Алая нить

Анжела побледнела.

– Стивен, не вздумай!.. Не вздумай туда лететь. Тебя же убьют!

– Я дал отцу клятву. И брату тоже. Если будет беда, я вернусь. Ничто не заставит меня нарушить свое слово. Даже ты, Анжела.

– А твой сын? – спросила она. – Как же Чарли? Если с тобой что-то случится, что, по-твоему, будет с ним? Да и не только в Чарли дело. – Она отошла и села на кровать.

Он не слушал ее. Он вдруг стал чужим – человек, захваченный пугающим, неведомым миром.

– Ты езжай домой, к отцу, – сказал он. – Готовься к Рождеству. Мэкстон закроет виллу. Я присоединюсь к вам, как только смогу.

– Нет, Стивен кет!

Его удивил ее тон, он повернулся к ней.

– Анжела, не пытайся меня остановить. Пожалуйста, не надо. Я обязан это сделать.

– Ты обязан остаться со мной, – сказала она. – Ты не можешь рисковать жизнью из-за своей семьи, потому что у тебя есть другая семья, о которой ты должен заботиться. Я беременна. Приберегала новость на Рождество, как сюрприз.

Она осеклась и заплакала. Он подошел, сел рядом с ней, обнял ее. Она повернулась и прижалась к нему.

– Если ты уедешь, ты не вернешься. Тебя засосет та жизнь. И для нас все будет кончено.

– Анжелина, – теперь в его голосе звучала мольба, – у меня есть обязанности. Я же поклялся.

Она отстранилась.

– Ты и мне поклялся, когда венчался со мной. Ты поклялся заботиться обо мне, и беречь меня, и ставить меня и детей превыше всего. Это главная клятва, Стивен!

– Нужно было сказать мне, – медленно проговорил он. – Нужно было сказать, что ты беременна.

– Я все спланировала заранее. Это был мой рождественский подарок тебе, Стивен. Ты сказал, что хочешь второго ребенка, и я тоже хотела. Постарайся заставить своего отца рассуждать здраво. Попробуй еще раз, прежде чем делать то, что может уничтожить всех нас. Ты бросил прежнюю жизнь. Ты не имел права давать клятв, из-за которых можешь снова втянуться во все это.

– Что ты такое говоришь, Анжелина? – спросил он.

Она сделала глубокий вдох.

– Вот что я говорю. Я люблю тебя всем сердцем, Стивен. Но ты должен найти другой выход. Если ты оставишь меня и уедешь в Штаты, я не хочу, чтобы ты возвращался.

* * *

В конце ноября Ральф Мэкстон заметил, что между Анжелой и Стивеном пробежала кошка. Стивен был мрачен, вспыльчив, напряжен, как провод. Оба не в силах были скрыть, как им плохо. Мэкстон не мог выносить вида бледной, поникшей Анжелы. Но еще более он не выносил Стивена Фалькони за то, что тот причиняет ей боль. Он собирался ехать с ней на Рождество. Стивен кратко сообщил, что у него деловая поездка и он приедет в Англию позже. Он не сказал, куда едет и зачем. Спросить Мэкстон не рискнул.

Он отправился покупать подарки. Для старика отца отыскал набор для игры в нарды. Он может научить доктора играть в нее. Именно на этой игре он точил зубки игрока, когда был подростком. Для Чарли – теннисная ракетка из модного спортивного магазина в Монте-Карло. Ральф купил ее, собственно, для себя еще летом, но ни разу ею не воспользовался. Для Анжелы – что же? Что можно подарить ей – личное и в то же время не слишком личное? Безделушки, bibelots[23]от «Гермеса» – шарфики, дорогие позолоченные брелоки и прочее – все это не в ее стиле. В конце концов он нашел картинку – вышитые шелком цветы в овальной рамке. Это ей понравится. Он тщательно завернул подарок. Может быть, Стивена и не будет с ними, когда она раскроет пакет. Похоже, что он будет отсутствовать на Рождество, но точно это неизвестно.

