Путь начинался с Урала

      На улицу выбежали освобожденные люди. Оли бросают танкистам моченые яблоки, тепло приветствуют бойцов Красной Армии.
      Наступление продолжается.
      Впереди Скала-Подольская. Танки с ходу таранят бронированные фашистские машины, врываются в городок. Противник в панике мечется. Со всех сторон слышится пулеметно-автоматная трескотня, рвутся мины, снаряды. Гитлеровцы уцепились за речушку. Часто бьют их пушки. Покосившиеся опоры моста вот-вот обрушатся.
      Бригадная разведка нашла брод. Мне невооруженным глазом видно, как тридцатьчетверки плавно преодолевают реку, а вскоре их гусеницы заскользили по каменистому берегу. Подмяв гусеницами деревянную ограду, одна из машин устремилась к замаскированной пушке. Гитлеровцы врассыпную. Но куда там! Их настигают меткие пули. Безмолвно застыло орудие.
      Противник после короткого боя поспешно отходил на юг. Наши танки с десантом неотступно следовали за ним.
      Дорога вела к Оринину - небольшому городку, раскинувшемуся по обеим сторонам реки Жванчик. Рваные черные тучи висели над головой, временами лил холодный, нудный дождь. Мелькали квадраты небольших полей. К дороге прижимались лесные массивы.
      До Оринина шли почти без боев. Небольшие заслоны сминали без особого труда. Но на подходе к городу головная походная застава попала под артиллерийско-минометный огонь. Завязалась перестрелка.
      Пришлось развернуть подразделения бригады и атаковать гитлеровцев, засевших на берегу речки. Танки, минометная и артиллерийская батареи открыли дружный огонь, при его поддержке стрелки начали штурм обороны противника. Враг пытался оказать сопротивление. Но тщетно. Под неотступным натиском гвардейцев гитлеровцы дрогнули, стали отходить. Не дав возможности противнику зацепиться за постройки, мы на его плечах ворвались на восточный берег и в результате короткого боя в полдень 24 марта полностью овладели городом.
      Короткий отдых. Дозаправляем танки, пополняем боеприпасы. Вокруг танков молодежь, женщины, дети. Шутки, смех, веселье. Наши танкисты надолго запомнили эту встречу и часто в боях вспоминали о ней. А иной раз из Оринина и письма к нам в бригаду приходили.
      Мы с начальником штаба склонились над картой.
      - Не худо у нас получается, - говорит он.
      - Пока да. За сутки по пятьдесят - семьдесят километров проходим, соглашаюсь я. - Но как легче, с наименьшими потерями, освободить Каменец-Подольский, уберечь его от разрушений?
      Нами овладел азарт наступления. Прикидываю на карте: до Каменец-Подольского не больше тридцати километров. Если поднажмем, вечером будем в городе. По данным разведки, вражеский гарнизон насчитывал девять тысяч человек. В его распоряжении тяжелые танки, самоходные орудия, минометы. Но и мы движемся на город не одни. На него нацелены не только соединения нашего танкового корпуса, но и 6-го гвардейского механизированного корпуса.
      Собираем солдат на митинг. Его открывает начальник политотдела. Богомолов краток. Он предоставляет мне слово. Довожу до гвардейцев приказ Верховного Главнокомандующего, который мы только что приняли по радио и в котором говорилось о прорыве вражеской обороны на участке Тернополь, Проскуров. Подчеркиваю то место в приказе, где отмечались действия нашей 4-й танковой армии, сообщаю, что Москва в эти часы салютует героям наступления. Затем говорю о той чести, которая выпала нам, челябинцам, - первыми войти в областной город, призываю коммунистов и комсомольцев, весь личный состав беспощадно бить фашистов.
      На митинге выступают бойцы, командиры, политработники. В их словах, решительных жестах ощущается глубокая вера в свои силы, в победу.
      Урчат танковые двигатели. Колонна вытягивается по шоссе. Валит густой снег, ограничивая видимость. И вдруг меня осеняет мысль: включить фары - это морально будет воздействовать на врага.
