочешь вернуться?
      - Туда, откуда мы прибыли, - нет!
      - Тогда куда? Объясни.
      - Ладно.
      Он помолчал, собираясь с мыслями, глядя на проплывающие мимо темные силуэты тутовых деревьев.
      - Я хочу изменить ту реальность.
      - Вот как?
      - Да, вот так.
      - Думаешь, тебе это удастся?
      - Надеюсь.
      - Каким же образом?
      - Это долго объяснять, Эльсинора.
      - Говори. Я попытаюсь понять.
      - Ну, хорошо. Представь себе на минуту, что эволюция человечества - это река.
      - Представила.
      - Не перебивай. Она образуется из родников, ручьев, малых речушек. Делится на протоки. Меняет русло.
      - Ты хочешь построить плотину?
      - Нет. Остановить эволюцию нельзя. Повлиять на нее - другое дело.
      - И тогда...
      - И тогда вместо плесов будет мелководье. Вместо илистых заводей - бурливые перекаты, вместо зарастающих ряской затонов - голубые озера проточной воды. Представь себе, что Александр так и остался пасти коз в своей нищей Македонии. Бонапарт не родился на свет. Шикльгрубер ударился в коммерцию. Джордж Вашингтон стал править Соломоновыми островами. Альберт Эйнштейн не открыл теорию относительности.
      - Это трудно представать. И что это за странный ряд?
      - Согласен.
      - С кого же ты начнешь? С Архимеда? Или с Нерона?
      - Напрасно смеешься. Сегодня мы пустили узкоколейку длиной каких-то полтора десятка верст...
      - ...и твое имя благодарные потомки золотом впишут в анналы истории!
      - Никуда они его не впишут. Уже в двадцатом веке от дороги ни одной шпалы не останется.
      - Зато?
      - Зато строительство железной дороги через Устюрт, которое должно начаться в 1890 году, будет отсрочено на 80 лет.
      - Ого!
      - Не надо иронизировать. Лучше послушай дальше. В 1727 году здесь, в Хиве, должно было вспыхнуть восстание рабов.
      - И ты его предотвратил.
      - Нет. Но начнется оно в 1728 году, и я сделаю все, чтобы рабы победили.
      - Ты сошел с ума! Какое тебе дело до чужой истории?
      - История не может быть чужой, Эльсинора. Все. что происходит на земле, так или иначе касается всех нас.
      - Допустим. Предположим даже, твои рабы победят, Ты-то чего добьешься?
      - Во-первых, рабы вовсе не мои, а хивинского хана.
      - Какая разница?
      - Никакой. Если мятежники победят, они захватят власть.
      - И посадят на престол нового хана по имени Эрнст. Хотела бы я услышать, как они будут произносить это имя.
      - Вовсе не обязательно, - неуверенно возразил Симмонс. Не так уж и далеко до Парижской Коммуны. Каких-то полтораста лет, даже меньше.
      Эльсинора покачала головой.
      - Ты наивный ребенок, Эрнст. Там были совсем другне условия. И все-таки даже полтораста лет спустя Парижская Коммуна просуществовала всего семьдесят два дня. И кончилась белым террором.
      Она замолчала. Молчал и Симмонс, машинально подергивая поводья. И только уже въезжая в Ново-Ургенч, упрямо мотнул головой:
      - Может быть, ты и права. Ну и пусть. Я все равно такую бучу заварю - чертям тошно станет! Хоть что-нибудь, да изменится.
      - Эрнст!
      - Да?
      - Кто такая Люси?
      - Люси? - удивился он.
      - Ты назвал меня этим именем. Там, на пристани. Наверное, ты оговорился?
      - А ведь верно! - он озадаченно потер переносицу.
      - Не притворяйся, Эрнст. Мне решительно все равно, кто эта женщина.
      - Какая к дьяволу женщина?! - взвился он. - Нет у меня знакомых с таким именем! И никогда не было!
      Она продолжала испытующе глядеть на него.
