Охота на лошадей

— Простите, мисс Клайв, мистер Хочнер просит принести ему счет. — Голос прислуги.

— Там, на столе, — резко бросила Йола.

— Кто из них мистер Хочнер? — спросил Матт.

— Немец, в третьем коттедже.

— Где он сидел за завтраком? Как он выглядит?

— Он сидел спиной к двери из холла, — объяснила официантка. — В клетчатой рубашке, белой с голубым. Очень высокий, с темно-русыми волосами, усталое лицо.

— Хорошо, дайте ему счет. — Матт подождал, пока девушка ушла. — Хочнер! — Он охрип от ярости. — Давно он здесь?

— Со вторника, — тихо ответила Йола.

— Возьми ружье. Если он не вернет нам лошадь, я убью его.

Раздались какие-то шорохи, движение, и голоса смолкли. Время, которое они провели в моем коттедже, на пленке отразилось в двадцатисекундном перерыве. Потом снова началась запись:

— Матт, он был прав, нам надо дать ему уехать. — Голос у Йолы спокойный от отчаяния, но Матт все еще кипит.

— Мы дали ему шанс. Он мог сказать, что сделал с Крисэйлисом.

— Ничего он говорить не собирался, — снова после долгой паузы зазвучал голос Йолы. — Он так и сказал: что бы вы ни сделали, лошадь назад не получите!

— Заткнись! — вне себя от ярости заорал Матт.

— Матт, — в голосе Йолы слышались рыдания, — он был прав. Лошадь мы назад не получим, а его друзья приедут сюда и будут его искать.

— Это окажется несчастный случай.

— Они не поверят!

— Но не смогут ничего доказать, — не сдавался Матт.

— Если он передал кому-то лошадь, — снова после паузы зазвучал голос Йолы, совершенно бесстрастный, — если кто-то получил Крисэйлиса и везет его к Теллеру... Они знают, что лошадь была у нас. Нас арестуют за это.

— Но Хочнер не собирался никому говорить, что он украл у нас лошадь.

— Но ты же не слушаешь, что тебе говорят! — вдруг взорвалась Йола. — Он был прав с самого начала. Нам надо было позволить ему уехать. Мы потеряли Крисэйлиса, но из-за тебя влипли в еще более поганую историю. Они никогда не поверят, что он умер из-за несчастного случая, и все ФБР соберется здесь... И мы кончим... мы кончим в тюрьме...

— Заткнись! — рявкнул Матт. — Заткнись сейчас же!

— Может, он еще не умер... Может, нам потушить огонь? — Голос у нее настойчивый, молящий.

— И дать ему шанс обвинить нас в попытке убийства? Не будь дурой, Йола. Никто не сможет доказать, что это не несчастный случай.

— Наверное, не смогут...

— Ну и оставь его, Йола. Просто забудь, и все. У него был шанс. Я дал ему шанс... Подожди, пока гости увидят дым, а потом выйди и объяви им, как мы условились. Не старайся ничего добавлять от себя. Ради бога, ничего не придумывай.

— Не буду...

— А я сейчас поеду с рэнглерами в горы. Крисэйлис перешел мост, там есть его следы. Я сам пройду по его следам. Может, этот мистер Хочнер блефует. Может, он привязал где-то лошадь к дереву, и никто не знает, что он поехал сюда, и никто не будет его искать. Он просто придумал такой способ спастись, а мы с тобой почти поверили ему.

— Придется сказать дяде Баку, — вздохнула Йола.

Наступило молчание: очевидно, они обдумывали, что делать дальше.

— Он устроит дикий скандал, — мрачно проговорил Матт. — Сколько было планов!

— Он должен знать, — настаивала Йола.

— Вечером позвоню ему, если понадобится. Но мы еще можем найти Крисэйлиса.

— Надеюсь...

Раздались тяжелые шаги Матта, он ушел продолжать поиски. Потом хлопнула дверь, Йола направилась в главный дом ранчо. Повисло продолжительное молчание.

Уолт выключил приемник и посмотрел на меня, на липе у него не было абсолютно никакого выражения.

