Крыши

Сара уставилась ему в грудь, не отводя упавших на лицо фиолетовых волос. Она раздвинула губы, сверкнувшие в ночи черной помадой, и он со стоном прижал девушку к себе, заскользив руками по ее спине, ягодицам, ища губами ее губы, а когда нашел их, то хотел было рукой коснуться ее волос, но она вернула его руку обратно. Он благодарно закрыл глаза и почувствовал, что теряет голову от ее прикосновений, от жара, которым она обдавала его, несмотря на потрескивавшую кожу костюма.

— Сара, ты убежала. Я всегда знал, что ты...

У него еще сильнее закружилась голова, когда она крепко-крепко прижалась к нему животом. Уже теряя равновесие, он открыл глаза и понял, что падает и ничто не удержит его на краю крыши. Тогда он ухватился за ее волосы, и они сползли с ее головы, потому что бритоголовая девушка, стоявшая перед ним, была вовсе не Сара. Эта кукла с грубо раскрашенным лицом лишь отдаленно напоминала женщину, которую он любил. Она завела руку ему за спину и с силой толкнула его — так, что он упал на колени, потом на бок и покатился к водосточной трубе. Залиан посмотрел наверх. Бритоголовая девушка вытащила из нагрудного кармана шприц и, выпустив немного жидкости в воздух, направилась к нему.

— Влюбленный мужчина — легкая добыча, Залиан, — сказала она, делая еще один шаг и наклоняясь над ним.

Три фигуры появились на крыше за ее спиной. Кто они? Его люди? Или люди Чаймза? Он не мог разглядеть. Водосточная труба треснула, не выдержав тяжести его тела, а снизу послышался топот бегущих ног и лай овчарки.

— Отойди от него, или ты умрешь.

Это был голос Ли, одного из самых надежных людей Залиана. Под его весом труба долго не выдержит. Девушка выпрямилась, повернулась и, отбросив шприц, выхватила пистолет. Она выстрелила бритвами в приближающихся мужчин, но Ли успел ткнуть ее головой в живот, отчего они оба упали и покатились к краю крыши.

Двое других направились к Залиану, подняли его на ноги и увели подальше от дерущейся пары.

— Не порань! Мы возьмем ее с собой! — крикнул один из них Ли, который повалил девушку на спину и, стащив с рук перчатки, связывал ее.

— Надо скорее выбираться отсюда, — сказал он. — Здесь патрули.

С трудом переведя дух, девушка попробовала закричать, но Ли быстро закрыл ей рот. Впереди, поддерживаемый с двух сторон, брел Залиан, за ним шел Ли с пленницей.

— Оставайтесь с нами, госпожа, — с усмешкой шепнул он ей. — Через вас мы доберемся до Чаймза.

Небольшая группа приготовилась идти в сторону “Тауэр-отель”, уродливые коричневые коробки которого были расположены вдоль северной части Тауэр-Бридж. Залиан вроде был не в себе и молча позволил двум своим помощникам надеть на себя пояс. Кажется, в первый раз он понял, что своим поведением подвергает опасности других. Ли надевал такой же пояс на девушку, когда в отдалении послышался щелчок, и что-то тяжело ударило ее в спину. Она повалилась вперед с широко раскрытыми от страха глазами. С ее губ сорвался негромкий стон. Из спины между лопатками у нее торчало самодельное копье, на которое, скорее всего, был употреблен кусок старого флюгера. Ли опустил тело на крышу и показал остальным, чтобы они пригнулись.

— Кажется, кто-то не хочет, чтобы мы задавали вопросы противоположной стороне, — сказал он, обращаясь к помощникам Залиана. — Оставим ее тут. Зачем она нам?

Он перешагнул через девушку, не подававшую никаких признаков жизни, и надел пояс. Если он что-то и чувствовал, то по нему это было незаметно.

— Поглядим, сможем ли мы уйти отсюда, не привлекая к себе внимания. Тебе здорово повезло, Нат, что поблизости оказались наши люди.

Ли никак не мог понять, почему их вождь попался на удочку. Очевидно, дела обстоят гораздо хуже, чем он думал.

