Лестинца

      Они пришли. Ригг гордо показал шалаш, выстроенный собственными руками. Шалаш, в котором им было так хорошо. Им, с Лисой. С любой.
      И он не слышал, как хмыкнул Итернир, как скривил губы принц, глядя на корявое строение, сквозь крышу которого не раз заглядывали любопытные птицы. Хорошо, не было в мороке дождя.
      Лисы не было дома. Скорее всего, подумалось Риггу, ушла по ягоду, или на ручей. Если по ягоды, то скоро вернется. А если на ручей, то неплохо было бы к ней присоединиться. Может быть, она даже будет ждать там. Но он не может идти и она поймет. Она такая.
      Он прикрыл глаза и увидел изумрудную тень листвы. Легкий ветерок чуть слышно шелестел в вершинах, звенел солнечными лучами. А прямо перед Риггом на острие его стрелы склонил голову к сочной траве великолепный олень. Огромный. Его одного хватило бы селению дня на три. А может, и на пять. Если не на всю неделю.
      Он отвел руку со стрелой назад, пока тетива не коснулась уха.
      - Нет! - вскрикнула вдруг листва.
      Олень поднял голову, оглянулся и прянул в чащу.
      Ригг огляделся. Он сам вышел на этого оленя по запаху. Против ветра. И тот не мог почуять. Никак. Никто в лесу не мог ходить тише, чем он, так кто же все-таки подошел к нему так, что тот и не заметил?
      Ветви кустов впереди раздвинулись, не проронив ни звука, и к нему вышла девушка...
      Он стоял перед своим шалашом с закрытыми глазами. Принц что-то объяснял, Итернир веселился, а Крын иногда шумно чесался, но охотник не слышал их.
      Он слышал ее смех, он часто был неловок. И купался в ее глазах, он старался не упускать краткого мига. Он любовался ее походкой, от которой, казалось, не пригибалась трава. Милая. Любая.
      - Любый мой! - звенел в ушах крик, а над грудью хрипел, беснуясь, раненый вепрь.
      Он ни о чем уже не думал, но ощутив в своей ладони вложенный милой рукой нож, чудом сумел извернуться, оказавшись на загривке зверя, и, поливая все кругом своей кровью, всадить полотно стали под лопатку...
      Они говорят, что она - неправда. Но что же тогда правда? Дикий черный лес? Или то, что далеко внизу. Или теперь не внизу? И, если это неправда, то его мать еще жива?
      - Кто эти люди? - прервал его мысли тихий голос.
      Она стояла рядом, подойдя своим легким шагом, и заглядывала в глаза.
      - Ну, что ты? - мягко удивился он и взял ее руки в свои, - ты же их знаешь.
      - Что им надо? - настойчиво спросила она, пугая дрожью в глубине глаз.
      - Они пришли за мной, - спокойно сказал он, - они говорят, что все это - неправда.
      - И ты им веришь? - оказалась она близко-близко, - это неправда?
      И коснулась его губ своими. И закружилась вокруг ажурная тень листвы, а деревья склонились, закрывая их своим шепотом.
      - Да, - отшагнул он, к потрясенным взглядам друзей, неправда...
      - Нет! - истошно закричала она.
      - Да, - склонил голову он и почувствовал, как оборвалось что-то внутри, - да.
      Он сделал еще шаг назад. Мир вокруг колыхался дымным маревом, и лишь ее фигура была реальна и незыблема.
      - Нет!!! - бросилась она в ноги, обнимая их.
      - Нет!!! - полила она их слезами, - не уходи!!! Я сделаю все!!!
      Он еще раз шагнул назад, выскальзывая из рук.
      - Нет! - истошно, с надрывом крикнула она.
      Он повернулся и зашагал прочь. Все обман. Лиса другая.
      - Она все равно умрет!!! - бросила чужая в его спину, Слышишь?!! Все равно!!!
      Сначала он накормил и напоил их. В этом диком лесу он нашел зверя и ручей. Разжег костер, и они согрелись. Согрелись по-настоящему. Сейчас не было шансов дойти. Они потеряли свои вещи и припасы, сохранив лишь оружие. Два меча, топор, лук и нож. Но они были вместе.
