Дьявольская альтернатива

Парни из СБС отличались своей водолазной подготовкой: они могли длительное время двигаться под водой с аквалангами, чтобы установить в нужном месте взрывчатку, или, сбросив там свои дыхательные аппараты, плыть дальше под водой без малейшего пузырька воздуха на поверхности, чтобы вынырнуть затем из моря с целым арсеналом специальных видов оружия, плотно привязанных к телу.

Некоторые виды оружия, которыми они были оснащены, не представляли из себя ничего особенного, например – ножи и кинжалы. Однако после резкого взрыва деятельности террористов в конце шестидесятых они получили новые «игрушки», с которыми теперь забавлялись. Каждый из них был превосходным стрелком из норвежских винтовок «Финлянда» ручной сборки, которые считаются одними из лучших в мире. На этой винтовке были приспособления для установки усилителя изображения, снайперского прицела длиной с целую базуку, а также эффективные глушитель и пламегаситель.

Для того, чтобы за полсекунды взламывать двери, они, как и их коллеги из САС, предпочитали короткоствольные дробовики, стрелявшие, правда, цельными зарядами. Они никогда не направляли их в замок, так как за ним вполне могли оказаться другие запоры, а стреляли одновременно из двух по дверным петлям, сваливали дверь на пол и сразу же открывали огонь из автоматов «Ингрэм» с глушителями.

В их арсенале были также гранаты ослепляющего и оглушающего действия – усовершенствованная модификация «оглушающих» гранат, – этими гранатами САС сильно помогла немцам во время операции в Могадишо. Эти гранаты не только оглушали, но и парализовали противника на некоторое время. Они срабатывали с полсекундной задержкой после того, как выдергивали кольцо; их можно было спокойно бросать в замкнутое пространство, в котором находились как заложники, так и террористы. Такая граната обладала тремя функциями: вспышка ослепляла любого, кто смотрел в ее направлении, по крайней мере на тридцать секунд; удар действовал на барабанные перепонки, вызывая мгновенную боль и некоторую потерю ориентации; наконец, сам взрыв производил звуковую волну такого тона, которая, проникая в область среднего уха, приводила к десятисекундному параличу всех мускулов.

Во время тренировки один из них попытался спустить курок пистолета, прижатого к боку своего напарника в момент взрыва гранаты: оказалось, что это невозможно. И террористы, и заложники теряли барабанные перепонки, но они могли восстановиться. У мертвых заложников такая процедура невозможна.

Пока длится паралич, спасатели поливают пулями пространство на четыре дюйма выше голов, пока их коллеги ныряют к заложникам, хватают их за ноги и сваливают на пол. После этого автоматные очереди опускаются на шесть дюймов вниз – такова механика освобождения заложников.

Точное положение заложника и террориста в закрытом помещении можно было определить при помощи электронного стетоскопа, прижимаемого снаружи к двери: речь здесь не нужна, достаточно дыхания, которое ясно различается. Спасатели переговариваются между собой при помощи языка жестов, так что никак не могут спутать друг друга с противником.

Майор Фэллон поставил модель «Принцессы» на стол в зале заседаний, ясно ощущая, что находится в центре всеобщего внимания.

– Я предлагаю, – начал он, – чтобы крейсер «Аргайлл» повернулся бортом к «Фрее». Тогда еще до рассвета штурмовые лодки с моими людьми и снаряжением смогут встать у него с подветренной стороны – там их не сможет заметить часовой вот здесь, на трубе «Фреи», даже если воспользуется биноклем. Это даст нам возможность вести незамеченными днем наши приготовления. Надо, чтобы там не крутились всякие аэропланы, нанятые прессой, кроме того, хочу попросить, чтобы все буксиры с распылительным оборудованием, которые окажутся в зоне прямой видимости, хранили молчание.

Никто не выразил несогласия по этому поводу. Сэр Джулиан сделал для себя две отметки.

