Звездный скиталец

      - Вот и все. - Пэри провела по его лицу комочком смоченной чем-то ваты и закрыла шкатулку. Джума осторожно втянул носом воздух: дышалось легко и свободно. Тронул пальцами, нос не болел.
      - Рея, - позвала пэри.
      - Иду! - из-за дома показалась опрятно одетая миловидная женщина.
      - Отнеси аптечку на место. Скажешь Симмонсу, что я поехала в город. Пусть не беспокоится.
      - Дык чаво ж беспокоицца? Не в лес чай.
      Этого даже пэри не поняла. Пожала плечами и, обернувшись к Джуме, спросила коротко:
      - Едем?
      Тот молча кивнул и полез на передок. Теперь фаэтонщик уже нисколько не сомневался в том, что ему неслыханно повезло: он встретил пэри-волшебницу.
      На закате к зданию акционерного общества "Дюммель и К°" подкатил сверкающий лаком экипаж, запряженный парой орловских рысаков. Кучер, одетый и постриженный в кружок "а ля русский Ваня", лихо осадил жеребцов возле ворот и, спрыгнув на землю, помог сойти даме.
      - Лопни мои глаза, если это не ваши штучки, Дюммель, старый плут! - расхохотался Симмонс, глядя на подъезжавших из окна кабинета. - Грехи замаливаете, а?
      Барон подошел к окну и озадаченно поскреб в затылке.
      - Полно скромничать, - Симмонс искоса глянул на немца. Монет пятьсот отвалили небось? Рысаки-то породистые, да и коляска хоть куда.
      - Я... - начал было барон и вдруг насторожился. - Мне надо отлучиться, шеф.
      - Куда вы, Зигфрид? - удивился тот.
      - Выясню кое-что, - буркнул немец, торопливо направляясь к выходу.
      - К ужину не опоздайте! - крикнул вдогонку Симмонс.
      На улице Дюммель дважды обошел вокруг экипажа и, остановившись возле кучера, принялся внимательно его разглядывать.
      - Вы знакомы, герр Дюммель? - поинтересовалась уже с крыльца Эльсинора. Немец вздрогнул и попытался изобразить на лице галантную улыбку.
      - Не извольте беспокоиться, мадам. Возможно, я где-то видел, но это не имеет значения.
      Услышав голос Дюммеля, Джума метнул в него быстрый испуганный взгляд и на всякий случай попятился за лошадей.
      - Любопытно, - хохотнул Симмонс из кабинета. Эльсинора подошла к окну, тронула супруга за руку.
      - Эрнст.
      - Да? - откликнулся он, не поворачивая головы.
      - Я купила этот экипаж.
      - Ты?! - поразился Симмонс. - На кой черт он тебе нужен?
      - Сама не знаю. Купила и все. Наверное, стало жалко этого мальчишку. Ты не сердишься на меня?
      - С какой стати? А я, признаться, решил, что это проделка Дюммеля.
      - Думаешь, он способен на такие жесты?
      - Это-то меня и поразило.
      - Эрнст.
      - Да, Люси?
      - Можно, я возьму этого мальчика к себе в кучера?
      - Почему бы и нет? Хоть в грумы.
      - Тебе бы только позубоскалить...
      - Смотри-смотри! - расхохотался Симмонс. Зрелище и в самом деле было забавное: пыхтя и отдуваясь, Дюммель неуклюже скакал вокруг экипажа, пытаясь схватить мальчишку-кучера.
      - Стой! Стой, тебе говорят! Нихт зо шнель! - барон как всегда в минуты сильного волнения путал русские и немецкие слова.
      - Ты только взгляни, как он чешет! - вслух восхитился Симмонс. - Это в его-то годы! Ай да барон! Откуда только прыть взялась! Шире шаг, Дюммель! Еще немного и вы его сцапаете.
      Немец свирепо повел взглядом в их сторону и прибавил скорости.
      - Ну, что я говорил? Прирожденный спринтер. Рысак прусских кровей!
      - По-моему, тебе пора вмешаться, Эрнст, - сказала Эльсинора.
      - Ни за что! Когда еще такое увидишь?
      - Тогда я вмешаюсь сама.
