Королевство теней

Итак, первый тайм сыгран; первые выстрелы по «Сигме» сделаны. Он задумчиво смотрел в темноту. Несомненно, деньги станут большим искушением для местных жителей. Эти люди реально смотрели на вещи. Конечно, они любили Данкерн, но их жизнь была несладкой. Они изведали нищету, которая приходила после неудачного рыболовного сезона. Им не до сантиментов. Говоря с ними, он должен взывать к более глубоким, примитивным инстинктам, а не к разуму. Разум и логику следует оставить для людей из Эдинбурга и Глазго, для читателей английских газет, для себя самого...

Он провел рукой по холодным камням, влажным от морских брызг. Эти камни принадлежали Клер Ройленд, и она принадлежала им. Почему, ну почему она этого не чувствует?

В небольшом особняке Ройлендов на Кампден-Хилл сразу стало тесно – на этот раз вместе с Клер приехали Сара и Каста. Комнаты наполнил запах мокрой собачьей шерсти и готовящейся еды. Или ей это кажется после одиночества в Грейт-Хэдэме, думала Клер, переодеваясь в спальне к ужину. От Пола не было никаких известий. Она ждала, что Пол получив от Генри документы, немедленно позвонит и устроит скандал. Но никакого звонка не было. И накануне вечером он не дал о себе знать, и утром, перед тем, как Клер и Сара выехали в Лондон.

Она сидела перед зеркалом и расчесывала волосы, когда услышала, как хлопнула входная дверь, а затем послышался голос Пола, разговаривающего с Сарой. Прошло минут десять, прежде чем он поднялся наверх. Он остановился, глядя на Клер, потом не спеша снял пиджак и повесил его в шкаф.

– Я слышал, на дороге было интенсивное движение, когда вы ехали в город?

– Да, машин было много, – сдержанно ответила Клер. Потом, помолчав, спросила: – Будешь сегодня ужинать дома?

– Я уже сказал Саре, что буду. – Он развязал галстук и расстегнул рубашку. – Между прочим, вчера звонила Хлоя. Она хотела встретиться с тобой завтра за ленчем. Я сказал, что ты придешь. Если это не входит в твои планы, позвони ей вечером. – Пол скрылся в ванной; она услышала, как зашумела вода.

Клер тяжело вздохнула. Каждую минуту она ожидала града упреков. Эта холодная вежливость была просто невыносима. Она встала и подошла к двери. Пол умывался над раковиной. Взглянув на его широкую спину и массивные плечи, она впервые ощутила непривычный холодок отвращения.

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – с вызовом спросила она.

Он на секунду замер, потом продолжил плескать воду себе на лицо и шею.

– О чем?

– Ты пытался обманом заставить меня подписать тот документ!

Он выпрямился и взял полотенце.

– Каким же это образом я пытался обмануть тебя?

– Ты надеялся, что я подпишу, не читая!

Он посмотрел ей в лицо.

– Если ты настолько глупа, что подписываешь документы не читая, будь готова к любым сюрпризам. – Он криво улыбнулся. – В данном случае никакого сюрприза не получилось. – Он прошел мимо нее в комнату и достал из комода чистую рубашку.

– Ты даже не пытаешься ничего отрицать?

– Зачем я буду что-то отрицать?

Клер удивленно подняла брови. Его холодная сдержанность вызывала у нее тревогу.

– Пол, это правда, что ты потерял много денег?

– Это тебе сказал Генри?

– Нет, не Генри. Но это правда?

– Мне надо найти значительную сумму к определенному сроку, это правда.

– Когда этот срок?

– Седьмого. – Он говорил отрывисто.

– А если ты не заплатишь?

– Я, вероятно, получу отсрочку, но небольшую.

– А потом? Что произойдет потом? У тебя серьезные неприятности, Пол? Это правда, что ты замешан в сделке инсайдера?

Он посмотрел на нее с нескрываемым презрением.

– Клер, ведь ты даже не понимаешь, что это означает! Ты же ничего не знаешь о Сити...

