Афера

После того, как брокер заведет заказы в компьютерную систему биржи, они поступают к посыльным — низкооплачиваемым клеркам, штурмующим Большое табло в надежде, как правило, бесплодной, познать тайны Уолл-стрит. Посыльные нетерпеливо переминаются возле разноцветных телефонных аппаратов, расставленных по периметру большого биржевого зала. Едва какой-нибудь из этих телефонов зазвонит и посыльный получит заказ, он стремглав бросается на поиски представителя фирмы, которому этот заказ адресован. Тот обращается к соответствующему специалисту и заключает сделку. При этом последовательность получения заказов и заключения сделок соблюдается далеко не всегда. В этом казино — и в большинстве других — любят тех, кто играет по-крупному.

Специалисты в буквальном смысле «делают рынок», каждый для своего пакета акций. Они располагаются в определенных местах биржевого зала, «на посту», — примерно так, как располагались торговцы на рыночной площади в Древней Греции. Если кто-нибудь пожелает продать или купить акции, допустим, Ай-би-эм, да и любой другой компании, ему надо найти соответствующего специалиста и выкрикнуть название фирмы. Специалист составляет список всех, кто хочет заключить сделку, и по какой цене, и на какую сумму. Таким образом, он видит рынок с обеих сторон. Если посредине образуется небольшой зазор, разницу можно положить себе в карман. На здешнем жаргоне это называется арбитражем. В казино — игрой краплеными картами. Действия специалиста — это тоже один из тщательно охраняемых секретов Уолл-стрит.

Летом посыльные и представители фирм передвигаются по заваленному бумагами полу большого биржевого зала с определенной целью, но в то же время с ленцой. Активные спекуляции, которыми отличаются последние недели весны, в июне — августе, когда все отправляются на летние каникулы, сходят на нет.

В этом смысле нынешнее июньское утро выдалось особенным. На Большом табло ощущалось напряжение. Переходя с места на место, представители фирм, посыльные, специалисты и иные работники биржи все, как один, бросали настороженные взгляды в угол, ближайший к входу в здание со стороны Уолл-стрит. В этом углу располагался «пост» «Грамман бразерз инкорпорейтед», специалистов по «Пенн-мар кемиклз». Сотрудники фирмы негромко переговаривались друг с другом и коллегами с биржи. Иные, считая, что они на короткой ноге с кем-нибудь из граммановцев, пытались выведать у них какие-нибудь сведения.

Пресс-релиз, появившийся в шесть утра и извещавший о тендере, которому, судя по всему, предстоит стать крупнейшим в истории такого рода сделок, был известен здесь всем. По слухам, циркулирующим на бирже, стартовая цена, семьдесят пять долларов за акцию, покажется правлению «Пенн-мар» несообразной и, стало быть, захватнической. По тем же слухам, как раз в настоящее время члены правления собрались для обсуждения этого вопроса в зале заседаний инвестиционного банка «Морган Стенли» в центре города. По первым признакам руководство компании, как и банкиры, рекомендуют правлению отклонить поступившее предложение. Что это за признаки и каким образом о них стало известно на бирже, никто не ведал — или не хотел в том признаваться, — однако же все сочли слух за свершившийся факт, по крайней мере, на данный момент.

Приняли на веру и то, что правление поручит банку «Морган Стенли» найти «белого рыцаря» — благорасположенного к компании участника тендера. И означать этого могло лишь одно: цена на акцию подскочит значительно выше семидесяти пяти долларов, причем даже до начала тендера, если, конечно, он вообще состоится.

Захват одного из старейших индустриальных гигантов Америки. Давненько такого не случалось, и вот вам пожалуйста — бомба разорвалась внезапно и как бы сама по себе. Словно большой рождественский подарок. Пусть никто бы в том не признался, но это возбудило всех, от ведущих трейдеров до самых мелких клерков. В воздухе запахло большими быстрыми деньгами. У всех участников торгов был такой вид, будто они нюхнули какого-то наркотика. И название этому наркотику — эйфория.