Утром, когда ехали в аэропорт в Ницце, Анжела плакала. Мэкстон заметил, что у нее много багажа. Стивен вел машину. Вид у него был мрачный. Анжела сидела рядом со Стивеном на переднем сиденье, а когда он протянул руку, чтобы коснуться ее, Мэкстон заметил, что она отстранилась. В зале для пассажиров Ральф притворился, что не смотрит, как они обнимаются. Прощание было тягостным, как будто они расставались надолго.

Анжела на миг подняла голову.

– Ты не передумаешь?

– Не могу, – прошептал он. – Мы все говорим и говорим об этом. О дорогая, я умоляю тебя, попробуй понять.

– Меня не волнуют твои обещания кому бы то ни было. Ты нарушил обещание, данное мне, – сказала она. – Мне пора. Объявляют наш рейс.

Она буквально вырвалась от него и двинулась к выходу. Мэкстон попрощался со Стивеном. Тот, казалось, не заметил его. Фалькони стоял, глядя вслед жене, потом вдруг резко повернулся и ушел. Ральф устроился рядом с ней на сиденье. Он порылся в кармане.

– От одного трусишки другому, – пробормотал он. – Выпейте капельку перед взлетом. – Он протянул ей маленькую серебряную фляжку бренди. – Вам станет лучше.

Анжела взяла фляжку. Он отвернул крошечную чашку сверху.

– Вряд ли мне что-нибудь поможет, – сказала она и выпила.

Самолет разгонялся, дюзы набирали силу, готовясь к взлету. Она закрыла глаза и тут же снова открыла, глядя, как удаляется земля.

– Если хотите уцепиться за что-нибудь... – сказал Мэкстон, и она схватилась за его руку; самолет толчком поднялся и стал резко набирать высоту. – Все кончилось, – сказал он. – Держитесь, если хотите, на случай воздушных ям.

– Спасибо, Ральф, – сказала Анжела. – Все в порядке. Я не люблю только взлет.

– А я не люблю воздушных ям, – признался он.

– По-моему, вы совсем не боитесь, – сказала она. – Вы это говорите, просто чтобы мне было легче.

Они больше не держались за руки. Над головами у них погасли таблички «Не курить» и «Пристегнуть ремни». Люди вокруг успокоились, зашелестели газетами. Послышался звон. По проходу двинулась тележка с напитками.

– Помните, что вы сказали, когда мы взлетали, – сказал ей Ральф Мэкстон. – Если что-нибудь не так и я могу помочь, вы меня попросите, правда, Анжела?

– Да, Ральф, конечно.

Он больше не давил на нее. Он заказал для них напитки. На борту были английские газеты. Она попыталась читать. Ее тошнило из-за беременности, а на душе было тошно от того, что ждало ее впереди. Слава Богу, что с ней будет Ральф. В крайнем случае, она сможет ему довериться. Отца и Чарли надо оберегать до последнего мига: до конца праздников она будет притворяться, что Стивен уехал по делам. Он не передумал. Она тоже не передумает. Она не вернется во Францию.

Глава 7

Собрались в задней комнате траттории на углу улиц Малберри и Гранд, в том районе Нью-Йорка, где селились первые иммигранты.

Они приезжали с Сицилии, из Неаполя, из Калабрии, из нищих промышленных городов севера и селились в кишащих крысами домишках, в полуразваленных халупах растущих трущоб. Это место прозвали Малой Италией. Здесь все еще были маленькие магазинчики, где продавали pasta[24], салями и вино со старой родины. Кафе и рестораны, жилые дома, католические школы и большие церкви, выстроенные на деньги бедняков; похоронные бюро и цветочные магазины, рынки, где старые женщины с удовольствием собирались поторговаться и поговорить на родном диалекте. Это было сердце мафии и ее неаполитанской ветви, cosa nostra. Тратторией владела одна из нью-йоркских «семей», которая контролировала азартные игры, производство наркотиков и публичные дома в этой части города. Эта «семья» была подчинена гораздо более обширной и могущественной «семье» Фабрицци.

