Семья Брэг (№4) - Темный огонь

— Джон, как хорошо, что вы зашли!

Он шагнул вперед и склонился над ее рукой, тепло и внимательно посмотрев на нее.

— Вы и вправду рады? Как вы поживаете, Джейн? Джейн жестом пригласила его сесть.

— Думаю, неплохо, — ответила она, избегая его взгляда. Линдлей коснулся пальцем ее подбородка, заставив повернуть голову.

— У вас утомленный вид, вы как будто не спали, — мягко сказал он, не спеша убрать руку.

Джейн вспыхнула. Ей очень хотелось пожаловаться Линдлею, но она ни за что не стала бы этого делать. Она не могла предать мужа, рассказав постороннему человеку о своих семейных проблемах, — как бы сильно ни нуждалась она в дружеской поддержке.

— Просто мне снились кошмары.

Вошел Томас, катя перед собой серебряный столик с закусками и напитками. Линдлей опустил руку, Джейн выпрямилась. Она порозовела, не зная, что подумает о ней Томас.

— Принести еще что-нибудь, миледи? — спросил Томас, и его взгляд утратил обычное бесстрастное выражение.

— Нет, пока ничего не нужно, — сказала Джейн, чувствуя себя виноватой. Но из-за чего? Она не сделала ничего плохого, она просто встретилась со старым другом. Впрочем, она прекрасно знала, в чем тут проблема: в том, что Линдлей по-прежнему испытывал к ней влечение.

Все равно об этом узнают рано или поздно, думал граф. Так пусть это произойдет прямо сейчас.

В парке им встретилось уже немало экипажей и всадников, и все они таращили глаза на экипаж графа Драгморского с его дерзкими черно-золотыми гербами. Ник сидел сбоку, а рядом с ним в детском креслице расположилась Николь. Напротив пристроилась Молли, не сводившая глаз с малышки. Николь трясла погремушку и заливалась счастливым смехом. Все встречные оборачивались, чтобы как следует рассмотреть удивительную картину. Граф ни на кого не обращал внимания, и когда ему надоело сидеть сбоку, он, не задумываясь, устроился поудобнее, усадив Николь к себе на колени. Николь, придя из-за этого в полный восторг, не замедлила сообщить всему миру о своей радости, завизжав во все горло.

К их коляске осторожно подъехал ближе чей-то экипаж. Графа это не удивило; наоборот, он как раз и ожидал, что кто-то обязательно наберется храбрости, чтобы заговорить с ним. И вот рядом оказался кабриолет с гербом Хэддерли, и Ник увидел молодую графиню, недавно вышедшую замуж, а с ней какую-то из ее подруг и знакомого ему барона.

— Доброе утро, милорд! — графиня одарила Ника сверкающей улыбкой и во все глаза уставилась на Николь.

— Доброе утро, — спокойно ответил Шелтон, никак не реагируя на то, что вся троица слишком уже бесцеремонно таращилась на него и его дочь.

— Чудесный день для прогулки, — бодро продолжила графиня.

— Согласен.

— Осмелюсь ли я спросить, что это за ребенок у вас на коленях?

Граф, как будто не замечая сарказма в голосе леди, ответил благодушным тоном:

— Это моя дочь Николь.

— Дочь! — одновременно воскликнули обе дамы, задохнувшись от изумления.

— Н-но… — взволнованно забормотала очаровательная графиня. — Я… я и понятия не имела, что у вас есть дочь, сэр!

Графу очень хотелось сказать: «Я тоже понятия не имел», — но он благоразумно промолчал. Внезапно графиня что-то сообразила, и ее глаза стали похожи на блюдца.

— И ее мать — ваша жена?

— Это ведь вполне естественно, не так ли? — спокойно сказал Ник.

Графиня была до глубины души потрясена новостью.

— Всего доброго, — с вежливой улыбкой кивнул ей граф. И приказал кучеру ехать побыстрее. Любопытная компания осталась позади.

Итак, дело было сделано. Существование Николь перестало быть тайной. Она его дочь, в один прекрасный день должна будет войти в общество. Граф радовался тому, что сейчас Николь слишком мала, чтобы понимать, какой скандал вызвало ее рождение. Ну а когда она вырастет, все уже давным-давно забудется. Граф поднял взгляд и увидел, что Молли смотрит на него весьма неодобрительно.

