Методика обольщения

— Нет!

— Нет?! Почему?

— Нет… Не сейчас… Не надо, пожалуйста, не надо.

— Не надо?

— Нет же, нет!

Эрик отпустил ее. Керри моментально нырнула куда-то в сгустившуюся темноту и затаилась в глубине комнаты. Он пошарил пальцами по мокрому подоконнику, обнаружил наконец в дождевой луже очки, кое-как вытер их о футболку и нацепил на нос. По крайней мере, теперь он видел дверь. Напоследок хотел еще раз спросить, почему все же нет, но махнул рукой. Diablilla loca. Ну ее к черту. Эрик вышел и медленно поплелся по лестнице, придерживаясь за перила, чтобы не полететь вниз. Не хватало еще сломать себе шею. Это стало бы, пожалуй, чересчур пафосной концовкой его неудачного визита.

Эрик просидел перед включенным телевизором почти до полуночи, исступленно грызя, как в детстве, ноготь на большом пальце (какими только ядовитыми снадобьями его мама — женщина весьма решительная! — не смазывала этот многострадальный палец, чтобы отучить сына от дурной привычки). Он не мог докопаться до причин поведения Керри. Казалось бы, события развивались вполне последовательно, они дошли до логической точки — с какой стати ей вдруг вздумалось взбрыкнуть? Он же давно видел, что нравится Керри! А ее вчерашний звонок? Она волновалась, она ревновала, она сама набрала его номер! Может, она еще девица? В двадцать пять лет?.. Не исключено: возможно, ее милый братец всю жизнь отпугивал от нее потенциальных ухажеров. Эрик слышал, что порой братья ревнуют куда острее, нежели законные мужья. Да нет, они же нормальные цивилизованные люди… Стоп, это Керри-то нормальная? Иногда у нее бывает такой тяжелый, потусторонний взгляд… Но когда она стояла у окна с мокрыми, слипшимися ресницами и каждая дождевая капелька светилась на ее лице… Черт, она действительно была хороша. Эрик вздохнул, подоткнул подушку и улегся на диван с ногами, машинально повернувшись к экрану. «Не сейчас!» — она точно произнесла эти слова, он отчетливо помнит. Не сейчас — то есть позже. Значит, в принципе она не возражает? А может, хотела, чтобы он проявил больше настойчивости? Ах, вот еще, он совсем забыл: она ведь десять дней прожила у Ланы. Эта болтливая пигалица просто не могла не предоставить всеобъемлющую информацию об их связи. Неужели Лана сообщила о нем нечто нелицеприятное? Но вроде бы за те два года он себя ничем не скомпрометировал… Он очнулся, когда красноволосая татуированная девица из телевизора принялась уговаривать его попробовать забойные чипсы со вкусом чеснока и красного перца. Эрик содрогнулся.

— Боже, какая гадость… — пробормотал он. — Но ведь жрут же эту отраву. А лапшу по-китайски она так и не приготовила… Не сейчас. И все-таки какие-то винтики у нее в голове недокручены. Или перекручены.

В субботу из-за поредевших туч выглянуло бледное, болезненного вида солнце, и Эрик решил вытащить на веранду кресло, не покидавшее гостиную почти неделю. Около самой стены дома он увидел Керри, сосредоточенно шарившую что-то в высокой траве. Эрик не стал желать ей доброго утра и ограничился полуиздевательским кивком головы.

— А я видела ежика! — заискивающе произнесла Керри, выпрямляясь. — Похоже, их тут целая семейка. Наверное, они живут вон под тем буком, в крохотной норке.

Керри сделала небольшую паузу, но Эрик молчал, и она продолжила:

— Он такой хорошенький. Выбежал на кирпичную дорожку и стал так смешно топать ножками… Ежики — это прелесть.