Четверо мужчин сумели скрыться, запутав собак и патрульных, которые побежали сначала в одну сторону, потом в другую. На крыше пакгауза, раскинув руки и ноги, лежала лишь жертва Чаймза, и ее парик, то и дело подхватываемый ветром, был похож на нейлоновое перекати-поле.

Глава 14

Нападение

— Ладно, давай тетрадь.

Роза до тех пор не давала Роберту покоя, пока он не бросил ей небольшую синюю тетрадь. Она открыла ее на странице, которую незадолго до этого, как она заметила, изучал Роберт, и принялась за чтение. В зале кабачка “Три-Танз” было слишком много народу для вторника. Сигаретный дым тяжело висел в воздухе над головами “жучков”, которые, стоя у стойки, заговаривали друг друга до смерти. Роберт подвинул Розе виски с содовой и сел рядом.

— Здесь список под названием “Главные станции”.

— Я ничего не понял. — Роберт пожал плечами и выпил пива. — Это не железная дорога и не автобусы.

— Ты прав. Но это так легко.

— Ты видишь между ними связь?

— Ну конечно же. Холфорд, Ломбарде, Рен. Все это архитекторы.

— То есть?

— Станции названы по именам архитекторов. Барри проектировал Парламент. Кристофер Рен. Этого все знают. Джонс, предположим, Иниго, тоже понятно. Уинд построил Бэкингем-Хауз...

— Постой, постой. Я думал, что Нэш построил...

— Нет, Нэш проектировал Бэкингемский дворец. Он восстановил дом Уинда в начале восьмисотых годов.

— Ты случайно не обыкновенный гений? — спросил ошарашенный Роберт, но Роза проигнорировала его вопрос.

— Странно, что здесь Ломбарде. Он же венецианец. По-видимому, в именах — ключ к названиям станций.

— Может быть, это не имеет ничего общего с географией. Просто какие-нибудь пересечения или что-то в этом роде.

— Не усложняй. Подумай. Венецианец. Вода. Станция “Ломбарде” может быть возле воды...

— Пли Айлинггон-кэнал. Или Малая Венеция. Все равно непонятно. Твое здоровье. — Роберт выпил и подвинул себе еще кружку. — Откуда ты так хорошо знаешь архитекторов?

— Не только архитекторов, но и еще много чего. Все мои родители.

— Твои родители?

— Уоррен и Ширли.

— Подожди, но это ведь не настоящие их имена? Роберт откинулся на спинку стула и насмешливо засопел.

— Настоящие. Второе поколение вестиндцев. Эти имена привычны для старых гостиных, принадлежащих белым людям. Мои родители тоже хотели стать такими, как эти белые. Сначала стать белыми, а потом вернуться к своим. Они не живут со мной. Я даже почти не вижусь с ними.

Роза замолчала и отпила виски.

— Почему? Что случилось?

— О, это давняя история. Они назвали меня Роза Хильдегард Леонард. Уже одно это говорит о том, как моя мать ненавидела свое происхождение. В каких только школах я не перебывала! Стоило мне немного привыкнуть, как отец решал, что пора двигаться дальше. Где он только не работал! А потом ему все надоело, и мы осели в Лондоне.

— И ты осталась?

— Да. Но к тому времени меня достали всякие бездельники и идиоты. Целыми днями я во все уши слушала учителя двадцати одного года, который безуспешно втолковывал драчунам и металлистам перипетии тюдоровского правления. Мне же очень хотелось понять этих чертовых Тюдоров.

— И ты поняла? — спросил Роберт. — Я всегда был не силен в истории.

— Поняла, но только после школы. Пока мои подружки учились обращаться с презервативами, я каждый вечер возвращалась домой и укладывалась в постель с Тюдорами. Потом с викторианцами. Кромвель. Индустриальная революция. Мученики. После истории я немного занялась искусством, английскими романами, архитектурой, экономикой, мифологией. У меня прекрасная зрительная память, и, если отбросить скромность, я самая настоящая ходячая энциклопедия исчезнувших монастырей, но это не дало мне приличную работу.

