Больше чем блондинка

      – Ciao, bella. – В перерыве между клиентами ко мне подошел Массимо.
      – Это что, название кафе-мороженого?
      – Очень смешно! Как, готова к собранию?
      – А ты знаешь, в чем дело?
      – Не знаю и знать не хочу. – Он осторожно снял с моей руки пластиковую перчатку и поцеловал покрасневшую кожу. – Зато потом мы поедем на Мотт-стрит…
      – Тш-ш-ш! – зашипела я, нервно оглядываясь по сторонам. А что, если кто-то слышал?
      – Не бойся, Джорджия, – проговорил Массимо, а в глазах промелькнуло разочарование. Какая же я дура! Надо больше доверять тем, кто меня любит.
      – Просто хотел тебе кое-что показать. – Явно расстроенный, Массимо пошел на свое место. В кресле уже сидел известный актер. После долгих уговоров жена все-таки убедила его сделать новую стрижку…
      День тянулся скучно и бестолково, и вот наконец пробило шесть. Наверняка в здании «Эн-Эн» есть и другие актовые залы, но этот был оборудован специально для салона «Жан-Люк». Бордовый и светло-серый плюш, тяжелые шторы на окнах, мягкие кресла вокруг стола с темной полировкой.
      Один за другим мы заняли свои места. Двадцать человек, сплошь старшие менеджеры и стилисты: Фейт, Софи, Энрике, Кэтрин, ребята помоложе – можно сказать, краса и гордость салона «Жан-Люк». Сам маэстро, как всегда, опаздывал, и я, чтобы хоть немного отвлечься, разглядывала черно-белые фотографии на стенах. Кажется, Прованс.
      Прошло двадцать минут, и наконец появился Жан-Люк в сопровождении миссис Эн-Эн и двух ее помощниц. Все женщины в одинаковых темно-синих костюмах. Неужели в «Эн-Эн» форма? Жан-Люк выглядел плохо и держался неуверенно. Никогда его таким не видела. Что стряслось?
      Маэстро занял место во главе стола, миссис Эн-Эн рядом. Опустив подбородок на переплетенные пальцы, Жан-Люк оглядел собравшихся.
      – Случилось нечто ужасное, – откашлявшись, начал он.
      Сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Из-за чего это наш шеф так нервничает и злится?
      – Среди нас оказался предатель!
      От страха я перестала дышать. Как он узнал? Мы ведь были так осторожны! Я не решалась посмотреть ни на Массимо, ни на Патрика. Ладони тряслись, и я спрятала их на коленях.
      – От нас ушел Ришар. – Собравшиеся удивленно заохали. – И он увел с собой Сэма и Амели.
      Жан-Люк побагровел от гнева, глаза метали молнии.
      Я по-прежнему не решалась посмотреть на Массимо, но Патрик сидел напротив, так что мы переглянулись. Кажется, он чувствовал то же самое: леденящий страх, потом шок и наконец огромное облегчение. Надо же, Ришар! Он ведь вроде как дружил с Жан-Люком! Накануне Ришар с Джейн Хаффингтон Кук и Жан-Люк с Кэтрин вместе ужинали в ресторане. Представляю, как бесится маэстро!
      – Он открывает салон на Пятой авеню, – сообщила одна из помощниц миссис Эн-Эн.
      – Я сам сообщу об этом своим служащим! – вскричал Жан-Люк, и женщины удивленно переглянулись. Наверное, корпоративный этикет «Эн-Эн» запрещает повышать голос на коллег. Интересно, какие еще правила у них существуют? Я вспомнила записку на фирменном бланке, платки цвета бургунди с инициалами Жан-Люка, которые надлежало носить в рабочее время. Можно как носовой платок, можно как шейный, главное – «демонстрировать принадлежность к компании». Одна из ассистенток повязала его на колено, наподобие банданы, но получила строгое взыскание.
      – Ничего у него не получится! – злорадно улыбался маэстро. – На что только надеется этот Ришар? Что откроет салон у меня под носом? Наверное, считает, это так легко? Кто из вас с ним согласен?
      Жан-Люк хищно оглядел собравшихся, дольше всего задержавшись на Массимо.