      - Умоляю тебя! Мальчишку ему все равно не поймать, а променад только на пользу, - сгонит фунт-другой сала.
      Казалось, Дюммель вот-вот схватит кучера, но тот ужом скользнул между колес и оказался по другую сторону экипажа. Барон полез следом и застрял, тяжело дыша и всхрапывая. Мальчишка вскочил на козлы, хлестнул по лошадям, и экипаж тяжело, словно через ухаб, перевалил через Дюммеля, въехал во двор.
      - Какого компаньона потеряли! - весело сокрушался Симмонс. - Готовь некролог, Люси. Гражданская панихида, похороны по первому разряду. Сам венок понесу перед гробом.
      - Как ты можешь, Эрнст! - упрекнула Эльсинора, но не удержалась и прыснула.
      Барон между тем, кряхтя, встал на четвереньки, с третьей попытки принял вертикальное положение и, держась за поясницу и изрыгая проклятия, заковылял к дому.
      - Пропал твой кучеренок! Слопает его теперь Дюммель!
      - Ну это мы еще посмотрим! - воинственно встрепенулась Эльсинора. - Герр Дюммель!
      - Что? - плаксиво откликнулся барон, тщетно пытавшийся взойти на крыльцо.
      - Как это прикажете понимать?
      - Что? - всхлипнул немец.
      - Ваше поведение, что же еще? - вмешался Симмонс, высунувшись из окна. - Связался черт с младенцем! Не стыдно? Глава акционерного общества гоняется с кулаками за арбакешем! Да вас уже за одно это разжаловать следует!
      - Но вы же ничего не знаете! - взмолился Дюммель, бессильно опускаясь на ступеньку. - Этот негодяй оскорбил меня!
      - Когда он только успел? - поразился Симмонс.
      - В прошлом году. Я его с тех пор разыскиваю.
      - Ай-яй-яй, барон! А я-то понять не мог, чем вы_заняты, почему все дела забросили. Сатисфакции, стало быть, жаждете. Уж не на дуэль ли вы этого сопляка хотите вызвать?
      - Какая дуэль?! - застонал немец. - Морду набить хочу!
      - А вот это уже ни в какие ворота, барон. Вы подумали, что про вас в деловых кругах говорить начнуг? Да про вас полбеды, что про акционерное общество скажут? Хулиганы, мордобоем занимаются! Право, Дюмель, я был о вас лучшего мнения.
      Не слезая с коляски, Джума с опаской прислушивался к разговору. Он не понимал ни слова, но по тому, как улыбалась пэри, чувствовал, что чаша весов склоняется в его сторону.
      - Что же делать? - окончательно сник немец.
      - Для таких случаев существует туземная администрация.
      - Верно! - спохватился барон и даже попытался встать, но тут же со стоном плюхнулся обратно. - Завтра же миршаба * вызову.
      - Ну уж нет! - решительно запротестовала Эльсинора. - С сегодняшнего дня этот мальчик служит у меня кучером. Джума!
      - Ляббай! ** - встрепенулся новоиспеченный кучер.
      - Помоги встать господину Дюммелю.
      - Хоп болади! ***
      Но барон отпихнул подбежавшего было Джуму, кое-как поднялся сам и, бормоча под нос, пошел к двери.
      - Что вы там бубните, барон? - окликнул его Симмонс. Немец пропустил вопрос мимо ушей.
      - Попомните мои слова, - игнорируя шефа, обратился он к Эльсиноре. - Филантропия до добра не доводит. Вам она тоже выйдет боком.
      - Типун вам на язык, Дюммель! - рассмеялся Симмонс, но немец уже захлопнул за собой дверь. - Пророк нашелся!
      Худакь-буа вонзил лопату в землю и, не спеша, развязал бельбог - широкий поясной платок, в который за неимением карманов были завернуты два куска черствой лепешки. Расстелил платок на поросшем травой берегу арыка и, приложив к бровям заскорузлую, в буграх мозолей ладонь, поглядел на дорогу. Пустынная, она просматривалась до самого кишлака Кыркъяб, утопавшего в лучах знойного полуденного солнца. В прозрачном золотистом мареве мерно колыхались плоские крыши глинобитных домиков, кроны вековых карагачей, ярко отсвечивал облицованный голубыми изразцами купол мечети.