– Я приближусь к «Фрее» на четырех двухместных байдарках в темноте на расстояние три мили, прежде чем взойдет луна. Установленные на ее борту радары не смогут различить байдарки: они слишком малы и слишком низко сидят в воде, кроме того, они сделаны из дерева и брезента, а эти материалы плохо отражаются на экране радаров. Весла будут из каучука, на нас кожа, шерстяные фуфайки и тому подобное, все застежки – из пластика. На экране радаров «Фреи» ничего не должно отразиться. На задних сиденьях байдарок будут аквалангисты; разумеется, их акваланги будут металлическими, но на расстоянии трех миль они будут выглядеть не больше пустой бочки из-под нефти, что не должно вызвать тревоги на мостике «Фреи». На расстоянии трех миль ныряльщики заметят азимут по компасу на корму «Фреи», которую они смогут видеть, так как она будет освещена, и спустятся под воду. У всех аквалангистов будут люминисцентные наручные компасы, по которым они будут сверяться.

– Почему не подплыть к носу? – спросил полковник из военно-воздушных сил. – Там ведь темнее.

– Частично из-за того, что в этом случае потребуется ликвидировать часового вот здесь, на полубаке, а он может поддерживать постоянную связь по переносной рации с мостиком, – объяснил Фэллон. – Частично, потому что по этой палубе чертовски долго надо идти, а у них на мостике есть прожектор, которым они могут осветить ее из конца в конец. Частично из-за того, что надпалубная постройка, если приблизиться к ней спереди, представляет из себя стальную стену высотой в пять этажей. Мы смогли бы, разумеется, по ней вскарабкаться, но там есть иллюминаторы, ведущие в каюты, в некоторых из которых кто-нибудь может вполне оказаться.

Так, четверо водолазов, одним из которых буду я, встретятся возле кормы «Фреи». Там должен быть небольшой выступ в несколько футов. Так, теперь вот здесь – на верхушке трубы, на высоте в сотню футов, – у них есть часовой. Но люди на высоте в сотню футов обычно смотрят по сторонам, а не прямо себе под ноги. Для того, чтобы еще больше отвлечь его, надо, чтобы «Аргайлл» начал мигать прожектором, посылая любые сигналы ближайшему кораблю, – своеобразный спектакль для одного зрителя. Мы вынырнем из воды возле кормы, скинув ласты, маски, акваланги и пояса с грузом. Мы будем босыми, с открытой головой, – только в прорезиненных костюмах для подводного плавания. Все оружие будет в широких прорезиненных поясах вокруг талии.

– Как вы взберетесь вверх на борт «Фреи» с металлом весом в сорок футов после того, как проплывете три мили? – спросил один из министерских служащих.

Фэллон ухмыльнулся и сказал:

– Самое большее до гакаборта – тридцать футов. Когда мы тренировались на нефтяных платформах в Северном море, то взбирались на вертикальную стальную стену высотой в сто шестьдесят футов за четыре минуты.

Он не видел необходимости объяснять в деталях, какая степень физической подготовки, а также какое снаряжение требовались для этого. Ученые уже давно разработали специально для СБС великолепное снаряжение для взбирания на отвесные стены. В него входили и магнитные зажимы, которые напоминали столовые тарелки с покрытием из резины, чтобы их можно было беззвучно крепить к металлу. По ободу тарелки под резиной было стальное кольцо, которое можно было намагнитить до необыкновенной удерживающей силы. Магнитную силу можно было включать и отключать при помощи кнопки, расположенной рядом с большим пальцем человека, держащегося за захват с задней стороны тарелки. Электрический заряд поступал от небольшой, но надежной никель-кадмиевой батареи, размещенной внутри тарелки.

