Алая нить

Он ничего не сказал Пачеллино. Просто ушел на обеденный перерыв и поехал в мотель, который она назвала. Она уже сидела в кафетерии, перед ней на столе стоял стакан виски. Он извинился, на случай, если заставил ее ждать. Она была совершенно спокойна. Приподняла рукав, показала часы, так что он успел быстро взглянуть на них, и попросила сесть. Он нутром чуял, что дело тут вовсе не в заблудшем муже.

* * *

В тот день мысли О'Халлорена витали далеко от текущего расследования. Он сидел в машине, наблюдая за женой клиента, которая вошла в дом, чтобы провести время со своим дружком, и думал о предложении той женщины. Она хотела иметь собственное сыскное агентство, но не желала, чтобы об этом знали. Она подчеркнула необходимость держать все в полной тайне и повторила это тоном, в котором слышался оттенок угрозы. Красивая, сексапильная дамочка, признал О'Халлорен, но дотронуться до нее – все равно что сунуть руку в клетку тигра в городском зоопарке. Когда она упомянула о капиталовложении, он постарался, чтобы его лицо не дрогнуло. Если дело будет процветать, добавила она, можно будет открыть филиалы в больших городах.

– Тогда через несколько лет у нас будет целая сеть, – сказала она, и он с готовностью кивнул.

Что-то здесь было не так, и он это знал: инстинкт посылал ему предупреждения, они вспыхивали как неоновые огни; но он продолжал сидеть и слушать – очень уж убедительно она говорила. Агентство переедет в Нью-Йорк, она уже присмотрела подходящее помещение. Он наберет надежных сотрудников. Связи в полиции должны ему помочь. Конечно, согласился он. У агентства должна быть широкая реклама, предлагающая клиентам всестороннее обслуживание и призывающая к деловому сотрудничеству корпорации.

Тут О'Халлорен перебил ее:

– Леди, я прослужил двадцать лет в полиции, дослужился до сержанта, но о корпорациях мне ничего не известно!

– Вам и не нужно о них знать, – возразила она. – За это буду отвечать я. А вы будете делать, что потребуется и когда потребуется. Идет?

– Идет, – сказал он и погасил предупреждающе вспыхивающие огни. Он нуждался в деньгах; ему предлагают богатство при условии, что он будет выполнять ту же работу, какую выполняет сейчас за гроши. Он сможет отправить детей в хорошие школы, купить жене красивую одежду, автомобиль. Он наклонился к ней и сказал:

– Поскольку все в рамках закона, мне кажется, что это отличная сделка.

Сидя сгорбившись на сиденье автомобиля, выслеживая еще одну неверную женушку, он вдруг вспомнил ее улыбку. Это была странная улыбка, в какой-то миг почти дружелюбная. Он дал ей то, чего она хотела, и она была им довольна. В основе их партнерства лежала ложь: он солгал и она ответила таким же враньем.

– Все будет в рамках закона, – сказала она. – Я обещаю. Итак, решено, мистер О'Халлорен?

– Решено, – сказал он.

Она торжественно пожала ему руку. Он настоял, что по счету уплатит он. Она поблагодарила. У нее были красивые черные глаза. Она купила его; это было ясно из того, как она на него смотрела. Его слегка мучила совесть из-за Пачеллино с продырявленным животом.

– Вы уверены, что вам не нужен Тони?

– Абсолютно, – был ответ. – Я основываю новую контору, и вы должны порвать с ним. Позвоните мне, когда будете готовы переехать. И постарайтесь сделать это поскорее.

У него в кармане лежала ее карточка. Миссис Клара Фалькони и адрес в Ист-Сайде, от которого так и разило богатством.

Он отметил время, когда из дома вышла блудная жена, и поехал в агентство отметиться. Партнера не было на месте. Он огляделся. Тесно, грязно, неуютно. Он помедлил несколько минут, борясь с искушением позвонить кое-кому в Нью-Йорк и попросить последить за одной дамой. Он даже протянул руку к телефону. Но не поднял трубку. Он не хотел знать ответа. Не хотел знать наверняка то, о чем догадывался.

