Сестры Дункан - Любимая

Тео направилась к Сильвестру, и сэр Чарлз ласково пожал ей руку. Он милый человек, знающий ее с младенчества, но все же это не дед… и не отец. И Тео знала, что леди Илинор чувствует то же самое. Слезы набежали на глаза, но Тео быстро смахнула их, благодарная скрывающей ее вуали. Она не сломится, она должна держаться ради матери, как и та держится ради нее.

Затем сестры отошли в сторону, и преподобный Хэвершем начал свадебную церемонию.

Она закончилась довольно быстро, как показалось Тео, и теперь она — графиня Джилбрайт.

Но только по имени.

Она поменяла свое имя за право называть Стоунридж своим. За право видеть, как ее дети получат наследство деда.

Губы графа слегка коснулись ее губ в ритуальном поцелуе, взгляды их встретились. На какое-то мгновение Тео показалось, что она видит в его серых глазах нечто похожее на триумф. Затем это впечатление исчезло, теперь она видела в них чувственный зов и знала, что своим взглядом с лихвой возвращает ему этот призыв.

Тео вышла из церкви под руку с мужем и услышала, как слуги имения и жители деревни выкрикивают приветствия. Тео знала, что они делают это искренне. Они были счастливы, что новая графиня Джилбрайт остается в усадьбе.

Новобрачные, повинуясь традиции, вернулись в усадьбу через деревню. Селяне следовали за ними, дети бросали им под ноги полевые цветы. Тео отвечала на поздравления, называла всех по именам и спрашивала о тех, кто отсутствовал на церемонии.

Сильвестр улыбался, делал приветственные жесты рукой, но предоставлял тесные контакты своей жене. В груди его клокотала радость: он добился своего!

За четыре недели он, как и требовалось, женился, обеспечив за собой полное владение наследством.

Несмотря на ее неприязнь, он заставил эту девочку отбросить все предрассудки и взять его имя. Конечно же, судьба дала ему в руки важный козырь — врожденную страстность Тео. До сих пор он пользовался этим к своей выгоде, но отныне ее чувственность будет служить их общему счастью.

И, словно читая его мысли, Тео взяла его руку и стала легонько щекотать его ладонь пальцем, глядя на мужа озорными глазами. Граф крепко сжал ее руку и наклонился к ней:

— Терпение, цыганка! Всему свое время.

Тео хохотнула, Сильвестр тоже ухмыльнулся. Впервые после Вимьеры он чувствовал умиротворение и уверенность в будущем.

Незнакомец, одетый в грубую домотканую одежду и смахивающий на странствующего коробейника, старался держаться незамеченным за веселой толпой, сопровождающей жениха и невесту в усадьбу. Ко всему присматриваясь и прислушиваясь, он старался уловить, как реагируют местные жители на нового владельца имения. Нанявший его в «Отдыхе рыбака», что на Док-стрит, человек в плаще и маске дал ему точные указания. Он должен организовать для графа несчастный случай… по возможности со смертельным исходом. Человек в маске кутался в плащ и говорил сквозь шарф, чтобы голос был неузнаваем, но золото, которым он платил, было настоящим.

Незнакомец смотрел на сельский люд, улыбающихся жизнерадостных мужчин и женщин, с презрением городского жителя. Выслуживающиеся, виляющие хвостом дурни, зависимые от расположения к ним господ и рассыпающиеся в желании оказать путнику гостеприимство. Он забрел в «Зайца и гончих», назвался коробейником, и никто не задал никаких вопросов, несмотря на отсутствие у него какого-либо товара. Удивительно, как доверчива эта деревенщина. Они выболтали все, что ему надо было узнать, и даже не догадались об этом.

Выкинуть трюк с графским седлом оказалось таким же легким делом, как отобрать пирожок у младенца: небольшой разговор с парнями на конюшне, экскурсия в помещение с гвоздями для подков и другими принадлежностями, несколько одобрительных слов насчет отлично сделанного графского седла с монограммой у передней луки. А затем пять минут с молотком и пригоршней гвоздиков ранним утром в никем не охраняемой конюшне. Обидно, что такой отличный план не дал желанного результата. Но существует масса других возможностей, которые может использовать человек, интересующийся излюбленными забавами предместного дворянства.