– Я знаю достаточно, Пол. – К собственному удивлению, она говорила абсолютно спокойно. – И мне известно, что ты можешь выкрутиться, продав акции вашей семейной фирмы. Продавать Данкерн нет необходимости.

Она смотрела на его отражение в зеркале, пока он стоял спиной к ней, поправляя галстук, и видела, как напряглось и побледнело его лицо.

– Я не могу продать акции Ройлендов, Клер.

– Почему?

Он повернулся к ней.

– Потому что существует условие, по которому я должен предложить их сначала Джеффри и Дэвиду, прежде чем выставлять на открытые торги.

– И что же? – Клер присела на кровать.

– Неужели ты думаешь, что я позволю братьям узнать, что нуждаюсь в деньгах?

– Они уже знают. Ты ведь пытался забрать деньги из детского фонда, помнишь?

– Детского фонда! – раздраженно фыркнул он. – Как же, дети должны быть обеспечены в первую очередь! Все эти ройлендовские внуки...

Клер сжала руки.

– Пол, пожалуйста...

– Пожалуйста? Пожалуйста, что? Ты не можешь дать мне детей, и не хочешь отдать мне Данкерн. – Он отвернулся. – Ты ни на что не годишься, Клер! Бесплодная жена, эгоистка, лишенная преданности!

Клер смотрела на него, широко открыв глаза.

– Неправда... – Она вся похолодела.

– Разве? – Он посмотрел на ее отражение в зеркале. Его красивое лицо было бледно и бесстрастно. Он повернулся к ней. – Если ты готова, можно спускаться вниз. Сара уже накрыла на стол, а перед ужином хорошо бы что-нибудь выпить.

Клер недоверчиво посмотрела на мужа.

– Я не голодна.

– Ты должна заставить себя поесть. Не надо огорчать Сару. Не будем больше возвращаться к этому разговору. – Он задумчиво посмотрел на нее. – Последние несколько недель ты испытывала сильное душевное напряжение. Это начинает сказываться. Думаю, тебе необходимо посетить врача.

Клер встала.

– Я не хочу больше посещать никаких врачей, никогда. Я абсолютно здорова.

Он усмехнулся.

– Разве?

Они поужинали в полном молчании, потом Клер извинилась и поднялась в спальню. Она долго сидела на кровати, сжав кулаки и глядя в пространство. Она не могла заставить себя остаться внизу; находиться рядом с Полом для нее было невыносимо. Но здесь, в одиночестве, ее вновь начал охватывать страх.

Клер была уверена, что Изабель где-то радом. Она не хотела ее появления; не хотела снова видеть ужасы, происходившие в прошлом, не хотела ощущать запах горящей плоти, видеть злорадные лица в глазеющей толпе.

В спальне повеяло холодом. Она поежилась и, встав, дотронулась рукой до радиатора. Он был горячим.

– О Боже! – Клер постояла около него, не отнимая рук от теплой поверхности, но они оставались ледяными.

Ей стало казаться, что за окном слышится шум моря. Она в ужасе отступила назад; сердце учащенно забилось.

– Пол… – позвала она. – Пол, пожалуйста, иди сюда...

Но он не шел. Снизу не доносилось ни звука.

Стоя в центре комнаты, Клер лихорадочно оглядывалась по сторонам. Нужно спуститься вниз, немедленно. Спуститься к Полу. Не оставаться одной. Она подошла к двери и уже взялась за ручку, но повернула назад, испугавшись темноты на лестнице. Заняться, надо чем-то заняться. Вот выход. Переодеться, Еще раз принять ванну. Включить радио на полную громкость, чтобы избавиться от навязчивого шума в ушах...

Клер торопливо открывала и закрывала дверцы шкафов, стоящих в спальне, потом прошла в ванную, включила воду и бросила в нее пригоршню ароматической соли. Звук льющейся воды заглушил шум моря. Каждый раз этот шум моря... Клер принялась энергично тереть лицо, смывая макияж, потом начала растирать тело, пока кожу не начало пощипывать. Напоследок она вымыла волосы. Гудение включенного фена разогнало тишину. Клер хотела спуститься вниз за маленьким переносным телевизором, но что-то удерживало ее от этого. Ей по-прежнему было страшно выходить на полутемную лестницу. У нее не хватало мужества крикнуть Сару, а звать Пола она больше не хотела.

