Коммунистическая оппозиция в СССР (1923-1927) (Том 1)

      Я не могу также ни в малейшей мере принять обвинение в том, будто я стремлюсь превратить партию в сумму фракций и группировок, - в духе английской рабочей партии. Карикатурность этого утверждения говорит сама за себя. Правильно или неправильно мое понимание октябрьских уроков, но нет никакой возможности рассматривать мою книгу об октябре, как орудие фракционной группировки. Такой цели я себе не ставил и ставить не мог. Нелепо вообще думать, будто в правящей массовой партии можно создавать "группировки" на почве исторических оценок!
      Я не останавливаюсь на вопросах о "спецах", о финансах, о Госплане и прочее и прочее, так как совершенно не вижу тут материала для "дискуссии" и ни с какой стороны не давал повода поднимать заново эти вопросы.
      Остается, наконец, вопрос о моей недооценке крестьянства, как основном будто бы источнике моих ошибок, действительных и мнимых. Я не буду говорить о прошлом, так как это завело бы нас в безвыходные дебри. Я не буду останавливаться на том, что моя брест-литовская ошибка вытекала не из "игнорирования" крестьянства (на революционную войну с его стороны я не рассчитывал), а из надежды на более быстрое развитие революционного движения в Германии. Но в отношении настоящего и будущего я считаю необходимым остановиться на этом основном обвинении, бесформенном, но настойчивом.
      Не могу, однако, здесь не отметить совершенно безобразных извращений брест-литовской истории, допущенных Куусиненом. У него выходит так: уехав в Брест-Литовск с партийной инструкцией: в случае ультиматума - подписать договор, я самовольно нарушил эту инструкцию и отказался дать свою подпись. Эта ложь переходит уже всякие пределы. Я уехал в Брест-Литовск с единственной инструкцией: затягивать переговоры как можно дольше, а в случае ультиматума, выторговать отсрочку и приехать в Москву для участия в решении ЦК. Один лишь тов. Зиновьев предлагал дать мне инструкцию о немедленном подписании договора. Но это было отвергнуто всеми остальными голосами, в том числе и голосом Ленина. Все соглашались, разумеется, что дальнейшая затяжка переговоров будет ухудшать условия договора, но считали, что этот минус переве
      шивается агитационным плюсом. - Как я поступил в Брест-Литовске? Когда дело подошло к ультиматуму, я сторговался насчет перерыва, вернулся в Москву, и вопрос решался в ЦК. Не я самолично, а большинство ЦК, по моему предложению, решило мира не подписывать. Таково же было решение большинства всероссийского партийного совещания. В Брест-Литовск я уехал в последний раз с совершенно определенным решением партии: договора не подписывать. Все это можно без труда проверить по протоколам ЦК. Куусинен грубо извращает брест-литовскую историю. Допускаю, впрочем, что злой воли тут нет, а есть просто незнание и непонимание.
      Прежде всего нужно отвергнуть карикатурную мысль, будто формула "перманентной революции" есть для меня какой-то фетиш или символ веры, из которого я вывожу все свои политические заключения и выводы, особенно поскольку они связаны с крестьянством. В таком изображении дела нет и тени правды. После того, как я писал о перманентной революции с целью уяснить себе будущий ход развития революционных событий, прошли многие годы, произошла самая революция, развернулся богатейший опыт советского государства. Неужели же можно серьезно думать, будто мое нынешнее отношение к крестьянству определяется не коллективным опытом нашей партии и моим личным опытом, а теоретическими воспоминаниями о том, как я в таком-то году представлял себе развитие русской революции? Ведь был, и нас кое-чему научил, период империалистской войны, период керенщины, земельных комитетов, крестьянских съездов, борьбы против правых эсеров; период непрерывного солдатско-делегатского митинга в Смольном, где мы боролись за влияние на вооруженного крестьянина; был опыт брест-литовского мира, где значительная часть партии, руководимая старыми большевиками, не имевшими ничего общего с "перманентной революцией", рассчитывала на революционную войну и многому научила всю партию на опыте своей ошибки; был период строительства Красной армии, где партия в ряде опытов и подходов создавала военный союз рабочего и крестьянина; был период хлебной разверстки и тяжелых классовых конфликтов на этой почве... Затем партией взят курс на середняка, и курс этот постепенно привел к очень значительному изменению партийной ориентировки, -разумеется, на той же самой принципиальной основе; был совершен затем переход к свободе хлебной торговли и к нэпу - со всеми, вытекающими отсюда последствиями. Неужели же можно класть на одну чашу весов весь этот гигантский исторический опыт, которым питаемся мы все, а на другую чашу -- старую формулу перманентной революции, которая будто бы должна везде, всегда и при всех условиях приводить меня к недооценке крестьянства? Неверно это, нереально. Я решительнейшим образом отвергаю такое богословское отношение к формуле перманентной революции. Сама эта формула отражала давно пройденную ступень развития. Она вытаскивается и раздувается только потому, что иначе трудно обосновать сегодняшнюю "недооценку крестьянства" и создать призрак "троцкизма".