      * Полицейский.
      ** Чего изволите?
      *** Будет сделано.
      - Не торопится Якыт, - вздохнул Худакь-буа. - Видать, что-то ее задержало.
      Он опустился на траву, вытянув ревматически хрустнувшие ноги, обмакнул лепешку в мутную, кофейного цвета воду арыка и стал медленно жевать беззубыми челюстями. Укоренившаяся с годами привычка думать вслух оставляла его лишь когда рот был занят едой, или под языком покоилась очередная порция жгучего ядовитого насвая *.
      "Совсем из ума выжила старуха, - размышлял он, вяло перекатывая во рту неподатливо жесткий кусок. - Вроде бы и лет немного, сорока еще нет, а уже память теряет. И то сказать: семерых детей похоронила. Один Джума и выжил. Любая женщина голову потеряет. Якыт еще молодчина - и по дому управляется, и коровенку содержит, и к сыну в Ургенч нет-нет да выберется. А от Кыркъяба до Ургенча три таша ** идти, не меньше, Да еще не с пустыми руками: загара *** напечет, гекберекь ****. Балует парня. Не сладко Джуме живется. Жаббарбий - зверь лютый, даром, что из нашего кишлака родом. Еле упросил я его Джуму на службу принять. Взять-то взял, зато три шкуры дерет с бедняги. Едва на хлеб себе зарабатывает парень. Уйти бы, да некуда".
      Лепешка наконец поддалась. Старик разжевал ее деснами, проглотил. Окунул в воду второй кусок. От него в разные стороны прыснули мелкие рыбешки.
      - Кишь! - запоздало цыкнул на них Худакь-буа. Ишь, обрадовались, божьи созданья!
      Поколебавшись, отломил кусочек хлеба и, размельчив, бросил в воду. Мутная поверхность забурлила крохотными водоворотами: сотни рыбешек тотчас вступили в сраженье за хлебные крошки. Старик некоторое время наблюдал за ними, потом вздохнул и покачал головой:
      - Ну чем не люди? Так и норовят друг у друга кусок изо рта вырвать!
      - С кем ты разговариваешь, ата?
      Старик вздрогнул и с неожиданным проворством вскочил на ноги.
      - Я пир им! *****
      * Смесь табака с известью.
      ** Мера длины, около 8 км.
      *** Колобок из муки сорго.
      **** Пирожки с зеленью.
      ***** О покровитель!
      Перед ним, весело улыбаясь, стоял Джума.
      - Как ты меня испугал, сынок. Думал, сердце лопнет от страха.
      Только теперь Худакь-буа обратил внимание на то, как одет его сын. На Джуме красовалась нарядная чустская тюбетейка, под новеньким шелковым халатом была надета белоснежная батистовая рубашка, просторные темно-синие шаровары ниспадали на голенища начищенных до блеска хромовых сапог.
      Мысли одна невероятнее другой метались в его голове, бросали то в жар, то в холод. Что могло произойти с сыном? Откуда у него эта дорогая одежда? Одни сапогв - целое состояние. Это у нищего-то фаэтошцика?..
      - Сынок, - почему-то шепотом позвал Худакь-буа.
      - Да, ата?
      - Что с тобой стряслось?
      - Со мной? - удивился Джума. - Ничего, а что?
      - У тебя такая одежда... - Старый дехканин с трудом подбирал слова. - У Жаббарбия и то такой нет.
      - А-а... - Джума рассеянно оглядел себя и пожал плечами. - Одежда как одежда.
      - Подумай, что ты говоришь, сынок! - встревожился Худакь-буа. - Откуда она у тебя?
      - Купил.
      - Где? На какие деньги?
      Некоторое время Джума недоуменно смотрел на отца и вдруг хлопнул себя по лбу и расхохотался.
      - Как же я сразу не сообразил?.. Ты же ничего не знаешь!
      - Откуда у тебя столько денег, Джума? - строго спросил старик.
      - Успокойся, ата, - Джума взял отца за руку. - Я тебе все расскажу. А сейчас давай поедем домой.
      - Поедем? - поразился Худакь-буа. - На чем?
      - На нашем фаэтоне. Вон он стоит на дороге.