      - Ты что - не веришь мне, да? Ревнуешь?
      - Верю. - Второе она предпочла пропустить мимо ушей. Можешь называть меня Люси, если тебе так хочется. Ничего не имею против. Кстати, как это имя звучит полностью?
      - Не подловишь! - улыбнулся он и погрозил пальцем. - Для меня оно звучит Эльсинора.
      Два дня отношения между супругами оставались натянутыми, на третий состоялось примирение. Покончив свои дела на хлопкозаводе, Симмонс заехал за ней на фаэтоне. Они вместе отправились в Офицерское собрание на банкет в честь высокого гостя, прибывшего в Ново-Ургенч из Ташкента.
      Дам на банкете было немного, и наибольшим успехом пользовалась, конечно же, Эльсинора. Офицеры наперебой приглашали ее танцевать и даже приезжее начальство, несмотря на тучное брюшко и солидный возраст, соблаговолило сплясать с нею мазурку.
      Возвратились они в начале двенадцатого возбужденные от выпитого шампанского, усталые, но довольные. Всю дорогу домой Эльсинора пыталась говорить с мужем по-русски, и он от души смеялся над ее произношением и нерусской манерой строить фразы. Она притворно обижалась, но тотчас снова начинала болтать, и ее веселый смех звонко рассыпался по пустынной, озаренной лунным сиянием улице.
      Возле их апартаментов Симмонс выключил силовое поле, отпер ключом дверь.
      Первое, что его насторожило, был свет. Люстра в форме причудливо изогнутой морской раковины матово светилась под потолком, хотя он хорошо помнил, что, уходя, выключил ее. В комнате остро пахло дезодорантом. Симмонс вопросительно взглянул на супругу. Та недоуменно развела руками и улыбнулась.
      - Ты чувствуешь запах? - резко спросил он.
      - Да. - Она все еще улыбалась.
      - Откуда он?
      - Откуда же мне знать? - пожала она плечами.
      - Значит, не знаешь? - От хорошего настроения не осталось и следа.
      - Конечно. - В ее глазах заплясали тревожные огоньки. Ведь мы ушли вместе.
      - Допустим. - Возразить было нечего, он понимал это, но демон ревности бушевал в нем уже вовсю. - Допустим.
      Он шагнул в подсобную комнату, где хранился баллой с дезодорантом. Баллон был на месте.
      - Так... - Он пробежал по комнате налитыми кровью глазами, сам не зная, что ищет. Внезапно взгляд его остановился на стерилизаторе. Боковая панель бака была откинута, и на ней вперемешку лежали аккуратно выстиранный мужской халат из полосатого атласа, штаны и рубаха из плотной домотканной бязи, платье и нижнее белье Эльсиноры.
      Не помня себя от ярости, Симмонс схватил одежду и швырнул в лицо Эльсиноре.
      - Откуда это взялось, ты тоже, конечно, не знаешь?
      Невыносимо было видеть, как она, опустившись на колени, растерянно перебирала еще не успевшие просохнуть вещи, потом подняла испуганное лицо и умоляющим жестом протянула к нему руки.
      - Я ничегошеньки не понимаю, Эрнст. Поверь.
      - Оставь! - крикнул он. - Довольно лжи! Уж лучше молчи!
      Трясущимися пальцами он достал сигарету, закурил и сел в кресло возле стола. Проклятый немец был прав: прошлое не возвращается. А все, что связано с Эльсинорой, теперь уже далеко в прошлом. Симмонс загасил недокуренную сигарету и выдвинул ящичек стола. На зеленом бархате покоились как две капли воды похожие друг на друга времятроны-луковицы. Симмонс положил один из них на ладонь, установил диск на деление, соответствующее 1727 году. Эльсинора была где-то позади, где-то совсем рядом, он слышал ее прерывистое дыхание, но она для него уже не существовала.
      Симмонс глубоко вздохнул и включил времятрон.