И все-таки, как отметил Эрик со злорадным удовлетворением, Керри явно не хватало его общества. Он удобно устроился в наконец-то установленном кресле, качнулся, спокойно глядя на Керри и продолжая хранить молчание. Она предприняла еще одну попытку:

— Когда я была маленькой, у нас жил кролик. Знаете, как забавно кролики шевелят носиком?.. Мне очень нравилось гладить его по ушкам. Он был совсем как плюшевая игрушка, только теплый… А вам в детстве не дарили кролика, кошку или собаку?

Эрик положил ногу на ногу.

— Вы, наверное, забыли, Керри: я — Эрлаф-аллергик. Какой кролик? Да погладь я разок его по шерстке, меня пришлось бы спасать целой бригаде врачей. Но против ежика я ничего не имею. Если он наведается еще раз, можете меня позвать. Кстати, что вы ищете? Грибы? Керри немного смешалась.

— Камешек… Который лежал у меня на подоконнике. Вы его выкинули. Я же сказала: он очень удобной формы — его обязательно надо найти.

— Вы мне это сказали? Когда?

— Ну… Тогда, когда…

Эрик позволил ей окончательно утонуть в собственном замешательстве.

— Обнимая полураздетую женщину, трудно одновременно всерьез прислушиваться к ее словам.

Керри вспыхнула.

— Мне кажется, Эрик, с вашей стороны не очень умно напоминать мне об этом.

— Ас вашей стороны глупо делать вид, что вы забыли об этом. Вы не возражали, чтобы я к вам… приблизился.

— Приблизиться — еще не значит получить.

— Какая глубокая мысль! Надо будет записать… Ну, ищите ваш камешек и передавайте привет ежику. А я займусь обзором.

Эрик настолько погрузился в чтение нового романа, что забыл про обед и пришел в себя, только наткнувшись на подробное описание какого-то фантастического паштета, поедаемого героями. Почувствовав дикий голод, он посмотрел на часы: шесть вечера. Не выпуская книги из рук, Эрик направился на кухню и обнаружил Керри, помешивающую очередной деликатес в маленькой кастрюльке, из которой валил душистый пар. Вероятно, на лице у него отразилось такое страдание, что Керри сжалилась.

— Хотите? Этой порции хватит на двоих. Да не изображайте вы гордость нищего идальго: мне теперь кусок в горло не полезет, если я с вами не поделюсь. Слушайте, Эрик, я вернусь через пять минут. Возьмите лопаточку и безостановочно мешайте эту массу круговыми движениями, чтобы она не подгорела. Ясно?

Эрик пододвинул стул к плите, уселся и, с трудом удерживая книгу в левой руке, принялся помешивать содержимое кастрюльки, продолжая чтение. Когда Керри вернулась, она с порога завопила:

— Эрик! Я же просила!

Эрик вздрогнул и поднял глаза. Оказывается, он давно уже перестал мешать загустевшую массу, а изъятую из нее деревянную лопаточку держал на весу наподобие дирижерской палочки.

— Простите. Я зачитался.

— Неужели нельзя одновременно читать и мешать?! Это ведь элементарно просто! Отойдите, Эрик, я попробую спасти наш ужин…

Получив тарелку со своей порцией и положив в рот первую ложку, Эрик пожал плечами.

— Ничего я не испортил. По-моему, вкусно.

— Могло бы получиться и получше. А знаете, почему так вышло? У мужчин, в отличие от женщин, не работают одновременно оба полушария мозга. Поэтому вы делаете либо одно, либо другое. Женщина может вязать, считая петли, смотреть телевизор и в то же время диктовать подруге по телефону рецепт пирога. А если мужчина, к примеру, чинит газонокосилку, он уже не может ответить на вопрос жены, кто придет к ним в гости в воскресенье. Либо он отвечает — тогда не работают его руки, либо чинит — тогда парализован его язык.

— Es sano[4]. Потрясающая теория.

— Это не теория, а научный факт — доказано медиками.

— Видите ли, Керри… Вы, женщины, потому и можете вершить десять дел сразу, что все эти дела яйца выеденного не стоят. — Эрик произносил слова раздельно, с наслаждением смакуя каждое. — Для того чтобы смотреть телевизор и одновременно трепаться по телефону, большого ума не надо, согласитесь. При этом еще можно орать на детей, красить губы или ногти, вставлять серьги в уши, упоенно обсуждать с подружкой недостатки вашей общей знакомой… На это вы действительно мастера. А чтобы починить газонокосилку, нужны знания и умелые руки.