Водолазы путем долгих тренировок научились выскакивать из моря, подпрыгивать вверх и крепить первую тарелку, сразу же включая ток. Магнит накрепко прижимал тарелку к стальной поверхности. Повиснув на этой тарелке, водолаз протягивал руку выше и крепил вторую тарелку. Только когда она надежно прижималась к стали, он отпускал первый диск, подтягивал его еще выше и вновь крепил. Так, перебирая руками, удерживаясь только за счет силы кисти и запястья рук, они взбирались из моря вверх, в то время как тело и ноги висели свободно, ничем не помогая рукам.

Насколько сильны были магниты – настолько сильны были и руки водолазов, – что коммандос могли преодолеть в случае необходимости свес крутизной в сорок пять градусов.

– Первый ныряльщик поднимется вверх при помощи специальных зажимов, – сказал Фэллон, – за ним будет раскручиваться веревка. Если на кормовой палубе все будет тихо, он закрепит веревку, после чего остальные трое могут оказаться на палубе в пределах десяти секунд. Так, теперь – вот здесь, возле трубы, корпус турбины должен отбрасывать тень. Его должна освещать лампа над дверью в надпалубную постройку на уровне палубы «А». Мы спрячемся в этой тени: на нас будут черные костюмы для подводного плавания, лицо, руки и ноги вымазаны черной краской. Первая крупная опасность подстерегает вот тут – на освещенном участке юта между корпусом турбины и надпалубной постройкой со всеми ее жилыми помещениями.

– Ну и как вы его пройдете? – спросил вице-адмирал, захваченный этим возвращением из века новых технологий во времена Нельсона.

– А мы не станем его проходить, – ответил Фэллон. – Мы будем находиться с противоположной стороны трубы по отношению к «Аргайллу». Надеюсь, что часовой на верхушке трубы будет смотреть на «Аргайлл», а не на нас. Мы пойдем вот здесь, в тени корпуса турбины, обойдем надпалубную постройку, обогнем угол и подойдем к месту, где расположено окно склада грязного белья. Мы бесшумно вырежем пластиковое окошко при помощи миниатюрной горелки, работающей от маленького газового баллона, и проникнем внутрь сквозь это окно. Вероятность того, что этот склад будет закрыт снаружи, очень мала: никому не придет в голову запирать дверь в такое помещение, так как никому не придет в голову красть грязное белье. Итак, мы окажемся внутри надпалубной постройки, выйдя в коридор в нескольких ярдах от главной лестницы, которая ведет на палубы «В», «С» и «Д», а также на капитанский мостик.

– А где вы думаете найти командира террористов, – спросил сэр Джулиан Флэннери, – того человека с детонатором?

– На пути вверх по лестнице мы будем прослушивать все двери на звуки голосов, – сказал Фэллок. – Если там кто-нибудь будет, мы открываем дверь и ликвидируем всех, кто бы там ни был, при помощи автоматов с глушителем. Двое входят в каюту, двое остаются снаружи на страже. И так – все время вверх по надпалубной постройке. Любого, кто встретится на лестнице, ждет такая же участь. Так, незамеченными, мы должны подняться на палубу «Д». Здесь придется пойти на оправданный риск: один из вариантов – каюта капитана, ей займется один из нас. Откроет дверь, войдет внутрь и сразу же откроет огонь. Другой из моих людей займется каютой главного инженера, которая расположена на этой же палубе, но только на другой стороне корабля. Здесь последует та же процедура. Остальные двое займутся мостиком: один из них забросает его гранатами, второй откроет огонь из «ингрэма». На мостике слишком много места, чтобы там можно было выбирать цель. Нам придется прочесать весь мостик из «ингрэмов», пока все, кто будет находится там, не придут в себя после взрыва парализующей гранаты.

– А что если одним из них окажется капитан Ларсен? – спросил какой-то министерский служащий.

Фэллон молча уставился на поверхность стола, затем просто ответил:

– Простите, но нет никакого способа различить цели в тех условиях.