Тратторию выбрали, чтобы провести там совет незадолго до Рождества. Шел снег, стоял лютый холод. Люди приезжали на автомобилях, закутанные в пальто и шарфы, с шапками, надвинутыми на лоб от ветра, который порывами дул из-за угла. Они входили по очереди, и их вели в заднюю комнату. Они рассаживались за столом. Когда дверь в последний раз открылась и закрылась и за стол уселся последний приглашенный, собрание было открыто. Его вел Джо Нимми, старый приятель и соратник Альдо Фабрицци.

Среди присутствующих были братья Рой и Виктор Джамбино.

Джо Нимми был могущественный человек, старый саро mafioso, его уважали за верность и мудрость. Он заговорил с подобающей случаю торжественностью.

– Все вы знаете, зачем мы собрались здесь, – начал он. – Это печальный день для меня; может быть, самый печальный в моей жизни. Сорок лет я был другом Альдо Фабрицци. Мы вместе работали на улицах, мы были как братья. Мы сражались бок о бок в те давние дни, когда ирландцы пытались захватить наши территории. Доказательство тому – мои шрамы вот здесь. – Он положил руку себе на грудь. – Альдо стал большим человеком. Мы уважали его. Мы были верны ему. Но, говорю я вам, он нас обманул. – Джо огляделся вокруг. – Несколько месяцев назад он собрал нас на совет. Он сказал, что хочет стереть с лица земли Фалькони за то, что они оскорбили честь его дочери. Но он солгал. У него были другие причины. Моя племянница Николь жила в доме Альдо. Скажу вам правду, я сам послал ее туда. Я услышал вещи, в которые не мог поверить. Николь слышала, как Альдо говорит с дочерью о деле. О нашем деле. Она видела, как Клара просматривает бухгалтерские книги. Проверяет цифры. Альдо Фабрицци хочет уничтожить Фалькони. Он хочет забрать их территории, бизнес и отдать своей дочери Кларе. Он хочет, чтобы мы работали на нее. – Он умолк и услышал недовольный шум. Он повернулся к Виктору Джамбино: – Разве это не правда?

– Это правда, – подтвердил Виктор. – Они назначили свадьбу, чтобы дон Альдо мог отдать всю власть Кларе. Бруно – наш парень, и он рассказал, к чему они клонят. Мы навели справки и узнали, что она ведает защитой магазинов одежды. Кто-то отдает команды, но приказывает она.

Джо Нимми снова заговорил:

– Мужчины возглавляют наше общество, так же как они возглавляют свои семьи дома. Никогда во главе не стояла женщина. Мы – Мужчины, Которых Уважают. – Он со всей торжественностью произнес старинное сицилийское звание. – Он совершил преступление. Обесчестил нас всех. Друзья мои, не так давно мы дали клятву. Это была фальшивая клятва. Я больше не связан ею. Должны ли мы пустить пулю в лоб Луке Фалькони, чтобы Клара Фабрицци смогла верховодить нами?

– Нет, – крикнули все почти в один голос. Он кивнул.

– То, что делает Альдо, означает открытую войну. Мы много лет жили в мире. Я говорю вам: он обречен. Призываю вас голосовать.

Он сел на место. Руки стали постепенно подниматься. Воздержавшихся не нашлось. Это был торжественный миг.

Виктор Джамбино задал только один вопрос:

– А как быть с Бруно Сальвиатти?

Джо Нимми пожал плечами.

– Мы подумаем, как быть с Бруно, – сказал он, откашлялся и произнес длинную, прочувствованную речь.

Постепенно атмосфера разряжалась. Обсуждали семейные планы на Рождество, стали обмениваться праздничными поздравлениями.

Они ушли так же, как пришли, по одному, с промежутками, и быстро отъезжали в автомобилях, торопясь домой или в контору.

Джо Нимми удалился последним. Он поговорил с хозяином траттории и его женой, выпил с ними кофе, прежде чем выходить на холод. Он дал им конверт, набитый деньгами, и поздравил с Рождеством. Ущипнул за пухлую щечку мальчугана, сидевшего на коленях у матери.

– Какой очаровательный мальчик, – сказал он и сунул в руку матери десятидолларовую бумажку. – Купите ему от меня подарок.