      В своей статье об РКИ Ленин писал, что основная политическая опас
      ность, которая могла бы в известных условиях стать источником раскола партии, есть опасность разрыва между пролетариатом и крестьянством, как двумя основными классами, сотрудничество которых является безусловной необходимостью для сохранения и развития завоеваний октября. Если подойти к этой опасности с точки зрения интересов обоих основных классов, то придется сказать так: только поддерживая известное равновесие материальных интересов рабочих и крестьян, можно обеспечивать политическую устойчивость советского государства. Равновесие это правящей партии приходится устанавливать в постоянно изменяющихся условиях, ибо меняется экономический уровень страны, меняется взнос на общее дело каждого из двух пайщиков, меняется доля, которую у них обоих ворует частный капитал, меняется пай, который каждый из союзников получает из общего труда. В чем может состоять в таких условиях реальная недооценка крестьянства или невнимание к нему? В том, что руководящий из двух союзников, пролетариат, стремясь через партию как можно скорее обеспечить свою базу, промышленность или поднять культуру, наложил бы чрезмерную ношу на крестьянина. Это могло бы привести к политическому разрыву, инициативу которого в этом случае взяло бы на себя крестьянство. Такого рода нетерпеливую и узкую тенденцию, поскольку она проявлялась, мы не раз характеризовали, как цеховую, тред-юнионистскую, а не коммунистическую. Нельзя вопрос о сегодняшней доле пролетариата в общенародном хозяйстве вопрос, конечно, крайне важный - ставить над вопросом о сохранении диктатуры пролетариата, как условия социалистического строительства. С этим, надо думать, согласны мы все, и не со вчерашнего дня.
      Но для всех нас совершенно очевидно и другое, а именно, что та же самая историческая опасность разрыва может обернуться к нам и противоположным своим концом. Если бы условия сложились так, что пролетариату пришлось бы нести слишком большие жертвы для сохранения союза, если бы рабочий класс пришел в течение ряда лет к выводу, что во имя поддержания своей политической диктатуры он вынужден итти на слишком большое классовое самоотречение, - это подсекло бы советское государство с другого конца.
      Об этих двух концах одной и той же исторической опасности разрыва между пролетариатом и крестьянством мы говорим, разумеется, не потому, что считаем самую опасность реальной и близкой. Нет, этого никто из нас не думает. Мы берем опасность в исторической перспективе, чтоб правильнее ориентироваться в политике сегодняшнего дня. Совершенно бесспорно, что эта политика может быть лишь маневренной, требующей величайшего внимания к промерке дна, с его возможными мелями, и тщательного обследования обоих берегов - и правого и левого. Совершенно также бесспорно и то, что на настоящем этапе равновесие интересов нарушено прежде всего в ущерб деревне, и что с этим приходится серьезно считаться и в экономике и в политике.
      Изложенные выше общие соображения относятся прежде всего к вопросу о развитии промышленности и к темпу этого развития.
