Дерзость

      Отряд "Москва"
      Вот и зима, вернее, первый зимний месяц. Погода стоит неустойчивая. После морозов в начале декабря, сейчас, в конце, оттепель; моросит дождь, гололедица. Наш отряд по-прежнему стоит в Полядках. Бываем и в Лозовом, и в Маковье. Узнаем у партизан сводки с фронтов. Питание к рации на исходе, поэтому сводки не слушаем, ждем груз, а его все нет и нет. Не получали помощи с Большой земли в последние два месяца и партизаны. Видимо, обстановка на фронтах не позволяет выделить для нас самолеты. Взрывчатки больше нет. Теперь занимаемся только разведкой. Морозов занялся восстановлением связи с Осиповичами. Кроме того, ведем разведку на Марьину Горку. Выручают нас лошади. Если бы их не было, не удалось бы нам каждую неделю сообщать Хозяину свежие данные.
      В условиях зимы немцы и их пособники начали действовать против партизан более активно.
      Реки и болота замерзли. Непроходимые до сих пор места стали доступными для врага. Оголенные леса - плохая защита для нас. То и дело происходят стычки с противником. Партизаны в начале декабря столкнулись с гитлеровцами в Бозке, Казимировичах. Нашему отряду пришлось защищать от немцев и полицаев деревню Погорелое. Это совсем недалеко от Полядок.
      Днем 11 декабря партизаны вели бой где-то в районе Игнатовки. Оттуда доносились характерные звуки немецких крупнокалиберных пулеметов. Мы находились в полной боевой готовности и в случае надобности могли в любую минуту прийти на помощь партизанам.
      Из партизанского отряда Королева к нам на смену для охраны деревни Погорелое прибыл взвод бойцов, а мы остались охранять Полядки. Обстановка, как я уже сказал, в нашем районе осложнилась, но зато в эти дни мы получили радостные известия. Под Сталинградом фашистов бьют. С 19 ноября по 11 декабря уничтожено 95 тысяч солдат и офицеров, взято в плен 72 тысячи - цифры внушительные. Видимо, 220-тысячная группа армий генерала Паулюса накануне полного уничтожения. Может быть, оттуда, от далекой Волги, начнется поворот войны в нашу пользу.
      Были хорошие новости и местного значения. 25 декабря неожиданно вернулся Пантелей Максимук. Уходил он с небольшой группой: Георгий Шихалеев, Александр Бычков, Константин Сысой, Петр Токарев. Теперь у него бойцов втрое больше.
      Пантелей обрисовал обстановку в Осиповичском районе. Каких-либо постоянно действующих отрядов или групп в районе нет, бывают лишь наездами, немцы и полицаи не делают вылазок из своих гарнизонов. Группе Максимука удалось создать базу под Старыми Тарасовичами.
      Нас стало около сорока человек. Командиром отряда оставался Шарый, меня назначили комиссаром, Максимука - начальником штаба. Наш отряд стал называться "Москва".
      На следующий день к нам неожиданно приехал командир партизанской бригады Алексей Кондиевич Флегонтов.
      Мы все с большим уважением относились к этому опытному командиру и организатору. Флегонтов был кадровым военным. Его кавалерийский отряд в составе ста пятидесяти бойцов был направлен в тыл врага по решению Центрального штаба партизанского движения. Без боя через витебские "ворота" отряд прошел на оккупированную территорию Белоруссии и в августе - ноябре 1942 года совершил рейд, который закончился в Червенском районе Минской области. Здесь на базе партизанских отрядов "Боевой", 752-го, имени И. В. Сталина, "Пламя", "Красное знамя" была создана партизанская бригада "За Родину". Командиром этой бригады и стал Алексей Кондиевич Флегонтов.
      Флегонтов предложил и нашему отряду войти в состав бригады. Но мы, подумав и взвесив все "за" и "против", решили все-таки сохранить самостоятельность.
      - Как насчет груза, майор? - обратился я к Шарому. - Нужна взрывчатка, боеприпасы, питание к рации и зимнее обмундирование. В пиджачках и казакинах уже холодновато стало.