Он вышел на улицу. Почти стемнело. В больших магазинах люди в костюмах Санта-Клауса звонили в колокольчики и собирали деньги для бедняков.

* * *

– Что случилось?

Анжела собиралась выйти из дома, но Чарли загородил ей дорогу.

– Да ничего, ничего.

– Ты плакала, – сказал он. – Я же вижу. Почему папа не приезжает? Слушай, я не маленький. Я имею право знать.

– Я же тебе сказала, у него дела, – ответила Анжела. С сентября Чарли успел подрасти. Подрос и быстро возмужал – недаром в нем сицилийская кровь. И был до невозможности похож на отца. Совсем взрослый. Глупо было с ее стороны думать, что он ничего не заметит.

– Я не верю, что у него дела, – заявил Чарли. – Казино закрыто на зиму, Ральф мне сказал... Вы поссорились, верно? Он даже не позвонил мне...

– Да, – созналась она. – Мы поссорились, сынок. Я не хотела, чтобы он пропускал Рождество. Он может еще передумать. Так что ты не беспокойся об этом, ладно? Ну пожалуйста.

– Как же мне не беспокоиться, – сердито сказал он. – Это не похоже на вас – вы никогда не ссоритесь. Мам... – Он вдруг замолчал и покраснел. – Неужели он встретил другую женщину?

– О нет, милый. Ничего подобного! Я не могу об этом говорить. И я задержалась, а дедушка ждет в машине. Мне надо идти... – Она протиснулась мимо него.

Если бы они продолжали говорить, она бы расплакалась. Внешне она сохраняла бодрость. И надеялась, вопреки здравому смыслу, что Стивен позвонит и скажет, что передумал. Она заметила, что Чарли враждебно относится к Ральфу Мэкстону, и это ее огорчало. Теперь она поняла, в чем дело. Он не желает видеть рядом с ней никаких мужчин, кроме Стивена.

– Ты почему так долго? – заворчал Хью Драммонд. – При таких темпах я ничего не успею купить.

Она нашла отца очень одряхлевшим и склонным к брюзжанию. Он хотел купить еще что-нибудь в подарок внуку и подарок для Мэкстона. Он постоянно говорил, как ему нравится Ральф, и это тоже раздражало Чарли.

Мэкстон был очень обходителен со стариком; он терпеливо слушал сумбурные рассказы Хью о начале его врачебной практики и ни разу вида не подал, что ему скучно.

Приготовления к Рождеству шли полным ходом, а перед Анжелой стоял вопрос, ответ на который с каждым днем становился все яснее. Стивен не пойдет на попятную. Его долг перед семьей перевесил любовь к ней, к их сыну и к ребенку, который должен родиться. А она никогда не сможет смириться с этим и как ни в чем не бывало продолжать жить с ним. Ни о чем другом она думать не могла. В Америке свершится ужасное кровопролитие, и ее муж неизбежно окажется в нем замешан.

– Извини, папа, – сказала она. – Не волнуйся, до закрытия магазинов еще много времени.

Чарли смотрел, как они отъехали. Он опустил штору и уставился в огонь камина. Он любит отчима. Он так хотел, чтобы они вместе отпраздновали это Рождество, как тогда, после их свадьбы. И ему вовсе не нравится, как этот крючконосый игрок Мэкстон увивается вокруг матери, проявляет о ней заботу. Смотреть противно, как он обхаживает деда. Чарли не проведешь, даже если дед думает, что его истории из больничной жизни двадцатых годов интересуют кого-то, кроме него самого. Поссорились, сказала мама. Ничего себе – ссора из-за бизнеса, после которой они так разошлись.

– Из-за бизнеса, черта с два, – вслух произнес Чарли. Его друг Джордан, вдохновитель той поездки в Нью-Йорк, провалил семестровый экзамен и был отправлен домой. Его родители разводились. Он был потрясен. Чарли тоже сильно разволновался, когда новость облетела школу. Если такое случилось с Джорданом, значит, может произойти и с ним? Если только он не предпримет чего-нибудь. Этому его научил Стивен. Нельзя сидеть сложа руки и ждать, пока судьба нанесет тебе удар. Нужно вскочить и ударить первым... Он вспомнил, как Стивен сказал ему эти слова, когда у Чарли были неприятности со старостой класса.