      В нарушение правил шариата Шергазыхан ворвался во двор строящейся мечети верхом на коне. Поджарый худой иноходец приплясывал на тонких ногах, приседал, прядал ушами. Был полдень, и рабы, разместившись кучками в тени недостроенных стен, утоляли голод кусками зачерствелых лепешек. Поодаль хлебали что-то из одного таваха * нукеры. Появление хана застало их врасплох. Бросив еду, они кинулись разбирать оружие.
      - Ленивые свиньи! - заревел Шергазыхан, бросая на них всхрапывающего коня. - Бездельники!
      Засвистела плеть. Нукеры прикрывали головы руками, прятали лица, но разбегаться не смели.
      - Ну, братцы, будет, кажется, дело!- негромко сказал Савелий и поднялся с земли.- Беритесь за работу, черт с ним, с обедом.
      Рабы принялись за дело, украдкой наблюдая за продолжающим бушевать ханом. Больше всех досталось плешивому Сайду. Он в конце концов упал ничком, воб
      * Глиняная чашка.
      рав голову в плечи и поджав ноги. Конские копыта вздымали пыль у самого его уха.
      - Где десятник? Мастер где? - неистовствовал Шергазыхан. - Заковать в кандалы! В зиндан!
      - Чего это он? - недоумевал Савелий. - Аль с цепи сорвался?
      Откуда было ему знать, что буквально час назад хану вручили письмо эмира бухарского, в котором тот приглашал Щергазыхана на торжественное открытие мечети и медресе, заложенных год назад, и выражал удивление медленными темпами строительства медресе Шер. газыхана, начатого на три года раньше. И уже явной издевкой было предложение прислать на помощь бухарских мастеров, "если в священной Хиве перевелись свои строители".
      Двое дюжих нукеров из охраны Шергазыхана приволокли под руки полумертвого от страха мастера. Старик рухнул на колени и, уронив чалму, пополз на четвереньках, пытаясь прижать к губам развевающуюся полу парчового ханского халата. Ему почти удалось прикоснуться к ней губами, когда хан изо всех сил пнул его сапогом. Старик опрокинулся навзничь, хватаясь руками за окровавленное лицо.
      - Собака! - свистящим шепотом процедил сквозь зубы Шергазы. - Сын и внук бездомных собак! Так-то ты выполняешь ханский фирман?
      - Пощады! - прохрипел мастер.
      - Почему строительство тянется три года? Почему строят кое-как? Почему рабы еле шевелятся, как сонные мухи? Отвечай, дохлятина!
      У старика отчаянно прыгала окровавленная бороденка. Захлебываясь и глотая слова, он зачастил, не сводя с хана расширенных ужасом глаз:
      - Ваш слуга... старался, как мог... Они - не рабы... Вы сами говорили - не наказывать, отпустить, когда закончат стройку...
      - Не рабы? - взревел Шергазыхан. - Не наказывать?! Безмозглый осел! Вонючая падаль - вот они кто! Смотри!
      Он рванул поводья так, что жеребец снова взвился на дыбы, опять свистнула плеть. Обезумев от боли, животное понеслось вдоль стены, сшибая подвернувшихся под ноги рабов. Яростно скаля зубы, Шергазыхан наотмашь хлестал по головам, лицам, спинам мечущихся по двору невольников.
      - Что делает, вражина! - скрипнул зубами Савелий. Он словно окаменел с кирпичом в правой руке и пригоршней раствора в левой. Осадив коня, хан замахнулся. Савелий вскинул над головой левую руку, пытаясь защититься от удара. Дважды просвистела плеть, рассекая рубаху и оставляя кровавые рубцы на плечах Савелия, лишь на третий ему удалось перехватить плеть и выдернуть из руки истязателя. Шергазыхан выхватил из ножен саблю, но взмахнуть ею не успел: Савелий изо всех сил ударил его в висок кирпичом...
