Алиса. Рабство в Сети

Елизавета Воронина

Алиса. Рабство в Сети

© Воронина Е., 2013

© DepositPhotos.com / massonforstock, Michele Piacquadio, Pawel Siera kowsk, Vladimir Serov, Sergey Pristyazhnyuk, коллажи, 2013

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2013

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

* * *

Часть первая

Скандал и молчание

Украина, Луцк. Февраль 2010 года

Когда все заканчивалось, ей обычно хотелось принять ванну.

Именно ванну — горячую, такую, чтобы почти кипяток. Пусть вода обжигает кожу докрасна. Пускай станет больно, ведь только боль способна напомнить ей, не другим девчонкам, именно ей, о том, что в свои без малого девятнадцать не совсем утратила смысл жизни, сохранила в глубине души хоть какие-то чувства. Стыд, например.

Когда она погружалась в горячую ванну, ей казалось: старая кожа в один прекрасный день должна сойти, скорлупа — расколоться, кокон — раскрыться, и тогда на белом свете появится новый человек. Новая она, с которой ничего этого не происходило и никогда уже не случится, она, у которой получится невозможное.

Перерождение.

Однажды она досиделась так до волдырей, и, когда вылезла, другие девушки перепугались. Юля, самая маленькая, ей недавно исполнилось всего шестнадцать, даже всплакнула, решив: это хозяин сотворил такое. Взял да и привел в исполнение не раз озвученные жутким свистящим голосом угрозы изуродовать, искалечить, избить или просто «показать всяким курвам их место». Впрочем, здесь, на фирме, по большей части пугают, чем выполняют страшные посулы.

Причинять девушкам физическую боль, увечить их никому не выгодно. Модели утратят товарный вид, пусть даже на некоторое время. А это означает только одно: фирма потеряет деньги.

Между прочим, сама Юлечка пользовалась у клиентов немалым спросом. Особенно после того, как перекрасила волосы, получив вместо природного каштанового грязновато-белый цвет. Потом заплела их в две косички, торчавшие в разные стороны. Косички делали Юлечку похожей на Пеппи Длинныйчулок из популярной сказки Астрид Линдгрен. На работу она с тех пор стала надевать юбочку-шотландку, белые гольфы, такого же цвета блузку и сандалии.

Субтильной девушке здесь пророчили большое будущее. Расчет и, как часто говорили грамотные хозяева, бизнес-план в отношении Юленьки строился не на ее рискованном возрасте, а именно на росте. Вряд ли она будет выглядеть иначе, становясь старше. Ведь спрос на лолит в Сети был стабильно огромным. Сама Юля уже перестала считать таких клиентов извращенцами. Вплоть до того, что вычеркнула это глупое слово из своего лексикона, не называя так виртуальных сластолюбцев даже ласково, как это запросто позволяли себе другие модели: «Ты мой извращенец!»

Одна из товарок, Ангелина, однажды пошла дальше в сексуальном словообразовании, придумав термин извращенчик. А потом постаралась, применив творческий подход, перевести его на английский, немецкий и польский языки с максимальным приближением к аутентичному, исконному смыслу.

Знание языков вообще считалось коньком Ангелины — или Ангела, как она часто себя именовала. Ей недавно исполнилось двадцать, Ангел была самой старшей из всех и, пожалуй, самой опытной. Девушка не любила говорить об этом, не позволяла за спиной шептаться о ее прошлом. Но все равно девчонки знали о ее опыте работы на рынке не виртуальных, а самых что ни на есть реальных сексуальных услуг. Причем она быстро поняла практическую пользу от изучения иностранных языков, в этом, несомненно, помогли и некие врожденные способности к их усвоению. Благодаря умению, как выражалась сама Ангелина, шпрехать ей достаточно быстро удалось уйти с улицы и даже из неофициальной гостиничной обслуги, перейдя в разряд девушек по вызову с приставкой «вип».

Попросту говоря, Ангел была единственной профессиональной проституткой из всех, кто входил в штат фирмы. Циничная до предела, расчетливая, точно знающая, чего и от кого хочет, Ангелина в то же время могла сыграть ту роль, которая от нее требовалась. Ежедневно в течение четырех последних лет девушка по роду деятельности исполняла десятки, если не сотни различных ролей. Используя при этом несколько языков — родной украинский, усвоенный с рождения русский, освоенный за полгода в Варшаве польский и самостоятельно изученные для нужд профессии английский и немецкий. Какая она настоящая, какой родила ее мама и воспитала добрая бабушка, уроженка уютного консервативного волынского села, не знал наверняка никто. И возможно, позабыла об этом даже сама Ангелина.

Другие девушки, работающие на фирме, неофициально договорились между собой: если кому из них и нельзя верить, то это Ангелу. Уйдя из реального секс-бизнеса в виртуальный, она, по слухам, просто спасала свою жизнь. Увлеклась очередной игрой, влипла в не очень приятную историю с ограблением и отравлением иностранных гостей в одной из львовских гостиниц и просто сбежала. Чтобы осуществить последнее, она истратила немалую часть сбережений на пластическую операцию, купила новый паспорт и сменила псевдоним. Правда, выданный в шестнадцать лет документ у той, кто называл себя Ангелиной, тоже остался. Здесь она как раз рисковала меньше: записанные в нем имя и фамилию ни хозяева, ни тем более клиенты не знали и никогда бы не узнали. Девушку больше волновала смена внешности. Ну и, конечно же, места работы, хотя род деятельности она менять отнюдь не собиралась.

Оказавшись тут, на фирме, называющая себя Ангелиной ничем — ну ладно, почти ничем! — не рисковала. Любители секса за деньги в реале очень редко, практически никогда не искали себе аналогичных приключений в режиме онлайн, полагая, очевидно, что подобные вещи ниже их достоинства. Поэтому, если Ангела искали хотя бы для того, чтобы просто поговорить, расспросить о случившемся или же официально допросить в милиции, в Сети вычислить девушку казалось значительно сложнее. К такому выводу пришла сама Ангелина.

Будучи обычно не слишком компанейской, не особенно откровенной, держась больше особнячком и даже поглядывая на товарок свысока, совсем недавно, на Рождество, во время устроенной хозяевами небольшой вечеринки, она слегка увлеклась шампанским. Так девушки из первых уст узнали небольшую часть ее непростой одиссеи. А главное, что они открыли для себя: сидеть здесь, на диванчиках, перед объективами веб-камер, выполняя довольно-таки однообразные желания любителей сладенького, чьих лиц к тому же не видишь, намного комфортнее, чем переступать порог квартиры или гостиничного номера. Последнее было настолько небезопасно, что, на всякий случай, стоило мысленно попрощаться если не с жизнью, то уж точно со здоровьем.

Отсиживая восемь часов здесь, перед камерами, девчонки, возможно, зарабатывают меньше, чем в былые времена могла поднять Ангел. Они, товарки, с замершими сердцами и открытыми ртами слушали рождественские откровения самой опытной во всех отношениях коллеги. Даже из того немногого, что та позволила им услышать, они делали однозначный вывод. Конечно, выполнять желания невидимых дядечек на расстоянии, сидя на покрытом полосатым пледом диванчике, может быть, и стыдно. Вероятнее всего, это не слишком достойное занятие. И действительно, за него платят не все деньги мира. Зато здесь, на фирме, в закрытом помещении, в этом благоустроенном двухэтажном домике на окраине Луцка, в сто крат безопаснее, чем если бы все они занимались тем же, но с живыми, реальными мужчинами.

И женщинами тоже.

Да, их было не слишком много. Однако сейчас, готовясь погрузиться в эмалированную ванну, вспомнив почему-то не только Ангелину, что вот-вот должна заступить на смену, но и Юленьку, она припомнила и такие случаи.

С ней самой женщина вышла на виртуальную связь лишь однажды.

За это больше платили. Не намного, да и не всем: завести таких дам еще нужно было уметь. Она же в своих способностях уверена не была. Как показала практика, совершенно справедливо. Втайне она надеялась, что невидимая клиентка, вышедшая на связь откуда-то из немецкой глубинки, все поймет и сама отключится. Бог с ними, с деньгами за сеанс, за короткую жизнь ей приходилось терять и больше. Однако этого не произошло. Наоборот, узнав, что она неопытна, женщина заметно оживилась — ее, оказывается, это заводило намного сильнее.

Знаний немецкого языка оказалось достаточно, чтобы понять: на самом деле виртуальная клиентка — никакая не немка. Та и не скрывала, сама выложила о себе если не все, то многое. Она — полячка, живет в городе Лодзь, у нее муж и две очаровательные дочурки. Все они ревностные католики, как и подобает полякам с религиозным воспитанием. А другого воспитания в Польше, кстати, и быть не может. В том-то и беда: пани еще в отрочестве поняла: ее влечет к женщинам сильнее, чем к мужчинам. Ей, католичке, смириться с подобным открытием было очень сложно. Но еще сложнее, намного тяжелее признаться в этом окружающим.

Безусловно, соседняя Польша — государство славянское и за такие предпочтения смертная казнь не угрожает, как если бы женщина жила, к примеру, в Иране или Мавритании. Нравы в европейской стране, конечно, посвободнее будут. Но все же ситуация была непростой, ведь страна — католическая, а католики во все времена считаются одними из самых серьезных консерваторов в мире. Так, по крайней мере, говорила ей виртуальная клиентка, не спеша переходить к делу. Видимо, женщине по ту сторону границы, матери двоих детей, находящейся за сотни километров от украинского города Луцка, до сих пор неловко самой себе признаваться в интимных предпочтениях. Именно так ее исповедь и воспринималась: женщина до сих пор не могла окончательно принять свою природу такой, какой она была. И отчаянно пыталась найти родственную душу. Где угодно — пусть даже в Сети, пускай за деньги, которые уже идут, пускай даже в режиме онлайн.

Она сидела в тот день на осточертевшем диване, слушала откровения полячки, решившейся приехать в Германию по делам фирмы мужа, и оттуда, из номера заштатной дешевой гостиницы, выйти в Интернет. Она чувствовала, как дрожит голос той, кого после всего услышанного трудно назвать клиенткой. Она слышала, буквально ощущала всей кожей, как текут где-то там, далеко, по щекам этой женщины крупные, теплые, горьковато-соленые на вкус слезы — влага отчаяния и стыда, безмерного и беспредельного. Она, словно электрические разряды, пропускала эти слезы через собственную душу.

Невидимой женщине было стыдно не только за себя — она стыдилась мужа, не менее ревностного католика. Среди его интернет-ссылок пани совершенно случайно, когда муж попросил ее отнести свой рабочий ноутбук в ремонт, обнаружила адрес. По этой ссылке и можно было попасть в их фирму. Выходит, муженек-то сам посещает здешних виртуальных девочек регулярно и не считает подобное грехом. Конечно, он старательно исполняет супружеские обязанности. Возможно, не так часто, как хотелось бы ему, но даже этого женщине казалось слишком много. Скорее всего, хождение по девочкам в Лодзи он считает слишком опасным. Может быть, муж наведывается к ним, когда колесит по делам фирмы…

Честно говоря, заметила тогда клиентка, ей к тому времени было уже все равно. Задело другое — ханжество супруга, его не раз высказываемые на публику высокие моральные принципы, требования к дочерям соблюдать все религиозные заповеди, быть скромными и честными католичками, как учит церковь. Сам же он при этом посещает виртуальные бордели, да еще откуда — из их супружеской спальни! Да, компьютер стоял именно там, с некоторых пор муж всю их небольшую трехкомнатную квартиру постепенно превращал в офис, а унаследованный от отца дом в предместье — в склад всего, что можно хранить в подобных помещениях за деньги клиентов. Они с мужем уже несколько лет просто жили вместе; он был поглощен средним бизнесом, она — посильной помощью супругу, и, если бы не это обстоятельство, они давно бы разошлись. Хотя католическая церковь не слишком-то поощряет разводы…

Но, как она поняла, слушая свою странную клиентку, уходом от опостылевшего мужа проблема отнюдь не ограничивалась. Уходить было некуда. Не к кому. Женщине, чей голос звенел невидимыми, но вполне ощутимыми слезами, нельзя было уйти к другому мужчине, даже получив после возможного развода девочек. Ведь с другим очень скоро произойдет то же самое. Чтобы изменить свою жизнь, привнести в нее радость и обрести покой, клиентка-полячка должна была уйти к другой. Но не могла себе этого позволить. Если бы и решилась, стиснула зубы и смогла — ей никто и никогда в родной Польше не позволит поступить подобным образом. Пусть даже тайно: такая тайна непременно станет явной.

Вот почему клиентка решилась на этот шаг — приехала в небольшой немецкий город Регенсбург, остановилась в дешевой гостинице, где есть беспроводной Интернет, к которому она подключилась, и впервые, может быть, за всю свою жизнь воспользовалась виртуальными услугами. Реальный интимный опыт, к чему она так стремилась, женщина пережила лишь однажды, случайно познакомившись на Золотых Песках в Болгарии с туристкой из Словакии, немолодой одинокой дамой. Было это незадолго до замужества, длилось всего несколько дней, но в памяти отложилось, как поняла слушательница, на всю жизнь. Потому-то клиентка и обрадовалась, что на экране монитора видит перед собой такую же неопытную, однако согласную на эксперимент девушку. Благодаря этому полячка почувствовала себя смелее.

К счастью для обеих, эксперимент не удался. Она искренне хотела помочь незнакомой польской женщине… Ну, пускай не до конца искренне, посекундная оплата тоже имела значение, однако она очень старалась. Но не знала, что и как нужно делать, механически выполняла неуверенные просьбы, озвученные дрожащим голосом, и, в конце концов, та выкрикнула: «Przepraszam!»[1] и отключилась. Больше таких казусов у нее на работе не случалось.

Став под душ, чувствуя, как эмалированное дно ванной приятно холодит голые пятки, она вновь мысленно вернулась к маленькой Юленьке, у которой за те несколько месяцев, что фирма начала работать в Луцке, определился круг постоянных клиентов, и среди них — две женщины. В контакт дамы вступали нечасто. Из того, что рассказывала потом Юля, было ясно: обе бисексуальны, у них нет особых проблем с реализацией своих желаний и они, в отличие от той случайной полячки, не считали себя несчастными. Наоборот. Просто однажды, видимо, решили попробовать и такой способ получения удовольствия для расширения географии и кругозора. Причем обе были подругами, иногда общались с Юленькой вдвоем и, как та говорила, ничуть не стесняясь, сами занимались своим делом.

Ну да ладно, отмахнулась она. Хватит об этом. Вспомнила об Ангеле и Юле только в связи с тем, что до сих пор не готова была относиться к тому, чем занималась и за что получала свою тысячу евро в месяц, так же просто, как эти девчонки. Кстати, разница в возрасте между ними — чуть больше четырех лет. И если Ангелина, как известно, слыла опытной и циничной, девчонка, называвшая себя Юлей, поражала при знакомстве еще больше и поражает до сих пор. Во всяком случае, ее.

Дело в том, что только Юленька из всех моделей оставалась девственницей, занимаясь тем же ремеслом с иногда даже большим, более искренним бесстыдством, чем ее товарки. Для нее, самой младшей, как и для Ангела, самой старшей из всей группы, нынешнее занятие также во многом было игрой. Но если Ангелина играла, чтобы просто заработать больше денег и, как она намекнула на Рождество, поскорее уйти из этого бизнеса, чтобы создать собственный, подобный, то Юлю все, в чем она принимала участие, пока еще и развлекало.

Девчонке безумно нравилось изображать этакую развращенную чертовку, сбежавшую с уроков школьницу, которую другие занятия, иные, тайные уроки, привлекают гораздо больше, чем алгебра, геометрия, физика, химия и литература, вместе взятые. Что касается родного языка, точнее, язычка, то им Юленька во время сеансов научилась орудовать перед веб-камерой так задорно, озорно, активно и неприлично, что уже за одно только это зрелище виртуальные клиенты готовы были выкладывать отнюдь не виртуальные деньги.

Растрепав руками волосы, она задернула полупрозрачную занавеску, отгородив себя от того мира еще одной тоненькой перегородкой, взяла гибкий шланг душа, пустила воду.

Ванну принять не получалось. Дом обогревался автономно, вот только обитало здесь постоянно не менее десяти человек. Если каждый захочет искупаться как следует, выстроится длинная очередь: вылить горячую воду из большого котла просто и быстро, а ожидать, пока вновь нагреется, — долго и нудно. К тому же, неплохо зарабатывая с помощью своих моделей, хозяева где-то могли, конечно, раскошелиться, но не в том случае, когда речь заходила о бытовых удобствах. Элементарные, разумеется, были, и считалось, что этого достаточно.

За гривны фирма не работала. Так же как и за рубли.

Разумеется, можно и даже нужно платить за минуту общения по курсу. Однако хозяева изначально заняли принципиальную позицию: с территории Украины, как и с территории любой страны СНГ, получить прямой доступ к их услугам нельзя. Ориентируясь только на Запад, они рисковали на порядок меньше. Конечно, милиция в подавляющем большинстве случаев прикрывала и страховала от ненужного внимания не только подобный, но и практически любой бизнес как в масштабах отдельно взятого города Луцка, так и всей Украины. Но неизбежная и отрицательная сторона такого прикрытия — финансовая.