Он напечатал отчет о работе за день и пошел домой. Дома он устроил переполох, сообщив жене и детям, что получил предложение основать новое агентство в Нью-Йорке.

* * *

Стивен оказался прав, расхваливая сентябрь на Сицилии. Было чудесно. Яростная августовская жара сменилась постоянным приятным теплом, по вечерам дул легкий ветерок.

Они отправились в путь из Мессины и по вьющимся горным дорогам выехали на побережье. Стивен показывал им греческие развалины и римские амфитеатры, две тысячи лет назад брошенные на произвол солнца и ветра. Они бродили втроем по горным селеньям, где улицы так узки, что даже расписные повозки, запряженные грустными осликами, не могли проехать по ним. Видели огромные замки старой аристократии, в основном заброшенные, – их владельцы переехали в Палермо или в континентальную Италию, где жить гораздо легче. Стивен понемногу рассказывал сыну о Сицилии, и слово «мафия» естественным образом появилось в его рассказах.

Чарли слушал, и ему передавался страстный интерес Стивена к этой странной, выжженной солнцем стране с такой бурной историей. Этому способствовало и то, что Стивен был прирожденный рассказчик. Древние развалины и ветхие здания оживали в его словах, а Чарли охотно задавал вопросы и хотел знать еще и еще.

Для Анжелы это стало паломничеством в страну воспоминаний. Они нахлынули по пути в Палермо. Когда приехали в город, она показала Чарли Тремоли, место, где стоял их госпиталь. На его месте построили четырехэтажную гостиницу.

– Я работала здесь медсестрой, – сказала она. – Моя лучшая подруга, Кристина, погибла во время бомбежки госпиталя. Теперь от него ничего не осталось.

Чарли взял ее под руку.

– Не расстраивайся, мам. Это же было давно. Давай лучше пойдем посмотрим то место, где ты венчалась с папой. Ты говорила, это где-то здесь, в горах?

Он не заметил, как она быстро взглянула на Стивена, а тот кивнул в знак согласия.

Она улыбнулась.

– Почему бы и нет? Это было в маленькой деревне под названием Альтофонте. Как ты думаешь, милый, ты найдешь туда дорогу?

– Конечно, найду, – сказал Стивен. – Я тоже хочу взглянуть на это место.

Там мало что изменилось. Верный обещанию, данному священнику, Стивен обеспечил неприкосновенность деревне и ее жителям. Они не платили дани и не страдали под игом мафии. Деревня была солнечной и сонной. Краска на стенах выцвела и облупилась, герани по-прежнему цвели в яростном изобилии, выстиранное белье развевалось, как знамена бедности, над темными узкими улочками между домами. Церковь оказалась меньше, чем в воспоминаниях Анжелы, внутри стало как будто еще темнее.

– Странная это, наверно, была свадьба, мам. Тут как-то мрачно, – заметил сын.

Они прошли по проходу к позолоченному раскрашенному алтарю, где стояли статуи святых, в настоящей одежде, с увядшими букетами цветов у ног. Над ними горел красный глаз лампы в сакристии.

– Это была чудесная свадьба, – сказала Анжела и сжала руку Стивена.

Дверь сакристии открылась. Молодой священник вышел к ним, на ходу застегивая сутану.

Стивен заговорил с ним на диалекте. Священник улыбнулся им всем по очереди. Анжела и Чарли пожали ему руку, не понимая, что он говорит.

– Мы поженились здесь в войну, падре, – объяснил Стивен. – Это моя жена и сын. Вы новый приходский священник?

– Я отец Альберто. Старый священник умер три года назад. Вы здешний?

– Да, – ответил Стивен. – Стефано Фалькони.

Они еще раз обменялись рукопожатием, и священник тихо сказал:

– Мы знаем это имя. У нас есть причины благословлять его. Вы дали нам защиту. Наше зерно и наше вино принадлежат нам, и мы живем в покое. Спасибо вам, дон Стефано. Благослови Бог вас и вашу семью.

Он поклонился Анжеле и мальчику.

Стивен достал из бумажника несколько купюр и протянул их священнику.