В тот день, как, впрочем, и всегда, торги на Нью-Йоркской фондовой бирже начались в девять тридцать утра. Сейчас было уже одиннадцать, а акции «Пенн-мар» все еще находились в замороженном состоянии. Распорядители придерживали их, или, как здесь говорят, держали флаг зачехленным, пока не разберутся в том, куда ветер дует. В обычный день общий пакет акций «Пенн-мар», переходящих из рук в руки, исчислялся в среднем четырьмястами тысячами. А сегодня, всего через полтора часа после открытия торгов, представители фирм получили заказы на шесть миллионов.

* * *

Чехол открылся, флаг взвился, и на бирже начался настоящий бедлам.

— Покупай пять тысяч по семьдесят четыре с четвертью! — прокричал Кент Хауард, представитель фирмы «Смит — Барни», одному из специалистов «Грамман бразерз».

— Бесполезно, по такой цене никто не отдаст!

За таким гвалтом никто не мог ничего расслышать. В течение каких-то секунд на «посту» «Грамман» собрались представители по меньшей мере семидесяти фирм.

— Семьдесят пять ровно!

— Мимо! Начинаем с семидесяти шести! Все считают, что «Пенн-мар» будет зубами держаться за свое! Цена начнет расти, как на дрожжах!

Хауард бегло взглянул на свои каракули. Оторвав взгляд от записной книжки, он заметил одного из своих посыльных в пронзительно-зеленой биржевой униформе. Тот подпрыгивал от нетерпения сбоку от целой толпы трейдеров. Биржевики общались на языке пальцев; посыльный не имел ни малейшей возможности врезаться в толпу и передать распоряжение на словах. Хауард перегнулся через плечо какого-то трейдера и схватил за руку специалиста.

— Покупай двадцать тысяч по семьдесят шесть! Ни одна акция не должна проплыть мимо. — Последние слова он адресовал самому себе.

— Двадцать по семьдесят шесть, — кивнул специалист. — Заметано!

Хауард почувствовал, как в него кто-то врезался на полном ходу и рухнул при столкновении на пол. Хауард опустил голову. Улыбаясь во весь рот, на него снизу смотрел Джек Вагнер, бородатый брокер, представляющий интересы компании «Пейн Уэббер».

— Ну и денек нас ожидает, Кент! Такого давненько уже не случалось.

— Это точно. — Хауард протянул ему руку. — Поднимайся, а то затопчут.

* * *

Виктор Фаринхолт наклонился над столом в своем кабинете «Лоудстар инвестмент менеджмент» и, повернувшись к Питеру Лейну, яростно потряс какой-то бумажкой.

— О Господи, Лейн, от кого у тебя этот подарок? — прорычал он.

Питер Лейн заерзал в кожаном кресле.

— Что-что? — В ушах его почему-то зазвенело.

— Ты что, ничего не знаешь?

— О чем это ты? — с удивленно-невинным выражением осведомился Лейн. — Утренний выпуск «Файнэншиал кроникл» я читал. — На самом деле ничего он не читал. — Но никаких сенсаций там не обнаружил.

— Значит, плохо читал.

— Как это понять?

— Ты что, ничего не слышал?

— А что я должен был слышать? — начал раздражаться Лейн.

— Какая-то инвестиционная компания только что объявила о своем намерении заполучить «Пенн-мар кемиклз». Она готова выложить семьдесят пять долларов за акцию.

Лейн невидящими глазами посмотрел на Фаринхолта. Наконец до него дошло то, что следовало бы давно уже понять. Ему показалось, словно его молотом по лбу ударили. Лейна используют, и хотя, для чего именно, пока не совсем ясно, ничего хорошего это ему не сулит.

Он попытался сохранить самообладание, не выдать чувств.

— Что ж... это здорово. Мы чуть не в одночасье более чем удвоили состояние президента. — Лейну требовалось время, чтобы обдумать ситуацию.

— Ты что, полный идиот? Да ты хоть чуточку соображаешь, что произойдет, когда о наших делах прознают газеты? Ведь мы купили от имени президента пакет акций за считанные недели до того, как они стали мишенью каких-то налетчиков!