Он чуть было не принялся объяснять горничной, зачем он так поступил, но вместо этого нахмурился, и Молли тут же смущенно покраснела и отвернулась. А граф распорядился везти его назад, на Тависток-сквер.

Глава 38

Первым, что увидел граф, приблизившись к дому, был экипаж Равесфорда, стоявший на подъездной дороге; кучер и лакей Линдлея болтали в сторонке, ожидая хозяина. В душе графа все перевернулось. Он передал дочку Молли и, не ожидая, пока кучер откроет дверцу, выскочил из коляски и бегом направился в дом.

Молли с девочкой поспешила наверх, а граф остановился в холле. До него донесся нежный смех Джейн. Счастливый смех. В его присутствии Джейн так не смеялась… Граф мрачно повернулся к Томасу.

— Давно приехал Линдлей?

— Сразу после того, как вы отправились на прогулку, милорд, — Томас даже чуть фыркнул от явного неодобрения происходящего.

Ник почувствовал, как в нем закипает гнев.

— Ты сказал ему, что меня нет, что я вернусь не раньше, чем через час?

— Он хотел видеть миледи Джейн, милорд, — объяснил Томас.

Гнев Ника усилился. И к нему добавились ревность и подозрения. Так, значит, Линдлей явился с визитом к Джейн? И надо же ему было приехать именно тогда, когда его не было дома! Он что, выжидал где-нибудь неподалеку? Граф постарался отогнать самые непристойные мысли, твердя себе, что впадает в излишнюю подозрительность. Но, черт бы их всех побрал, он не позволит своему лучшему другу наставлять ему рога прямо в его доме!

Широко шагая, он направился в утреннюю гостиную.

Они сидели на одном диване, правда примерно в футе друг от друга. Линдлей рассказывал что-то веселое, и Джейн улыбалась. Они выглядели такими близкими, устроились так уютно. При виде графа Линдлей умолк на полуслове, а улыбка Джейн внезапно растаяла. Да, похоже, они ему не слишком обрадовались. Граф натянуто улыбнулся:

— Привет, Линдлей! Равесфорд встал:

— Привет, Шелтон. — Но он не улыбнулся.

— Вот сюрприз так сюрприз, — саркастическим тоном протянул граф, переводя взгляд с Линдлея на Джейн. Джейн в розовом домашнем платье выглядела на редкость привлекательно; ее светлые сияющие волосы падали на плечи, обрамляя прелестное лицо. Она чуть порозовела. Неужели от поцелуев Линдлея?

— Выпьешь чаю? — вежливо спросила Джейн.

— Боюсь, я вам помешал, — с горечью произнес граф, внимательно вглядываясь в Линдлея. — Ведь помешал, правда?

Линдлей сунул руки в карманы.

— Нет, Ник, ты ничему не помешал, — тихо ответил он.

— Нет? Забавно, но мне так показалось. У вас был такой вид… — Его глаза вспыхнули серебряным огнем.

— Не будь дураком, — воскликнула Джейн вставая. — Твой лучший друг пришел, чтобы засвидетельствовать свое почтение, а ты… Я твоя жена, тебя не было дома. В чем дело? Неужели мне следовало выставить его?

— А ты бы это сделала, Джейн? — резко спросил граф. Линдлей чувствовал себя неловко.

— Пожалуй, мне лучше уйти, — сказал он.

Графу хотелось рявкнуть: «Прекрасная мысль!» — но он промолчал. Он лишь окинул Линдлея взглядом.

— Что вдруг заспешил? Останься, пожалуйста. Похоже, моей жене нравится твое общество. — Он ухмыльнулся.

— У меня еще назначено несколько встреч, — сказал Линдлей и склонился над рукой Джейн. К счастью для него, он не коснулся ее губами. Потом, неуверенно (виновато, как показалось Нику) кивнув, он вышел.

Джейн сжала кулаки; на ее щеках запылал жаркий румянец.

— Ты нестерпимо груб!

— Груб? Я же пригласил его побыть здесь еще.

— Ты его выгнал!