      Ригг вновь занялся ногой Итернира. Промыл, хотя тот выл от боли. И прижег, хотя тот кричал, так, что расступались деревья. Потом присыпал рану порошком трав и втер какую-то мазь, приговаривая наговор. И боль отступила. И теперь Итернир сидел, положив рядом вновь сработанный Крыном костыль.
      Трещали ветки в костре, бросая в ночь неба дымные искры. Плясало отблесками пламя на лицах. Принц поддался забытью истощения, едва коснулся земли, Крын провалился в безмятежный сон. И теперь широко лежал, разбросав могучие исцарапанные руки в рукавах изорванной рубахи.
      - Может быть, она права? - спросил у огня Ригг.
      - Может быть, - качнул головой Итернир, ответив пламени костра, - но все мы когда-нибудь умрем. Что с этим поделать?
      - Но тогда, может быть, она права? - еще раз спросил Ригг, - и ничто не стоит наших сил?
      Итернир молчал.
      - Скажи, - просил Ригг, ему было грустно смотреть, как огонь гложет обугленные ветки, - может, не стоит идти вверх? Зачем?
      - Зачем же все это? - продолжал он, так и не услышав ответа Итернира, - вернуться. Проводить маму... встретить свою старость? Почему же ты молчишь?.. Может быть, все зря?
      - Нет, - тяжело качнул головой Итернир, - она не права...
      Потом заснул и он, а Ригг все сидел у костра и глядел в огонь. И когда на границе света и тьмы выросла молчаливо-безразличная изможденная голодом и жаждой фигура Ланса, он не удивился, он слышал его гораздо раньше. И знал, что воин сознательно предупреждает. Просит разрешения подойти. Ригг только поднял от огня глаза и долгим взором погрузился в безразличие глаз ветерана. Они ничего не сказали друг другу. Ланс подошел и сел к огню, все так сжимая в руках копье.
      А Ригг спокойно уснул. И на утро, в ответ на удивленный восклицание Итернира, обнаружившего рядом Ланса, Ригг ответил за него:
      - Воин не может умереть во сне.
      25,5
      Огромный пустой зал. Высокие стрельчатые окна. В торцевой части зала невысокий помост. Играет прямо на досках помоста маленький мальчик. Играет новой игрушкой. Ползает по полу, тихо что-то себе бормочет под нос. Маленький плащик до пояса, густо-зеленого цвета спутывает движения.
      Это интересная игрушка. Если смотреть снизу, то она - тоненькая лестница, длинная-длинная. А если смотреть сверху, то она - большие площадки соединенные тоненькой лестницей. На площадках растет трава, деревья. А еще если положить ладошку на площадку, то можно почувствовать, что она теплая. Маленькая забавная лесенка.
      - Скажи, братик, - звонко зовет он человека, сидящего подле на краю помоста, - а зачем ты их делаешь?
      Человек закутан до пят в плотный плащ, цвета ночи, густые волосы, спускающиеся до плеч, схвачены серебряным обручем такой же обруч, но гораздо тоньше красуется среди выбившихся прядей мальчика.
      - Игрушки? - поднимает бровь человек, нежно и ласково.
      - Ага, - кивает мальчик, - всякие эти забавные игрушки. Они зачем?
      Человек задумчиво глядит перед собой.
      - Братья говорят все это для смертных, а раз так, то - зря, звенит голос мальчика, - зачем? Скажи. Смертные они же все равно смертные. Ведь так? Только не говори непонятно!
      - Я хочу, - тяжело отвечает в пустоту человек, - чтобы они поняли.
      - Что? - перебирается мальчик к нему на колени, - что поняли?
      - Хоть что-нибудь поняли, - грустно и тихо отвечает человек.
      Мальчик затихает, устраиваясь поудобнее. Взор человека затуманен раздумьями.
      - Ну, - стряхивает он тяжелую пелену, веселея, - как там Герка?