      - Обещают прислать, но срок не устанавливают. Вроде и погода благоприятствует полетам. Да, я не успел тебе сказать самое главное. Хозяин требует от нас свернуть диверсионную деятельность и считать основной своей задачей разведку.
      - Почему, разве он не понимает, что именно диверсиями можно нанести противнику наибольший урон с наименьшими потерями с нашей стороны?
      - Все это так. Однако, как ты и сам видишь на примере соседних бригад, партизаны имеют сейчас прямую связь со штабом партизанского движения, получают взрывчатку, оружие, боеприпасы. Хорошо освоили диверсии на железной дороге. У них больше сил и возможностей, чем у нас. Ты, наверное, уже слышал, как недавно бригада Тихомирова вышла к железной дороге, устроила крушение и затем артиллерийским и пулеметным огнем уничтожила эшелон противника.
      - Слышал. Но у партизан ведь - а в большинстве своем это местные жители много знакомых в гарнизоне, они разведкой могут заниматься лучше нас.
      - Могут и занимаются. Но у них одни источники, у нас должны быть другие. Чем больше источников, тем легче командованию убедиться в достоверности данных. Кроме того, в работе разведчиков- далеко не всегда все идет гладко.
      - Ладно! Убедил, майор. Какие объекты разведки?
      - По-прежнему Осиповичи и Марьина Горка.
      - Но отсюда очень далеко до Осиповичей - наши связные по ту сторону железной дороги.
      - Согласен. Нам придется вернуться в свой район. Правда, в треугольнике Слуцк - Осиповичи - Бобруйск нет партизан, а нам придется там жить и работать. Что ж, будем себя вести тихо, мирно, и, глядишь, нас не станут беспокоить.
      - Шутишь?
      Шарый лишь рассмеялся в ответ.
      В последних числах декабря мы получили радиограмму: "Разрешаю передислоцироваться под Осиповичи. Хозяин".
      Эту радиограмму опытный радист Зализняк принял с большим трудом.
      О полученном приказе знали только Шарый, я и Максимук. К выезду стали готовиться, как на очередную крупную операцию, которая требовала всех наличных сил. Для этого надо было привести в полный порядок санные упряжки, седла. Предстояло за каких-нибудь 8-10 часов совершить бросок в шестьдесят, а возможно, и в восемьдесят километров.
      Из соображений безопасности день отъезда и маршрут был также известен только троим. Но чутье никого не обмануло, ни наших бойцов, ни местных жителей, с которыми мы просто сроднились. Все чувствовали, что мы уезжаем навсегда и сюда больше не вернемся.
      Пришли проводить нас и лозовские, и полядские девушки. Оказалось, что хлопцев наших уважали и любили, и было кому повздыхать и даже поплакать на проводах. Очень много этому способствовал Федя Морозов, красноречивый агитатор, лихой кавалерист в папахе набекрень, при сабле и шпорах. Он легко сходился с людьми, умел быстро располагать их к себе. Частенько, хоть, понятно, и с некоторыми преувеличениями Федя на деревенских вечеринках повествовал о геройских подвигах наших бойцов. Молодежь его слушала затаив дыхание и верила каждому слову.
      Вместе с провожающими мы пообедали. С наступлением сумерек вышли на улицу. Пора трогаться в путь. Запряженные и оседланные лошади зябко вздрагивают, фыркают и поводят ушами.
      - По коням! - раздается зычная команда Шарого.
      - За мной, ребята! - командую своим конным разведчикам и скачу не оглядываясь. Рядом со мной Чеклуев на своей серой кобыле, следом Стенин, Смирнов, Максимук.
      - Куда путь держим? - спрашивает Чеклуев.
      - На юг, в старый район, Саша.
      - Чего так?
      - Получен приказ.
      До железной дороги ехали очень быстро - никто из вражеских агентов не успел бы донести своим хозяевам о нашем перемещении. Сытые, застоявшиеся кони легко одолели тридцать пять километров за каких-нибудь три часа. Вот и железнодорожный переезд. Возле него будка. Смирнов и Стенин доложили, что в ней никого нет. Значит, можно переезжать. Только успели проскочить несколько подвод, как со стороны Осиповичей подошел поезд. Вагоны мелькали один за другим, но немцы, видимо, не успели как следует рассмотреть, что за подводы стоят у переезда.