— Я помешал твоим планам? — с угрозой в голосе поинтересовался Ник.

— Планам? Я не понимаю, о чем ты говоришь!

— Не понимаешь? А почему ты так разозлилась из-за его ухода? Или из-за моего возвращения?

— Ты грубиян! Я злюсь потому, что ты безобразно обошелся со своим лучшим другом! Потому, что ты вел себя ужасно! — закричала Джейн.

— Да какое тебе дело до моего поведения? — Ему хотелось услышать, что ее беспокоит его поведение просто потому, что он — ее муж… но ему пришлось разочароваться.

— Какое дело? Да такое, что Линдлей — наш друг, и он гость в нашем доме!

— А, так Линдлей и твой друг тоже, да, Джейн? Ах, как же я мог забыть! Он же увивался за тобой задолго до нашего венчания! Как я мог забыть? Он знал, где ты живешь, но мне не сказал об этом ни слова. Знал о Николь, но скрыл это от меня. Вы были очень близки, не так ли? И давно ли он твой друг?

Джейн отпрянула, задохнувшись.

— Ты отвратителен!

Он стиснул кулаки, пытаясь совладать с собой; ему очень хотелось как следует встряхнуть Джейн.

— Давно ли он стал твоим другом, Джейн?

Джейн сжала губы, ее глаза пылали; вскинув голову, она уставилась на Ника.

— Я не позволю, чтобы мне наставляли рога в моем собственном доме, — прошипел он сквозь стиснутые зубы, хватая Джейн за плечо.

Она вывернулась, тяжело дыша.

— Не прикасайся ко мне!

— А ему можно к тебе прикасаться? Ему ты позволяешь! А что еще ему позволено?!

Джейн размахнулась и закатила ему основательную пощечину.

Ошеломленный граф, замер; Джейн тоже была испугана. И в гостиной воцарилось тяжелое молчание.

Потом Джейн вдруг судорожно вздохнула, ее губы задрожали, и она отступила на шаг назад:

— И-извини…

Он злобно скривил губы.

— Опоздала, — рыкнул он и схватил жену.

Ее протестующий крик был заглушен его губами. Он стиснул Джейн в железных объятиях и впился в ее рот, с силой раздвинув ее губы, ворвавшись языком внутрь. Джейн даже пискнуть была не в силах. Сжав ладонью одну из ягодиц жены, он прижал Джейн к своему вздувшемуся паху. А потом ладонь Ника скользнула по ее спине, лаская, гладя… а его губы смягчились. И Джейн смягчилась. Он почувствовал, как она раскрывается ему навстречу, как ее язык осторожно касается его языка. Застонав, он стал целовать ее еще крепче, он готов был проглотить Джейн. А она страстно прижалась к нему.

Ник совсем утратил способность связно мыслить.

Не отрываясь от губ Джейн, он опустился на колени, увлекая жену за собой. Она не сопротивлялась. А когда он опрокинул ее на спину, ее ноги сами собой раскинулись, давая Нику возможность очутиться там, куда он стремился. Это было нестерпимым наслаждением. Ник готов был взорваться в любую секунду.

— Джейн! — прошептал он, зарываясь лицом в ее волосы, прижимаясь к изгибу шеи… и, дрожа, потянулся к ее юбке. Он слышал ее тяжелое, неровное дыхание. Когда его рука коснулась ее обнаженного колена, Джейн задохнулась. Когда он положил ладонь на внутреннюю поверхность ее бедра, она застонала и выгнулась. Он дерзко прижал пальцы к ее горячей женской плоти и почувствовал, что она повлажнела. Повлажнела для него. От его ласк.

— Джейн, Джейн… — услышал граф собственный прерывистый голос, и его рука скользнула под шелк белья, коснувшись пылающей кожи.

Джейн закричала, цепляясь за него, сжимая его в объятиях, судорожно извиваясь… она сгорала от желания.

Он не мог больше ждать. Он резким движением расстегнул бриджи и услышал:

— Николас, Николас!

Это было рыдание, это была мольба…

Он отыскал ее губы и, выпустив на свободу свое естество, вонзился в жену. Он почувствовал горячую, обжигающую, нестерпимо сладкую тесноту… ему было так же тесно в Джейн, как в самый первый раз… и он знал, что погиб.