Как для своих восемнадцати, она уже достаточно хорошо и четко представляла себе, что это такое — иметь дело с правоохранительными органами. Нет, если есть договоренность, милиция станет ее аккуратно выполнять. Только договоренностей надолго не хватит. Обычно правоохранители часто и даже не трудясь толком пояснить причину меняли правила игры. При этом всякий раз визит завершался выдвижением новых финансовых условий. Разумеется, суммы менялись в сторону повышения. И не факт, что сказанное на сей раз слово станет окончательным. Возмущаться, сопротивляться — себе дороже. Так было во всем, от составляющей бизнеса и степени его легальности это не зависело.

Подобное можно было обойти. Что и делали хозяева фирмы, сразу ориентируясь на экспортный вариант. Их бизнес реально было вычислить и прижать, вот только для этого нужно ехать в Польшу или Германию, чем милиция не заморачивалась, да и компетенции такой не имела. Другие же службы хозяев не особо пугали. Вот почему для обеспечения конспирации должны были постараться компьютерщики. Все эти гении современности, программисты и системные администраторы, разработчики программ и защиты от нежелательных попыток проникновения.

Луцк не страдал от недостатка таких профессиональных кадров, как не переживал кадровый голод и любой другой украинский город. Удержать таланты в любом уголке нашей страны возможно тем же способом, действующим в какой бы то ни было другой стране мира, — достойной оплатой труда. Хозяева фирмы могли себе это позволить, и в итоге позволили не скупиться на специалистов. Тем более, бизнес их напрямую заведен в Сеть, а успешность развития зависит от способностей компьютерных гениев вести себя в виртуальном пространстве достаточно гибко, смело, даже дерзко. Их офис — как они называли двухэтажный особнячок — был сверху донизу напичкан самой современной аппаратурой и техникой, что позволяло поддерживать высокий уровень сервиса, за который пользователи, живущие по ту сторону западной границы, платят охотнее, чем соотечественники и соседи по бывшему Советскому Союзу.

В общем, затраты вполне окупались. Безопасность себе и работающим на фирму моделям здесь гарантировали. После всего, что девушке, стоявшей сейчас под струями горячей воды, пришлось пережить с зимы прошлого года и что, без преувеличения, даже сегодня кажется вечностью, создавшаяся ситуация должна была ее если не радовать, то как минимум успокаивать. Жаловаться на жизнь она не имела законных оснований хотя бы потому, что сама себе такую жизнь и выбрала. У нее не было далеко идущих, как у Ангелины, планов. Однако совсем уж безголовой, фарфоровой, как Юленька, она тоже себя не считала.

Вот почему всякий раз, когда заканчивалась ее смена, она хотела хорошенько помыться.

В дверь постучали. Сперва несколько раз, но тут же — зачастили, забарабанили кулачком, как это очень часто происходило.

— Лисичка! — донесся до нее звонкий и нетерпеливый призыв. — Лиса Алиса! Ты там не утонула?

Она стояла под обжигающей струей, не спеша отвечать.

Алиса — так ее называли. Вернее, такое имя она выбрала себе сама. Придумала два года назад, когда привела сестру-подростка на тот злополучный кастинг. Сама девушка тогда не видела себя в той роли, которая предлагалась младшим. Но до сих пор помнила, как искренне пожалела, что в то время, когда она была маленькой, ничего подобного не происходило. Тогда же невольно представила себя на сцене. И родилась Алиса…

«Не надо обманывать себя, дорогуша», — сказала она себе позже. Никакой этот кастинг не злополучный. Даже не роковой, фатальный, демонический, что там еще можно придумать. Конечно, девушка, сегодня называющая себя Алисой, уже тогда наивной простушкой не была. Да, были подозрения, но в то же время их вытесняла уверенность: на этот раз все будет хорошо, с ее сестричкой ничего плохого не случится, с ними вообще ничего неприятного не произойдет. Если все-таки жизнь повернется к ним не лучшим боком, она сможет защитить девочку, всегда будет рядом.

Но время показало: она не смогла оградить от неприятностей даже себя. И не очень-то хотела. Иначе не оказалась бы здесь…

— Алиса! — снова закричали снаружи. — Ты тут не одна! Сколько можно, каждый раз одно и то же!

— Вы дадите помыться? — откликнулась она наконец, прекрасно понимая — не дадут. В ванную уже очередь, девушки хотят привести себя в порядок и закончить на сегодня. Вряд ли кого-то из них, кроме нее, вело под душ острое желание отмыться, очиститься, переродиться.

— Может, тебе спинку потереть, быстрее будет?

Юленька. Конечно, Юленька, маленькая нахальная дрянь. Каждый раз пытаясь заставить себя относиться к девочке иначе, убеждая себя мысленно: она жертва, ее должно быть жалко, попала в сети, коготок увяз — всей птичке пропасть, Алиса терпела полное фиаско. Ведь на самом деле эта девица старшего школьного возраста была самой испорченной из всех, самой развращенной и в недалеком будущем того и гляди перещеголяет Ангелину по части цинизма, жадности, расчетливости.

Впрочем, что касается жадности, тут уже можно подводить какие-то первые итоги…

— Уже выхожу! — выкрикнула Алиса, даже не трудясь прикрутить воду, чтобы не так шумела. — Сейчас!

— Сейчас — через час! — прокричала в ответ Юленька. — Правда, чего ты там всю дорогу пропадаешь?

Тот случай, когда Юля испугалась волдырей товарки, произошел в самом начале, незадолго после их первого знакомства. Тогда еще девчонка реагировала на подобные вещи острее. Нет, ее и сейчас достаточно несложно запугать. Но Юля уже научилась отличать пустые угрозы от реальной опасности и совершенно справедливо решила для себя: денежный штраф — более серьезное наказание, чем оплеуха или даже синяк под глазом. Правда, синяк лишал на некоторое время возможности работать, как и волдыри на видных местах. Вследствие же терялся заработок. Однако Юленька поняла: с хозяевами надо вести себя хорошо, с клиентами держаться послушно и отвязно, не совать нос туда, куда не просят, — и карьера восходящей звезды Интернета обеспечена.

Ей даже до сих пор удавалось избегать физической близости с теми, кто, пользуясь положением, мог этого потребовать. На фирме подобное не поощрялось, чтобы лишний раз не настраивать моделей против работодателей. Из-за этого многие горели. Но Алиса уже успела разузнать: за пределами двухэтажного особнячка девчонка, которую в обычной жизни звали иначе, слыла активной «динамщицей»: получала удовольствие от того, как действовали ее рабочие приемчики на парней в реальной жизни. И не меньше, а может, даже больше, тешась, когда их жадные ожидания не шли дальше выданного ею щедрого аванса…

— Пять минут! — прокричала Алиса, мысленно не любя себя за признание необходимости считаться с этой соплюхой и в таких мелочах, как очередь в ванную. — Ничего тебе не будет!

— Смотри, подружка, время пошло! Тоже мне, подружка…

Убрав мокрые волосы под сооруженный из турецкого полотенца тюрбан, Алиса обернула еще влажное тело другим полотенцем, широким, пушистым и розовым. Сейчас ей нужен был фен. Его приладили к стене на втором этаже, рядом с ванной, приспособив напротив зеркало. Фен не был ничьей собственностью, предназначался для общего пользования, и к нему могла образоваться не меньшая очередь, чем в единственную ванную комнату.

Алисе удалось его захватить. Девушка изо всех сил старалась сдерживать эмоции, не показывая никому своего острого желания старательно вымыться всякий раз, когда оканчивалась ее смена. Ведь причину не скроешь, и вот этот факт может обернуться для нее серьезными неприятностями. Запустив теплый воздух нажатием кнопки, Алиса перевела работу фена в нужный для нее режим, скинула тюрбан с головы, обдала приятным дуновением лицо, затем — волосы, помогая себе массажной щеткой. Сейчас, глядя на себя в большое зеркало, сделанное в форме неправильного прямоугольника, девушка вновь, как это часто случалось в последние недели, припомнила один разговор. Хозяева считали его очень важным, возвращаясь к этой теме снова и снова, не уставая повторять:

— Вам нравится все, чем вы здесь занимаетесь! Силком никто никого из вас не заманивал, в плену не держит, документы не отнимает. Того, чего вы боитесь и справедливо боитесь, больше ни с кем из вас не случится. Вам снимают квартиры, у вас на руках документы, вы работаете в две смены, как на любом промышленном производстве.

Нет, все-таки пани Сана, как все здесь называли эту женщину, была хорошим, даже отличным психологом. Алиса понятия не имела, осознают ли другие модели, что с ними происходит. О таких вещах товарки никогда между собой не говорили. Ну или так: если обсуждали, то не публично, а друг с другом. Занимались этим девушки, считавшие себя близкими подругами. Она же, за все недолгое время так ни с кем серьезно не сойдясь, периодически ловила на себе взгляды — любопытные, подозрительные, заинтересованные, не поймешь какие. Потому Алисе приходилось только гадать, кто из товарок хотя бы отчасти разделяет ее личные убеждения и опасения.

Сделанные ею выводы заключались в следующем. Пани Сана, дипломированный психолог, успевшая некоторое время поработать по профессии и даже защитить кандидатскую диссертацию, во время подобных поучений объясняла моделям вещи, считавшиеся очевидными. Неужели кого-то держат на цепи в подвале, морят голодом, избивают хлыстом или регулярно насилуют, заставляя ежедневно усаживаться на диваны перед веб-камерами и ждать вирутальной связи с очередным иностранным сластолюбцем? Разве кто-то из хозяев чем-то унижает их человеческое достоинство? Наоборот, на моделей работает целая небольшая индустрия: косметологи, парикмахеры, гримеры, те же веб-дизайнеры и прочие технари. Получается, что сами модели должны выполнить, по сути своей, чисто механическую работу, получить за нее неплохие деньги, и при этом даже необязательно улыбаться.

— Вас не подвергают насилию, — говорила пани Сана. Ее приятный грудной голос звучал по-домашнему уютно, расслаблял, обволакивал, и только самый черствый, неблагодарный человек мог допустить, что эта женщина способна доставить неприятности кому бы то ни было. — Я не вижу причин, почему ваша работа, на которую вы согласились добровольно, без принуждения, не должна вам нравиться. Каждой из вас, девушки! Вы даже не видите лиц тех, кто смотрит на вас! Мне кажется, если все станут относиться к работе хотя бы наполовину так, как наша Юленька, играючи, большинство проблем для каждой из вас отпадут сами по себе. Не понимаю, что должно смущать вас в том, что вы делаете. Единственное важное условие — не сидеть с лицом мученицы! Не улыбаться натужно! Не показывать никому, что вас якобы принуждают делать то, что вы делаете! Искусственность, имитация оргазма ни здесь, ни там, вашим клиентам, не нужны! Они не за это платят деньги! Их жены имитируют оргазм, они не выполняют ни одной из просьб, адресованных вам! За этим люди заходят к нам! Если они увидят искусственность и наигранность здесь, наш бизнес быстро перестанет существовать. И вот в этом, котики, будет вина каждой из вас.

Зловещих ноток в голосе пани Саны при этих словах так и не прибавлялось. Но Алиса, за пережитый год научившаяся читать между строк, точнее, между слов, угадывая истинный смысл интонаций, прекрасно понимала скрытую природу происходящего.

У них не было тех свобод, о которых регулярно упоминала пани Сана. Никто из моделей не мог, не имел права быть собой. Алисе не нравилось делать то, что она делает, то, что девушка всякий раз смывала с себя горячей водой, растирая тело жесткой мочалкой из морских водорослей. Никто из них не мог уйти из фирмы просто так, потому что надоело. Даже Ангел, имея определенный опыт, пока что не составила четкого плана действий. Скорее всего, прикидывала Алиса, она попытается решить проблему своего пребывания на фирме самым простым способом — в один прекрасный день выкупить себя. И даже привести на свое место новую модель, менее искушенную, прельщенную перспективой заработать много, как ей может показаться, денег. И это, по прикидкам Алисы, станет новым этапом, новым уровнем профессионального роста той, которая называла себя Ангелиной.

Итак, произнесла про себя Алиса, глядясь в зеркало неправильной прямоугольной формы, все они здесь свободны настолько, насколько вольно могут чувствовать себя обезьяны в зоопарке.

Да, обезьяны. Иного определения девушка подобрать не могла. Видела мартышек в широких просторных клетках несколько раз, вместе с классом бывала на экскурсии в киевском зоопарке. Обезьян кормят. У них есть некие бутафорские джунгли, жалкая имитация деревьев, по которым приматы могут беззаботно лазать. А посетители платят в кассу деньги, чтобы подойти к клеткам и улюлюкать в ответ на ужимки хвостатых обитателей. Если же обезьяны перестанут кривляться, люди не будут на них смотреть, и, значит, сократится число посетителей зоосада. Ведь взрослые, а особенно дети обычно ходят туда смотреть не на сонных львов, розовых фламинго, ленивых крокодилов за стеклом — всем нужно развеселое обезьянье шоу.

Животные похожи на людей, но выглядят заметно глупее. Именно это забавляет людей в обезьянах.

Вот что дало основания Алисе сравнивать не только себя, но и своих товарок с дрессированными мартышками. Неужели пани Сана будет всерьез утверждать, что они вольны делать, что хотят, несмотря на регулярную кормежку и минимальные условия для существования…

Сильно, до боли зажмурив глаза, Алиса решительно тряхнула почти высохшими волосами. Подняла веки, переждала, пока осядут микроскопические звездочки. Не удержалась — показала себе язык. Вот так. Этих мыслей озвучивать нельзя. Их никто не должен даже угадать.

— Мне все нравится, — проговорила девушка тихо. — Мне хорошо. Мне тепло. Мне очень хорошо. На сегодня все закончилось, я иду домой.

Несколькими движениями расчески приведя волосы в относительный порядок, Алиса, не снимая окутывавшего тело полотенца, накинула то, которое превратила в тюрбан, на плечи и прошлепала вниз, в кухню. Ей захотелось кофе. Выбор предлагался небольшой: наколотить растворимый, приторный на вкус, после которого вздувало живот, или запарить молотый, что тоже имело свои недостатки: осадок всплывал на поверхность, прилипал к губам. Алису это всегда раздражало. Но даже такое скудное предложение отведать кофе все равно было лучше, нежели заварить чай в пакетиках, обычно — один из самых дешевых сортов.

Когда она спустилась в просторный холл, из которого можно было попасть в две «рабочие» комнаты, охранник как раз впускал сменщиц. Первой деловито вошла Ангелина, сухо кивнула всем, изобразив приветствие, и скинула шубку, встряхнув ею при этом. С обеда пошел легкий снежок, талые снежинки обдали Алису холодными брызгами, девушка ойкнула, повела плечами, поморщилась.

— Аккуратней…

— Ой-ой, какие мы нежные, — беззлобно, не вложив в свои слова подчеркнутой иронии, ответила Ангел. Она была занята тем, что расстегивала сапоги. Алиса и не подумала обижаться — такова уж была у той манера общения.

Тем временем в холл впорхнули остальные девушки. Как часто случалось, они договаривались и вызывали знакомого таксиста, именуя его «нашим» или «своим». Алиса не догадывалась — знала наверняка, что иногда девушки расплачивались с ним собой, не считая это проституцией. Экономия денег была не абы какая, но все же: две из них, называвшие себя Стелла и Марго, посылали часть заработанного домой. Обе были сельскими, причем уроженками самых отдаленных сел Волынской области, где даже в ягодный или грибной сезоны нельзя толком заработать.

Обе жили в неполных семьях, причем одна из них, Стелла, вообще с бабушкой, мать-алкоголичку давно лишили прав, а отца убили в тюремной драке. Обе говорили родным, что устроились работать в Луцке официантками в крутых заведениях, получают зарплату и щедрые чаевые, а посетители не пристают, потому что в заведениях с этим строго. Вот эти самые чаевые девчата домой и посылают.

Алиса не знала, верили им или нет. Вероятно, все-таки верили: сама она совсем недавно убедила маму, что занималась несколько месяцев в Польше совсем не тем, о чем пишут свои разоблачительные статьи журналисты. Сперва удивлялась — быстро поверили ей дома. После убедилась: мама очень хотела верить в такое, удачное и счастливое для дочери развитие событий. Она желала ей добра, как всякая мать. Правда, как недавно убедилась девушка, представление о добре и счастье у ее мамочки оказалось несколько специфическим…

Пока новая, свежая смена приводила себя в порядок и особнячок наполнялся еще не нагревшимся морозным щебетанием, Алиса все-таки прошла в кухню, включила чайник. Взяв с подоконника яркую жестянку, в которую здесь пересыпали натуральный кофе, она встряхнула ее, сняла крышку и заглянула внутрь, чтобы убедиться: ошибки нет, ей ничего не показалось, весь кофе выдули. Она даже догадывалась кто: Юленька обожала кофеек с шоколадными печенюшками, совершенно не боясь располнеть, наоборот, даже как будто стремясь превратить себя в этакую пышечку. Чего не скажешь об Ангелине: эта избегала всего сладкого, планировала время так, чтобы посещать спортклуб, и, если не знать, чем именно она занимается, можно было предположить, что девушка задействована в модельном бизнесе: рекламирует одежду, позирует фотографам для рекламных сюжетов и собирается посвятить этому всю свою дальнейшую жизнь. Между прочим, хозяева, на которых они все работали, официально занимались вполне успешным модельным бизнесом, издавали собственный журнал и даже собирались осенью отправить девушек в Киев на конкурс красоты с международным жюри.