      Это было похоже на страшный сон: выпустив из руки саблю, Шергазыхан медленно заваливался на круп коня. Савелий с перекошенным яростью лицом падал, растопырив руки, со стены, нукеры ханской охраны ринулись к месту происшествия с занесенными над головой саблями - и все это замерло, словно на стоп-кадре какого-то чудовищного фильма, поставленного режиссером-параноиком. Еще минуту назад можно было предотвратить трагедию, разогнать буйнопомешанных актеров, осадить ассистентов-маньяков, скомандовать идиотам-операторам прервать съемку. Но минута эта истекла, непоправимое свершилось - и восстание рабов, теперь уже покойного, хивинского хана Шергазы стало ужасающей явью. Неподготовленное, лишенное поддержки извне, оно было обречено: еще секунда-другая и во дворе недостроенного медресе начнется резня, и в потоках человеческой крови захлебнется мечта тысяч рабов о возвращении на родину, рассыплется в прах продуманный, казалось бы, во всех деталях план Симмонса...
      Механически, не отдавая себе отчета, Симмонс выхватил бластер и ударил лучом по набегающей ханской охране. Смерч сизого пламени взорвался во дворе медресе.
      Драматические события последующих дней сохранились в его памяти вереницей разрозненных, не связанных друг с другом эпизодов.
      ...Толпы оборванцев тщетно пытаются взломать ворота ханского арсенала. Симмонс, Савелий и еще десятки рабов, вооруженных саблями, пиками и секирами, оттесняют толпу. Рабы выстраиваются в два ряда перед воротами, выставив вперед пики. Симмонс, действуя бластером как резаком, срывает запор, и Савелий начинает распоряжаться раздачей оружия.
      ...Яростно завывающая толпа мятежников и городской бедноты штурмует дворец хана. Со стен на них сыплются стрелы, хлопают редкие выстрелы. Под напором тысяч людей рушатся массивные карагачевые ворота и толпа устремляется во внутренний двор. Падают под ударами стражники, мечутся слуги, с женской половины дворца раздаются истошные вопли и визг. Громадный рыжий раб-перс тащит за волосы через двор дебелую женщину в разодранном атласном платье. Вырывают друг у друга начищенное до золотого блеска медное блюдо рабыэфиопы. Старик-слуга в немом отчаяньи взирает, как рабы крушат хрупкую фарфоровую посуду. Какие-то темные личности, воровато озираясь, волокут к воротам скатанные в рулоны ширазские ковры.
      ...Распахнутые настежь ворота едва вмещают разноликий поток беженцев: зажиточные горожане, торговцы из мелочных лавок, ремесленники в домотканных полотняных рубахах и портках с широкой мотней, каландары, дервиши, старики, женщины, дети. В ручных тележках и за плечами - немудрящий домашний скарб. Вслед беженцам несется улюлюкание, свист, хохот, летят комья глины. Над городом поднимаются подсвеченные пламенем столбы дыма.
      ...За разбитыми вдребезги окнами летней резиденции хана металась ночь, озаренная тревожными отблесками пожарищ. Огоньки свечей поблескивали, отражаясь в разноцветных изразцах. На низеньком столе резного красного дерева были разбросаны листы бумаги, забытые при поспешном бегстве, медная чернильница и калям. Симмонс в одежде простолюдина и Савелий во все той же разодранной ханской плетью и запачканной кровью рубахе стояли у разбитого вдребезги окна. В ханском саду перекликались у костров мятежные рабы.
      - Глупо, - Симмонс заложил руки за спину, пошевелил большими пальцами. - Глупо. По-дурацки!..
      - Чегой-то?
      - Обо всем ведь договорились: о сроках, о поддержке... И вот на тебе!
      - Видел же - не получилось. Хан сам на рожон попер. Значит, судьба.
      - "Судьба!" Ну вот что теперь прикажешь делать?
      Савелий глянул на него исподлобья, в глубоких темных глазницах колюче блеснули зрачки.
      - А ты что уже не с нами?
      - С вами, - поспешно заверил Симмонс. - Потому и спрашиваю.
      - Чудно спрашиваешь. - Савелий тяжело опустился на низкий подоконник. - Придут вожаки, помаракуем. Глядишь, порешим, как быть.
