Сестры Дункан - Тщеславие

Существует лишь один путь ввести ее в темный мир — разрушить хрупкие оковы ее девичьего благородства.

— Я покину вас на минуту, мисс Морган. — Лорд Ник поднялся и, коротко поклонившись, вышел из комнаты.

Оставшись одна, Октавия бросила яблочный пирог и, облокотившись о стол, уперлась подбородком в ладони. Ей было тревожно. На улице совершенно стемнело, стекло запорошил снег. Снизу доносился нестройный хор грубых голосов, выводящих непристойную песню, и слышался грохот отодвигаемых стульев. В этих звуках ощущалась угроза: хрупкий порядок в любой момент мог смениться разрушительным хаосом. Убежище разбойника с большой дороги явно не подходило для одинокой женщины.

В дверь кто-то постучал, показалась голова Табиты:

— Можно убирать, мисс?

— Конечно. — Октавия поднялась из-за стола и подошла к камину. Крики и шум внизу возобновились с новой силой.

— Что там такое?

— То ли ругань, то ли драка.

— Неужели здесь нет ни одной женщины, кроме тебя и Бесси?

— Нет, мисс, ни единой, если их сюда не привозят. — Таб направилась к двери с подносом и, остановившись у порога, как бы между прочим добавила:

— Это часто бывает.

— А как же с тобой? Где ты спишь?

— Я? — Вопрос, казалось, удивил Таб. — С Бесси над мойкой, если только Бену не вздумается заявиться к ней. Тогда ухожу на кухню к очагу.

Выходило, что здесь действительно нет отдельных комнат.

— В спальне Лорда Ника разожгли огонь. Так что можете отправиться туда, когда вам будет угодно, — продолжала весело щебетать Табита, открывая дверь. — В постель положили нагретый кирпич, между простыней засунули сковороду, так что все в порядке. — Она улыбнулась Октавии на прощание и вышла из комнаты.

— Что вы предпочитаете — ром или пунш? — спросил вернувшийся через несколько минут Лорд Ник. — Бесси все принесет в спальню, чтобы мы могли сделать на сон грядущий по глотку.

— Не слишком ли рано отправляться ко сну? — поспешно возразила Октавия.

Лорд Ник удивленно поднял брови:

— Уже десятый час, а мне придется встать в три, чтобы к рассвету добраться до Тайберна.

— Так же, как и мне, но я нисколько не устала. Идите, если хотите, а я останусь здесь, у огня.

— Нет, — возразил он тоном, не терпящим возражений, — дорогая мисс Морган, я отвечаю за вас, поэтому вам придется спать за закрытой дверью в моем обществе. — И словно по мановению дирижерской палочки, снизу раздались грохот и крики вперемежку со звоном бьющегося стекла.

Октавия поежилась. Выхода не было.

— Пошли. — Он растворил перед ней дверь, и она скользнула через порог, чувствуя себя маленькой и беспомощной в этом чужом и страшном доме.

Лорд Ник повел ее по коридору в заднюю часть дома, подальше от шума, доносившегося снизу.

— Здесь намного тише, — заметил он, отворяя дверь в спальню. — Славная Бесси оставила и ром, и коньяк для пунша! Так что у вас есть выбор. — Он подтолкнул ее в комнату и закрыл дверь.

— Пунш, — еле шевеля губами, ответила Октавия, с ужасом наблюдая, как ее похититель поворачивает в замке стальной ключ и кладет его в карман. Вряд ли в доме, где он, по всей видимости, друг и желанный гость, кто-нибудь решит ворваться к нему — следовательно, он запирает дверь, чтобы удержать свою строптивую пленницу.

— Умывальник и горячая вода за перегородкой. Пока вы приводите себя в порядок, я приготовлю пунш, — сказал Лорд Ник и, перестав обращать на нее внимание, занялся пуншем.

Комната оказалась большой и хорошо обставленной. Ее успели нагреть; повсюду разливался свет от дорогих восковых свечей. Оглядевшись, Октавия заметила у камина глубокое кресло и, решив, что просидит в нем всю ночь, направилась к перегородке. Как хорошо, что здесь есть укромный уголок! Визит во двор неприятен в любое время, а уж во время снежной бури просто немыслим.