Странное ощущение исчезло так же внезапно, как и появилось. Тени отступили. Клер стояла не шевелясь. Казалось, что-то осязаемое, явственно присутствовавшее в комнате, пропало. Она выключила радио и прислушалась. В доме царила полная тишина, только вздрагивали стекла от порывистого ветра да шуршала гонимая им по Кампден-Хилл опавшая листва.

Измученная и дрожащая, Клер забралась под одеяло и попыталась заснуть. Пол так и не пришел.

Клер встретилась с Хлоей за ленчем в Найтсбридже. Хлоя, элегантная, в синем трикотажном костюме, заказала им по бокалу белого вина. Она поцеловала Клер в щеку; от ее внимательного взгляда не ускользнули темные круги под глазами подруги. Клер была в черной юбке и свитере в черную и белую полоску. Она улыбнулась Хлое, подняв свой бокал.

– Вот как, оказывается, проводят ленч жены викариев! – сказала она наигранно беззаботным тоном.

– И так каждый день, если есть возможность, – засмеялась Хлоя. – А как ты, дорогая? Ты выглядишь совершенно разбитой, не обижайся на откровенность.

– О, я в полном порядке. – Клер оглянулась на компанию молодых людей, шумно усаживающихся за соседний столик. – Просто иногда бывает трудно, вот и все.

– Пол? – Хлоя сочувственно покачала головой. – Слышала, он хочет забрать деньги из детского фонда. Джеффри говорит, что он всегда был очень жадным, даже в раннем детстве. – Она пригубила вино. – Значит, ты согласна с его намерениями относительно денег?

Клер пожала плечами. На мгновение у нее появилось искушение поделиться с ней проблемами, связанными с мужем, но она быстро передумала. Неспроста Хлоя сразу перевела разговор на эту тему, слишком уж заинтересованно она смотрела на Клер в ожидании ответа.

– У него в последнее время появились некоторые сложности в Сити, – наконец осторожно ответила она.

Хлоя скептически подняла бровь.

– Бедняжка. Ты хочешь сказать, что у него остался последний миллион?! – Она отставила стул. – Идем со мной. Здесь самообслуживание. Пора и нам выбрать себе какие-нибудь закуски, прежде чем эта компания прикончит всю еду, которая здесь еще осталась. – Она кивнула в сторону соседей.

Клер взяла себе охлажденную дыню; внезапно она почувствовала, что Хлоя постоянно поглядывает на нее. Когда они вернулись за столик, Клер не выдержала:

– В чем дело? У меня паук в волосах, или еще что? – недовольно спросила она.

Хлоя смущенно рассмеялась.

– Нет, конечно...

– Тогда в чем же дело?

– Просто я подумала... – Хлоя смущенно опустила взгляд на свою тарелку с ветчиной. – Джеффри говорил мне, что он был у тебя, Клер. Он кое-что рассказал – не больше того, что сообщила Эмма, – он никогда не выдал бы чей-то секрет... но все это так интригующе...

Клер положила ложку и спрятала начавшую дрожать руку под стол.

– Ты говоришь о моих... о моих медитациях, не так ли?

Хлоя кивнула.

– Он немного обеспокоен, Клер, тем, что ты делаешь. – Гон ее был почти извиняющимся.

– Он, кажется, думает, что в меня вселился дьявол, – сказала Клер, не поднимая глаз.

– О нет! Не думаю, что все так плохо, – улыбнулась Хлоя. – Но он искренне волнуется. – Взгляд ее был прикован к лицу Клер. – Он знает, о чем говорит. Это ведь его профессия.

– Это он велел тебе встретиться и поговорить со мной? – Клер по-прежнему не смотрела на нее.

Хлоя покачала головой.

