Безграничная любовь

Солнце все еще стояло высоко в небесах. Его ярко-оранжевые лучи ласкали каменные стены Хэрроугейта, подсвечивая их и придавая тем самым огненный блеск.

Райль оцепенел. Не он, а кто-то другой ехал сейчас по дороге, вьющейся между лугами и старыми дубами, одевшимися в золотой осенний наряд. Сердце Райля пылало так же, как и осенние листья, он был полон воспоминаниями о Джинкс. У ворот было холодно, и дул прохладный ветер. Но как тепло было здесь в ту ночь, когда он прижал ее к себе, чтобы поцеловать — в последний раз. Теперь она была в башне — так близко, в двух шагах от него. Райль вышел из экипажа, помог выйти Бетс и взял свой кейс.

— Пожалуйста, не ждите нас, — сказал он извозчику. — Я возьму с собой этот кейс, а остальной багаж отвезите, если можно, в больницу. Я заеду за ним попозже.

— Да, хорошо, сэр. — Извозчик приподнял шляпу и натянул поводья.

Райль взглянул на башенное крыло. Джинкс так близко. Он поборол желание пойти прямо к ней и послать к черту собрание. Но кейс, что он нес, содержавший досье на Карра с его мошенническими сделками, напомнил ему о том, что собрание уже началось. Он вздохнул. Он так долго ждал, когда сможет увидеть Джинкс, — он подождет еще несколько минут. Бетс поднялась по каменным ступенькам и встала у двери, рука ее потянулась к медному звонку. Идя за ней следом, Райль услышал какой-то странный звук — как будто что-то пронеслось в воздухе. Внезапно почуяв опасность, он обернулся, руки его инстинктивно выгнулись в защитном жесте. Именно это инстинктивное движение спасло ему жизнь. Что-то длинное и черное прыгнуло, чтобы вцепиться ему в глотку. Райль увидел только челюсти, по которым текла слюна, и безобразные желтые зубы. Он издал крик. Бетс завопила.

Маленький, но тяжелый кейс помешал псу вцепиться в горло Райлю, и пес только вырвал кусок ткани из лацкана его пиджака. Не успел Райль прийти в себя, как доберман снова налетел на него: он рычал, а в глазах его стояла холодная ненависть.

Бетс все вопила и колотила в дверь:

— Впустите нас!

Животное снова прыгнуло. Райль хотел бросить ботинок в брюхо псу, но попал ему в бок. Так как Райль стоял на ступеньке, псу пришлось прыгать выше, и он, не допрыгнув, упал на все четыре лапы, желтые его глаза, казалось, источали змеиный яд, а слюна стекала по челюсти.

— Откройте, черт возьми! — закричал Райль.

Собака снова бросилась на него, купированные ее уши были прижаты, а длинные зубы обнажены.

На этот раз ей удалось изловчиться, и челюсти ее сомкнулись вокруг руки Райля. Кейс упал. Клыки вонзились в мясо, продвигаясь к кости. Боль пронзила руку Райля. Он попытался было скинуть собаку, но та не отпускала его. Райль подумал, что пес сейчас вырвет ему руку. Горячая и нестерпимая боль заполнила все его существо. Тогда за дело принялась Бетс. Она схватила упавший кейс.

— Идите в дом, — прокричал Райль, но Бетс изо всех своих сил колошматила это черное чудовище.

И тогда Райль увидел, как к крыльцу скользнула еще одна черная тень, а за ней и еще одна. «Все кончено», — подумал он. Горячая боль в его руке была уже почти непереносимой. Райль только подумал с сожалением, что никогда больше не увидит Джинкс. Он прицелился для последнего броска.

Острый носок его ботинка попал в мягкое брюхо пса. Почти сразу же Бетс удалось сильно ударить животное тяжелым кейсом промеж глаз. Пес моргнул и ослабил свою хватку.

С рыком к ним приближались два других пса. В момент их прыжка дверь распахнулась, и Райль влетел в дом, втаскивая за собой Бетс. Дверь захлопнулась, и Райль услышал, как собаки ударились о дверь, взвыв от боли.