      По рации связываюсь с комбатами. Включены фары, свет с трудом пробивает снежную толщу. Машины мчатся на максимальных скоростях. Давим немецкие обозы. Порой приходится двигаться по узкому коридору между трофейными автомашинами, пушками, автобусами. Бросая технику, гитлеровцы откатываются к Каменец-Подольскому.
      С наступлением ночи врываемся в Должок - пригород Каменец-Подольского и почти без боя овладеваем им. Нам достались богатые трофеи: около пяти тысяч машин разных марок. Улицы запрудили шикарные опель-капитаны, трехосные грузовики, толстопузые штабные и санитарные автобусы.
      С зажженными фарами врываемся на западную окраину города, старая часть которого раскинулась на высоком, обрывистом полуострове. Танк Кулешова первым выскочил на мост, перекинутый через речку Смотрич. На броне танка разведчики. Гвардии рядовой Кочемазов на немецком языке кричал: Каменец-Подольский окружен Красной Армией!
      Гитлеровцы в нижнем белье выскакивают на улицу, но гут же их настигают меткие пулеметные очереди челябинцев. Немцы не поймут, откуда взялись русские танки. Ведь еще утром им говорили, что русские за сотню километров от города и им не быть в Каменец-Подольском. Появление танкистов с запада явилось для них полной неожиданностью.
      Кое-где противник начал оказывать сопротивление. Из переулков нет-нет да и выползали немецкие танки. Но не успевали они произвести и первого выстрела, как вспыхивали от наших снарядов. Однако чем ближе продвигались мы к центру города, тем ожесточеннее становилось сопротивление врага. Особенно упорный бой шел в районе крепости. Здесь фашисты не только отчаянно оборонялись, но и предпринимали контратаки. Ближний огневой бой перерос в рукопашный: челябинцы оттеснили противника. Бои развернулись на многих улицах города. Огнем орудий, автоматами и гранатами гвардейцы прокладывали себе дорогу, отвоевывая дом за домом, перекресток за перекрестком.
      Рядом с нами вели бои Свердловская танковая и Унечская мотострелковая гвардейские бригады, другие части корпуса. Город полыхал в дыму и огне.
      Сражение за город продолжалось всю ночь. Поредели ряды челябинцев, но их удары не ослабевали. На одной из улиц гитлеровцы просочились к дому, который прикрывал подступы к важному перекрестку. Их надо выбить. Но как? Командир взвода гвардии лейтенант Митько первым поднялся во весь рост:
      - За мной, вперед, челябинцы!
      За командиром-коммунистом бросились бойцы. Воины в упор расстреливали гитлеровцев и очистили от них дом.
      Днем 25 марта бои не утихали. Приходилось драться за каждый дом, за каждую улицу. С криками ура гвардейцы смело ходили в атаки, незаметно подбирались к засевшим на чердаках и в подвалах гитлеровцам, штыком, гранатой уничтожали их.
      Наш танк идет мимо сожженного дома, перед руинами которого опустился на колени боец. Мы подошли к воину. Ясиновский мне шепчет:
      - Это танкист Михаил Эльфонд, местный, каменец-подольский.
      - Не успели, товарищи, - обращается к нам боец. - Три года я ждал этой минуты. В этом доме жили мать, отец, сестра Мариам. Теперь нет их...
      Прибежали соседи. Михаил бросается к старухе:
      - Тетя Броницкая, а мои где?
      Она успокаивает Михаила:
      - Мать и отец ушли из дома еще до прихода немцев. А Мариам, - старуха уткнулась в грудь воина, рыдая, - бедная Мариам... Фашисты загубили ее.
      В этом городе Эльфонд родился, на этой земле он сделал свои первые шаги, здесь прошла его юность. А теперь он стоит на еще дымящихся развалинах.
      Эльфонд не плачет, он смотрит на нас застывшими глазами:
      - Товарищ комбриг, дайте мне самое опасное задание, сегодня дайте, сейчас! - Вскинув автомат, воин побежал туда, где шел жестокий бой.