Роза вздохнула и перевела взгляд на рюмку.

— Поверь мне, в Лондоне не очень-то в чести продавщицы со знанием британской истории. Вот так я стала смотрительницей нищих дворцов. Поселилась здесь с парнем, который выразил желание стать отцом моих детей, на деле же это означало, что он не будет сильно расстроен, если я забеременею. Я все еще скучаю по нему, особенно в холодные ночи. Но здесь мне по крайней мере не приходится думать о квартирной плате. — Она подняла глаза на Роберта. — А что у тебя?

— У меня? О, ничего особенного. — Роберт смущенно заерзал в кресле. — Я начинал как журналист.

— Значит, ты умеешь обращаться с выпивкой.

— Это была не совсем та журналистика. Я работал в журнале, специализировавшемся на фильмах “фэнтэзи”.

— Только не говори мне, что когда репортеры осаждали Мадонну в “Ритце”, ты писал о смешных сборищах чудо-детей в анораках.

— Очень похоже. У нас была своя немногочисленная, но преданная публика, которая проводила свободное время, гоняясь за фильмами ужасов, где фигурируют девицы с изуродованными лицами. — Роберт провел пальцем по лужице пива на столе. — Платили там мало, так что я ушел и стал работать в кинокомпании. Прошло уже три года, и я все на той же зарплате.

— А родители?

— Похожи на твоих. Несколько лет назад они выпускали фотоальбомы. Потом отец сбежал в Кент с представительницей фирмы “Эсте Лаудер”, а мать переключилась на выпивку. Когда сестра забеременела, отец вернулся, и мы некоторое время пожили посемейному в пригороде, почти не общаясь друг с другом. Сейчас я бываю дома только на Рождество. Мы обычно сидим и обсуждаем, как нам переделать дом.

— Знакомая картинка.

— Когда проводишь много времени с людьми, которых ничего не интересует, на тебе это тоже сказывается.

Роберт взглянул на часы.

— Ты не хочешь сменить обстановку?

— Смеешься! Я сейчас нигде. Если у меня что и есть, так это уйма свободного времени.

— Послушайся моего совета, не жалей себя, — резко произнесла Роза.

Наступило тягостное молчание. Она взяла тетрадь и углубилась в нее, но Роберт видел, что ей неловко за свою резкость, и решил первым протянуть ей руку. Он подался вперед и постучал пальцем по странице.

— Что-нибудь привлекло твой орлиный взгляд?

— Схема лунного цикла довольно интересна, но в ней столько же понятного, сколько непонятного. Очень странно. — Роза поднесла тетрадь поближе к глазам и прочитала вслух: — “Луна имеет две стороны. Одна видна, а другая вечно скрыта от нас. Как же легко тьме поглотить свет!” Ты не думаешь, что они мистики? Сатанисты?

— Если нам повезет, мы все узнаем завтра, — сказал Роберт, поднимая кружку. — Послушай, вдруг я все-таки напишу эту книгу, можно мне посвятить ее тебе?

— О, я буду очень тронута. — Роза многозначительно наморщила лоб и улыбнулась. — Будем надеяться, что мы узнаем не так много, чтобы это стало посмертным изданием. Можно я возьму тетрадь?

— Конечно. Утром мне придется поработать, но я позвоню тебе. Пойдем, я провожу тебя до метро.

Вышли они вместе. На улице было полно народу, наглядевшегося на фильмы и спектакли.

— Мне на Лестер-сквер, — сказала Роза, обходя группку подвыпивших секретарш, вывалившихся из бара.

На углу несколько человек из Армии Спасения вели за собой пошатывающийся народ, выкликая: “Веселитесь именем Господа, джентльмены”. Роза свернула на боковую улочку, соединявшую площадь с Чаринг-Кросс-роуд. Роберт старался не отставать от нее. Здесь пахло мочой и протухшими гамбургерами, было совершенно темно и слышался только стук Розиных каблучков.

— Что, нельзя было пройти там? — не удержался Роберт.

— Здесь быстрее.