Он проследовал вместе с толпой до дорожки, ведущей к господскому дому. Новобрачные взошли на крыльцо и, обернувшись, помахали на прощание провожающим, а затем исчезли за украшенной гирляндами дверью. Толпа немедленно устремилась на задний двор, и незнакомец пошел туда же. Там были расставлены столы, ломящиеся от пирогов, пудингов и ветчины. Вдоль садовой стены стояли бочонки с элем. В усадьбе, несомненно, знали, что ждут от хозяев по этому случаю арендаторы, отметил для себя незнакомец, ставя кружку под пенистую струю из бочонка. Такая щедрость несвойственна для города.

Он пил пиво и осматривался. Никто не поинтересовался, имеет ли он право находиться здесь. Дурни! Он мог бы у них у всех обчистить карманы, и они ничего не заподозрили бы. Но ему хорошо заплатили, и нет причин ставить под угрозу выполнение плана. Незнакомец незаметно покинул двор, чтобы продолжить свои исследования. Никто не обратит внимания на подвыпившего гостя, околачивающегося вокруг.

В длинной галерее собрался узкий крут друзей и родственников. Леди Джилбрайт с дочерью, следующей за ней по пятам, обходила гостей с видом хозяйки дома. Джилбрайты завладели тем, что принадлежало им по праву, и все должны это знать. Старые друзья леди Илинор находили поведение леди Джилбрайт неприличным и вызывающим, но леди Илинор изо всех сил пыталась показать, что ее это не волнует. Однако дочери заметили напряженность ее позы и плотно сжатые губы.

Тео покинула Сильвестра у дверей, когда увидела, что все гости прибыли, и прошла к матери. Леди Илинор с улыбкой обернулась к дочери. Она уже открыла рот, чтобы сказать дочери несколько ласковых слов, когда услышала резкий голос леди Джилбрайт, говорившей:

— Стоунридж — самый великодушный человек на свете. Такой благородный жест, как женитьба на одной из этих бедных девочек… ведь ни одна из них не подарок. И это, несомненно, испытание для моего сына. Он не мог ожидать приданого, но это так похоже на него — думать только о том, чтобы поступить справедливо.

— Вы не правы, леди Джилбрайт. — Твердый, как дамасский клинок, голос леди Илинор нарушил напряженную тишину. — Я не считаю, что брак с одной из моих дочерей — испытание для кого бы то ни было… даже для лорда Стоунриджа.

Тео почувствовала, как кровь отхлынула от ее щек, но потом вернулась бурным потоком гнева. Она взглядом отыскивала графа. Тот беседовал с отцом Эдварда и сквайром Гринхэмом, вежливо наклонив голову к собеседникам. Граф взял бокал шампанского у проходящего мимо лакея, при этом мускулы на его спине заходили под черным шелком сюртука. Но Тео не обратила на это внимания. Пробираясь к графу, она расталкивала гостей локтями, мало заботясь о соблюдении приличий.

— Стоунридж! — Она потянула графа за рукав.

Сильвестр посмотрел на нее с улыбкой, которая тут же застыла на его губах, едва он увидел выражение лица Тео. Ее синие глаза сверкали, как два костра в ночи, и он почти физически ощущал охвативший ее гнев.

Извинившись перед собеседниками, Сильвестр отвел ее в сторону.

— Что случилось, милая цыганочка, чем ты так взволнована?

Тео нетерпеливо затрясла головой.

— Я еще не получила свадебного подарка.

— Еще нет, — согласился он, явно озадаченный.

— Тогда я его требую немедленно, — яростно проговорила она. — Я хочу высказать вашей матери все, что о ней думаю. Но сначала я решила сказать об этом вам, так как мы связаны на этот счет неким договором.

— Вы это так называете? — проговорил Сильвестр, сухо улыбаясь. Он все еще не понимал всю серьезность положения. Он посмотрел через зал на свою мать. — Так в чем же все-таки дело?