      – Знаете, сколько клиентов в день нужно обслужить, чтобы только покрыть аренду? Знаете? Я скажу вам – сто пятьдесят! Это только чтобы аренду покрыть! Я раздавлю Ришара! – Жан-Люк ударил кулаком по столу. – Раздавлю, как грязного таракана!
      Перед глазами потемнело, страх ледяными щупальцами сжал мое сердце. Слов Жан-Люка я больше не слышала, а видела не разгневанное лицо маэстро, а здание на Мотт-стрит с большими окнами и высокими потолками. Ремонт еще не закончен, но получается именно так, как хотелось мне. Еще пара месяцев, и появятся камины, комнатные растения, даже небольшой зимний сад, где клиенты будут пить кофе. Я представила себе уютные кресла, люстру, найденную Патриком на блошином рынке, а потом – огромное пушечное ядро, уничтожающее то, что мы с таким трудом создавали.
      Боже, на что мы надеемся? Жан-Люк – парикмахер с мировым именем, теперь за его спиной мощная корпорация. А мы кто? Зарвавшиеся выскочки! Нужно радоваться тому, что есть. Побаловались – и хватит! Ни к чему хорошему самостоятельность не приведет. Жан-Люк проглотит нас с потрохами.
      – Кто не со мной, тот против меня, – услышала я голос маэстро. – Всем понятно?
 
      Патрик, Массимо и я шли по Мэдисон-авеню. «Барнис», итальянский ресторан, бутик, славящийся эксклюзивными платьями… То, что мы ищем, – на углу Мэдисон и Шестьдесят четвертой. Окна второго этажа заклеены плотной бумагой, а в центре вывеска, сообщающая о скором открытии пиццерии.
      – Н-да, соригинальничать не получилось, – прервал затянувшееся молчание Патрик.
      – Что? – раздраженно переспросил Массимо. – Не болтай чепуху! Наш салон будет совсем другим, во-первых, это центр, а во-вторых, у Ришара иной стиль…
      – Я имел в виду вывеску.
      – А…
      – Не вставай на дыбы.
      – Извини! – пробормотал Массимо и повернулся ко мне: – Поехали на Мотт-стрит, хочу кое-что тебе показать…
      Не могу я с ним ехать, просто не могу. В голове полная каша, и впервые со дня знакомства с Массимо мне захотелось побыть одной.
      Он уже ловил такси.
      – Стойте! – закричала я.
      Парни удивленно на меня посмотрели.
      – Мне нужно домой, – чуть спокойнее сказала я.
      Массимо пристально на меня посмотрел. Конечно, он впервые слышал нечто подобное. Я ведь практически жила у него, считая домом его квартиру, а на своей не была уже несколько месяцев.
      – Что случилось?
      – Ничего, просто бумажная работа поднакопилась. Сами знаете, всякие счета… Сегодня постараюсь со всем разобраться.
      Я поймала на себе взгляд Патрика. Он знает меня лучше всех на свете и точно понял, почему мне неожиданно захотелось побыть одной. Вид у него был грустный и разочарованный.
      – Встретимся завтра утром, ладно? – с преувеличенным энтузиазмом проговорила я. – Позавтракаем и сразу на Мотт-стрит.
      Массимо кивнул. Нет, не могу я больше это выносить! Нужно побыть одной и хорошенько все обдумать. Я чмокнула Патрика в щеку, затем Массимо в губы, шепнула: «Я люблю тебя», – и, поймав такси, поехала к себе.
 
      Ну и пылища! Пыль на кофейном столике, чемоданах, подоконниках… Окна зашторены, на телефоне мигает красный огонек автоответчика. Странно! Все давно звонят мне либо в салон, либо к Массимо…
      «Сообщение для Джорджии Уоткинс. За вами числится задолженность по оплате электроэнергии. В случае неуплаты…»
      Следующее:
      «Мисс Уоткинс, беспокоят с кабельного телевидения. Мы не получили чек за…»
      Хватит! Я выключила автоответчик. Стало еще хуже. Неоплаченные счета – это непростительно. Надо же, так увлеклась новым салоном и романом с Массимо, что обо всем на свете позабыла…
      В холодильнике пустота, только одинокий, давно испортившийся йогурт.