Алиса специально поинтересовалась, так ли это, и убедилась — не врут. Об итальянской актрисе Орнелле… Мутти, кажется, да, Орнелле Мутти, которая будет возглавлять жюри, девушка ничего не знала, не видела ни одного фильма с ее участием. Но зато имена Памелы Андерсон и, особенно, Жан-Клода Ван Дамма, тоже заявленных в судейских списках, приводили в благоговейный трепет не только Алису. Впрочем, в сказку о Золушке, которая по мановению волшебной палочки попадет на бал, дабы взглянуть на эту роскошь хотя бы одним глазком, Алиса не верила. С ней ничего такого не произойдет, так же как со Стеллой, Марго, большинством других моделей, особенно с Юленькой. В столицу из Луцка повезут Ангелину и еще нескольких отобранных и специально подготовленных.

Алиса же подозревала: в то время как Ангел будет дефилировать по подиуму в купальнике, состязаясь за корону Мисс Украины и стараясь понравиться знаменитому Ван Дамму, сама она заступит на обычную утомительную смену, улыбнется маленькому круглому объективу веб-камеры, приветственно помашет рукой и проговорит очередному клиенту стандартные, ничего не значащие для нее фразы. Она постарается, как того требовали правила поведения, держаться естественно, попытается убедить себя: ей нравится работа, она расслаблена и получает ни с чем не сравнимое удовольствие.

— Чего, все кофе выдули? — обиженно спросила Марго, тоже зайдя в кухню и увидев в руках Алисы пустую жестянку.

— Малой скажи спасибо. — Алиса кивнула на потолок, давая понять, где сейчас находится Юля.

— Малая борзеет, — вздохнула Марго, доставая банку с растворимым напитком. — Тоже мне, звезда зажглась. — А вы не завидуйте, — холодно бросила Ангел, пройдя между девушками к столу, включив на ходу чайник и выудив из шкафчика коробку с травяными смесями в пакетиках. — Она не такая дурочка, как кажется.

— Никто не считает ее дурочкой, — пожала плечами Марго. — Наоборот, умная слишком.

— Скорее — хитрая, — уточнила Алиса, поправляя сползающее с груди махровое полотенце.

— Девка должна быть хитрой, — поучительно произнесла Ангелина, бросая в кружку с изображением котенка сразу два пакетика. — Сколько раз говорила, учу вас, учу… О себе надо думать. Если не хотите зависнуть, ищите себе замену. Развиваться надо. Забыли разве, что малую я лично за ручку сюда привела? И процент с этого на карман получила. Надо быть гибкими, девки. Время такое.

Подобные разговоры Ангел затевала уже не впервые. Алиса догадывалась: хозяева доверяли Ангелине больше, чем остальным девушкам, потому профилактические беседы та заводила с подачи либо пани Саны, либо мамы Вали, а то и обеих. В свете событий прошлого года, когда фирма чуть не попала под «колпак», мама Валя уже не рисковала лично заниматься вербовкой моделей. Значит, эти функции следовало переложить на плечи девушек. Алиса, получившая за минувший год некоторый опыт, видела в этом прямой резон: стоило кому-то из них привести в бизнес новенькую, она автоматически становилась сообщницей. Втягивание в занятие этим бизнесом, как уже успела выяснить Алиса, может повлечь за собой минимум пять лет тюрьмы. И хотя она пока не могла вспомнить ни имен тех, кого реально осудили за проституцию или сутенерство, ни даже судебных процессов в любой другой стране, необязательно Украине, рисковать и подставляться девушке все равно не хотелось.

Но к этому шло.

Пока что хозяева действовали через Ангела, которую девчонки откровенно побаивались. Даже несмотря на ее рождественскую попытку подружиться. Однако ощутимых результатов как не было, так и нет, и Алиса подозревала: вскоре с каждой из них проведет беседу пани Сана. Если это не поможет — прикажет мама Валя. Ее слово станет последней инстанцией. Не выполнить, ослушаться — поиметь серьезные проблемы. Разумеется, финансовые, ничего другого с моделями здесь, как уже упоминалось, делать не собирались. Однако девушки тут именно из-за денег, и наложенные штрафы не перечеркивали их работу. Наоборот, трудиться на диванах перед веб-камерами модели продолжали, как и раньше. Просто заработок уходил в счет неожиданно, на ровном месте появившегося долга.

А долговая яма затянет.

Работать бесплатно Алиса не собиралась. Нечто подобное с ней уже происходило, причем не так уж и давно. Больше девушка такого допускать не собиралась. И скорее всего, ей таки придется однажды, наверное в самом ближайшем будущем, постараться привести за руку новенькую, хотя бы одну. Получить за это свои сребреники. Выкурить для релаксации самокрутку с травкой: этому она научилась, но старалась не практиковать без крайней нужды. После чего отправляться на диван, накрытый клетчатым пледом.

Знай свое место, Алиса!

Закипел чайник. Она хотела сперва залить кипятком растворимый кофе в своей чашке, но Ангел решительно подставила собственную кружку, и Алиса ошпарила пакетики, полезные для фигуры, тонуса и здоровья в целом. Налив наконец себе полчашки, девушка старательно размешала кофейный порошок ложечкой, добиваясь появления пены и хоть какой-то схожести с настоящим кофе. Марго занялась чаем, совсем по-детски увлекшись глупой игрой: макала пакетик в кипяток, вынимала его оттуда, снова опускала и повторяла при этом:

— Входит — и выходит. Входит — и выходит. Входит — замечательно выходит.

Когда вошла Стелла, в кухне сразу стало тесно. Алиса, прихватив с собой кофе, вышла в холл. Здесь можно было расположиться в кресле, выпить чашку в относительно спокойной обстановке и, несмотря ни на что, попробовать настроить себя на лучшее.

Юленька еще не появилась из ванной.

Отработавшие свое модели собирались по домам, лениво перебрасываясь ничего не значащими фразами с теми, кто пришел на смену. Операторы проверяли аппаратуру, готовясь запустить следующий шестичасовой сеанс. Сигнал, похоже, шел сегодня идеально.

За окном уже окончательно стемнело. Сумерки в феврале ранние.

Свой кофе Алиса допила до половины, когда громыхнуло.

Дверь под напором непонятно какой внешней силы слетела с петель, ввалившись внутрь и громыхнув еще сильнее. Вылетела внутренняя дверь, тяжелая, бронированная. Кто и как открыл дверь внешнюю, такую же мощную, превращавшую домик в маленькую крепость, ни перепуганную Алису, облившуюся остатками горячего кофе, ни других девушек в тот момент не занимало. А когда из клубов оседающей пыли внутрь влились бойцы в шлемах, бронежилетах и с автоматами наперевес, разрозненные крики перешли в дружный, густозависший в воздухе истошный вопль. Казалось, все голоса сплелись в один…

Хотя почему казалось: так оно и было.

Охранники моментально легли на пол, послушно и как-то слишком уж поспешно положив руки на мощные бритые затылки. Ребята из технического обеспечения сами, не дожидаясь команды, становились к стене, упирались руками и выкрикивали: «Не стреляйте! Не стреляйте!» И это при том, что вряд ли кто-то из бойцов действительно собирался открывать огонь. А девушки — те разлетелись в разные стороны, прикрывая лица: вслед за спецназовцами, вооруженными автоматами, появился крепкий мужчина с видеокамерой на плече.

Когда Алиса вскочила с кресла, полотенце упало на пол. Оказавшись перед стволами полностью голой, девушка нашла спасение за дверью ближайшей к себе комнаты — именно там, где всего-то час назад работала, сидя на диване. Сорвав на ходу плед, Алиса не завернулась в него, скрывая наготу, она упала плашмя на диван, прикрываясь пледом сверху. Когда кто-то попытался стащить его, открыть хотя бы ее голову, девушка завизжала на всю силу легких, даже закашлялась, и ее оставили в покое. Так она лежала, свернувшись калачиком, притянув колени к груди и слушая, как громко топают тяжелые мужские шаги, мат смешивается с женским визгом, грубые голоса отдают отрывистые распоряжения.

Внезапно стало тихо. Смолкли крики, унялась ругань, даже ботинки как будто стали топать тише. Алиса не шевелилась, лишь сердце ее забилось громче, когда к дивану подошел кто-то невидимый, рука тронула девушку за плечо, и над головой прогудело миролюбивое:

— Вылезай, одевайся. Кино кончилось.

Киев. Сентябрь 2010 года

Вот уж не поймешь, где сейчас интереснее — в зале дворца «Украина», в просторном фойе или перед входом, на ступеньках, по обе стороны красной дорожки.

Ольга Жуковская оказалась здесь в тот вечер совершенно случайно. Вернее, не совсем случайно: ее просили побывать на церемонии, посмотреть на красавиц и потом сделать развернутый репортаж. Случайным был лишь выбор исполнителя.

Начать с того, что Жуковской недавно стукнуло тридцать. Для женщины — не возраст, как, впрочем, и любой другой для настоящей женщины. Ольга даже улыбалась, вспоминая себя лет семь назад. Тогда отказывалась верить, что девушки, едва успевшие перешагнуть рубеж двадцатилетия, уже чувствовали себя если не совсем старушками, то пожившими и повидавшими многое тетками — уж точно. К слову, не только подружки-погодки, даже обычные ровесницы запросто обращались друг к другу «тетка», отчасти наследуя мужское словечко «старик», которым в общении жонглировали парни постарше. Однако, развивая тему, девчата с большой долей иронии продолжали: к тридцати эти «старушки» стремительно начинают молодеть. И к сорока вполне уверенно ощущают себя двадцатилетними, сожалея о своем стремлении выскочить замуж до двадцати пяти и на тот момент полагая, что потом девица-перестарок рискует остаток жизни прокуковать одна.

Так что в свои тридцать Ольга Жуковская окончательно распрощалась с комплексами незамужней женщины, чувствуя: ее время пришло именно сейчас, по жизни она уже не помчится сломя голову, а двинется неторопливо, с оглядкой, полностью отвечая за свои поступки и решения.

Именно потому она спокойно относилась к так называемым светским мероприятиям. Если совсем уж точно говорить, госпожа Жуковская ими практически не интересовалась. Ни как журналист, ни как человек. Ольга слабо разбиралась в особенностях национальных глянцевых собраний. А из толпившихся у входа и бурно здоровающихся друг с другом людей, разодетых по такому случаю кто во что горазд, то есть в свое самое лучшее и эксклюзивное, не опознавала никого. Впрочем, пришла она сюда не ради того, чтобы потом перечислять список встречающих. Для луцких друзей намного важнее были те, кого собрание приветствовало восторженным ревом, удивительным образом сочетающимся с оглушительным, на грани истерики визгом.

А со своего места Ольга Жуковская могла прекрасно видеть, как из дорогих автомобилей выходили, шли, казалось, прямо на нее, улыбались именно ей и махали руками в знак приветствия только ей одной самые настоящие небожители. Звезды без кавычек, кумиры миллионов, ради созерцания которых люди у телевизоров лихорадочно нажимают на кнопки пультов, отыскивая нужный канал.

Короткое, выше колен, почти до середины бедра, полупрозрачное, нереально воздушное черное платье, сознательно не скрывающее ничего, — это дефилирует Памела Андерсон. Черный костюм, небрежно расстегнутый ворот рубашки — заметно постаревший, но не слишком скрывающий того Жан-Клод Ван Дамм. Стильная в своей роскошной скромности Виктория, жена известного отечественного миллионера и не менее известного, даже модного со времён недавних выборов украинского политика. Еще одно знакомое лицо, — кажется, одна из титулованных украинских красавиц… как же ее… нужно будет почитать пресс-релиз или потом глянуть в Интернете — уж там-то такое модное событие, как десятый, юбилейный конкурс красоты «Мисс Украина», пропустить не должны.

Да, наблюдая за дефилирующими знаменитостями, Ольга Жуковская ощутила — это зрелище пока ей интересно. Уже есть о чем рассказать читателям, жадным в провинции до подобных историй, услышанных из первых уст.

…Оказалась Оля здесь и сейчас по одной простой причине: больше попросить написать репортаж было некого. Устроившись в Киеве корреспондентом скучного профильного издания и занимаясь текстами о коммерческой недвижимости, Жуковская никакого иного удовольствия, кроме материального, от работы не получала. Другого заработка здесь у нее не было, этот позволял снимать квартиру на окраине, чувствовать себя независимой и понемногу строить дальнейшие планы собственного развития, в которые не входило скорое замужество. Тем не менее Жуковскую светская хроника интересовала так же мало, как сегменты рынка столичной недвижимости. Ее по-человечески занимали и даже беспокоили темы, за которые либо платили мало, либо не платили ничего.

Так сложилось, что некоторое время она работала в системе государственной социальной службы. По роду деятельности общалась с обычными, уставшими под спудом нерешенных проблем людьми. И в какой-то момент Ольга поняла: она, сама того не желая, собрала массу реальных человеческих историй, перед которыми «Тысяча и одна ночь» меркнет. Жаль только, что рассказывать их можно в кухне вечерком или случайным пассажирам в вагоне поезда, когда едешь в родной город либо в командировку по служебной надобности. Слушатели есть, даже читатели могут появиться, только все равно их меньше, чем желающих увидеть фотографию чуть прикрытой черным бюстгальтером груди Памелы Андерсон. Следовательно, тематика, привычно именуемая социальной, сегодня интересовала мало кого из владельцев газет, телеканалов, а также интернет-изданий.

Жуковская же хотела поведать миру именно такие вот истории: о маленьких людях, живущих маленькой жизнью в своих маленьких квартирках, каждый из которых переживает трудности несоизмеримо большие, чем богатые и знаменитые, обитающие в красивых домах, даже на собственных островах, куда их доставляют личные пилоты на частных самолетах. Впрочем, будучи достаточно умной, трезвомыслящей женщиной, Ольга отдавала себе отчет: даже если вдруг мир забудет о груди Памелы Андерсон и озаботится проблемами ее ровесницы, у которой подозрение на рак груди, больная мать и муж-алкоголик, все равно такой вежливый голый интерес ничего в судьбе этой несчастной не изменит.

Так или иначе, с Ольгой связались старые друзья из родного Луцка, которые занимались интернет-журналистикой. Инвестор готов поддерживать проект, если посещаемость сайта вырастет. Добиться такого результата в короткий срок можно единственным способом: дать людям то, что они хотят увидеть, прочесть и обсудить, — яркое событие с непосредственным участием их земляков. Вернее, землячек: самые красивые девушки Волыни вышли в финал конкурса красоты. Сегодня здесь, в главном зрелищном зале Украины, они будут бороться за звание «Мисс Украина-2010». Весь город сейчас держит за них кулаки.

Ведь финал такого конкурса — не для победы. Пусть девушки пролетят. По большому счету, так даже лучше. Всегда есть повод поговорить об интригах, нечестной игре, подлянках, подставах, махинациях организаторов и спонсоров, каждый из которых — безусловно! — тянет «своих». Словом, посплетничать есть о чем. Главное — посещаемость сайта таки возрастет. Значит, инвестора попустит, проект не закроют, финансирование какое-то время не сократят, за что друзья будут благодарны Ольге Жуковской чуть ли не до конца дней своих.

Именно поэтому Оля согласилась прийти сюда, посмотреть, послушать и оперативно написать. С профессиональным фотографом договорилась, ему заплатят за оригинальные снимки. Сама она решила не брать с друзей денег. Тем более по киевским меркам это не деньги, пускай лучше бросят финансовые усилия на фотографа — картинки намного важнее. Своим гонораром Жуковская предложила считать бонус в виде пригласительного билета, добытого коллегами еще полтора месяца назад в «Глянце» — модельном агентстве, готовившем волынских девушек к отправке на престижный конкурс и официально представлявшем «Мисс Украина» на Волыни.

«Хоть посмотрю, как все это происходит», — сказала себе Ольга.

Оказавшись среди фанатов и завсегдатаев светских мероприятий, Жуковская преследовала еще одну немаловажную цель — слушать. Углубившись в шуршащую гущу сплетен, одна невероятнее другой, она фиксировала все, даже не пытаясь фильтровать полученную информацию. Так еще лучше: читатели отдают предпочтение именно сплетням, а кто какие выводы для себя сделает, ее не касается. Провожая взглядом очередного звездного гостя, Жуковская, словно губка, впитывала в себя доносившееся со всех сторон:

— Они тут, у нас, деньги зарабатывают!

— Кто — они? Все зарабатывают!

— Они! Памелу хоть возьми! Помело она, а не Памела! Кому сейчас нужна у себя дома? В тираж вышла!

— Никуда не вышла! Ты видела, какая пошла, вся из себя!

— Вот за то, что такой деловой колбасой ходит, серьезные деньги и получает! Ладно, давай так: ты хоть одно кино с Памелой видела?

— Ну…

— Без «ну», видела или нет?

— А ты?

— Я не видела! Мне оно сто лет надо! И ты не видела! Никто не видел, а Памела кругом — звезда! Накачала себе все силиконом и сияет! Деловая сильно, как и Ван Дамм!

— Оп-па! До Ван Дамма тебе чего?

— Мне — ничего! А подружка моя, знаешь, Катя такая есть… Ну… Катя…

— Ладно, знаю не знаю — что подружка? С Ван Даммом спала?

— Ой, у тебя одно в голове — спала не спала! Ты когда с ним кино видела в последний раз? Правильно, я тоже давно! А здесь, в Киеве, его вживую увидеть легко и просто!

— Где это ты его видела?

— Я сама не видела! Мне подружка рассказывала, говорю же…

— Ясно с тобой все. Агентство ОБС — одна баба сказала!