– Предположим, что ни в этих двух каютах, ни на мостике командира не окажется? Предположим, что человек с детонатором дистанционного управления находится где-то еще? Вышел, скажем, на палубу воздухом подышать? Или в туалет? А может, спит в соседней каюте?

– Тогда взорвемся, – пожав плечами, ответил майор Фэллон, – взлетим на воздух.

– Там внизу заперты двадцать девять членов команды, – запротестовал один из ученых. – Вы можете их вывести оттуда? Или, по крайней мере, на палубу, где у них будет шанс отплыть подальше?

– Нет, сэр. Я так и этак ломал голову, пытаясь найти способ пробраться к складу красок, – если они действительно там. Попытаться проникнуть туда через люк на палубе – значит пустить насмарку всю операцию: болты там заскрипят, или из открытой дверцы на палубу вырвется свет – неважно. Если попытаться спуститься через главную надпалубную постройку в моторную рубку, чтобы вывести их этим путем, я распылю мои силы. Кроме того, моторная рубка имеет огромные размеры, там целых три уровня, своды – как в кафедральном соборе. Там достаточно одного человека, который успеет связаться со своим командиром до того, как мы его успокоим, и все будет потеряно. По-моему, ликвидация человека с детонатором – наш лучший шанс.

– Но если танкер взорвется в то время, когда вы и ваши люди будут находиться на палубе, я думаю, вы успеете спрыгнуть за борт и доплыть до «Аргайлла»? – предположил один из служащих какого-то министерства.

Майор Фэллон с гневом повернул к говорившему загорелое лицо.

– Сэр, если корабль взлетит на воздух, любого пловца, который будет находиться в радиусе двухсот ярдов от него, засосет водоворотами, которые станут устремляться в пробоины.

– Простите, майор Фэллон, – поспешил сгладить неловкость начальник канцелярии. – Я уверен, что мой коллега просто заботился о вашей безопасности. Ладно, вопрос заключается в следующем: процентная вероятность того, что вы устраните человека с детонатором – весьма и весьма малая величина. А если не остановить этого человека, то мы как раз и спровоцируем катастрофу, которую пытаемся избежать…

– При всем моем уважении к вам, сэр Джулиан, – перебил его полковник Холмс, – если террористы станут днем угрожать, что взорвут сегодня вечером «Фрею» в определенное время, а канцлер Буш не изменит свою позицию по поводу освобождения Мишкина и Лазарева, мы обязаны будем попытаться воспользоваться планом майора Фэллона. У нас просто не останется иного выбора.

Послышался гул одобрения со стороны собравшихся, и сэр Джулиан сдался.

– Хорошо. Министерство обороны, будьте добры, доведите до сведения «Аргайлла»: он должен повернуться бортом к «Фрее», чтобы обеспечить с подветренной стороны прикрытие для прибывающих штурмовых лодок майора Фэллона. Министерство окружающей среды должно будет связаться с воздушными диспетчерами, чтобы они поворачивали назад все самолеты, которые попытаются приблизиться к «Аргайллу» на любой высоте; далее, все соответствующие министерства и управления проинструктируют буксиры и остальные суда рядом с «Аргайллом», чтобы они не выдали случайно кому-нибудь приготовления майора Фэллона. У вас есть какие-нибудь личные просьбы, майор Фэллон?

Морской пехотинец бросил взгляд на наручные часы: было пятнадцать минут шестого.

– ВМС готовы одолжить мне вертолет, который доставит меня из Бэттерси на ют «Аргайлла», – сообщил он. – Я был бы там как раз тогда, когда мои люди прибудут морем, если бы отправился прямо сейчас…

– Тогда отправляйтесь, и счастливого вам пути, молодой человек.

Собравшиеся поднялись с мест, провожая несколько смущенного майора, который забрал модель танкера, планы и фотографии и вышел вместе с полковником Холмсом, направляясь на вертолетную стоянку, расположенную рядом на набережной Темзы.