      - Маракуйте, - вздохнул Симмонс. - А я к Тимур-султану отправляюсь. Одни вы тут долго не продержигесь. Попробую уговорить аральца. Задали вы мне задачу.
      - Ты бы хоть совет какой дал!
      - Совет, говоришь? - Симмонс машинально пошарил рукой по бедру, отыскивая карман несуществующих брюк. Досадливо поморщился. - А на что вам советы? Все равно по-своему делаете!
      - Ну, будет, будет! - примирительно пробурчал Савелий. В городе держаться, али самим на Каспий идеи?
      Симмонс задумчиво потер переносицу. Присел на подоконник.
      - Не пробиться вам к Каспию. Перережут, как баранов. Да и через Каракумы сами не пройдете без проводников. Город оборонять надо.
      Он яростно хлопнул себя по колену.
      - Все могу понять, но вот зачем было бедноту грабить? Ремесленников, кустарей? Лавок купеческих, байских домов мало? Дворца ханского? Ну объясни ты мне, зачем весь город против себя восстанавливать? Нищие и те разбежались! Да черт с ними, с нищими! Беднота городская, ремесленники, мардикары1все от вас отшатнулись, понимаешь? А ведь вернутся. С топорамп, с вилами на вас пойдут. Не так, скажешь?
      - Так, - мрачно кивнул Савелий.
      - Чалмоносцев поразгоняли - туда им и дорога! Так нет же - давай мечети грабить. Вера мусульманская не по душе, видишь ли. Взяли и надругались. Поди-ка, поищи теперь союзников. Все ханство против вас, до последнего голодранца! Как теперь прикажешь с Тимур-султаном разговаривать? Ты вспомни, как он за своего ишана цепляется! Попробуй, подступись.
      - А ты попробуй все ж таки.
      - Попробую. - Симмонс прошелся по комнате, присел к столику. - Ты вот что, Савелий, садись-ка пиши, что делать будешь. Иди, чего стоишь?
      Савелий сконфуженно поскреб затылок.
      - Насчет грамоты... Того... Не обучен я...
      - А, черт! Ладно, запоминай, коли так. Во-первых - оборона. Заприте все ворота, выставьте караулы. Все
      * Поденщики.
      съестное - в один склад и под охрану. Возле колодцев - день и ночь стража пусть стоит. Кашеваров назначьте. Посчитайте, сколько вас человек, и съестное - по норме. Понятно?
      - Куда понятнее.
      - Людей на отряды разделите. Сотников назначьте, десятников. Порядок надо установить железный. А не то - крышка всем!
      - Ну это еще бабка надвое...
      - Какая там к дьяволу бабка?! Соображать надо, а не на бабку надеяться. Бабка! Пока я Тимур-султана разыщу, пока уговорю, пока он воинство свое соберет, пока к Хиве доберется, - сколько времени надо?
      - Ну, неделя уйдет.
      - "Неделя!" Месяц не хочешь?
      - Месяц не выстоим.
      - В том-то и дело. А выстоять надо. Нельзя иначе, понимаешь, Савелий?
      - Понимать-то понимаю...
      - И на том спасибо. Ну, пора мне.
      Снаружи послышались голоса, шарканье босых ног, звон оружия. Симмонс усмехнулся, кивнул.
      - Генералы твои идут голозадые. Ты с ними того, построже. Дисциплина в военном деле - главное. Будь здоров, Савелий.
      - До скорого.
      - А это уж как получится.
      Уговорить Тимур-султана удалось неожиданно быстро. Хан-ишан, как выяснилось, незадолго до появления Симмонса отдал богу душу, подавившись сазаньей костью. У старейшин родов и племен загорелись глаза при известии о смерти Шергазыхана и захвате Хивы рабами. Тимурсултан, не медля, погнал глашатаев во все концы Приаралья, а сам с двумя тысячами всадников двинулся вверх по Амударье.