— Так, ты слушай, не перебивай. Ван Дамм завис в Киеве давно. Он тут пока еще звезда. Такая же, как они все здесь…

— Ой, если они для тебя все такие звезды, чего ж ты сюда рвешься?

— А чтобы посмотреть, насколько я права!

— И насколько?

— Я абсолютно права! Слушаешь или нет?

— Слушаю.

— Значит, так. Говорят, Ван Дамма здесь, в Киеве, опекает какой-то крутой бизнесмен. Или политик. Или политик и бизнесмен. Короче говоря, фанат крутого мужика из фильмов его юности. Фанат, когда пацаном еще был, бегал в видеосалоны смотреть пиратские копии с фильмами Ван Дамма…

— Девочки, я читала где-то, что те салоны были знаете чьим бизнесом? Юлькиным!

— Оставьте в покое Юльку! При чем тут она? Не она Жан-Клодова фанатка! Не дадите рассказать, балаболки! В общем, тут Ван Дамму хорошо. Квартиру оплачивают, кормят-поят бесплатно, девушку себе нашел, отвисает по полной. На содержании как бы. Ну и звезда, понятное дело. Торгует лицом. Думаете, ему не платят за то, что он тут в жюри сидит?

— Ха! Он на девочек в купальниках может глядеть каждый день без всякого жюри!

— Но то ж бесплатно! А тут ему девчонок покажут, он щеки надует и денег за это получит. Зарабатывает мужик…

— Ой, да ладно вам! Я считаю — заслужил! У человека темная полоса. Каждый имеет право попасть на черную линию! Видите, не переживает, довольный, веселый даже! Наш бы дядька давно сбухался б из-за меньшего.

— Слушай, а ты сама на него не нацелилась?

— Отстань уже! Смотри лучше — Ваня Ургант и Вера Брежнева!

— Точно! Ой какая! Вот кого уважаю, так это ее!

— Девочки, а они что — пара?

— Кто — они?

— Ваня и Вера.

— Возьми еще и раззвони всем подряд! Ургант и Брежнева — ведущие церемонии, ты не читала разве?

— А ты веришь тому, что пишут? Вон Брэд Питт и Джоли сначала просто снимались в одном фильме, потом любовь закрутили. Думаешь, у этих такого не может получиться? Ты точно знаешь, о чем они там договорились между собой?

— Постойте, что, правда — у Вани с Верой роман?

— Говорят — да.

— «Говорят» — или да?

— Я свечку не держала!

— Ладно, тема стремная, еще подхватят. Пускай без меня. Слышал кто-то про Пэрис Хилтон, почему ее нет?

— Должна была быть?

— Должна, обещала.

— Кому, тебе?

— Точнее, обещали. Организаторы обещали.

— Стойте, я знаю! Считайте — инсайдерская информация. Хилтон забрали в аэропорту с кокаином!

— Опять?

— С наркотиками — не опять, первый раз. Обычно ее пьяную где-то принимают.

— И что за интерес, если б к нам сюда приехала пьяная баба?

— В этом интерес: пьяная баба в жюри конкурса красоты! Было бы о чем писать. Пока скучно.

— Почему тебе скучно?

— Без скандала.

— Я тебе подкину скандальчик. Тоже, считай, инсайд: из Одессы аж пять участниц! Хотя должно было быть… ну, знаю, меньше, наверное. Вся Украина, как я понимаю. Там у кого-то есть интерес, в Одессе. Модельное агентство с кем-то связано общим бизнесом.

— Я вас умоляю! У кого-то, с кем-то, кто-то, где-то… Есть конкретика?

— Додумай сама. Умная. Не первый год в тусовке.

— Она? Она точно первый, второй!

— Так внимание — Мутти пошла!

— Кто?

— Орнелла Мутти! Она у них в жюри главная на этот раз!

— Я знаю, кто так рулит в жюри! Я не знаю, кто такая Орнелла Мутти! Модель?

— Дура!

— Мутти — дура?

— Ты дура! А она — актриса известная! Кино видела с Челентано? «Укрощение строптивого»? Или ты не знаешь, кто такой Челентано?

— Не смешно, кстати… А кино видела сто раз. Так это она? Кино сколько лет назад снималось? Ей тогда сколько?

— Сколько б ни было, она не выглядит на тот возраст. Глянь, какая ляля пошла! Идет — словно пишет!

Провожая взглядом итальянскую актрису, которая посылала в разные стороны воздушные поцелуи, Ольга Жуковская еле сдерживалась, чтобы не повернуться к щебетавшим позади нее девушкам. Судя по репликам, это были не обычные тусовщицы — каждая наверняка представляла какое-нибудь издание, собиралась писать об увиденном. Именно поэтому Жуковской хотелось вмешаться, втолковать гламурным девицам, кто такая Орнелла Мутти, чем она знаменита и почему достойна большего внимания, чем вместе взятые Ван Дамм, Памела Андерсон и не приехавшая в Киев скандальная наследница миллиардов Пэрис Хилтон.

Воздержалась Ольга по одной простой причине: не в меру болтливые девицы здесь, на крупном светском мероприятии, чувствуют себя как рыбы в воде. Пусть не все знают, как выглядит Орнелла Мутти и уж точно не смотрели «Истории обыкновенного безумия» и «Любовь Свана». Для них незнание — не помеха. Зато они сильны в другом — прекрасно ориентируются в закулисье, знают все сплетни, наверняка имеют прямые источники информации и лично знакомы если не с самими организаторами, то уж точно — с людьми, приближенными к ним. Ольга в их глазах наверняка выглядит старушкой, случайно оказавшейся на чужом празднике жизни. Мало того что пришла, так еще и поучает…

Нет, Жуковской нужно было узнать и услышать не сплетни о том, где, с кем и сколько пьет бельгиец Ван Дамм, который в Киеве обрел чуть ли не вторую родину. Ее ухо сейчас зацепило более важную информацию: девушки, вышедшие в финал, уже на этом этапе представляют не всю страну.

Допустим, сплетницы не врут, размышляла Жуковская, провожая взглядом очередного известного светского красавца. Пускай сгущают краски, но все же не обманывают и ничего не путают. Если так, то получается: пахнет не придуманным, не высосанным из пальца, а реальным скандалом. Узнать бы, какими регионами пожертвовали организаторы ради того, чтобы вывести сразу пять одесситок. И кстати, выяснить, как можно пообщаться с землячками, волынскими красавицами. Ради них Ольга, собственно, здесь и тратит свое время.

Воспользовавшись паузой между подъездами лимузинов — неожиданно получился слишком большой разрыв в «гламурном конвейере», — Жуковская полуобернулась и, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как бы между прочим, проговорила:

— А про луцких девчонок не слышали ничего такого?

— Каких?

— С Волыни. «Глянец».

— Почему — «Глянец»?

— Агентство «Глянец». — Ольга даже предположить не могла, как быстро может начать терять терпение, глубоко вдохнула и повторила: — Девочки от модельного агентства «Глянец».

— Нету такого агентства в релизе, — категорично отрезала девица с разноцветными волосами, скрывавшая лицо за двумя большими кругами дымчатых очков.

— В смысле? — не поняла Жуковская.

— В прямом.

— Это не та фирма, которую сняли с пробега? — прозвучало слева.

Ольга резко обернулась на голос. Лицa говорившей в сентябрьских сумерках не разглядела, но голос узнала. Тот самый, озвучивший похожую на скандал историю с непропорционально большим представительством одесситок. Голос чуть хрипловатый, который идет далеко не всем, но ее собеседнице он подходил идеально.

— Почему — сняли? С какого пробега?

— Фигурально. Выражение такое.

Собеседница даже в сумерках выглядела если не на много старше прочей тусовочной братии, то уж точно спокойнее и опытнее. Инстинктивно, повинуясь только собственному опыту общения, Ольга Жуковская почувствовала: словам этой молодой женщины можно доверять больше, чем ни к чему не обязывающей болтовне других, у которых языки без костей и не на привязи.

— Это я поняла. А сняли — почему? За что?

— Дисквалификация, — это длинное слово собеседница выдала без затруднения, на одном дыхании, с легкостью опытного спортивного комментатора.

— Как? Кто? Кого?

Вопросы посыпались с языка Ольги один за другим, словно кто-то нажал пальцем на невидимую гашетку и не убирал его, выпуская наружу непрерывные словесные очереди.

— Этого я не знаю, — ответила собеседница. — И никто не знает. — Затем последовала пауза, после чего Жуковская услышала короткое: — Отойдем?

Они выбрались из толпы, переместились ближе к дверям, ведущим в кассы. Здесь Ольга смогла рассмотреть новую знакомую получше. Высокая, худощавая, коротко стриженная, одетая довольно сдержанно, совсем не похожая на своих коллег, с которыми, вне всяких сомнений, была знакома не первый день и даже не первый год. От нее веяло каким-то необъяснимым спокойствием. Так ведут себя люди, знающие, что делают, и готовые отвечать за каждое свое слово.

— Интересуетесь девушками из «Глянца»? — переспросила она, не называя себя.

— Да. Меня зовут Ольга, я…

— Не надо спрашивать о них здесь, — мягко перебила собеседница, так и не представившись в ответ. — Знаете кого-то лично из них?

— Нет.

— А кого-то из руководства «Глянца»?

— Мои знакомые с ними в контакте.

— Что же ваши знакомые информацией не владеют? Хотя можно понять, — тут же добавила она. — Если здесь табу, то там, на месте, и подавно. Такой скандал никому не нужен. Видимо, предупредили.

— Кто предупредил? Кого? Какой скандал? — Ольга опять не смогла сдержать бурный поток вопросов.

— Курите? — спросила собеседница и, не дождавшись ответа, достала из сумочки початую пачку длинных ароматизированных дамских сигарет, но закуривать не спешила, постучала пачкой по раскрытой ладони. — Я сама многого не знаю, Ольга. Слышала только: если скандал и вспыхнет, то запустят его специально.

— Почему?

— Вы не в курсе дела, — собеседница не спрашивала, она констатировала очевидное. — Во-первых, ни один конкурс красоты в мире не обходится без шлейфа скандалов. Так положено. Если все ровно, красивые девушки в купальниках никому не интересны. Ну выбрали сегодня одну красавицу, через год ее место займет другая. О конкурсе должны говорить, а о красавицах не говорят — их показывают.

— Это понятно, — соврала Жуковская.

— Во-вторых, — продолжила опытная собеседница, — именно поэтому скандалом на конкурсе красоты никого не удивишь. Тем более на таком, как у нас сегодня. Десятый, юбилейный. Он просто создан для светской хроники. — Только теперь она закурила, сделала первую затяжку, выпустила в сторону ароматный дым. — Для светской, Оля. Не для уголовной.

— Уголовной? — Жуковская почувствовала, как сердце опускается к пяткам. — Откуда уголовной? Зачем уголовной? Почему?

— Тут уж я не знаю, — развела руками собеседница. — Но история скользкая. Что-то произошло с «Глянцем». В чем-то нехорошем оказался замечен. Скрывали до последнего, тянули, деньги ведь вложены немалые. Если бы девушек допустили до участия, «Глянец» получил бы хоть какой-то шанс вывернуться красиво. Только там, вроде, служба безопасности вмешалась… Дошло сюда, до Киева. Здесь международные партнеры, их фамилии станут фигурировать в некрасивой истории… Даже если они ни при чем… Куда там: наверняка ни при чем! Одним словом, независимо от причастности ту же Орнеллу Мутти начнут склонять в нехорошем контексте. Вот почему моделей «Глянца» просто сняли. И предложили другой скандальчик.

— Одесса? — догадалась Ольга.

— Именно. Пусть обсуждают, кто чья любовница, кто какое место купил и где у кого большое мощное лобби, а не тему торговли людьми.

Теперь Жуковская не нашла слов даже для глупого вопроса.

Собеседница же, чувствуя ее состояние, сделала новую затяжку, повертела сигарету в длинных тонких пальцах, полюбовалась на красный огонек, отыскала взглядом урну, бросила туда окурок. Зачем-то потерла палец о палец, будто стряхивая с подушечек невидимую грязь.

— Лучше остальное у знакомых своих выяснить, — посоветовала наконец. — Здесь вам, новому человеку, никто ничего не скажет. Да и свои тоже привяжут языки. Будут завтра обсасывать те скандалы, которые им позволят. Корпоративная этика, Оля. Знаете, что это такое?

Жуковская молча кивнула.

Под шквал аплодисментов и радостные крики у нее за спиной проходил по живому коридору очередной очень важный гость.

Киев — Луцк. Октябрь 2010 года

Предложение остановиться дома у родителей Ольги коллеги отмели сразу и категорически.

Отчасти Жуковская их понимала. Вежливый отказ не означал, что польские коллеги игнорируют законы традиционного украинского гостеприимства. Бывая в разных городах, как по долгу службы, так и по личным делам, Ольга тоже старалась селиться отдельно. Даже если там у нее обитали университетские друзья, родственники, родственники друзей или просто знакомые, она не спешила пользоваться ответным приглашением и стеснять людей, пусть и на одну ночь.

И дело вовсе не в желании вести какую-то разнузданную ночную жизнь, предполагавшую появление под утро в компании случайного нетрезвого знакомого. Наоборот, Жуковская вполне отдавала себе отчет в том, что к тридцати годам сформировалась в довольно консервативную, не слишком открытую личность. Да, журналистика, которой она занималась профессионально, предполагала прежде всего открытость, наличие широты взглядов, отсутствие комплексов, готовность принять, чтобы понравиться собеседнику, иную точку зрения, при этом не отказываясь кардинально менять свою. Однако Ольга и здесь нашла приемлемый для себя выход: выбрала себе не слишком экстремальную, на первый взгляд скучноватую деятельность, зато работать надо было не с людьми, а больше — с текстами. При этом применять способности анализировать, раскладывать соображения по полочкам, делать, возможно, не всегда правильные, но в любом случае нудные и логичные выводы.

Впрочем, период жизни, отданный работе в системе социальных служб, при сильном желании с ее стороны, по ее собственной инициативе, вполне мог если не кардинально изменить Ольгину сущность, то уж наверняка внести коррективы в ее внутренний мир.

Ведь без прямого общения с живыми людьми, которых переполняли эмоции, и чаще всего не слишком позитивные, вариться в огромном бурлящем социальном котле было просто невозможно. Так и пойти ко дну недолго.

Оля понемногу, шаг за шагом, училась не только выслушивать и понимающе кивать, но и в самом деле понимать, проникаться чужими бедами, делать нужные выводы. Опыт она приобрела бесценный. Только вот ее совершенно, как говорят, не характерная для женщин склонность к системности, порядку и анализу не была в полной мере применима к происходившему вокруг.

Именно потому Жуковская сменила род занятий. Реально, ощутимо помочь сотням заплаканных, рано постаревших, потерявших всякий интерес к течению жизни людей она не могла. А выслушивать, записывать и что-то обещать без надежды на выполнение обещаний Оле не позволяла совесть.

Нежелание вести вечерами напролет необязательные, ни к чему не обязывающие разговоры, результат которых даже сложно назвать общением, — вот одна из причин, почему Ольга Жуковская могла запросто пожертвовать даже реальным комфортом гостьи, обещанным ей друзьями или родственниками. Вторая причина вытекала из первой: Ольга остро нуждалась в свободе действий, возможности самой решить, как планировать свой день. Она не хотела зависеть от радушных хозяев, которым с утра надо или на работу, или по своим делам; гостья же либо подстраивается под них, либо — что для нее было на порядок хуже! — получает хозяйский ключ, что явно корректирует ее день и с чем приходится считаться.

Исключением, вне всяких сомнений, для нее был родительский дом в Луцке, просторный, с уже достроенным вторым этажом, где в комнатах еще приятно пахло свежей древесиной. Мeста под его крышей хватило бы не только польской журналистке Агнешке Збых и ее спутнику, фотографу Юранду Чинскому, с первых же минут знакомства попросившему называть его Юрой. Родители Оли, честно говоря, сами не знали, для чего им такой большой дом. Просто отец, начав зарабатывать понемногу, не видел другого применения деньгам, кроме как вложить их в модернизацию собственного жилища. Потому и он и мама всегда искренне радовались любой возможности наполнить дом людьми, хотя бы на короткое время.

Ольга предложила польским коллегам остановиться у нее. Однако поляки предпочли двухкомнатный гостиничный люкс, что по цене равнялось двум одноместным номерам.

Жуковская сперва обиделась: как так — отвергнуть традиционное гостеприимство! Но, поставив себя на место коллег, поняла их. Агнешка и без того находится на чужой, как показали первые попытки работать в заданном направлении, неприветливой, где-то даже враждебной территории. Подобные обстоятельства должны оставлять человеку возможность для маневра.

Это значит, ко всему прочему, не связывать себя никакими обязательствами перед посторонними людьми. Кто знает, как повернется без того изначально непростая ситуация. Посторонние, или, как выразился Юра-Юранд, мирные граждане, пострадать не должны.

Итак, гостиничный жилец — лицо, можно сказать, официальное. Ни от кого не прячется, у всех на виду, намерения чисты, задачи ясны.

Хотя Ольга подозревала: коллегам в украинском городе Луцке придется работать по правилам, применимым к деятельности агентуры во вражеском тылу.

…Для нее все началось с честного и откровенного признания: просьбу луцких друзей выполнить не смогла. Фотографий сделано много, тут деньги вложены не зря. С текстом — проблематично: волынских девушек в конкурсной программе не оказалось, хотя те были заявлены. Другой информации коллеги от агентства «Глянец» не получали. Однако тут же признали: о «Глянце» в последнее время вообще мало что слышно. Поблагодарив Олю за потраченное время, друзья пообещали разобраться в ситуации на месте.