      Если советское государство держится на союзе рабочих и крестьян, то
      социалистическая диктатура пролетариата держится на государственной промышленности и транспорте. Советское государство без социалистической диктатуры было бы телом без "души". Оно подверглось бы неизбежному буржуазному перерождению. Промышленность, как база социалистической диктатуры, зависит, однако, от крестьянского хозяйства. Но связь эта взаимная. Крестьянское хозяйство зависит, в свою очередь, от промышленности. Из этих двух составных частей более динамическим (движущим, толкающим вперед) началом является промышленность. Самое могущественное воздействие, какое советская власть может оказать на деревню, направляется по каналам промышленности и транспорта. Остальные методы воздействия, очень важные сами по себе, стоят все же во второй и третьей линии. Без правильного возрастания роли государственной промышленности, без усиления ее организующего воздействия на деревню все остальные мероприятия были бы обречены, в конце концов, на бессилие.
      Темп развития промышленности, в ускорении которого заинтересованы и город и деревня, зависит, разумеется, не от нашей доброй воли. Тут есть объективные пределы: уровень крестьянского хозяйства, оборудование самой промышленности, наличные оборотные средства, культурный уровень страны и прочее. Попытка искусственно перескочить через эти пределы, конечно, отомстила бы за себя жестоко, ударив одним концом по пролетариату, другим по крестьянству. Но никак не меньшей опасностью явилось бы отставание промышленности от экономического подъема страны, порождающее неизбежно явления товарного голода и высоких розничных цен, что неизбежно ведет, в свою очередь, к обогащению частного капитала. Темп социалистического накопления и промышленного развития не свободен, следовательно, и в другом направлении, то есть ограничен не только известным максимум , но и известным минимумом. Этот минимум непосредственно определяется соревнованием частного капитала внутри, давлением мирового капитала извне.
      Опасности, вытекающие из всего нашего развития, имеют двусторонний характер. Промышленность не может слишком зарываться вперед, ибо тогда для нее могло бы не хватить народно-хозяйственного фундамента. Но столь же опасно и отставать. Каждое ее промедление, каждое ее упущение означает рост конкурирующего с нею частного капитала, рост кулака в деревне и рост экономического и политического влияния кулака на деревню. Отставание промышленности означает передвижку соотношения сил от города к деревне и внутри деревни - от бедноты к кулакам нового советского типа. Эта передвижка центра тяжести, ослабляя пролетариат, должна была бы вынудить его затем к дальнейшим экономическим и политическим уступкам во имя сохранения рабоче-крестьянского союза. Но совершенно ясно, что на этом пути диктатура пролетариата опустошалась бы от своего социалистического содержания.
      Таким образом, все трудности и опасности, которые вырастают из переходного периода нашего хозяйственного развития, где пролетариат ведет социалистическое строительство на основе многомиллионных мелких товаропроизводителей, все наши трудности, вместе взятые, и
      каждая в отдельности, всегда имеют, как уже сказано, двусторонний, а не односторонний характер. Погоня за слишком быстрым темпом развития промышленности так же опасна, как и слишком медленный темп ее развития.
      Эти соображения, надеюсь, совершенно бесспорны. Их можно разве обвинить в том, что они слишком общи. Но несравненно более общий и расплывчатый характер, притом крайне односторонний, имеет обвинение в недооценке крестьянства. "Оценивать" нужно крестьянство не само по себе взятое, а в рамках подвижного равновесия классов. Заранее данной математической формулы, которая говорила бы, до какой линии нужно итти в согласовании интересов пролетариата и крестьянства, и где остановиться, не существует на свете. Ориентироваться и прощупывать обстановку приходится путем постоянного активного маневрирования. Это маневрирование, однако, никогда не имело и не будет иметь у нашей партии характера беспринципного лавирования (как изображают это меньшевизм и анархизм). Наше маневрирование, и хозяйственное и политическое, сводится к такой цепи мероприятий, при помощи которых, на основе союза рабочих и крестьян, обеспечивается диктатура пролетариата, а, следовательно, и возможность дальнейшего социалистического строительства. Это и есть наш верхний критерий.
      Упорное и неправильное в своей односторонности обвинение в "недооценке крестьянства" тем более вредно, что оно неминуемо порождает - совершенно, разумеется, необоснованные опасения, будто это есть лишь теоретическая подготовка к смене курса -- от социалистической диктатуры в сторону крестьянско-рабочей демократии. Это, конечно, вздор! Наша партия, сохраняя за собой полную свободу маневрирования, сверху донизу объединена программой социалистической перестройки общественных отношений. Это есть главный из тех заветов Ленина, которые мы все единодушно и до конца обязались выполнить. И мы его выполним!