– Раздайте это самым бедным семьям, – сказал он. – А остальное оставьте для себя и для вашего храма, падре.

– Папа, видно, сделал ему хороший подарок, – прошептал Чарли, когда они вышли. – Ты видела его лицо, мам? Он глазам своим не поверил.

– Это обычай, – объяснила она. – Потом, ты же знаешь, какой отец щедрый. – И, зная, как это важно для Стивена, добавила: – А теперь пойдем посмотрим дом, где жила его семья до переезда в Америку.

Чарли недоверчиво уставился на нее.

– То есть как? Его родители тоже отсюда? Из той самой деревни, где ты венчалась с моим отцом?

– Да, надо же, какое совпадение, правда, Стивен? Я как раз говорила Чарли, что в этой деревне жил твой дед. Ты знаешь, где этот дом? Мы хотим посмотреть на него, правда, Чарли?

– Дом как дом, ничего особенного, – сказал Стивен. Он обнял Анжелу за плечи и прижал к себе в знак молчаливой благодарности. – Мы были бедные крестьяне.

– А он еще стоит там? – спросил Чарли.

– На Сицилии ничего не меняется, – ответил Стивен. – Он наверняка еще цел.

Дом действительно стоял на том же месте, такой же, каким видела его Анжела много лет назад. Дверь и ставни были недавно выкрашены зеленой краской, а на пороге сидела молодая женщина с ребенком, зарыв в пыль босые ступни. Она подозрительно посмотрела, когда они проходили мимо. Ребенок жадно сосал, и, когда чужие удалились, она переключила внимание на него.

– Не этого ты ожидал? – спросил Стивен Чарли. – Я же говорю, мы были бедны как церковные мыши. Поэтому мои родители и эмигрировали в Америку.

– Не надо их обвинять, – сказал Чарли. – Зато там они здорово поправили свои дела. Посмотреть хотя бы на тебя, папа!

– Да, – ответил Стивен. – Они преуспели, Чарли. Им только и нужен был случай. Я горжусь своим дедом. Он был беден, но в деревне его уважали. А теперь давайте посмотрим, где здесь можно поесть и попить. Ты хочешь есть, дорогая?

– Да, и пить, – ответила Анжела. – Как хорошо, что ты помог священнику, милый.

– Он этого ожидал, – заметил Стивен.

* * *

Они заняли лучший многокомнатный номер в отеле «Палаццо Палермо». После плотного сицилийского обеда с большим количеством местного терпкого вина Чарли ушел в свою комнату почитать.

Анжела расхохоталась, увидев кровать в спальне. Старинная и по современным понятиям узкая, но недостаточная ширина ее с лихвой искупалась роскошью отделки: она была обтянута малиновым шелком; позолоченные херувимы держали балдахин, спускавшийся с потолка. Еще несколько таких же херувимов расположились у подножия, а над подушками высилось алое с позолотой сооружение, увенчанное герцогской короной и гербом. Это номер для новобрачных, сообщил им управляющий. Обставлен мебелью с последней распродажи в поместье герцогини Финчула. У вычурного туалетного столика маленькие херувимы поддерживали искусной работы зеркало в шелковых оборках, а стулья напоминали троны с такими же пышными подставками для ног.

– Невообразимо, – воскликнула Анжела. – Просто потрясающе! Неужели люди правда жили в таких комнатах?

– Финчула – обедневший род, – сказал Стивен. – У них большие поместья, а денег нет. Наверное, продали все это оптом и за гроши. Мне не терпится увидеть тебя в этой кровати! – И они оба рассмеялись.

Кровать действительно была очень узкой, и их тела так близко соприкасались, что они кончили заниматься любовью и уснули только в середине ночи. Утром, когда солнечные лучи струились в окна с отдернутыми шторами и открытыми ставнями, они заговорили о сыне.

– Я знаю, что это тебя раздражает, – твердила Анжела. – Я знаю, как тебе хотелось рассказать ему все, когда мы были в Альтофонте.