      – Срочно возьми себя в руки! – пробормотала я, затем быстро разулась и заказала китайскую еду, слава Богу, телефон не отключили.
      До одиннадцати вечера я ни разу не вспомнила про салон на Мотт-стрит. Сначала оплатила все счета, а потом как заведенная скребла, чистила, убирала. Наконец присела на застеленную чистым бельем кровать и принялась за давно остывшую свинину под сладким соусом. Может, позвонить Массимо? Я набрала номер и тут же положила трубку. О чем говорить? Вряд ли он поймет, что мне страшно. Пока окончательно не запуталась, нужно с кем-то поделиться, но беда в том, что два самых близких человека помочь не смогут…
      Я снова взялась за телефон. Для Википими, где спать ложатся с курами, уже очень поздно, но обратиться больше не к кому. Срочно нужна мама…
      Дорин взяла трубку после первого же гудка.
      – Салон «У Дорин», чем могу вам помочь? – сонно проговорила она. Кажется, у нее рефлекс выработался!
      – Мама, привет!
      – Джорджия? Что случилось?
      – Ничего не случилось, – соврала я. На другом конце провода тихо. Дорин ждет, прекрасно понимая, что в одиннадцать вечера я не стала бы звонить просто так. – Все плохо, – призналась я наконец.
      – Ну, детка, расскажи мне все.
      Зажмурившись, я мысленно перенеслась в Википими. Мама зажигает лампу на туалетном столике, в ее спальне так уютно и тепло… На Дорин толстовка с символикой Бостонского университета и протертые на коленях пижамные штаны.
      – Я боюсь, боюсь, что ничего не получится! – зарыдала я. – Дело не в том, что я не хочу… Просто страшно. Вдруг ничего не выйдет? Не могу я больше!
      – Ш-ш, милая, успокойся. Чего именно ты боишься?
      Голос Дорин, словно бальзам, успокаивал мои расшалившиеся нервы, но я продолжала реветь. В ту ночь мне казалось, весь мир катится в тартарары.
      – Наш салон… Я не могу…
      – Деточка, сделай глубокий вдох.
      Борясь со слезами, я набрала в легкие побольше воздуха. Один вдох, потом второй…
      – Так-то лучше! – проговорила мама. – А теперь расскажи, что случилось.
      Мама в курсе последних событий. Вернувшись из Парижа, мы с Массимо рассказали ей о нашей находке, потом об обмане Жан-Люка, потом о мистере Кее и здании на Мотт-стрит. Признаюсь, Дорин очень меня удивила. Я-то думала, она воспримет нашу затею в штыки, а оказалось совсем наоборот. «Этот Жан-Люк мне сразу не понравился. Такие, как он, могут в любой момент гадость выкинуть». Дорин оказалась права, как всегда, права.
      – Мне страшно… – наконец выдавила я.
      – Почему?
      – А что, если с салоном ничего не выйдет? Я так боюсь… Боюсь, что клиенты к нам не пойдут, что не будет прибыли и мы обанкротимся, что Жан-Люк подложит свинью, еще что…
      – Сколько страхов! – рассмеялась Дорин. – Давай разберемся со всем по порядку.
      – Не хочу отделяться! – выпалила я и, как после исповеди, почувствовала облегчение.
      Мама молчала, наверное, решила глотнуть воды. На туалетном столике у нее всегда бутылка минералки.
      – Понимаю, тебе страшно, – проговорила она. – Но, чтобы чего-то добиться, часто приходится идти на риск.
      – Знаю, – малодушно ответила я, думая совершенно о другом. А что принес риск тебе, мамочка? Огромные долги? Годы беспросветной работы?
      – Ни о чем, что сделала, не жалею, – прочитала мои мысли Дорин. – Сожалею только о несделанном.
      – Я уже все решила…
      Это правда. Мне нужно было услышать не совет Дорин, а приговор собственной мечте.
      – А Массимо знает?
      – Еще нет.