Усталый сэр Джулиан Флэннери вышел из накуренной комнаты, чтобы глотнуть немного прохлады наступающего весеннего дня и отправиться на доклад к премьер-министру.

В 6 часов утра в Бонне было предано гласности сообщение о том, что после надлежащего обсуждения всех связанных с рассматриваемым делом обстоятельств правительство Федеративной Республики Германия пришло к заключению о недопустимости потакания шантажу и, следовательно, изменяет свое решение об освобождении в 8 часов утра Мишкина и Лазарева.

Далее в заявлении говорилось, что вместо этого федеральное правительство сделает все, что в его власти, чтобы вступить в переговоры с захватившими «Фрею» лицами с целью добиться освобождения корабля и его команды на иных условиях.

Европейские союзники Западной Германии узнали о заявлении всего за час до его опубликования. Все премьеры задали один и тот же вопрос, обращаясь сами к себе: «Что же, черт подери, замышляет Бонн?»

Исключение составлял Лондон, где обо всем уже знали. Неофициально все правительства были проинформированы о том, что изменение позиции вызвано сильным давлением со стороны американцев на Бонн, кроме того, им сообщили, что Бонн согласился только на отсрочку освобождения, ожидая дальнейших и, возможно, более оптимистических событий.

Сразу же после опубликования этой новости правительственный пресс-секретарь имел в Бонне две кратких и исключительно конфиденциальных встречи за завтраком с влиятельными немецкими журналистами, во время которых, ходя вокруг да около, он все же дал им понять, что изменение политики было вызвано исключительно грубым нажимом со стороны Вашингтона.

Первые выпуски радионовостей сообщали слушателям о свежем заявлении из Бонна как раз в то время, когда те раскрывали газеты, в которых объявлялось о предстоящем этим утром освобождении обоих угонщиков. Редакторов утренних газет эта новость ни в малой степени не позабавила, и они сразу же схватились за телефоны, бомбардируя правительственную пресс-службу, пытаясь добиться объяснения. Такого объяснения, которое хоть в самой малой степени могло их удовлетворить, не последовало. Воскресные издания, которые готовились в эту субботу, начали готовить взрывные заголовки на следующее утро.

На «Фрею» известие из Бонна поступило по всемирной службе Би-Би-Си, на волну которой настроил свой портативный приемник Дрейк, в 6.30 утра. Как и многие заинтересованные лица, которые выслушали эту новость утром в Европе, украинец прослушал ее молча, взорвавшись после этого:

– Черт подери, с кем, они думают, они имеют дело?

– Что-то пошло не так, – спокойно заявил Тор Ларсен. – Они передумали. Ваша штука не сработает.

Вместо ответа Дрейк наклонился над столом и направил свой пистолет прямо в лицо норвежца.

– Не радуйся раньше времени, – закричал он. – Они играют в свои дурацкие игры не только с моими друзьями, которые сидят в Берлине, и не только со мной. Они играют с твоим драгоценным кораблем и командой. И не забывай об этом.

На несколько минут он погрузился в глубокие раздумья, после чего воспользовался системой внутренней связи, чтобы вызвать с мостика одного из своих людей. Когда тот спустился в каюту, он, как и раньше, был одет в маску и говорил со своим главарем по-украински, но голос у него звучал озабоченно. Дрейк оставил его охранять капитана Ларсена, а сам вышел из каюты на пятнадцать минут. Когда он вернулся, то грубым жестом приказал капитану «Фреи» сопровождать его на мостик.

Вызов поступил в диспетчерскую службу Мааса в без одной кинуты семь. Двадцатый канал был по-прежнему зарезервирован только для «Фреи», и дежурный оператор уже ожидал чего-то подобного, так как и он слышал известие из Бонна. Когда прозвучали позывные «Фреи», катушки магнитофона уже крутились.