      Вечером 29 декабря мы приехали в Старые Тарасовичи. Пантелей пригласил нас в хату, в которой он, очевидно, бывал и раньше. Кроме пожилой женщины, которая, поздоровавшись с нами, сразу же ушла за занавеску у печки, в избе оказалась еще одна - молодая. Она сухо кивнула нам и стала молча собирать на стол. На вид ей было не более 23-25 лет. Чернобровая, черноглазая, с упрямо поджатыми тонкими губами, она, казалось, была не рада гостям. Пантелей же хоть и старался показать себя в этом доме хозяином, но это у него плохо получалось. Мы распрощались и ушли. Договориться о постое я послал Бычкова с Щихалеевым.
      Время около десяти часов. Спать бы сейчас, да не спится, что-то тревожит, а что, и сам не пойму. Решил зайти к Шарому. Там были Зализняк, Нина Морозова и Вася Смирнов.
      Они уже поужинали, но, похоже, тоже не торопятся укладываться спать.
      - Спел бы что-нибудь, Василий, - прошу Зализняка.
      Вижу, попал под настроение. Василий подумал немного и затянул: "Стоит гора высокая, а пид горою гай..." Остальные подхватили: "Зеленый гай, густененький, тай вправди зимний рай..."
      Ушел я к себе растроганный, полный благодарности за то неизъяснимое удовольствие, которое доставил мне Василий Зализняк своими песнями. Вышел на крыльцо - под ногами скрипит снег, на небе высыпали звезды. Тихо. Только кое-где изредка всхрапывают кони. Парами ходят часовые. Начальником караула сегодня назначен Шихалеев. Ему приказано с рассветом выслать по дорогам конные дозоры, передать всем: лошадей запрячь, оседлать, быть в полной боевой готовности.
      Ночь прошла спокойно. Только изредка со стороны Варшавского шоссе доносились одинокие выстрелы и короткие пулеметные очереди - видно, постреливали в гарнизонах, так, на всякий случай...
      Утром мы с Максимуком и Шарым съездили на новую базу. Максимук показал нам погреб с картошкой и овощами и несколько землянок. В нетопленых землянках со стен и потолка свисал гирляндами иней. Надо протопить землянки как следует, тогда можно перебираться и на жительство. Сказано - сделано. В течение дня наши "зимние квартиры" оттаяли, стены и потолки подсохли, и мы, переночевав еще одну ночь в деревне, справили новоселье.
      Как теперь быть с самым главным, как наладить связь с Хозяином и получить груз? Мы прекрасно знали, что на юге, в Белорусском Полесье, находится Минский подпольный обком партии, и крепко надеялись, что его секретарь В. И. Козлов поможет нам установить связь.
      С одним из уполномоченных подпольного обкома мы с Семеном Мироновичем познакомились еще летом прошлого года в Альбинске. Принял он нас тогда очень хорошо. Внимательно выслушал отчет о боевых делах, подробно расспросил о наших нуждах. Поинтересовался, есть ли у нас родные, где они живут, и обрадовал тем, что можно писать письма домой и получать ответ по адресу: БССР, база Козлова. Поэтому принимаем решение направить в Полесье радиста Зализняка с надежной охраной, а самим возобновить прерванные связи с разведчиками в Осиповичах и наладить новые.
      На следующий день вечером группа в шесть человек на двух подводах выехала в далекий путь. Василий Зализняк был бодр и весел, его общими усилиями одели в самое теплое - нашли шапку-ушанку, полушубок и даже валенки. В охране поехали Василий Смирнов, Саша Стенин, Нина Морозова, Валя Смирнова и Виктор Калядчик. Виктор пришел в отряд с группой Максимука. Он еще в сорок первом году и в начале сорок второго исколесил район за Варшавским шоссе и прекрасно знал там все дороги и тропинки.
      Ребята благополучно проехали мимо немецких гарнизонов, без помех пересекли Варшавское шоссе и остановились на ночлег в деревне Макаровке. О том, что произошло дальше, рассказали на другой день Саша Стенин и Вася Смирнов.