– Боже мой, нет, конечно! Если честно, он советовал мне какое-то время держаться от тебя подальше, – добавила она с обезоруживающей откровенностью и нервно засмеялась. – Но можно любить, почитать и подчиняться только до определенных пределов, ты согласна? А мы с тобой подруги. – Она положила в рот кусочек ветчины и на какое-то время замолчала, пережевывая ее. – Все это правда, Клер? То, что ты рассказала ему?

Шум за соседним столиком вдруг усилился. В зал ресторана прокралась молодая женщина в длинном черном плаще и остроконечной шляпе. В руке она сжимала метлу. Приблизившись к одному из мужчин, незнакомка обняла его за шею. Под громкие крики «С днем рождения» она сбросила плащ. Под ним на ней ничего не было кроме черного бюстгальтера, трусиков с подвязками и черных чулок.

Хлоя со смехом прикрыла глаза рукой.

– Боже мой! Это девица для развлечений? Я слышала о них, но никогда не видела раньше! Подразумевается, что она – ведьма?

Клер улыбнулась.

– Сегодня канун Дня Всех Святых, Хлоя, – серьезно сказала она. – Разве ты забыла? – На мгновение она подняла глаза на собеседницу и с удовлетворением заметила, как та побледнела. – Именно сегодня появляются духи, и ведьмы собираются на свой священный праздник. Что я говорила Джеффри? Не помню... – Ей вдруг захотелось, чтобы здесь оказалась Эмма. Уж с ней-то они посмеялись бы вдоволь над всей этой чертовщиной, она умела разрядить обстановку.

Хлоя положила нож и вилку.

– А ты... ты тоже празднуешь в этот день? – неуверенно спросила она.

– Конечно. – Клер сделала серьезное выражение лица. Она знала, что об этом сегодня же узнает Джеффри и, может быть, Пол, но внезапно ей стало все безразлично.

Спрятав горькую усмешку, она отодвинула стул и встала.

– Возьмем еще чего-нибудь?

Продолжая свою шутку, она выбрала в буфете бифштекс с кровью – то, что обычно она никогда не ела. Положив к нему овощей, она отнесла тарелку за столик и улыбнулась.

– Так трудно добыть кровь, верно? Понимаешь, если пьешь кровь, это помогает общаться с душами умерших.

Хлоя чуть не выронила вилку с ножом. В какой-то момент Клер показалось, что сейчас она выскочит из-за стола. Но потом Хлоя, видимо, наконец что-то сообразила. Откинув голову назад, она расхохоталась:

– Ты почти убедила меня! Клер, глупая, как можно говорить такие вещи! У тебя же будут большие неприятности.

За соседним столиком «ведьма» уселась на колени к молодому человеку. Его первоначальной веселости несколько поубавилось и, полупридавленный ее пышными формами, он начал с отчаянием оглядываться по сторонам.

– Джеффри ни за что не догадался бы, что ты шутишь. Ты с ним проделала то же самое? Специально заводила его, рассказывая возмутительные вещи?

Клер с отвращением отодвинула тарелку с мясом. Она вовсе не была голодна.

– Может быть, немного...

– О Боже! Тебе не следовало этого делать. Он воспринял все абсолютно серьезно и не на шутку забеспокоился.

– Я сказала ему, Хлоя, что это не его дело. – Клер вздохнула, момент для черного юмора кончился. – Скажи ему об этом и ты. Пожалуйста. Я не нуждаюсь в молитвах, даже произнесенных с благими намерениями... – Она внезапно замолчала. У Изабель деверь тоже был священником, и своей местью отравлял ей жизнь. Клер содрогнулась.

Хлоя удивленно взглянула на нее.

– Клер, в чем дело? Что случилось?

– Ничего. Ничего не случилось.

– Ты уверена? У тебя такой вид, словно ты увидела привидение... – она вдруг осеклась. – Может быть, ты... ты действительно что-то увидела?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

Клер смотрела на испачканный кровью край тарелки.

– Сейчас они ведь больше не сжигают ведьм, верно? – тихо спросила она, не поднимая глаз.