      Огненное кольцо постепенно сжимается. Части добровольческого танкового корпуса настойчиво теснят противника. Фашисты пытаются пробиться на западную окраину. Их многочисленные войска наседают на нашу бригаду. Челябинцам приходится туго. Важно выстоять, удержать занятые позиции.
      Теперь и мой командирский танк вынужден запять оборону в развалинах сожженного дома. В проем окна выглядывает лишь ствол пушки. Со стороны Турецкого вала показалась пантера, за ней крадутся десятка два солдат. Их замысел нам ясен: враг пытается незаметно обойти одну из наших танковых рот.
      Ясиновский становится у прицела. Как всегда, он спокоен. На его лице ни тени волнения. Оборачивается ко мне:
      - Подпустим поближе. Чтобы наверняка.
      Ствол пушки начал медленно перемещаться влево. Резкий выстрел. Снаряд угодил в цель. Пантеру заволокло дымом, и в ту же секунду вспыхнуло пламя.
      Пехота противника, прижатая пулеметным огнем, залегла на мостовой. Выползла еще одна пантера с ребристыми полосами.
      - И этот номер не пройдет, - говорит Ясиновский.
      Внимательно наблюдаем за поведением гитлеровцев. Тем временем начальник штаба Баранов докладывает по радио:
      - Приходько сообщил: немцы отрезали дом, в котором обороняется взвод гвардии лейтенанта Митько. Просит помочь.
      В те дни подобных случаев было немало. Мы теснили немцев, а они порой пробивались через наши боевые порядки, окружали наши подразделения, пытались приостановить наступление советских войск. Попавших в окружение приходилось выручать. Вот и теперь на помощь взводу я выделил два танка и отделение автоматчиков.
      Позже стало известно о подвигах бойцов взвода Митько. Когда взвод оказался отрезанным от роты, гвардии лейтенант в трехэтажном доме организовал круговую оборону. Гитлеровцы постепенно проникли в дом. Бой завязался на лестничных клетках, перенесся на второй и третий этажи. Горстка храбрецов устояла против напора гитлеровцев, удержала дом до подхода подкрепления. Командир взвода, бойцы и сержанты были награждены орденами и медалями.
      ...К утру 26 марта бой несколько ослаб. Гитлеровские вояки целыми ротами сдавались в плен. К обеду Каменец-Подольский был освобожден.
      Богомолов приглашает осмотреть крепость. Было радостно, что нам удалось помешать гитлеровцам превратить ее в руины.
      С обрывистого берега реки Смотрич хорошо видна юго-западная часть города. Еще горят дома, среди брошенной техники по улицам снуют наши танки, самоходные орудия.
      Каменец-Подольский освобожден, но мы знаем: бои за него еще не закончились. Пока что войска 1-го Украинского фронта лишь расчленили группу немецко-фашистских армий Юг: ее 4-я танковая армия отброшена на запад, а левофланговые соединения 1-й танковой армии - на восток.
      Таким образом, севернее Каменец-Подольского окружена большая группировка в составе десяти пехотных, десяти танковых, одной моторизованной дивизии и нескольких других частей. Кольцо окружения было не сплошным и недостаточно прочным. Между флангами частей и соединений существовали разрывы. Ясно, что враг попытается выбиться из окружения.
      Утомленный боями, я лег на топчан, стоявший в углу штабного подвала, и крепко уснул. Под утро сквозь сон слышу - меня кто-то треплет по плечу. С трудом раскрыл глаза.
      - Извини, Михаил Георгиевич, что потревожили. - Узнаю по голосу - говорит командир Свердловской бригады гвардии полковник Н. Г. Жуков.
      Отбрасываю в сторону тулуп, обнимаюсь с комбригом, здороваюсь с начальником политотдела бригады подполковником И. И. Скопом. В это время политотдельцы принесли запись сводки Совинформбюро. Читаем:
      Войска 1-го Украинского фронта, развивая наступление, вчера, 26 марта, в результате стремительного удара танковых соединений и пехоты овладели областным центром Украины городом Каменец-Подольский - сильным опорным пунктом немцев на Днестре. В боях за овладение городом Каменец-Подольский отличились части полковника Смирнова, полковника Жукова, полковника Денисова, полковника Фомичева...