Он опустился на каменный пол хэрроугейтского холла. Тело его обрело какую-то странную легкость, а по левой руке разлилась пульсирующая боль. Райль обратил внимание на мрачный каменный пол, и у него мелькнула мысль, что когда он был мальчиком, пол никогда не был таким грязным. Позади него кто-то что-то бессвязно тараторил. С левой рукой Райля происходило что-то странное. Сквозь завесу тумана он увидел, что рукав его серого пиджака становится красным.

Кто-то встал рядом с ним на колени и снял с него пиджак. Он повернул голову. И взгляд его уперся в зеленые глаза, глаза цвета нефрита, глаза, которые он рисовал и о которых мечтал больше десяти лет. Годы отступили, он снова был молодым, и все же немолодым.

— Джинкс. — В порыве он протянул к ней руки.

— Не двигайся, а то истечешь кровью, дурачок. — В голосе ее слышались слезы. Он снова посмотрел вниз и увидел, как сквозь его белую рубашку струится кровь, стекая на ее голубую юбку. Перед глазами Райля замелькали черные точки, и сквозь это мелькание он увидел, что Джинкс снимает с себя пояс.

— Задери рукав, — сказала она, а Бетс встала на колени по другую его сторону.

Джинкс туго перевязала поясом его руку. Кто-то принес бинты и какую-то красную жидкость, обжегшую его.

— Кажется, наконец кровотечение прекратилось, — сказал мужской голос.

— Джинкс. — Райль вытянул руку ладонью кверху. Она посмотрела на него, и слезы блеснули на ее густых ресницах.

— Не сейчас, — прошептала она. — Моя малышка одна в башне. Я должна как-то добраться до нее.

Он кивнул. Голова его была как ватная. В ушах звенело. Райль огляделся.

Перед камином стоял письменный стол его отца. За ним сидел Карр. О Боже! Что с ним? Лицо его источало ненависть, а имбирного цвета бороденка промокла от слюны. По мере того как в голове у Райля прояснялось, он начал понимать бессвязный поток слов, исходивший из уст Карра.

— Ты — недоносок. Ты посмел вернуться сюда… Я однажды уже избавился от тебя, ты, выродок, убирайся из моего дома. Я — старший сын. Ты — ты даже не Хэрроу. Убирайся из моего дома! — Лицо его сморщилось, и он заплакал, рыдания его гулким эхом разносились по огромному залу, а тщедушное тело тряслось.

Райль попытался было встать, но ноги отказывались его слушаться.

— Мы должны доставить тебя в больницу, — сказала Джинкс громко, чтобы перекрыть бормотанье брата.

— Но как? — отозвалась Бетс. — Там же собаки! Как хоть кто-нибудь из нас выберется отсюда?

Райль по-прежнему пытался встать. Ему нужны были обе руки, чтоб опереться, но левая горела как в огне и не была ему послушна.

— Помогите же мне, черт возьми!

— Тебе нельзя вставать на ноги, — закричала Джинкс, схватив его за здоровый локоть, — но надо, чтоб твою руку посмотрел врач! И я должна вернуться к Эли.

— Я здесь, мама! Я здесь! — раздался сверху детский голосок, зазвеневший как колокольчик в огромном зале.

Поддерживаемый двумя женщинами, Райль поднял голову. На балконе на коленях сидела девочка с пушистыми разлетающимися волосами. Огромные зеленые глаза освещали ее лицо. Райль взглянул на нее, и сердце у него подпрыгнуло. О, небеса, ведь это его дочь!

— Оставайся там, Эли, — крикнула Джинкс. — Не спускайся. Я приду к тебе.

— Я открыла дверь, мама.

— Ничего, дорогая. — Джинкс на секунду встретилась глазами с Райлем. — Ты сможешь один подняться наверх?

— Я ему помогу. — На этот раз Олли не кашлял.

— Иди, иди, Джинкс, — сказала Бетс, — мы поможем мистеру Толмэну.

— Пенфильд? Вы пойдете с нами?

— Куда вы, туда и я, мисс, — ответил старик.

Бросив на Райля последний взгляд, Джинкс помчалась по каменному полу и ступенькам к Элисон.

Ком подступил к горлу Райля, когда он увидел, как Джинкс обнимает его дочь.