– Я надеялся, что представится случай и он спросит о чем-нибудь, но он не спросил. Так что еще не время рассказывать. Это произойдет само собой. – Он притянул ее к себе; она положила голову ему на плечо.

– Может быть, мне следовало сказать ему, – проговорила она. – Я знаю, что тебя это расстраивает, Стивен, ведь ты так его любишь. А я так люблю тебя. – Крепко прижимаясь к нему, она повернула голову, чтобы поцеловать его. – Эта ночь была самая лучшая, – прошептала она.

– Это все кровать, – поддразнил Стивен. – Эти высохшие герцоги и герцогини, должно быть, помирали от зависти, глядя на нас.

– Что-что? Какую ерунду ты болтаешь, милый. – Она отодвинулась, дразня его и не давая себя поцеловать.

– Это не ерунда. Когда занимаешься любовью в чужой постели, все мертвецы приходят и смотрят на тебя. Это знают все сицилийцы. Поэтому они селят сюда только иностранцев. – Он опрокинул ее на себя. – И есть еще одно поверье. Когда делаешь так, рождаются дочки. Хочу дочку.

* * *

Чарли улетел в Англию прямо из Италии.

– Прекрасная поездка, – сказал он Стивену. – Просто замечательная. Хотел бы я приехать сюда еще.

Стивен обнял его. Анжела увидела, что муж доволен.

– Приедешь. Как-нибудь мы проведем на острове целые каникулы. А теперь учись как следует, а то мне достанется от мамы, что я позволил тебе прогуливать.

Стоя рука об руку, они смотрели, как взлетал самолет.

– Ему понравилось, правда? Может быть, он почувствовал, что его что-то связывает с этим местом.

Анжела считала, что Чарли проявил обычный восторг школьника, но она знала, как Стивену хотелось видеть в этом нечто большее.

– Неудивительно, если так. У тебя такие крепкие корни; но ты оживил это все для него, милый. Ты сделал это реальностью. Он очень расстроился из-за того, как помещики обращались со своими арендаторами. Он так и заявил мне, мол, единственным защитником этих бедняков была мафия. А раньше он думал, что это просто шайка гангстеров в Америке.

– А что ты на это ответила? – поинтересовался он.

– Я сказала так, как ты говорил мне. Что это хорошо начиналось и плохо кончилось.

– Да, это действительно так, – сказал он. – Мой дед убивал сборщиков налогов. А теперь мы сами – сборщики налогов. Ну, пойдем, дорогая. Мне уже хочется домой. Я позвоню Мэкстону и скажу, чтобы в Ницце нас встречал автомобиль. Мне хочется устроить что-нибудь особенное к закрытию первого сезона.

* * *

– А почему вы не хотите провести Рождество здесь? – спросил Ральф Мэкстон.

Анжела покачала головой.

– Мой отец недостаточно здоров, чтобы приехать. Он твердит, что останется дома, так что мы полетим туда и будем с ним.

У старика ничего серьезного, просто немного хуже стало с сердцем, успокоил ее Джим Халберт. Но долгих путешествий и волнений в таком возрасте лучше избегать. Особенно в плохую погоду. Стивен согласился провести второе Рождество в Хэйвардс-Хит, хотя Анжела знала, что ему хочется остаться во Франции.

Вилла теперь принадлежала им. Он уговорил владельцев продать ее – правда, взяли вдвое дороже, чем она стоила. Но теперь это был их собственный дом, и Анжела наконец могла сменить мебель и внутреннюю отделку. Правда, она не стала почти ничего менять. Ей нравился вкус прежней хозяйки, а после отделки казино ее воображение иссякло. Она купила несколько картин в галерее в Каннах, которая специализировалась на хорошей современной французской живописи, сменила шторы в столовой и решила оставить прочее до весны.

На середину октября был назначен гала-вечер. После этого, по рекомендации Мэкстона, они закрывались до весны. Когда казино станет приносить прибыль, они смогут позволить себе работать и в спокойные зимние месяцы, но пока это невозможно. Ральф и Стивен решили устроить под закрытие благотворительное представление.

Мэкстону пришло в голову связаться с агентом Ренаты Сольди. Она считалась наиболее многообещающей молодой оперной певицей после Марии Каллас.