– Конечно, нет, – прошептала Хлоя. Она нервно вытерла руки о салфетку и отодвинула свою тарелку. – Тебе можно помочь, Клер. – Она сказала это так тихо, что ее слова почти потонули в общем шуме ресторана. – Церковь знает, как поступать в таких случаях.

– В самом деле? – Клер печально посмотрела на нее. – Интересно.

Глава пятнадцатая

Мэри отказалась возвратиться с ним в Лондон.

– Ты сошел с ума! Разве ты не понимаешь? Все наши сбережения, Рекс! А как же дом в Мартас-Вайнъярд? – В ее глазах стояли слезы, когда она произнесла эти слова. – Как же наши планы?

– К черту все планы! – Он продолжал пить, время от времени от боли прижимая руку к желудку, когда язва начинала давать о себе знать. – Это особый случай, Мэри! Древний замок Коминов – моих предков, черт побери!

– Твоих предков! – презрительно бросила она. Сама потомок первых переселенцев, имеющая на руках подтверждающие это бумаги, она снисходительно посмотрела на него. – Ох уж эти твои шотландские предки, Рекс! Специалисты по генеалогии лишь сказали тебе, что фамилия «Каммин» возможно произошла от «Комин»! Только и всего, Рекс!

– Я прямой потомок, Мэри! – Он прижал руку к животу. – И я докажу это. Специалисты доберутся до истины...

– Никуда они не доберутся! Они смогли проследить историю твоей семьи только на двести пятьдесят лет назад. Не достает еще четырехсот с лишним лет!

Обычно она поощряла его увлечение, поддерживала поиски своих корней, льстила самолюбию Рекса замечаниями о его аристократическом происхождении. Внезапная язвительность ее слов больно задела и удивила его.

– Они установили, что моя семья приехала из Шотландии...

– Как почти четверть населения Северной Америки! – парировала Мэри. Она не собиралась оставлять ему ни капли надежды. – Если ты не бросишь эту затею, Рекс, я уйду от тебя.

Он удивленно уставился на нее.

– Мэри, дорогая...

– Я не шучу, Рекс. Я не поеду в Шотландию.

– Но тебе там понравится!

– Я возненавижу это место, – убежденно сказала она. – Ради Бога, посмотри на вещи реально. Речь идет о руинах! О развалинах старых стен на голой скале в самой холодной части Европы! Чтобы перестроить этот замок, потребуются миллионы долларов, но климат ты все равно не сможешь изменить! – Она поежилась, словно от холода, хотя в квартире независимо от времени года тщательно поддерживалась оптимальная температура – семьдесят градусов по Фаренгейту – не выше, не ниже.

Рекс побрел в ванную и нашел свою бутылочку «Маалокса».

– Я не собираюсь менять свое решение, Мэри. Я куплю Данкерн! Все будет отлично, увидишь.

– Не увижу, Рекс. Меня там не будет, – Она сказала это так тихо, что он из ванной не услышал ее.

Расставшись с Хлоей, Клер постояла несколько минут возле дверей «Харродс», раздумывая, зайти или нет, но воспоминания о показе моделей и приступе клаустрофобии все еще преследовали ее, и несмотря на усталость, она пошла дальше, избегая многолюдных магазинов. Она прошла вдоль Бромптон-Роуд до Бичамп-Палас, спустилась вниз и добралась до Музея Виктории и Альберта, по просторным полупустым залам которого побродила пару часов, прежде чем зайти в ресторан и заказать себе чай и пирожное.

К тому времени, как Клер вернулась на Кампден-Хилл, ноги у нее уже гудели и она чуть не падала от усталости. В холле ее ждала записка.

«Мистер Ройленд сказал, что я могу взять на вечер выходной, так как он не будет сегодня ночевать дома. Я не знала, когда вы вернетесь, поэтому я взяла собаку с собой в Ричмонд. Мы с сестрой погуляем с ней в парке. Я вернусь к одиннадцати. СК.»

Бедняжка Каста... Клер сняла пальто и повесила в прихожей. Весь день она даже не вспомнила о собаке, занятая лишь поисками повода, чтобы не возвращаться домой.