— Да ничего не произойдет. Ничего дурного мы не сделали. К тому же почему газеты должны что-то знать о наших инвестициях?

Фаринхолт покачал головой.

— Мы обязаны сообщать обо всех сделках, заключенных от имени выборных лиц, а газеты следят за этими сообщениями с почти религиозным рвением. — Он понизил голос. — Большую часть своей сознательной жизни я потратил на строительство этой компании, а из-за твоих действий она может рухнуть за несколько дней.

— Да что ты так разволновался? «Пенн-мар» — крупная американская компания. Что дурного в том, если президент купит десяток-другой ее акций? Больше того, с его стороны было бы весьма непатриотично не иметь их. Разве не так? — Лейн поднялся. — По-моему, ты все преувеличиваешь.

— Ничего я не преувеличиваю! — Фаринхолт грохнул кулаком по столу и, стараясь успокоиться, глубоко вздохнул. — Нас обвинят в использовании конфиденциальной информации.

— С чего бы это?

— Я убежден, что так оно и есть. — Фаринхолт посмотрел Лейну в глаза. — Я никогда не доверял тебе. Скользкий ты тип, и зачем я только с тобой связался. Предупреждали же меня промышленники — держись от него подальше.

— Знаешь что, Виктор, я остановился на «Пенн-мар» после самого тщательного анализа. Что же касается твоих личных выпадов, то об этом я даже говорить не хочу.

— После тщательного анализа? Что ж, покажи мне свои расчеты, выкладки, поделись секретами компьютерного моделирования — всем тем, что заставило тебя решить, будто «Пенн-мар» — хорошее инвестиционное поле для президента.

Лейн закашлялся. Никаких выкладок или компьютерных моделей у него не было, как и разумных оснований рекомендовать вкладываться именно в «Пенн-мар». Он просто взял деньги — четыреста тысяч долларов из пятисот, лежащих на счету в банке на Каймановых островах, — в обмен на обещание сделать так, чтобы «Лоудстар» связала президента с «Пенн-мар». Кому это понадобилось, Лейн понятия не имел. На самом деле у него была единственная встреча — с одной привлекательной девицей. Сначала та познакомилась с ним, потом передала запрос и, наконец, положила на счет полмиллиона. Она все время повторяла, что представляет интересы серьезных людей. И давала тому весомое подтверждение — наличные.

— Ты действительно анализировал ситуацию, Питер?

— Все расчеты у меня на работе.

— Не лги мне, Питер. Кто подкупил тебя? Я должен знать это. Когда вся эта история выйдет наружу, мне придется давать объяснения. И у меня нет не малейшего желания, чтобы из-за тебя пошло прахом дело моей жизни.

Лейн направился к двери, но на полпути остановился и, повернув назад, ткнул пальцем в сторону хозяина кабинета:

— Дай мне пять минут, и я соберу все нужные бумаги. Распечатку сделаю.

— Пять минут, Лейн.

Лейн захлопнул за собой дверь. Его кабинет находился слева по коридору, но он повернул направо, в сторону приемной. По мере того, как он приближался к выходу из здания, шаг его сначала сменился бегом трусцой, а потом Лейн и вовсе перешел на спринтерскую скорость.

* * *

Сидя за небольшим письменным столом в углу зала заседаний юридической фирмы «Данлоп и Лейтем», превратившегося в штаб-квартиру их общей команды, Фэлкон вглядывался в цифры, прыгающие на экране компьютера. Оборудование поставили сюда по его просьбе, чтобы по ходу рутинной работы фирмы, пока другие члены команды составляют план на день, он мог бы отслеживать движение цен на рынке. Одно только плохо — показания экрана ему явно не нравились.

Остальные — Чеймберс, Барксдейл и Скотт Бартоломью, их коллега из юридической конторы, — сидели по одну сторону длинного стола, занимавшего большую часть зала, и о чем-то говорили, как всегда, вполголоса. Время от времени в зал незаметно проскальзывали молодые служащие с тем или другим сообщением или с бумагой на подпись. Сидевшие за столом выслушивали сообщение, подписывали документы, не обращая при этом ни малейшего внимания на курьеров. Они были слишком поглощены своим делом. Ведь речь идет о тридцати двух миллиардах долларов. Это, согласитесь, сумма.