 
      Следующее утро выдалось на удивление ясным и солнечным. Странно, но в самые трудные дни моей жизни стоит отличная погода. Лучше бы дождь пошел, по крайней мере это соответствовало бы настроению. В восемь зазвонил телефон. Неужели из телефонной компании? Нет, Массимо, добрый, отзывчивый Массимо. Надеюсь, он поймет, почему я бросаю его в такую минуту. «Жан-Люк» – мой второй дом, да и сам маэстро не так плох, как кажется. Я старательно припомнила все хорошее, что видела от него за десять лет. Какие шикарные рождественские вечеринки он устраивал! А самое главное – пригрел никому не известную девушку из Википими и дал ей шанс.
      – С добрым утром, bella mia! – проговорил Массимо. Похоже, он уже давно на ногах.
      – С добрым утром!
      – Как насчет капуччино с горячими круассанами?
      – Только что встала, – зевнула я. – Буду готова через полчаса.
      – Тогда в обычном месте, ладно?
      – Ладно, – грустно вздохнула я. Обычное место – маленькое кафе на Принс-стрит, недалеко от будущего салона. Мы уже представляли, как будем там каждое утро завтракать…
      – У тебя все нормально?
      – Да, конечно.
      – Приготовил тебе сюрприз! – радостно объявил Массимо.
      Что еще за сюрприз? Его самого ждет сюрприз, причем пренеприятный!
      Я быстро оделась и, даже не причесавшись, бросилась на улицу. Меньше всего на свете мне хотелось заставлять Массимо ждать. Наверняка уже сидит у окна, читает газету и каждую минуту смотрит на часы.
      Увидев меня в дверях, он уважительно поднялся. Боже, ну прямо идеальные манеры! Не то что у парней из Википими… Меня уже ждали круассаны и дымящийся кофе.
      – Я соскучился, – проговорил Массимо, взяв меня за руку.
      – Я тоже, – хрипло отозвалась я. На душе кошки скребли. Милый, мой любимый Массимо! Лицо такое усталое, родное. Потянувшись через стол, я убрала с его лба темную прядь. На светло-оливковой коже появились первые морщинки. Как же я их раньше не замечала?
      – Ну как, успела сделать то, что хотела?
      – Да, – отвела глаза я, – на квартире был ужасный бардак и куча неоплаченных счетов. Еще немного – и телефон бы отключили!
      – Вот поселимся вместе, и все изменится!
      – Да, скорей бы! – с чувством сказала я. На такой риск я пойду. Да разве это риск: с Массимо я как за каменной стеной.
      – Представляешь, будем вместе просыпаться, вместе ходить за работу! Я так долго об этом мечтал…
      – Массимо… – Сердце понеслось галопом.
      Он жестом попросил у официантки счет.
      – Знаешь, я…
      – Ты допила капуччино?
      – Нет еще.
      Массимо поднялся с места. Нужно его остановить, нужно набраться смелости и сказать то, что решила. Но как же себя заставить? Обратного пути уже не будет…
      – Подожди, хочу кое-что тебе сказать. – Горло судорожно сжалось, по щекам потекли слезы. – Я не могу!
      – Что не можешь? О чем это ты? – Массимо снова сел.
      – Уйти из «Жан-Люка»… Быть партнером вам с Патриком.
      – Джорджия, что ты такое говоришь?
      – Я передумала.
      – Ради всего святого, почему?!
      – Потому что очень боюсь! Наверное, мне это просто не по силам…
      Мы через многое вместе прошли, но таким Массимо я еще не видела. Лицо осунулось, за минуту он постарел лет на двадцать.
      – Все понятно, – кивнул он. – Конечно, тебе страшно. Не беспокойся, bella. Все будет в порядке, наш салон…
      – Массимо, я серьезно! Правда, не могу! – Голос дрожал, но я решила идти до конца. Уж слишком меня напугал Жан-Люк.
      – Bella, bella. – Пытаясь успокоить, Массимо взял меня за руку. – Все будет в порядке.
      – Нет, не будет… Я все уже решила!
      Массимо отпустил мою руку и откинулся на спинку стула.
      – Ты серьезно? – только и спросил он.
      – Да.
      – Неужели бросишь нас в такой момент?
      – Выходит, что да.
      – Доверяешь Жан-Люку больше, чем мне?
      – Массимо, дело не в доверии. Просто…
      – Нет, именно в доверии, других вариантов нет. Думаешь, мне не по зубам то, на что я замахнулся?