— Вы так говорите, словно всю жизнь чините газонокосилки. Сами, наверное, даже сломанный карандаш не почините.

— Не надо переходить на личности! История прогресса, история искусства — это история мужчин. Разве нет? Пока вы трещите, как сороки, и считаете петли в дурацких салфеточках, мужчины при помощи своего одного полушария мозга делают такие открытия, какие вам и не снились, будь у вас хоть целых четыре полушария!

Керри смотрела на него с бешенством, постукивая ложкой по столу.

— Вкусно, Эрик?

— Да. А что?

— Это приготовила женщина.

— Так я об этом и говорю. Вам нельзя отказать в определенных достоинствах. Вы воспитываете детей, готовите еду. Вы такие мягонькие, теплые — как ваш кролик, Керри, и даже намного лучше… Да, от вас много пользы.

— Вы отказываете нам в интеллекте? По какому праву? Да вы просто тупой потребитель! Вы сексист!

Звучит почти как расист. Нет, вы ошибаетесь. Но имейте смелость признать: слабый пол неадекватно воспринимает информацию, ведет себя вопреки всем законам логики. По сути своей женщины — весьма консервативные и ограниченные существа. Я бы даже сказал, декоративные существа. — Ну вот что… Я хочу, чтобы вы передо мной извинились. Немедленно.

Эрик положил ложку на тарелку и поправил очки.

— Я извинюсь, если вы докажете ошибочность моей теории.

— Каким образом?

— У меня в компьютере есть одна игра. Ничего особенного — но выиграть можно, только если мыслить логически и очень быстро считать в уме. Это типично мужская игра. Попробуйте. Если выиграете, я извинюсь.

Керри решительно поднялась.

— Идемте!

Приведя Керри в свою комнату, Эрик усадил ее за компьютером, объяснил правила и стратегию игры и несколько раз продемонстрировал, как следует действовать. Внимательно выслушав, Керри отпихнула его в сторону, стартовала и принялась довольно резво щелкать мышкой. И ей все отлично удавалось, сплоховала она только в самом конце: попав в цейтнот, заторопилась, сделала неверный ход и немедленно погибла, когда до победы оставалось всего несколько шагов. Эрик, про себя восхищенный ее уверенной игрой, комически развел руки. Керри пристально посмотрела на него и медленно накрутила на палец длинную прядь.

— Что ж… Но мы не обсудили, что придется сделать мне в случае поражения.

— Ничего. No hase falta[5].

— Нет, Эрик, так нечестно. Я поспорила, и я проиграла. Вы в случае проигрыша выполнили бы свою часть обещания?

— Ну конечно.

— Тогда… Моя участь такова: эту ночь я проведу с вами.

Эрик перестал улыбаться.

— Я не приму такого условия.

— Почему же? — Керри движением плеч стряхнула вязаную кофту и потянула вверх облегающую майку.

— Прекратите! — заорал Эрик, топнув ногой. — Вы что, не понимаете? Это не может быть условием для спора! Это не должно быть так!

— Какая разница?

— Огромная! Мне не нужно, чтобы это было так! Я не собираюсь участвовать в каком-то пошлом спектакле!

Керри, сверкнув глазами, моментально одернула майку и выпрямила спину.

— Пошлом спектакле?! Вчера я вас еще привлекала, а сегодня уже нет? Как быстро. А впрочем, вы же сами называли себя классическим флегматиком… Вам надо было учить не испанский язык, а исландский. Знаете, Эрик, есть такой замечательный фильм Йоса Стеллинга — называется «Стрелочник». Герой-голландец прожил с героиней в одном доме целый год, но даже не притронулся к ней. Только пялился из-за угла. Вероятно, таков ваш национальный темперамент?