Она устало поднялась наверх и сбросила туфли. В доме был безупречный порядок, как обычно. Сара вытерла пыль и пропылесосила каждый дюйм, прежде чем уехать. Каждая подушка лежала на своем месте. Сидя на кровати, Клер посмотрела на телефон, но не прикоснулась к нему. Она пожалела, что Хлоя не провела с ней весь день, но у ее приятельниц было много дел. У Эммы – ее галерея. Все были заняты. Сейчас ничто не мешало Клер думать о том, чего она избегала целый день: о том, что посещало ее в минуты одиночества. Внутри нее шла борьба. Страх боролся с любопытством; чувство одиночества и скуки – с опасением совершить что-нибудь запретное и опасное. Одна ее половина хотела вернуться – узнать, что случилось с Изабель. Другая боялась этого.

Она встала и подошла к окну, вглядываясь в темноту, рассеиваемую чередой уличных фонарей. Ветер кружил опавшие листья по мостовой у колес стоящих на парковке машин. Клер нервно задернула шторы и отошла от окна. Впереди у нее был целый вечер в полном одиночестве.

Устроившись в гостиной за письменным столом, она придвинула к себе свою адресную книжку и начала бесцельно перелистывать страницы. Они были заполнены именами людей, которых она когда-то знала. Почему когда-то? Разве она больше не знает их? Она посмотрела на стену, где висела небольшая акварель. Да потому, что потеряла с ними связь, вот почему.

Вначале, когда они с Полом только поженились, у нее было много друзей, но постепенно, один за другим, они отошли от нее: либо были слишком заняты делами, или появились дети... – она грустно вздохнула. С кем-то стало трудно встречаться, потому что они далеко разъехались по стране; кого-то невзлюбил Пол и был против, чтобы она поддерживала с ними отношения. Таким образом он нарушил ее дружбу со многими людьми – ему не нравилось, что она проводит время с друзьями, что у нее есть какие-то свои интересы, но сам он не пытался заполнить образовавшуюся в ее жизни пустоту; просто требовал, чтобы она всегда была дома, когда бы он ни возвратился с работы. Клер заглянула в записную книжку и набрала первый попавшийся номер. Гудок звучал и звучал, но ответа не было.

Закусив губу, она уронила книжку на пол и, еще раз обойдя комнату, спустилась на кухню. Приготовила себе сандвич, хотя была не голодна и, включив телевизор, села возле него, не слыша и не видя, какая идет передача, просто стараясь голосом диктора заполнить тишину.

Услышав, как громко хлопнула дверь, она решила, что это от сквозняка, в комнате наверху. Но нет; это была тяжелая дубовая дверь, дверь часовни в Дандарге. Клер порывисто вскочила и стул, на котором она сидела, с грохотом опрокинулся. Ее колотила дрожь. О Боже! Не дай этому повториться! Она сходит с ума... Она, должно быть, сходит с ума!

«Нет. Нет, пожалуйста, уходи! Я не хочу больше этим заниматься, Разве ты не видишь? Я не хочу ничего знать!»

Клер, закрыв лицо руками, прижалась лбом к стене. Позади нее в телевизоре раздался какой-то треск, и экран погас.

«Нет, прошу тебя, уходи!»

Поначалу Изабель не противилась власянице. Она хотела страдать, хотела покаяться. Долгий путь на север под жарким солнцем, на тощей лошади, без седла; с непокрытой головой, в колючей власянице, которую заставили ее надеть священники – она заслужила все это. Она чувствовала, как пот стекает у нее по спине, ощущала зуд в тех местах, где ее покусали блохи, и боль от новых укусов. Через каждый город, каждую деревню на их пути везли Изабель, жену графа, кающуюся ведьму, и сотни глаз смотрели на нее. Кто-то жалел ее, кто-то потешался над ней.