– Она приедет, потому что браконьерствует на территории Каллас, а остальные – чтобы насолить Каллас. У нее много врагов. Рената Сольди в подметки Марии не годится, но не в этом дело. Народ на нее сбежится. Пустим выручку на благотворительные цели и подцепим несколько крупных игроков, которые не могут позволить себе пропустить такое мероприятие. Закроем лавочку с треском!

Как всегда, Анжела была бы рада, если бы он сдерживал свой безжалостный цинизм. Это портило впечатление от вечера. Ей очень хотелось послушать пение Сольди. И не хотелось думать о вражде и злобе великой артистки по отношению к другой выдающейся певице, не хотелось видеть в публике всего лишь болельщиков этого светского спорта.

Ральф Мэкстон заметил ее реакцию и попытался исправить положение, заговорив о чем-нибудь другом.

– Как приятно, должно быть, Рождество в Англии, – сказал он. – В прошлом году там шел снег, верно? А здесь было холодно и сыро.

Они, как обычно раз в неделю, обедали вместе, и Стивен оставил их за столом допивать кофе, а сам ушел звонить. Анжела знала, что в это время он всегда связывается с Нью-Йорком, и старалась задержать Мэкстона в столовой.

– А куда поедете вы? – спросила она.

Он пожал плечами.

– Зависит от обстоятельств. Я надеялся провести Рождество с приятельницей, но у нее сейчас сложности со старой родственницей, я не уверен, что она выберется. Там еще есть кофе, Анжела? Спасибо.

Мадлен не была уверена, что сможет провести с ним Рождество. Ее любовник требовал, чтобы она находилась поблизости, в Лионе, чтобы он смог вырваться из семейных тисков и навестить ее. Как объяснила Мадлен, в этом году она собиралась выставить его на крупный подарок и боялась, что не получит его, если ослушается. Она уверяла Ральфа, что взбешена, корчила хорошенькие гримаски и обзывала старикана самыми последними словами, но Ральф ее понимал. Конечно, она не откажется от ценной побрякушки или пакета акций только ради того, чтобы поваляться с ним в постели и посмеяться в праздничные дни.

Он собирался провести рождественские праздники в новой гостинице в Валь-д'Изер. Он хорошо катался на лыжах, а Мадлен была спортивнее, чем казалась. Им было бы хорошо. Он ненавидел Рождество: всегда такая тоска, семейные сборища с детьми. Ну, значит, он поедет туда один. Найдет там кого-нибудь подходящего. У него хватит денег, чтобы потратиться на хорошенькую девушку.

Он услышал слова Анжелы:

– А что вы будете делать, Ральф, если ваши планы расстроятся?

Он улыбнулся кривой улыбкой, полной самоиронии:

– Придумаю новые. Я очень быстро ко всему приспосабливаюсь. И будьте умницей и не уговаривайте меня ехать домой, потому что я хочу видеть своих родственничков не больше, чем они желают лицезреть меня.

– Я и не собиралась этого делать, – сказала она. – Я собиралась спросить вас, не хотите ли вы приехать к нам и отдохнуть с нашей семьей.

К ее удивлению, он слегка покраснел.

– Как мило с вашей стороны. Неужели правда?

– А почему бы и нет? Если вы не можете или не хотите ехать к себе, почему не приехать ко мне? Чарли будет рад, отец тоже, а мы со Стивеном будем в восторге. Если только вам подойдет этот уровень. У нас очень скромный деревенский домик, но я обещаю вам, что мы чудесно проведем время. Я обожаю все приготовления, и елку, и подарки, и всенощную службу. Вы сами говорите, что в прошлом году здесь было сыро и противно.

– Я сказал, что было сыро, а противно было потому, что я был на мели, вы же знаете.

– Не увиливайте, – потребовала Анжела. – Почему вы не соглашаетесь? Если ваша приятельница решит свои проблемы с родственницей, то никто не обидится, узнав, что вы передумали. Ну как?