      – Я только…
      – Тогда скажи, скажи это сама!
      – Прекрати, пожалуйста! – взмолилась я.
      – Ну давай, скажи! – раскачиваясь на стуле, повторил Массимо. Он неосторожно задел локтем фарфоровое блюдце, которое упало на пол и, естественно, разбилось.
      Я нагнулась, чтобы собрать осколки. Надо же, блюдце разбилось почти пополам… К столику подошла официантка, однако, увидев наши лица, покачала головой и поспешно ретировалась.
      – Будь ты уверена, что с салоном все получится, ни за что бы нас не бросила, – съязвил Массимо. – Никаких страхов не появилось бы!
      – Ладно, хорошо…
      – Что хорошо?
      – Ты прав.
      – Значит, ты действительно мне не доверяешь.
      – Не только тебе, Массимо. Я даже самой себе не доверяю!
      – Тогда и говорить не о чем. – Резко поднявшись, он бросился к двери.
      – Подожди, пожалуйста!
      Массимо уже взялся за дверную ручку. Боже, он уходит! Что же делать?!
      – Не уходи, прошу тебя!
      – Для кого я все это затеял? – задыхался от гнева Массимо. – Для тебя, для нас! Без доверия ничего не получится, ничего! – Он хлопнул дверью и вышел.
 
      Несколько минут я сидела, пытаясь привести в порядок дыхание. Мой уютный мирок превратился в голую пустыню. В глазах потемнело, голова кружилась. Что я наделала? Хотела защитить себя, обезопасить, а что вышло? Жизнь себе испортила! Кое-как поднявшись, я вышла на улицу. Ярко светит солнце, воздух чистый и свежий. Я прошла по Принс-стрит к обувному, который открыли всего неделю назад. Босоножки на низком каблуке, яркие сандалии, шлепанцы. Несколько метров – и я на Мотт-стрит. Ноги сами несут меня к салону. Неужели нравится себя мучить? Солнечные лучи играют на витражах собора Святого Патрика. А вот и салон. Штукатурка, строительные леса, вроде бы все как обычно… Нет, что-то изменилось, но что именно? «Хочу кое-что тебе показать. Тебя ждет сюрприз…» – словно издалека донесся голос Массимо.
      Я подошла поближе и, прищурившись, стала смотреть на большую вывеску. Крупными белыми буквами на вывеске было написано: «У Дорин».

Во тьме

      Никогда не задумывалась над смыслом выражения «Из огня да в полымя». Это ведь просто слова… Зато после ссоры с Массимо пришлось не только задуматься, но и через себя пропустить. Везде, абсолютно везде мерещились пустые глаза Массимо. Сколько в них упрека, боли, разочарования! Он старательно меня избегал, а когда я пыталась с ним заговорить, демонстративно отворачивался и уходил. Нет, он не из тех, кто ругается и брызжет слюной, но разве от этого легче? На следующий день после ссоры в кафе мне прислали коробку с вещами из его квартиры. Все до зубной щетки, а вот записки я не нашла.
      Патрик тоже обиделся, но хоть разговаривать со мной не перестал. В отличие от Массимо он понимал, почему я так поступила. Те, кто вырос в холодной глуши Нью-Хэмпшира, вообще отличаются осторожностью и нерешительностью. Наверное, эти качества передались мне вместе со светлыми волосами и веснушками.
      А вот Массимо… У него совсем другая генетика, он не хотел и даже не пытался меня понять. Кто мог подумать, что он воспримет все так близко к сердцу? Я-то наивно надеялась, что смогу сохранить и работу в «Жан-Люке», и любовь Массимо…
      – Он ведет себя так, будто его обманули или предали, – жаловалась я Патрику, щедро поливая слезами поп-корн.
      – Ну, в каком-то смысле он прав.
      – Как ты можешь так говорить!
      – Так и получается! Раз не идешь с ним до конца, значит, не доверяешь.
      – Дело не в том, что я не доверяю ему или тебе, а в том, что…
      – Ерунда! – рявкнул Патрик. Кажется, он злится сильнее, чем я думала. – Если бы салон открывал Жан-Люк, ты бы, не задумываясь, к нему побежала!