      Рано утром, только еще начинало светать, окна хаты, где ночевали ребята, осветились вспышкой ракеты, со двора донесся звон металла, проскрипела калитка. Осторожно открыв дверь, Смирнов вышел в сенцы. Сквозь дверную щель пристально пригляделся и увидел под навесом вооруженных людей в белых халатах. Он тихонько вернулся в хату, разбудил всех и рассказал о том, что видел. Зализняк надел полушубок, взял в руки пистолет и вышел на крыльцо. Он был уверен, что имеет дело с партизанами и поэтому на вопрос: "Кто такие?" спокойно ответил:
      - Партизаны из отряда Шарого.
      И тут же раздался выстрел. На какое-то мгновение наступила тишина, затем с улицы донеслась повелительная команда: "А ну, выходи, мать вашу так!"
      - Мы поняли, - рассказывал Смирнов, - что Зализняк убит. Выскочим из хаты - тоже попадем под огонь. Пустили в ход гранаты. Я бросил первую в окно, потом еще одну из сеней, и мы выбежали из избы. В один миг перепрыгнули через забор и огородами ушли в лес.
      Гибель радиста была для нас тяжелой утратой. До сих пор мы не имели только питания к рации. Теперь у нас не стало и радиста. Связь с Хозяином оборвалась.
      Сколько усилий потребуется, чтобы ее восстановить! Попытаться связаться с одной из наших групп, имеющих рацию? Но известные нам группы действуют в Кричевском районе, очень далеко отсюда. Может быть, мы найдем наших в Полесье?
      Невесело мы встретили новый, 1943 год.
      Что случилось, то случилось, а работать продолжать надо. Снова небольшие группы стали выезжать на связь под Осиповичи, на поиски оружия, боеприпасов и за продовольствием. Гитлеровцев это вводило в заблуждение. Они думали, что в районе Тарасовичей действует крупное партизанское соединение. Нам передали, что гарнизон Глуши очень обеспокоен нашим появлением, в Осиповичах этим также были крайне встревожены. Однако пока никаких вылазок против нас противник не предпринимал.
      Ребята где-то нашли станковый пулемет без станины, весь ржавый. Пришлось вспомнить, что я когда-то закончил школу станковых пулеметчиков. "Максим" заработал. В деревенской кузнице мы изготовили к нему нечто вроде станины, потом установили его на возок, а вскоре испробовали пулемет и в деле.
      В нашей зоне время от времени стали появляться партизаны из-за "Варшавки" и с севера, из района Гродзянки - Маковье. У них пока все было спокойно.
      В первых числах января неугомонный Самуйлик заявил Шарому:
      - Пойду на подрыв.
      - А взрывчатка?
      - На той стороне "железки". У меня припрятано там десять килограммов тола.
      - Где думаешь устроить крушение?
      - Попробую на том месте, где переезжали.
      - Когда вернетесь?
      - Дня через два-три.
      С наступлением вечерних сумерек Степан Самуйлик, Виктор Соколов, Иван Репин, Михаил Золотов на двух санных подводах выехали из села на север.
      Прошло и два, и три, и четыре дня, но группа не вернулась. Что с ней? Особенно мы забеспокоились, когда узнали, что седьмого января в Осиповичах выгрузились два эшелона регулярных войск. Эти войска с частями СС и фельджандармерии направились на Свислочь.
      В Полесье
      Утром 8 января Шарый пригласил к себе меня и Максимука.
      - Есть предложение всем отрядам двигаться в Полесье. Там подпольный обком партии, там наши старые друзья Шашура, Кудашев. Возможно, встретим какую-нибудь из наших групп. Наладим связь, получим радиста и вернемся сюда. Как вы думаете?
      Возражений не было. Правда, Максимук попросил оставить с ним небольшую группу, чтобы отряд был постоянно в курсе событий в этом районе. Шарый согласился, но с условием продолжать вести разведку на Осиповичи и время от времени присылать связных с наиболее важными разведданными. Кроме того, мы не теряли надежды, что вскоре вернется группа Самуйлика и Максимук информирует его о нашем решении двигаться в Полесье.