Когда она снова появилась в комнате, Лорд Ник крошил в содержимое серебряной чаши мускатный орех. Приятно пахло подогретым коньяком, апельсинами, лимонами, корицей и мускатным орехом. Октавия непроизвольно зевнула и вдруг поняла, как она бесконечно устала. Взгляд помимо воли обратился к пуховому одеялу на кровати. Может быть, ее похититель окажется настолько учтив, что предложит ей постель, а сам устроится в кресле?

— Идемте к огню, — приглашающе улыбнулся Лорд Ник. — Попробуйте и скажите, чего не хватает, может быть, еще мускатного ореха?

Было бессмысленно отказываться от удобств в этой красивой тюрьме. Октавия устроилась в глубоком кресле, вытянула ноги к каминной решетке и взяла бокал.

— Мускатного ореха достаточно. — Она сделала пробный глоток. — Разве что добавить еще немного гвоздики.

— Да, я совсем забыл о гвоздике. — Лорд Ник развернул пакетик из вощеной бумаги и насыпал щепотку темной специи в ее бокал. — Так лучше?

Октавия кивнула.

— Хотя вкус гвоздики не совсем обычный.

— Очень редкий сорт из Индии. — Лорд Ник тоже пригубил пунш, а затем уселся на кровать и спокойно принялся раздеваться.

Октавия онемела: он собирается лечь в постель… в эту самую, посреди комнаты… прямо на ее глазах. Он развязал шейный платок, снял рубашку, брюки… От мерцающего света на его широкой груди колебались тени, и взгляд девушки невольно скользнул вниз по дорожке вьющихся на животе темных волос, опустился дальше к облегающим бедра шерстяным кальсонам… Поперхнувшись пуншем, Октавия отвернулась.

Разбойник с большой дороги словно ничего не замечал. Он пересек комнату и подошел к глубокому шкафу из вишневого дерева. Октавия не удержалась и украдкой взглянула на него; Лорд Ник стоял у шкафа, повернувшись к ней спиной. Достав отороченный мехом халат, он накинул его на плечи и скрылся за перегородкой.

Дьявол! Октавия прижала ладонь к горящей щеке. Разделся при ней так, словно находится в борделе со шлюхой! Хорошо хоть не снял перед ней кальсоны. Впрочем, это слабое утешение. Она сделала глоток пунша, силясь подавить странный смешок. Говоря откровенно, зрелище доставило ей удовольствие. Завораживало, как кобра кролика. Что же с ней происходит?

Она чувствовала себя утомленной и до странности чего-то ждущей.

Из-за перегородки появился Лорд Ник. Задув все свечи, кроме одной, у изголовья кровати, он откинул лоскутное покрывало и вопросительно посмотрел на нее:

— Мисс Морган?

— Предпочитаю спать на стуле, — непреклонно ответила та, чувствуя, как предательски горят щеки.

— Ваше право. Но вы там замерзнете, как только погаснет огонь. Дров недостаточно, чтобы поддерживать его всю ночь.

— Мне тепло, спасибо, — натянуто поблагодарила Октавия. — Если вы не против, дайте подушку и покрывало, и мне будет очень удобно.

Пожав плечами. Лорд Ник стащил с постели покрывало и бросил ей. За покрывалом последовала подушка. Потом, не говоря ни слова, он скинул халат. Должно быть, кальсоны он снял за ширмой. На секунду у Октавии перехватило дыхание: так необыкновенно волнующе было его обнаженное тело. Не обращая более на девушку внимания, Лорд Ник задул свечу, и комната погрузилась во мрак, нарушаемый лишь призрачным светом камина.

Октавия закуталась в покрывало, подложила под голову подушку и постаралась уснуть. Но вдруг поняла, что это невозможно. С ней действительно творилось что-то странное: неясное возбуждение нарастало; казалось, оно разливается от живота по всему телу. Сознание, того, что обнаженное мужское тело, так взволновавшее ее всего несколько минут назад, находится совсем рядом, необъяснимым образом лишало ее покоя. Октавия попыталась отогнать смущавшие душу и тело мысли и принялась глядеть в огонь, на завораживающую пляску красно-желтых, синеватых языков пламени.