      Не послышалось ли: полковника Фомичева? Может быть, ошибка? Но вот позвонили из штаба корпуса: мне действительно присвоено звание полковник.
      Где ординарец Собко? А вот он, калачиком свернулся в углу и спит крепким сном. Тихонько трогаю Марка Наумовича за плечо. Не слышит. Устал тоже. Почти семь суток не смыкал глаз.
      Я разыскал вещмешок, вынул консервы. Пригласил к столу гостей. Подсели Богомолов, Баранов, Гаськов. Позавтракали. Поздравили друг друга с победой, а меня еще и с новым воинским званием.
      После освобождения Каменец-Подольского не могло быть и мысли о передышке. Окруженная вражеская группировка, нависавшая над нами с северо-востока, дала о себе знать буквально на другой день. И это объяснимо. Ведь через областной город проходила единственная мощеная дорога, ведущая на запад через Оринин и далее на Бучач и Подгайцы. По этой дороге командование противника рассчитывало соединиться с остальными войсками группы армий Юг в районе реки Стрыпа. ...Враг стремился, - как об этом писал командующий 4-й танковой армией генерал Д. Д. Лелюшенко, - любой ценой выбить нас из Каменец-Подольского, Оринина, Жердье и других пунктов, через которые проходило это шоссе с булыжным покрытием. Мы же приняли решение во что бы то ни стало удержать эти пункты в своих руках.
      С 28 марта по 2 апреля происходили ожесточенные бои не на жизнь, а на смерть. Враг непрерывно наносил сильные удары... Но, несмотря на многократное превосходство противника в живой силе и технике, овладеть этими населенными пунктами гитлеровцам не удалось. 4-я танковая армия удержала их в своих руках до конца.
      Исключительный героизм проявляли защитники Каменец-Подольского, когда гитлеровцы сделали попытку вновь овладеть этим городом. 61-я и 63-я танковые, 29-я мотострелковая, 16-я механизированная гвардейские и 49-я механизированная бригады, 121-я стрелковая дивизия, 127, 28 и 56-й танковые полки стояли насмерть{6}.
      Командарм дает высокую оценку мужеству защитников Каменец-Подольского. И они действительно достойны похвалы. Стойко бились с врагом все воины нашей бригады - танкисты, автоматчики, артиллеристы, связисты...
      В те дни мы начали испытывать нехватку боеприпасов: тылы отстали, оказались где-то за окруженной группировкой противника. Ко мне то и дело обращались командиры батальонов и рот:
      - Боеприпасы на исходе. Хватит на один день, не больше.
      Надо было искать выход. Вызываю начальника артснабжения гвардии старшего лейтенанта Иванкова и приказываю собирать трофейное оружие и боеприпасы.
      Из тыловиков, санинструкторов были организованы две группы по сбору трофейного оружия. Одну из них возглавил Иванков, а вторую - спецкорреспондент Челябинского рабочего Львов. Вскоре в роты начали поступать немецкие пулеметы, автоматы, пушки и к ним боеприпасы. Трофейным оружием гвардейцы-челябинцы начали бить наседавших врагов.
      Силы были неравными. Мы ощущали недостаток в танках и орудиях. А держать оборону, когда у тебя мало огневых средств, трудно. За одну ночь мы потеряли чуть ли не все орудия батареи 76-миллиметровых пушек. Помнится, утром я зашел на огневую позицию батареи. Командир первого взвода гвардии лейтенант Игошин, приложив забинтованную руку к головному убору, доложил, что батарея готова сражаться до последнего солдата. Возле разбитого орудия в окопе лежал раненый боец, рядом плащ-палаткой были накрыты погибшие.
      Я приподнял плащ-палатку. В одном из солдат узнал рядового Литовченко.
      - На рассвете убило. Прямым попаданием, - сказал Игошин.