Получилось у них довольно-таки быстро и оперативно. То ли потому, что Луцк — город небольшой, то ли потому, что выпустить джинна из бутылки просто пришло время. Звонок догнал Олю вечером в маршрутке, и, услышав быструю, возбужденную речевку, она поняла: в салоне переполненного микроавтобуса такое не обсуждается. Попросила перезвонить, вышла на ближайшей остановке, нашла сквер, устроилась на лавочке в его глубине. Ольгу объяли мягкие, теплые сентябрьские сумерки, и даже не верилось, что уютный вечер на лавочке сейчас омрачится неприятной новостью.

Когда перезвонили, Жуковская крепче прижала трубку мобильника к уху и, стараясь говорить негромко, но отчетливо, попросила звонившего Сашу Пташука:

— Еще раз, я не услышала толком.

— Хоть раз, хоть еще раз, хоть еще много-много раз, Ольчик! — затараторил тот. — В общем, история паскудная. Валю Ворон, которая рулит «Глянцем», объявили в розыск. Офис опечатан, девчонки залегли на дно, никого выцарапать нельзя. Все буквально сегодня с утреца завертелось, прикинь.

— Что там за канитель?

— Хлопцы в милиции, которые с нами дружат, держат рты на замках. Но один намекнул: наша тетя Валя Ворон и весь ее «Глянец» как-то связаны с порнушным бизнесом.

— Сашко, — вздохнула Жуковская, для чего-то оглядевшись по сторонам, — умный ты хлопец вроде… — Спасибо, сестра!

— На здоровье, братец. Так вот, ты неглупый человек, давно своим делом занимаешься. А я — обычный читатель, потребитель. Если тебе так больше нравится — обыватель.

— Ты мне нравишься, как себя ни называй.

— Ага, ладно, жене от меня привет передай. И не морочь голову. Смотри: я никогда особо так не интересовалась всякими гламурными делами. Но даже я знаю: как только где-то речь заходит о модельном агентстве, любом, даже самом проверенном, все равно кто-то да и ляпнет о связи владельцев с торговлей девочками, секс-бизнесом и всяким таким. Думаю, «Глянец» наш замечательный не исключение.

— Да, только это теперь уже не слухи. Офис опечатали, говорю же тебе.

— Бизнес-разборки. Рейдерские захваты. Не мне вам всем об этом рассказывать.

— Не тот случай, — Пташук довольно хохотнул. — Там не просто плохо пахнет — там смердит, сестричка. Боюсь, скоро навоняет не только на весь город, но и на всю страну. Короче, твою новость про отсутствие волынских красавиц на юбилейном «Мисс Украина» мы даем. Извини сразу — без ссылок на тебя, вся эта каша тебе не нужна.

— Да ладно, не претендую я… А какая каша?

— Без масла и комками.

— Слушай, Сашко, хватит дурака валять!

— Никого я не валяю! С мыслями собираюсь. Хочу вот попробовать правильно тебе все пояснить.

— Ты не бойся, валяй неправильно, как есть. Я девочка большая, все пойму.

— Молодец! Как поймешь — нам потом расскажешь. А то мы толком ничего понять не можем. Короче говоря, слыхала про зимний штурм у нас?

— Какой «штурм Зимнего»? — попыталась пошутить Жуковская.

— Ха, можно сказать — штурм Зимнего! Самый настоящий, со спецназом! Отправили на захват взвод в бронежилетах, гранаты со слезоточивым газом, дымовые шашки, пиротехника. Крепость брали — так это все выглядело.

Эта история из жизни родного города прошла мимо Ольгиных ушей.

— И что там, в крепости?

— Порностудия. Самая настоящая, реальная, крутая! Нашпигованная новейшей техникой! Если точнее выражаться, не то чтобы порнографию там снимали — просто обычный бордель подпольный. Только виртуальный, знаешь. Клиенты выбирают моделей с сайта через Интернет, платят деньги и командуют девчонками, что тем надо делать. Все равно что секс по телефону, но при этом еще и все видно.

— Саша, я примерно представляю себе, как это может выглядеть…

— Ух ты! Откуда знаешь?

— Большая девочка, не слышал разве? Ладно, накрыли студию, разогнали бордель, повязали всю сказку на месте, правильно?

— Ну да.

— Это зимой случилось?

— В феврале.

— Хорошо… Тьфу, черт! Не хорошо, что такое заведение было. Славно, что накрыли. Сейчас у нас сентябрь.

Каким боком тут «Мисс Украина»?

— Нам шепнули — связь прямая. Вообще-то, по телефону о таких вещах не трещат… Ладно, я тут все равно один в кабинете. Тебя там слышно посторонним?

Вокруг прогуливались люди, не обращая на Ольгу ни малейшего внимания.

— Нет, — ответила она. — Осталось понять, прослушивают нас с тобой сейчас спецслужбы или обойдется.

— Ты у себя в Киеве такая смелая стала. А мы здесь, между прочим, чуть ли не в шпионов играем. Военную тайну приходится раскрывать, не иначе.

— Ты можешь, в конце концов, хоть что-то мне толком сказать? — Жуковская начала нервничать.

— Для того и звоню.

— Ага, а болтаем ни о чем!

— С мыслями же собираюсь!

— Собрался?

— Ага. Смотри, Оль, пока расклад такой на данный конкретный момент. Зимой накрывают порностудию. Привязывают к ней фирму «Глянец» только сейчас. До этого времени пани Ворон работала как ни в чем не бывало. Провели отборочный конкурс, выбрали красавиц для «Мисс Украина». Интервью тетя Валя давала, как сорока-белобока, всем подряд. Цвела и пахла, «Глянец» закатывал приемы, девчонки работали на местных корпоративах моделями. Встречали, улыбались, национальные костюмы, веночки, все дела.

— Понятно, понятно. Дальше.

— Дальше — они притихли. Вдруг, резко. Вот как дали приглашения на финал конкурса, так и затихли. Ясно, в Багдаде все спокойно, никто ни о чем таком не думает. Конкурс же в Киеве никто не отменял. А то, что девушки шифруются, не хотят ничего говорить заранее, — так и это объяснимо, нормальные суеверия. Ну а потом ты со своей бомбой…

— Волынских красавиц нет на «Мисс Украина». Они были заявлены, но их нет! Кто-то что-то недоговаривает. Бомба в чем, Сашко?

— А вот как раз в том, что наш «Глянец» только теперь взяли в разработку в связи с закрытием порностудии! У красавиц — подписка о невыезде! Валентина Ворон, директор агентства, официальный представитель конкурса «Мисс Украина» на Волыни, в розыске и бегах! Вот когда все вылезло!

Теперь Оля решила немного помолчать. Даже то небольшое количество информации, которое она успела получить, все равно являло собой неаппетитную и неаккуратную кучу. Разгрести это здесь и сейчас, наскоком, Жуковская не возьмется. Вряд ли это ей вообще удастся, находясь далеко от места основных событий, которым оказался, как выяснилось, ее родной город. Но хотя бы попытаться упорядочить все это можно и нужно.

— Сашко, я так и не пойму, что вылезло и чем вы там возбуждены.

— Объясняю тебе как школьной подруге и любимой соседке самый последний раз, — вздохнул Пташук. — Весть о разоблачении порностудии прожила всего несколько дней. Новости, даже самые пикантные, как бабочки — живут недолго, хотя и ярко. Каждый день криминальная хроника чем-то радует: убийство, изнасилование, контрабанда антиквариата на границе, у пацанов ночью в кафе две пятки анаши конфисковали, целый наркокартель накрыли. Порнобизнес был, есть и будет, как и проституция с алкоголизмом. Ничего экстраординарного, эксклюзивного в штурме борделя нет.

— Спасибо, успокоил.

— На здоровье. Информации о том, как развивается следствие, нам никто не даст. Тайна того же самого следствия. У нас не Америка. Точнее, не американское кино, где какой-нибудь шериф с квадратным подбородком регулярно собирает журналистов и с их помощью рапортует общественности, как продвигаются дела с защитой от преступности и торжеством правосудия. Пока дело не в суде, пока все инстанции оно не прошло, ничего конкретного нам никто не скажет.

— Не разбираюсь я в таких нюансах…

— Так я ж тебя и просвещаю, киця! Это — плохо. Но это — правильно, тут поделать ничего нельзя. Забыли мы о порностудии. Прикидываем, как бы сделать красивый репортаж об участии волынских красавиц в «Мисс Украина». Как на наших девчат глянет Памела Андерсон, как они возьмут автограф у Ван Дамма… Короче говоря, все то, что так любит читать наш небогатый на эмоции и впечатления люд. Звонок от тебя: Сашко, облом, что-то странное. Волынских красавиц на конкурсе нет. Причина непонятная, поднять тему невозможно. Начинаем выяснять на месте. Только копнули — а красавицы-то наши, с классическими параметрами девяносто-шестьдесят-девяносто, модели наши известные и замечательные, надежда региона, сидят дома. У каждой — подписка о невыезде. Вопрос: что они сделали? Ответ: ничего не сделали, проходят как свидетели по делу о порностудии. Когда подписку дали? Буквально за несколько дней до конкурса. Молчали как рыбы об лед. Кто может все объяснить? Валентина Ворон, тетя Валя, известная всему городу. Где тетя Валя? В розыске! — переведя дух, Пташук закончил: — Вот это, Оль, только сливки. Там, думаю, копать и копать. И если бы не твой звонок, мы об этой странной истории не скоро бы узнали.

— Допустим, — говоря, Ольга старалась удержать в голове понемногу складывающийся, слишком шаткий пока что каркас из мыслей. — Ты говоришь, еще совсем недавно эта самая Ворон цвела и пахла. Почему ее дернули именно теперь?

— Менты местные прикрывали до последнего, — последовал простой ответ. — У меня конкретных фактов нет. Их ни у кого нет. Одни догадки. Но то обстоятельство, что наша милиция пани Ворон и ее «Глянец» страхует давно и успешно, на самом-то деле секретом не является. Доказательства — да, нужны. Вот их сейчас, как я понимаю, смежные ведомства и собирают. Только пока, для затравки, нам и этих догадок с головой хватит. Теперь слушай, — Жуковская догадалась, что Пташук подбирает нужные слова: — Понимаю, не твой профиль, все такое… Может, все-таки попробуешь узнать чего-то побольше? Знаешь, киевский экслюзив, такое разное… — Нет.

Ответ вырвался машинально, Оля даже не успела сама себе признаться в нежелании, точнее, неумении заниматься подобными темами. Теперь она слегка взволновалась: как бы друг детства и юности не решил, что она ответила ему слишком уж резко.

— Оль, Оль, ты не того… Не спеши с ответом, короче. Инвестор наш почуял золотую жилу. Мы уже запустили предварительную информашку, и ее уже тиражируют, постят, перепощивают. Ссылки на наше издание уже в ведущих информационных агентствах на хороших местах. И как мы понимаем, это не конец, только начало.

Тему-то мы собираемся развивать…

— Развивайте, флажок вам в руки и большущий барабан!

— Да дослушай ты до конца, господи! Наш хозяин денег тебе за старания подкинет. Сколько — не знаю, но не обидит. У него уже на завтра несколько серьезных встреч с людьми, готовыми начать вкладывать в нас конкретные деньги. Развитие, понятно тебе? Вот за содействие тебя и стимулируют… Ольга Жуковская вздохнула.

— Сашко, сколько ваш хозяин может мне предложить?

— Суммы киевские, не наши. Тебе надо только озвучить.

— Нет, — повторила она, теперь уже зная, как правильно объяснить свой отказ.

— Почему?

— Деньги на ветер. Подведу, не отработаю. У меня здесь, в Киеве, нет знакомых из той среды, в которой вертятся подобные свежие сплетни. Их можно завести, начинать все с ноля. Только я не хочу, Пташук. Времени у меня на это просто нет. Своей работы хватает с головой.

— Ладно, — голос собеседника заметно поник. — Такая ты… Хорошо, пускай так. Может, подскажешь, к кому с такими предложениями обратиться?

— Не подскажу, — отрезала Оля. — Не завела еще знакомых. Рада, что помогла. Дальше сами уже.

— Тогда будь здорова, — совсем понурым голосом проговорил Пташук и отключился.

Пока общались, сумерки сгустились еще больше. В сквере поредело, только за пластмассовыми столиками уличных кафе, открытых в это время суток, расположились любители вечернего пива с чипсами. Жизнь шла своим чередом, даже так — неспешно, размеренно и неторопливо, как в ее Луцке, городе, который в эти минуты готовятся всколыхнуть действительно бомбовой для периферии новостью.

Жуковская спрятала телефон в сумочку и, чуть помедлив, нырнула пальцами в одно из отделений, выудила оттуда прямоугольник визитки. Вчерашняя знакомая на прощание дала ей свои координаты, написав тот телефон, по которому проще и легче дозвониться. Зачем она сделала это, Ольга не знала. Также не поняла, почему интерес хорошо информированной женщины к ее персоне этим и ограничился: ее, Ольги Жуковской, номера телефона та не попросила.

Вертя визитку в пальцах, Оля неожиданно для себя подумала: а ведь со стороны выглядит все так, будто таинственная незнакомка вынырнула из сумерек, выбрала для каких-то своих целей именно ее, раскрыла некую страшную тайну — и растворилась, оставив легкий след. На всякий случай.

Сейчас Ольга колебалась. Ведь она соврала Пташуку. Вполне могла набрать вот этот номер, напомнить о себе, поведать вчерашней собеседнице историю, которая, скорее всего, заинтересует опытную женщину. В конце концов, номер можно дать Саше и умыть руки, считая свою миссию выполненной полностью, на все сто…

Еще не до конца понимая, почему не хочет больше иметь ко всему происходящему никакого отношения, Оля решительно поднялась, подошла к урне, выбросила визитку. Развернулась, чтобы уходить. Что-то вспомнила, вернулась обратно, достала плотный прямоугольник, решительно разорвала его пополам, потом — еще раз пополам.

И только когда белые обрывки снежинками упали на обертки от чипсов и мороженого, Ольга Жуковская почувствовала, что полностью удовлетворена. Ей внезапно стало очень спокойно. Захотелось подпрыгнуть, отбить чечетку на дорожке, выложенной фигурной плиткой.

Так она и сделала. Проходивший мимо парень одобряюще махнул рукой, сам исполнил нечто похожее. Дав ответный салют, Ольга пошла к остановке, не объяснив себе, почему вдруг у нее на душе стало так легко.

Она не подозревала, как скоро вновь окажется в гуще истории, от которой подсознательно хотела отстраниться…

Полячка, представившаяся по телефону Агнешкой, владела русским языком довольно-таки сносно. Хотя акцент, конечно же, слышался, но слух не резал. Наоборот, звучал мягко, даже уютно.

Оля Жуковская, в силу своего возраста, не принадлежала к поколению, для которого Владимир Высоцкий был и остался непререкаемым авторитетом. Ее родители, несмотря на то что родились и выросли на Западе Украины, также выделяли Высоцкого для себя в некую отдельную нишу, принимая его, и еще Сергея Есенина, чуть ли не единственными личностями русской культуры, достойными почитания и всяческого уважения. Именно о Высоцком, точнее, его жене Марине Влади подумала Ольга, когда услышала акцент своей новой знакомой Агнешки Збых.

Благодаря родителям, старавшимся не пропускать ничего из того, что нынешнее телевидение показывало о жизни и творчестве Высоцкого, Оля всякий раз имела возможность послушать, кроме прочего, фрагменты интервью Влади, без которой ни один из документальных фильмов об актере и поэте не обходился. Акцент этой француженки русского происхождения засел в памяти Ольги накрепко. Потому, услышав, как говорит Агнешка, она тут же провела параллели. Хотя ничем больше, начиная с внешности, новая знакомая французскую актрису не напоминала. А русский язык выучила, потому что ее отец, польский коммунист, несколько лет работал в Советском Союзе в каком-то обществе, названия, как и смысла деятельности которого, Агнешка не помнила, не могла объяснить и, похоже, даже не собиралась.

Она сама при встрече решила рассказать немного о себе. Парень, сопровождавший Агнешку, высокий шатен, представленный ею как Юранд, при этом больше помалкивал. Он, пояснила пани Збых, в совершенстве владел английским, а к русскому имел почему-то стойкое предубеждение. Ольга, выслушав это, пожала плечами, что означало «да ради бога», однако все прекрасно понимала.

Юранд выглядел лет на десять моложе спутницы, та, в свою очередь, лет на пять была старше самой Ольги. Это могло означать и, вполне вероятно, так и было: родители Юранда Чинского — ярые антикоммунисты. Коммунистическое движение и оккупация «красными» Польши привели к не совсем хорошим, по мнению Ольги, последствиям, но, учитывая обстоятельства, — к результату, вполне объяснимому. А именно: русский язык для части поляков, к которой, вне всяких сомнений, относились старшие Чинские, чьи убеждения наверняка разделял этот парень, стал языком врага. Но для Агнешки Збых русский считался всего лишь иностранным. Похоже, Юранда такое отношение его спутницы к «языку оккупанта» вполне устраивало. Ольга Жуковская, почти год посещавшая курсы английского, и сама при желании могла на поверхностном, примитивном уровне общаться с Юрандом.