      Раздобыв одежду купца средней руки, Симмонс прицепил к поясу саблю в серебряных ножнах - подарок аральского хана.
      - Хорош, - одобрил Тимурсултан. - Усов и бороды не хватает, а так - вылитый совдагар *. В Хиву собрался?
      - В Хиву.
      - Коня возьми и охрану.
      * Торгаш, купец.
      - Обойдусь, - отмахнулся Симмонс.
      - Ограбят, - предостерег Тимур-султан. - Да еще убьют. Время теперь, сам знаешь, какое.
      - Не убьют, - скажу, что я хана аральского друг. Кто в Приаралье Тимурсултана не знает?
      - Меня знают, - ухмыльнулся хан. - Тебя не знают.
      - Вот и хорошо, что не знают.
      - Тебе виднее.
      ГЛАВА ПЯТАЯ
      Возвращение из ада
      С времятроном что-то случилось, и Симмонс, рассчитывавший попасть в ханский дворец, материализовался в зарослях джугары за городом, неподалеку от главных ворот.
      - Этого еще не хватало, - бормотал он, раздвигая руками присыпанные пылью плоские, шуршащие листья. - Так и внутри стены очутишься, чего доброго. Неужели аккумулятор садится?
      Он вышел из зарослей и остановился как вкопанный: городские ворота были раскрыты настежь.
      - Ну, Савелий! - яростно забормотал Симмонс. - Ну, стратег! Охрану и ту не поставил!..
      Однако охрана была. Из ворот, ковыряя пальцем в широко распахнутой пасти, вышел с секирой под мышкой... плешивый Сайд. Первым побуждением Симмонса было юркнуть обратно в джугару, но было уже поздно: Сайд вздрогнул, со стуком захлопнул пасть и обеими руками перехватил секиру. Нельзя было терять ни секунды.
      - Где мой конь? - накинулся на стражника Симмонс. - Куда коня девал, признавайся?!
      У Сайда опять отвалилась челюсть.
      - К-коня?.. К-какого к-коня?..
      - Я тебе покажу, какого коня, аламан! * - еще громче заорал Симмонс. - Я тебе только что подержать его дал! На минутку по нужде отлучился и - на тебе! Где конь? Где мой конь, вор?!
      - П-провалиться мне сквозь землю, таксыр, не видел я никакой лошади, - взмолился Сайд.
      - Поговори мне! - Симмонс схватился за эфес сабли.
      Сайд испуганно попятился, загораживаясь секирой. Симмонс шагнул следом, тщетно пытаясь выдернуть саблю из ножен: клинок заело.
      - А ну, показывай, где ты его спрятал, проклятье твоему отцу!
      - О, аллах! - засуетился Сайд, вбегая под своды ворот. Смотрите сами... Тут и мышь негде спрятать...
      - Ну погоди мне! - продолжал бушевать Симмонс. - Я этого так не оставлю. До самого Шергазыхана дойду! Разбой среди бела дня!
      - Нету Шергазыхана! - приободрился охранник.
      - Что ты болтаешь? Как нет?
      - А вот так и нет. - Стражник наглел на глазах. - Рабы прикончили. Своими глазами видел.
      Сабля наконец поддалась, со звоном и скрежетом выскользнула из ножен.
      - И ты с бунтовщиками заодно! - во весь голос заорал Симмонс, замахиваясь клинком. - Убью вероотступника!
      Бросив секиру, Сайд юркнул в дверь, ведущую на винтовую лестницу.
      - Бешеные, что ли? - приглушенно донеслось сквозь хриплое дыхание и топот. - Откуда только на мою голову взялись?
      Симмонс с трудом втиснул саблю обратно в ножны, подошел к двери, крикнул, сложив ладони рупором:
      - Спускайся, не трону!
      - Врете.
      * Разбойник.
      - Не трону. Вспомнил - не тебе я коня оставлял. Тот нукер рыжий был.
      - Правда?
      - Правда, выходи.
      Опасливо озираясь, Сайд выглянул из двери. Снммонс протянул ему секиру.