Рыдания Карра стихли, и он теперь сидел, сгорбившись, качая головой из стороны в сторону, будто не в силах удержать ее. «Какая грустная пародия на человека! — подумал Райль. — Всего тридцать один год, а выглядит как человек, стоящий одной ногой в могиле!»

Райль оперся на руки друзей. Теперь, когда он встал на ноги, силы потихоньку начали возвращаться к нему. Подойдя к столу, он увидел, что Карр сидит в кресле на колесиках. «Надо же, этот злой гений еще и калека», — подумал он.

Он хотел пройти мимо него, не говоря ни слова, но как раз в тот момент, когда Райль поравнялся с ним, Карр поднял голову, и выражение его лица заставило Райля остановиться. Как-то в детстве он увидел раненого ястреба. Тот был подстрелен и упал в чаще у реки. Одно крыло у ястреба было сломано, а из клюва сочилась кровь. Но стоило Райлю наткнуться на то место, где он прятался, ястреб взмахнул здоровым крылом, выпустил когти и вызывающе открыл клюв.

Вот и сейчас, глядя на Карра, Райль увидел в его горящих желтых глазах жажду крови и дикий гнев. Рот Карра перекосился, а из горла вырвались какие-то животные звуки.

— Попридержи язык, — сказал Райль, — никто больше не собирается выносить твои мерзости. Но у меня все же есть что сказать тебе. — Он склонился над столом. — Всю свою жизнь ты обманывал и лгал, Карр Хэрроу. За последние двенадцать лет ты погубил тысячи невинных людей. Ты почти уничтожил то, что отец строил всю свою жизнь. Но теперь этот период в твоей жизни закончился. Ты будешь голосовать свои двадцать два процента, но в остальном всякая деятельность в Хэрроу Энтерпрайзес для тебя заказана.

Глаза Карра заволокла пелена, и на секунду Райль подумал, что тот ничего не понял. Но через мгновение на лице Карра появилось все то же хитрое и злобное выражение, и он осознал, что Карр по-прежнему вынашивает какие-то жестокие планы.

— Ты незаконнорожденный, — выплюнул желтоглазый карлик.

— А вот в этом ты не прав, Карр. — Райль почти смеялся. — Эту ложь ты рассказал мне много лет назад, и я почти поверил в нее. К счастью, мне хватило ума спросить правду у отца. — Он взглянул на балкон и увидел, как Джинкс схватилась, услышав его слова, за перила, а зеленые ее глаза расширились.

— Нет, ты незаконнорожденный! Отец сказал мне об этом перед смертью.

— Ты бессовестно лжешь, Карр Хэрроу. И думаю, что это ты сказал Джинкс ту же самую ложь. Ведь это ты вынудил ее бежать с Эриком Магилликутти, правда? — Он не стал дожидаться ответа. — Отец знал, что Джинкс и я любим друг друга. Он благословил нас. Я сказал ему, что мы хотим пожениться, и спросил о своих настоящих родителях.

Райль поднял голову, и взгляд его встретился с взглядом Джинкс.

— Отцу нечего было скрывать. Он сказал мне, что будет очень рад, если мы поженимся. — На губах его появилась усмешка, а голубые глаза, не отрываясь, смотрели в зеленые глаза Джинкс. — Но Джинкс не знала этого и поверила тебе. Она подумала, что я ей брат наполовину, и убежала.

Джинкс перегнулась через перила. Слезы блестели на ее щеках.

— Это был не Карр, — тихо сказала она. — Это мама, бедная мама. Она действительно думала, что ты сын отца.

Карр взорвался безумным смехом. Из его рта посыпалась мерзкая белиберда.

Райль быстро повернулся к человеку, стоящему рядом с Карром.

— Вы понимаете что-нибудь в этих собаках?

— Да, я ухаживаю за ними.

— Тогда, если вы желаете себе добра, то сейчас пойдете и запрете их. Если их когда-нибудь снова спустят с цепи, они будут застрелены. Это ясно?

Олли взял Райля за здоровую руку.

— Позволь мне помочь тебе.

— Со мной все в порядке, иди. Бетс, Олли и Пенфилд прошли по балкону в комнаты башенного крыла.