– Ну и ладно, – сказал Чарли, подбадривая себя, – возьму и позвоню ему. Скажу, что без него у нас будет поганое Рождество.

* * *

Стивен упаковал вещи. Он купил билет на самолет до Парижа, а оттуда – до Нью-Йорка. Позвонил Пьеро, но наскочил на Лючию, которая пришла в ужас, услышав, что он приезжает. Он не стал спорить с ней, успокаивать.

– Передай это Пьеро, – сказал он. – Я свяжусь с ним, как только приеду. А папе ничего не говорите.

На вилле уже стоял холод запустения; отопление работает вполсилы, окна закрыты ставнями. Жанин выводила его из себя, бесшумно шныряя вокруг и задавая каверзные вопросики: когда же он поедет к мадам? Она наверняка видела его билет на столе. Они с матерью собирались уехать до возвращения хозяев. Он осмотрелся – не забыл ли чего.

Его охватило грустное чувство конца. Анжела уже почти неделю как уехала, и несколько раз он доходил до того, что набирал номер ее английского телефона, но тут же клал трубку. Сказать ему было нечего, все уже произнесено. Он не хотел лгать сыну и не хотел думать о том, что сказала ему Анжела перед отлетом. Не может быть, чтобы она выполнила свою угрозу. Она примет его назад, простит его... она не может поступить иначе, ведь скоро родится ребенок. Но все же ужасное сомнение не покидало его. У него было свое чувство чести. У нее свое. При всей ее мягкости и доброте она уже смогла доказать, что обладает железным мужеством, чтобы поступить так, как она считает правильным. Она ведь однажды оставила его, притом что ее ожидало гораздо более трудное будущее...

Он подошел к двери, застегнул пальто перед выходом на холод, когда зазвонил телефон. Он остановился. На миг нахлынула надежда. Она сжалилась, она звонит ему. Он вернулся и взял трубку.

– Послушай, пап, эти твои дела, они не могут подождать? На бедную маму смотреть жалко. Нам без тебя будет плохо, просто ужасно... Что это за дела у тебя?

– Семейные, – сказал Стивен. Почему он не вышел на минуту или две раньше, зачем подошел к телефону! Каждое слово Чарли было для него как острый нож в сердце. – У моего отца неприятности. Я ему нужен, Чарли.

– Я и не знал, что у тебя есть отец, – сказал сын. Его голос звучал озадаченно. – Ты о нем никогда не говорил. Слушай, пап, я знаю, что у вас с мамой что-то неладно. Она мне не говорит, но я не верю в эту историю про бизнес. Это просто отговорка! У Джордана родители разводятся. Он так расстроился, что уехал домой посреди экзаменов... Пап, у вас мамой ничего такого, правда? Пап? Ты слушаешь?

Помолчав, Стивен ответил:

– Да, сынок, я слушаю. А мама дома? Я хочу поговорить с ней...

– Она повезла деду в город. А почему ты нам не позвонил?

– Чарли, я пробовал, но не дозвонился... – Он даже не попытался придумать сносное объяснение. Прикрыв трубку рукой, Стивен с горечью выругался.

На столе стояли часы. Если он не выйдет сию минуту, то опоздает на самолет. Впрочем, возможно, и успеет, если будет мчаться как сумасшедший и на всех светофорах будет зеленый свет. Он еще успеет на самолет из Ниццы, сделает пересадку в Париже и отправится в Нью-Йорк. Сын пока оставался на проводе; Стивен мог сказать ему, чтобы он не беспокоился, не думал о Джордане и его родителях и не воображал, что такое может случиться и с ними.

Он услышал, как Чарли говорит:

– Пожалуйста, приезжай на Рождество. Помирись с мамой.

Стивен еще раз посмотрел на часы. Потом он сказал:

– Что ж, думаю, дела могут подождать. Не говори маме, что звонил мне. Я приеду, не беспокойся. Мне очень жаль Джордана.