Они ехали на север через Олений лес, потом вдоль реки Юджи, огибающей подножие Мормонд-Хилл. Изабель уже почти не замечала любопытных взглядов. У нее в голове не было никаких мыслей; тело стало сплошной саднящей раной. При каждом шаге лошади грубая ткань у нее на спине натягивалась, и когда, наконец, они прибыли в Дандарг, она была не в состоянии сама спешиться. Мастер Уильям Комин вышел к ней и окинул ее взглядом. В его глазах мелькнуло удовлетворение, когда он посмотрел в лицо Изабель.

– Господь с состраданием примет ваше раскаяние, – сказал он.

Изабель выпрямилась. На мгновение дух непокорности вновь вернулся к ней: захотелось бросить резкий ответ, плюнуть ему в глаза; но она подавила свой порыв. Она не даст ему повода снова применить к ней силу. Не доставит ему удовольствия вновь связать ей руки – делая это, он испытывал наслаждение, и она это чувствовала.

Напряженная, как натянутая струна, Изабель вошла в полутемную башню. После жаркого солнца внутри казалось холодно. Она поежилась, но была рада почувствовать под ногами жесткий вереск, устилавший каменный пол.

В часовне Святого Дростана, пропахшей ладаном, она покорно опустилась на колени перед алтарем, не замечая, что осталась одна. Люди, которые сопровождали ее из Эллона, разошлись. Во дворе замка рыцарь, возглавлявший эскорт, снял шлем и отдал его своему оруженосцу. Наклонившись над корытом для лошадей, он взял ковш и стал поливать водой голову.

Дверь в часовню тихо открылась, потом так же тихо закрылась. Мастер Уильям в мягких кожаных сандалиях неслышно приблизился к Изабель и встал рядом с ней. В руках у него была плетка.

Подняв голову, Изабель взглянула на нее, потом с нескрываемым презрением посмотрела Уильяму в лицо.

– Итак, вы собираетесь еще и выпороть меня во имя Господа?

Уильям свысока взглянул на нее.

– Это должен был бы сделать ваш муж, миледи. – Он преклонил колени перед алтарем и осторожно положил туда плетку. – Епитимья, которую я наложил на вас, требует умерщвления плоти. А также смирения. Здесь, в Дандарге, на самой границе владений моего брата, вас ничто не будет отвлекать, вы будете страдать и молиться. Сэр Дональд Комин останется здесь сторожить вас со своими людьми – это воины, миледи, которых ваш муж с трудом выделил в столь тяжелое для Шотландии время. Мастер Дэвид, капеллан, позаботится о вашей душе, а две сестры из монастыря, которые уже прибыли сюда, будут прислуживать вам. Я же должен немедленно вернуться на юг.

Изабель стоя на коленях перед алтарем, крепко сжала руки, стараясь скрыть охватившую ее радость. Она чувствовала взгляд своего деверя, но не могла прочитать его мысли. Его лицо было абсолютно бесстрастным. Изабель знала, что она выглядит ужасно, что тяжелая власяница, которую ее заставили надеть, грязна и пропахла потом. Ее босые ноги кровоточили, израненные о камни и колючий кустарник, когда на привалах во время долгого пути через города и деревни она искала уединения, чтобы справить нужду, прячась в редком кустарнике и за поваленными деревьями.

Изабель догадывалась, что Уильям старается подавить в себе желание, охватившее его, когда он смотрел на ее стройное тело и красивые ноги с узкими лодыжками и маленькими израненными ступнями, едва прикрытыми уродливой рубахой. Он поднял задумчивый взглад на ее усталое лицо и спутанные черные волосы и сглотнул вставший в горле комок. Она увидела похоть в его глазах, как только он подошел к ней с плеткой. Сначала он хотел сам применить к ней это наказание, но вовремя понял опасность. Пусть эту обязанность исполнят монахини. Он сдержанно кивнул Изабель:

– Оставляю вас наедине с вашими молитвами. Позднее вас проводят в вашу комнату.

Когда дверь за ним со скрипом закрылась, Изабель с трудом встала на ноги, борясь с желанием сорвать с себя грязную рубаху и прижаться обнаженным телом к холодным каменным плитам, чтобы облегчить терзавшую ее боль. Но если бы ее застали обнаженной в доме божьем, это окончательно убедило бы их в ее греховности и привело бы ее, как Майри, на костер.