— Пойдем, Райль, — сказала Джинкс. — Нам здесь больше нечего делать.

— Я иду.

На лестнице он остановился, чтобы взглянуть напоследок на Карра.

— Ты замарал память матери и отца, — тихо сказал он. — И слава Богу, ты столь незначителен, что вряд ли можешь изменить о них мнение людей. Память о Джо и Митче Хэрроу будет жить много лет — и не только в их детях! Их будут вспоминать как людей, возводивших великий штат Орегон. Ты слишком ничтожен, чтоб замутить добрую память о них.

Райль поднялся на балкон. Карр снизу смотрел на него своими горящими желтыми глазами, а в дверях, ведущих в башни, его ждали Джинкс и Эдисон.

Он посмотрел прямо в глаза Джинкс.

— Почему ты не сказала мне?

— Я думала, что ты мой брат, — просто сказала она.

Он посмотрел на Элисон, а потом снова на ее мать.

— Ты скажешь ей, — спросил он, — или мне сказать?

Она, не колеблясь, положила руку на плечо девочки и сказала:

— Эли, это твой отец — Райль Толмэн. — Голос ее при этом приобрел певучесть, которую Райль так хорошо помнил.

— Мой отец? — не веря своим ушам, переспросила Элисон, улыбнувшись одновременно радостно и робко. — Это вы — человек, сделавший те замечательные фотографии? — сказала она. — Я всегда чувствовала себя так, будто знаю тех людей на ваших снимках.

— Когда-то он еще и рисовал, Эли. — Джинкс взглянула на Райля, и глаза ее изумрудно заблестели. — Ты по-прежнему рисуешь?

Он кивнул, голос изменил ему.

— И что же вы рисуете? — робко спросила Эли.

— Если ты разрешишь мне, я нарисую тебя.

— О, мама, можно?

Джинкс рассмеялась, и звук ее смеха зазвучал для него прекраснейшей музыкой. Райль увидел, что она утратила восторженность юности, но приобрела спокойную и грустноватую безмятежность. Его укололо чувство горечи из-за потерянных лет.

— Джинкс, мистер Толмэн! — Их позвала Бетс, поднимавшаяся по ступенькам. — Что вы там делаете?

— Нам надо спуститься и позаботиться о руке Райля.

Экипаж, привезший Кифа, остановился у крыльца как раз в тот момент, когда Джинкс, Райль и Элисон спустились вниз. Киф и Райль тепло обнялись. «Киф стал красивым мужчиной и умелым врачом», — думал Райль, когда тот бережно перевязывал ему руку.

Райль с рукой на перевязи сидел в тени на кресле-качалке, откуда он мог видеть, как Джинкс ходит по комнате, доставая чашки и разливая кофе, а все остальные расселись вокруг кухонного стола.

— Что произошло? — потребовал отчета Киф.

— Для начала скажи нам, — прервала его Бетс, — как тетя Пэйшиенс?

— Ее сегодня здорово потрепало, но она выкарабкается. Вероятно, больше не сможет работать в больнице, но проживет еще несколько лет. — Киф огляделся. — Ну, а теперь — кто-нибудь — скажите же мне, что здесь происходит.

Бетс пустилась рассказывать ему о событиях дня и с помощью Джинкс и Элисон очень скоро поведала ему обо всем. Глядя на Джинкс, Райль думал о том, насколько красивей она стала по сравнению с тем, какой была ребенком. Ведь тогда она была ребенком, даже тогда — в саду. Из-за него она забеременела, но от этого они оба не перестали быть детьми. Взгляд Райля скользнул на дочь, и он увидел, что она наблюдает за ним. Она вспыхнула, но он улыбнулся ей, и она улыбнулась ему в ответ. Улыбнулась его улыбкой, его ртом. «Ох, Джинкс, — подумал он. — Почему ты не сказала мне?»

Разговор перешел на Карра, Хэрроугейт и Хэрроу Энтерпрайзес. Бетс сказала что-то о брате — именно этим и занимается Марк — улаживает всякие юридические дела для корпорации.

— Киф, по-моему, мы должны поехать в Бостон и поговорить с Марком. Он может все уладить — отстранение Карра от руководства компанией и антитрастовый иск…

— Прекрасная мысль, — сказал Райль. — Кажется, такой человек, как твой зять, нам и нужен, Киф.