Эрик считал себя хорошо воспитанным и вежливым молодым человеком. Но даже его терпение не было беспредельным.

— И вы еще защищаете женщин! Только вы с вашей вывернутой наизнанку логикой умеете так передергивать факты! Это не я, это вы вчера отчего-то в последний момент передумали! Это не я, это вы вопили: «Не надо, не надо!» И я подчинился, потому что помимо всего прочего уважаю вас! А раз уж мы приступили к обмену культурологическими сведениями, то и я вам кое-что скажу про национальны! темперамент. У О’Генри есть рассказ «Бабье лето Джонсона Сухого Лога». Соседка фермера Джонсона — юная мисс О'Брайан — тоже была особой непредсказуемой и своенравной. И когда он дошел до белого каления и от души огрел ее, вот только тогда она и бросилась ему на шею. Может, вы хотели, чтобы я залепил вам рот скотчем и применил силу? Так надо было попросить.

Керри встала, подхватила свою кофту и, задрав кверху и без того вздернутый веснушчатый нос, гордо прошествовала к двери. У порога она обернулась и театрально произнесла:

— Я не хочу с вами разговаривать. Вы для меня больше не существуете.

Ей пришлось закрыть за собой дверь, хотя в идеале на этих словах должен был опуститься занавес.

Вот теперь слова Ланы о параллельном существовании претворились в жизнь! Керри было не видно и не слышно. Она целыми днями тихо, как мышь, сидела наверху, а спускалась, только чтобы приготовить себе еду или, проскользнув мимо Эрика бесшумной тенью, пойти на прогулку. Гуляла она теперь, разумеется, тоже одна. Эрик уже не пытался анализировать ситуацию — вероятно, эту девушку следовало принимать такой, какова она есть. А она находится в постоянном конфликте сама с собой, склонна гипертрофировать происходящие события, раздувая их до вселенских размеров, и сама не знает, чего хочет в конкретный момент и чего захочет через минуту. В общем, замечательный экземпляр. Его мама пришла бы от Керри в ужас. Ему же самому, честно говоря, стало как-то все равно.

Когда в очередной четверг Эрик прибыл в редакцию, Берт немедленно вызвал его к себе. Эрик приготовился к стандартному разносу, но Берт и не собирался обсуждать его творчество. Начал он издалека:

— Окажи любезность: мне срочно нужно узнать содержание одной испанской картины, но вся информация о ней на языке оригинала. Можешь быстро перевести? Там буквально несколько строк.

— Ну конечно.

Эрик подсел к компьютеру и медленно прочел:

— «Четырех страстных красавиц объединила общность интересов: их любовь к одному мужчине постепенно переросла в ненависть и желание отомстить за поруганные чувства. А когда красивые женщины выходят на тропу войны, они становятся просто великолепны».

Отметив про себя справедливость последней фразы, Эрик повернулся к Берту. Тот выглядел разочарованным.

— Так это мелодрама? А я решил, что боевик — понял только про ненависть и войну. Четыре страстные красавицы… И все, наверное, похожи на Пенелопу Крус, разве что немножко пострашнее. Знаешь, однажды на шекспировском фестивале я познакомился с какой-то полубезумной испанкой: тощей, черной. Смахивала на галку с переломанными крыльями. Со мной был приятель, и он сказал: «Ты ничего не понимаешь, в этой женщине главное — ее испанская кровь». А я видел одни испанские кости, пригодные лишь для изготовления испанских кастаньет… Слушай, а что за девочка была на твоем дне рождения?

На всякий случай Эрик решил притвориться дураком.

— Худенькая с чернильными волосами? Подружка моего брата.

— При чем тут она?! Я говорю про пухленькую рыжеватую блондинку, которая за весь вечер слова не вымолвила. Кажется, Келли?

Эрик лихорадочно соображал, как ему ответить. Объясняться с Бертом было куда хуже, нежели с Томом.

— Керри. Ну… Это знакомая моих знакомых. Проводит лето в нашем доме.

— С тобой?

— Нет, она просто у нас гостит. Берт пощипал себя за нижнюю губу.