Но успокоение не приходило. По мере того как огонь замирал, в комнате становилось все холоднее и темнее, а она по-прежнему сидела без сна. К тому же Октавия настолько замерзла, что ее колотила дрожь. В притихшей таверне слышалось лишь громыхание плохо пригнанных рам да свист ветра за окнами.

Октавия посмотрела в сторону кровати. Лорд Ник лежал с одного края и, судя по равномерному дыханию, крепко спал. Если положить подушку посередине и таким образом разделить кровать пополам, можно будет тихонько устроиться с другого края. Ей необходимо согреться. Если даже она не уснет, то хоть не промерзнет к утру до костей.

Октавия осторожно встала, набросила на плечи покрывало и на цыпочках отправилась к кровати. Затаив дыхание, девушка осторожно подняла одеяло и просунула подушку на середину. Спящий не пошевелился. По-прежнему не дыша, она забралась на высокий матрас, юркнула под одеяло и, свернувшись калачиком, попыталась унять дрожь, от которой, казалось, ходуном ходила кровать.

Октавия лежала тихо-тихо, боясь скатиться в лунку, разделяющую кровать на две половины. Она согрелась, но странное возбуждение не покидало ее. В голове роились неясные мысли, которые ускользали прежде, чем она успевала их ухватить.

Тяжелый халат превратился в инструмент пытки, казалось, он так стиснул тело, что невозможно дышать. Ей было жарко, тяжко. Октавия попыталась выпутаться из халата, совершенно забыв, что двигаться следовало только осторожно. Наконец халат упал на пол, и девушка с облегчением вздохнула, почувствовав под тонкой рубашкой собственное тело.

Неясные мысли сверлили голову все настойчивее, проникали в мозг, как бесцельно ползающие змеи — скорее не мысли, а ощущения; тело охватила дремотная нега, но прежнее возбуждение не ушло. Она чувствовала свое тело, как не чувствовала раньше никогда. Руки пробежались по нему и обнаружили, что соски стали твердыми, ладони скользнули вниз. Ноги разошлись в стороны, и пальцы проникли между ними — Октавия с удивлением поняла, что ее лоно увлажнилось. Необыкновенное, болезненное возбуждение вновь нахлынуло на нее.

Она погладила себя, все больше поддаваясь дремотной неге. Рой образов в голове потерял всякий смысл, глаза всматривались в размытый, мерцающий пейзаж, который, казалось, возносил ее на вершины соблазнительного сияния.

Ей грезился собственный рот, поцелуй столь невесомый и легкий, что не потревожил бы даже воздуха. Грезились руки, обвивающие могучее теплое мужское тело. Она вдыхала запах кожи — знакомый, но не ее запах. Ей казалось, что ее кожа соприкасается с кожей лежащего рядом мужчины, а его пальцы ласкают ее поясницу, поглаживают груди, пробегают сверху донизу по всему телу, снимают беспокойство, вызывая отчетливое желание. Она чувствовала, как ее губы раскрываются для совсем другого поцелуя — поцелуя всем ртом, слышала словно кошачьи вскрики в чувственной темноте и понимала, что это ее голос. Мечтала о том, чтобы радостное предназначение проникло в каждую клеточку и заставило душу петь, чтобы тело слилось с другим телом и полностью подчинилось ему. Октавия погружалась в обволакивающую черноту и вновь выныривала на сияющий берег. Она снова и снова испытывала минуты радости и длинный, пологий, дремотный спуск туда, где ее ждало зеленовато-тусклое, сонное забытье.

Эти чувственные мечты преследовали Октавию всю ночь, а тело существовало в каком-то нереальном пространстве, отдаваясь все более могущественным волнам наслаждения.

Октавия проснулась от яркого солнечного света. Она была одна в комнате.