      У придорожного тополя действительно виднелся щегольской фаэтон. Конь гнедой масти, то и дело встряхивая головой,щипал траву.
      Не веря своим глазам, Худакь-буа подошел к экипажу, недоверчиво провел ладонью по конской гриве.
      - Садись, ата! - Джума похлопал по сиденью.
      - Скажи, Джума, - спросил старик, когда они уже подъезжали к кишлаку. - Ты нашел клад?
      - Еще какой! - Джума улыбнулся и легонько подхлестнул иноходца. - Я судьбу свою встретил.
      Час от часу не легче! Старик чуть не вывалился из фаэтона.
      - Встретил судьбу?
      - Да, ата.
      - Как поживает твой грум?
      - По-моему, нормально. А что?
      Они стояли на вершине невысокой горы, глядя вниз на гигантскую излучину реки, стремительно катившей мутные воды на север, к Аральскому морю. Противоположный берег едва угадывался в голубоватой дымке расплывчатыми очертаниями Султанваисдага. Там, дальше на восток начиналась пустыня Кызылкум - раскаленные солнцем барханы, белесые пустоши солончаков, похожие на лунный пейзаж, мертвые горные кряжи. Оттуда, с востока, дул горячий ветер, и даже необъятная гладь Амударьи не смягчала его обжигающего дыхания.
      - Слишком много времени ты уделяешь ему последнее время. Пожалуй, даже больше, чем мне. Разве не так?
      - Так. - Она встряхнула головой, отбросила с глаз золотистую прядь. - Ты как всегда прав. Мне доставляет удовольствие лепить из него человека.
      - Лепить? - усмехнулся Симмонс.
      - Ну, назови это как-нибудь по-другому. Кстати, знаешь, чем он сейчас занят? Изучает двойную итальянскую бухгалтерию.
      - Даже так?
      Она кивнула, продолжая смотреть куда-то вдаль.
      - На кой черт она ему?
      - Не скажи! Скоро у него будет свое дело.
      - Дело? - Симмонс присвистнул. - Какое, если не секрет?
      - Фаэтонхона. Я решила помочь ему стать на ноги.
      - А этот, как его? Жаббарбий?
      - Пойдет работать к Джуме.
      - Ты уверена?
      - А что ему останется? Пятница его на корню купит.
      - Какая еще пятница?
      - Не какая, а какой. Джума. Я правильно перевела это слово?
      - Правильнее некуда. Только учти, Жаббарбий его в два счета сожрет, твоего Пятницу. Это тебе не Робинзон Крузо.
      - Поживем, увидим, - пожала плечами Эльсинора.
      Симмонс испытующе посмотрел на нее, но промолчал.
      - Интересная это штука быть богом, - продолжала она.
      - Кем-кем? - переспросил Симмонс.
      - Богом.
      - Так уж и богом, - усомнился он.
      Увлеченная своими мыслями, она его не услышала.
      - Всего несколько дней назад Джума был обыкновенным фаэтонщиком. Представления не имел о грамоте. Пальцы на руке не мог сосчитать. А теперь...
      - ...изучает итальянскую бухгалтерию, - ехидно подсказал Симмонс.
      - ...прочел сотни книг...
      - ...обзавелся собственным мировоззрением.
      - Не смейся, Эрнст. Он действительно стал другим человеком.
      - И все за какую-то неделю.
      - Напрасно иронизируешь. Я перенесла его в будущее, наняла репетиторов, определила в школу для умственно отсталых. Можешь смеяться сколько тебе угодно, но спустя три месяца ему там уже нечего было делать, и я перевела его в экономический колледж.
      - Ты рисковала, Люси. Парень запросто мог свихнуться.
      - Он не свихнулся, Эрнст. Знаешь, что ему помогло?
      - Что?
      - Он поверил в легенду. В легенду о пэри, которая приносит счастье.
      - Пэри, конечно же, ты? - усмехнулся Симмонс.
      - Да. И это, если хочешь, ответ на твой вопрос о том, почему я уделяю ему столько внимания. Он так самоотверженно зерит в свою легенду, так отчаянно за нее ухватился, что я просто не могу поступить иначе.
      - И ты действительно веришь, что он будет счастлив?
      Эльсинора обернулась к мужу, взяла его за руку.