Тео передала ему слова леди Джилбрайт.

— Я бы еще стерпела из-за себя, — продолжала она прежним тоном. — Но она задела мою мать и заставила ее быть некорректной со своей гостьей впервые в жизни! Так вот, я хочу сказать ее светлости все, что о ней думаю.

Сильвестр опустил голову. Только он один знал, насколько не права была его мать. Тео была единственной, кто поступил поистине великодушно, хотя сама она и не подозревала об этом.

Вскинув голову, он отрывисто проговорил:

— Позвольте мне самому уладить это дело.

Тео взглянула на него и увидела, что он был теперь почти в таком же гневе, как тогда, во дворе конюшни. Еще немного — и она пожалела бы леди Джилбрайт. Эта старая крыса не знает, что навлекла на себя.

— Можно мне пойти с вами?

— Нет!

Запрет был столь решительным, что Тео почла за лучшее наблюдать за расправой с дальней дистанции.

— Одно слово, миледи. — Граф подошел к леди Илинор и проговорил: — Позвольте мне, леди Белмонт, извиниться за свою мать и за нанесенное вам оскорбление. Такое поведение я могу объяснить лишь переизбытком впечатлений.

Леди Джилбрайт похолодела. Все лицо ее пошло багровыми пятнами, она была не в состоянии вымолвить ни слова.

— Вы собирались уезжать, сударыня, — заявил ей граф. — Я провожу вас до кареты. Помнится, вы хотели доехать до Стоукхэмптона засветло. Мери…

Сильвестр нетерпеливо мотнул головой в сторону своей не менее потрясенной сестры, которая схватилась за руку матери и, не говоря ни слова, последовала за ней.

— Боже мой! — только и смогла произнести леди Илинор.

Да, Сильвестр Джилбрайт из тех, с кем лучше не ссориться. Но он встал на защиту своей новой семьи, и это не могло не радовать леди Илинор. Она со вздохом облегчения вернулась к своим обязанностям хозяйки.

Тео не слышала ни слова из того, что сказал Сильвестр, но она видела замешательство свекрови и ее быстрое исчезновение и решила, что достаточно отомщена.

По пути обратно в галерею Сильвестр натолкнулся на Рози, сидевшую на полу и уставившуюся на свою ладошку. Рядом с ней стоял пустой бокал из-под шампанского.

— Один у меня муравей или два? — спросила она, не отрывая глаз от ладони. — Мне кажется, то один, то два. Сильвестр присел рядом на корточки.

— Сколько ты выпила шампанского?

— Не помню, — ответила девочка. — По-моему, один бокал.

— Наверное, все-таки два. Сейчас у тебя на ладони только грязное пятно и никакого насекомого, — ответил граф. — И не смей больше притрагиваться к шампанскому, если не хочешь, чтобы тебя наказали!

Он встал и поставил на ноги Рози.

— А вы и есть дамоклов меч? — полюбопытствовала Рози, отряхивая юбку.

— Что-о?

— А то самое. Тео сказала, что вы висите над ней, — рассеянно повторила Рози. — Я думаю пройтись в новый дом и посмотреть, как переехал мой музей. Вы скажете маме?

— Скажу.

Еле сдерживая смех, граф смотрел, как Рози нетвердой походкой направилась вдоль коридора на поиски новых образцов для своего музея. Он чувствовал, что начинает привязываться к своей новой семье, где все было ему по душе… в отличие от его собственной.

Заставив себя не думать о своей матери и сестре, он вернулся в галерею, где прием подходил к концу.

— Есть у вас новости от Эдварда, сэр Чарлз? — спросила Эмили, спускаясь по лестнице под руку со своим будущим свекром. — Я читаю «Газетт», чтобы узнать новости о его отряде, но все они, как правило, уже устарели.

— Новости устаревают прежде, чем успевают попасть в печать, дорогая моя, — со вздохом ответил сэр Чарлз. — Но мы говорим: отсутствие новостей — уже хорошая новость.

— Несколько недель назад я написала Эдварду о помолвке Тео, — проговорила леди Ферфакс, беря Эмили под другую руку. — Я думаю, что ответ уже в пути.