      – Это совсем другое дело!
      – Правда? И в чем разница?
      – Жан-Люк уже доказал, что может… – не решилась закончить я и глотнула пива. – С ним… с ним нет никакого риска…
      – Ну! – закричал мой приятель. – Ты не хочешь ничем рисковать, ничем, совершенно ничем!
      – Как…
      – Ты что, вообще ничего не понимаешь?! Мы с Массимо доверились тебе, хотели сделать полноправным партнером… Только твой талант и все, никакого денежного взноса!
      Я молча глотала слезы. А что тут скажешь? Патрик прав…
      – Он по-прежнему хочет назвать салон «У Дорин», – глухо объявил Патрик.
      Я покачала головой, словно пытаясь избавиться от наваждения. Сидящие у барной стойки парни радостно загалдели.
      – Почему? Мне от этого еще хуже!
      – Не знаю, – пожал плечами Патрик. – Может, надеется, что ты передумаешь, а может, ему нравится название.
      – А тебе?
      Красивые губы растянулись в грустной улыбке.
      – Ты же знаешь, как я люблю твою мать. Хотя скрывать не буду: мое отношение к тебе изменилось.
      – Ну пожалуйста, не надо! Я не хочу с тобой ссориться!
      – Я тоже, детка, но ты сильно меня обидела.
 
      Массимо и Патрик готовились к уходу. Точной даты я не знала, а они мне не говорили. Наверное, недели через две. В салоне они держались подальше друг от друга и почти не разговаривали, чтобы не возбуждать подозрений. А меня полностью игнорировали. Каждый день становилось все труднее и труднее. Даже работать расхотелось.
      – Что случилось? – спрашивали все клиентки подряд. Бедфорд, Пять городов, Шорт-Хиллз, Манхэттен – все сгорали от нетерпения.
      – Ничего, – сипела я. В довершение ко всему угораздило простудиться. Глаза красные, из носа течет. Надо же, когда нужно выглядеть на все сто, чтобы Массимо понял, что теряет, я совершенно расклеилась.
      А потом по «Жан-Люку» поползли слухи, что мы расстались. В салоне всегда о чем-то болтают, а в нашем случае все было более чем очевидно. Массимо со мной не разговаривал, а если возникала потребность, передавал через ассистентов.
      – Массимо просит сделать волосы миссис Зет светлее.
      – Массимо считает, что блонд должен быть лимонным, а не золотистым.
      С каких пор он меня учит?
      – Массимо думает, что каштановый подойдет больше.
      – Массимо говорит, корни остались непрокрашенными.
      Я терпела-терпела – и взорвалась:
      – Может, хватит играть в испорченный телефон?! Если есть что сказать, пусть сам говорит, а не передает через третьи руки!
      В мгновение ока новость разошлась по всем клиенткам.
      – Милая, мне так жаль, что вы с тем симпатичным итальянцем расстались! – сочувственно вздыхали они. Пытаясь утешить, дамы заваливали меня подарками: шоколадом, шампанским, бижутерией.
      – Джорджия, детка, только не падай духом!
      Решив, что так дальше продолжаться не может, я прошла вслед за Массимо в подсобку. К счастью, никто не подслушивал.
      – Массимо, пожалуйста, так больше не может продолжаться! Давай поговорим!
      – А кто виноват? – В карих глазах вспыхнуло негодование. – Нет, прости, не могу. – Он достал из холодильника белковый коктейль.
      – А когда сможешь? – не отставала я. – Ничего не изменилось. Я все так же люблю тебя!
      Он молча налил коктейль в фарфоровую чашку и пошел к двери.
      – Представь, что сейчас мы на одном берегу океана, – не оборачиваясь, проговорил Массимо. – Переберемся на другой – тогда и поговорим.
      Он вышел из подсобки, плотно закрыв за собой дверь.
      Что имел в виду Массимо? Неужели у нас есть надежда? От отчаяния я не знала, за какую соломинку цепляться. Вроде бы он меня не возненавидел! Только бы океан не оказался слишком глубок и наша утлая лодчонка не пошла ко дну.