      - Он уже счастлив, Эрнст. У него есть собственный фаэтон с лошадью, он одет-обут, хорошо зарабатывает, видел и знает гораздо больше, чем любой из его соплеменников...
      - Стоп! - Симмонс мягко похлопал ее по запястью. - Как раз последнее-то его и погубит. Соплеменники, как ты выразилась, не простят ему этого. Они его сожгут на костре, живьем зароют в землю, забросают камнями. А потом, спустя годы, возможно, причислят к лику святых. Так уж устроено человечество.
      - Ты говоришь страшные вещи, Эрнст.
      - Это не я, Люси. Это история. Вспомни Иисуса Христа, Джордано Бруно. Джума, конечно, не Иисус, но разница только в масштабах. И Джуме от этого, поверь, не легче.
      - Не пугай меня, Эрнст. Давай лучше не говорить об этом. - Она помолчала, сосредоточенно глядя куда-то вдаль. - Зачем мы сюда приехали? Не просто же так, подышать свежим воздухом?
      - Нет, конечно. Надо определить место для каменного карьера.
      - Ты задумал построить город?
      Симмонс сделал вид, будто не понял иронии.
      - Здесь...
      - Послушай, Эрнст, объясни мне, пожалуйста, одну вещь.
      - С удовольствием, Люси.
      - Зачем тебе вся эта предпринимательская возня? Ради денег? Но их на твоем синтезаторе можно начеканить столько, что хоть дороги мости.
      - Это ты здорово придумала! - расхохотался Симмонс. - Дороги из чистого золота!
      - Тогда зачем?
      - Понимаешь, Люси, богатый человек всегда в центре внимания. Когда источник его доходов известен, - это еще полбеды: завидуют, но мирятся. А вот когда он богат неизвестно за счет чего, - это вызывает подозрения. Я уже не говорю о том, что синтезировать можно только монеты, но не купюры.
      - Почему?
      - На купюрах есть номера.
      - А, ну да.
      - Во-вторых, надо же хоть чем-то объяснить цель нашего тут пребывания.
      - А в-третьих?
      - В-третьих... - он прикусил нижнюю губу и задумался. - В третьих, без моего вмешательства события развивались бы тут своим чередом.
      - Хочешь проверить на практике теоретическое положение о роли личности в истории? - Эльсинора саркастически усмехнулась, но он пропустил шпильку мимо ушей.
      - Теория меня не волнует. А вот практика... - Он озорно сощурился и прищелкнул пальцами. - Там я был бессилен, зато тут такое наворочаю, черт ногу сломит!
      - Зачем?
      - А пес его знает! Хочу и все тут. Интуиция. Ну вот подумай сама: Хивинское ханство, забытый богом и людьми медвежий угол, и вдруг - Аппиевы дороги! Шоссе! Автострады! Без автомобилей, правда, но магистрали на все сто! Представляешь, как историки взвоют лет эдак через двести? Каких только гипотез не выдумают, каких только теорий не сочинят! А всю эту кашу заварим мы с тобой. Сегодня. Вот здесь.
      - Почему именно здесь?
      - Ближе ничего подходящего нет.
      - Ты советовался со специалистами?
      - Зачем? - улыбнулся Симмонс. - Я сделал проще: заглянул на столетие вперед.
      - И что же?..
      - Вон там, - он указал рукой в ложбину, где у костра расположился казачий конвой, - через сто лет будет построен гравийно-щебеночный комбинат. А уж они-то наверняка все рассчитали и учли.
      - И ты все еще не хочешь признать себя богом? - рассмеялась Эльсинора.
      - Бог всемогущ, - скромно потупился он. - А мои возможности, увы, ограничены. Пойдем?
      Она кивнула. Некоторое время они молча спускались по крутому каменистому склону. Потом началась пологая осыпь и под ногами зашуршали камешки.
      - Готовый щебень, - буркнул Симмонс. Она промолчала. Стремительно разбегались в разные стороны серые длиннохвостые ящерицы. До ложбины, где жгли костер казаки, оставалось не больше километра, когда Эльсинора опустилась на огромный валун и виновато взглянула на Симмонса.
      - Не могу больше. Устала.