— Да, мы с Тео тоже написали ему.

— Возможно, у него через несколько месяцев будет отпуск, — заметил сэр Чарлз, ласково потрепав ее по щеке. — Тяжелое время для тебя, дорогая моя. Война всегда тяжелое время для женщин, которые ждут и беспокоятся.

— Для женщин и отцов, — мягко заметила леди Ферфакс. Эдвард был их единственным ребенком. — Мне кажется, лорд Стоунридж был на Пиренеях до того, как туда попал Эдвард.

— Насколько я знаю, Стоунридж служил в Португалии, — отозвался сэр Чарлз.

— Вы уже уезжаете? — подошла к ним Тео. — Благодарю вас, сэр Чарлз, за то, что вы сопровождали меня в церковь.

— Я сделал это с радостью, моя дорогая. — Он поцеловал ее в щеку. — Надеюсь, что вскоре Стоунридж сделает то же самое для Эмили.

Эмили покраснела, а Тео рассмеялась и крепко обняла сестру.

— Разумеется, сделает! Я чувствую, что очень скоро Эдвард будет дома.

— Почему ты так думаешь, Тео? — спросила леди Ферфакс, надевая плащ.

Тео нахмурилась. Почему она это сказала? Просто слетело с языка? Нет, она знала, что это правда. У нее было предчувствие…

Чья-то рука опустилась ей на плечо, и Тео взглянула на мужа, который незаметно подошел к ним.

— Не хотите ли, дорогая, пройтись в новый дом вместе с матерью и сестрами?

— Да, конечно, — сказала Тео с запоздалым энтузиазмом.

В глазах графа заиграли смешливые искорки. У его жены на уме что-то совсем иное.

— Тогда идем. Леди Илинор и Кларисса ожидают вас с Эмили. Сэр Чарлз, леди Белмонт надеется, что вы и леди Ферфакс выпьете с нами чаю в новом доме.

— С удовольствием, — бодро проговорила леди Ферфакс.

Она двинулась на поиски леди Илинор, и все остальные последовали за ней.

Они подошли к дому. Все чувствовали некоторую неловкость. Ведь леди Илинор теряет родовое гнездо, которое по праву принадлежало бы ей, если бы ее муж был жив.

У дверей дома леди Илинор поцеловала Тео в обе щеки и спокойно сказала:

— Я не буду тебе надоедать, дорогая. Когда вы с мужем будете готовы к приемам, пришли Билли с запиской. В помощь тебе остаются Фостер, миссис Грейвз и кухарка.

Они еще раньше договорились, что Тео, когда возьмет бразды правления хозяйством в свои руки, будет нуждаться в старых слугах больше, чем ее мать в гораздо меньшем доме.

Леди Илинор протянула руку зятю:

— Желаю вам всего хорошего, Стоунридж.

— Благодарю вас, миледи, — проговорил Сильвестр, целуя ей руку.

Их взгляды встретились, и она мягко сказала:

— Тео не всегда легко понять, сэр, но она стоит ваших усилий.

Граф взглянул на свою жену, которая в эту минуту прощалась с сестрами, и улыбнулся:

— Я это знаю, миледи.

Девушки шептались, наклонив головы друг к другу, затем кружок распался, и граф увидел три смеющиеся мордашки. По их шаловливым физиономиям Сильвестр понял, что у сестер был разговор, похожий на тот, что он случайно услышал днем раньше. Тео отошла от сестер и встала рядом с ним.

Обняв ее за плечи, Сильвестр повел ее назад по дорожке, и, пока они шли, оба ощущали, как их провожают взглядами те, кто оставался в новом доме.

Тео подобрала шлейф, перекинула его через руку и побежала к усадьбе.

На секунду опешив, граф бросился за ней в погоню.

— К чему такая спешка, цыганка?

— Надеюсь, вы сами знаете ответ, — сказала она, положив голову ему на плечо и глядя на графа с видом невинной пастушки.

— Не сомневайся, моя прелесть, — проговорил граф и неожиданно вскинул Тео на плечо. — Полагаю, так будет гораздо быстрее.