— Ну, что там нового, Фэлкон? — с этим вопросом Барксдейл обращался к нему каждые четверть часа. Таков был его способ сбросить нервное напряжение. На курение в зале Чеймберс наложил вето, поэтому Барксдейлу требовалось что-то другое.

— Ничего. — Фэлкон бросил взгляд на часы. Три пятьдесят, десять минут до конца торгов.

И вряд ли что-то будет до четырех, когда закрываются рынки. В общем-то так всегда происходит. Другая сторона выжидает этого момента, чтобы выступить с тем или иным заявлением. Никто не хочет обнародовать информацию, способную расшатать рынок. Хотя глупо, конечно, ибо ведь в любом случае торговля продолжается в тени.

— Цена сейчас какая? — осведомился Бартоломью.

Фэлкон пробежался пальцами по клавиатуре.

— Акции «Пенн-мар» идут по восемьдесят одному доллару.

— А максимум?

— По состоянию на три часа по восемьдесят одному доллару семьдесят пять центов. За последние пятьдесят минут кривая пошла немного вниз, но зато сам пакет распух неправдоподобно — почти на пять миллионов акций. Таким образом, всего за день было продано около двадцати миллионов.

Бартоломью со свистом втянул воздух.

— Ребята-арбитры, те, что купили акции в самом начале торгов по семьдесят пять, начинают нервничать, ведь официального заявления представителей «Пенн-мар» все еще нет. Они боятся, что «Пенн-мар» примет наше предложение, и тогда цена покатится вниз, к стартовой отметке, а для них это чистая потеря денег.

— Так оно и есть. — Фэлкон обернулся к Бартоломью. — Любой из них скажет примерно так: «Слушайте, за последние несколько часов я сделал на каждой акции по пятерке. С какой же стати мне рисковать этим заработком, если новых предложений не слышно?»

Бартоломью приятно удивил Фэлкона. Он оказался гораздо более сведущ в этих делах, чем предполагал Фэлкон. Во всяком случае, всю необходимую документацию подготовил как положено.

— Но ведь восемьдесят один доллар — это на шесть больше, чем наша стартовая цена, и все должны подозревать, что вот-вот прозвучат новые предложения. — Барксдейл постучал по столу своей безвкусно-роскошной ручкой.

— Естественно. — Чеймберса было едва слышно. Его явно раздражала манера Барксдейла констатировать очевидное.

Рак. Скрипучий голос — его последствие. Фэлкон пристально посмотрел на Чеймберса. Старик выглядел хуже, чем во время их последней встречи в конференц-зале Южного Национального. Ему вдруг стало грустно. Чеймберс долго не протянет. Фэлкон мало знал этого человека, но всегда испытывал тоску, когда смерть так очевидно стучалась в дверь.

— Вернер Прауш здесь появится?

— Нет, он в Германии. — Чеймберс повернулся к Фэлкону и сузил глаза. — Но я буду держать его в курсе.

— Эндрю, как вы считаете, не пора еще связаться с руководством «Пенн-мар»? — спросил Бартоломью.

Фэлкон перевел на него взгляд. Про себя он отметил, что сдвига пока нет. Бартоломью все еще называет его по имени. Но это ненадолго. Долго этого никогда не бывает.

— Пока не время, Скотт, — проговорил Фэлкон. — Подождем еще немного, посмотрим, что будет, когда закроются рынки.

— Ну что ж, — помолчав, согласился Бартоломью. Утонув в глубоком кресле, он уперся локтями в ручки и прижал пальцы к губам, словно в молитве.

Вот что Фэлкону и нравилось в нем. Бартоломью умел думать, сдерживаться и не любил говорить только ради того, чтобы послушать себя самого. И если говорил, то по делу. Таких не часто встретишь.

Фэлкон пересел со стула в большое кожаное кресло рядом с Бартоломью.