      - Давай отдохнем, - предложил он и присел рядом. - Спешить некуда.
      Ветер изменил направление и дул теперь вдоль ложбины, донося до них дразнящий запах жарящегося мяса: один из конвойных подстрелил в пути дикого кабана и теперь казаки явно не теряли времени даром.
      - Из головы не идут твои слова, - вздохнула Эльсинора. И зачем только ты мне все это сказал?
      Симмонс нагнулся, набрал пригоршню мелких камешков, высыпал на гладкую поверхность валуна рядом с собой. Они почти не отличались один от другого, серые, неприметные, примерно одинакового размера и формы. Симмонс взял один камешек и кинул в куст йилгына, покрытый малиновыми метелками соцветий. Камень упал, не долетев.
      - Понимаешь, - Симмонс взял второй камешек. прикинул на глазок расстояние, бросил. - Мы с тобой - случайные люди в этой реальности. Персоны нон грата, если угодно.
      - Можно подумать, где-то мы желанные гости, - вздохнула Эльсинора.
      - Верно. - Симмонс метнул еще один камешек. - Мы скитальцы. И именно поэтому не имеем права на привязанность.
      Четвертый камень полетел в сторону куста и опять мимо.
      - Я и сейчас не уверен, что поступил правильно, взяв тебя с собой. Что касается меня, то тут не было выбора. А ты...
      - Я сама этого пожелала, - напомнила она.
      - Ты пожелала сама, - задумчиво повторил он.
      Некоторое время оба молчали. Казаки у костра затянули песню.
      - Что же ты не продолжаешь? - спросила Эльсинора.
      - Собственно, я уже почти все сказал.
      - Ты не сказал главного.
      - Да? - он обернулся и посмотрел ей в глаза. Она, не моргнув, выдержала взгляд.
      - Да! Ты не сказал, почему я не имею права на привязанность. Потому, что я твоя жена?
      Симмонс вздохнул и отвел глаза.
      - Нет, Люси. - У него дрогнул голос, и он поспешно закашлялся. - С этим ты можешь не считаться.
      - Тогда я тебя не понимаю, Эрнст.
      - Сейчас поймешь. - Симмонс собрал оставшиеся камешки и стал машинально пересыпать их из ладони в ладонь. - Люди, на которых так или иначе распространяются наши симпатии, перестают быть самими собой.
      - Не говори загадками!
      Казалось, Симмонс ее не слышит.
      - ...Мы отрицательно влияем на них, - продолжал он, сосредоточенно наблюдая за сплющимися камешками. - Почувствовав, что могут достичь большего, чем те, кто их окружает, они утрачивают чувство меры...
      - А попроще нельзя? - раздраженно перебила его Эльсинора, но он опять не услышал.
      - ...теряют осторожность, поступают вопреки здравому смыслу. И это их в конце концов губит. Пытаясь сделать добро, мы творим зло. Отсюда раздвоенность нашего с тобой положения. Казалось бы, мы можем сделать для людей очень многое и в то же время мы не можем себе это позволить. Вот и все, что я хотел сказать.
      - Ты считаешь, я принесу ему несчастье?
      - Ты уже принесла ему несчастье, Люси. Просто он не понимает этого...
      - Вздор! - перебила его Эльсинора. - Джума счастлив!
      - Пусть будет по-твоему. - Симмонс поднялся с валуна и швырнул в куст всю пригоршню камешков. - Пойдем?
      - Погоди. - Эльсинора тоже встала и отряхнула платье. - В том, что ты говоришь, есть большая доля правды. Но ведь могут быть исключения?
      - К сожалению, нет. - Симмонс достал сигарету. - Наше вмешательство неизбежно приводит к тому, что человек опережает свое время. Он начинает по-иному воспринимать окружающее, мыслить другими категориями. И, как бы он ни был осмотрителен, это отражается на его поведении. Он выпадает из обоймы, становится белой вороной. Вначале ему завидуют, потом начинают бояться. В конце концов его возненавидят. Это неизбежно.
      - Ты пессимист, Эрнст.
      - Нет. Просто реально смотрю на вещи.
      - Что же мне делать с Пятницей?
      - Ничего. Оставь все как есть. Может быть, и обойдется. Он ведь убежден, что все это сказка?