– Я и не думал ничего такого, – возразил сын.

– Конечно, не думал, – мягко сказал Стивен. – Ты об этом помалкивай, пусть это будет наш сюрприз, идет?

– Идет, пап, потрясно! Пока!

В голосе Чарли прозвучало явное облегчение. Стивен повесил трубку. Пуговица за пуговицей он расстегнул пальто и сел за стол. Он взял часы и стал смотреть, как медленно движутся стрелки, пока не исчезла последняя возможность. Потом позвонил в аэропорт, чтобы поменять билет и взять бронь на ближайший прямой рейс в Лондон. Он еще говорил, когда дверь открылась и в комнату заглянула Жанин.

– Месье... а я думала, вы уехали.

– Я еще пробуду тут часа два, – сказал он. – Берите мать и поезжайте. Я сам запру все двери. – Он отвернулся, выпроваживая ее. Она неохотно ушла.

Он сидел и ждал. Позвонили из аэропорта, чтобы удостовериться, что у него изменились планы. Ему зарезервировали билет на семичасовой рейс.

«Я и не знал, что у тебя есть отец. Ты никогда не говорил о нем». Стивен закрыл лицо руками. Жизнь, построенная на лжи: он обманывает собственную плоть и кровь. Жизнь, где клятва в семейной верности противоречит куда более сильной любви к сыну и жене.

Чувство вины и гордость заставили его поставить на карту все то, чем он дорожил по-настоящему. Он пошел против Анжелы, потому что такое отношение к жизни он впитал с молоком матери, с воздухом, которым дышал с рождения. Когда зовут, мужчины идут, оставляя жен и детей плакать.

Но не сейчас. Против сына он беззащитен. Он вспомнил ее яростные упреки в те несчастливые дни, когда они спорили и спорили. Они ранили и очень злили его.

«Ты считаешь, что должен рисковать жизнью ради отца и брата? Они выбрали для себя жизнь среди насилия и смерти! Разве ты большим обязан им, чем этому мальчику, который тебя боготворит? Если так, то ты недостоин быть его отцом...»

Отчаянные ссоры, слезы, мольбы с обеих сторон. Гордость и старые традиции встали между ними непроходимой стеной.

Он поехал бы в Нью-Йорк, если бы не услышал ужаса в голосе Чарли. «Родители Джордана разводятся... он ужасно расстроен...» Мальчик нутром почуял опасность.

Такой инстинкт – Божий дар, внезапно подумал он... И этот дар всегда будет сыну защитой. Но тут же сообразил, что эта мысль – из прошлого. Из его прошлого, когда он учился остерегаться незнакомых людей, садился спиной к стене в общественных местах, а в автомобиле, останавливающемся рядом на красный свет, видел возможную смертельную угрозу. Именно в такой ситуации в него однажды стреляли, и пуля расплющилась о пуленепробиваемое стекло. Автомобиль с визгом сорвался с места. Нет, это не для его сына. Не для Чарльза Стивена Фалькони жизнь, какую вел в молодости его отец. Сыну не понадобится это шестое чувство опасности.

Он произнес вслух:

– Господи Иисусе, что же будет, если Пьеро так и не послушает меня, а я не приеду?

И тут зазвонил телефон, как будто его божба была молитвой, и Бог ответил на нее.

– Стефано? – Это был не брат, а дальний родственник Тино Сполетто. – Пьеро не будет в городе до конца недели, – объяснил он. – Лючия не успела тебе сказать. Она прибежала ко мне, очень обеспокоенная. Можно с тобой поговорить? – Голос Тино звучал еле слышно, на линии стоял треск.

– Можно, – ответил Стивен. – Она объяснила тебе, почему я хочу приехать?

Телефон внезапно дал двойное эхо: до него донеслись слова «хочу приехать». Затем линия очистилась.

– Она сказала. Твоя мать очень волновалась. Я тоже, но теперь больше нет причин волноваться.

– Почему? Ты хочешь сказать, что Пьеро наконец послушался меня? Позавчера вечером я говорил с ним, и он сказал, что все это чушь. Этими самыми словами. Я понял, что должен повидаться с ним; иначе мне не удастся открыть ему глаза.