— Нам известно, что все шишки заседают сейчас в здании банка «Морган Стенли», — начал Фэлкон, глядя в большое окно конференц-зала. Расположенное на пятьдесят четвертом этаже здания на Пятой авеню, оно открывало впечатляющий вид на полуденный Манхэттен в центральной его части. — И поверьте мне, заседать они будут долго. Очень долго.

Внезапно массивная дверь в конференц-зал распахнулась и в комнату влетела Рэчел Конвей, юная девица из штата юридической конторы. Четверо мужчин и не подумали встать.

— Извините, что врываюсь, но...

Фэлкон уже направлялся к компьютеру. Конца этой фразы он не услышал. Несколько щелчков по клавишам, и вот вам пожалуйста: официальное заявление. Лаконичное и обнадеживающее. Фэлкон считал его с экрана всем остальным:

«Сегодня днем совет директоров „Пенн-мар кемикл корпорейшн“ отверг как неадекватное, более того, „захватническое“ предложение о тендере, выдвинутое несколькими часами ранее компанией „Винс и К°“. Совет решил, исходя из интересов всех вкладчиков, рассмотреть иные, более привлекательные предложения. Совет дал распоряжение своему основному финансовому партнеру, банку „Морган Стенли“, связаться с корпорациями, которые могут проявить стратегический интерес к приобретению „Пенн-мар“».

Фэлкон обвел взглядом собравшихся.

— Что ж, господа, полагаю, нам незачем даже пробовать связаться с руководством «Пенн-мар». Нас хотят принести в жертву. Это война.

* * *

Фэлкон вернулся в конференц-зал с чашкой дымящегося черного кофе. Было уже одиннадцать вечера. Чеймберс дремал, сидя на стуле; Барксдейл вышел в соседний кабинет, чтобы сделать несколько телефонных звонков. Бартоломью отправился заниматься каким-то другим делом.

Фэлкон тихо приблизился к окну и взглянул на сверкающую огнями улицу. Может, удастся вырваться на несколько часов к Дженни. После того памятного свидания, три дня назад, они несколько раз говорили по телефону, но увидеться так и не удалось. Фэлкон засмеялся. Странно, черт возьми, с чего это вдруг Дженни так заинтересовалась его делами. Буквально по минутам просит описать день. Эндрю поднес чашку ко рту.

— Ой!

— Что, слишком горячий? — осведомился Чеймберс.

— Ну да. — От неожиданности Фэлкон обернулся так стремительно, что едва не расплескал кофе.

Глаза у Чеймберса превратились в едва заметные щелочки. Этот длинный день вымотал его.

— Вообще-то мне следовало бы поблагодарить вас за то, что вы тогда, в Южном, сделали для меня. Но почему-то не хочется.

Фэлкон улыбнулся и поддернул ярко-красные подтяжки.

— Дело ваше. — Он вернулся к столу и сел напротив Чеймберса. — Позвольте задать вам один вопрос.

— Ну, что там у вас? — пробурчал Чеймберс.

— В тот раз, закашлявшись впервые, вы назвали одно имя. «Кэтрин, Кэтрин, помоги мне», — повторяли вы. Мне известна ваша биография. Вашу жену зовут иначе. Так вот, я и хотел спросить, может, нам следует что-то знать? — Фэлкон подмигнул старику.

— На что это вы намекаете, мистер Фэлкон? — прошипел Чеймберс.

— Ну, я не знаю, секретарша, приятельница дочери, — Фэлкон попытался улыбнуться как можно простодушнее.

Чеймберс медленно поднялся со стула.

— Вообще-то, Фэлкон, я не обязан перед вами отчитываться. И все же скажу. Кэтрин — имя моей сестры. — Чеймберс мельком взглянул на Фэлкона. — Вот сидите вы передо мной с этой дурацкой ухмылкой на лице, такой победоносный, такой молодой, — сколько вам, тридцать пять, меньше? А попробовали бы ходить с памперсом в штанах величиной с одеяло, зная, что он может понадобиться в любую минуту. Попробовали бы разжевывать филе-миньон. Ходить под себя ночью. Испытайте все это — и скажите: уверены ли вы в себе хоть чуть-чуть? Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что меня уже не будет, когда вас настигнут эти радости. Впрочем, тогда я буду счастлив. Буду мертв. — И Чеймберс, не произнеся более ни слова, медленно вышел из комнаты.