Голос Ларсена звучал устало, но он зачитал заявление, подготовленное его пленителями, совершенно спокойно:

«Вслед за глупым решением боннского правительства отменить свое согласие на освобождение Льва Мишкина и Давида Лазарева ровно в восемь ноль-ноль сегодня утром, те, кто в данный момент удерживает „Фрею“, объявляют о следующем: в том случае, если Мишкин и Лазарев не будут освобождены и отправлены самолетом в Тель-Авив сегодня к полудню, ровно в полдень с „Фреи“ будет сброшено в Северное море двадцать тысяч тонн сырой нефти. Любая попытка предотвратить это или помешать этому процессу, а также любая попытка самолетов или судов войти в запретную зону вокруг „Фреи“, приведет к немедленному уничтожению корабля, его команды и груза».

Передача прервалась и на волне воцарилось молчание. Не успели задать никаких вопросов. Почти сотня постов прослушивания слышала эту новость, а через пятнадцать минут слушатели по всей Европе могли слышать ее, сидя за завтраком.

К раннему утру Овальный кабинет президента Мэтьюза начал принимать необыкновенное сходство с военным советом. Все четверо сняли пиджаки и ослабили узлы галстуков. В кабинет туда-сюда сновали ассистенты, принося то для одного, то для другого помощника президента сообщения из комнаты связи. Соответствующие комнаты связи в Лэнгли и государственном департаменте были напрямую соединены с Белым домом. В Европе было 7.15 утра, а в Вашингтоне – 2.15 ночи, когда в кабинет внесли и протянули Бенсону сообщение об ультиматуме Дрейка. Не сказав ни слова, он передал его президенту Мэтьюзу.

– Да, этого можно было ожидать, – устало заметил президент, – однако, от этого не легче.

– Вы думаете, что он действительно сделает это, – этот, кто бы он ни был? – спросил госсекретарь Дэвид Лоуренс.

– Он выполнил все свои обещания, которые давал до этого момента, черт бы его побрал, – ответил Станислав Поклевский.

– По-видимому, Мишкин с Лазаревым сейчас сидят в Тегеле под усиленной охраной, – сказал Лоуренс.

– Их больше нет в Тегеле, – ответил Бенсон. – Их перевели незадолго до полуночи по берлинскому времени в Моабит. Это – более современная и надежная тюрьма.

– Откуда ты знаешь, Боб? – спросил Поклевский.

– Я приказал взять под наблюдение и Тегель, и Моабит сразу же после полуденного сеанса связи с «Фреей», – сказал Бенсон.

Лоуренс, дипломат старой школы, выглядел обескураженным.

– Это что – новая политика: шпионить даже за своими союзниками? – вырвалось у него.

– Не совсем, – отпарировал Бенсон. – Мы всегда занимались этим.

– Для чего нужна перемена тюрьмы, Боб? – спросил Мэтьюз. – Неужели Дитрих Буш думает, что русские попытаются добраться до Мишкина и Лазарева?

– Нет, господин президент, он думает, что это сделаю я, – ответил Бенсон.

– Мне только что пришла на ум одна возможность, о которой мы не думали, – переменил тему Поклевский. – Если террористы на «Фрее» осуществят свою угрозу и спустят двадцать тысяч тонн сырой нефти, а затем пригрозят вылить, скажем, еще пятьдесят тысяч тонн, то на Буша станут оказывать со всех сторон неимоверное давление…

– Без сомнения, станут, – бросил реплику Лоуренс.

– Вот я и думаю, что Буш возьмет, да и решит действовать самостоятельно: освободит воздушных пиратов без дальнейших консультаций с нами. Вспомните, он ведь не знает о цене подобного поступка – уничтожении Дублинского договора.

На несколько секунд последовало всеобщее молчание.

– Я никак не могу остановить его. – тихо произнес президент Мэтьюз.

– Вообще-то есть способ, – сказал Бенсон, чем мгновенно привлек внимание остальных трех. Когда он рассказал им, что имел в виду, на лицах его собеседников – и Мэтьюза, и Лоуренса, и Поклевского – можно было прочитать явное отвращение.