      - Герка женится к четвертому дню, - вздыхает мальчик, - ему можно - он уже большой. Мы теперь постоянно на полигонах. Я сегодня играл в Синем мире, мы всегда там вместе, я нашел, что, если долго идти в Жарком мире к солнцу, то попадешь в Синий. Но он так и не пришел.
      - Он смертен, - спокойно отвечает человек.
      - Но почему я еще не вырос? - почти вскрикивает мальчик, сколько я еще буду маленьким?
      - Долго... - пристально смотрит в глаза человек и на дне его темно-синих, почти черных глаз блестит радость, - еще долго но это хорошо. Очень хорошо, что ты взрослеешь дольше смертных и дольше своих братьев.
      - Почему? - удивлением и обидой горят серо-зеленые глаза мальчика.
      - Ты дольше будешь видеть... - отвечает человек и в зале снова становится пусто и одиноко.
      Мальчик немного сидит, думает, наморщив лоб, вслушивается в пыльную тишину, потом взмахивает рукой и снова начинает играть. Один.
      26
      Земля осталась внизу в разрывах облаков. Облаков, ставших далекими. Сквозь белесую пелену была видна далекая земля. Она уже не просто отдалилась, она выгибалась краем горизонта вверх, словно огромная чаша. И все внизу стало совсем незначительным и нереальным. Лишь грязно-светлое пятно столицы еще можно было отыскать далеко внизу, остальные же селения растворились среди горошин лесов и полей.
      Остались внизу и три дня, проведенные в диком лесу. Проведенные, чтобы они смогли идти дальше. Чтобы восстановить силы, отнятые иллюзией. Нога Итернира пошла на поправку. Ригг каждый день подолгу возился с ней, и к исходу третьего дня она уже подсохла и не так болела.
      Перед встречей с богами все выстирали обветшавшую одежду и все, кроме принца и Крына побрились.
      Они больше не ходили в призрачный сад, как бы не хотелось этого. Исцарапанные, в разодранной одежде, они прошли по лесу, оставляя клочья силы на черных колючках, но не вернулись в иллюзию.
      Хуже всего было то, что они потеряли все снаряжение и запасы. И так и не нашли их потом, хотя и искали. Крын с Риггом, конечно умудрились сделать мешки для еды и воды из шкурок маленьких зверьков, что бил Ригг, но плащи и одежда были утеряны. И они с ужасом ожидали холода переходов между ступенями.
      И тот не замедлил явиться. Не было ветра. И не было снега. Воздух был сухой и прозрачный. И от этого было еще хуже. Кожа моментально высохла и потрескалась. Корка на спекшихся губах то и дело надламывалась, и на языке чувствовалась кровь.
      Во рту пересохло, и силы уходили с каждым выдохом. Тяжелее всего приходилось Итерниру, ковыляющему на одной ноге. Ступени становились все уже и круче, и он боялся, что костыль скользнет по гладкому камню Лестницы, и он рухнет вниз, увлекая за собой привязанных к нему спутников.
      Шли медленно, стремительно уставая, а Лестница все сужалась.
      Сначала занемели руки. Дыхание уже не могло растопить их холода. И было страшно, что это - навсегда. Что уже никогда пальцы не будут слушаться. Что они замерзнут здесь не в силах даже повернуть вниз.
      Лучше всего держались Ригг и Ланс, чьи кожаные куртки пострадали меньше, чем ткань одежд остальных. Но и их уже доставал холод.
      Воды не было в воздухе совсем. Даже изморозь не оседала на нежном пуху над верхней губой принца. На бровях.
      Но они упорно шли. Чувствуя, как немеют и перестают слушаться ноги.
      Болели глаза. От холода и от того, что вода уходила из организма. Оставив узкую щелку, они смотрели лишь себе под ноги, превозмогая боль от ослепительного сияния Лестницы.
      Плыли круги перед глазами, затуманивая взор, и ноги шли уже сами по себе. Никто уже не задумывался о том, куда идут и зачем. Не думали даже о том, что нужно дойти.