И, не обращая внимания на ее громкие жалобы на столь недостойный для графини способ транспортировки, он зашагал вверх по лестнице в дом.

Когда они вошли в холл, Тео подняла голову. Дом казался пустым.

— Куда все подевались?

— Ушли и празднуют нашу свадьбу. Кто на заднем дворе, а кто в «Зайце и гончих».

— Ты хочешь сказать, что дом пуст? — воскликнула Тео.

— Если не считать нас с тобой, — ответил Сильвестр, поднимаясь по лестнице через

ступеньку, несмотря на свою ношу.

Он ногой распахнул дверь спальни и довольно бесцеремонно бросил Тео на постель.

— Ну, леди Стоунридж, пусть наш брак станет нерасторжимым!

Глава 11

— А что теперь? — Тео приподнялась на локтях и смотрела на мужа с насмешливой улыбкой. Часы на камине пробили четыре. Свадебная ночь начиналась довольно рано.

— Для начала оставайся там, где лежишь, и ничего не делай.

Глаза его сузились, губы вытянулись в прямую линию, а сам он смотрел на жену, окруженную девственно белым облаком шелка, газа и кружев.

— Могу я хотя бы скинуть туфли?

— Нет, я не хочу, чтобы ты раздевалась сама.

Не отрывая глаз от жены, Сильвестр скинул с плеч шелковый сюртук. В его взгляде читалась такая сила воли, что Тео вздрогнула и у нее отпало всякое желание шутить.

Тео наблюдала, как он развязал галстук и кинул его на сюртук, за ним последовал белый жилет. С намеренной неторопливостью граф расстегнул жемчужные запонки, утопавшие в кружевных манжетах его рубашки. Через несколько мгновений и рубашка присоединилась к остальному платью…

Тео и раньше успела убедиться в силе его рук, наблюдала игру тренированных мышц, но ни разу не видела его обнаженного торса. Когда Сильвестр повернулся, чтобы бросить сорочку на стул, на спине его под тугой кожей заходили мускулы, а когда он снова повернулся к ней, Тео увидела тонкий белый шрам, который, беря начало от грудной клетки, огибал узкую талию и следовал вдоль полоски темных волос над поясом его атласных брюк.

Сильвестр медленно скинул туфли и снял носки. Когда он все так же медленно начал расстегивать брюки, у Тео перехватило дыхание. Граф освободился от одежды и повернулся к кровати. На его животе был прочерчен еще один шрам, кончающийся у бедра. Тео уставилась на его восстающую плоть и почувствовала, как в ней шевельнулась тревога.

Но она не могла оторвать глаз от графа. Он был великолепен в своей наготе… великолепен и страшен.

Сильвестр наклонился к ней, поцеловал и проговорил:

— Не надо бояться. Поначалу может быть немного больно, но это быстро пройдет.

Тео только кивнула, не найдя на этот раз слов. После мимолетного колебания она положила руку ему на грудь, чувствуя ровное биение его сердца. Кончиком пальца она провела вдоль шрама, бегущего четкой линией от ребер до бедра. Она собиралась продолжить свои исследования, но внезапно обнаружила, что у нее не хватает смелости. Глянув на Сильвестра, Тео увидела, что он все еще улыбается.

— Не спеши, — мягко проговорил он, отлично понимая ее невольную робость. — Разреши, я освобожу тебя от свадебного наряда.

Упершись коленом в кровать, он ловко снял усыпанную жемчугом ленту, которая удерживала фату, и снял с ее головы белую дымку газа. Волосы Тео были уложены венцом вокруг головы, что придавало ее лицу необыкновенное изящество. Она уже не была растрепанной цыганкой или деревенской девушкой с косами вдоль спины.

Он провел руками по ее шее, груди, животу и проговорил:

— Твоему телу нечего вспомнить, цыганка? Вместо ответа она притворно толкнула его в грудь, и он засмеялся.

— Приподнимись, дорогая, — мягко скомандовал граф, снимая белье с ее бедер.