Сэр Дональд Комин с нескрываемым облегчением проводил мастера Уильяма за ворота Дандарга. Как только святой отец со своими людьми скрылся из виду, он поспешил в часовню. Распахнув тяжелую дверь и заглянув в темноту, он сначала решил, что Изабель исчезла, но потом разглядел ее, стоящую у алтаря.

– Миледи? Мастер Уильям уехал. Проводить вас наверх?

Изабель повернулась к нему, и он увидел, как просветлело ее бледное лицо; он также понял, какую боль причиняет ей каждый шаг, когда она направилась к двери.

Небольшая комната в верхнем этаже башни имела два сводчатых окна, выходивших на юг, на продуваемую ветрами долину. Здесь Изабель ждали, тихо беседуя у окна, две монахини. Когда Изабель вошла, они встали. Старшая из них, высокая худая женщина с изможденным бледным лицом, улыбнулась.

– Леди Бакан? – Она протянула Изабель обе руки. – Мы прибыли сегодня утром, как только мастер Уильям прислал гонца в монастырь. Это – сестра Юлиана, а я – сестра Элинор. Мы будем счастливы вам служить.

Изабель надеялась, оставшись одна, снять с себя ненависную рубаху, однако приветствовала сестер-монахинь вымученной улыбкой. Сестра Юлиана была моложе и привлекательнее сестры Элинор, но в ее лице присутствовала холодность, которая не понравилась Изабель.

– Мастер Уильям дал нам относительно вас инструкции. – Голос сестры Юлианы звучал почтительно, но в нем слышались резкие, властные нотки. – Власяницу вы должны носить сорок дней, и в каждый из этих дней должны терпеть искупительное наказание плеткой. Если вы не сможете заставить себя наносить себе удары, как это делаем мы, то одна из нас поможет вам в этом. – Ее глаза сурово смотрели на Изабель.

Даже ночью Изабель не могла остаться одна. Все в той же ненавистной власянице она лежала на низкой деревянной кровати в углу комнаты. Рядом в той же комнате спали монахини, сняв с себя верхнее платье и покрывала, но оставаясь в сорочках.

Только в часовне Изабель было разрешено частично обнажать свое тело; здесь, перед алтарем власяницу спускали с плеч до пояса, чтобы подвергнуть ее спину, воспаленную и кровоточащую от укусов блох и вшей, ударам кожаной плетки. Сестра Элинор наблюдала за этой процедурой со странным чувством сострадания и любопытства. Когда она заканчивалась, Элинор охотно помогала Изабель вновь надеть власяницу, как бы случайно прикасаясь к ее спине. Изабель не видела странного выражения, которое появлялось в этот момент на лице монахини.

Через десять дней после приезда в Дандарг сестра Юлиана заболела. Ночью Изабель проснулась оттого, что женщину рвало. Схватив в темноте кремень, Элинор пыталась зажечь свечу.

Изабель села на кровати. Теперь она постоянно чувствовала усталость, не имея возможности как следует выспаться из-за непрекращающейся боли. Она тяжело поднялась и приблизилась к монахиням.

– Что случилось, сестра?

– Тише... – Сестра Элинор предостерегающе подняла руку. Она гладила влажный лоб Юлианы. – У нее жар. Ложитесь в постель, миледи. Я позабочусь о ней.

Всю ночь сестру Юлиану мучила рвота; она стонала, а на рассвете, наконец забылась беспокойным сном. Бросив долгий взгляд на бледное, измученное лицо больной, сестра Элинор вызвала Изабель на лестницу.

– Оставим ее отдыхать, миледи, – прошептала она. – Сон – лучшее лекарство от ее болезни.

В узком внутреннем дворе, затененном стенами замка, было очень холодно; свет дня еще не проник туда. Только высокие стены башен купались в солнечных лучах. Изабель машинально повернулась к пристрою, где находилась кухня. Ее пост заключался в том, что на рассвете ей давали кусок хлеба и воды из ручья; после этого она не получала ничего до самой темноты.