— То есть между вами ничего нет?

— А какое это имеет значение?

— Такое. Я от нее в восторге. Словно с картины Ренуара — только свет и воздух. Движения мягкие, струящиеся… Вся из полутонов, из нюансов… Я бы взял ее в оборот сразу же, но Джулия все время была рядом. Ты не возражаешь, если я ей позвоню?

Эрик растерялся. Меньше всего ему хотелось, чтобы этот неврастеничный селадон тянул к Керри свои лапы.

— Какой смысл, Берт? Она приехала из маленького университетского городка всего на месяц. Скоро опять уедет. Ты ведь не собираешься заводить телефонный роман. И не поедешь к ней на свидание за двести миль. А потом, она интересуется не мужчинами, а кельтской мифологией.

— А-а-а… Провинциальная интеллектуалка. Это занятно. Она аспирантка?

— Уже преподает.

— Ей лет двадцать пять?

— Вроде того.

— Я ей все же позвоню. Кто знает, как все повернется.

— Она не подходит к моему телефону. Номер ее мобильника я не знаю.

— Но снять трубку и передать ей ты можешь? Эрик молча кивнул.

— «Готовность — все», как обронил некий классический герой… Больше вопросов нет. Кстати, последний обзор вполне: я даже два раза улыбнулся.

Эрик ехал домой в отвратительном настроении. Он уже забыл, что еще сегодня утром ему было наплевать на Керри вместе со всеми ее выходками. То он начинал беситься от необъяснимого странного чувства, подозрительно похожего на ревность, то мрачно торжествовал, представляя, каким подарочком Керри окажется для Берта, если тот все же сумеет о чем-либо с ней договориться. Только подъезжая к Лонг-Буду, он наконец определился с дальнейшим поведением и принял решение — любым способом добиться примирения. И опередить босса.

В доме было тихо. Эрик бросил сумку около двери, прошел к себе и остолбенел, увидев Керри, которая неподвижно сидела на диване перед выключенным телевизором, уставившись в одну точку. Эрик не на шутку перепугался.

— Керри!

Она подняла голову. Ее веки распухли, а щеки были залиты слезами — на сей раз самыми настоящими.

— Что случилось?!

— А… Это вы. Простите, я включила ваш телевизор без разрешения.

— Что случилось?!

— Я посмотрела фильм…

— Какой фильм?!

— С очень плохим концом. Я не думала, что все так ужасно кончится…

Она порывисто закрыла лицо руками и вновь застыла в позе воплощенной скорби. Эрик, протяжно выдохнув, привалился к двери.

— Так вы плачете из-за фильма?

Она покивала, не убирая рук от лица. Эрик присел рядом с ней на корточки и осторожно дотронулся до ее колена.

— Керри… Какой же вы ребенок. Знаете, как вы меня напугали? Перестаньте. Зачем было смотреть всякие ужасы? Ну, успокойтесь. Пойдемте на кухню — разгрузим покупки, и вы расскажете, что случилось в этой безрадостной истории.

Сидя за кухонным столом и без конца вытирая нос, Керри вела свое печальное повествование:

— Он погибает в автомобильной катастрофе в самом начале… А она продолжает безумно его любить… Это положите в холодильник. Он был секретный агент. После его смерти ее необходимо спрятать… Другой агент, который ее охраняет, в нее влюбляется. Но она все равно любит только мужа… А это в морозильную камеру, наверх. Потом ее похищают, и выясняется, что похититель — брат ее покойного мужа. Тот агент, который в нее влюбился, ее разыскивает. Но брат мужа ее убивает и застреливается сам. А вот это не надо класть в холодильник, вкус испортится. Влюбленный агент остается жив. А она, ее муж и его брат снова встречаются — уже на том свете… Это было ужасно. Она так его любила…

Эрика разрывало на части от сдерживаемого хохота. Он уткнулся лбом в дверцу холодильника и попытался вспомнить самое удручающее событие в своей жизни, чтобы придать лицу соответствующее выражение. Но встреча секретного агента с родственниками на том свете затмевала все остальное…

Наконец он повернулся к Керри:

— Да, грустная история. В конце никто не говорил: «Уберите трупы» и не давал пушечный» залп?