– Более прелестного шантажа и не придумаешь, – сказал он. – А вы не хотите сообщить об этом Стивену? Может быть, он не пожелает, чтобы наемный служащий ел его рождественскую индейку.

– Заткнитесь и не болтайте глупостей. Он вас очень любит. Мы оба вас любим.

Он настолько научился скрывать чувства, что Анжела ничего не заметила, кроме этой легкой краски. Но и это выглядело странно, она не представляла себе, что Мэкстона можно чем-то смутить.

Ральф слегка наклонился к ней через стол. Она выглядела такой хорошенькой, такой нежной в притушенном свете, и, как ни старался, он не увидел в ее глазах ничего, кроме доброты. Он взял ее руку. Он это сделал преувеличенно торжественно, чтобы нельзя было подумать, что это всерьез. Поднес ее руку к губам и коснулся ее на долю секунды.

– Моя прекрасная благодетельница, – продекламировал он, – благодарю вас. Теперь мне не грозит отмечать праздник в одиночестве, рыдая в подушку! Скажите, ну почему вы такая хорошая?

– А почему вы все превращаете в шутку? – парировала она. – Не такая уж я хорошая. Я могу быть очень противной, если захочу, так что берегитесь!

– Что-то я сомневаюсь, – сказал он. – Не пора ли нам присоединиться к Стивену? А то он ворвется и уволит меня за то, что я целую вам руку!

– Что вы за чудак! – рассмеялась она. – Пойдемте. Пусть Жанин уберет со стола. Стивен говорит, что она действует ему на нервы, потому что все время крутится вокруг нас. Он даже предлагал мне избавиться от нее.

– Тогда вы потеряете и мамашу, а она отличная кухарка, как мы только что имели случай убедиться. А следующая будет не только шпионить, но и воровать. Все служанки-француженки шпионят за хозяевами, а итальянки обкрадывают их. Может быть, мне поговорить с ней?

– Не надо, не утруждайте себя. Когда-нибудь я поймаю ее под дверью, разозлюсь и сделаю это сама. Вы правы, Ральф, я не хочу терять обеих. Рыбное суфле было замечательное правда?

– Изумительное, – ответил он. Он открыл дверь и посторонился, пропуская ее. – Но держу пари, ему далеко до вашей рождественской индейки.

* * *

– Милый, ты ведь не возражаешь, правда? Мне показалось таким ужасным, что на Рождество он останется один.

– Не думаю, что для него это так же важно, как для тебя, – сказал Стивен. – Он бы нашел себе компанию. Но если тебе это доставит удовольствие, то пусть едет.

– Спасибо, милый. Я считаю, это добрый поступок. Он так озлоблен на жизнь, но где-то в глубине он очень симпатичный. И такой одинокий, а это грустно.

Стивен улыбнулся.

– Ты во всех находишь хорошее, милая, вот в чем беда. А самое ужасное – что с тобой они правда делаются хорошими! Только не слишком жалей его, а то я буду ревновать.

– Ну еще бы, – подыграла ему Анжела. – Он – само очарование, так что будь начеку.

Они крепко обнялись и расхохотались.

* * *

Билеты на гала-вечер успешно распродали. Анжела была зачарована силой и чистотой голоса молодой оперной звезды. Она никогда не слышала на сцене Марию Каллас и должна была поверить Мэкстону на слово, что Рената Сольди – певица классом ниже.

Все вокруг так и сверкало; дамы были разряжены и увешаны драгоценностями, как павлины; после того как кончился концерт и был убран буфет, она поднялась наверх и стала вместе со Стивеном смотреть на телеэкран. Он был в веселом настроении и показывал ей на экране крупных игроков. Среди них было много женщин, в том числе известная голливудская звезда.

Анжелу утомил долгий вечер, а пение так потрясло ее, что она чувствовала себя опустошенной. Следующим утром казино закроется на зиму. Сотрудники перейдут на половинные ставки, кроме крупье и банкометов, которые будут получать полные оклады и при этом смогут найти себе временную работу то открытия весной. И уже приближается их отъезд в Англию на рождественские каникулы. Чарли звонил и писал. У него было хорошее настроение, и он уверял, что учится изо всех сил.