– Я не могу отдать такой приказ, – пробормотал президент.

– Действительно, это – ужасная вещь, – согласился Бенсон, – но и единственный способ опередить канцлера Буша. Мы заранее узнаем, если он попытается разработать секретный план по освобождению обоих бандитов до того, как известит нас об этом. Неважно как – мы узнаем. Давайте смотреть правде в глаза: альтернативой этому будет уничтожение договора, а соответственно – возобновление гонки вооружений. Если договор будет пущен под откос, мы, следовательно, не станем продолжать наши поставки зерна в Россию. В этом случае Рудина могут свергнуть и …

– И поэтому он реагирует на данную ситуацию, как сумасшедший, – заключил Лоуренс.

– Может быть и так, но это – его реакция, а пока мы не узнаем, почему он так реагирует, мы не можем и судить, насколько он сумасшедший, – резюмировал Бенсон. – А если дать понять канцлеру Бушу о предложении, которое я только что сделал, это вполне может удержать его в узде еще некоторое время.

– Вы имеете в виду, что мы можем использовать это, как что-то вроде дамоклова меча над головой Буша? – с надеждой спросил Мэтьюз. – В действительности мы можем не прибегнуть к этой мере?

В этот момент из Лондона от премьер-министра Карпентер прибыло личное послание для президента.

– Вот это женщина, – протянул он, прочитав его. – Англичане полагают, что они смогут справиться с первым выбросом нефти в двадцать тысяч тонн, но не больше. Они готовят план по штурму «Фреи» после захода солнца, использовав специальных водолазов для того, чтобы покончить с человеком с детонатором. Они считают, что у них есть хорошие шансы на это.

– Значит, нам надо подержать германского канцлера на привязи еще двенадцать часов, – констатировал Бенсон. – Господин президент, я настоятельно прошу вас отдать приказ о том, что я только что предложил вам. Есть все шансы на то, что этот план никогда не будет задействован.

– Но если его надо будет задействовать? Если надо, Боб?

– Надо – значит, надо.

Уильям Мэтьюз закрыл лицо ладонями и потер усталые глаза пальцами.

– Боже мой, ни одному человеку не пожелал бы, чтобы ему пришлось отдавать такой приказ, – промолвил он. – Но я должен… Боб, отдайте этот приказ.

Вдали над горизонтом, на востоке возле голландского побережья вставало солнце. На юте крейсера «Аргайлл», повернувшегося бортом в сторону «Фреи», стоял майор Фэллон, который смотрел вниз на три быстроходные штурмовые лодки, пришвартованные к кораблю с подветренной стороны. Часовой, сидевший на верхушке трубы «Фреи», не смог бы их разглядеть. Невидима для него была и суета на палубах крейсера, где морские пехотинцы из команды Фэллона готовили байдарки и распаковывали свое необычное снаряжение. Начинало ярко светить солнце, обещая еще один теплый денек. Море было совершенно спокойным. К Фэллону подошел капитан «Аргайлла» Ричард Престон.

Они стояли рядом друг с другом и смотрели на три узконосых быстроходных катера, которые всего за восемь часов доставили людей и снаряжение из Пула. Лодки покачивались на волне, поднятой военным кораблем, прошедшим в нескольких кабельтовых на запад от них. Фэллон поднял голову и спросил, кивнув в сторону корабля серого цвета со звездно-полосатым флагом, шедшего на юг:

– Кто это?

– ВМС США решили послать своего наблюдателя, – ответил капитан Престон. – Военный корабль «Моран». Он встанет на якорь между нами и «Монкальмом». – Затем он посмотрел на часы и заметил: – Семь тридцать. В кают-компании готов завтрак, не хотите ли присоединиться к нам?

В семь пятьдесят в дверь каюты капитана Майка Мэннинга, командира «Морана», постучали.