      Л. Троцкий ноябрь 1924 г.
      ЗАПИСКА КРАСИНА ТРОЦКОМУ
      Л. Д.!
      Обращался ли к Вам во время отпуска [М. Я.] Лапиров-Скобло? Мы его думали назначить в Лондон, в технический отдел Торгпредства, а он ставил это в зависимость от Вашего согласия. Я думаю, он мог бы там работать и для НТО. Прожив год-другой в Лондоне, научился бы многому.
      [1924 г.] [Красин]
      1925 год
      ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ НАБРОСОК ТЕЗИСОВ О ПОЛИТИКЕ КОМИНТЕРНА
      Со времени Пятого съезда Коминтерна произошел ряд событий,
      доказывающих с полной ясностью, что основная линия взятая Пятым
      съездом по вопросам тактики Коминтерна и его организационной поли
      тики не соответствует интересам рабочего движения, что она не только не
      в состоянии привести к большевизации компартий Запада, но, наоборот,
      привела к возникновению "левого" отзовистского крыла и последова
      тельно - к срыву связи Коминтерна с широкими рабочими массами. Рас
      ширенному Исполкому Коминтерна, а после его созыва ИККИ пришлось
      принимать меры для спасения положения в Германии, Чехословакии,
      Польше. Меры эти чисто эмпирические, не продуманные до конца, ни, что
      касается их предпосылок, ни, что касается их последствий, и поэтому не
      могли ни принести действительного оздоровления в жизнь партии, кото
      рых касались, ни пресечь дальнейшее проведение в жизнь ошибочной по
      литики Пятого конгресса в странах, в которых Коминтерн не успел еще
      задержать "левого" рвения товарищей. В промежуток времени, отделяю
      щий нас от Пятого конгресса, произошли события, доказывающие, что по
      стоянному провозглашению необходимости централизованного руковод
      ства со стороны ИККИ не соответствовали факты. Пока не происходили
      катастрофы, ИККИ занимался персональным составом Центральных ко
      митетов, но не их политикой. Основные вопросы, стоящие перед Комин
      терном, которые решить самостоятельно компартии Запада не в состоя
      нии, которые могут быть решены только совместными усилиями лучших
      элементов Интернационала, не выдвигаются и не разрабатываются ИККИ.
      Они оставлены случайным решениям парламентских фракций и решаются
      без всякой продуманной общей линии. Если, несмотря на это, в ряде
      стран мы замечаем снова известное улучшение положения компартии, то
      это происходит только благодаря росту гнета политики стабилизации
      капитализма, которая толкает рабочие массы налево. Характерно, что
      самый сильный сдвиг налево происходит в Англии, где компартия незна
      чительна; он идет по линии сближения английских и советских профсою
      зов, а не по руслу Коминтерна.
      Политическая линия Пятого конгресса Коминтерна основана была
      на следующих предпосылках: ввиду возможности стабилизации капита
      лизма на более длительный период времени необходима передача руко
      водства компартией в руки молодых левых элементов, которые не про
      шли социал-демократической школы и поэтому легче смогут повести
      борьбу против социал-демократии, как левого фланга фашизма, которые
      решительнее смогут мобилизовать рабочие массы под знамена ленинизма. Как гарантия против отрыва этих левых элементов от масс, им было дано напутствие бороться за завоевание профсоюзов. Перед лицом происходящего процесса стабилизации капитализма, который выражался в стабилизации германской и польской валюты, в начинающемся восстановлении кредитной системы, выработке доклада экспертов, съезд Коминтерна не только не попытался довести до конца дискуссию о программе, но даже не выработал связанной платформы требований, направленных против попыток международного капитализма свалить на пролетариат все тяжести стабилизации капитализма.