* * *

Однажды ноябрьским морозным вечером, когда она сидела рядом со Стивеном, смотрела, как в камине горят дрова, и ощущала полный покой и счастье, зазвонил телефон.

– Это брат, – сказал Стивен. – Я возьму аппарат в кабинет, дорогая.

Разговор длился долго. Анжела чуть не уснула в теплой комнате.

– Анжела. – Она, вздрогнув, очнулась. В эти дни она часто дремала вечерами.

– Стивен? Что случилось? Неприятности? – Она мгновенно насторожилась.

Он тяжело опустился рядом.

– Клара снова выходит замуж, – сказал он.

– Но разве это не хорошая новость? – спросила она.

– Моя семья так думает, – ответил он. – Но я не уверен. Совсем не уверен.

– Но почему же? Это доказывает, что они верят в твою смерть.

– Это и брат так говорит. Дескать, запарка кончилась. Она нашла себе мужа, и после Рождества будет свадьба. Этот муж работает у двух братьев из Вест-Сайда. Послушать Пьеро, так это какой-то сосунок, который умеет только приударить за девчонками.

– Может быть, ей это и надо, – предположила Анжела. – Противоположность тебе.

Стивен хмурился, слушая вполуха. Клара, умная, образованная, разбирающаяся в музыке и живописи, – он вспомнил, как в Париже, во время медового месяца, она сказала, что хотела бы стать художницей. И эта Клара выходит замуж за смазливого обормота с накачанными мускулами из банды Джамбино?

Может быть, Анжела права. Возможно, единственный способ для Клары удовлетворить свою ревнивую сексуальность – это опуститься на дно. Но он в это не верил. Такого мужа она могла съесть живьем и выплюнуть косточки.

– Ну ладно, иди ложись, дорогая, – сказал он. – Я скоро приду. Просто хочу все обдумать.

– Хорошо. Я чуть не уснула, пока ты разговаривал. Не волнуйся, все должно быть хорошо. Она начнет новую жизнь. Разбуди меня, если что не так. Обещаешь?

– Обещаю, – сказал он и поцеловал ее.

Конечно, здесь что-то не так. Чем больше он думал об этом, тем меньше все это походило на благополучную версию Пьеро. Клара Фабрицци могла выйти замуж за мелкую мафиозную шпану только в одном случае: если она беременна. Но, судя по времени свадьбы, это исключено. Значит, причина тут другая.

Причина, по которой ее отец допускает такой брак. Пышная свадьба в Нью-Йорке, сказал Пьеро. Все приглашены. Наливая себе стакан виски, Стивен повторил это вслух. Все соберутся в одном месте.

Стивен с такой силой поставил стакан, что донышко откололось. Он не заметил этого. Потянулся к телефону, чтобы нарушить все правила и позвонить отцу. Пьеро не поймет. Только Лука, сам хитрый как змея, прислушается к инстинкту сына и примет его предупреждение.

Мать плакала в трубку:

– О, сынок, мой мальчик. Как я рада слышать твой голос. Как ты живешь?

– Прекрасно, мама. Просто замечательно. Я тоже рад тебя слышать. Пьеро тебе передавал мои пожелания? – Слушая, как мать старается подавить слезы, он почувствовал, что сам вот-вот расплачется, он, взрослый, сильный, через многое прошедший мужчина. Конечно, он себе не позволит этого, а как бы хотелось по-мальчишески пожаловаться и поплакаться маме. Ему было плохо и страшно.

– Да, да. Он говорит мне, когда ты звонишь. Я все время думаю о тебе. Молюсь за тебя.

– Я знаю, мама, я тоже думаю о тебе, о папе, о семье. Я так скучаю о вас. – Пьеро говорил ему, что она снова болеет бронхитом. – Как ты себя чувствуешь, мама? Бережешь себя? Ты слишком часто простужаешься.

– Мне лучше, не беспокойся за меня. Пьеро слишком суетится из-за всего. К нам приехала Лючия – присматривать за мной и заботиться о твоем отце.