Тео закусила губу и сделала, как он велел. Но вдруг ее охватил страх перед неизведанным, и она мгновенно забыла, как мечтала об этой минуте. Ей захотелось одеться и убежать из этой комнаты. Человек, который с такой нежностью ласкал ее, все еще оставался незнакомцем, получившим теперь абсолютную власть над ее телом.

Сильвестр почувствовал перемену в Тео, когда ее бедра вдруг напряглись и она словно застыла под его руками. Он недоуменно нахмурился. Он не сделал пока ничего большего, чем в тот вечер у ручья, но тогда она сама была объята дикой страстью.

Сильвестр отнял руки, и Тео тотчас расслабилась.

— В чем дело, Тео? Чего ты боишься?

Тео закрыла глаза и натянула на себя юбку.

— Не капризничай, — с нарочитой строгостью проговорил граф. — Дай мне раздеть тебя.

Сильвестр высился над ней, и его нагота теперь пугала ее. Тео оцепенела. Как она могла ждать этого момента? Как она могла желать, чтобы ею обладали, вторгались в нее? И одновременно то, чего она боялась, более всего было желанным и лишало ее возможности трезво соображать. Однако сейчас Тео была холодна и спокойна, как никогда. Ей не хотелось близости. Ее тело принадлежало только ей.

Но пальцы графа настойчиво расстегивали лиф ее платья, и наконец оно упало к голым ногам Тео. Теперь оставалась только рубашка, но и эту преграду граф устранил столь же успешно.

— Теперь осталось самое трудное, дорогая. Я сделаю все возможное, чтобы тебе не было больно, но будет гораздо лучше, если ты постараешься расслабиться.

Тео хотелось крикнуть ему, чтобы он не смел до нее дотрагиваться, но слова не шли с языка. Она согласилась на брак по большей части из-за своих желаний, но она вышла замуж за Джилбрайта, а только это сейчас и имело значение.

Она лежала, плотно закрыв глаза, и боялась не боли, а обладания.

Поняв, что она не собирается пойти ему навстречу и помочь им обоим, Сильвестр нахмурился:

— Дорогая, я вынужден буду сделать тебе больно, если ты не расслабишься.

— Я не боюсь боли, — проговорила она, глядя ему в глаза и видя в них как желание, так и беспокойство.

— Тогда в чем же дело?

— Я боюсь тебя… боюсь потерять свое тело, — прошептала Тео.

Что ж, ответ честный и вполне в духе Тео. Сильвестр погладил ее по щеке и сказал:

— Ты потеряешь свое тело в моем, но и я растворюсь в твоем. Но это больше чем соитие. Это слияние двух душ, дорогая.

— Но я ведь не останавливаю тебя. Пожалуйста, возьми меня.

Сильвестр кивнул, и Тео чуть не задохнулась от острой боли, но сдержала себя и не закричала. Но прежде чем боль утихла, Сильвестр взорвался оргазмом. Тео ощутила странное облегчение, так как не почувствовала в этом ни насилия, ни тем более потери себя, чего она боялась больше всего.

Сильвестр медленно разъединился с ней и виновато взглянул на Тео:

— Извини, я думал, что ты хочешь, чтобы все быстрее закончилось.

— Но я чувствую какую-то незавершенность, — растерянно проговорила Тео. — Или это не так?

Сильвестр рухнул на постель и облегченно рассмеялся:

— Да, дорогая моя цыганка, все так! Но ты еще получишь все, чего желаешь.

— А нельзя ли повторить прямо сейчас?

— Тебе следует кое-что узнать о мужской физиологии, — смеясь проговорил граф и сел. — Мне нужно время, чтобы восстановиться.

— У меня идет кровь? — Ни этот интимный вопрос, ни осмотр Сильвестра больше не смущали Тео.

— Полежи немного, а когда кровотечение кончится, мы попробуем снова.

Сильвестр лег на спину, положил голову Тео себе на плечо и начал вынимать шпильки, поддерживающие ее косы, сплетенные в сложный узор. Это одновременно и возбуждало, и успокаивало Тео.