Но мечта осталась по-прежнему с ней. Ее нити будто опутывали девушку, образы, теперь уже неясные, были живы и тревожили ум. Она лежала, чувствуя странное опустошение, не понимая, что же с ней произошло, и тщетно стараясь восстановить ускользающие картины ночи.

Руки ощупали тело. Октавия твердо помнила, что вечером в постель ложилась в рубашке, но сейчас она была голой. Действительность обретала конкретные формы, но замешательство только усилилось, когда перед взором предстала комната и вернулась память.

Октавия как-то совершенно необычно ощущала свою кожу, словно к ней прикасался посторонний. Между ног саднило, но не слишком сильно: скорее ощущалась согревающая, приятная боль. Октавия решилась коснуться больного места и увидела на пальцах следы крови.

Она откинула покрывало и села… Кровь была на простыне и на внутренней стороне бедер… немного крови, и она больше ниоткуда не текла.

До следующих месячных оставалось три недели. Октавия снова легла и уставилась в ситцевый купол балдахина. Разбойник с большой дороги ее изнасиловал.

Изнасиловал?

Но не произошло ничего, что бы не доставило ей удовольствия. Просто ее грезы оказались реальностью.

А реальность означала возможные последствия. Она могла зачать ребенка. Что с ней сталось, что она отдалась сама? Как могло случиться такое?

Октавия снова села и огляделась. В камине жарко горел огонь, чья-то заботливая рука соскребла иней с внутренней стороны стекол, чтобы слабый зимний солнечный луч мог свободно проникнуть в комнату.

А где же он? Любовник ее грез? Если бы не чувство горечи, захлестнувшее ее, она, пожалуй, посмеялась бы над собственным безрассудством. Что с ней все-таки приключилось? Что забросило в этот странный, фантастический мир?

Ее взгляд упал на одежду, аккуратно развешанную на стуле у камина. Башмаки начищены до блеска. А на спинке кровати в ногах — бархатный халат и рубашка.

— Сукин сын, — пробормотала Октавия. Пробуждение лишило всякой прелести ее сладостный сон.

Дверь отворилась. Судя по звуку шагов, в комнату вошел обутый в сапоги человек. Шаги звучали неестественно громко, словно разрушая волшебство мечты. Это был он. Но любовник ее ночных грез мало походил на вчерашнего Лорда Ника.

— Кто вы? — произнесла она шепотом. Лорд Ник был одет в костюм из бирюзового бархата, манжеты рубашки отделаны богатым кружевом, волосы убраны под аккуратно напудренный парик, пряжки сапог украшали драгоценные камни. Но улыбка была той самой, из ночи.

— Лорд Руперт Уорвик к вашим услугам. — Он церемонно поклонился, и на пальце искрой блеснул аметист.

Голос Октавии задрожал от гнева, не допуская ни малейшей возможности радостных воспоминаний ночи:

— Значит, вчера вы были грабителем с большой дороги Лордом Ником, а сегодня вы придворный, лорд Уорвик? Может, у вас есть и другие имена или я познакомилась со всеми?

В серых глазах Лорда Ника вспыхнули искорки.

— Не со всеми, а только с теми, какие вам положено знать. По крайней мере сейчас. — Слова прозвучали слегка иронично.

— Вы дали мне слово и все же соблазнили меня.

— Я вас не соблазнял. — Он твердо выдержал ее взгляд.

— Но я могу остаться с ребенком. — Она безоговорочно приняла его отказ.

— Нет, Октавия, на этот счет не беспокойтесь. — Присев на край кровати, он нежно взял ее за руку. — Не знаю, насколько вы осведомлены о таких вещах, но есть средство, которым всегда может воспользоваться мужчина. Оно известно под названием презерватива.

— И вы его надевали? — В глазах Октавии промелькнуло недоверие. Неужели посреди их сладкого сна ему могла прийти в голову такая практичная, будничная вещь?

Лорд Ник кивнул:

— Поверьте мне, дорогая, я не хочу причинить вам никакого вреда.

— Но как все случилось? Я не понимаю, как все вышло?

— Вы сами меня позвали, — просто ответил он.