Роза черной тенью двигалась между двумя рядами домов, и свет далекого фонаря окружал сиянием ее головку. Вдруг словно прошелестел ветер и что-то стукнулось о землю. Какой-то большой предмет пролетел у Роберта над головой и скрылся во мраке. Через несколько секунд чья-то тень появилась рядом с Розой. Роберт разглядел мужчину. Роза вскрикнула и упала. Раздался шаркающий звук, потом крышка мусорного бака стукнулась о стену.

Роберт бросился вперед и споткнулся, налетев на стоящего на коленях человека. Он попытался было сразиться с ним, но получил сильный удар в живот, который отшвырнул его к стене, и ему ничего не оставалось, как беспомощно наблюдать за происходящим. Нападавший вновь повернулся к Розе. Но тут Роберт услыхал какое-то шипение, и воздух наполнился едким запахом. Закричав от боли, мужчина помчался прочь и скрылся за углом. Роберт попытался открыть обожженные глаза, но все равно ничего не увидел. Ему нечем было дышать.

— Роза, ты в порядке?

— Кажется. А ты?

Она, ругнувшись, поднялась с земли и принялась отряхиваться.

— Да. Ради Бога, что ты с ним сделала?

— Мне удалось достать мой любимый газовый баллончик, — проговорила она сквозь кашель. — Кто бы это ни был, теперь он ослеп часа на два-три.

Роберт схватил Розу за руку и повлек ее на освещенную улицу.

— Он что-нибудь взял? — спросил Роберт, вытирая слезящиеся глаза бумажным платком. — Кошелек на месте?

— Роберт, ему был нужен не кошелек. — Она сунула руку во внутренний карман пиджака и достала помятые тетрадные листы. — Ему было нужно это.

Глава 15

Пробуждение

Она проснулась и огляделась.

Значит, это не сон. Грубая нейлоновая веревка стягивала ей руки и ноги. Она знала, что скоро ее казнят, на заре Новой Эры, и умрет она не в одиночестве. Шестьсот футов отделяют ее от земли, от лондонских улиц. Фиолетовые волосы упали на заплаканное лицо. На ней все еще были джинсы, рубашка и куртка, вот только туфли она потеряла, когда пыталась защищаться. Сколько же она пробыла тут? Все смешалось у нее в голове. Вчера кто-то приходил ее накормить. Или это было позавчера? Она уже не чувствовала холода. И, чтобы ей не было больно, ей дали таблетки. Это она знала точно. Никакой надежды на спасение. Стемнело. Но она видела с двух сторон желтые огни. Под ногами у нее ворковали голуби, прячась от ветра.

Снизу доносились приглушенные гудки машин. Руки и ноги у нее затекли и даже стали кровоточить из-за слишком тугой веревки. В отчаянии она закричала, не в силах поверить, что совсем скоро ей предстоит уйти из жизни. Даже связанной, ей не дали лечь, а поставили вертикально, чтобы все видели пока еще живой крест, хотя на самом деле никто не мог ее видеть. С неба холодно и одиноко смотрели на нее несколько звезд. Здесь, на крыше, горький ночной воздух все же был чище, чем внизу. Сара набрала его полные легкие и стала молить Бога послать ей сон, пока ледяная мгла не совсем завладела ее сердцем.

Семнадцатое декабря

Среда

Глава 16

Опять кровь

— Мистер Нари, вы опять опоздали. Да еще в торговый день. Что случилось на сей раз?

Маленький человечек встал на цыпочки и, глядя на себя в огромное позолоченное зеркало, поправил галстук.

— Простите, сэр, — виновато складывая руки, ответил молодой индиец. — Поезд. Кажется, труп на рельсах.

— Открывайте, открывайте. Разве вам неизвестно, что рождественская торговля дает больше всего прибыли? У нас уже очередь.

Мистер Бакли был одним из самых привередливых управляющих магазинов на Риджент-стрит, к тому же весьма гордившимся своей пунктуальностью. Как можно заставлять покупателей ждать на улице? Сам он приехал в свое ювелирное царство, как всегда, в девять часов, но не стал расставлять коробочки и открывать двери. В конце концов, это входит в обязанности простого продавца.