      Я хорошо знал рядового Литовченко. Он был родом из Полтавской области. Помню, он обратился ко мне с необычной просьбой: отпустить на день домой. От Киева - рукой подать, - убеждал меня боец. Через два дня Литовченко возвратился сияющий. Родители живы-здоровы. Марийку, сестричку свою, обнял. Выжили в неволе, прятались в лесах. В городе Гримайлов этот отважный наводчик два танка подбил. Тогда я приказал представить его к ордену Отечественной войны. А теперь вот он, лучший наводчик, лежит, иссеченный осколками.
      Возле другой пушки возится ее командир гвардии старший сержант Левшунов. Высокий, худой. Густая щетина на впалых щеках. Знаю, недавно он получил сообщение, что и второй его сын погиб.
      - Петр Андреевич, здравствуйте.
      Присели на станину. Виду не подает, что устал. Впору бы отдыхать, а он месяцами не выходит из боев. Прошу рассказать о только что прошедшем бое. Петр Андреевич прячет израненные, забинтованные руки.
      - Обычный бой был, товарищ гвардии полковник. Много их на нас шло. Жаль ребят - пять убитых и пять раненых. Еще не успели в санчасть отправить.
      У ног валяются еще не остывшие гильзы, пустые деревянные ящики, пропитанные густой кровью бинты.
      - Тигры находились в ста двадцати метрах от нас. Вначале расчет вел огонь бронебойными - не берет. Из неприкосновенного запаса вытащили последний ящик с подкалиберными. Выстрелили. Тигр закружился на месте. Другой тигр пытался его взять на буксир, но Литовченко и его подбил. Третий тигр вывел из строя двух наводчиков. Тогда я стал у прицела и заставил тигр замолчать. Потом появилась пехота. Гитлеровцы шли в полный рост. Четыре раза они бросались вперед, и четыре раза мы отбрасывали их.
      Подходит командир корпусного минометного полка гвардии подполковник В. К. Зыль:
      - Храбро дрались твои челябинцы. Выручили нас. Фашисты так и не прорвались к огневым позициям батареи, оставили на поле боя более сотни убитых солдат а офицеров и три танка тигр.
      Мы прощаемся с артиллеристами. Идем дальше. На перекрестке полевой дороги - подбитая тридцатьчетверка. Возле нее сидит и плачет механик-водитель гвардии старший сержант Н. С. Балашов.
      Из машины высовывается вымазанный маслом башенный стрелок Н. Стремилов:
      - Амба, все сгорело.
      - Не вовремя, товарищ комбриг. Подбили три танка. Фаустник подполз - и по нас. Буран, не видно...
      Успокаиваю бойцов:
      - Скоро получим новые танки.
      Танкисты берут автоматы и идут в бой.
      В штаб бригады мы возвратились поздно вечером. Начальник штаба сообщает печальную весть:
      - Двадцать девятого марта убит Смирнов, командир Унечской бригады.
      Прощай, боевой друг! Почти год мы шли с Михаилом Семеновичем плечом к плечу. Воевали рядом, а встречались лишь иногда в штабе корпуса. Лихой комбриг. Всегда шел с мотострелками в боевых порядках.
      В то время когда основные силы бригады отражали бешеные атаки фашистов, рвавшихся в Каменец-Подольский, отдельные группы гвардейцев, отрезанные от нас, кочевали по тылам противника. Застрявший танк превращался в огневую точку, тыловые подразделения смело преграждали путь наседавшим фашистам. В те дни многие челябинцы, оказавшиеся в окружении гитлеровцев, показали образцы беззаветной храбрости, мужества и геройства.
      ...Начальник техслужбы бригады гвардии капитан Тисенин собрал бойцов.
      - Нас немного, двадцать три человека. Будем стоять насмерть. Мой заместитель - гвардии лейтенант Белоусов.
      В группе оказались помощник по технике командира роты гвардии лейтенант Хватин, гвардии рядовые В. Дубов, В. Козлов, А. Козлов, экипаж подбитого танка - Белоусов и гвардии сержанты Синец и Рыжов... Утром 3 апреля они направились в деревню Лясковцы. На пути к группе присоединился расчет 45-миллиметрового орудия на конной тяге.
      Гвардейцы подошли к деревне.