– Мне нужно с ним поговорить, – сказал Стивен. – Пускай обязательно подойдет к телефону, скажи, что это важно. Мне необходимо с ним поговорить.

– Я попробую, Стефано. Сейчас попробую. Не вешай трубку.

Стивену показалось, что прошла вечность. Он знал отцовскую гордость.

Лука Фалькони посмотрел на жену. Он не сочувствовал ее слезам.

– Нет, – сказал он. – У меня нет сына, с которым я могу говорить. Ему нечего сказать мне. Если ты хочешь говорить с ним, то говори.

Он демонстративно усилил звук у телевизора. Жена медлила, собираясь с силами на новую попытку. Не глядя на нее, он сказал:

– Закрой дверь, Анна.

Она в отчаянии хлопнула дверью.

– Он не хочет с тобой говорить, – сказала она в трубку. – Я не могу его убедить. Извини меня, Стефано.

Стивен выругался в бессильной ярости. Потом ласково сказал:

– Мама, мама, не расстраивайся. Не плачь. Я понимаю его. Слушай меня. Ты только скажи ему. Сделай так, чтобы он тебя послушал. Скажи ему, чтобы не ходил на свадьбу Клары. И Пьеро скажи, чтобы не ходил. Это ловушка, которую они устроили для вас всех. Скажи ему, мама. Заставь его выслушать.

Она пообещала, и он повесил трубку. Он сжал кулак и в отчаянии ударил им по ладони. Он сейчас же позвонит Пьеро, предупредит его о том же, постарается, чтобы брат принял его слова всерьез. Но Пьеро – оптимист. Он не видит дальше своего носа. Он так беззаботно говорил, что наконец-то Клара слезет с их шеи, и еще грубо пошутил для убедительности. Он не захочет понять, что это липа, затеянная, чтобы застать Фалькони врасплох.

Но нужно попытаться.

Стивен застал Пьеро полусонным после плотного обеда. И, как он и опасался, брат не пожелал слушать. Стивена слишком долго не было рядом. Благоговение Пьеро перед старшим братом стало сменяться верой в собственные способности. Сполетто – настоящий сторожевой пес, и он не учуял ничего подозрительного. А он, настаивал Пьеро, всегда так осторожен, что и под кровать заглядывает, е-мое.

– Ты там стал нервный. Мы здесь просто работаем и ведем тихую жизнь. Клара нашла себе здорового бугая, вот и дело с концом. Спокойно, брат, спокойно. – Он закончил разговор бодрым смехом.

Утром Стивен рассказал все Анжеле. Он не мог оставаться на месте, ему не лежалось и в постели рядом с ней. Рассказывая, он мерил шагами комнату.

– Я знаю точно, – твердил он. – Я чувствую это – здесь! – Он ударил себя в грудь. – Все это липа, все подстроено. Клара не вышла бы просто так за шпану, и Альдо бы ей не позволил. Все это чушь, что она хочет благословения моего отца. Я тебе не сказал об этом? Да она ненавидела папу, и в конце концов он возненавидел Клару. И вот они врут с три короба, они назначают день свадьбы, а моя семейка спокойно сидит и глядит сквозь пальцы. Если бы я только мог увидеться с Пьеро, поговорить с ним с глазу на глаз. Ночью он посмеялся надо мной, Анжела. Представляешь? Какого же дьявола мне делать?

Она встала и подошла к нему.

– Успокойся, – тихо сказала она. – Это прежде всего. Свадьба через несколько недель. Не нужно ничего делать сгоряча. У тебя есть время, Стивен. И у твоей семьи есть время.

Он отстранился.

– Вовсе нет, – резко сказал он. – Я знаю Фабрицци. Они сварганят алиби и добьются согласия других «семей» на то, что собираются сделать. Они соорудят из этого дело чести. Вот что. У отца и брата нет никаких шансов. А у таких операций всегда бывает запасной вариант. Если жертва что-то подозревает или показывает, что понимает происходящее, они наносят удар раньше времени. Не следовало мне говорить с Пьеро. Нужно было сесть на самолет и лететь туда, когда отец отказался говорить со мной.