      Шли, потому, что не могли стоять. Потому, что дорога это жизнь. И дорога казалась вечностью.
      Времени не было, как не было мыслей. Не было дня и ночи, как не было цели. Вечность теряла смысл. Расстояние теряло смысл. В этом мире не было смысла, он был в стороне от него. Мир не нуждался в смысле.
      И цели.
      Была Лестница, и по ней шли.
      Тепло было наслаждением и пыткой. Они лежали, распластавшись на ломкой корке бурой земли, несущей тепло. И даже не могли потерять сознания, хотя не было сил видеть мир вокруг. И это длилось так долго, как они этого хотели.
      Когда проснулись, солнце стояло уже высоко. Облака и ветер остались внизу и здесь небо было чистым, а воздух светел и прозрачен.
      Кругом простиралась бурая, плоская как стол, покрытая истресканой коркой такыра равнина.
      Ничего, кроме бурой земли и синего неба.
      И Лестницы вниз за спиной.
      - Нет, - мотнул головой Итернир, оглядевшись, - С меня хватит!
      - Что с тобой? - удивленно повернулся к нему принц.
      - Это что же, - ответил тот, - опять все снова? Идти неизвестно куда, потом опять вверх, и мерзнуть. Ради чего?
      - Не серчай, - тихо попросил Ригг.
      - Нет! - выкрикнул тот, распаляясь, - Ради чего все это? И когда закончится?! Сколько еще?!! - рвался крик в зенит, - зачем?
      Ланс шевельнулся, переводя взгляд с картины вокруг на беснующегося Итернира, и тихо, но четко проронил:
      - Ради чего ты шел сюда?
      Тот стих на мгновение, задумавшись.
      - А что может стоить таких мучений? А вы не думали, что она может оказаться бесконечной?!
      - Это как же... - прогудел Крын.
      - А вот так, - повернувшись к нему, развел руками Итернир, бесконечной и все. Сколько не иди, никогда не дойдешь, потому, что конца нет. Не задумано!!!
      - Так это... - озадаченно поглядел Крын, - так того... не бывает вовсе. Вот.
      - А кто его знает, как оно бывает? - уже тише ответил Итернир, - не могу я больше. Сил моих нет. Да и нога...
      - Ничего, - положил ему руку на плечо Ригг, - дойдем. Дойдем. Обязательно. Как же иначе?
      Солнце начало клониться к закату, а унынию однообразной равнины все не было конца. Все тянулась кругом бурая земля, и все так же хрустела под ногами корка такыра.
      Солнцу оставалось до кромки горизонта пять ладоней, как Ригг остановился, напряженно вслушиваясь.
      - Ты что? - удивленно наткнулся на него Итернир.
      Тот отмахнул рукой, требуя тишины.
      Все остановились, пытаясь услышать. С шорохом упало несколько песчинок в часах Времени, и Ланс неохотно перехватил свое копье наперевес.
      А спустя несколько мгновений и остальные услышали нестройный гул. Даже не гул, но множественный шорох.
      - Что это? - вытягивая меч из ножен, спросил Кан-Тун.
      Никто не успел ответить, как кромка горизонта со всех сторон, неровной каймой окрасилась в еще более бурый цвет, чем земля.
      - Бежим! - взвизгнул Итернир, дернувшись в сторону.
      Он суетливо вывернул костыль и, споткнувшись о него, упал.
      - Надо идти, - сосредоточенно проговорил принц, пока Крын помогал Итерниру вставать, - может быть и пройдем.
      Они торопливо зашагали дальше. Увлекая слабо сопротивляющегося Итернира. Навстречу нарастающей бурой массе.
      Та все близилась, распадаясь на отдельные ручейки и потоки, пока не удалось разглядеть, что вся она состоит из множества тел.
      Крысы.
      В холке ростом с колено человека. С клыками собак.
      Настолько злобные, что когда две из них случайно задевали друг друга, то лилась кровь. И раненных тут же добивали другие.
      - Это конец! - истошно закричал Итернир, - надо бежать.
      - Поздно, - уронил Ланс.