      На основе решений Пятого съезда Коминтерна произошло отстранение от руководства партии всей спартаковской группы в Германии, основной польской руководящей группы (Барский, Валецкий, Костржева, Прух-няк), фактическое удаление от руководства чешской партией товарищей, наиболее связанных с массами: Шмераля, Муны, Запотоцкого, Край-биха, устранение от руководства голландской компартией ее основателей: Вейнкупа, Равестайна и Сэтона; в Норвегии после раскола, проведенного еще до съезда Коминтерна, от руководства партии отстранен был фактически наиболее связанный с массами тов. Шефло. В "Воркерс парти" в Америке, уже в момент поворота от этой политики в других странах, от руководства партии устранен один из немногих ее членов, имеющих связь с массами тов. Фостер, руководитель крупных стачек в Америке, известный широчайшим массам. Руль партии был вынут из его рук, несмотря на то, что его единомышленники имели на партийном съезде значительное большинство.
      Левое крыло Коминтерна, пришедшее к власти во всех партиях Коминтерна, под непосредственным давлением ИККИ, не было в состоянии хоть мало-мальски справиться с задачей коминтерновской пропаганды. Повторяя на каждом шагу: большевизация и ленинизм, оно, не прошедши в прошлом никакой школы марксизма, не смогло даже поставить марксистско-ленинской пропаганды. В его защиту можно только сказать, что оно не находило никакой помощи со стороны ИККИ. Единственное, что удалось издать для пропаганды ленинизма Коминтерну, -- это один том избранных сочинений Ленина на немецком языке. Если перед Пятым конгрессом Коминтерна компартии издавали хоть популярную пропагандистскую литературу или переводили соответственные русские работы, то и это теперь вполне приостановилось. Единственная "самостоятельная" работа, которая должна была служить пропаганде ленинизма, -киша Маслова "17 год" была правильно объявлена Коминтерном шарлатанской, безграмотной попыткой ревизии ленинизма, после того, как в продолжении месяцев распространялась при помощи рекламы, неслыханной в истории соц. движения. Радиус агитации компартии неслыханно сузился, ибо они не умели вести ее на почве каждодневных требований пролетариата, в той очень сложной обстановке, переживаемой им во всем мире. Парламентская трибуна, которой до этого времени компартии не умели достаточно пользоваться для четкой и ясной комагитации, оказалась в руках "левых" средством компрометации коммунизма там, где им
      удалось вышибить из фракций т. н. правые элементы. За все время, отделяющее нас от Пятого съезда, в первый раз Коминтерн может перепечатать в качестве агитационной брошюры парламентскую речь, но это речь Клары Цеткин. Петиция, занимаемая парламентскими фракциями по самым злободневным вопросам, это в лучшем случае вульгарно социал-демократическая позиция (податной вопрос), в худшем, - либеральная (речь левого Розенберга по вопросу о таможенных пошлинах). Единственным светлым пунктом являются дельные выступления французских товарищей по вопросу о Марокко или выступлений Шмераля и Крайбиха в чехословацком парламенте. Значение этого неумения использования парламентской трибуны тем более значительно, что агитационная роль парламентской трибуны в период стабилизации капитализма выросла.
      Наиболее ярко выразилось банкротство "левого" курса в профсоюзах. Уменьшение влияния коммунистов в профсоюзах или, по меньшей мере, полная стагнация замечается во всех странах, за исключением Англии. Причины этого бесспорного факта не злая воля левых руководителей, хотя стоило много труда заставить их понять значение профсоюзов. Левые не могли бороться за влияние в профсоюзах потому, что: а) опираясь на наиболее нетерпеливые, молодые элементы рабочего класса, не могли через эти элементы пробраться в гущу рабочих масс (в некоторых странах, как в Германии, снят был с профсоюзного движения и партийных постов весь наш слой опытных профессионалистов, как "правый"); б) считая борьбу за податные требования и т. д. реформизмом, они приходили в профсоюзы с пустыми руками; в) не делая различия в агитации между социал-демократическими массами и социал-демократическими вождями, третируя социал-демократию в целом, как левое крыло фашизма, они, понятно, должны были отталкивать от себя рабочие массы.