Фэлкон сидел, задумчиво глядя на все еще дымящийся кофе. Чеймберс прав. Старость — не радость. Он сочувствовал ему. Одно только смущало его. У Чеймберса нет сестер, только брат во Флориде. Фэлкон готов был пари держать, что Кэтрин — одна из прежних секретарш Чеймберса.

Фэлкон откинул голову и прикрыл глаза. Сегодня для него исторический день. Он подготовил тендер, так как знал финансовый мир и тем самым запечатлел свое имя в анналах. Фэлкон покачал головой и открыл глаза. Конкуренты не дремлют. Носом землю роют. Он их нюхом чуял. Теперь надо защищать свое. Видит Бог, «Пенн-мар» нужна ему.

Глава 19

Конференц-зал юридической конторы «Данлоп и Лейтем» напоминал театр военных действий. Участники их провели здесь три дня, и длинный стол был завален коробками из-под пиццы, в которых сохранились кусочки сыра, полупустыми банками от самых разнообразных прохладительных напитков, всяческими документами и вообще горами бумаги. Ковер и шторы пропахли сигарным дымом. Барксдейл так и не смог обойтись без четырех сигар, контрабандой принесенных им сюда вчера днем. Дождавшись, когда остальные удалились в кабинет Бартоломью на срочное совещание со специалистами по антитрестовскому законодательству из юридической конторы «Дэвис и Полк», Барксдейл жадно выкурил сигары одну за другой. Чеймберс по возвращении набросился на него, но было уже поздно — дело сделано. Комната провоняла дымом.

На улице грохотал гром, отблески молний плясали по крышам небоскребов Манхэттена.

— Этого еще только не хватало. — Фэлкон на мгновение оторвался от компьютера и бросил взгляд в окно.

— В чем дело? — осведомился Барксдейл.

Пальцы Фэлкона еще быстрее забегали по клавиатуре нового компьютера, установленного здесь сегодня утром.

— Если в здание попадет молния и выбьет электричество, я все свои записи потеряю. — Фэлкон поспешно начал переводить их на дискету.

— Что это вы делаете? — спросил Бартоломью. Никто из собравшихся здесь нынче ночью не возвращался домой и, стало быть, не имел возможности принять душ и переодеться. Но Бартоломью выглядел свежим, как обычно. На рубашке ни единой морщинки, брюки — по стрелочке, и даже мешков под глазами почти нет.

Фэлкон снова оторвался от компьютера. Около трех утра ему пришло в голову, что спокойствие Бартоломью — отнюдь не игра на публику.

— Вы когда-нибудь устаете? — спросил он. Ведь только Бартоломью, единственный из всех четверых, ни на минуту не прилег отдохнуть в одном из кабинетов конторы.

Тот лишь улыбнулся в ответ. Славный малый. Острый на язык, как и большинство людей его профессии, он скрашивал томительные и скучные часы пребывания здесь.

— Как и моему герою Наполеону Бонапарту, — ответил Бартоломью, — мне достаточно для сна пяти часов, а одну-другую ночь могу и вообще пропустить.

— Так чем все же вы там заняты? — резко спросил Чеймберс, словно задетый тем, что Фэлкон так и не ответил Бартоломью. Но теперь он всегда разговаривал с Фэлконом таким тоном.

— Пытаюсь понять, сколько заплатит за «Пенн-мар» этот химический монстр из Германии, «Хехст».

— Забудьте о нем, дела там идут неважно. Займитесь лучше «Дюпон», — велел Чеймберс.

— Пусть неважно, но проблема в том, что марка сейчас отлично стоит в соотношении с долларом и, учитывая это, немцы могут купить «Пенн-мар» довольно-таки дешево.