Неужели? Это казалось невероятным… и все же…

Да, она действительно хотела этого.

— Ничего не понимаю. — В ее голосе прозвучало отчаяние.

— А ничего и не надо понимать. Мы ночью насладились друг другом, как это случается между мужчиной и женщиной. А теперь вставайте, одевайтесь, и я отвезу вас к отцу.

На этом все закончится. Она обо всем забудет, о сплетении рук и ног в преддверии ада. Скорее всего.

Глава 4

Кто-то зашил ее разорванную кружевную косынку — наверное, Табита, решила Октавия. Вряд ли о ней вдруг решила позаботиться недружелюбно настроенная, сумрачная Бесси.

Она одевалась у огня в пустой спальне. Лорд Ник, сказав, что подождет ее в гостиной, где был уже накрыт завтрак, ушел, оставив Октавию наедине с собой. Она была благодарна ему за такую деликатность, прямо скажем, неожиданную после всего происшедшего.

Кожаный мешочек Октавия привязала на прежнее место на поясе и почувствовала некоторое успокоение. Они была смущена, напутана, но на удивление полна сил, словно пересекла границу и вступила на неисследованную территорию. Все ее тело пело, кожа стала необычайно чувствительной. Без сомнения, после такой ночи она должна и выглядеть по-другому. Октавия взглянула в покрытое пятнами большое зеркало, но увидела в нем лишь свое знакомое лицо. Быть может, только ярче румянец да глаза стали больше.

Она взяла расческу с туалетного столика и провела ею по спутанным волосам, в беспорядке рассыпавшимся по плечам. Заколки остались в гостиной, где она сушила волосы. Это было только вчера!

Глядя в огонь, Октавия постаралась соединить себя сегодняшнюю с той, какой она была вчера… перед тем как украла часы разбойника с большой дороги. Ей казалось, что она вступила в новую жизнь, но… время развеет воспоминания о фантастическом сне. Она возвратится в Шордич, в мрачные, убогие комнаты над свечной лавкой, к погруженному в собственный мир отцу, к ежедневной борьбе за то, чтобы сохранить собственное достоинство, когда разговариваешь с ростовщиком, бакалейщиком, мясником и булочником; станет штопать носки и зашивать платья, а когда не останется ничего, что можно заложить, пойдет на улицу рисковать головой.

От скрипа растворяющейся двери Октавия вздрогнула: на пороге появилась Бесси.

— Между прочим, у меня есть и другие дела, — объявила она. — Нечего, точно дерьмовая леди, целый день валяться в кровати. Будешь завтракать или убирать?

Октавия холодно ответила:

— Назови цену, и я тут же тебе заплачу, милейшая. Брови женщины взлетели вверх:

— Ну уж дудки! Не нужны мне твои деньги. Ник о нас хорошо заботится. А тебе лучше поспешить. Ему есть чем сегодня заняться, кроме тебя.

— Если он хочет мне что-то сказать, то пусть придет и скажет сам. Присоединюсь к нему через пять минут. Изволь так и передать! — На Бесси взглянула мисс Морган из Хартридж Фолли, и в комнате, казалось, заледенел воздух. Та ответила ей неприязненным взглядом и вышла, с треском захлопнув за собой дверь.

Октавия усмехнулась и стала не спеша заканчивать туалет. После маленького спектакля, во время которого ей удалось поставить Бесси на место, она почувствовала себя значительно лучше. Наконец Октавия была готова и, взяв плащ, перчатки и муфту, направилась в гостиную.

В коридоре было промозгло. Снизу, из общего зала, несло пивом и трубочным табаком. Было слышно, как передвигают мебель, как гулко грохочет бочка, которую катят по мощеному двору, как выливают на каменные плиты воду. «Королевский дуб» готовился к предстоящему дню.

Прежде чем открыть дверь в гостиную, Октавия невольно расправила плечи и подняла голову. Лорд Ник сидел за тем же круглым столом, что и вчера. Октавия против воли загляделась на мужественные черты его лица, широкий разлет бровей; проницательные серые глаза казались сегодня глубже и темнее.