— Что они сделали?

Я рассказал ему.

— Могли это посчитать несчастным случаем?

— Думаю, да. Представьте такую сцену. Человек закуривает сигарету и рассеянно бросает спичку вместо мусорного контейнера в корзину с опилками для растопки. Вдруг чувствует удушье от дыма. Паника. Вскакивает, кидается тушить пламя, задевает за чугунную печку, падает, теряет сознание. Готов.

— Разве вы курите?

— Иногда. Они воспользовались моей пачкой сигарет, которая лежала на столике возле кровати, и моими спичками. Импульсивно, не планируя заранее. Они только осмотрели комнату и взяли то, что попалось под руку. Клайвы мастера в таких вещах.

— Счастье, что вы вовремя пришли в себя, — заметил Уолт.

— Да. — Я закрыл глаза и размышлял, как он отреагирует, если я попрошу его принести мне кодеин.

— Я работал с такими людьми, как вы, раза два и не могу сказать, что они мне понравились, — продолжал Уолт.

— Спасибо, — саркастически поблагодарил я. Придется обойтись без таблеток.

— Люди вашего типа встречают смерть легко, — развивал свою мысль Уолт, — но жизнь требует от них мужества.

Я открыл глаза. Уолт не шутил, а напряженно изучал меня с таким траурным выражением лица, что мысль о шутке даже не возникала.

— Как у вас с мужеством? — спросил он.

— Нормально.

— Это видно, — глубоко вздохнул он.

— Уолт... — начал я.

— Впервые меня это поразило прошлой ночью в горах. Вы тревожились из-за Крисэйлиса, но даже на секунду не задумались, что сами можете сверзиться с высоты трехсот футов. Когда вы вели его по тому выступу, меня мороз пробирал даже смотреть на вас... А вы вернулись такой спокойный, будто прогуливали лошадь по собственному двору.

Так косвенно он извинился за то, что ждал меня не там, где мы договаривались.

— Уолт, — я улыбнулся, — не окажете мне любезность, не принесете что-нибудь от головной боли?

Глава 11

На ферме Мидуэй Юнис, Линни, Сэм Китченс и конюх племенной конюшни Чаб Ладовски, облокотившись на изгородь паддока, наблюдали, как Крисэйлис ест кентуккийскую траву. И комментировали это самым различным образом: Чаб Ладовски — с восторгом, Юнис — обреченно.

После путешествия по Тетону полтора миллиона долларов не стали выглядеть и на цент хуже. Жеребец выглядел даже лучше, чем на ранчо, потому что во время поездки в фургоне Сэм Китченс счистил с его шкуры всю пыль Вайоминга. И теперь под ярким солнцем гнедой лучился здоровьем и чистотой. Ладовски заверил меня, что ни у кого нет ни малейшего шанса опять украсть жеребца.

Армия фотографов и репортеров пришла и ушла. Им сказали, что Крисэйлиса нашли мирно бегавшим по земле друга Дэйва Теллера, в тридцати милях от того места, где он пропал. Все волнения остались позади.

С Юнис и Линни мы направились в дом Дэйва, Юнис налила мне в бокал виски и положила льда.

— Кто пропустил вас через мясорубку? — спросила она. — Вы выглядите как после десятой ночи медового месяца.

Сэм Хенгельмен приехал с Крисэйлисом в Мидуэй во второй половине дня во вторник. Мы с Уолтом прилетели в Нью-Йорк на день раньше, и я успел в Лексингтон как раз к концу последнего интервью, которое Юнис давала прессе. Несколько представителей этого братства с воинственным выражением на лице промчались мимо меня. Линни, не сдержавшись, захихикала им вслед.

Я сделал глоток крепкой смеси, приготовленной Юнис.

— Больше всего мне хотелось бы поспать, — признался я. — Не могли бы вы выделить мне кровать? Или рядом есть мотель...

— Оставайтесь здесь, — резко перебила меня Юнис. — Конечно, вы должны остаться здесь.

Я перевел взгляд с нее на Линни. Я не мог оставаться с ней в доме наедине, а вот с двумя дамами было абсолютно пристойно. Как глупо.