Керри страдальчески улыбнулась:

— Я понимаю, это глупо. Но смерть героини меня так расстроила…

— Керри, теперь я ни за что не поверю, что вы восемь лет не плакали. Признайтесь, вы соврали.

— Ну хорошо, соврала… Иногда я плачу — от книги или от фильма. Когда я читала «Сагу о Форсайтах» и дошла до смерти Сомса, у меня началась настоящая истерика. Никого никогда я не жалела так, как этого несчастного человека. Такая трагическая жизнь — без счастья, без надежды. А его Ирен просто подлая тварь…

— Керри, успокойтесь, а то вы снова начнете рыдать. Конечно, произведения искусства должны будить в нас эмоции, но не до такой же степени.

— Да, да… Я сейчас в совершенно растрепанных чувствах.

— Посмотрите лучше, что я вам привез. Купил в книжном магазине несколько рекламных буклетов. Это Кингстон, это Тысяча островов… А когда, кстати, вы собираетесь на фестиваль?

— В субботу, первого августа.

— То есть послезавтра?

— Действительно послезавтра… Когда отдыхаешь, перестаешь ориентироваться во времени. А во вторник к вечеру я вернусь.

— Замечательно. Здесь есть все, что нужно осмотреть. Я бы посоветовал сходить в Морской музей — куча занятных экспонатов, посвященных истории контрабанды. Ну и бар «Тукан» — классное заведение. А в экскурсию на Тысячу островов вы поедете?

— Обязательно.

— Там потрясающие места. Вот, например… Вилла Болдт-Кастл.

Керри взглянула на глянцевую картинку.

— Похоже на средневековый рыцарский замок. Жалко, что, по сути, он бутафорский. Будь он настоящим старинным замком, там непременно водились бы Кровавые колпаки.

— Это еще кто такие?

— Они селятся в темных закоулках древних замков и на полях былых сражений — всюду, где пролилась кровь. И собирают эту кровь в свои колпаки. Мрачные персонажи, жестокие — куда хуже вампиров или оборотней. Они с незапамятных времен упоминаются в легендах Англии и Шотландии, которые постоянно вели кровопролитные войны…

— А на чьей они были стороне? Керри захихикала:

— Да, Эрик, чувство возвышенного вам чуждо. Но все равно: огромное спасибо за буклеты. Вы не сердитесь, что я без спроса смотрела ваш телевизор?

— Еще как сержусь. Придется вам в порядке компенсации снова начать меня подкармливать. А то я не наберу за лето обещанные двадцать фунтов.

— Хорошо. Хотя пока вы и одного не набрали. Перемирие?

— Перемирие.

Половину пятницы Керри провела наверху: она с грохотом двигала какие-то предметы, без конца хлопала дверцей шкафа и то и дело вела интенсивные телефонные переговоры. Когда она ненадолго спустилась, Эрик поинтересовался, чем она так громозвучно занимается. Керри с раздражением бросила:

— Собираю вещи! Эрик закатил глаза:

— Вы ведь едете всего на три дня!

— На четыре. И я хочу выглядеть сногсшибательно, если вечером отправлюсь развлекаться.

— Удивительно не свойственное для вас желание.

— Откуда вам знать мои желания? Не исключено, что я окажусь в каком-нибудь заведении, где танцуют… Так что мне необходим гардероб на все случаи жизни.

Когда Керри ускакала к себе, Эрик задумался над ее словами. «Откуда вам знать мои желания…» «Заведение, где танцуют…» Похоже, он опять может прохлопать ушами многообещающие намеки. Эрик решился. Вечером, когда они сели ужинать, Эрик вдохнул поглубже и безо всяких предисловий спросил:

— Керри, можно мне поехать с вами? Я бы очень этого хотел.

Керри широко открыла глаза, на ее лице отразилась искренняя жалость.