      - Я иду назад, - решительно повернул Итернир, и суетливо заковылял прочь.
      - Стой! - резко выкрикнул принц, - нет пути назад. Пойдем.
      Он обхватил его рукой, хотя тот отчаянно вырывался.
      - Я не хочу погибать на этой проклятой богами Лестнице! кричал он, - отпусти! Я вернусь домой.
      - Лестница убьет тебя, если ты повернешь! - крикнул в его лицо Кан-Тун, - потому, что ты будешь один! Надо идти вперед. Давай, мы пробьемся.
      И он потащил его к остальным.
      Прошли еще несколько шагов, и Ригг сдернул с плеча лук, мгновенно натягивая тетиву. И только первые крысы подошли на расстояние выстрела, как с гудением тетивы сорвалась первая стрела. За ней вторая, третья. И каждая нашла цель.
      Полсотни мертвых крыс. И копошащийся дерущийся вал над ними.
      Прошли еще немного, но крысы со всех сторон стремились к ним. Нестройными потоками рекой лились по бурой земле.
      Едва только спутники успели встать в круг, спиной к спине, как масса темно-бурых тел захлестнула их.
      Крысы стремились убить. Взбегали по спинам сородичей и в отчаянном прыжке пытались достать ненавистных людей. Их отшвыривала сталь, но все новые лезли вверх.
      Копье Ланса быстро засело в одном из тел врага, и теперь он сеял смерть своим широким мечом. И пока ни одна из крыс не смогла оставить на нем даже царапины.
      Тонкий меч принца, только мешал, постоянно скрываясь под грудой тел, и вот в его руках лишь усыпанный драгоценными камнями кинжал.
      Хуже всех приходилось Крыну, с его топором, слишком тяжелым для легких и быстрых тел, и его руки, грудь и ноги быстро покрылись кровоточащими царапинами.
      Солнце опустилось на ладонь, а крысы все прибывали и прибывали. Под ногами стало скользко от крови, а перед спутниками громоздились звериные тела. Хотя охочие до крови живые крысы постоянно оттаскивали убитых, устраивая драки за каплю крови.
      Этому не было конца.
      - Ланс, - набравшись духу, выдохнул Кан-Тун, - нельзя стоять! Надо пробиваться!
      И Ланс тяжело пошел вперед. Широкими, но удивительно точными ударами расчищая дорогу. За ним шли Крын, поддерживая Итернира, и Кан-Тун с Риггом, прикрывая спины.
      Крысы, казалось, разъярились еще больше. Дико вереща, бросались в горло и вцеплялись в ноги. Их было безысходно много.
      Уже никто не мог посмотреть на солнце. И никто не мог говорить. Время, потраченное на слово, могло стоить жизни. Был лишь скользкий от крови эфес и бурая масса перед глазами, стремительная, как сама жизнь. Была лишь боль во множестве порезов и царапин и неровная земля под ногами.
      Была усталость в руках, которых заставляли двигаться быстрее, чем они способны, и был страх не успеть ответить на очередной стремительный бросок. Промахнуться лишь один раз, и дать не промахнуться врагу. А затем множество бурых тел утащат тебя в бурую массу, где еще живого будут долго рвать на куски.
      Никто уже не знал, как долго они шли. И в верную ли сторону. Нельзя было остановиться, нельзя было передохнуть.
      Кругом были лишь тонкие клыки и острые когти.
      И было лишь желание идти вперед. Не останавливаясь. Идти вместе, постоянно убивая тех, кто бросался на спину спутника.
      И они далеко не сразу осознали, что под ногами уже молочно белые ступени.
      А крысы все лезли вперед. Лезли, постоянно срываясь с края в бездну. Медленно они отступали вверх, отбиваясь.
      Пятились, постоянно боясь споткнуться, о ступени, становящиеся все выше. Лестница сужалась, и вот уже трое прикрывали Крына и Итернира от крыс, потом двое и, наконец, натиск яростного потока сдерживал один лишь Ланс.
      Они отступали все выше и выше, и Ригг порой сменял Ланса, а того сменял Крын или принц, но бурый поток не иссякал.