— Нет! — закричал он, погружаясь в нее. — Нет, нет, я не хочу кончать, не сейчас… — И в то же мгновение он извергся в нее, и семя все выплескивалось и выплескивалось. И сквозь туман пылающего экстаза он слышал ее голос, выкрикивающий его имя, и ощущал, как она сжимает его в объятиях и как сжимается вокруг него — снова и снова.

Глава 39

Джейн наконец опомнилась и поняла, что лежит на жестком полу.

А на ней лежал теплый и тяжелый граф. Его лицо прижималось к шее Джейн, она чувствовала его влажное, горячее дыхание, чувствовала его губы, слышала тяжелое биение его сердца у своей груди. Граф крепко обнимал Джейн, и он все еще был внутри ее.

О Боже!..

Джейн ощутила, как к ее глазам подбираются слезы, грозя вот-вот выплеснуться наружу. Ей неудержимо хотелось разрыдаться. Джейн боролась с собой, как никогда в жизни, — она не могла заплакать у него на виду. Не сейчас.

Неожиданно граф перекатился в сторону, лег на спину и мгновенно затих. Джейн не понимала, почему ее сердце терзает такая боль. Если бы она не держала себя в руках, она давно бы уже истерически рыдала. Но почему? Просто потому, что она любила этого прекрасного и гневного человека? Потому, что он женился на ней ради их дочери, а не ради нее самой? Потому, что сейчас он овладел ей лишь из-за гнева, ревности и похоти? Джейн была смущена и расстроена, ее чувства спутались, и она никак не могла разобраться в них.

Она чуть шевельнулась, желая вытереть слезы, пока граф не заметил их.

Граф внезапно встал. Джейн услышала, как он пересек комнату и захлопнул дверь. А Джейн и не замечала до сих пор, что та раскрыта. Джейн отвернулась; по ее щекам медленно сползали слезы. Она чувствовала, что Ник смотрит на нее.

— Боже… — испуганно прошептал он. — Джейн… я что, сделал тебе больно?

Джейн боялась раскрыть рот; она лишь отрицательно покачала головой. И она боялась смотреть на него мокрыми глазами.

— Прости, — хрипло пробормотал он.

В его голосе прозвучала такая боль, что Джейн тут же приподнялась на локте и взглянула на Ника. Его лицо было напряженным и измученным. Он потирал грудь ладонью, словно у него болело сердце.

— Прости, — повторил он, и Джейн поняла, что он казнит себя за случившееся.

Она хотела возразить; ей невыносимо было видеть его таким. Он посмотрел на нее, и его глаза расширились.

— Почему ты плачешь? Ч-черт!

И тут же он отвернулся, и Джейн увидела, как ссутулились его плечи.

— Я задал идиотский вопрос! — Он не хотел поворачиваться к ней лицом. — Прости. Это не повторится… я обещаю.

— Ты не виноват, — сказала Джейн вставая. Она колебалась; ей хотелось утешить его. — Мы оба взрослые люди. Я ведь не пыталась остановить тебя.

Он не шевельнулся. Джейн услышала, как он выругался под нос. Джейн смотрела на густые пряди волос, спадающие ему на шею. Она неуверенно подошла к графу и положила руку ему на плечо. Он вздрогнул как от удара.

— Не трогай меня! Джейн отшатнулась.

— Я обещаю тебе, — хрипло повторил граф поворачиваясь. Его глаза потемнели от боли, от глубокого внутреннего страдания. — Я пришлю к тебе Молли.

И он ушел.

Больше в тот день Джейн его не видела. Казалось, он ее избегает. А она, успокоившись после происшедшего, смогла наконец связно подумать обо всем. Без сомнения, граф первым нарушил их договоренность, хотя она и сама была отнюдь не сопротивляющейся стороной с того самого момента, как он поцеловал ее. И Джейн совсем не могла сердиться на Ника. Она могла лишь вспомнить тот восторг, который охватил ее от прикосновения его рук, и его отчаяние… ей было не до гнева.