      Итак, Пантелей Максимук с небольшой группой бойцов, главным образом из местных, остался в Осиповичском районе, а мы с основным составом отряда отправились на юг.
      Как обычно, впереди двигалась конная разведка, за ней - санные упряжки. Снега было мало, отдохнувшие лошади шли резво. Проехали деревни Глуша, Двор Глуши у Варшавского шоссе, затем Римовцы, Макаровку, где погиб Зализняк, и остановились в Залесье. Здесь отдохнули, накормили лошадей и к обеду уже были в Крюковщине - партизанской зоне Полесья. У партизан узнали, что Шашура в Зеленковичах. Оставив отряд в Крюковщине, Шарый, Чеклуев и я выехали к нему. Встреча была очень радостной, но помочь он нам, к сожалению, ничем не мог: рации у него не было. Зато здесь мы встретили Костю Островского, командира группы из нашей части. Группа его действовала южнее. Рация у него была, однако питания к ней тоже не оказалось.
      И лишь через несколько дней в Сосновке, с помощью Минского подпольного обкома радисту Островского Ивану Атякину удалось передать нашу радиограмму. В ней содержались наиболее свежие разведданные, сообщение о гибели Зализняка, просьба выслать груз и радиста, называлось место нашей дислокации. Тут же получили ответ: "Беспокоились за вашу судьбу. Радиста вышлем, ведите разведку на Осиповичи и Бобруйск: нумерация частей, численность, воинские перевозки, вооружение. Пользуйтесь рацией Островского. Хозяин".
      Наконец-то после длительного перерыва связь была восстановлена. Событие значительное. Опять мы при деле. Будем заниматься разведкой, спрессовывать полученные данные в короткие сообщения и, пользуясь партизанской рацией, передавать их Хозяину.
      В свое время мы имели возможность послушать сводки с фронтов Великой Отечественной войны, теперь такой возможности нет. Узнаем последние новости в партизанских отрядах. Наши войска прорвали фронт южнее Воронежа. Освобождено 600 населенных пунктов. Окруженные под Сталинградом немецкие войска методически уничтожаются. Из 220 тысяч осталось 80. Скоро им крышка. Это здорово!
      А наше положение между тем становилось все труднее. Продовольствие подошло к концу, не говоря уже о фураже. Лошадей отдавали крестьянам, обменивали их на волов. Питались в основном картошкой. Ни лука, ни чеснока добыть было невозможно, трудно стало с солью, поэтому у людей началась цинга - кровоточили десны, качались зубы. Между тем зима вступила в свои права, грянули сильные морозы, подули колючие ветры. А тут еще и сыпной тиф. Появились больные и среди местных жителей, и среди партизан. Нас пока, как говорится, бог миловал, но уберечься вряд ли удастся - живем в деревнях скученно и от вшей избавиться нет никакой возможности, хоть и бываем в бане, прожариваем там белье. Зато с фронтов поступают приятные вести. Наши войска в районе Ленинграда продвинулись на 14 километров в глубь немецкой обороны, заняли города Шлиссельбург, Сенявино. Хорошо!
      20 января из Крюковщины мы переехали в Вятер. Деревушка небольшая, на краю партизанской зоны. Немецких гарнизонов поблизости нет. Не болеют пока здесь и тифом. Положение деревни удобно еще и тем, что отсюда недалеко до Бобруйска, нетрудно на лошадях добраться и до партизанских отрядов.
      Группа Островского сейчас находится в деревне Дуброво, с ней мы поддерживаем постоянную связь. Шарый с небольшой группой бойцов под Бобруйском. А мне приходится заниматься самыми разными делами: обеспечением отряда продовольствием, фуражом, следить за порядком и дисциплиной. Пока все идет нормально, но люди очень скучают от безделья.
      Приехал Шарый и привез крайне неприятное известие: в Глусск, то есть в наш район, ждут прибытия карателей. На севере еще в начале января 1943 года против партизанских бригад Королева и Флегонтова немецко-фашистское командование бросило 22 тысячи отборных войск, танки, самолеты, артиллерию. Партизаны с тяжелыми боями вынуждены были отойти за Березину.