      - Держи. Зря я погорячился.
      - Сразу бы так, - Сайд осторожно взял секиру. Приосанился. - А то - "где конь, где конь"? Откуда я знаю, где ваш конь?
      - Ладно, остынь. - Симмонс вынул из-за пазухи монету. Держи.
      Стражник недоверчиво повертел монету, попробовал на зуб. Хмыкнул удовлетворенно.
      - Расскажи все толком. Кто Шергазыхана убил?
      - Сказал же, - рабы.
      - А потом?
      - Э, таксыр! Тут такое было! Город весь захватили проклятые. Нукеров перебили - тьму. Все мусульмане из города поудирали. Даже каландары кто куда смылись!
      - И что?
      - Что, что! Целую неделю Хиву грабили. А тем временем инаки * войско собрали. Ну и пошла тамаша **! Кого на виселицу, кому голову с плеч. Десятка два, наверное, в живых осталось. В минарете сидят. Вторую неделю. Что пьют-едят один аллах знает.
      - В каком минарете?
      - Да в том, что у пятничной мечети. А вы-то сами кто будете? Откуда?
      - Из Бухары.
      - Купец, что ли?
      - Вроде того.
      - Может, от самого эмира? Инаки-то наши, говорят, гонцов в Бухару посылали за подмогой. Да вот - сами управились. А про коня забудьте, таксыр. Время, види" те, какое: смутное время. Бродят по дорогам всякие. Постойте! Вы в Хиве раньше бывали? Вроде я вас видел где-то.
      - Бывал-бывал, - Симмонс одернул халат и заторопился. Ну, пойду. Пора. А если коня моего увидишь, - не плошай. Я за наградой не постою.
      * Ханская родня.
      ** Потеха.
      - Да как же я его узнаю? - изумился Сайд.
      - Гнедой в яблоках. Седло серебром отделано.
      - Если коня найду, вас где искать?
      - В караван-сарае, где же еще? Цел караван-сарай-то?
      - Цел-цел, - поспешно заверил плешивый и сунул монету за поясной платок. - Да хранит вас аллах, таксыр.
      - И тебя, - Симмонс уже заворачивал за угол. - Прощай, Сайд!
      Стражник вздрогнул. Быстро достал золотой и придирчиво обследовал со всех сторон. Монета, как монета. Десять лошадей можно купить.
      - О, аллах, - растерянно покачал головой стражник. - Вразуми раба твоего...
      Он мог бы поклясться на коране, что еще совсем недавно видел зтого человека в кулхоне среди русских рабов.
      Пустынные улицы Хивы производили удручающее впечатление. Легкие каркасные застройки кварталов городской бедноты выгорели дотла. Кирпичные строения состоятельных горожан сохранились куда лучше, но, заглянув за глухую, без окон стену одного из них, Симмонс убедился, что мятежники и пожар и здесь потрудились на совесть. Дорогу то и дело преграждали грудч битого кирпича, обгорелые балки, опрокинутые арбы. Трупы, по-видимому, успели убрать, однако тошнотворный запах разложения, казалось, пропитал весь город. И лишь выйдя на непривычно изменившуюся площадь возле пятничной мечети, Симмонс понял, в чем дело: целый лес виселиц, унизанных кошмарными гирляндами человеческих тел, вырос вокруг мечети. Над виселицами с клекотом кружились стервятники.
      По контрасту с безлюдными улицами площадь казалась оживленной: не обращая внимания на смрад, сновали вооруженные до зубов конные и пешие нукеры, оборванные, перепачканные глиной строители копошились возле ханского дворца, заделывая проломы в стане. Плотники устанавливали новые ворота у входа в арсенал. От группы конных нукеров отделился всадник в вощеном, отсвечивающем на солнце халате и ленивым галопом поскакал навстречу. В двух шагах резко осадил коня, подняв белесое облако пыли.
      - Кто такой?!
      На загорелом скуластом лице недобро поблескивали маленькие раскосые глазки.