— Мистер Бакли, разрешите мне сказать.

Он поднял руку, словно просил позволения выйти из комнаты.

— Хорошо, хорошо, только быстро.

— Как вам известно, сэр, вчера вечером я закрывал...

— Да-да.

Мистер Бакли нетерпеливо взглянул на часы. В окно на них, приложив руку ко лбу, смотрела женщина.

— Понимаете, я услышал шум этажом выше. Я поднялся туда, но никого не нашел. А из окна я увидал на крыше соседнего магазина двух человек. Они тоже меня увидели и убежали.

— Боже мой! Вы проверили подвал?

— Да, сэр. Ничего не пропало, и никто туда не входил. Поэтому я хотел вас спросить, надо ли нам сообщить в полицию?

Мистер Бакли задумчиво потер подбородок.

— Нет, мистер Нари, думаю, что нет. Если только они не пытались взломать соседнюю дверь. Надо проверить... — Мистер Нари послушно повернулся, чтобы идти, но был остановлен своим шефом. — Не сейчас, парень! Сначала отоприте двери и опустите навес. Вроде бы опять обещали дождь.

Мистер Нари отпер двери и обошел кучку любителей распродаж. На улице почти не было случайных людей. Чиновники спешили на службу, и редко кто из них поднимал глаза на витрину.

Мистер Нари посмотрел вверх. Голубое небо уже покрылось грозовыми тучами. Он торопливо вернулся в магазин и взял крюк. Аккуратно зацепив крюком за медное кольцо, он перенес всю тяжесть своего тела на одну ногу и потянул вниз. Без толку. Он попробовал еще раз, посильнее, однако у него все равно ничего не вышло.

— Мистер Бакли, сэр, у меня ничего не получается! — крикнул мистер Нари. — Там заело.

Мистер Бакли остался глух к его мольбе, потому что весь был поглощен первым покупателем. Мистер Нари попытался еще раз. На сей раз он откинулся назад и дернул изо всех сил. Раздался громкий скрежет, и навес начал опускаться. Он стал раскрываться с необычной скоростью, словно что-то тяжелое тянуло его к земле. Изнутри он был почему-то красного цвета. Мистер Нари в ужасе поднял голову, и тут навес полностью раскрылся, сбросив на тротуар мокрое, залитое кровью тело.

Поначалу продавцу показалось, что кто-то раскрасил это тело. Оно было безволосое, голое и принадлежало мужчине. Только глаза и ногти выделялись белыми пятнами.

Когда мистер Нари понял, что с этого человека полностью содрали кожу, он упал без чувств рядом с ним, вызвав неудовольствие мистера Бакли, которому так и не удалось продать очаровательные женские золотые часики.

— Я хочу сказать, что мне вовсе не обязательно приезжать, чтобы получить от вас данные о причине смерти. Я прав? — Харгрив крутанулся на стуле и, придерживая трубку плечом, включил компьютер. — Ладно. У вас было четыре часа, и я думал, что вам есть, что мне сказать.

В комнату тихо вошла сержант Джэнис Лонгбрайт и села рядом. Ее пышный бюст рвался на волю в трещавшей по швам форме, и Харгрив несколько минут с удовольствием наслаждался этим зрелищем, прежде чем переключил свое внимание обратно на эксперта.

— Прекрасно. Так и сделайте. Пришлите мне отчет с описанием всех ваших анализов, но таким, чтобы и дурак мог разобраться что к чему. Приложите его к двум другим отчетам, которые, не сомневаюсь, у вас уже готовы. Сколько мне ждать? Замечательно. Вы меня просто осчастливите.

Харгрив положил трубку и вновь сосредоточил свое внимание на крупной цветущей женщине в форме сержанта, которая тихонько ждала, когда он заговорит с ней.

— Я-то думал, Джэнис, что ты весь день провозишься с арабами. За последние двадцать четыре часа расследование воровства из магазина “Хэрродс” стало набирать темп. У сержанта на руках оказались адреса целой сети компаний, специализировавшихся на покупке и продаже краденого, и все они принадлежали арабам.