      - Да.
      - Остановите здесь, пожалуйста, - по-английски сказала Эльсинора.
      Джума оглянулся на хозяйку и потянул вожжи.
      - Мне надо купить открытки.
      - Понимаю, мадам. Пойти принести? - Он соскочил на землю.
      - О нет, я сама.
      - Да, мадам.
      Джума помог хозяйке сойти и откатил экипаж в сторонку под чахлые акации. Эльсинора взбежала по ступеням и скрылась в здании почтамта.
      Припекало. Джума достал из нагрудного кармана тщательно отутюженный носовой платок, провел им по лицу и огляделся. По тротуару и мостовой сновали прохожие. Под соседним деревом возле ограды стоял парень лет двадцати - двадцати пяти в подпоясанной витым шелковым шнурком полотняной рубахе навыпуск и заправленных в сапоги черных в полоску брюках. Ч руках у парня было распечатанное письмо. По-видимому, он читал его, когда экипаж подъехал к почтамту, ч теперь с интересом разглядывал Джуму. Тот скользнул по парню равнодушным взглядом и отвернулся, но что-то заставило его взглянуть еще раз. Теперь он узнал парня: это был тот самый мастеровой, который вступился за Джуму, когда пьяный офицер ударил его по лицу.
      - Малый! - окликнул Джуму мастеровой. - Ты меня не узнаешь?
      - Узнаю, таксыр.
      - Какой я тебе таксыр? - Парень сунул конверт з карман и подошел к Джуме. - Михаилом меня зовут. Михаил Степанович Строганов. Машинистом у Дюммеля на заводе работаю. А тебя как звать?
      - Джума.
      Они обменялись рукопожатиями.
      - Что же ты удрал тогда?
      Джума улыбнулся и развел руками. Строганов смерил его оценивающим взглядом, хмыкнул то ли восхищенно, то ли осуждающе.
      - Под Ваньку-кучера нарядился? - парень слегка картавил.
      - Да вот, - незаметно для себя Джума перешел на русский. - Хозяйке так захотелось.
      - А тебе? - жестко спросил Строганов.
      - Мне все равно.
      - Ну-ну. - Машинист испытующе смотрел Джуме в глаза. Однако изменился ты, парень.
      - Из-за одежды?
      - Не только. - Строганов помолчал. - У кого служишь-то?
      - У Симмонсов.
      - Вот как?
      - Супругу его вожу.
      - Понятно. - Он опять помолчал. - Послушай, а что за птица твой Симмонс?
      - Почему мой? - возразил Джума.
      - А черт его знает! - улыбнулся Строганов. - С языка сорвалось. Болтают про него всякое, вот и спросил.
      - Человек как человек. - Джума пожал плечами. - Деньги лопатой гребет.
      - Ну, это всем известно.
      - Обходительный. Работников не обижает.
      - Обходительный, говоришь? - недоверчиво переспросил машинист. - Тебя-то он, факт, не обижает.
      - Меня? Да я его видел раза три за все время. Мое дело лошади да карета.
      - По-русски говорить тоже на конюшне научился? - усмехнулся Строганов. - Месяц назад еле лопотал, а теперь вон как чешешь!
      - Мой кучер вам чем-то не угодил? - поинтересовалась незаметно подошедшая Эльсинора.
      - Добрый день, сударыня, - поклонился Строганов. - С чего вы взяли?
      - У вас такой агрессивный вид... - Эльсинора улыбнулась одними губами, глаза оставались холодными, как льдинки. Вы, кажется, интересуетесь моим супругом? На какой предмет, если не тайна?
      - Вас это не касается! - раздраженно буркнул машинист.
      - Заблуждаетесь, Михаил Степанович. Как-никак я ему жена. И вообще вы могли бы быть повежливее, не находите?
      - Откуда вы знаете, как меня зовут? - удивился Строганов.
      - Я еще и не то знаю! - Она рассмеялась и подбросила кверху стопку почтовых открыток. Получилось, как у заправского фокусника: открытки, дугообразной лентой скользнув в воздухе, перекочевали с ладони на ладонь. - Хотите, я вам погадаю? На открытках?
      - Хочу! - вызывающе сверкнул глазами машинист.