      - У нас много немцев, - сказала хозяйка крайней хаты. - Только сейчас фашисты схватили двух партизан, готовят им виселицу.
      - Освободить! - принял решение гвардии капитан Тисенин.
      Челябинцы скрытно стали пробираться по огородам.
      Столпившиеся фашисты не подозревали о нависшей над ними угрозе. Тисенин подал команду, и группа бойцов открыла огонь из автоматов. Каратели, охваченные паникой, пытались укрыться в избах. Но не успели. Стремительная атака гвардейцев завершилась разгромом карателей. В схватке особо отличился гвардии рядовой Балашов: он уложил несколько эсэсовцев. А Тисенин убил из пистолета фашистского офицера, мчавшегося по улице на коне.
      Тем временем продолжались тяжелые оборонительные бои под Каменец-Подольским. Вражеские соединения и части, встретив здесь упорное сопротивление, начали обходить город с севера. Ко 2 апреля им удалось выйти в район Борщова, что находится между Каменец-Подольским и Бучачем.
      Срочно - на Бучач!
      В наспех оборудованную землянку с трудом протиснулся рослый капитан связной из штаба корпуса.
      - Едва нашел вас, - стряхивая снег с полушубка, сказал офицер.
      - Небесная канцелярия подвела, - невесело пошутил я.
      Действительно, погода в те дни нас не баловала. То лил дождь, то валил мокрый снег. И вдруг завьюжило, поднялся сильный буран. Немцы не раз скрытно пытались подобраться к позициям, чтобы расстроить наши боевые порядки и пробить брешь в обороне.
      Помнится, в один из таких дней неожиданно на полевой дороге появился длинный вражеский обоз. Неистовствовала пурга, снег слепил глаза. Мне позвонил начальник штаба третьего батальона офицер А. Т. Злобин.
      - Немцев тьма-тьмущая! - доносится из трубки его взволнованный голос, обозы, пешие колонны солдат идут напролом.
      - Анатолий Терентьевич, не дайте им проскочить.
      Наперерез противнику устремились тридцатьчетверки. На головы фашистов посыпались мины. Уже в первые минуты колонна была рассечена надвое, передние повозки, наткнувшись на огневую стену, беспорядочно растекались по полю и увязали в снегу и болоте. Враг попятился назад, но было уже поздно: танки начали сминать хвост. Кольцо сжалось, немцы подняли руки. Богатые трофеи достались нам. Мы пополнили запасы продовольствия.
      Справа от нашей бригады свердловчане добивали разрозненные немецкие части. Рядом в упорных боях Пермская бригада изматывала потрепанные фашистские подразделения. Наша оборона выстояла, не изломалась. Но части 1-й танковой армии противника, действуя севернее Каменец-Подольского, рвались на запад, навстречу своим войскам, которые наносили удар из района Подгайцы, Бучач. Ценой огромных потерь в живой силе и технике врагу удалось все же соединиться с подгайцевской группировкой в районе Бучача и на реке Стрыпа.
      Связной офицер вручает пакет. Вскрываю. Нашей бригаде приказано передислоцироваться срочно на Бучач!
      - А как другие бригады? - спрашиваю у капитана.
      - Тоже снимаются. Целиком корпус перемещается в тот район.
      Позднее мне станет известен приказ командующего 1-м Украинским фронтом от 6 апреля 1944 года, в котором говорилось: 4-й танковой армии, подчинив себе 147-ю стрелковую дивизию, форсированным маршем выдвинуться на автомашинах на западный берег р. Стрыпа, нанести удар на Подгайцы и отбросить противника на р. Коропец{7}.
      И вот все приходит в движение.
      Связисты поспешно сматывают телефонный кабель. Уходят с огневых позиций артиллеристы, минометчики, пехотинцы оставляют наспех оборудованные окопы.
      Машины, оставляя глубокие следы на мягкой пахоте, вытягиваются в колонну вдоль обочин. На виллисе спешу в голову колонны. Навстречу попадается спецкор Челябинского рабочего Михаил Львов.
      - Едем с нами, Миша, - приглашаю поэта.