После ночной гонки корабль стоял на якоре, а Мэннинг, который провел на мостике всю ночь, теперь старательно сбривал щетину в своей каюте. Вошедший телеграфист протянул ему сообщение, Мэннинг взял его в руку и, не прерывая бритье, посмотрел на бланк. Вдруг он остановился и повернулся к рядовому-специалисту.

– Оно же зашифровано, – сказал он.

– Да, сэр. Но там есть метка, что его можете прочитать только вы.

Мэннинг отпустил телеграфиста, подошел к стенному сейфу и вытащил оттуда свой личный дешифратор. Конечно, это было несколько необычно, но ничего сверхъестественного здесь не было. Он начал водить карандашом по колонкам цифр, сравнивая их с соответствующими комбинациями букв. Когда он закончил расшифровывать сообщение, то сидел несколько мгновений без движения, думая, что произошла какая-то ошибка. Он проверил начало шифрограммы, надеясь, что пропустил что-нибудь. Напрасно – никакой ошибки. Сообщение предназначалось ему и было отправлено по компьютерной системе связи из министерства ВМС в Вашингтоне. Это был приказ президента – приказ лично ему от Верховного главнокомандующего вооруженными силами США из Белого дома в Вашингтоне.

– Он не может приказывать мне это, – прошептал он, обращаясь сам к себе. – Никто не может давать простому моряку такой приказ.

Однако в сообщении содержался именно такой приказ – в этом не было ни малейшего сомнения:

«В случае односторонних действий западногерманского правительства по освобождению в Берлине воздушных пиратов, военный корабль США „Моран“ должен потопить супертанкер „Фрею“ артиллерийским огнем, использовав все возможные меры для того, чтобы поджечь его груз и свести к минимуму ущерб для окружающей среды. Эти действия должны быть предприняты военным кораблем США „Моран“ после получения сигнала „МОЛНИЯ“. Повторяю „МОЛНИЯ“. Шифрограмму уничтожить».

Майку Мэннингу было сорок три года, он был женат и у него было четверо детей, которые жили вместе с его женой на окраине Норфолка в штате Вирджиния. Он прослужил двадцать один год в военно-морских силах США и никогда до этого ему не приходило в голову ставить под сомнение полученный приказ.

Он подошел к иллюминатору на левом борту и посмотрел на низкий силуэт в пяти милях от него, едва видимый на фоне поднимающегося солнца. Он подумал о том, как его начиненные магнием зажигательные снаряды пробьют незащищенный корпус танкера, попадут в емкости с нефтью; подумал о двадцати девяти членах команды, запертых в стальном гробу на восемьдесят футов ниже ватерлинии, ожидающих спасения, тоскующих по своим собственным семьям в лесах Скандинавии. Он судорожно сжал лист бумаги.

– Господин президент, – прошептал он, – не знаю, смогу ли я это сделать.

Глава 16

С 08.00 до 15.00

«Детский Мир» – это главный магазин игрушек в Москве, его четыре этажа заполнены куклами, играми и другими детскими товарами. В сравнении со своими западными аналогами оснащение магазина довольно невзрачно, но это лучшее, чем располагает советская столица, за исключением торгующих за твердую валюту магазинов «Березка», куда ходят в основном иностранцы.

По иронии судьбы он расположен на площади Дзержинского – напротив штаб-квартиры КГБ, о котором уж точно не скажешь, что там играют в детские игры. Адам Монро подошел к расположенному на первом этаже отделу мягких игрушек почти ровно в 10 утра по московскому времени, которое на два часа опережало время в Северном море. Приблизившись к прилавку, он стал внимательно изучать плюшевого медвежонка, как бы раздумывая: купить его или нет для своих отпрысков.

В две минуты одиннадцатого кто-то встал рядом с ним возле прилавка. Уголком глаза он заметил, что она выглядела страшно бледно, губы были натянуты и приобрели серый, пепельный цвет.