При ее появлении Лорд Ник с учтивым поклоном поднялся;

— Дорогая мисс Морган, надеюсь, вы провели приятную ночь?

От игривой двойственности обычной учтивой фразы у Октавии перехватило дыхание. В его глазах был смех, на губах — отсвет улыбки, а в голосе — откровенное удовольствие.

— Потрясающую, сэр.

Что-то вроде замешательства мелькнуло в его глазах и тут же исчезло.

— Прошу к столу, мэм. — Он отодвинул стул, а когда Октавия села, откинул с ее шеи каштановые волосы и поцеловал в затылок.

От теплого прикосновения губ девушка вздрогнула. Нет, думала она, я совсем не та женщина, что вошла сюда вчера вечером. Она предалась восхитительному ощущению, словно тело отвечало на давно знакомый призыв… лишь ее ум рассуждал по-другому. Он не присутствовал в теле, пока длились бесконечные радостные часы прошлой ночи, и не познал их счастья.

Как же все это случилось? Как она могла и спать, и бодрствовать во время такого решающего для каждой женщины опыта?

Ответа не было. Но тело сообщало, что все произошло на самом деле, и требовало, чтобы это случилось еще раз.

Октавия резко тряхнула головой, словно пытаясь сбросить дурман.

А что вас заставило превратиться в лорда Руперта Уорвика? — подчеркнуто спокойно спросила она, но больше всего ее интересовало, заметил ли он ее реакцию на свой поцелуй. Взглянув в его смеющиеся глаза, она узнала ответ.

— Дела. — Лорд Ник сел на свое место. — У меня много самых различных дел, поэтому приходится выступать в самых разных ролях. — Он подал ей кусок подогретого хлеба, такого свежего и белого, какой можно найти лишь в самых лучших заведениях. — Кофе?

— Спасибо. — Октавия смотрела, как он наливает темную жидкость в фарфоровую чашку. — И что это за дело, которое потребует роли и костюма придворного?

— Нечто связанное с двором. — Он снял крышку с блюда. — Немного копченой грудинки?

— Извините, я не собираюсь совать нос не в свое дело. — Октавия поняла его явный упрек. — Нет, мяса я не хочу.

— Тогда грибы. — Он сделал приглашающий жест в сторону другого блюда. — Или кусочек ветчины? Если угодно, Бесси сварит яйца.

— Мне у Бесси и грязи не допроситься, — заметила девушка с живой грубоватостью, погружая ложку в блюдо с грибами.

Лорд Руперт — а Октавия решила, что должна называть его именно этим именем, — рассмеялся:

— Уверяю вас, она здесь вовсе не для того, чтобы вести учтивые разговоры.

— Ее дерзость невыносима, и я предпочла бы ей заплатить.

Лорд Руперт нахмурился и ответил тоном, который Октавия так часто слышала накануне:

— Не стоит.

— Что значит «не стоит»? — раздраженно спросила она. — Я так хочу! Будьте добры, прикажите ей, потому что меня она и слушать не будет.

— Да, вас она слушать не будет, — согласился лорд Руперт. — Бесси привыкла к тому, что приказываю ей только я. И ей прекрасно известно, что вы — моя гостья. Надеюсь, вы не можете пожаловаться на мое гостеприимство? Мне было бы больно так думать, после того как мы так чудесно провели с вами время.

Щеки Октавии вспыхнули. Неужели его подчеркнутое радушие — всего лишь плата за ночь? Тогда он видит в ней просто шлюху. А почему бы и нет? Она и вела себя, как обычная шлюха.

Октавия резко отодвинула стул и встала.

— Желаю вам приятного дня, сэр. Надеюсь, все дела лорда Руперта Уорвика пройдут успешно. — Она бросилась к двери и, оказавшись в коридоре, не отказала себе в удовольствии с треском захлопнуть ее за собой.

Выбежав во двор, на морозный солнечный воздух, она с наслаждением полной грудью вдохнула его обжигающую и очищающую свежесть. Обычная грязь и слякоть узких улочек были надежно укрыты выпавшим снегом, и под его покровом все казалось белым и первозданным. Небо сияло голубизной, и когда Октавия завернула за таверну в поисках конюшни, у нее под ногами громко заскрипел снег.