— Но я не могу сейчас оставить больницу, тетя Пэйшиенс сегодня была молодцом, но за ней надо сейчас непрерывно наблюдать, и я не могу никому другому это доверить. — Он повернулся к Райлю:

— Ты можешь поехать? Райль колебался, взгляд его следил за грациозными движениями Джинкс.

— Наверное, я мог бы поехать. Я вообще-то собирался во Францию, но планы мои несколько изменились. — Он рассмеялся. — Ну а теперь, имея такие надежные тылы, я, наверно, могу позволить себе заниматься живописью там, где хочу, хотя я и не уверен, что отец одобрил бы, если бы знал, что его деньги расходуются таким образом.

Он увидел, что глаза Джинкс затуманились, и она быстро отвернулась от него. Неужели она подумала, что он поедет без нее?

Во время обеда, который Джинкс приготовила с молниеносной быстротой, они расспрашивали Олли о делах компании и договорились между собой, о чем должен говорить Райль с братом Бетс в Бостоне.

— Но переговоры с Марком займут какое-то время, — сказал Райль. — А мне не очень-то улыбается перспектива, остаться в городе надолго. Я уже сыт по горло городской жизнью.

— Вы можете остановиться в Лэнд'с Эндс, — предложила Бетс. — Это наш домик на побережье неподалеку от Бостона. Вы могли бы там и живописью заниматься. В это время года там чудесно. Вы когда-нибудь рисовали море, мистер Толмэн?

— Нет, но это очень заманчиво. — Он бросил быстрый взгляд на Джинкс. — Мне, кажется, по душе эта мысль.

Когда все наконец собрались уходить, Райль сказал:

— Я ненадолго останусь, чтоб поговорить с Джинкс и Эли, если они не возражают. — На лице его появилось вопросительное выражение, и Джинкс улыбнулась:

— Тебе у дастся поговорить со мной, но Эли должна сейчас идти спать. У нее был очень насыщенный день.

— Ну мамочка.

— Никаких «ну мамочка». Завтра будет новый день, и ты успеешь сделать все то, что не успела сегодня. Пожелай всем «спокойной ночи» и иди.

Джинкс и Райль, стоя на крыльце, помахали всем на прощание.

— Хочешь погулять? — тихо спросил он. — Цветущих персиков сейчас нет, но зато есть полная луна.

— Думаешь, нам так необходима луна? — Голос ее был сладким как мед. Луч света коснулся ее запрокинутого лица, и он почувствовал, что в горле у него запершило.

ДЖИНКС

15 сентября 1899

Они шли, а лунный свет плясал по листве деревьев, шелестящих у них над головами, придавая краскам осени серебристый оттенок — столь же мягкий и неявный, как биение ее сердца, охваченного ожиданием.

Воздух был пронизан прохладой. Джинкс глубоко вдыхала чистый аромат спящего сада и чувствовала, что сердце ее вот-вот замрет от нахлынувшего счастья. Но оно продолжало биться — сильно и уверенно. Джинкс всматривалась в дорогое лицо — высокий лоб, квадратный подбородок, так похожий на подбородок Элисон, светлые волосы, чистые и ясные голубые глаза и твердые губы, сейчас изогнутые в нежной улыбке.

— Так это правда? — спросила она. — Ты не отцовский сын?

— Правда.

Она поплотнее закуталась в шаль.

— Хочешь вернуться?

— Нет, все прекрасно. — Джинкс затеребила бахрому на шали и посмотрела на звездное небо.

— Помнишь, как мы в последний раз здесь вместе гуляли?

— Помню ли я? — отозвался он. — Да я не забывал об этом ни на минуту. Я не знал, почему ты уехала, почему вышла замуж за Эрика.

— Мы не поженились. — Она тяжело вздохнула. — Я сбежала потому, что мама сказала, что ты мой брат. Я думала, что мы совершили ужасный грех и что я больше никогда в жизни не смогу быть с тобой.

. А после, когда у Эли обнаружился дефект стоп, я решила, что это Бог наказывает меня за любовь к собственному брату.