      На днях семь немецких самолетов бомбили партизанские деревни Зеленковичи и Зубаревичи. Похоже, гитлеровцы готовятся к решительным действиям. А может быть, наоборот, силенок маловато у них для карательных экспедиций, вот и пустили самолеты? Во всяком случае, бомбардировка двух деревень насторожила партизан. Они были готовы встретить противника. Прошел также слух, что бомбили и Крюковщину, но вернувшийся из Осиповичского района Максимук опроверг это.
      С театра военных действий продолжают поступать хорошие сводки. Окруженные под Сталинградом немецко-фашистские войска на грани полного уничтожения. Войска Северо-Кавказского и Воронежского фронтов с боями продвигаются вперед.
      Приняли решение сделать вылазку - с продуктами стало совсем плохо, да и люди засиделись. Съездить решили в деревню Оземля, что за железной дорогой Бобруйск - Рабкор, в зоне, контролируемой немцами. Еще раз почистили, смазали оружие и в морозный полдень выехали санным обозом. На первой подводе я с Сашей Бычковым, вслед за нами, попарно, Саша Стенин и Николай Кадетов, Коля Кашпоров и Лева Никольский, Костя Арлетинов и Коля Суралев.
      Мы были уже на середине села, когда навстречу нам на рысях с противоположного конца деревни выехал санный обоз. Бычков первым заметил, что там сидят люди в зеленых шинелях. Расстояние между нами около полукилометра. Немецкий обоз встал, гитлеровцы соскочили с подвод и побежали в укрытие. Из-за дома заговорили сразу два пулемета. "Опередили, черт побери, - успел подумать я, - теперь ничего не останется, как разворачиваться да уходить поживее".
      - Саша, дай огонька!
      Пулемет Бычкова коротко простучал и почему-то тут же умолк. Отстреливаясь из автоматов и винтовок, мы погнали подводы к ближайшему дому. Оставалось всего лишь несколько метров до укрытия, и тут немецкий пулемет ударил по лошади. Конь упал. Бросив повозку, мы с Бычковым успели уйти за дом, а по саням прошла еще одна очередь.
      - Все живы?
      - Живы!
      - Ну и слава богу! Саша, а что это у тебя пулемет не стреляет?
      Бычков снял диск, подергал затвор - бесполезно.
      - Лева, дай шомпол, - попросил Бычков.
      Шомполом он выбил гильзу из патронника, поставил диск, дал по немцам очередь, и пулемет снова умолк. Гильза застряла в патроннике. Все ясно: патронник раздут, и затвор не выбрасывает гильзы.
      Потеряв цель, немцы прекратили стрельбу. Перестали стрелять и мы - жалко патронов.
      - Зачем вы сюда приехали, хлопцы? - ни к кому в особенности не обращаясь, спросил я.
      - За солью, вестимо, - угрюмо ответил Арлетинов.
      - Ну тогда вот что. Бычков и ты, Костя, обойдите дома в нашем тылу и наберите соли. Только смотрите, чтобы аккуратно, на добровольных началах! У крайнего дома обождите нас, а мы тут придержим немцев. Никольский, Кашпоров! Вы у нас самые меткие стрелки. Выбирайте позиции поудобнее и берите на мушку неосторожных фрицев; спусковые крючки особо нажимать не торопитесь, нам спешить некуда. А мы тут посидим в тенечке, перекурим...
      В Вятер вернулись уже в потемках. Разобрали пулемет, и точно, патронник сильно изношен, да и ствол ни к черту не годен. На этот раз все обошлось. А если бы этот пулемет был главным оружием в стычке с противником?
      На другой день, 3 февраля, в Залесье от партизан мы узнали, что со сталинградской группировкой немцев покончено. Генерал-фельдмаршал Паулюс сдался в плен. Наши войска освободили города Майкоп и Белорецк.
      А мы вот уже два месяца занимаемся только разведкой. С питанием к рации по-прежнему тяжело, многие данные, добытые с большим трудом, устаревают, становятся никому не нужными. Забот между тем не убавляется. Людей надо кормить, обувать, одевать независимо от того, много или мало работы. А это трудно. Рацион питания очень скудный.