У нее удивительный цвет волос, думал граф, проводя по ним пальцами, располагая их у нее на груди, чтобы волосы контрастировали с молочно-белой кожей. Она была так же не похожа на своих сестер физически, как и по темпераменту, хотя у Рози было нечто схожее с ней и в том и в другом.

Сильвестр коснулся ее груди и почувствовал, как затвердели ее соски.

— Ты уже отдохнул? — пробормотала она, уткнувшись ему в плечо.

— А почему ты не хочешь узнать это сама? — предложил он.

— Так? — спросила Тео, скользя рукой вниз по его животу.

— Совершенно верно, — подтвердил Сильвестр, возбуждаясь от ее прикосновения.

На этот раз, когда они вновь занялись любовью, Тео была к этому готова, и в глазах у нее была решимость не упустить ни капли этих ощущений.

Граф нагнулся и поцеловал ее глаза.

— На этот раз не больно?

Тео покачала головой, у нее блестели глаза.

— Наоборот, просто восхитительно. Сильвестр тихо засмеялся и стал действовать более решительно. Когда все завершилось, он спросил:

— Ну, улеглись твои страхи, цыганка?

— Какие страхи? — со смешком переспросила она. — Никаких страхов, но мне ужасно хочется спать.

— Тогда спи.

Граф тоже закрыл глаза и в полудреме продолжал гладить ее волосы.

Тео пошевелилась и проснулась. Сон ее был так легок, что ей казалось, она и не засыпала вовсе. В ее памяти утехи любви были еще настолько живы, словно это произошло всего минуту назад.

Она потянулась и проговорила:

— Я умираю от голода.

— Ты ничего не ела во время приема, — сонно пробормотал Сильвестр. — Насколько я помню, ты была занята подготовкой нападения на мою мать.

— Я не хочу об этом вспоминать, — проговорила Тео, безуспешно пытаясь подавить зевок. — А то мы можем поссориться.

— Неужели? А я-то думал, что все уже уладилось.

— На время, — ответила Тео, сморщив нос. — Ты ведь не можешь мне пообещать, что я не буду с ней больше встречаться, так ведь?

— Да, не могу, — согласился он.

— А всегда ли ты будешь на моей стороне?

— Боюсь, что и этого я не могу тебе обещать. Сильвестр подшучивал над Тео, но она тем не менее нахмурилась.

— Сколько тебе было, когда умер твой отец?

— Три года. А что?

Он очень смутно помнил сэра Джошуа Джилбрайта. Настолько смутно, что все его представления об отце основывались на портрете, который остался в Джилбрайт-Хаус.

— И ты прожил всю жизнь с матерью и старшей сестрой?

Сильвестр покачал головой:

— Нет. Когда мне было пять лет, меня отдали в школу, и я почти не бывал дома. А в десять лет я поступил в Вестминстерский колледж и большую часть года проводил в нем.

— Но почему тебя отправили в школу так рано?

Тео ужаснулась. Пятилетний ребенок еще слишком мал, чтобы отрывать его от семьи.

Сильвестр пожал плечами. Он никогда не задумывался о своем детстве. Это был мир, в котором он существовал со своими школьными друзьями, и никто из них тогда не задавался вопросом, труден ли этот мир и правильно ли устроен. За исключением Нейла Джерарда, который пребывал в те годы в состоянии постоянного страха. Английская общая школа не для робких… не говоря уже о трусах. И снова смутное воспоминание настойчиво постучалось в его сознание. Сильвестр пытался ухватить его, но оно исчезло. Тео с недоумением смотрела на мужа, ожидая ответа.

— Мои попечители были уверены, что мальчик не должен расти без мужского общения. Они считали, что школьная среда предпочтительнее. — Улыбаясь, он убрал локон с ее лба. — Да не беспокойся ты так, цыганка. Я страдал, но в хорошей компании.

— Но все же страдал?

— Наверное, да. — Он опять пожал плечами. — Однако тогда мы на это не смотрели столь трагично.

— Но тебя не били?

— Постоянно, — усмехнувшись, ответил граф.

— И никогда не целовали и не обнимали?

— Боже мой, конечно же, нет!