— Так и получится. Там внизу полно разгневанных посольских чиновников. У меня такое чувство, что вскоре заговорят о дипломатической неприкосновенности.

Сержант Джэнис Лонгбрайт скрестила длинные полные ноги в тонких чулках и улыбнулась старшему инспектору, который, не зная, куда деваться от смущения, заложил руки за голову и прикрыл ими лысину.

— Я пришла, потому что до меня дошли слухи об еще одном трупе, — сказала она. — Где его нашли?

— Он, судя по всему, упал с неба недалеко от Риджент-стрит, — скривился Харгрив. — И опять ничего. Черт возьми! Никакой надежды на опознание. Финч принялся за работу, имея в виду данные, полученные им от обследования первых двух трупов, но его помощники ни черта не хотят делать.

— Ты уже был там?

— В первую очередь. Финч плотоядно кружился вокруг трупа и втыкал в него булавки. Наверняка он в детстве отрывал крылышки мухам.

— Иэн, почему ты не созвал всех на совещание? Я хочу сказать, три смерти... Это уже очень серьезно, разве не так?

— Знаю, но я еще немножко придержу информацию, пока не получу, больше данных и не выясню имя хотя бы одного из парней. Пресса завопит, не приведи Бог как. Этих подстегивать не надо. Да и начальство начнет дышать в затылок. Потерпи. Похоже, что-то вырисовывается.

Харгрив повернул экран и показал на ряды светящихся зеленых букв, бегущих по нему.

— У меня прямая связь с Финчем, а ты знаешь, чего он стоит.

Джэнис придвинула стул поближе, чтобы лучше видеть экран. Первый парень дал кое-какие данные, связанные с лечением зубов. По второму информация была только маргинальная, а третий труп подбросил совершенно новую проблему.

— Он довольно неумело освежеван. Но Финч не думает, что это было причиной смерти.

— Посмотри, Иэн, сколько в нем отравы. — Джэнис постучала по экрану карандашом. — Господи, какая ужасная смерть!

— Почему? Что это значит? — Он протянул руку и набрал номер лаборатории. — Финч, снимай трубку! — Когда Финч ответил, Харгрив включил селектор. — Финч, что у него с кровью?

В своей лаборатории Финч использовал собственный компьютер, чтобы перевести данные на экран Харгриву.

— Гляди. Я отметил места несоответствия...

— Сколько, говоришь, ему лет?

— Около тридцати. Тридцать два. Единственное общее у всех троих — большое количество наркотика. В данном случае — героина.

— То, что все они упали с неба, тоже в какой-то мере общее, — буркнула Джэнис.

— На сей раз наркотик был введен оральным способом.

— Ну и что это значит?

— Это предотвращает гемостазы, — с воодушевлением проговорил Финч. — Короче, это антикоагулянт. — Харгрив молчал, требуя пояснений. — Кровь не сворачивается. Парень просто-напросто истек кровью. Крошечный порез — и все. Он — как бы это сказать? — утонул в собственной крови. — Финч сделал паузу, чтобы насладиться драматическим эффектом. — Обычно это вещество полностью поглощается печенью, но нам удалось найти его следы в моче и кале. Так люди не умирают.

— Ты можешь назвать время смерти?

— Ну, потребовалось часа два, чтобы яд начал действовать, и еще шесть часов, чтобы пищеварительная система обработала токсин. Я склонен думать, что он испустил дух вчера вечером, около семи часов. А потом его освежевали. Зачем — не имею ни малейшего представления.

— Финч, спасибо. Я позвоню тебе, когда получу отчет и просмотрю его. — Он положил трубку и повернулся к Джэнис, постукивая ногтями по передним зубам. — Хочу засадить за это кого-нибудь помоложе и посвежее, с неординарным мышлением.

Я для этого слишком стар, мне не избежать стереотипов. — Джэнис хотела было запротестовать, но Харгрив не дал ей сказать ни слова. — Это правда. Нужна свежая кровь.

— У нас в отделении Мартин Баттерворт.