— Спасибо. И я должен позвонить Дэйву в Англию.

Теллер, все еще лежавший в больнице, недоверчиво проговорил:

— Я слышал новость по радио не больше чем полчаса назад. Крисэйлис только что вернулся домой.

— Да, он дома, — подтвердил я.

— Где он был?

— Долгая история, — вздохнул я. — И у проводов есть уши. Но ваши расходы уже закончились с его прибытием на ферму. Я потратил примерно шесть тысяч триста долларов. Вы удовлетворены результатами или хотите услышать ответ на некоторые вопросы?

— На какие вопросы? — растерянно спросил он.

— Почему украли Крисэйлиса и почему вы упали в реку. И еще одно: хотите вернуть себе Оликса?

— Боже мой... вы знаете, где он?

— Нет. Но, вероятно, смогу найти его. Хотя если мне удастся найти жеребца и мы сумеем так же уверенно опознать его, как Крисэйлиса, придется вернуть страховую премию, полученную за Оликса от «Жизненной поддержки». Это все равно что заново купить его. Сейчас он стал на три года старше, и вы потеряли три потомства жеребят. Теперь он может быть не таким хорошим приобретением для вас или для вашего синдиката. В таком случае вы можете предпочесть не искать его. Вам решать.

— Господи! — выдохнул он.

— Может быть, вы обдумаете и позвоните сюда? — предложил я. — Ваша жена и Линни наполнили меня едой и виски, и, похоже, я останусь сегодня ночевать в вашем доме. Но если вы захотите, чтобы я продолжал поиски, договоритесь с Киблом, потому что я должен сидеть за своим столом в следующий понедельник в десять ноль-ноль. А если я продолжу работу здесь, то могу не успеть вернуться.

— Конечно, — несколько ошеломленно проговорил он, и я передал трубку Юнис.

— Дорогой, как ты себя чувствуешь? — спросила она, а я сделал большой глоток виски со льдом, прислонил голову к спинке кресла и, закрыв глаза, слушал привычный разговор двух давно женатых людей. — Не спрашивай меня, Дэйв, как он это сделал. Не знаю. Я знаю лишь, что он позвонил мне вчера вечером из Нью-Йорка и спросил, нет ли у нас близкого друга, влиятельного и респектабельного, желательно с авторитетом среди коннозаводчиков и чье слово пресса воспринимала бы как Святое Писание. Ну, я порылась в памяти и решила, что Джефф Рутс подходит по всем статьям. И сегодня утром Крисэйлиса нашли на земле Джеффа Рутса... Да, лошадь в прекрасном состоянии, как новенькая... Ухаживали за ним как надо... Слушай, Дэйв, я считаю, хорошего понемножку, так? Я слышала, как Джин предлагал найти Оликса. По-моему, нет, и только нет. Нам Оликс совершенно ни к чему. И твой парень совсем не Геракл. Он вернулся в таком виде, что его ветром с ног свалит... Линни? Прекрасно. Завтра мы едем в Калифорнию. Хочу поискать шторы для нового дома, такие же, как в этом. А Линни проведет несколько дней на пляже и, может, поучится серфингу с ребятами де Веси. Послушай, а почему бы нам не взять с собой Джина, а? Конечно. Я закажу номер в Санта-Барбаре, в том же мотеле, да, да, в «Отпускнике». Думаю, у них найдется еще один номер...

Я с разочарованием слушал ее планы. Если мне и хотелось где-нибудь побездельничать, так это здесь, на ферме Мидуэй. Приятный бассейн, тихий зеленый сад, спать, пить виски и смотреть на Линни.

Юнис положила трубку, мы пообедали, а поздно вечером Дэйв позвонил снова.

— Джин? Теперь послушайте меня, дружище. Кроме любопытства, есть какие-нибудь причины искать ответы на ваши вопросы?

— Надо предотвратить повторение инцидентов, — напомнил я.

— Чтобы не было украденных жеребцов? Не было покушений на меня?

— Именно так.

Трубка молчала.