Тео помрачнела еще больше. Неудивительно, что он так суров. И все же она знала, что под этой строгой, а порой и грозной внешностью таятся тепло, нежность и умение с юмором смотреть на окружающий мир. Надо только знать, как до этого достучаться.

— Все равно это ужасно, — заявила она и тут же перескочила на другую тему: — А не позавтракать ли нам? На кухне масса всякой еды. Я знаю, что там есть крабы под соусом, мусс из лосося и, насколько мне помнится, пирог с крольчатиной.

Тео спустила ноги с постели.

— Я принесу поднос.

— Тео, я не люблю есть в постели!

— Правда? А мне нравится.

— Ну да, потом крошки в простынях, все прилипает к коже.

— Мы потом протрясем простыни. Тео отправилась на поиски халата.

— Мы можем начать с бутылки бургундского 99-го года. Четвертая полка с левой стороны первого подвала в третьем ряду. Принеси, пожалуйста.

Сильвестр поднял бровь.

— Как-нибудь тебе надо будет начертить мне карту этих подвалов, иначе я заблужусь.

— Незачем. Если меня не окажется рядом, тебе поможет Фостер. Он знает подвалы не хуже меня.

Она исчезла за дверью и не видела, как нахмурился Сильвестр. Он не собирается ни в чем ни от кого зависеть. Но свадебная ночь не самый подходящий момент, чтобы обсуждать эту тему.

Во дворе слуга его светлости сидел рядом с быстро пустеющим бочонком эля и беседовал с бродячим коробейником, человеком из Лондона, который был рад встретить равного среди этого неотесанного деревенского мужичья.

— А твой-то хорош, связался черт с младенцем, — заметил коробейник.

— Ну я бы так не сказал, — возразил Генри. — Леди Тео себя в обиду не даст, а поместье знает как свои пять пальцев.

— Но по сравнению с мужем она все же младенец.

— А тебе-то что? — огрызнулся Генри. Замечания незнакомца задевали его чувство преданности графу. Коробейник пожал плечами:

— Да, собственно, ничего. Так в деревне болтают.

— Любят они посплетничать, во всяком случае, большинство из них, — заявил Генри.

— Все говорят о том, что девица — из рода Белмонтов, а его светлость — из другого семейства и между ними какая-то давняя ссора, — не унимался коробейник, нагибаясь, чтобы подставить кружку под кран бочонка. Струйка была совсем слабой, и он, тихо выругавшись, наклонил бочонок.

Генри хмыкнул:

— Ничего об этом не знаю. Кажется, все довольны. Его светлость получил хорошую жену, ее семья осталась в фамильном поместье. Всем хорошо, и все разумно.

— Может быть, и так, — нехотя кивнул незнакомец. — А его светлость любит охоту? Генри пожал плечами:

— Как и все господа, я полагаю. В хорошее утро он не прочь пройтись с ружьем.

— Мне говорили, здесь хорошая утиная охота на Вебстер-Пондз, — задумчиво проговорил коробейник. — Твой-то, наверное, об этом не знает, потому что деревенские берегут эти места для себя. Ну я пойду. Благодарю за компанию.

— Прощай. — Генри протянул незнакомцу руку, не слишком уверенный, что следует это делать, лондонец этот тип или нет. В этом собирателе сплетен было что-то неприятное. Но может быть, его светлость захочет прокатиться в Вебстер-Пондз… когда вдоволь насладится брачным ложем. Чуть улыбнувшись, Генри направился к группе молочниц, которые над чем-то хихикали. Он уже несколько недель присматривался к Бетси, розовощекой девушке, умеренно пышной, чтобы ее мог обхватить один мужчина.

— Идет, идет, — ткнула Бетси под ребро одна из девиц и зашептала: — Я же говорила, что он к тебе неравнодушен, Бетси!

— Да отстань ты, Нелли. — Бетси толкнула подругу локтем, но щеки ее зарделись.

— Не хочешь пройтись, малышка? — подмигнул, подходя, Генри, с удовольствием глядя на ее румянец. — Мы выпьем по стаканчику портера в гостинице.