Впрочем, языковой барьер казался таким только в начале их встречи. Вскоре о нем забыли, и Агнешка, быстро перейдя с Ольгой на «ты», уже беседовала с ней как со старой знакомой, иногда переводя Юранду те фразы их разговора, которые считала ключевыми. Парень продолжал помалкивать, кивал и пил кофе маленькими глотками.

Жуковская так и не поняла, для чего Агнешка выдала ей короткую биографическую справку о себе. Да, отец работал, точнее, непонятно чем занимался в каком-то обществе польско-советской дружбы. Его дочь даже ходила в обычную советскую школу, правда, не первую попавшуюся, как говорится, ближайшую к дому, но и не элитную, закрытую, куда водили своих чад чиновники партийного актива. Однако, как только в СССР объявили курс на перестройку, а коммунистов начали открыто и часто критиковать, товарищ Збых очень быстро, буквально в считанные месяцы, что-то куда-то написал, забрал семью и выехал в Варшаву. Уже через месяц после возвращения широко выступал в прессе и на телевидении, рассказывая о том, как скверно ему жилось при коммунистическом режиме и сколько раз он вынужден был держать фигу в кармане, смиряясь, унижаясь и терпя. Агнешке это в дальнейшем помогло, ее долгое время считали дочерью раскаявшегося и потому прощенного грешника.

Так она оказалась на передовых позициях польской журналистики. При этом считалась одним из лучших специалистов по проблемам государств бывшего Советского Союза и даже несколько лет проработала в Киеве собственным корреспондентом одного известного информационного агентства. Вот почему сейчас именно ее, Агнешку Збых, послали сюда, в Украину: она знала страну, и ей было проще собрать нужный материал.

А на Ольгу поляки вышли совсем уж просто. Короткую информацию, связывающую отсутствие волынских красавиц на конкурсе «Мисс Украина» с порнобизнесом в Луцке, к которому, опять же, по непроверенным пока данным, причастно известное модельное агентство «Глянец», перепечатали в Польше сразу несколько информационных агентств. Ведь все дело в том, что именно в Польше чуть меньше года назад всплыла та же история, фигуранты которой слишком быстро почуяли пристальное внимание к себе, оперативно свернули деятельность и исчезли.

Будучи полностью уверенной в том, что эти две истории являются звеньями одной цепи, Агнешка Збых, занимавшаяся «польской» темой, и появилась в Киеве. В информации, на которую ссылались агентства, фигурировала Ольга Жуковская как основной источник. Ребята из интернет-издания, на которое пыталась работать Оля, запросто дали полячке ее координаты. И вот они уже сидят в открытом кафе неподалеку от Золотых Ворот. Погода в начале октября стояла, на удивление, теплая, благоприятствуя посиделкам на свежем воздухе. Это, как говорили в новостях, следует считать прямым последствием аномальной жары, подвергшей не только украинцев, но и жителей других стран Европы серьезному испытанию.

— Мне очень хочется вам помочь, — сказала Ольга, когда они перешли наконец к делу. — Но честное благородное слово, не знаю как.

— Ты ведь была там, на конкурсе, — напомнила Агнешка.

— Мне там нечего было делать.

— Но ведь ты приходила туда.

— Дальше фойе не зашла. Когда узнала, что наших девушек нет в программе, сразу стало неинтересно. То есть, — тут же поправила себя Оля, — сам по себе конкурс красоты — действо занимательное. Никогда не видела, как все происходит вживую. В общем, не скажу, что совсем зря потеряла время. Только ничего больше не знаю.

Поговорила с какой-то более осведомленной дамой, все.

— Контакты ее у тебя остались?

— Она давала. Но я выбросила визитку.

— Зря. Непрофессионально.

— Наверное. Только тема не моя — зачем мне мусор в кармане? Но потом, когда ты позвонила и обрисовала проблему, я поняла, что к вопросу придется вернуться.

Нашла контакты без проблем. Однако… — Что?

— Пользы от них нету, от контактов в открытых источниках. Абонент не может принять звонок, и так уже несколько дней. Хочешь — сама попробуй.

Ольга протянула Агнешке свою визитку с записанными на обороте нужными и такими бесполезными телефонами. Та, недолго думая, достала трубку и спокойно набрала указанный номер. Послушав ответ, полячка, сохраняя прежнее спокойствие, набрала другую комбинацию цифр. Ольга знала: эффект будет тот же, потому сдержанно улыбнулась, празднуя маленькую победу. Эта пани что себе думала: киевская коллега не знает, как пользоваться телефоном, визитками, как надо выполнять свои профессиональные обязанности? Ишь, решила поучить, как нужно работать… Так и хотелось выкрикнуть детское: «Что, съела?»

Повторив попытку несколько раз, Агнешка так же, как некогда Ольга, повертела плотный прямоугольник перед глазами, затем свернула пополам, потом — еще раз, аккуратно уложила на дно пепельницы, куда Юранд тут же опустил очередной, третий окурок.

— Не против?

— Думаю, ты права. Там наверняка поменяли пароли и явки.

— Скорее всего, — проговорила Агнешка. — История, сама видишь, не простая. В нашем случае, когда это все всплыло в Польше, коллеги столкнулись с тем же самым. Еще вчера контакты нужных людей были на руках и они выходили на связь. А сегодня — как отрезало. Так или иначе, Оля, мы здесь имеем дело с международной группой. Уже интересно, согласись?

— Да, — кивнула Жуковская. — Только вот я не занимаюсь криминальной хроникой. Вообще стараюсь держаться от всего этого подальше. Слишком много криминала вокруг, я нервы берегу.

— И я не занимаюсь криминалом! — в тон ей ответила Агнешка. — Наверное, это моя вина… Нет, не наверняка — точно, моя. Не все тебе рассказала, и ты не очень правильно меня понимаешь.

— То есть?

— Есть благотворительный фонд, — начала полячка, устроившись настолько удобно, насколько позволял ядовито-красный пластмассовый стул. — У вас, в Украине, такие фонды тоже работают. В России до недавнего времени их также хватало, но сейчас стараются закрыть или ограничить поле деятельности. Что-то связанное с политикой, я не особо вникаю.

— Правильно. Я тоже. Про наши здешние фонды я, кстати, тоже мало знаю.

— Это как раз и не так важно. Для понимания, зачем мы с Юрандом здесь и чего я от тебя хочу, точнее… — тут Агнешка сразу поправила себя, — вернее, о чем я тебя прошу, хватит и короткого пояснения. Фонд занимается проблемами торговли людьми в тех государствах, которые контролировал Советский Союз. Польша — не исключение, но наши коллеги работают и собирают материал на Балканах, в Словакии, Чехии, Словении, Венгрии, Румынии. Конечно же, Россия и Украина тоже попадают в сферу интересов. И я, — Агнешка изобразила поклон, — считаюсь в нашем офисе главным специалистом именно по вашей стране. В общем, речь идет не о разоблачениях или скандальных публикациях, которые в лучшем случае проживут несколько дней и забудутся. Мы пишем книгу.

— Вы с Юрандом?

— Мы все. Точнее, — Агнешка щелкнула пальцами, — сперва такой задачи перед нами не ставили. Собранный материал нужно отдавать аналитикам, они составляют какие-то свои умные графики, высчитывают некие средние баллы, статистику… Одним словом, сухая арифметика. После это все станет основой для отдельной книги и в дальнейшем будет служить, как надеются наши боссы, чуть ли не главным и авторитетным источником информации для тех, кто занимается проблемами торговли, как говорят у нас в офисе, живым товаром.

— Я так понимаю, — вставила Ольга, — эти планы в какой-то момент резко поменялись.

— Нет, — покачала головой Агнешка. — Все остается в силе. Для других групп. Но я предложила, помимо прочего, написать книгу. Идея возникла сама собой. Завязка любопытная: связь провинциального модельного агентства как с порно- и секс-бизнесом, так и с конкурсом красоты. Многие говорят, что подобные мероприятия — чуть ли не собеседование для будущих проституток.

— У вас в Польше тоже такие слухи ходят?

— Оля, они курсируют везде! Я занимаюсь этим вопросом дольше тебя. И могу, если хочешь, многое рассказать.

— Как-нибудь потом. — Ольге по-прежнему не хотелось погружаться в скользкую тему с головой, но чем дольше длился их разговор, тем меньше у нее осталось поводов отказать Агнешке. — Идею книги, как я поняла, одобрили?

— Да, — кивнула полячка. — Мы с Юрандом здесь именно для сбора материала, который позже будет художественно обработан. Правда, книга не совсем должна быть художественной, полностью выдуманной. Иначе я взяла бы деньги, поселилась в отеле, Юранд бы каждый день пил пиво, а я за две недели сочинила бы что-то увлекательное.

— Так тоже можно?

— Многие так делают, Ольга. Но только не я. Итак, мы действительно хотим собрать материал для книги и побеседовать с реальными людьми, участниками событий.

— Я не участвовала. Даже, повторюсь, рядом не стояла.

— А здесь, в Киеве, впрямь ничего важного, кроме конкурса красоты, не происходило. Нам нужно ехать в Луцк, твой родной город. Там ты знаешь всех.

— Я не знаю тамошних проституток, — теперь Ольга улыбнулась искренне, ее позабавило предположение Агнешки.

— Но ты знаешь город, — гнула свою линию полячка. — У тебя там друзья, которые помогут выйти на нужных людей. В конце концов, ты — женщина. Общаться нам придется преимущественно с молодыми девушками. С мужчинами, сама понимаешь, о подобных скользких вещах не говорят.

— И ты тоже.

— Я иностранка. Полячка. Поверь моему опыту: с иностранцами жители небольших городов здесь, в Украине, да и в России, на контакт идут очень неохотно. И кстати, я прошу тебе помочь не бесплатно. За помощь, консультацию тебе положен гонорар.

— Заманчиво. Но у меня работа…

— Сумма компенсирует потерянное время. От тебя требуется лишь уладить вопрос и получить неделю отпуска. Как у вас говорят, за свой счет. Вернее, за наш.

«Она уже требует, — отметила про себя Жуковская. — Я еще ни на что не согласилась. И вряд ли соглашусь. А эта польская пани уже требует, чтобы я отпрашивалась с работы».

— Меня могут не отпустить.

— Ты даже не пробовала. Ольга, нам очень нужна твоя помощь. Ты уже подошла к этой истории. Пусть не вплотную, пускай тебя она не задела, но все равно — очень близко. Я бы на твоем месте не упустила шанс.

Ведь материал шикарный.

Теперь на спинку стула откинулась Ольга. Поморщилась, когда ветерок дунул ей в лицо дымом от очередной сигареты Юранда. Парень заметил это, несколькими взмахами руки разогнал дым, чуть помедлил, раздавил наполовину скуренную сигарету о дно пепельницы. Для верности накрыл сверху белым блюдцем, взглянув на Ольгу с чувством выполненного долга.

— Долго ты хочешь подумать? — спросила Агнешка. — А то у нас не слишком много времени. Фонд платит за оперативность и скорость.

«Иди ты к чертовой матери со своим фондом», — подумала Ольга.

— Не знаю, чем смогу помочь. Но попробуем. Будем считать, что это интересно, — сказала Жуковская.

Уже следующим утром, еще до того, как забрезжил рассвет, троица выехала из Киева в Луцк.

Мужчина, открывший им дверь, был небрит и неприветлив.

Увидев его, Ольга тут же настроила себя на запах водочного перегара, который непременно должен исходить от такого мужика. Но ожидания не оправдались. Опыт, полученный Жуковской во время работы в социальных службах, сейчас подвел. Да, в подавляющем большинстве случаев так выглядели крепко пьющие отцы семейств, как правило, безработные, живущие за счет жен, торгующих носками на уличных базарах. Либо разведенные по той же, алкогольной причине инфантильные дяди, либо же бобыли, убежденные холостяки, которым от жизни надо было не слишком много: крыша над головой, телевизор, чтобы смотреть футбол, необременительная работа, дающая минимальные средства к существованию. А именно возможность покупать кильку в томате, хлеб, дешевые сосиски, яйца и пиво, без которого футбол не воспринимается как зрелище.

Но этот человек был небрит и смотрел недружелюбно, вероятнее всего, по другой причине. Ольга со своим опытом легко определила: перед ними не запойный алкоголик, даже не бытовой пьяница — просто очень злой, чем-то слишком расстроенный человек, которому именно теперь меньше всего хочется общаться не только с посторонними, стоявшими в дверях, но даже с собственной женой. Небритый поглядел перед собой осмысленно, пронзил каждого из троих лютым взглядом, словно прожег лазером, и выплюнул грубое:

— Кого надо?

— Онищук Людмила Петровна здесь живет? — спро сила Жуковская, в последний момент с трудом сдержав желание ввернуть милицейское словечко «проживает».

— Чего надо?

— Люда живет здесь?

— Вам какое дело?

— Мы звонили, — Ольга тут же уточнила: — Я звонила, разговаривала с матерью… Вашей супругой, наверное… Мама Люды, Татьяна Людвиговна…

— Я знаю, как звать Людкину маму, — огрызнулся небритый. — Какого милого вам всем от нас нужно?

Чего нас в покое не оставят?

— Может быть, разрешите войти?

— Нет. Пошли вон отсюда!

Мужчина попытался закрыть дверь. Ольга быстро двинула ногу вперед, как часто делала раньше. Но Юранд, также мгновенно оценив ситуацию, опередил Олю: живо отодвинув ее плечом, сунул ногу в твердом, крепком ботинке, вовремя помешав небритому запереть свою маленькую крепость. Только теперь Жуковская оценила этот поступок: ее туфли явно проигрывали по устойчивости обуви молодого поляка. Мужчина изнутри надавил сильнее, что грозило бы Ольге переломом или другой неприятной травмой. Ботинки Юранда, дизайном напоминавшие армейские берцы с высоким подъемом и мощным носком, натиск выдержали.

— Лапу убери! — гаркнул небритый.

— Надо поговорить! — повысила голос Ольга. — Мы же договаривались…

— Со мной никто не договаривался! Вас трое — вот и болтайте друг с другом! Забери копыто, я тебе сказал!

Выйду — сломаю, и ничего мне не будет!

Юранд, по-прежнему сохраняя молчание, в полсилы толкнул дверь плечом.

— Э! Я ментов вызову! — заорал мужик.

— Вряд ли, — вырвалось у Ольги. — Проще все-таки с Людой поговорить. Милиция, уважаемый, вам уже не поможет. Она вам уже не помогла.

— Ага! Вы все помогаете!

— Мы просто хотим поговорить, — повторила Жуковская.

— Пускай этот… лапу свою заберет! — не унимался небритый.

Изнутри послышался женский голос:

— Петя!

— Да! — рявкнул хозяин в ответ.

— Люди, правда, поговорить хотят. Не бушуй, пускай заходят.

— Я их не звал сюда! Чего им надо? Чего лезут в нашу жизнь? Мало Людке врачей вызывали? Теперь еще эти вот «долечивать» приехали! Идут они лесом, Танька, ясно тебе?

— ПЕТЯ! — прикрикнула женщина.

Давление изнутри ослабло. Теперь Юранд легко распахнул дверь и отступил, пропуская вперед Ольгу и до сих пор хранившую молчание Агнешку. Все трое вошли в небольшую и совсем неуютную прихожую. Петр Онищук, уперев руки в боки и поставив ноги чуть шире плеч, преграждал им путь, хотя и впустил на свою территорию.

— Не морочь людям голову, Петя, — сказала невысокая женщина в синих, явно мужских тренировочных штанах и турецком байковом халате на молнии. — Заходите, не бойтесь. Он у нас нервный в последнее время.

— Понятно, — произнесла Жуковская.

— Что тебе понятно, ты, курица?! — взвился небритый, но жена вновь повысила голос, и теперь с гневом смешалось отчаяние.

— Сколько можно? Все уже видели, какой ты страшный! Хватит уже, Петро, хватит! То на соседей кидаешься, то теперь вот на посторонних…

— Соседи мне теперь тоже никто! — огрызнулся Онищук.

— Ты скоро сам себе никем станешь! Иди полежи, твое любимое занятие! Давай, давай!

Скрипнув зубами и снова попытавшись прожечь незваных гостей взглядом, хозяин повернулся и, сгорбившись, удалился в недра стандартной трехкомнатной квартиры.

— Вы его уж простите, — вздохнула женщина. — Он после того случая и в самом деле с соседями разругался. У нас, знаете, как? Начинают: ага, дочка проститутка, легких денег захотела, конкурсы ей подавай. Что, говорят, красивее никого во всем городе нету? Знаете, — она понизила голос, — Петя с работы собирается увольняться. У нас тут и так с этим самым трудоустройством не очень. Зарплаты не киевские, понимаете… — В Киеве вряд ли выше, — вставила Ольга.

— Мы же не про это говорим?

— Верно, не про это. Почему увольняется?

— То же самое — из-за Людки. Только там мужики его жалеют и постоянно советуют набить морду ментам.

— Прямо-таки всем? — брови Ольги удивленно прыгнули вверх. — Вот так прийти в управление с дубинкой и начать молотить первых попавшихся милиционеров в форме?

— Вам смешно, — укоризненно заметила Татьяна Онищук. — А у нас тут весь город в шоке до сих пор.