      В довершение ко всему заболел тифом радист Атякин. Связь с Большой землей оборвалась окончательно.
      В десятых числах февраля мы перебрались еще южнее - в деревню Дуброво, где стояла группа Островского. Вместе все-таки лучше. В Дуброво по всем признакам колхозники до войны жили неплохо. Во многих домах буфеты, никелированные кровати с пружинными матрацами, везде чистота, уют. Деревня в партизанской зоне, немцы здесь не появлялись ни разу.
      Атякин преодолел кризис, теперь есть надежда, что он поправится и скоро мы снова сможем связаться с нашим командованием.
      * * *
      Уже во второй декаде февраля в Белорусском Полесье началась весна. Наступили теплые, солнечные дни, на дорогах появились протаины, зазвенела капель. Стали подумывать об очередной диверсии на железной дороге.
      12 февраля я поехал в Рудобелку к Шашуре, в то время уже командиру бригады. У него выпросил несколько электродетонаторов, батареек и шашек прессованного тола. Это было очень важное приобретение. Теперь бы раздобыть взрывчатку, и можно идти на подрыв.
      Взрывчатку в большом количестве нельзя ни попросить, ни одолжить - ее надо найти. После долгих и упорных поисков нам удалось решить и эту проблему.
      Как-то в конце февраля я, Чупринский, Суралев и Бычков поехали к деревне Буда. В лесу нашли несколько лук от седел. Бычкова с Суралевым я с этим грузом отправил обратно в Дуброво, а сам с Титом Чупринским поехал дальше, под Затишье. По рассказам жителей, здесь, в лесу, до войны были склады артиллерийских снарядов. При отступлении их взорвали, но наверняка что-то осталось.
      Взрывной волной снаряды разбросало на несколько сот метров, и нам с Титом пришлось довольно долго ходить по мелколесью, прежде чем мы наткнулись на несколько бурых от ржавчины "сигар". Первым снаряды увидел Чупринский. Он поднял один из них и в обнимку со снарядом начал кружиться, затем бережно, как ребенка, положил его на соломенную подстилку саней. Снаряды, впрочем, оказались без взрывателей и поэтому были вполне безопасны.
      - Ну, комиссар, кто нашел первым?
      - Ты, Тит, ты!
      - Правильно, значит, я им и хозяин. Вот приедем, выплавлю тол и пойду на "железку".
      - Что, один пойдешь или возьмешь кого?
      - Возьму, пожалуй, Николая Кадетова, Колю Кашпорова.
      - Согласен, но людей маловато. Возьми еще Гуськова, Корзилова, кстати, приглядишься к ним, посмотришь, чего стоят в деле.
      Гуськова и Корзилова мы взяли в отряд уже будучи в Дуброве. Это были ребята из нашей части, из группы Вайнблата, погибшего вскоре после приземления в стычке с немцами в июне 1942 года.
      Гуськов был тихим, немногословным пареньком; впоследствии он стал отличным пулеметчиком. Корзилов выделялся среди бойцов своей пышной, кудрявой шевелюрой, был по натуре очень мягким и добрым человеком и имел, пожалуй, лишь одну слабость: любил, чтобы его время от времени похваливали. Оба они были прекрасными товарищами.
      Что касается Чупринского, то он прилетел в Белоруссию с группой Сонина. После его гибели попал к Островскому, с его согласия перешел к нам. Высокий, широкоплечий, с решительным и в то же время очень эмоциональным характером, Чупринский, словно магнит, притягивал к себе людей. Тита я знал еще по Москве, там он работал шофером и вывозил нашу группу на Центральный аэродром, перед нашим вылетом в Белоруссию. Деятельная натура Чупринского не могла смириться с простой шоферской работой, и он попросил направить его в тыл врага.
      Когда мы прибыли в лагерь, подводу сразу же обступили бойцы. Не нужно было никаких приказов. Всем отрядом стали дружно выплавлять тол из снарядов. Работа спорилась, и уже к вечеру следующего дня были готовы несколько глянцеватых светло-серых брикетов плавленого тола весом по 5-б килограммов каждый.