— Ох, Эрик… Ну почему вы не предложили раньше? Мне страшно жаль вас расстраивать — особенно теперь, когда мы наконец зарыли топор войны. Но я уже договорилась с другим человеком. Простите…

Эрик не знал, что испытывали книжные герои, которых, по словам авторов, словно сразил удар грома. Про себя он мог с определенностью сказать следующее: во-первых, он сразу же категорически расхотел ужинать, во-вторых, почувствовал дикую ненависть к самому себе — невзрачному неудачнику с волосами и глазами цвета пыли, над которым боги даже не смеялись, а глумливо хихикали. Он положил вилку.

— Эрик, вы сами виноваты. Мне и в голову не приходило, что вы захотите составить мне компанию…

— Никто ни в чем не виноват.

— Сказать вам, с кем я поеду?

— Нет. Я не желаю это знать. Мне нет до этого никакого дела.

Эрик поднялся. Чертов Берт! Как всегда, успел первым. А в этом соревновании серебряная медаль не присуждается.

— Эрик, не обижайтесь, я вас прошу. Сядьте. Что вы вообразили? Я поеду… с одной девушкой. Клянусь!

— Не надо клясться. Хоть с тремя девушками. Желаю приятно провести время. Особенно в заведении, где танцуют.

Войдя в свою комнату, Эрик так хлопнул дверью, что в окнах зазвенели стекла. Вот с кем она полдня болтала по телефону! Значит, Берт прекрасно обошелся без его помощи и сам раздобыл ее номер. Но она-то, она! Надутая недотрога! Полтора месяца разыгрывала в его доме любовный водевиль, в каждом действии неизменно оставляя его, простака, с носом, а стоило появиться настоящему романтическому герою, как тут же согласилась пуститься во все тяжкие! И что самое гадкое, еще сочиняет сказки про какую-то девушку — вероятно, чтобы не отрезать себе пути к отступлению и оставить его, Эрика, про запас. На всякий случай. Эрик снял очки и зажал двумя пальцами переносицу. Неужели в течение этих трех суток они с Бертом будут ночевать вместе? Мерзость. Сплошная мерзость.

В субботу ранним утром он слышал, как Керри стаскивает по лестнице свою сумку и возится у входной двери, но не вышел из комнаты. Нечего строить из себя джентльмена и провожать ее до автобусной остановки. Ничего, сил у Керри достаточно, сама дотащит свое барахло.

В последующие дни Эрик не читал книги, заготовленные для очередного обзора, а занимался исключительно переводом: чужой язык подавлял, успокаивал и позволял отвлечься от нежелательных мыслей, погрузившись в мощный поток чужих размышлений и чувственных переживаний. Эрик не хотел устраивать дискуссию с самим собой на тему: «Моя новая влюбленность. Реальность или вымысел?», но он отчаянно — до дрожи в пальцах — ревновал: спорить с этим очевидным фактом не приходилось.

Вторник уже подходил к концу, но Керри не появлялась. Эрик, валяясь на диване и грызя уже обглоданный до основания ноготь, представлял волнующие картины: вот она с Бертом сидит в полутемном баре и, приоткрыв рот, слушает в его исполнении стихи модных поэтов; вот они вдвоем совершают экскурсию по Тысяче островов, и Берт, приобняв ее за плечи, тычет длинным пальцем в какую-нибудь достопримечательность; вот они в гостиничном холле, и Берт шепчет ей на ушко: «Давай останемся здесь еще на одну ночь… Зачем тебе торопиться обратно к этому Калибану?» Эрик яростно вздохнул и потянулся к зазвонившему телефону.

— Эрик, это Керри, добрый вечер.

— Добрый, добрый. Как поживают острова, все ли на месте?

— Вроде бы все. Знаете, мы замечательно проводим время, побывали всюду, где только можно. Фестиваль просто чудо — фантастическое зрелище. Я обязательно вам расскажу. Вообще мне безумно понравился Кингстон. Моей… подруге тоже. Эрик, мы решили задержаться еще на день, так что не ждите меня сегодня. Я приеду завтра утром.