      Но так не могло продолжаться вечно. Они устанут. Они всего лишь измотанные люди на пороге ночи.
      - Идите! - прохрипел вдруг Ланс, - уходите.
      - А как ты? - удивился принц.
      - Меня никто не ждет!
      Он яростным взглядом, утратившим бесстрастность, и ставшим вдруг при этом по-отечески теплым, резанул по их глазам, и погрузился в омут боя.
      Еще просил Ригг, говорил Крын, но ветеран оставался непреклонен.
      Вчетвером шли вверх. И это было непривычно. Это было неправильно. Чтобы пройти вверх, впервые должен был остаться кто-то из них, и это противоречило тому, что, как им казалось, они поняли из уст Лестницы.
      Им было тяжело идти, осознавая цену этой ступени. Даже принцу, даже Итерниру.
      Более других сокрушался Ригг, и постоянно порывался идти вниз, но постоянно его одергивал твердый приказ Кан-Туна.
      Они даже желали, чтобы пришел холод. Чтобы иссохла глотка.
      Желали почувствовать, как немеют от холода, а не от усталости руки.
      Но холод не пришел.
      Даже ступени не стали такими же узкими и высокими, как обычно.
      Они шли и шли.
      Ночь давно окутала все непроглядной тьмой, лишь белел в сумерках звезд белый перламутр Лестницы.
      Усталость наваливалась на тяжелым грузом. Слипались веки. В голове шумел ветер, и звенела пустота, но нельзя было присесть и отдохнуть. Лестница слишком узка.
      Все шли и шли.
      Ноги отказывались подниматься, и переход уже давно показался им длиннее предыдущих.
      Веревка, обвязывающая их, то и дело натягивалась, и остальные тревожно замирали.
      Они уже не видели смысла ни в чем, просто шли и шли.
      Долго и бесконечно.
      Первым опустился на ступени Итернир.
      - Идите, - устало сказал он, - я догоню...
      Он отмахнулся от вялой попытки Кан-Туна заставить его встать и остался сидеть, с Крыном, устроившимся рядом. А принц с Риггом продолжили путь.
      Открыв глаза, Итернир с удивлением понял, что еще жив, что он выплыл из забытья все еще сидящим на ровных ступенях. А чуть выше мирно сопел, свесив голову на грудь, Крын.
      Но еще больше он удивился, увидев несколькими ступенями вверх исступленно шагавших Кан-Туна и Ригга, шатавшихся от усталости.
      Странно они шли, пугающе странно. Вот ставят ногу на ступень, опираются и поднимаются на ступень выше. Между Итерниром и ними все так же остается пять ступеней. Еще шаг и вновь лишь пять ступеней. И так снова и снова.
      - Эй! - слабым голосом позвал он.
      Они, вздрогнув, обернулись, тяжело переводя дух.
      - Вы же ушли вверх? - недоуменно спросил он.
      Принц с ужасом поглядел дурными глазами, потом повернулся и вновь пошел вверх. Следом развернулся и Ригг.
      Сделав несколько шагов, они обернулись.
      Пять ступеней.
      Не больше.
      Как бы это ни было неприятно.
      - Зачем, боги? - безнадежно спросил Ригг, подняв голову вверх, потом опустил ее, глядя назад и вдруг просветлел, - Ланс...
      Итернир несмело оглянулся.
      Внизу, шатаясь, медленно поднимался Ланс. Потеряв меч и один из кинжалов, покрытый сетью царапин, и коркой крови, в изорванной в клочья одежде, медленно брел вверх.
      И спутники действительно рады были его видеть. Одуревшие от усталости и искренней радости.
      И он ничего не рассказал. Двигался как прежний бесстрастный ветеран, хотя глубина его глаз была уже теплее.
      Все вместе попытались идти вверх, но отмеченная размазанной кровью ступень, на которой отдыхал Крын была все так же на пять ступеней вниз.
      Все было безнадежно. Весь путь. С самого низа. Они ошибались.
      Боги не желали, чтобы они шли наверх.