— Ну? Сын комиссара? Зачем он мне? Чтобы выслушивать всякие ехидные шуточки?

— Он хорошо соображает. Здорово помог мне с арабами. Думаю, с тобой он себя проявит.

— Ладно, пришли его ко мне.

Харгрив повернулся к компьютеру и занялся отчетом Финча. Компьютеры, конечно, зло, но бывают чертовски полезны, если всаживать в них свои программы. Жаль, что в отделе столько людей страдает полным отсутствием воображения. Что они могут, кроме как в точности следовать букве закона? Куда подевались гиганты с идеями и чутьем?

— Что ты имеешь в виду? — с удивлением услышал он вопрос Джэнис, потому что не сразу сообразил, что позволил себе думать вслух.

— Ничего. У меня тут список вопросов не короче твоих прелестных ножек.

Румяные щеки Джэнис стали совсем красными.

— Ты тоже думаешь, что эти три смерти связаны между собой?

— Ну, Джэнис, конечно, связаны. Иначе какой смысл? Зачем привязывать к человеку ворона и затем сбрасывать их обоих с крыши? Зачем кого-то травить, когда гораздо проще толкнуть посильнее — и пусть себе летит вниз? А с мальчишкой уж совсем. Напихали египетского ила в рот, а потом убили...

— Они знали, что в полиции будут обследовать трупы. Может быть, чтобы отвести нам глаза?

— Мы же прочесали крышу. И не нашли ничего, кроме пары смазанных отпечатков обуви. Однако там должен был быть не один человек. Один не справился бы. А последний малый — вообще гигант. Шесть футов и два или три дюйма...

— Почему бы тебе не выпить кофе и не отдохнуть? — спросила Джэнис.

Иэн не был у нее прошлой ночью. Он проработал допоздна, и это было видно по его лицу.

— Я не собираюсь отдыхать, пока до чего-нибудь не докопаюсь.

В дверь постучали, и в стекле появилась голова секретарши.

— Прошу прощения, сэр. Это только что принесли...

Она держала в руках вечернюю газету, которую отдала Джэнис, и та, быстро пробежав глазами заголовки, с возгласом удивления сунула ее Харгриву, словно это была бомба.

— Черт бы их побрал!

ПОЛИЦИЯ ОТКРЫВАЕТ ОХОТУ НА СУМАСШЕДШЕГО, ОРУДУЮЩЕГО НА КРЫШЕ

Лондонская полиция была предупреждена насчет вооруженного маньяка, терроризирующего людные улицы столицы, как сообщает журналист Стэн Каттс. В понедельник было сделано сообщение о мальчике, найденном мертвым на площади Пиккадилли. После этого были обнаружены еще два трупа, оба с признаками насильственной смерти. Полиция опасается начала войны между подпольными криминальными группировками.

ОФИЦИАЛЬНОЕ ПРИКРЫТИЕ

В то время как все полицейские силы брошены на поддержание порядка в связи с предпраздничной торговлей, расследовать связь между тремя убийствами, вероятно, просто-напросто некому. Старший инспектор Иэн Харгрив — дело вампира с Лестер-сквер (“Черт бы его побрал!” — простонал Харгрив.), — возглавивший следствие, отрицает наличие этой связи и всеми силами скрывает информацию от журналистов. Сегодня он вовсе отказался говорить с представителями средств массовой информации.

“Странно, — сказал один из сотрудников полиции, — но у нас еще нет никаких материалов по этим делам. Мы ничего не знаем”.

НАСИЛИЕ, ПУГАЮЩЕЕ МАТЕРИНСКОЕ СЕРДЦЕ

Сегодня, когда матери с детьми, увешанные рождественскими подарками, торопливо бегут по улицам Лондона, город со страхом ждет новой волны насилия, от которой, как всегда, пострадает много невинных людей, по воле случая оказавшихся в поле зрения сумасшедшего снайпера. (См. редакционную статью.)