– Теперь они открыты, – был ответ.

– Что случилось? – с усилием спросил Стивен. – В чем дело, Тино?

– Ничего, ничего. Пьеро уехал в Вегас, у него там дело. Мы с твоим отцом вчера вечером были на совете. Там собралось много важных людей. Из «семей». Ты был прав – Альдо замышлял нас устранить. На свадьбе – все как ты говорил. Но на совете это отменили. Ты понимаешь, я не могу говорить много. Но «семьи» решили убрать Альдо. Твой отец дал согласие. Так что теперь беспокоиться не о чем. Мы все – я, моя жена Нина и дети – шлем тебе лучшие пожелания. Счастливого тебе Рождества. И следи за газетами. Где-то в районе двенадцатого января. Это будет еще та свадьбочка.

Снова послышалось эхо. Стивен повесил трубку. Значит, инстинкт не подвел его. Отец Клары решил устранить Фалькони, прикрываясь свадьбой. Теперь ему самому вынесли тот же приговор. Стивен медленно поднялся. Он невольно представил себе эту сцену. Свадьба, свадебная месса в соборе Святой Марии и Ангелов, кортеж автомобилей едет на свадебный пир. Как они сделают это? Устроят засаду, где-то спрячется снайпер...

В его сердце не было кровавого чувства мстительности. Одно только отвращение.

* * *

Анжела с семьей смотрела телевизионную передачу, когда дверь гостиной открылась и вошел Стивен.

Он услышал радостный возглас сына, Анжела вскочила на ноги и подбежала к нему. Хью Драммонд, улыбаясь от радости, силился встать, а Ральф Мэкстон благоразумно держался на заднем плане. Для него не было места в этом семейном воссоединении.

Когда они остались одни в своей комнате, Стивен рассказал ей, что произошло.

– Мне позвонил Чарли. Ты не должна сердиться, Анжела. Он ведь хотел как лучше.

– Сердиться? Слава Богу, что он позвонил. Ох, милый, когда ты открыл дверь и вошел, я глазам своим не поверила! А он был просто счастлив. И я тоже...

Они крепко обнялись.

– Я решился, – продолжал он. – Я понял, что не могу так поступить с ним и с тобой. Я уже собирался лететь сюда, и вдруг позвонил кузен из Нью-Йорка. Они вне опасности. Мне не нужно ехать. Но я решился и сказал об этом нашему сыну раньше, чем узнал об этом. Я хочу, чтобы ты меня поняла, милая. Ты мне веришь?

– Ты же знаешь, что верю, – ответила она. Потом спросила: – Ты ошибался насчет этой свадьбы?

– Я был прав, – медленно произнес он. – Мой тесть все рассчитал. Семью Фалькони собирались стереть с лица земли.

– Ох, Стивен, не надо. Это какой-то кошмар.

– Теперь это будет кошмар для него, а не для нас, – сказал он. – И больше нам ничего знать не нужно. Забудь об этом, дорогая. Это подошло близко, но, надеюсь, больше никогда нас не коснется. Прости меня, хорошо?

Она поцеловала его.

– Ты вернулся домой, к нам, – сказала она. – Больше меня ничто не волнует. Мы чудесно проведем Рождество и сделаем вид, что ничего этого не было. Все трое. – И она положила его руку себе на живот.

Этой ночью она крепко и спокойно спала в объятиях Стивена.

* * *

Рождество было по-настоящему веселым. В холле сверкала елка, снег в этом году не выпал, но погода стояла морозная и солнечная – как нельзя лучше для прогулок. Стивен и Анжела не отходили друг от друга и увлекали с собой Чарли, как будто их сплотила пережитая опасность.