— Тогда я покупаю ответы, — после паузы сказал Теллер. — Если вы сможете получить их. Что касается Оликса... Если вы думаете, что есть шанс найти его живым и здоровым, то, я считаю, мой моральный долг дать вам зеленый свет. Конечно, синдикат тоже получит свою долю. Оликсу сейчас двенадцать. У него впереди только шесть-восемь лет высокой потенции. И после его исчезновения потомство этого жеребца побеждало во всех европейских скачках. С точки зрения бизнеса, мне не повезло, что потеряно три года. Но с точки зрения коннозаводства, было бы преступлением не попытаться вернуть его.

— Хорошо, — согласился я. — Подумаю, что можно сделать.

— Деньги, которые вы потратили на поиски Крисэйлиса, меньше, чем его гонорар за покрытие одной кобылы. Ради Оликса вы можете тратить сколько понадобится.

— Хорошо, — повторил я.

— Сим Кибл говорит, что вам полагается еще семь дней к трем неделям. На Рождество вы не воспользовались свободными днями, их приплюсуют к отпуску.

— Я и забыл.

— Если понадобится, я смогу договориться с ним о дополнительных днях.

— Если я за две недели не закончу дело, значит, я не преуспел и надо возвращаться домой.

— О-о-о. — В его голосе прозвучало разочарование. — Ладно, оставим пока все как есть. — Он прокашлялся. — Юнис считает, что вы не очень хорошо выглядите.

— Парень с плоскодонки, который ударил вас веслом, то же самое сделал со мной.

— Джин! — потрясенно воскликнул Дэйв.

— Не говорите боссу о моей неопытности. Хотя, если подумать, он и так знает.

Дэйв засмеялся.

— Если встретите опять этого парня, всыпьте ему за нас обоих.

— Постараюсь, — пообещал я. — Но меня учили люди, привыкшие пользоваться умом, а не мышцами. Мои учителя не предполагали, что контрразведчику придется драться не на жизнь, а на смерть. И к тому времени, когда я убедился, что они были не правы, мне было уже поздно учиться боксу или дзюдо, даже если бы меня и привлекала эта мысль. Но меня она не привлекала. Вместо этого я научился стрелять без промаха, и в последние три года «люгер» дважды благополучно выручил меня из весьма щекотливых положений. Но в кулачном бою с Маттом Клайвом, молодым быком, можно ставить пятьсот против одного, что я проиграю. И физически всыпать ему за нас обоих маловероятно.

— Держите со мной связь, дружище, — сказал Дэйв.

— Обязательно, — ответил я, не придавая значения своим словам.

Он повесил трубку.

— Я поняла, что нам не избавиться от этого проклятого Оликса. — Сидя напротив в кресле помидорного цвета, Юнис мрачно смотрела на меня.

— Только если найдем его.

— О, найдете, чтоб вы лопнули, — с такой горечью проговорила Юнис, что Линни удивленно взглянула на нее. Линни была слишком молода, чтобы понять: Юнис проклинала не конкретно меня, а жизнь вообще.

Вскоре они поднялись наверх, болтая о завтрашней поездке в Калифорнию, а я выключил свет и сидел в полутьме, попивая четвертый бокал пойла, приготовленного Юнис по собственному рецепту, и обдумывая вопросы, которые мне надо задать завтра. Если мне повезет, я могу найти Оликса по бумагам, но после трех лет отсутствия едва ли он пасется на свободе. Три недели — это предел, больше я не могу тратить на поиски. Все должно быть проведено более законно, более открыто. И больше я не буду подставлять голову Клайвам.

Немного спустя, допив последний бокал, я побрел наверх, в отведенную мне Юнис роскошную комнату с кондиционером. Неверной рукой я повернул выключатель и увидел на желтом фоне коричневую, золотистую и белую мебель.

И одно ярко-розовое пятно. Сама Юнис. В халате, отделанном чем-то пушистым, она лежала на моей кровати.

Я медленно прошел по толстому белому ковру и сел рядом с ней на белое с коричневым муслиновое покрывало.

— Чего вы хотите? — мягко спросил я.

— А как вы думаете?

Я покачал головой.