      - Купец из Бухары. Караван-сарай ищу. Что тут у вас случилось, ради аллаха?
      - Не твоего ума дело! Где караван?
      - Караван! - сокрушенно повторил Симмонс. - Нет каравана. Разграбили возле самой Хивы. Еле ноги унес. Оттого и спрашиваю, что здесь происходит. Не хочешь, не отвечай. К самому хану пойду!
      - "К самому хану!" - передразнил нукер. - Смотри не опоздай. Он ждет тебя не дождется на кладбище!
      - Как?!
      - А так. Убили Шергазыхана. Там, - всадник мотнул головой в сторону дворца, - инаки третий день нового хана выбирают. Ступай, может, тебя ханом выберут! Скажи, десятник Нарбай послал. - Он хохотнул. - Нашел время торговать, дурень.
      Нукер повернул коня и рысцой затрусил обратно. С вершины минарета хлопнул одиночный выстрел. Наездник нелепо взмахнул руками и завалился набок. Лошадь испуганно заржала, понесла, вскидывая задом. Зацепившееся за стремя тело нукера волочилось по земле.
      - Тангры * всемогущ! - произнес рядом чей-то дребезжащий голос. - Да настигнет кара всех богохульников! О-омин!
      Симмонс оглянулся. Рядом, неизвестно откуда взявшийся, злобно поблескивал воспаленными гноящимися глазками старик в грязноватой чалме и сером до пят халате.
      - Слыханное ли дело? - продолжал чалмоносец. - Выбирают хана, не советуясь с нами, ревнителями ислама! Не-ет, аллах не допустит святотатства! Пойдем, раб божий, я укажу тебе караван-сарай. Я слышал, тебя ограбили аламаны? Мужайся, сын мой. Аллах дает, аллах берет. Все в его воле. Молись, совершай богоугодные деяния, и он воздаст сторицей. У тебя в самом деле ничего не осталось?
      - Увы! - развел руками Симмонс, следуя за чалмоносцем. Тот недоверчиво стрельнул в него красными, как у кролика, глазками.
      * Одно из 99 имен бога.
      - Все равно пожертвуй на медресе святого Шергазы, - голос старика был тороплив и настойчив. - Покойный погиб от руки неверного. Так пусть же...
      - Я понял, домулло, - Симмонс достал золотую монету и опустил в морщинистую давно немытую ладонь старца. - Прочтите дуо, * отец.
      Старик зыркнул взглядом по монете, спрятал за пазуху и молитвенно раскрыл перед собой ладони. "У этого глаз наметанный, - отметил Симмонс. - На зуб пробовать не стал. Это тебе не плешивый Сайд".
      Духовник кончил бормотать молитву, торопливо провел ладонями от висков к подбородку и, буркнув "прощай, сын мой", поспешно зашагал обратно.
      - Постойте, домулло! - окликнул его Симмонс. - Вы же хотели показать мне караван-сарай?
      - Ступай прямо, раб божий. - Старик даже не обернулся. Там подскажут!
      - Ну и ну! - восхитился Симмонс. - Профессионал, ничего не скажешь. Вот это школа!
      Продолжая ухмыляться, завернул в первый попавшийся двор и, убедившись, что он покинут хозяевами, присел на застланную циновками супачу **. Вымогатель в нестиранной чалме тотчас канул в небытие. Симмонс уперся локтями в колени и обхватил голову ладонями. Усилием воли отогнал подступившую к горлу тошноту. "Думать, - приказал он себе, - отбросить все второстепенное, несущественное. Сосредоточиться на главном. Думать... Думать"...
      ...Савелий не выполнил его указаний, а может быть, просто не сумел выполнить, рабы не подчинились, кто он для них, такой же раб, пленник, как и все, восстание подавлено, те в минарете долго не продержатся, насколько часов, в лучшем случае несколько дней. Тимурсултан не успеет, к тому времени, когда он подойдет к Хиве, инаки посадят на трон нового хана, а уж он-то о своей безопасности позаботится, восставшим крышка...