Мэкстон взял на себя роль компаньона старого доктора. Ему нравился Драммонд, и, несмотря на ревнивые инсинуации Чарли, он вовсе не считал старика занудой. Старик казался ему близким человеком – настоящая фигура отца вместо той отдаленной абстракции, которая в день Рождества сядет за стол со своей многочисленной родней в Большом зале в Дербшире. Мэкстон иногда представлял себе эту картину, сам причиняя себе легкую боль, а потом превращая ее в издевательство над собой. Он ненавидел формальные сборища под Рождество. Неизвестно откуда берутся все родственники; согласно ритуалу, подарки разворачивают ровно в три тридцать, после того как все в принудительном порядке слушают королевскую речь.

Принужденное веселье никогда не распространялось на него, потому что он всегда оказывался в немилости за какой-нибудь проступок. То подарил престарелой тетушке вульгарную комическую книжку; то вообще забыл принести кому-то подарок; то не вовремя вылез с просьбой о деньгах, чтобы покрыть свои траты. С самого детства у него все было наперекосяк, а как-то раз он выпил слишком много шампанского, и его стошнило прямо посреди рождественского завтрака. Он предпочитал старого доктора Драммонда с его историями и был ему благодарен.

Он признавал, что Анжела теперь счастлива, счастлива, что Стивен вернулся и их ссора, из-за чего бы она ни была, позади. Она была счастлива и очень старалась передать свое настроение остальным Он вспомнил, как его родители презирали средний класс. Опора Англии, безусловно, но ужасно скучные и просто смешные. Его семья многому могла бы поучиться у таких людей, как Драммонды. Он был рад, что находится среди них, и в то же время ему уже много лет не было так одиноко. Он скучал по Мадлен, скучал по дну общества, где он был в своей стихии и свободен от сантиментов. Он не имел отношения к рождественскому празднику, который начался в местной церкви. Интересно; кто здесь более неуместен, думал он: он сам или раскаявшийся мафиози, преклонивший колени рядом с женой и сыном.

Родным сыном, как отметила Мадлен. Когда-нибудь, думал Мэкстон, листая молитвенник, но не принимая участия в пении, когда-нибудь я узнаю, что там было на самом деле. Куда делась первая жена, которую я с ним видел, новобрачная во время медового месяца... Он соблазнил Анжелу и бросил ее с незаконным ребенком. Женился на одной из своих. А потом вернулся и предъявил права на Анжелу. Многим ли мужчинам сошло бы такое с рук? Когда-нибудь я все узнаю. Этой мыслью Мэкстон подбадривал себя на протяжении всей службы.

В рождественское утро, посреди суматохи рассматривания подарков, появился Стивен с бутылкой шампанского и, одной рукой обнимая Анжелу за талию, объявил, что у нее будет ребенок. Пробка выстрелила, бокалы наполнены, и все выпили за хорошую новость.

– Как замечательно, – твердил старый доктор. – Какая прекрасная новость – как хорошо, Чарли, что у тебя будет брат или сестра. – Сияя, он обошел всех, шампанское переливалось через край.

Мэкстон смотрел, как мальчик подходит и обнимает мать и Стивена. Может быть, меньше станет задирать нос, когда перестанет быть единственным предметом родительского внимания. Мэкстон надеялся на это. Чарли ему не нравился. В нем было больше от отца, чем от Анжелы. Когда-нибудь лоск английской привилегированной школы сотрется... Он подошел и поздравил их.

Анжела нежно сказала:

– Спасибо, Ральф, дорогой, я так рада, что вы сегодня с нами. Настоящий семейный праздник, правда?

И Стивен с любовью посмотрел на нее и согласился.

Они строили планы на Новый год и настаивали, чтобы Мэкстон остался у них. Он не мог просто так удрать отсюда и рискнул позвонить Мадлен и попросил ее прислать липовую телеграмму. Меньше всего на свете ему хотелось остаться и праздновать Новый год с обитателями этих аккуратных маленьких сельских домиков. Славные, порядочные люди, соседи доктора и его покойной жены, люди, с детства знавшие Анжелу. Он мысленно высмеивал их; хватит с него праведной жизни. Ему нужно хорошенькое бесчинство, чтобы отбить вкус индейки и сливового пудинга во рту. Он не любит второго сорта, и роль доброго друга семьи ему не по нраву. Он наигрался с доктором в шахматы, теперь ему нужны другие игры.