 
      Жаркое летнее утро. Понедельник. Пахнет раскаленным асфальтом. Недалеко от здания «Эн-Эн» ведутся ремонтные работы. Бам-бам-бам-бам! И так целый день. Уши закладывает даже на последних этажах небоскреба. Почему я работаю в такой ужасный день? По понедельникам клиентов немного, а сегодня вообще нет желающих просидеть в душном салоне два часа, чтобы сделать укладку, которая через пять минут развалится.
      А я работаю. Так уж повелось в «Жан-Люке»: по понедельникам выходят все старшие стилисты и колористы. Спрашивается, зачем?
      Массимо и Патрик взяли выходной. С одной стороны, мне было легче, а с другой – страшно одиноко. А скоро они уйдут навсегда… Казалось, салон лишился души и сердца, хотя остальным, похоже, все равно. Фейт, Кэтрин и даже Жан-Люк ведут себя, будто ничего не случилось.
      Парни, наверное, на Мотт-стрит. Салон (язык не поворачивается назвать его «У Дорин») готов к открытию. В минувшие выходные я, поддавшись искушению, съездила посмотреть. И на заднем сиденье такси, и на углу Спринг и Элизабет-стрит, где вышла, чтобы не попасться на глаза Патрику или Массимо, я пыталась отговорить себя от этой затеи.
      Но ждать больше не было сил: так хотелось хоть издали увидеть, как выглядит салон после ремонта.
      Пот градом катился по спине, юбка липла к коленям. Не знает, что такое жара, тот, кто не провел час в такси со сломанным кондиционером! От Элизабет-стрит до салона целых два квартала и ни одного высотного дома, в тени которого можно спрятаться.
      Собор Святого Патрика, а напротив… у меня перехватило дыхание. Строительные леса исчезли, выставив на всеобщее обозрение обновленный кирпичный фасад. Салон получился великолепным, даже лучше, чем мы мечтали! Высокое крыльцо с огромной витриной, а перед ним кусты самшита. В окне второго этажа мелькнула тень, и я, вжав голову в плечи, шмыгнула в густую тень собора Святого Патрика.
      Неужели я добровольно отказалась от салона, носящего имя моей матери? От отчаяния хотелось лечь на раскаленный асфальт и умереть.
      – Джорджия?
      Женский голос вернул меня из мира грез к грохоту пневмоперфораторов, пустому залу салона «Жан-Люк», знойному понедельнику. Это одна из администраторш, платок цвета бургунди изящным бантом повязан вокруг шеи.
      – Звонит Триш. Просит принять сегодня вне очереди.
      Она что, шутит, какая очередь? Нет, на лице администраторши ни тени улыбки.
      – Скажите, что жду ее к трем, – сухо сказала я.
      О скандалистке Триш я уже рассказывала, да ее и так все знают по зубастой фотографии в журнале «Нью-Йорк», где она ведет рубрику «Город и его люди». Стоит отметить, что улыбается Триш только для прессы, в реальной жизни накачанное «Ботоксом» лицо абсолютно невозмутимо.
      Казалось, липкому, потному понедельнику не будет конца. Жуткая какофония перфораторов и французской попсы, лившейся из новехонькой стереосистемы, превратила меня в зомби. Тем не менее я безошибочно отделяла «одноразовых» посетителей от тех, кто может превратиться в постоянного клиента. Вот, например, стопроцентная «однодневка» – высокая, стройная женщина с длинными русыми волосами. Вылитая Мортиша из «Семейки Адамсов»! Во время предварительной консультации она сообщила, что последний раз мыла голову три недели назад. Этого еще не хватало! Пусть ассистентка как следует промоет ей волосы, прежде чем сажать в кресло!
      – Простите, а голову вы не моете в знак протеста или в секте состоите? – как можно невиннее поинтересовалась я. В волосах у нее, наверное, целый зверинец!
      – Да нет, просто парень, который меня стрижет, сказал, что работа сальных желез… как же… э-э-э… благоприятно влияет на волосы, – с важным видом пояснила Мортиша.
      Хм, надо же, железы… А я было подумала, что она лет десять в парикмахерскую не заходит!
      – А кто вас стрижет?