      - Не пожалеете? - поинтересовалась Эльсинора. - Я вам такого расскажу, что вы и сами о себе не знаете. Ну и как?
      - Не пожалею! - упрямо мотнул головой Строганов.
      - Тогда пожалуйте в карету, - усмехнулась она. - На улице только цыганки гадают.
      Внимательно наблюдавший за их разговором Джума распахнул дверцу. Строганов заколебался было, но Эльсинора решительно взяла его под руку, и ему ничего не оставалось, как покориться. Хлопнула дверца. Джума покачал головой и взобрался на передок. Карета тронулась.
      Когда четверть часа спустя она остановилась у здания акционерного общества "Дюммель и К°", Строганов вышел первым и подал руку спутнице. Вид у него был слегка растерянный, но по-прежнему воинственный.
      - Однако вы твердый орешек! - Эльсинора выпорхнула из кареты. - Ну что ж, идемте, я вас представлю супругу, раз уж вам так хочется. Боюсь только, что его нет дома.
      Симмонса и в самом деле не было. Эльсинора велела подать чай в беседку и пригласила гостя прогуляться по парку. Особенного впечатления парк на него не произвел, и когда они возвратились в беседку, где уже был накрыт стол на две персоны и уютно попыхивал самовар, она с удивлением обнаружила, что безразличие Строганова, как ни странно, ее задевает.
      "Можно подумать, что ему доводилось видеть что-то лучше!" - подумала она с раздражением и стала разливать чай по хрупким фарфоровым чашкам.
      - Нравится? - Она имела в виду чай. Гость окинул взглядом парк и равнодушно кивнул.
      - Здорово, конечно, что и говорить. Но я бы предпочел встретиться с вашим супругом.
      - У вас к нему дело?
      - Нет, пожалуй. Так, несколько.вопросов.
      - А я бы не могла на них ответить?
      - Вы?.. - Строганов с сомнением посмотрел на хозяйку. Может, и смогли бы.
      - Спрашивайте, - предложила она. - Постараюсь удовлетворить ваше любопытство.
      - Тогда сначала вопросы к вам. - Михаил Степанович наклонил голову, пристально глядя на льняную в мелких узорах скатерть. - По дороге сюда вы всю мою прошлую жизнь по полочкам разложила. Охранка, небось, материален подкинула? Или уже на заводе досье заведено?
      - Не угадали. - Эльсинора налила в чашку из заварного чайника. Поставила под кран самовара. - До сегодняшнего дня я о вас и слыхом не слыхивала.
      - Тогда откуда такая осведомленность?
      Она долила в чашку кипяток, завернула кран.
      - Не обижайтесь, Михаил Степанович, но я вам не смогу это объяснить. Поверьте на слово: никто за вами не следит.
      - Вы уверены? - насторожился гость. - А зачем надо за мной следить?
      - А я и не говорю, что надо, - спокойно возразила она. Пейте чай. Вареньем угощайтесь.
      - Вы от меня что-то скрываете, - Строганов продолжал исподлобья напряженно разглядывать хозяйку.
      - Ошибаетесь. - Она встряхнула волосами и улыбнулась. Просто есть вещи, которые вам знать ни к чему. Так о чем вы хотели спросить Симмонса?
      Строганов вздохнул и отвел взгляд. Теперь он смотрел в сторону дома, зеркально отсвечивающего на солнце стеклами окон.
      - Я хочу выяснить, что он за человек.
      - Вам это так необходимо? - Она отхлебнула из чашечки. Что вас, собственно, интересует?
      - Понимаете, - Строганов почесал переносицу. - С тех пор, как хлопкозавод перешел к Дюммелю, многое у нас изменилось к лучшему. Построили общежитие для рабочих, финскую баню, даже столовую открыли. И платят у нас чуть не вдвое больше, чем у других.
      - Почему это вас смущает?
      - Потому что Дюммель - коммерсант и на рабочих ему наплевать. Он это и не скрывает. А значит, нововведения идут не от него. Так от кого же?
      - Вы считаете, что они исходят от моего супруга?
      - Да. Я ошибаюсь?
      - Думаю, нет. - Эльсинора положила варенье в розетку, подвинула гостю. - Угощайтесь, малиновое.
      - Спасибо.