Чеймберс собрался возразить, но тут на столе заверещал один из многочисленных телефонов.

— Да? — Бартоломью немедленно поднял трубку. — Минуту. Фэлкон, это вас.

Ну вот. Теперь и Бартоломью обращается к нему по фамилии.

Фэлкон подошел к телефону.

— Да?.. Да... Сейчас?.. Прямо сейчас? Ясно. — Фэлкон повесил трубку.

— Ну, что там? — Барксдейл подался вперед.

Фэлкон взял пульт и включил встроенный в стену небольшой телевизор. Экран засветился, и Фэлкон нашел канал Си-эн-эн.

— Приятель с биржи звонил, говорит, надо смотреть Си-эн-эн. Вроде какое-то заявление передают.

— Что за заявление? Что вообще, черт возьми, происходит? — Барксдейл потянулся за очередной сигарой.

— Я попросил бы вас не курить здесь, — с нескрываемым раздражением сказал Бартоломью.

Фэлкон впервые видел его таким. Похоже, и он дошел до края.

— А ну-ка заткнитесь. — Барксдейл взял себя в руки. — Я плачу вам...

— Ничуть не бывало! Это я плачу. — Чеймберс метнул взгляд на Барксдейла. — Уберите эту штуковину. Я четко выражаюсь?

Посмотрев на Чеймберса, Барксдейл вернул длинную сигару на место и захлопнул крышку серебристого портсигара.

Фэлкон продолжал манипулировать кнопками пульта — мальчик для битья, собака, которую всегда можно пнуть в бок, тот, на ком Чеймберс всегда готов сорвать зло. Вот, собственно, его роль в этой сделке.

Диктор Си-эн-эн, глядя прямо в камеру, говорил:

— Повторяю, компания «Дюпон де Немур» только что объявила о своем намерении участвовать в тендере на приобретение «Пенн-мар кемиклз». Предлагаемая цена — восемьдесят два доллара за акцию. Оплата наличными. Между тем, не далее, как два дня назад, нью-йоркская инвестиционная фирма «Винс и К°» заявила о своих претензиях на тех же условиях, только по семьдесят пять долларов за акцию...

— Проклятие! — Барксдейл швырнул банку из-под пепси в стену, едва не угодив в телевизор.

— Заткнитесь, Фил! — В этот момент Фэлкону было наплевать на то, как отреагирует Барксдейл. Мир идет с катушек, и ему необходимо услышать, что говорит диктор. События развиваются по худшему сценарию. Кошмар какой-то. Впрочем, Чеймберс давно предупреждал о такой возможности. Эндрю искоса посмотрел на него. Удивительно, но старик оставался спокоен, почти безмятежен.

— Что-что вы сказали, Фэлкон? — взревел Барксдейл.

— Он велел вам заткнуться и не мешать всем нам слушать. По-моему, это совсем недурной совет. — Чеймберс в упор посмотрел на вице-президента Южного Национального.

Фэлкон недоверчиво улыбнулся. С чего бы это старик вдруг взял его сторону?

— «...в таком случае общая цена составит примерно тридцать три миллиарда долларов, а с учетом долгов „Пенн-мар“ эта сумма вырастает еще на два миллиарда, что превращает сделку в крупнейший в истории тендер. Официальный представитель „Дюпон“ заявил, что в первое время „Пенн-мар“ будет продолжать действовать самостоятельно, но постепенно, шаг за шагом, войдет в состав финансовой империи „Дюпон“. Представитель признал, что у министерства юстиции США, с учетом требований антитрестовского законодательства, могут возникнуть возражения против слияния двух компаний, имеющих множество побочных деловых интересов, но добавил, что сейчас комментировать предполагаемые шаги министерства было бы преждевременно».

Вновь зазвонил телефон. Фэлкон приглушил звук телевизора.

Бартоломью поднял трубку.

— Минуту. — Он кивнул Фэлкону.

— Кто там?

— Бхутто.