— Это значит «нет»? — Голос у нее был резкий.

— Боюсь, именно это и значит.

— Вы же сказали, что вы не голубой.

— Да. Не голубой. — Я улыбнулся. — Но у меня есть одно нерушимое правило.

— Какое же?

— Не спать с женами... или дочерьми мужчин, на которых я работаю.

Она резко села и приблизила лицо к моему. Зрачки, как обычно, сужены от выпитого виски.

— Включая Линни? — спросила она.

— Да, включая Линни.

— Вот как? Будь я проклята! Вы хотите сказать, что провели с ней ночь в Нью-Йорке и даже не попытались...

— Не вышло бы ничего хорошего, если бы я попытался. — Я еле сдерживал смех.

— Не верю. Она глаз с вас не сводит и, когда вы уехали, ни о ком другом и не говорила.

— Вы, должно быть, ошибаетесь. — Я искренне удивился.

— Я не вчера родилась, — мрачно буркнула она. У нее две ваши фотографии, с которыми она не расстается.

— Какие фотографии? — Я был ошеломлен.

— Которые сделал ее брат. В тот день на реке.

— Но она же не должна...

— Может быть, она и не должна, но ваши фотографии у нее, — сухо сказала Юнис и села рядом со мной на край кровати, небрежно спустив ноги на пол. «Для роли соблазнительницы она слишком закуталась», — мелькнула у меня мысль.

— Вы ведь ждали, что я откажусь, — улыбнулся я.

— Я думала, что это возможно. — Она скорчила гримасу. — Но попытаться стоило.

— Юнис, вы рехнулись, — усмехнулся я.

— Мне скучно, — буркнула она, и в ее голосе прозвучала искренность.

— Я у вас котируюсь наравне с бриджем и гольфом.

Она все еще разыгрывала придуманную роль.

— По крайней мере, вы, черт возьми, похожи на живого человека, чего не скажешь о большинстве мужчин! — Ее рот скривился в усмешке.

— Что вам больше всего нравится в переезде в Калифорнию? — спросил я.

— Черт возьми, у вас мысли скачут, как чертов кузнечик! — Она удивленно взглянула на меня. — Какое отношение имеет наш переезд к сексу?

— Вы скажите мне, а я скажу вам.

— Ради бога... — Но ей пришлось сосредоточиться и подумать, и в конце концов она ответила так, как я и ожидал: — Мне нравится обставлять комнаты... Наверно.

— А здесь вы все сделали сами? — Я неопределенно помахал рукой.

— Ага, сама. Ну и что?

— Почему бы вам не заняться этим для других людей, не начать свой бизнес — дизайн дома?

Предложение показалось ей курьезным. Она засмеялась... и ухватилась за него. И я понял, что Юнис уже думала об этом раньше, потому что мои слова не удивили ее.

— Черт возьми, я совсем не гений.

— У вас есть чувство цвета. Больше того, вы создаете настроение. Это самый уютный дом, в каком я когда-нибудь бывал.

— Уютный? — удивленно повторила она.

— Да. Вы можете наполнить жизнь других людей, хотя сами чувствуете в себе пустоту.

На ее серо-зеленые глаза набежали слезы, она опустила веки. Голос ее оставался жестким:

— Откуда вы знаете?

— Знаю.

— И я надеюсь, как вы считаете, — после паузы продолжала она, — что если заниматься сексом, то это будет что-то наполняющее жизнь, подходящая сублимация для женщины средних лет, чья привлекательность тает быстрее, чем ее аппетиты... — В ее голосе звучала горечь, а в словах — давнее знакомство с жаргоном и точкой зрения психоаналитиков.

— Нет, — спокойно возразил я. — Напротив.

— А? — Она открыла глаза. Они были мокрыми и сияющими.

— Играть легче, чем работать.

— Объясните. Черт возьми, вы говорите загадками.

— Секс... такого рода случайный секс, — я похлопал рукой по постели, на которой она сидела, — может быть способом бегства от настоящих усилий. Любовник может быть сублимацией более глубокой потребности. Люди, которые не способны выдержать требования одного, могут отвлечь себя, проводя время с другим.