Должен же быть здесь какой-нибудь экипаж! Но единственным экипажем во дворе оказалась ломовая повозка, запряженная двумя клячами. Бен с уже знакомым Октавии долговязым парнем разгружали бочки. Девушка в замешательстве остановилась и огляделась вокруг. Ворота конюшни были закрыты, но она знала, что по крайней мере одна лошадь — лорда Руперта — стояла внутри. Если у них нет экипажа или пролетки внаем, может быть, за деньги ей оседлают верховую лошадь? У Октавии не было костюма для верховой езды, но это беспокоило ее меньше всего.

Она подошла к подводе.

— Прошу прощения, хозяин, нет ли у вас экипажа внаем… или хотя бы лошади?

— Здесь не извозчичий двор, мисс, — коротко ответил Бен. — Ничего подобного у нас нет.

Он был не столь груб, как Бесси, но помогать тоже не собирался.

Октавия просунула руку в разрез юбки и нащупала мешочек. Может быть, немного золота заставит его изменить мнение? Октавия почувствовала уколы холода и только сейчас поняла, что от обиды забыла в гостиной плащ, перчатки и муфту. Чертовски неприятно. Мало того, что по дороге в Шордич она до костей промерзнет, это была ее единственная приличная верхняя одежда, в которой она выглядела как женщина из порядочной семьи. Однако возвращаться в гостиную было немыслимо.

— Дьявольщина! — Она расстроенно топнула ногой.

— Что-нибудь забыли, мисс Морган? — донесся учтивый голос лорда Руперта. Он стоял на пороге таверны в накинутом на плечи темном бархатном плаще, отороченном бирюзовым шелком; в руках лорд Руперт держал ее плащ, перчатки и муфту, — Боюсь, вы в самом деле умрете от простуды, если не перестанете бегать по улице в одном платье. — Он подошел к ней и покачал головой. — Очень неразумно.

Октавия с трудом сдержалась, когда он подчеркнуто почтительно помог ей надеть плащ.

— Перчатки. — Он натянул ей одну перчатку, словно она была несмышленой девчонкой и не могла одеться сама.

— Ради Бога, обойдусь и без вас! — Октавия резко выхватила у него вторую. — Я хотела нанять экипаж, чтобы доехать до дома, но хозяин таверны утверждает, что у него вообще нет экипажей. Может быть, с вашей помощью найдется, — горько добавила она, поднимая капюшон. — Хотя я могу идти и пешком.

Лорд Руперт вздохнул:

— Вы самая капризная и испорченная девчонка. Я же сказал, что утром доставлю вас домой.

— У меня нет ни малейшего желания больше зависеть от вас, сэр. Я не продаюсь! — К собственной ярости, она различила в своем голосе слезы. Но это были слезы гнева, а не обиды. Она резко отвернулась, будто хотела оттолкнуть его.

— Вы от меня не зависите. Все обстоит иначе. — Лорд Руперт мягко взял ее за руку. — Вчера я сказал, что иногда вы говорите странные вещи и склонны к диким выходкам. Сегодня я еще раз убедился в этом. К тому же сейчас вы нанесли мне обиду. Кто сказал, что я собираюсь вас покупать?

— Нужен фаэтон. Ник? — Бен вступил в разговор, прежде чем Октавия успела ответить на раздраженный вопрос лорда Руперта. — Фредди запряжет в момент.

— Спасибо, Бен.

— Так у них есть экипаж! — воскликнула девушка. — Я это знала!

— Но он не сдается внаем, а принадлежит мне, — обронил разбойник.

— Простой грабитель владеет собственным экипажем? — Изумление заставило ее забыть обиды.

— Видите ли, мисс Морган, я такой же простой грабитель, как вы простая карманная воровка. Я думал, вам это стало уже ясно.

Он вытащил из кармана сюртука украшенную эмалью табакерку, потом взял Октавию за руку, повернул ладонь вверх, насыпал на голубоватые прожилки аккуратную щепоть и вдохнул. Его глаза улыбались.