      - С радостью, Михаил Георгиевич, но сейчас не могу.
      - А кто же нам будет трофейные боеприпасы собирать? - шутливо спрашиваю.
      Михаил широко улыбается. Мы прощаемся. Этот отважный человек помогал как мог. И в атаку ходил с мотострелками, и стихи читал разведчикам, и вместе с саперами проходы проделывал в минных полях, и был инициатором сбора трофейного оружия и боеприпасов.
      Бригада стремительно движется по шоссе. По сторонам дороги - битая немецкая техника. Зияют рваные дыры в хваленых тиграх, опрокинуты в кювет зенитные пушки, беспомощно застряли в грязи тяжелые грузовики. Все это дело рук наших артиллеристов: они уничтожили более трех десятков танков и штурмовых орудий, несколько сот автомашин.
      Ночью подразделения бригады заняли исходные позиции на высоте. Впереди виднелась деревня Зелена, а за ней болотистая пойма речушки. Мы знали, что противник располагает небольшими силами, прикрывающими деревню. Основной же его узел сопротивления был за рекой. Там немцы укрепились на высоте, соорудили несколько дзотов, поставили в окопы танки.
      Мы с начальником штаба склонились над картой.
      - Трудновато придется, - заметил Баранов.
      Не скрою, и я с опаской поглядывал на отметку 199,4, обозначающую высоту. Она господствует над прилегающей к деревне местностью. Обойти ее? Не удастся. В мокрых снежных сугробах погубим всю технику. Было решено на рассвете атаковать высоту с флангов. На опушке леса расположили несколько танков. Подтянули батарею 76-миллиметровых орудий. Отрыли окопы автоматчики, позади них оборудовали огневые позиции минометчики.
      Час назад в сторону высоты ушли разведчики с группой автоматчиков. От них пока никаких вестей. Саперы соорудили шалаш, и офицеры штаба, зябко кутаясь в полушубки, разрабатывали план боя.
      Далеко за полночь. Возвратились разведчики и автоматчики, привели пленного. Нескладно длинный, в короткой шинели, разбитых сапогах, немец не то от страха, не то от холода дрожит. Он хорошо осведомлен об организация обороны высоты, расположенных на ней огневых средствах и охотно отвечает на все вопросы, задаваемые переводчиком гвардии рядовым В. С. Кочемазовым.
      Пленного увели, а разведчики не уходят почему-то отдыхать. Сидят молча. На лице у старшего сержанта А. С. Бабкина заметна грусть.
      - Афанасий Сергеевич, радоваться надо. Видную птицу взяли в плен. А ты нос повесил.
      На глазах у разведчика появились слезы.
      - Товарища потеряли, автоматчика Исабетинского, друга-земляка. Разрывная навылет.
      Да, потеря боевого друга всегда отзывается болью в сердце.
      Мы вырыли могилу, опустили в нее обернутое в плащ-палатку тело рядового Исабетинского. Троекратные выстрелы разведчиков слились с орудийными раскатами и автоматными очередями. Над свежим холмиком появилась дощечка, на которой химическим карандашом была сделана надпись: Здесь похоронен доброволец Исабетинский из Челябинска. Погиб в боях за Родину. Апрель 1944 года.
      Пехота и танки покидают опушку, идут в атаку, сопровождаемые артиллерийским и минометным огнем. Нас осыпают осколки разорвавшегося снаряда: гитлеровцы открыли ответный огонь. Над головой щелкают разрывные пули. Недалеко от нас падает сраженный боец. К нему бегут санитары...
      Силы явно неравные. Жаль, мало артиллерийских орудий. В оврагах залегли автоматчики, за бугорками укрылись танки. Перестрелка не утихает. Нам неожиданно повезло. На полевой дороге появились катюши.
      - Выручай, браток, - обратился я к вышедшему из машины офицеру. - Люди под огнем гибнут, ударь-ка по высоте.
      - Минуточку, - отвечает капитан.
      Он связывается с кем-то по радио. Затем следуют короткие команды. Грохот взрыва, дым, пламя. Огненные языки потянулись к высоте, а вскоре бригада без особого труда ворвалась в деревню и полностью пленила фашистский гарнизон.