Виноватых ищут, найти не могут. Ладно, люди не должны этим заниматься, милиция обязана. Так милиция же и не чешется! Они там все повязаны! Начнут искать тех, кто заправлял «Глянцем», — все полезет наверх! Им, ментам, тогда самих себя придется сажать. Когда такое бывало? Ой, чего мы стоим? Пойдем в кухню, что ли…

Кухня также оказалась стандартной и тоже не радовала уютом. Полное с верхом мусорное ведро стояло не в шкафчике под мойкой, где ему обычно хозяйки определяли место, а возле подоконника, на всеобщем обозрении. Стол был заставлен грязной посудой, которая, судя по всему, не уместилась в мойку. Татьяна попыталась исправить оплошность: быстро перегрузила тарелки со стола, заполнив теперь эмалированную мойку с верхом. Поискав и найдя серенькую тряпочку, женщина смахнула с поверхности стола хлебные крошки, кивнула, указывая гостям на табуреты.

— Извините. В последнее время все из рук валится.

На Людку — и вовсе смотреть страшно.

— Она дома?

— Дома. Сидит у себя в комнате, выходить не хочет. Вы мне звонили? — Татьяна повернулась к Жуковской. — Да. Я работаю в Киеве, но вообще-то местная…

— Знаю я тетку вашу, — махнула рукой Татьяна Онищук. — На базаре у нас стоит, с овощами. Это ж она договаривалась, а мы подруги. Так что решила вот уважить.

— Спасибо. Я — Оля, — напомнила она. — Это Агнешка и Юранд, польские коллеги. Мы хотели бы пообщаться с Людой. Конечно же, на условиях полнейшей анонимности. Это, кстати, наше главное условие. Можем даже подписать какие-нибудь документы о неразглашении…

— Отстаньте вы со своими документами, — отмахнулась Татьяна. — Верю я вам. Даже если бы не верила, все равно. Людка-то наша и так уже звезда… как говорится, на букву «пэ».

— Что это значит? — впервые за все время разговора подала голос Агнешка.

— Я тебе после объясню, — сказала Ольга, снова переключив внимание на собеседницу. — Так или иначе, фамилия вашей дочери нигде, ни в каком контексте упоминаться не будет. Даже имя поменяем. Нас, меня и моих польских коллег, интересует сама схема. Вы ведь не думали, что Люда была задействована в секс-индустрии?

Услышав слово «секс», Татьяна Онищук покраснела. Однако быстро взяла себя в руки, собралась с мыслями.

— Значит, там какая была ситуация. Людка — вроде как модель. Ее в рекламе снимали. Чтобы с мужиками за деньги… Я такого не знаю, но после всего этого… ну… вокруг «Глянца», у меня такие мыслишки вертятся. Но вот насчет того борделя, который зимой штурмовали, — нет, там ее точно не было!

Это Ольга знала. Приятели передали ей список всех одиннадцати задержанных там девушек, купленный у их товарища, работающего в розыске. Они же, коллеги, подобрали ей несколько красивых, профессионально сделанных фотографий Люды Онищук — одной из пяти тех, кто должен был представлять Волынь на «Мисс Украина» под эгидой агентства «Глянец».

— На самом деле тот, гм, бордель, о котором вы упомянули, пока нас мало занимает. Хочется больше узнать о работе «Глянца». Владелица-то в бегах. А Люда ваша, считайте, одна из пострадавших.

— Так и есть, — в голосе Татьяны впервые прозвучали деловые нотки. — Вы хотите интервью, правильно?

— Поговорить, — уточнила Агнешка.

— Я смотрю телевизор. Это называется интервью.

Тысяча долларов.

Все трое переглянулись.

— То есть? — переспросила Ольга.

— Люда поговорит с вами за тысячу долларов. Ей никто пока ничего не компенсировал. Вот такое решение. — Ваше?

— Наше! — теперь Татьяна Онищук говорила вызывающе. — Наше решение! И отец не против! Только глядите, если он вмешается, слупит с вас в три раза больше. Он злой, видели, нет?

Ольга легонько хлопнула в ладоши, поднялась с грязной табуретки.

— До свидания.

— Как хотите, — развела руками Татьяна. — Только я не понимаю, что вам было нужно на самом-то деле? Бесплатно дочку мою мытарить, у которой и так нервный срыв?

Ольга повернулась и двинулась к выходу.

— Постой!

Жуковская обернулась, встретилась взглядом с Агнешкой.

— Что?

— Пани права. Так делается. Расходы на подобный случай у нас предусмотрены. Тысяча — много, но разговор того стоит.

— Думаешь?

— Знаю. Пани Онищук — пятая из тех, с кем мы пытались договориться о встрече. И то, Оля, мы ей не один раз звонили, пока она уговаривала дочку. Остальные молчат и боятся. Так что мы согласны.

Жуковская пожала плечами.

— Мне-то что.

Татьяна молча протянула руку.

— У нас такое правило — деньги вперед. Все, сразу. Люде укол сделали. Придет в себя, очухается — мы поговорим. В моем присутствии, это условие такое…

— Нормальное условие, — согласилась Агнешка и что-то сказала Юранду по-польски. Тот, кивнув, полез во внутренний карман куртки.

От Ольги не ускользнул блеск в глазах Татьяны Онищук, матери несостоявшейся «Мисс Украина», когда она сперва увидела деньги в руке парня, а потом то, как он пересчитывает купюры. И наконец когда пересчитывала их сама.

Жизнь в Киеве научила Олю Жуковскую выключать на ночь мобильный телефон. Для киевских знакомых, коллег по работе и тем более руководства считалось вполне нормальным позвонить ближе к полуночи по поводу, понятному только звонившему. Если остатки совести все-таки не позволяли кому-то набрать номер после 24:00, ее забрасывали эсэмэсками. И такое «счастье» глубокой ночью могло сообщить о своем приходе противным пикающим сигналом, в то время когда Ольга уже спала.

Но здесь, дома, ее никто не мог побеспокоить. Ритм жизни в Луцке кардинально отличался от киевского, по убеждению Оли, крепнувшему с каждым днем, — в лучшую сторону. Тут все вокруг шло тихо, спокойно, размеренно. Громкий скандал с разоблачением подпольной порностудии стал скорее исключением, отклонением от привычной для местных жителей нормы, чем ежедневной составляющей их бытия. Как в тех же Киеве, Львове, Харькове, Донецке — вот откуда, из городов-миллионников едва ли не ежедневно поступали новости, больше похожие на сводку боевых действий. Тот железный занавес молчания, которым от них отгородились, казалось, все вокруг, Оля пыталась объяснить именно тем, что событие, привлекшее ее и польских коллег в Луцк, стало для города сенсацией со знаком «минус».

Так или иначе, здесь, дома, Ольга, укладываясь спать, не выключала телефон. Не потому, что ей нравилось держать трубку в режиме приема, — просто она могла себе это позволить, получая от подобной мелочи ни с чем не сравнимое удовольствие.

Благодаря этому Жуковская и смогла узнать новость, самую важную для нее на данный момент.

Когда телефон ожил, она, вскочив, заметила: за окном медленно сереет рассвет, то есть наступает раннее утро и, вероятно, нет еще и семи часов. Первая мысль, пронзившая голову: «Я в Киеве, и что-то срочное по работе». К счастью, она моментально улетучилась, Оля поняла, что она дома, в своей постели, повернула растрепанную голову на звук, увидела беснующийся телефон, не желавший прекращать трезвон, протянула руку, взяла трубку, поднесла ближе к глазам.

Пташук.

«Какого черта?» — хотелось выкрикнуть ей, но вместо этого, успокоившись, как ни в чем не бывало ответила: — Да, Саша.

— Они уезжают! — прокричал он ей в ухо. Ольге пришлось даже чуть отвести трубку, чтобы крик не резал слух. — Уезжают они, слышь?

— Доброе утро, — зачем-то ответила Жуковская, чтобы хоть что-то сказать, — она пока не понимала, что происходит.

— Какое доброе! Ты там во сне разговариваешь? Олька, я тебе не снюсь! Они уезжают!

Встряхнувшись и окончательно отогнав сон, Ольга переспросила:

— Кто уезжает? Куда уезжает? Зачем?

— Людка Онищук с мамкой своей! Ночью по телефону на первую маршрутку до Киева два места забронировали!

— Зачем? — Ольга спрашивала механически, в голове вертелись совсем другие мысли.

— Ты у них спроси! Короче, диспетчер на той фирме, ну маршруточной, перевозчики… — Понятно, понятно, дальше!

— Значит, там моя знакомая работает! В смысле, сидела на телефоне, ее смена! Знала, что мы контачим с Людкой Онищук, а Людку весь город знает!

— Ясно. Ты резину не тяни!

— Я объясняю, какие дела! Татьяна заказала два места, а знакомая моя только вот сейчас додумалась мне позвонить! Они, знаешь, почти всегда подтверждают у пассажиров, которые бронируют билеты: едут те или передумали. Потом только прикинула себе так…

— Ладно, мне все ясно! — выкрикнула Оля в трубку, хотя на самом деле поняла слишком мало, кроме одного: надо предупредить Агнешку, что ее главные герои рубят концы. — Откуда едут, от «Луческа»?

Так называлась гостиница на городской окраине, рядом с которой была стоянка междугородных маршрутных микроавтобусов.

— Ну да…

— Ты с машиной?

— Я это… — зависла короткая пауза. — В общем, день рождения вчера… Короче, за руль не сяду… — Идиот! — вырвалось у Жуковской.

— Кто знал! — начал оправдываться Пташук. — Слышь, я тебе сейчас своего таксиста подгоню, знакомого. Он работает, меня домой вез, мы в кабаке загудели.

А машину свою я там же, возле кабака, оставил…

— Текста много! — раздражению Ольги уже не было предела. — Звони своему таксисту, пускай едет ко мне! Я уже готова!

— Ты одетая спала? — у Пташука еще хватало сил на попытки сострить.

— Для особо тупых повторяю: готова буду через пять минут! Быстро, не гуляй… алкоголик!

Чтобы прекратить дальнейшие, никому не нужные препирательства, Ольга сбросила звонок, снова встряхнула головой, окончательно приходя в себя, быстро извлекла из памяти телефона номер Агнешки.

Только бы она не отключала телефон!

Так и есть. Женский голос по-английски объяснил, что в данный момент связь с абонентом невозможна. Закусив нижнюю губу и подумав еще, Ольга решительно набрала номер Юранда. Ее запаса английских слов должно было хватить для того, чтобы до парня дошла суть чрезвычайного происшествия и он принял необходимые меры.

Гудок. Еще один. Третий.

Юранд взял трубку после четвертого, Ольга услышала полусонное:

— Allo, listen to[2].

— This is Olga[3], — Жуковская старательно выговаривала слова. — I urgently need Agnes[4].

— Tak, oczywiscie[5], — перешел он почему-то на польский, и уже меньше чем через минуту в трубке послышался такой же сонный голос Агнешки:

— Что случилось? Что-то важное?

Ольга сама себе удивилась: наверняка ее польские коллеги спят в одной постели, разница в возрасте не помеха, но почему-то об этой стороне их отношений она за все время знакомства и общения с ними так и не задумалась. Конечно же, их постель ее не касается. Вряд ли она вообще кого-либо касается. Но именно сейчас осознание, что Агнешка и Юранд не просто коллеги, но и любовники, несколько сбило ее с толку. Однако, сообразив вдруг: время не просто идет, а уходит стремительно, бессмысленно и необратимо, Ольга отбросила ненужные мысли.

— Люда бежит!

— Какая Люда, куда бежит?.. Постой, ЛЮДА?

Только теперь до Агнешки дошло.

— Почему, что случилось?

— Не знаю пока. У них спросим. Они с мамашей вместе делают ноги!

— Делают… Ах, да! — Ольга услышала, как Агнешка быстро говорит что-то Юранду по-польски, потом она снова перешла на русский: — Их надо остановить!

— Мимо кассы, — выдала Жуковская.

— Мимо чего? Какая касса?

— Ладно, — вздохнула Оля. — Смысла нет, короче говоря. Они уже должны отъехать от вашей же гостиницы. Если уже не уехали… Скорее всего, поехали.

— Давно?

Ольга скользнула взглядом по циферблату настенных часов.

— Минут пятнадцать назад. Или двадцать. Или тридцать.

Снаружи, за окном, прогудела машина.

— За мной такси приехало, — Ольга встала. — Выходите на улицу, ждите меня. Буду минут через десять.

Тут ехать недолго, здесь у нас все рядом.

Она влезла в джинсы, натянула свитер прямо на футболку, в которой спала, подхватила сумочку и выбежала из своей комнаты. Мама, разбуженная странным движением в доме, стояла в дверях супружеской спальни. Она попыталась что-то спросить, но Оля пропустила ее слова мимо ушей, даже не расслышала, чего мать хочет. Влетела в ванную, брызнула водой на лицо, сунула ноги в кроссовки, только потом сообразив: обулась на босу ногу, сдернула с вешалки куртку и, отмахнувшись от ненужных вопросов, вылетала из дому.

Таксист, наверняка предупрежденный, куда ехать, сразу стартонул с места. А когда Ольга полезла в сумочку за деньгами, предупреждающе поднял руку:

— Ты не спеши. Сашко ваш мне по жизни должен. Рассчитаемся.

Вести машину Юранду было легко. Он пока еще плохо, как любой приезжий, тем более иностранец, ориентировался на местности. Но сейчас перед ним стояла довольно простая задача: догнать маршрутку, идущую на Киев по трассе. Другой дороги просто не было, нужно было двигаться в одном направлении — туда, откуда они недавно приехали.

К тому же они получили дополнительную информацию, вне всяких сомнений, она должна была помочь. Водитель следующей маршрутки, отходящей на Киев через час после первой, пояснил: коллега минут на десять задержался. Обычно так не делается, у них движение четко по графику, но в этот раз позвонил какой-то пассажир, сказал, задерживается, умолял его подождать, и человеку пошли навстречу. Так что на момент, когда Ольга подкатила к гостинице, а Юранд с Агнешкой уже ждали ее в машине, беглянки находились в пути не час, как прикинула Жуковская, а всего минут сорок.

Конечно, водитель будет нагонять время, ведь график движения никто не отменял. Однако преследователи все равно имели преимущество: маленький автобус, перевозящий людей, так или иначе обязан ехать медленнее и не мог себе позволить мобильности. Особенно после дождя, прошедшего ночью. Короткого, но сильного — асфальт еще не успел высохнуть.

Юранда же легкие последствия дождя не останавливали. К тому же он если не видел пока перед собой цели, то наверняка знал, кого догоняет — номер маршрутки им сообщили. Перепутать или ошибиться было невозможно. Надо лишь прибавить газу, старясь не превышать допустимой скорости, дабы не попасться гаишникам, и внимательно смотреть на дорогу.

Разумеется, самое первое, простое и логичное действие, которое они предприняли, — попытались дозвониться до Татьяны Онищук. Номера телефона самой Люды, главной фигурантки, у них по понятным причинам не было: родители просто никому его не давали. Как и подозревала Жуковская, свою трубку Онищук отключила. На всякий случай набрали номер отца — тот же результат. У Оли был еще номер домашнего телефона, однако, судя по монотонным гудкам, его тоже выключили, на всякий случай. Поэтому иного выхода не было, план «Б» не предусматривался, пришлось отправляться в погоню, на перехват.

Когда они рванули с места, Ольга поняла: фотограф Юранд Чинский наверняка хороший специалист, профессионал в своем деле. А вот водительские способности раскрывает только теперь. «Надо будет при случае спросить, не собирался ли парень сделать карьеру профессионального автогонщика», — про себя подумала Ольга. А пока что она вжалась в спинку заднего сиденья, напряженно отдавшись дороге и погоне.

Они ехали молча. Никто из троих даже не пытался заговорить, каждая пара глаз напряженно всматривалась вперед. Машина пронизывала серый октябрьский рассвет, легко обходила идущие впереди легковушки, минивэны и фуры. Им уже удалось догнать и, убедившись в том, что номера другие, оставить позади несколько похожих маршруток.

Нужную настигли ближе к Ровно. У въезда в город транспортный поток на трассе становился интенсивнее, здесь водителям приходилось сбрасывать скорость. Это сыграло на руку преследователям: маршрутка, которую они догоняли, показалась впереди. Время погони заняло около часа. Как дальше действовать, никто из троицы понятия не имел. Но выбор планов был невелик. Юранд, чуть прибавив скорости, обогнал несколько автомобилей, которые отделяли их от микроавтобуса, выровнял свою машину слева от него, напротив водительской кабины, несколько раз посигналил.

Сначала водитель не понял, что гудят ему. Потом, увидев, как интенсивно жестикулируют две женщины, что-то от него требуя, он, не опуская стекла со своей стороны, кивнул, как бы спрашивая: чего, мол, надо. Агнешка и Оля продолжали махать руками, Юранд — гудеть. На них уже стали обращать внимание, и водитель наконец опустил-таки стекло, высунул голову и выкрикнул:

— Чего привязались?

Агнешка, сидевшая впереди, тоже опустила стекло:

— Стойте! Стойте! Остановитесь!

— Какого черта! Чего надо?

— Очень важно! Стойте!

Пожав плечами, водитель поднял стекло, увереннее устроил руки на руле и прибавил газу.

Юранд, закусив нижнюю губу, сделал то же самое. Опасность создавшейся ситуации состояла в том, что подобная гонка могла привлечь внимание стражей дорожного порядка, и в таком случае пришлось бы многое объяснять. Но видимо, Ольге Жуковской и остальным этим утром улыбалось счастье: гаишников в поле зрения не оказалось, а движению на трассе они пока особых проблем не создавали.