— Ради бога... Не понимаю ни одного слова. Проклятие! — Она закрыла глаза и легла поперек кровати.

— Тысячи людей никогда не делают ни одного решительного шага, потому что боятся провалиться.

Она сглотнула и, помолчав, спросила:

— Черт возьми, а если провалишься? Что тогда?

Я не ответил, и секунду спустя она настойчиво повторила:

— Скажите мне, что вы делаете, если проваливаетесь?

— Мне пока не приходилось зализывать раны.

— О-о. — Она тихо засмеялась. — Слепой ведет слепого, как и вся проклятая человеческая раса.

— Что ж... — Я встал. — Мы все бредем, спотыкаясь в темноте, — это факт.

— Не знаю, поверите ли вы мне, но я была чертовски верна Дэйву до этого...

— Уверен в этом.

Она встала и стояла, слегка пошатываясь.

— Мне кажется, я ужасно скованна.

— Это лучше, чем быть развязной, — улыбнулся я.

— Ради бога, не загадывайте мне шарады в час ночи. Думаю, если вы собираетесь искать этого проклятого Оликса, то нет надежды, что вы поедете с нами в Калифорнию.

— Мне хотелось бы, чтобы была.

— Проклятый лжец, — пробормотала она. — Спокойной ночи.

Юнис направилась к двери и ни разу не оглянулась.

* * *

Утром я отвез их в аэропорт. Юнис оставила мне свою машину и дом на такой срок, какой понадобится. За завтраком она саркастически намекнула на свой ночной визит:

— Лучше недобрать секса, чем потом пожалеть.

— Что? — спросила Линни.

— Юнис предлагает способ обуздать демографический взрыв, — пояснил я.

Линни хихикнула. Юнис оскалилась и попросила передать сливки.

Проводив их, я уткнулся в карту местных дорог и, вспоминая неточные ориентиры Юнис, все же добрался до племенной фермы Перри, к дому Джефферсона Л. Рутса, помимо прочих титулов, председателя Ассоциации коннозаводчиков. Слуга в белом костюме без единого пятнышка провел меня через дом во внутренний дворик — патио. Дом представлял собой набор холодных бетонных коробок с грубо оштукатуренными белыми стенами и голыми деревянными полами. Патио было затенено вьющимся по решетчатой крыше виноградом. Посреди дворика стояли низкий столик из стекла и металла и легкие удобные кресла. Из одного из них с приветливо протянутой рукой поднялся Джефф Рутс, толстый человек с брюшком, которое противоречило здоровой жизни на ферме. Вероятно, его тревожил собственный вес. Вопреки распространенному мнению о жесткости американцев, у Рутса манеры были мягкими, но в них таилась сила, видимая, но не натужная, как при работе мотора «Роллс-Ройса». Он носил легкий тропический городской костюм, и, пока я сидел у него, деловитая девушка-секретарь подошла и напомнила, что человек в Майами, с которым он должен говорить, никогда никого не ждет.

— Выпьете? — предложил он. — Очень жарко. Что вы хотите?

— Лимонный сок, — попросил я. — Или лимон.

Я получил сок лимона, у меня на глазах выжатого на накрошенный лед. Хозяин выпил тоник и сморщился.

— Только почую запах жареного картофеля и тут же становлюсь на размер больше, — пожаловался он.

— Почему вас это беспокоит?

— Вы не слышали о гипертонии?

— Худые тоже страдают от нее.

— Расскажите это худым... или лучше моей жене: она морит меня голодом. — Он покрутил свой бокал, льдинки и лимон стукались о стенки. — Итак, мистер Хоукинс, чем я могу помочь вам сегодня?

Он подвинул ко мне развернутую газету и с одобрительной улыбкой показал на заметку. Заголовок извещал:

КРИСЭЙЛИС ПОПАЛСЯ

Затем более мелким шрифтом было напечатано:

Жеребец, оцениваемый в полтора миллиона долларов, потерял свободу, был помещен в загон на ферме Перри и потом возвращен домой в Мидуэй. Представляете, как рады кобылы? А может, нет? Наши поздравления членам синдиката, которые снова свободно дышат.