      Мортиша назвала имя очень известного английского стилиста, салоны которого можно найти в любой точке земного шара. Может, она голову мне морочит? Боюсь, это так и останется тайной…
      К трем часам я успела позабыть, что милостиво согласилась принять Триш вне очереди. Но вот запахло приторными духами, и послышался низкий грудной голос.
      – Сегодня я без записи, дорогая! – пропела Триш, причем «дорогая» получилось больше похожим на «идиотка».
      В руках у нее огромный букет бежевых роз. Интересно, что происходит?
      – Тебе, милая!
      Я онемела от удивления, хотя, если честно, удивляться было нечему. Всему есть свое объяснение, и профессиональному успеху Триш тоже. Хочешь первой узнавать новости – прикармливай потенциальных информаторов.
      – Спасибо! – Я расцеловала ее в обе щеки. Так принято в «Жан-Люке»: весьма изящно и по-французски.
      От кожи и волос пахло духами «Ангел», любимыми женщинами определенного возраста.
      – Поздравляю! – заговорщицки прошептала журналистка.
      О чем это она? Ее лицо так близко, что видны крошечные темно-серые точки между бровями. Вот они, следы уколов!
      – С новым салоном поздравляю! – пояснила она.
      Сейчас плиты пола разверзнутся и я упаду в преисподнюю. Кто проболтался, черт побери?! Рассказать Триш – все равно что на первой странице «Нью-Йорк таймс» напечатать!
      – Послушайте, это пока еще секрет, так что…
      – Не бойся! – перебила она. – Буду нема, как могила!
      – Откуда вы…
      – Клаудиа Джи рассказала.
      – Стойте, а она откуда…
      – От миссис Кей! – Триш явно наслаждалась моим испугом. Неудивительно, журналисты и нужны для того, чтобы узнавать новости раньше всех. Нет, милая, главное ты, как всегда, упустила: мы с Массимо расстались, и к новому салону я не имею никакого отношения.
      Журналистка устроилась в кресле, а я попросила ассистентку поставить цветы в вазу (у нас их целая полка). Может, стоит довериться Триш?.. Еще в детстве мама учила, что, когда не знаешь, что сказать, лучше промолчать.
      Я аккуратно расчесала волосы клиентки. Боже, от частого окрашивания они стали как солома. Выручают лишь дорогие восстанавливающие бальзамы и укладка.
      – Милая, ты в порядке? – раздраженно спросила Триш. Наверное, я веду себя тише обычного и не сплетничаю.
      – Да, конечно. Что-то не так?
      – У тебя руки дрожат.
      И правда, пальцы дрожат, как с легкого похмелья. Кстати, а чем не предлог?!
      – Боюсь, переусердствовала вчера со «Вдовой Клико», – горестно вздохнула я.
      – Ну, тогда у меня есть противоядие! – Триш схватила сумочку, содрала защитную упаковку с инициалами Жан-Люка и достала маленькую серебряную таблетницу. – Вот, попробуй!
      – Что это? – спросила я, глядя на грязно-зеленую пилюлю. Не буду пить даже под страхом смерти! Куда бы выбросить эту гадость?
      – Гомеопатическое средство, – заговорщицки зашептала Триш. – Доктор Зи прописал!
      Пришлось положить пилюлю под язык. Доктор Зи – известный китайский диетолог/иглотерапевт/гомеопат – всего за год приобрел такую популярность, что к нему в Куинс за волшебными таблетками и снадобьями съезжается половина жителей Верхнего Ист-Сайда.
      Триш отвернулась, чтобы поставить сумочку на полку, а я тайком выплюнула таблетку в корзину для мусора. Ничего против китайской медицины не имею, но глотать неизвестно что неизвестно от чего… боязно.
      Что же делать? Нужно срочно предупредить Патрика и Массимо. Если Жан-Люк узнает о салоне раньше времени, разразится скандал.
      Сейчас закончу с Триш, а потом у меня еще пара клиентов. Наверное, попрошу кого-нибудь из колористов меня подменить, тем более что за многими должок. Я просто обязана поехать на Мотт-стрит.
      Быстро закончив двухслойное окрашивание, я посадила журналистку под лампы. Клянусь, это в первый и в последний раз, но мне придется ее оставить, вернее, передать кому-нибудь другому.