У Юранда было бесспорное преимущество, которым тот не преминул воспользоваться: маршрутка все-таки не могла увеличить скорость, как бы того ни хотелось водителю. Поляк же без особых сложностей вырвался вперед, обогнал преследуемого метров на двести, пропустил идущий между ними пикап, а потом вывернул руль вправо, плотно заняв место и оказавшись точно впереди микроавтобуса. Какое-то время они шли так, водитель маршрутки даже дал короткий сигнал для профилактики. Но Юранд не обратил на это внимания, чуть сбавил скорость и внезапно полуразвернул машину, перекрывая микроавтобусу ход.

Ольга, хотя сама машину не водила, прекрасно поняла суть маневра. Юранд обозначил намерение перекрыть движение на всей трассе, что не понравится никому. Разумеется, на таран водитель маршрутки не пойдет — это же не воздушный бой. Времени для принятия единственно верного решения Юранд ему не оставил, а водитель, в свою очередь, такое решение принял: свернул вправо, ближе к обочине, давая понять: гонку проиграл, готов выяснить отношения.

Как только он так сделал, Юранд вновь двинулся с места, также выруливая на обочину. И притормозил, практически не парализовав движения. Если кто-то из водителей машин, идущих следом за маршруткой, что-то и почувствовал, то быстро успокоился, когда критичная ситуация не получила неприятного развития.

Теперь расстояние между ними составляло не более ста метров. Мужчина, сидевший за рулем маршрутки, выскочил первым и даже прихватил монтировку, наверняка собираясь устроить хулиганам серьезную разборку. Юранд тоже вышел из машины, но идти навстречу не спешил. Не потому, что испугался разъяренного водителя, — просто объясниться с ним поляк мог либо на родном языке, либо по-английски, либо языком жестов. Ни один вариант бы не сработал против разводного ключа. Вместо Юранда к остановленной маршрутке направились Ольга с Агнешкой, причем Жуковская поймала себя на мысли: совершенно не чувствует страха, хотя в подобных ситуациях испуг — абсолютно нормальное чувство. Агнешка также умело скрывала свои эмоции. Оле пришла в голову неожиданная мысль: польская коллега сейчас целиком и полностью надеется на украинскую, ее знание психологии местных людей и, как следствие, умение вести с ними переговоры.

— Я поубиваю вас тут сейчас! — заорал водитель на ходу, потрясая импровизированным оружием.

— Нам поговорить надо! — выкрикнула в ответ Оля, выставив при этом руку перед собой, словно защищаясь. Однако в голову сразу пришла другая мысль, и она подняла обе руки на уровень плеч, демонстрируя тем самым, что сдается, сопротивляться не собирается, готова отдаться на милость победителя.

То ли этот жест покорности и одновременно доброй воли возымел действие, то ли мужчина из маршрутки понял наконец, что лупить женщин монтировкой не стоит, — так или иначе, но он опустил руку. Хотя продолжал пылать гневом.

— Слышь, девки, что тут за игрушки у вас?

— Извините! — быстро проговорила Оля. — Простите нас, но такие обстоятельства… Так получилось… — Что у вас там получилось? Дуры вы, я так себе вижу!

— Нам срочно нужно поговорить с двумя вашими пассажирками.

— Я здесь каким боком?

— Никаким, — признала Ольга и дальше ляпнула совершенно, как ей показалось, глупую в своей простоте фразу: — Вы их просто везете.

— Везу, — согласился водитель. — А вы мне мешаете работать! — И лишь после паузы, прокрутив что-то в голове, спросил наконец с долей подозрительности: — Кого это я везу такого важного, интересно?

— Можно, мы сами с ними поговорим? — вступила Агнешка.

Услышав иностранный акцент, водитель чуть снизил градус собственной агрессии. Даже зачем-то спрятал руку с монтировкой за спину.

— У меня график вообще-то. Начальство штрафует…

Агнешка сунула руку в задний карман джинсов, вытащила несколько сложенных розовых купюр («По двести гривен», — машинально отметила Оля) и протянула водителю.

— Компенсация.

Тот, не мешкая ни секунды, даже не дав себе времени обдумать ситуацию, просто взял деньги. Сунул в боковой карман своей потертой джинсовой куртки, зачем-то оглянулся по сторонам, словно подозревая за собой слежку, причем, похоже, с воздуха. И только потом пожал плечами, сделав шаг в сторону:

— Ладно. Если сильно надо. Только это… времени все равно мало… Как-то там шустрее разбирайтесь…

Войдя в салон, Оля сразу же увидела обеих Онищук: мать и дочь сидели в третьем ряду, плечом к плечу, разве что Люда чуть опустилась вниз, будто стараясь спрятаться от посторонних глаз. Татьяна же встретила взгляд Ольги прямо, смотрела на нее вызывающе, даже выдержала ее взгляд, но, как и дочь, промолчала.

— Чего случилось? — поинтересовался кто-то, перекрикивая голоса одесситки тети Песи и ее великовозрастного сына-толстяка Эмика — пассажирам в качестве лекарства от дорожной скуки включили известный сериал «Ликвидация».

— Сейчас поедете дальше, — успокоила их Жуковская, сделала несколько шагов по узкому проходу, приблизившись к матери и дочери, и укоризненно произнесла:

— Зачем же так, Татьяна? Мы договаривались…

— Ни о чем мы не договаривались! — огрызнулась та в ответ. — Оставьте нас в покое, я еще вчера просила.

— Люда… — обратилась Оля к притихшей девушке, но мать, словно хищная птица, защищающая гнездо, подалась влево, закрывая дочь своим телом и отгораживая ее от посторонних.

— Не надо девочку трогать! Со мной говорите!

— Люди смотрят, — как можно спокойнее сказала Жуковская. — И слушают.

— Пускай все слышат, как вы мне надоели! Как достали нас и нашу семью своими…

— Хватит! — теперь Оля чуть повысила голос. — Мы в самом деле задерживаем людей, других пассажиров. И наши дела никому не интересны. Давайте выйдем, поговорим… Ровно пять минут, обещаю.

— Никуда я с вами не пойду! — отрезала Татьяна.

— Напомнить, почему мы здесь?

Вздохнув, Татьяна обреченно выбралась в проход, двинулась к выходу. Агнешка вышла первой, пропуская ее. Ольга, еще раз бросив полный жалости взгляд на Люду Онищук, проговорила, обращаясь к остальным пассажирам:

— Извините нас, — и добавила, сама не зная зачем: — Такие дела… Личные…

— Так решайте! — послышался с заднего сиденья мужской голос. — У меня поезд вообще-то!

Когда все трое вышли из маршрутки, Агнешка легонько взяла Татьяну за локоть, отводя к обочине. Та агрессивно вырвала руку. На своих собеседниц смотрела с неприкрытой враждебностью.

— Мы не будем сейчас выяснять отношения, — начала Жуковская. — У нас нет отношений. Не хотите общаться — дело ваше. И мы с Агнешкой вас прекрасно понимаем. Вы отказались, как и остальные. Сперва согласились, потом — передумали. Бывает.

— Бывает, — охотно кивнула Татьяна, почувствовав, что ее готовы понять и даже простить. — Для чего гонки устраивать?

— Вы деньги взяли, — отчеканила полячка. — Вам заплатили, сколько вы захотели.

— Мало! — не сдержалась Татьяна.

— Может быть, — легко согласилась Агнешка. — Только вы, пани, назвали именно такую сумму. И получили ее. Кто может гарантировать, что, если бы вам дали больше денег, вы так же не сбежали бы с ними? Это — нечестная игра, пани Онищук.

Помолчав, Татьяна ухмыльнулась.

— Слушайте, тетки, а кто видел, что я у вас деньги брала? Может, я расписку вам дала? Или вы с собой юристов приводили? Не докажете! Понятно? Не дока-же-те!

— Никто не собирается доказывать. Передумали говорить — просто верните деньги.

— Какие деньги? — Татьяна сделала круглые глаза. — Какие деньги? Откуда они у меня? Мы все потратили, за участие в конкурсе красоты нас чуть ли не догола раздели! Вы были у нас дома, видели, как мы живем! Муж безработный…

— Стоп! — Оля жестом прервала ее словесный поток. — Хватит. Агнешка, мы станем требовать с нее деньги?

— Не вижу теперь смысла, — покачала полячка головой.

— Вот, правильно! — Татьяна радостно потерла руки. — Теперь оставите нас в покое?

— Да, — кивнула Агнешка. — Претензий никаких. Скажите только, зачем вы взяли деньги и решили сбежать.

— Какие…

— Вы взяли деньги, пани, — жестко повторила Агнешка, перебив ее. — Мы не собираемся у вас их отнимать. Почему вы сбежали с деньгами?

— Давно хотели, — сдалась Татьяна, с лица которой сползла улыбка, — давно думали выехать из Луцка хоть на время. У нас родня под Черниговом. Часть денег мужу оставила, часть с собой беру. Пускай Люда посидит там хотя бы месяц, пока все забудется.

— Думаете, забудется?

— Очень на это надеюсь.

— И что, тысячи долларов хватит на все про все?

— Других денег все равно нет, — женщина развела руками. — Только предупреждаю сразу, в следующий раз я этого нигде уже и никому не скажу. Вы не обеднеете, а у нас другого шанса не будет.

Агнешка вздохнула.

— Я не вижу смысла продолжать разговор, Оля.

— Я тоже, — согласилась Жуковская. — Езжайте дальше, езжайте, куда хотите. Только вам придется вернуться обратно, рано или поздно. Или вы совсем собрались бежать из Луцка?

— То уже не ваше дело! — вызывающе сказала Татьяна Онищук.

Больше говорить было и впрямь не о чем. Ольга и Агнешка, не сговариваясь и даже не попрощавшись, повернулись и двинулись обратно к своей машине. В салон уселись молча, подождали, пока маршрутка проедет мимо них дальше, Юранд даже махнул ей вслед.

После этого завел мотор, добрался до первого знака поворота, развернулся и направил автомобиль обратно в Луцк.

— Спасибо, — рука устроившейся напротив девушки потянулась к предложенной пачке сигарет, но быстро отдернулась.

— Что? — спросила Агнешка. — Пани не курит дамские? Пани любит крепкие, мужские?

— Пани нравится все. Просто пани бросает курить, — последовал ответ.

Жуковской не очень нравилось, как ее польская коллега с самого начала повела разговор с новой знакомой. Понятно, ее уже один раз обманули. Как говорится, кинули на деньги. Однако это совсем не значит, что с другими девушками, внезапно давшими согласие побеседовать, надо держаться холодно, строго, даже иронично. Учитывая непростые обстоятельства, вокруг которых клубился густой туман тайн, новая знакомая могла решить: к ней относятся с определенной долей пренебрежения.

Конечно, может рассуждать девушка, кто они, а кто она в их глазах. Они ухоженные, даже успешные каждая в своей профессии тетки, хотя, по прикидкам Ольги, собеседница всего-то лет на десять-двенадцать моложе ее и годится в младшие сестры. Но Жуковская опять поставила себя на место этой девушки. И вновь увидела за столиком в кафе, расположенном на одной из городских окраин, трех женщин разного возраста. Одна из которых — лучанка, загнуздавшая Киев, другая — варшавская пани, которая даже выглядит иначе, чем киевская, но все равно обе столичные жительницы чем-то похожи. Третья — девчонка из древнего, однако провинциального города, у которой теперь, после всего, нет будущего.

Точнее, такого будущего, о котором она, безусловно, мечтала с юных лет, как всякая девочка, только-только научившаяся мечтать. Возможно, у нее был шанс. Или даже не так: девушка сама приняла за шанс тот путь, который вел в никуда. Теперь из этого никуда она должна двигаться либо вперед, по той же дороге, либо подальше отсюда. Туда, где не нужно прятаться и отсиживаться какое-то время по примеру Люды Онищук. Девушке хотелось переродиться. Сбросить с себя кокон, как это делают гусеницы, превращаясь в беззаботных бабочек. И кокон этот — прошлое, совсем недавнее, о чем не хочется вспоминать.

Только вот мечты о перезагрузке собственной биографии так и останутся мечтами. В глазах девушки Ольга читала: та прекрасно понимает, что с ней произошло. Отдает себе в этом отчет, видит перед собой примеры более взрослых женщин, похожей на которых она, скорее всего, никогда не станет, и сбежать, подобно Люде Онищук, пускай даже на время, не сможет.

Опыт социального работника, полученный Ольгой, сейчас безошибочно подсказывал ей: после всего пережитого минимум за последний год эта девушка, согласившаяся на встречу с ними сама, без всяких уговоров с их стороны, стала старше. Возраст человека никак нельзя определить, отталкиваясь от указанных в паспорте года и месяца рождения. Таких примеров масса, Ольга имела возможность в этом лично убедиться.

Она видела десятилетних девочек, у которых, казалось, никогда не было детства, ведь обычные и привычные детские игры заменял ежедневный уход за матерью-алкоголичкой. Такие девочки в рассуждениях и понятиях о жизни могут дать фору взрослым, которые, как им казалось, достаточно умудрены жизнью. Знакомилась она с тринадцатилетними пацанами, способными смело разговаривать с дружками беспомощных отцов, мелкими воришками и наркоманами, и дружки часто после таких разговоров старались обходить парнишек стороной. Сами же мальчишки, редко появляясь в школе, а чаще всего — совсем забросив ее, не только находили честный способ зарабатывать, но и, бывало, договаривались о работе для папаш. В то время как их матери не видели ничего и никого вокруг себя, ежедневно ходили на работу с копеечной оплатой.

Да, эти дети рано взрослели. И рано умнели.

Впрочем, по поводу «умнели» у Ольги часто возникал ряд вопросов. Можно ли назвать слишком умным того, кто сознательно, ради сиюминутного и краткосрочного решения денежных проблем или получения некоего сомнительного удовольствия, готов был сломать собственную жизнь? Почему такие взрослые дети ничему не учатся, не принимают во внимание печальный опыт родителей-неудачников или окружения, часто состоящего из таких же вот лузеров? Вопросов в то время у Ольги появилось значительно больше, ответов на них она никогда не находила, но это не значило, что Жуковская не пыталась их найти.

Вот как она объяснила сама себе, почему решила помогать Агнешке Збых заниматься тем неблагодарным во всех отношениях делом и (что сейчас намного важнее!) желание найти ответы на некоторые из подобных вопросов, которое прочитывалось в глазах сидевшей напротив них девушки.

Ничего особенного новая знакомая из себя не представляла. Но только на первый взгляд. Ольга, увидев ее, сразу это поняла и очень надеялась: то же самое не ускользнуло от внимания Агнешки. Девушка сделала с собой все возможное, чтобы как можно меньше привлекать внимание окружающих. Оделась в джинсы, спортивные тапочки, больше похожие на кеды, чем на кроссовки, мешковатый серый свитер, максимально скрывавший очертания груди. Образ неприметной провинциалки довершала такая же неброского цвета курточка, которую можно купить на первом попавшемся рынке.

Немаловажно то, что девушка почти не пользовалась косметикой и коротко постриглась. Если наблюдать за ней, идущей по улице, издалека, то она определенно не будет отличаться от мальчишки. Еще бы сигарету в зубы…

Вывод, согласно которому девушка, по личному определению Ольги Жуковской, сознательно обезличила себя, сложился очень просто. Там, где она оказалась на целых шесть месяцев, ценится прежде всего яркая внешность и соответствующая фигура. На девушек в той сфере смотрели как на товар. Ну а всякий товар должен иметь товарный вид. В конце концов эту девушку среди прочих отобрало модельное агентство «Глянец», а безликих девчонок туда не пустили бы дальше входной двери. «Значит, — мысленно сказала себе Оля, — прежде, не так уж и давно, новая знакомая была если не типичной красоткой, то уж никак не тем гадким утенком, представшим перед нами здесь и сейчас». Возвращаемся к тому, с чего начали, — нынче девушка не хочет казаться красивой.

«Психологу бы тут поработать», — мелькнуло в голове Жуковской…

— Почему вы согласились? — спросила она, почувствовав, как затянулось молчание.

— Я пока ни на что не соглашалась, — парировала девушка.

— Как? Вы же приехали… Позвонили сами…

— Приехала, — кивнула она. — Позвонила. Не вам, тому парню… Вашему дружку…

— Дружок — это собачья кличка, — вырвалось у Ольги. — Саша Пташук — мой старый товарищ и коллега. И давайте вообще сначала начнем, ладно?

— Что вы хотите начать? — последовал наполненный откровенным равнодушием вопрос.

— Разговор, — вздохнула Жуковская, окончательно убедившись: с этим ежиком пойдет не так просто. — Беседу. Вы же для этого приехали?

— Давайте на «ты», — предложила она, тут же исправившись: — В смысле, вы меня на «ты». Я вас — на «вы». — Если так удобнее… — Да, так удобнее.

— Хорошо, — легко согласилась Ольга. — Только вопрос все равно как был, так и остался: почему ты сначала отказалась от встречи с нами, как все остальные, а теперь вот сама вышла на контакт?

— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Что, должна быть причина?

— Наверняка.

— Почему?

— Потому, — терпеливо повторила Жуковская, — что ты сперва не захотела общаться. Теперь перехотела. Позвонила Пташуку сама, попросила, чтобы тот связался с нами, назначила место встречи. У тебя что-то изменилось?

Сноски

1

Извините! (пол.)

2

Алло, слушаю (англ.).

3

Это Ольга (англ.).

4

Мне срочно нужна Агнешка (англ.).

5

Да, конечно (пол.).

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.