— Надо быть очень талантливым, чтобы умудриться наляпать столько ошибок в одном параграфе, — с поразительным спокойствием проговорил Харгрив. — Редакционная статья тоже ничего. “Почему, ну почему ничего не делается?”. Снимок, правда, получился немножко смазанным. Серые дома и стрелка, указывающая на рельсы и крышу. А вот это неплохо. “Гороскоп скажет, является ли этот человек маньяком”.

Харгрив со злостью отшвырнул газету.

— Кого он цитирует? — спросила Джэнис. — Не может быть, чтобы кого-нибудь из наших.

— О, он сам их выдумывает. Все так делают, когда что-то подозревают, но не имеют фактов. Он же пишет “снайпер”, хотя никто ни в кого ни разу не выстрелил. Ему просто надо, чтобы весь Лондон начал высматривать убийц на крышах. Подожди, вечером он уже придумает убийце имя. Ублюдок. Обещал же, что до четверга будет молчать. Ничего он у меня не получит. — Харгрив махнул рукой на сотрудников за стеклянной стеной его офиса. — Проследи лучше, чтобы они как надо отвечали на телефонные звонки.

— Но, Иэн, откуда он так быстро узнал о третьей жертве? Где он с такой оперативностью получает информацию?

Харгрив двумя пальцами ухватил себя за переносицу. Потом посмотрел на Джэнис и нахмурился.

— Это я тоже хотел бы знать, — сказал он.

Глава 17

Симон

Костюмы Скиннера были постоянным источником удивления для Роберта. Сшитые из заморской синтетики, они никогда не мялись и не пачкались. А может быть, сам Скиннер тоже сделан из этого материала? Когда на него ни посмотришь, у него всегда чистые ногти. Роберт с раздражением уселся за стол, решив убрать с него все подчистую, так как контору закрывали на рождественские праздники.

Скиннер с неудовольствием оглядел сваленные по углам книги и журналы.

— Получается что-нибудь с вашим супербоевиком? — спросил он, как всегда остановившись на пороге.

— В данный момент еще осталось несколько препятствий, но это уже не страшно, — ответил Роберт и закурил сигарету, зная, что это не понравится Скиннеру. — Надеюсь закончить до Нового года. А я думал, вы с Триш уже катаетесь на лыжах.

— Мы сегодня уезжаем, хотя, наверное, у нас будет меньше лыж и больше apres, насколько я знаю Триш. — Он не смеялся, а как-то странно и неприятно фыркал, брызгая слюной. — Завтра контора будет закрыта, и, честное слово, я удивлен вашей напористостью. Почему бы вам не отдохнуть? Все же отдыхают.

— Нет. Будет слишком поздно.

— Что значит “слишком поздно”?

— Ничего. Просто есть некоторые соображения. Забудьте об этом.

Роберт не собирался рассказывать Скиннеру о своих поисках Сары Эндсли. Не хватало еще, чтобы он начал возражать! Скиннер не мог не чувствовать витавшей в воздухе враждебности, словно из него тайно делали посмешище. Тоже проблема. Ему не пережить изменений в штате, по крайней мере, если Скиннер получит право голоса.

— Ладно, я ухожу, — неловко попрощался Скиннер, но Роберт даже не поднял головы. — Счастливого Нового года.

— И вам с Триш тоже.

Дверь мягко закрылась, и Роберт решил позвонить Розе, чтобы условиться с ней о встрече. Ранние сумерки уже опустились на неусыпных горгулий, которые были также неподвижны и невозмутимы, как китайские солдаты.

В восемь часов Роберт с Розой вышли из бара на Саттон-роу и свернули на Чаринг-Кросс-роуд. Чем дальше они уходили от центра, тем меньше встречали людей на улице. В маленьком скверике, где им была назначена встреча, росло всего несколько больных вязов. Посередине была площадка, там летом стояли скамейки и играл оркестр. Сейчас здесь было пусто и грязно. Скамейки же стояли у разросшихся кустов, густо покрытых птичьим пометом. Большая их часть была занята бродягами, которые пили из пущенной по кругу бутылки и вели бесконечные споры. Несколько бродяг улеглись прямо на землю, являя полное безразличие к холодной декабрьской ночи.