      Во Франции выборы показали слабость коммунистов в округах наиболее промышленных, в Германии, как на днях признала "Роте Фане", мы потеряли почву именно в крупных фабриках, где когда-то мы были очень сильны. "Роте Фане" открыто заявляет, что причина этого не только преследования коммунистов со стороны предпринимателей, а неумение коммунистов подойти к основным массам рабочих. Все это привело к падению числа голосов, отдаваемых на коммунистов в Германии, где они от весны 1924 г. до мая 1925 г. потеряли, по крайней мере, 2,5 млн голосов. Во Франции коммунальные выборы показывают падение голосов или стагнацию. Факт, что в Чехословакии противникам нашим не удалось разбить партию, является результатом того, что левые элементы, устранившие на предпоследнем съезде партии наиболее связанных с рабочей массой в руководстве партией, не имели кем заменить их в низших массовых организациях, и поэтому партии удавалось через т. н. "правых", удержать связь с массой. Вдобавок, борьба, проведенная дружно т. н. "левыми" с т. н. "правыми" против действительных ренегатов коммунизма (группа Бубника), воссоздание руководства, отвечающего составу партии на последнем съезде, позволило наверстать потерянное.
      Способность компартий для проведения каких бы то ни было массовых движений, выходящих за рамки собраний и уличных демонстраций,
      значительно понизились. Достаточно указать, что после года финансового кризиса во Франции, роста дороговизны, мароккского и сирийского кризиса, попытки компартии Франции организовать забастовку протеста 12 октября 1925 г., кончились полным банкротством.
      3. Левый курс в Коминтерне означал не только отрыв от социал-демократических масс, от масс, симпатизирующих коммунизму, но он приводил с роковой необходимостью к отрыву от коммунистических партийных масс. Это случилось не только в странах, где левое руководство представляло незначительную часть партии, но даже в странах, как Германия, где оно пришло к власти на основе сдвига партийных масс налево, под влиянием разочарования к старому руководству, вызванного поражением в октябре 1923 г. Так как "левые" вожди партии объявили весь старый руководящий слой зараженным оппортунизмом и так как они знали, что к этому слою принадлежит большинство активных элементов партии, и так как они не могли противопоставить какой бы то ни было широкий слой "левых" с партийным прошлым и опытом, то им пришлось заморозить жизнь всех низовых парторганизаций. Снимая с постов, травя как зараженных оппортунизмом всякого члена партии, который посмел бы на парт, собраниях критиковать, даже ошибки, совершенные на глазах масс новыми вожаками, они добились состояния, в котором все молчали на собраниях партии, превратившихся в место вырешания бюрократических вопросов. Результатом этого было полное падение интереса партийных масс к жизни партии, "единомыслие" пустых собраний. Такое положение существовало еще несколько месяцев тому назад в Германии, Чехословакии, существует еще теперь во Франции. Элементы, которые пытались вести борьбу за приближение партии к массам, которые добивались актуальной программы агитации, исключались в Германии из партии (группа Янака была, по существу, исключена за выдвигание системы податей и т. д. как средства мобилизации рабочих масс против доклада экспертов).
      Пытаясь создать в короткое время новый "левый" партактив, левые выдвигали всякого "радикального крикуна", не спрашивая его ни о партии, ни о личном прошлом. Благодаря этому к руководству в Чехословакии и в Германии пробрался ряд недоброкачественных элементов, которых пришлось удалять. В низовых организациях Германии пошла полоса систематических растрат наскоро завербованными "левыми" партчинов-никами. В результате, компрометация партии в глазах коммунистов и некоммунистов, которые, даже не зная закулисных скандалов, великолепно разбирались в моральном облике этих элементов.
      ИККИ не только не противодействовал нагонке против т. н. правых, но снял их со всех постов от него непосредственно зависящих, даже если они соглашались во имя партинтересов делать неруководящую работу. В то время, как ИККИ запрещал перепечатывание даже из "Правды" или из центральных партиздательств статьи и брошюры Троцкого, Радека, Тальгаймера, немецкий ЦК заказывал агитационные брошюры у левых социал-демократов. ИККИ пальцем не тронул, когда в Германии изгонялись из партии около ста лучших рабочих со старым нелегальным и
      военным стажем, которые всем своим поведением после исключения доказали, что они принадлежат к самым стойким, самым сознательным элементам Коминтерна. ИККИ допустил исключение из французской компартии таких ценных синдикэлементов, как Росмер и Монатт, которых можно было ассимилировать и которых, вместо этого, оттолкнули обратно к синдикализму. Уже в момент, когда ИККИ был принужден делать организационный поворот в чешской партии и тезисах своих о большевизации, на бумаге высказал приговор внутрипартийному зажиму во всех партиях Коминтерна, ИККИ создает, на основе денуициации, дело Брандлера, Радека и товарищей, одобряет чудовищный приговор, запрещающий им "вмешательство" в дела Коминтерна, чем высказывает на деле свое согласие со всем режимом полного зажима.