      Не помня себя от усталости, опустились на матовые ступени.
      Лишь принц все брел и брел вверх, пытаясь отойти хотя бы на шесть ступеней.
      Тщетно.
      Он уже опустился на колени, цепляясь руками за края ступеней.
      Тщетно.
      Исступленно полз вверх. Неся мысль о том, что должен добраться до вершины. Должен побывать там. Должен увидеть этих богов и все сказать им.
      Тщетно.
      Он упорно цеплялся за каждую ступень, потеряв надежду и, думая лишь, что должен дойти ради своих спутников.
      Тщетно.
      Многое еще думал он, не думая одновременно, поскольку одуряла усталость и бессмысленность похода против воли богов, но все полз вверх. Цепляясь окровавленными пальцами за ступени, оскальзываясь. И не боясь сорваться.
      Для него уже не было узких ступеней, и бездны кругом. Ничего не было. Даже про усталость забыл. Он шел вверх.
      - Он поднимается! - закричал Ригг, бросаясь к нему, - глядите, поднимается!
      Он помог встать Кан-Туну и там, где не мог сидеть один, нашлось место для двоих.
      Подошли Ланс и Итернир с Крыном, и всем хватило места на узкой ступени.
      Ушла усталость. Идти было легко и даже приятно. Ушло все кроме пути вверх.
      И только тогда они смогли оглянуться.
      Небо стало бездонным. Снизу казалось, что небо - твердь.
      Здесь небо не имело границ и дна. Ушла голубизна, и небо стало синим. Не туманно-голубым, как внизу, а прозрачно-синим. Черным к зениту.
      Глубоко внизу горбилась земля, вздуваясь огромным куполом. Они шли вверх, и с каждым шагом раздавался горизонт, с каждым шагом земля внизу становилась все круглее.
      Отсюда открывались такие бескрайние морские просторы, какие не виделись им никогда даже в самых смелых мечтах. А столько земли они, глядя вокруг внизу, никогда не могли себе представить. Здесь, наверху становилось понятно, что ничтожны и нелепы не просто дворцы и самые великие столицы мира, но и великие империи прошлого и настоящего не могли охватить в тщетных своих потугах заметной доли того, что они видели сейчас. Под ногами в разрывах облаков голубым титаном висела в пустоте планета.
      Они шли вверх, над головами небо все темнело. Появились звезды, несмотря на сияющее солнце. А купол земли перечеркнула размытая тень - граница дня и ночи. В той половине, что подставляла свой покатый бок солнцу, небо светлело над самой кромкой земли, растекаясь голубой дымкой над облаками. Зато край той половины, что была в тени, тонул в непроглядном мраке, и только звезды робко выглядывали из-за бока планеты.
      Они шли вверх, а над головами небо все темнело. Ушел синий цвет и разлился черный. И было понятно, что это и не цвет вовсе, а полное отсутствие цвета. И уже даже не было неба, была бесконечность. Темная, с россыпями блистающих, словно иглы, и мерцающих, словно далекие окна, звезд. Вечная и великая.
      И они видели уже, что Лестница заканчивается в нескольких шагах впереди. И шли вперед.
      Хотя знали уже, что нет на небе рая, это иллюзия. Хотя знали, что нет богов, это слабость смертных. Хотя знали, что нет и самого неба, есть бесконечность.
      Лестница закончилась маленькой, скругленной у дальнего края, площадкой. Исцарапанные, в изорванной одежде, заросшие щетиной, они стояли, прижавшись друг к другу, и долго не могли ничего сказать. Все было просто и понятно.
      Они стояли на крохотной площадке над огромным миром у порога бесконечной вселенной.
      Неохотно Ланс разлепил губы, и сорвавшиеся слова тут же растворились в пустоте:
      - В этом мире нет ничего, кроме нас...
      Эпилог
      - Такого не бывает, - потрясенно пробормотал встрепанный парень, поправляя рукой, заросшей жестким рыжим волосом, разбитые очки.
      Позади него сухо хмыкнул парень в камуфляже, потирая синяк над скулой...