Под заметкой имелась фотография Крисэйлиса в паддоке, упоминание о сломанной ноге Дэйва, а также несколько упреков в адрес полиции и местных жителей, которые в десяти шагах не замечали бегающие на свободе полтора миллиона долларов.

— Где вы украли его? — спросил Рутс. — Сэм Хенгельмен ничего не говорит, что на него не похоже.

— Сэм выступал как ассистент фокусника. Мы оставили одну лошадь и взяли другую... По-моему, он не хочет говорить об этом, опасаясь навлечь на себя неприятности.

— И естественно, вы заплатили ему.

— Ну да, мы заплатили, — согласился я.

— Но, как я понял из вашего звонка, вы хотели меня видеть не из-за Крисэйлиса?

— Нет. Сейчас речь пойдет об Оликсе.

— Оликсе?

— Да, о другом жеребце, который...

— Знаю, знаю, — перебил он меня. — Они перевернули все Штаты, разыскивая его, и нашли столько же следов, сколько и следов Крисэйлиса.

— Может быть, вы случайно помните, что десять лет назад пропала еще одна лошадь по кличке Шоумен?

— Шоумен? Его потерял конюх, который, как предполагалось, его выгуливал или что-то в этом роде. И потом лошадь погибла в Аппалачах.

— Насколько достоверным было опознание?

Рутс осторожно поставил на стол бокал с тоником.

— Вы предполагаете, что он жив?

— Я только спрашиваю, — мягко ответил я. — Из того, что мне рассказывали, я знаю, что мертвую лошадь нашли два года спустя после исчезновения Шоумена. Хотя труп сильно разложился, было установлено, что лошадь погибла всего месяца три назад. Можно предположить, что это был не Шоумен, а другая лошадь его масти и экстерьера.

— И если это был не он?..

— Тогда есть вероятность вернуть его вместе с Оликсом.

— Вы... — он прокашлялся, — вы догадываетесь, где они... могут быть? И оттуда их можно... забрать?

— Боюсь, что нет. Пока еще нет.

— Они не там... где вы... нашли Крисэйлиса?

— Нет. Это была только пересадочная станция, если можно так сказать. Крисэйлиса собирались перевезти куда-то еще.

— И в этом «куда-то еще» можно найти...

— Вполне вероятно. По-моему.

— Жеребцов могли отправить за границу. В Мексику или Южную Америку.

— Возможно, но я склонен думать, что они остаются в Штатах.

Дядя Бак, кто бы он ни был, жил в Штатах. Йоле не понадобилось заказывать международный звонок, чтобы поговорить с ним по телефону.

— Вся история выглядит очень необычной, — заговорил Рутс. — Какой-то подонок шатается вокруг и ворует жеребцов, стоимость которых тут же падает до нуля, потому что укравший не может признаться, о какой лошади идет речь. Вы полагаете, что какой-то фанатик ставит эксперименты? Пытается получить суперлошадь? Или это какой-то преступный синдикат, который покрывает своих кобыл крадеными жеребцами чистейшей крови? Но это бессмысленно. Они никогда не смогут продать жеребят на племенные заводы, их никто не признает чистокровными. Они не получат и гроша за породистость своих линий...

— Думаю, дело гораздо проще, чем вы предполагаете, — улыбнулся я. — Ближе к земле.

— Так в чем же дело?

Я рассказал ему.

Он долго обдумывал мое предположение, а я пил лимонный сок.

— В любом случае, надо попробовать размотать этот клубок и посмотреть, куда он приведет, — сказал я.

— Какая-то фантастика! — наконец пришел в себя от услышанного Рутс. — Я надеюсь на бога и хочу, чтобы вы оказались не правы.

— Да, понимаю, — засмеялся я.

— Вам понадобятся месяцы, чтобы раскопать всю эту грязь самому... И не думаю, что вы хорошо знаете обстановку среди коннозаводчиков... Так почему бы мне не помочь вам?

— Я был бы очень благодарен.