— Женская кожа, как ничто другое, обогащает аромат. Октавия растерялась. Она знала, что нельзя позволять ему такую вольность, но… не смогла удержаться от улыбки.

Появился Фредди. Он вел двух гнедых, запряженных в элегантный экипаж.

— Вот, Лорд Ник. Правда, сверкают? Вечером я их целый час драил. — Парень с гордостью посмотрел на хозяина. — Свеженькие, — добавил он.

У Октавии не было иного выбора, и, постаравшись подавить обиду, она села в коляску.

Лорд Руперт проворно вскочил вслед за ней.

— Отпускай, Фредди!

Долговязый парень подчинился, и гнедые понеслись к воротам.

Октавия закуталась в плащ и лишь изредка посматривала на спутника. Она была не склонна разговаривать, и, к счастью, лорд Руперт тоже, казалось, был занят собственными мыслями. Так они и ехали молча, пока не пересекли Лондонский мост и не оказались на знакомых городских улочках.

Ее похититель заговорил на Грейсчерч-стрит:

— Мисс Морган, мы переехали Лондонский мост, теперь показывайте дорогу вы.

— Отвезите меня на Алтгейт, сэр, а дальше я доберусь сама. — Несмотря на их близость безумной ночью, на то, что он, как и она, шел по жизни кривыми дорожками, Октавия не хотела, чтобы ее спутник видел, какое жалкое существование она влачит. Его жизнь все же сильно отличается от ее убогой действительности, ежедневной, тщетной борьбы. Он привык к роскоши и власти, под какими бы личинами ему ни приходилось скрываться.

— Нет, я довезу вас до самого дома.

— А если, сэр, я не скажу вам, куда ехать? Он искоса посмотрел на нее, и в его глазах она прочитала изумление.

— Тогда мне придется предпринять некоторые шаги, чтобы заручиться вашей помощью.

Октавия смутно догадывалась, что, какими бы ни были эти шаги, они вряд ли принесут ей удовольствие. Твердо сказав себе, что нет причин стесняться своей жизни перед грабителем, обычным проходимцем, она решительно повернулась к Лорду Нику:

— Хорошо. Но вы не будете возражать, если мы вначале остановимся на Квакер-стрит у ломбарда? Мне нужно кое-что выкупить.

— Вовсе нет, — учтиво ответил он. — Там и в любом другом месте. Я к вашим услугам, мэм.

Она показывала дорогу в хитросплетениях улочек Ист-Энда, восхищаясь его умением править лошадьми. Казалось, поглазеть на их шикарный экипаж сбежалась вся округа. Оборванные ребятишки стайками собирались на углах, нищие в надежде получить подачку выставляли напоказ увечья. Когда коляска замедлила ход, чтобы пропустить свору голодных собак, гнавшихся за ободранной кошкой, неожиданно прямо под копыта лошадей, прижимая к груди ребенка, метнулась молодая женщина. В немой мольбе она подняла измученные глаза и протянула высохшие руки.

Лорд Руперт едва взглянул на нее, но швырнул монету. Женщина бросилась ловить зазвеневший по камням кружочек.

— Она истратит деньги на джин, — заметил он с холодным безразличием.

— Может быть, — отозвалась Октавия. — Но с его помощью она станет лучше обращаться с ребенком.

— А что с ним станется, когда она уморит себя джином? — В его тоне сквозило прежнее отчуждение, но Октавия почувствовала, что это всего лишь маска, скрывающая его истинные чувства. Сама она научилась ладить с ужасом, царившим на этих улочках, и понимала, что, лишь выработав в себе известную отстраненность, можно не сойти с ума при виде душераздирающих картин бедности.

Октавия ничего не ответила, просто показала дорогу на Квакер-стрит. Лорд Руперт подъехал к вывеске с тремя золотыми шарами.

— Эй, малец, сможешь подержать лошадей?! — крикнул Руперт мальчишке лет десяти, стоявшему рядом с домом.

— Я пойду сама, — запротестовала Октавия. — Я привыкла заниматься такими вещами.