      В субботу 20 марта группа Чупринского уехала к железной дороге. Я и Стенин проводили ребят до переправы через реку Птичь у Копаткевичей. К железной дороге они должны были выйти в районе Мышенки.
      Через три дня группа Чупринского вернулась с задания. Крушение устроить не удалось - помешала сильная охрана. Тит был очень недоволен собой, тяжело переживал неудачу. Человеком он был храбрым, но нетерпеливым и горячим.
      Вскоре за снарядами отправилась группа в составе Саши Бычкова, Коли Кадетова, Виктора Калядчика. Ребята привезли почти полсотни снарядов разного калибра, и вновь разгорелся жаркий огонь под баком с водой, опять деревянные формы стали наполняться плавленым толом...
      А забот все больше и больше В отряде тиф. Атякин пошел на поправку, но заболел Саша Чеклуев, мечется в бреду. За ним ухаживают Саша Стенин, Валя Смирнова и Шура Захарова - она из группы Островского, - сидят по очереди около него, поправляют одеяло, прикладывают ко лбу прохладную тряпку, постоянно рискуя заболеть сами. К счастью, Чеклуев стал поправляться, и надобность в добровольных сиделках отпала.
      Наша хозяйка Ольга Васильевна Скора раздобыла где-то клюквы и сахарина: Сашке сейчас есть не хочется, только пить. Почти у всех ребят цинга. Привезли врача. Но что он может сделать? Прижигает десны какой-то кислотой, но это мало помогает. Свежих бы овощей сейчас, но зелени пока нет. Когда удается какими-то судьбами раздобыть лука, выдаем его самым тяжелым.
      Но март на исходе, скоро сойдет снег, зазеленеет трава, а там, глядишь, и свежий щавель появится, салат, лук, и здоровье бойцов пойдет на поправку. Радист Атякин после тяжелой болезни встал на ноги. Связь с Центром, хотя и нерегулярная, но была. От Шарого из-под Бобруйска поступали свежие разведданные. Важнейшие из них передавали Хозяину. Островскому в период с 26 марта по 5 апреля обещали прислать груз. Вот радость была бы!
      Груз грузом, разведка разведкой, но теперь у нас имелся запас взрывчатки, и мы решили идти на железную дорогу. Вызвались на это дело почти все, пришлось отбирать наиболее опытных.
      30 марта я сформировал группу подрывников. В нее вошли Чупринский, Смирнов, Стенин, Суралев, Никольский, Арлетинов. Состав группы был не случайным. К тому времени мы очень подружились с Титом Чупринским. Он был хорошим товарищем, простым, искренним, готовым всегда поддержать тебя в трудную минуту Крепко дружили между собой и два Николая - высокий Кадетов и маленький Кашпоров. Лева Никольский и Костя Арлетинов не могли жить друг без друга - куда один, туда и другой.
      Позавтракали и, не задерживаясь, выехали в Копаткевичи. Там оставили подводы, на лодках переправились через реку Птичь, а за рекой, в деревне Слободка-1, взяли новые подводы. Не доезжая до железной дороги 6-7 километров, отпустили возчиков и пошли дальше пешком.
      До Слободки с нами ехала и группа Максимука. Там она отделилась с тем расчетом, чтобы выйти к железной дороге западнее нас. Мы же решили идти к деревне Мышенке, где Чупринский уже сделал одну неудачную попытку.
      В конце марта в Москве еще лежит снег, бывает, прихватывает довольно крепкий морозец, а здесь, в Белоруссии, снег сошел даже в лесу. По влажному мху через дремучий сосновый бор идти одно удовольствие К утру следующего дня вышли к завалу. Дальше, до самого полотна, полоса шириной метров сто, полностью очищенная от леса и кустарника. Движение налажено, хотя поезда проходят и не часто. Впереди паровоза немцы прицепляют две-три платформы с балластом, охрана эшелона в заднем вагоне. Пути сильно охраняются. Несколько гитлеровцев двигаются гуськом вдоль полотна на расстоянии 10-15 метров друг от друга. Сначала в одну сторону, затем - через тридцать минут - в другую, и так беспрерывно.