      Меня вызвали в штаб корпуса. Захватил с собой двух автоматчиков: обстановка сложная, всякое может случиться. Виллис с трудом преодолевал заболоченные лощины. Впереди появилась грузовая машина. Подъезжаем. Вижу машина нашей бригады. Рядом, у пушки с разведенными станинами, бойцы. В одном из них узнаю гвардии старшего сержанта Петра Левшунова. Он, вытирая паклей масленые руки, неторопливо рассказывает о только что прошедшем бое.
      - Глядите, вон те навсегда остались на украинской земле.
      На краю неубранного кукурузного поля еще чадили две пантеры.
      - И нам досталось маленько. Осколком порван шток накатника. Что делать ума не приложу.
      В нескольких метрах от дороги расположился медсанвзвод. Раненых немного человек семь-восемь. Медики уже успели сделать им перевязки. Я подзываю Левшунова.
      - Бери раненых и езжай на своей автомашине в госпиталь. В том районе корпусные склады. Возьмешь запчасти для пушки и боеприпасы - и назад в бригаду.
      - Есть, товарищ комбриг!
      Наш виллис катит дальше. Где-то недалеко слышна стрельба. Дорога взбегает на бугорок. Слева от нас показывается какая-то машина. Она быстро приближается к нам. Останавливаемся. Вскидываю бинокль. Своя или чужая - не поймешь. На кузов натянут тент.
      Вроде бы шевроле. Метрах в сорока от нас грузовик остановился, и на землю спрыгнули несколько гитлеровцев. Раздались автоматные очереди. Я прыгнул в небольшую воронку и бросил в машину лимонку. Загорелась машина, попадали на землю убитые. Два оставшихся в живых гитлеровца подняли руки.
      В штабе корпуса меня ознакомили с обстановкой, с данными о противнике, его намерениях. Начальник штаба передал приказание командира корпуса: прочно обосноваться на реке Стрыпа, не отступать ни на шаг. Слушая гвардии полковника Лозовского, я думал о событиях последних дней. Части корпуса прошли большой путь - более трехсот километров, да еще по раскисшим дорогам и полям, освободили сотни населенных пунктов. Конечно, не обошлось и без потерь. Теперь для наступления силенок маловато. Вот почему командование решило перейти к обороне.
      На обратном пути в бригаду я снова встретил Левшунова. Вид его теперь был жалким: шинель изрешечена осколками, одна пола болтается. Сам сержант устало передвигал ноги.
      - Что случилось? Докладывайте.
      Выяснилось, что, благополучно доставив раненых в госпиталь и погрузив боеприпасы, машина по дороге в бригаду попала под бомбежку и загорелась. Вот-вот должен был произойти взрыв. Осколками ранило Колосаева, Виноградова и Уфимцева. Погиб Мартынец.
      Левшунов, рискуя жизнью, успел оттащить раненых в безопасное место, оказал им первую медицинскую помощь, а затем на попутной санитарной машине отправил друзей в тыл.
      Командир орудия умолк, понурив голову. Он досадовал, что не удалось сбить с машины пламя пожара.
      - Благодарить тебя надо, Петр Андреевич, людям жизнь спас.
      Обоюдные атаки продолжались до 18 апреля. Но удары врага становились все слабее. Окруженная группировка гитлеровцев, измотанная советскими войсками, таяла с каждым днем, пока не закончила своего существования.
      По раскисшим дорогам брели пленные. А мы торжествовали: над советской Подольщиной взвились красные флаги.
      В один из дней нашей бригаде были переданы все уцелевшие танки 4-й танковой армии. Мой заместитель по технической части гвардии майор Дуэль недовольно бурчит:
      - Металлолом челябинцам передали.
      Успокаиваю заместителя:
      - Ничего, товарищ Дуэль, подремонтируем, подлатаем - и опять танки будут что надо. - Говорю, а у самого на душе кошки скребут. Тридцатьчетверки сильно поизносились. У многих из них моторесурсы на исходе. Им бы впору в капитальный ремонт.