— Дефект стоп? У Эли? Джинкс глубоко вздохнула.

— Теперь этого уже почти не видно. Она долго носит скобки.

— А я и не знал об этом.

— В Бостоне есть один врач. Я посылаю ему фотографии ступней и ног Эли. Он присылал мне обычно новые скобки каждые несколько месяцев, но сейчас усовершенствовал их таким образом, что я сама могу вносить в них коррективы по мере ее роста.

— А когда он в последний раз видел ее?

— Он ее вообще никогда не видел.

— И все делает по почте? — Райль умолк, потом повернулся к ней и взял ее руки.

— Поедем со мной, — сказал он, — вы не можете больше здесь оставаться. Поедем в Бостон, отведем Эли к тому врачу и поговорим с братом Бетс. А потом отправимся на Лэнд'с Энд и будем там вместе. — Мне не следовало отпускать тебя, Джинкс. Я должен был поехать за тобой, расположиться лагерем в Сан-Франциско и ждать того момента, когда «Тихоокеанская колдунья» снова придет туда.

Райль вынул шпильки из ее волос, и масса непокорных рыжих кудрей рассыпалась по ее спине. Он обнял ее и привлек к себе, губы его прижались к ее губам, и тело ее затопило желание.

— Боже! — сказал он. — А я-то думал, что теперь для меня все будет так просто — ведь я больше не мальчик. Но ты — от тебя кровь так и кипит в моих венах, Джинкс.

О Боже, как же я люблю тебя!

И губы его снова накрыли ее губы, а вспышки страсти внутри ее стали нарастать, пока наконец все ее тело не завибрировало от желания.

Райль тоже весь дрожал, так же как и тринадцать лет назад. Джинкс прижалась к нему и сквозь складки его одежды почувствовала, что он весь горит от желания.

— Кто сказал, что ты больше не мальчик?

Смеясь, она высвободилась из его объятий и побежала через сад. Джинкс услышала его ответный смех и шорох быстрых шагов.

Райль поймал ее на ступеньках башни и крепко обнял. Джинкс выгнула тело, чтоб он мог оставить дорожку из поцелуев на ее щеке, шее и внизу, в ложбинке между грудями. Она вся горела от желания — желания, которое вспыхнуло в ней столько лет тому назад.

Райль отстранил Джинкс и посмотрел ей прямо в глаза:

— Я люблю тебя, Джинкс, и хочу, чтоб ты стала моей женой. Но я не хочу брать тебя прямо сейчас, как тогда, когда мы были детьми. Я не буду дважды совершать одну и ту же ошибку.

— Ты считаешь Элисон ошибкой? Почему? Из-за ее ступней?

Он нежно засмеялся:

— О, дорогая, я вовсе не считаю Элисон ошибкой! О нет, я ни за что на свете не променял бы ее на кого-нибудь другого! По-моему, она просто совершенство! И нашу ночь в саду я тоже не могу назвать ошибкой, ведь так? Райль нежно пригладил ее волосы, растрепанные ветром. — На самом деле, мы сделали только две ошибки — и ты, и я. Твоя ошибка заключалась в том, что ты позволила маме увезти тебя. А моя — в том, что я не последовал за тобой.

— Ты сможешь меня когда-нибудь простить за то, что я сделала?

— Простить тебя? — Он крепко прижал ее к себе и прошептал:

— Слушай, Джинкс Хэрроу, я совсем не святой. Так что если ты принимаешь меня таким, какой я есть, то с меня этого довольно.

Его уста вновь сомкнулись на ее, и она почувствовала между ног настойчивое покалывание. Язык Джинкс коснулся его языка. Тело Райля пронизала дрожь.

— С тобой мне ничего не стыдно, — прошептала она. — Пойдем в спальню, Райль! Волна поцелуев накрыла ее.

— Как здорово, что мы больше не дети, — сказал он, и в голосе его прозвучали счастливые нотки.

Смех закипал в ней, когда, держась за руки, они поднимались по ступенькам башни.

Примечания

1

Beast (бестия) — по-английски «скотина», «зверь» но так называют и рабочих на лесозаготовках.

2

Игра слов: starch — по-английски «крахмал., и „самоуверенность, чванство“.