      4. Непосредственно составляя ЦК, непосредственно руководя всей персональной политикой Центральных комитетов всех компартий, ИККИ не давал самых примитивных директив Коминтерну. Мы уже говорили о том, что Коминтерн не помог ни одной партии в выработке позиций по всем очередным крупным политическим и экономическим вопросам. Это отсутствие политического руководства роковым образом выразилось в болгарских и эстонских событиях, как и в президентских выборах в Германии. Мы не знаем действительного отношения ИККИ ни к болгарским, ни к эстонским событиям, мы не знаем не только фактического отношения ИККИ к этим событиям, но даже политического суждения о них, ибо ИККИ отказался от всякой ясной, публичной оценки этих событий. Тут налицо только три возможности: или ИККИ несет ответственность за эти события, что означало бы чистый авантюризм политический, или ИККИ не знал о подготовке этих событий, что было бы свидетельством полного отсутствия руководства, или, наконец, ИККИ принимал участие в начальных, подготовительных шагах и, убедившись в их безнадежности, не имело отваги и решительности прекратить эти подготовления и спасти партии от разгрома на много лет. Это было бы тоже свидетельство беспримерного отсутствия руководства. Мы считаем исключенным только первый вариант. Происшествия, имевшие место при выборах президента в Германии, дают картину полного отсутствия руководства. Хотя каждому известно было, в какой срок должны состояться выборы президента, ИККИ не дал компартии Германии никаких директив. Партия повела кампанию, соответствующую линии Пятого конгресса, которая сделала ей невозможным применение тактики единого фронта при перевыборах. Когда в результате получилось громадное поражение компартии, ИККИ, только по предложению Маслова, испугавшегося этого поражения, решается предложить компартии применение тактики единого фронта, но и это решение принимается с опозданием и попадает в Берлин после того, как партия уже выдвинула самостоятельно кандидатуру Тельмана. Это не мешает ИККИ напасть на руководство германской партии, которая, в свою очередь, в публичном заявлении устанавливает неправильность утверждения ИККИ о якобы от ИККИ исходящей инициативе применения тактики единого фронта. Отсутствие руководства переходит в дезорганизацию партии ИККИ.
      Говоря об отсутствии руководства ИККИ компартиями, нельзя обойти молчанием подбор представителей ИККИ заграницей. Представителями ИККИ посылались люди, не только доказавшие в октябре 23 г. полное отсутствие всякого чувства партийной ответственности, но крупным массовым партиям посылались товарищи, не имеющие опыта ни в организации рабочих масс, ни в политике партии. Товарищи, которые в РКП не играли никакой политической роли, посылались даже люди, которые еще во время войны играли руководящую роль в буржуазной националистической печати.
      Только перед лицом опасности распада партий ИККИ начал изме
      нять свою политику, уступая давлению абсолютной необходимости. Так
      например, на расширенном пленуме ИККИ сделал поворот в чешском
      вопросе, взяв курс на блок шмералистов с левыми, который в последнюю
      минуту спас партию от неминуемого раскола. В Германии понадобилось
      громадное поражение при президентских выборах, полная мертвечина
      (единомыслящего) партсъезда, как и сведения о начале попыток между
      народного соглашения "левых" для борьбы с ИККИ, который им казался
      недостаточно радикальным: только тогда выступил ИККИ с пресловутым
      открытым письмом, которое является документом банкротства не толь
      ко Рут Фишер и Маслова, но и всего левого курса ИККИ. В то время, ког
      да Зиновьев пытается в своем реферате на октябрьском пленуме ЦК РКП