— Вот досада. А я уеду завтра утром.

— Как? Завтра же среда.

Придется два дня подряд поработать в редакции: на этой неделе выйдет моя колонка. Но не волнуйтесь, на улице я вас не оставлю. Ключ найдете на веранде в керамическом кувшине — том самом, в который вылили морковный сок. Помните?

— Да… А вам обязательно уезжать завтра?

— Обязательно. Увидимся вечером в четверг. Всего хорошего, Керри, передавайте привет подруге.

Вранье Эрика стало неожиданным для него самого экспромтом. Просто, слушая слова Керри, как замечательно они с подругой проводят время, и чувствуя, как вместе с ними уплывают последние надежды, Эрик понял — он категорически не желает ее видеть и внимать ее небылицам. Очередная иллюзия рассыпалась во прах, думал он уже утром, опуская ключик в кувшин… Ну что ж, он с этим справится. Разумеется, он и не собирался отправляться в «Торонто стар». Неожиданно образовавшийся свободный (от личных проблем) день надо было использовать с толком, и Эрик посвятил его вполне успешным деловым переговорам, связанным с переводческой деятельностью. Хоть что-то наконец удалось — исходя из опыта последних недель, этому следовало не просто радоваться, а неистовствовать от счастья.

Придя на следующий день в редакцию, Эрик сразу проследовал к столу босса и с порога выстрелил в его спину первым вопросом:

— Как съездил в Кингстон? Удачно?

— Что? — спросил Берт, не отрываясь от экрана компьютера.

— Я говорю, как съездил в Кингстон? Кельтский фестиваль понравился?

Берт развернулся вместе с креслом и уставился на Эрика выпуклыми водянистыми глазами:

— Ты о чем?

— О твоей поездке вместе с Керрц — девушкой с картины Ренуара.

Берт смотрел на Эрика как на душевнобольного.

— Эрик, ты что, перегрелся у себя на озерах? Какой фестиваль? Какой Кингстон? Никуда я не ездил. Я всегда говорил: не увлекайся Борхесом, его наращивающие бесконечность фантасмагории сводят с ума, усиливают нереальность окружающего. Это вполне объективная психология увлеченности, и тебе, например…

Эрик остановил Берта нетерпеливым движением руки:

— То есть как никуда не ездил?

— Так. А в чем суть события?

— Но ты хоть звонил Керри на прошлой неделе?

— Один раз. Номер ее мобильника нашелся у нашей Ланы. Эта девица говорила таким тоном, словно зубы мне сверлила. Я не настолько вдохновился, чтобы продолжать авантюру. В конечном счете ты прав: зачем тратить силы на ожесточенную провинциалку, которая все равно обитает за тридевять земель? И потом, как мне показалось по нашей беседе, твоя Керри относится к отряду «2Ф» — фригидных феминисток… А кто тебе сказал, что я ездил с ней в Кингстон?

Эрик покачал головой:

— Никто.

— Самовнушение-мистификация?

— Извини. Вероятно, я неправильно ее понял. Или что-то напутал.

Бредя по коридору на свое место, Эрик столкнулся с летевшим куда-то Полом и ухватил его за рукав:

— Слушай, последние три дня Берт отсутствовал или нет?

— Во вторник его не было — кажется, ездил на какую-то выставку. А вчера и в понедельник сидел здесь безвылазно.

Эрик кивнул, выпустил рукав Пола, моментально унесшегося в неизвестном направлении, медленно вытащил из кармана телефон и набрал номер.

— Керри… Это я. У вас все нормально?

— Пожар и потоп, во всяком случае, миновали сию мирную обитель. Можете считать, что все в порядке.

Ну конечно, она в сто двадцать пятый раз была обижена. Но на сей раз вполне обоснованно: ему следовало бы позвонить еще вчера.

— Керри, я вас заклинаю всеми святыми, скажите: с кем вы ездили в Кингстон?

Прежде чем откликнуться, трубка продолжительное время молчала.