Рядом с его креслом стоял телефон, он поднял трубку и набрал номер. Я слушал, как он договаривается с издателем ведущей газеты, пишущей о конном спорте и коневодстве, чтобы меня допустили к их архиву и дали в помощь двух квалифицированных сотрудников.

— Все устроено, — сказал он, вставая. — Это на Норд-Бродвее в Лексингтоне. Надеюсь, вы дадите мне знать, как пойдут дела?

— Обязательно.

— Дэйв и Юнис... прекрасные ребята.

— Великолепные.

— Передайте Юнис мои лучшие пожелания.

— Она улетела в Калифорнию.

— На новую ферму?

Я кивнул.

— Безумная идея Дэйва переехать на Западное побережье. Центр разведения чистокровных лошадей здесь, в Лексингтоне, и здесь он должен оставаться.

Я промычал нечто соответствующее обстоятельствам, не критическое и не одобрительное, и Джефф Рутс протянул мне толстую руку.

— У меня в Майами собрание акционеров, — извиняющимся тоном проговорил он.

Мы прошли через дом, туда, где секретарь ждала его в «Кадиллаке», стоящем рядом с «Торнадо Олдс-мобилом» Юнис.

* * *

В редакции газеты я обнаружил, что все, о чем просил Джефф Рутс, выполнено очень добросовестно и в двойном размере. Моими временными помощниками были пожилой мужчина, который почти весь рабочий день проводил за составлением ежегодных регистров достижений жеребцов, и незамужняя леди лет пятидесяти с феноменальной памятью, чье лошадиное лицо и хриплый голос моментально забывались, стоило ей ласково улыбнуться.

Когда я объяснил, что хотел бы найти, они оба потрясенно уставились на меня, не находя слов.

— Это невозможно? — спросил я.

Мистер Харрис и мисс Бритт пришли в себя и сказали, что, по их мнению, это возможно.

— И пока мы будем заниматься этим, попытаемся еще составить список лиц, чье уменьшительное имя может быть Бак. Или Бат. Но думаю, все-таки Бак, — предложил я.

Мисс Бритт тут же выдала шесть имен, одних Бакли, живших в окрестностях Лексингтона.

— Наверно, это не совсем удачная идея, — вздохнул я.

— Но совсем не вредная, — хриплым голосом возразила мисс Бритт. — Мы сделаем все нужные списки одновременно.

Они ушли в помещение архива и там погрузились в папки и книги, а меня оставили в приемной, посоветовав курить и ждать, что я весь день и делал.

В пять вечера они появились с результатами.

— Это максимум того, что мы могли сделать, — с сомнением проговорила мисс Бритт. — Понимаете, в Штатах на племенных заводах и фермах более трех тысяч жеребцов. Вы просили выбрать тех, чьи гонорары за покрытие на протяжении последних восьми-девяти лет постоянно росли. Таких двести девять.

Она положила передо мной список, напечатанный на машинке через один интервал.

— Затем вы просили клички жеребцов, которые, попав на племзавод, оказались как производители гораздо удачливее, чем ожидали по их родословной. Таких двести восемьдесят два.

Она протянула второй лист.

— Вы также хотели знать, кто из двухлеток на скачках проявил себя лучше, чем от них можно было ожидать, судя по их породистости. Таких двадцать девять. — Она добавила к прежним двум третий лист. — И наконец, люди, которых можно называть Бак. Их тридцать два — от Бара К. Ранча до Барри Кайла.

— Вы провели потрясающую работу! — искренне восхитился я. — Наверно, не стоит надеяться, что хотя бы одна из ферм повторяется во всех четырех списках?

— Большинство жеребцов из первого списка входят и во второй. Это понятно. Но что касается двухлеток, исключительно хорошо проявивших себя на скачках, то их производителей нет в первых двух списках. И ни один из удачливых двухлетних жеребят не был выращен на племзаводах, принадлежащих кому-то из Баков.

Они оба казались огорченными такими невдохновляющими результатами.

— Ничего, — сказал я. — Завтра мы попытаемся зайти с другого конца.

Мисс Бритт фыркнула, что я воспринял как согласие.