Киран Бхутто возглавлял отдел по слияниям и укрупнениям в банке «Морган Стенли». Карьера, которую он сделал там после окончания Уортоновского колледжа двенадцать лет назад, вошла в легенду. Ему было сейчас тридцать восемь. Фэлкон, когда был сотрудником, а затем партнером в банке «Уинтроп, Хокинс и К°», порой выступал и в союзе с Бхутто, и против него.

Фэлкон схватил трубку и отошел к окну.

— Привет, Киран.

— Ну что, Фэлкон, как вы там? — Бхутто отличался исключительной приветливостью, как, впрочем, и все знакомые Фэлкону индийцы. Приветлив и чертовски умен.

— Спасибо, все нормально. — Фэлкону нравился акцент собеседника и еще то, что в разговоре он порой меняет порядок слов. — А вы?

— Да тоже вроде все путем. Слушайте, Фэлкон, не сомневаюсь, вы уже в курсе того, что «Дюпон» собирается приобрести «Пенн-мар».

— Да, мы тут только включили Си-эн-эн. Поздравляю. Немного же вам, ребята, понадобилось времени, чтобы отыскать «белого рыцаря».

— Работаем, работаем. Но в общем-то я звоню сообщить о том, что мой клиент, то есть «Пенн-мар», собирается разумно подойти к сложившейся ситуации.

— А чуть подробнее нельзя, Киран? Что значит «разумно»? — Фэлкон повернулся и посмотрел на присутствующих. Они не сводили с него глаз. Он вновь обернулся к окну. Итак, партия начинается. Бхутто и пяти минут не выдержал. Ему надо точно знать, как Фэлкон воспринял известие, чтобы прикинуть шансы противника на контрнаступление.

— Там понимают, что вы и ваши клиенты вложили в это дело немало энергии и времени. И хотят, чтобы вам воздали по справедливости.

— Чудесно, в таком случае пусть «Дюпон» отзовет свое предложение.

— Забавный вы малый, Фэлкон.

— В таком случае объясните, что вы понимаете под справедливостью.

— Мы готовы продать вам те сферы деятельности «Пенн-мар», которые покажутся вашим клиентам наиболее привлекательными. Что бы то ни было. Не знаю, европейский рынок, рынок по реализации каких-то особых продуктов. Сами решайте. Почему бы нам на следующей неделе не встретиться и не потолковать об этом? В понедельник, вторник — на ваше усмотрение.

— Моим клиентам нужно все.

— Фэлкон, но вам ведь известны возможности «Дюпон». К чему осложнять ситуацию? Берите кусок и радуйтесь жизни. А потом — по домам.

— Мы перебьем предложение «Дюпон».

— Его руководство настроено серьезно. Вам не победить. «Дюпон» последует за вами и всегда будет на очко впереди. Они полны решимости заполучить эту компанию. Вы подниметесь до восьмидесяти девяти, возможно, девяноста долларов за акцию. Все эти последние дни я считал и пересчитывал. Мне ведь известно, какие банки за вами стоят.

— А откуда взялся основной капитал, вам тоже известно?

На противоположном конце провода наступило молчание, и оно сказало Фэлкону все, что он хотел знать. Бхутто не до конца выполнил домашнее задание или, возможно, столкнулся с теми же препятствиями, что и он, Фэлкон, в своих неустанных поисках.

— Ну разумеется, известно.

— И откуда же?

— Вы что, за дурака меня принимаете? Хотите, чтобы я все свои карты раскрыл?

— Хоть страну назовите. Назовите страну, дающую основной капитал.

— Да идите вы к черту, с чего бы мне с вами откровенничать?

— Ладно, малыш, коль скоро у вас нет на этот счет ни малейшего представления, а для меня это никакого труда не составит, слегка намекну. Я назову вам континент — Европа. Континент называется Европа. И никто — ни вы, ни «Уолл-стрит джорнал», ни «Файнэншиал кроникл», ни Си-эн-эн не знают, чьи в действительности деньги стоят за этой сделкой. — Фэлкон бросил быстрый взгляд на Чеймберса. Старик улыбался. — Покопайтесь в архивах европейских химических компаний, и вы немного приблизитесь к разгадке.