И еще Джейн очень тревожилась о Нике. Что за темные силы терзали его? Что за темный огонь горел в его мрачной душе? И почему, почему ей так страстно хотелось утешить его, заставить улыбаться, смеяться?

Даже корда Джейн уже приехала в театр «Критерион» и стала готовиться к вечернему спектаклю, она не могла выбросить Ника из головы. Роберт сообщил ей, что зал снова полон. Это отвлекло Джейн.

Она знала, что играет не слишком хорошо, и знала, что это из-за Ника. Как она ни старалась, она не могла полностью сосредоточиться на роли. В глубине ее памяти то и дело всплывали картины, которые она не могла прогнать. А потом, потом, после вежливых прохладных аплодисментов, на нее снова набросились репортеры. — Это ваш ребенок?

Почему вы держали это в тайне?

Он возил малышку в Регент-парк и признал, что это его дочь. Ваши комментарии?

Правда ли, что вы были подопечной графа Драгморского летом семьдесят четвертого года?

А не значит ли это, что вы и теперь его подопечная?

Он злоупотребил своим положением? Это действительно его и ваш ребенок?

Так в то лето вам было семнадцать?

А почему он не женился на вас сразу?

Джейн прорвалась в гримерную, и Гордон захлопнул за ней дверь.

Джейн, ошеломленная и похолодевшая, не могла опомниться, не могла перевести дыхание.

— Боже праведный! — воскликнул Гордон. — Боже! Ну и наглость! Джейн, ты в порядке?

Она прижала руку к груди. Ее расширенные глаза смотрели прямо перед собой. Она не могла двинуться с места. Ее лицо залила смертельная бледность.

— Боже, а что будет дальше?

От бренди графу ничуть не стало легче.

— Милый, да что с тобой сегодня?

Он не слышал слов Амелии. Она раздраженно и разочарованно фыркнула. Они находились в ее гостиной; Амелия одевалась для выхода. Граф был в бриджах, ботинках и полурасстегнутой рубашке, помятой и выбившейся из-под ремня. Лицо графа было мрачным, но еще мрачнее были его глаза. Граф уже выпил полбутылки, но ничуть не опьянел. Напротив, он становился все трезвее и угрюмее.

— Дерьмо, — яростно рыкнул он и швырнул бутылку на пол, на турецкий ковер.

— Ник! — вскрикнула обозленная Амелия. И наклонилась, чтобы поднять бутылку.

— Не трогай! — заорал он.

Она выпрямилась и уперлась руками в пухлые бедра.

— Ты сегодня ведешь себя как ублюдок! Мы идем на прием к Синклерам или нет?

Он впервые за весь вечер посмотрел на нее. oн презирал Амелию, он всегда ее презирал. И все же он был здесь — потому что ему нужно было держаться подальше от своей жены.

Любой ценой.

— Ты — пойдешь, — процедил он сквозь зубы.

— И какого черта я с тобой связалась! — взорвалась Амелия. Ник так стиснул подлокотник кресла, что дерево треснуло.

Он сегодня в гневе и ярости овладел Джейн. Он изнасиловал ее.

Как Чейвз.

Он был таким же, как Чейвз.

Сердце Ника болезненно колотилось. Но куда болезненнее были воспоминания о ее тонком, нежном лице, пылающем от его поцелуев, и о слезах, стекающих по ее щекам.

Как он мог это сделать? Как?!

И как теперь исправить случившееся?

Он должен держаться подальше от нее. Может быть, ему даже следует уехать из Лондона, в Драгмор. Но неужели ему суждено вечно прятаться от своих жен?

И от самого себя?

— Джейн, прости меня! — простонал он — Я не хотел, не хотел причинять тебе боль!

Уже близилась полночь. Граф слышал, как Амелия отдает перед уходом какие-то распоряжения горничной. Ему стало легче от того, что она уходила. Уже двенадцать; спектакль у Джейн только что закончился. Поедет ли она прямо домой? Или отправится куда-нибудь с Гордоном? А то и с Линдлеем?

Сегодня граф не испытывал ревности, ему было лишь очень больно.

К тому же все это было неважно. Поедет она домой или нет, ему не следует к ней приближаться. Граф встал с кресла и растянулся на диване; прижав ладонь ко лбу, он уставился в расписной потолок. Он мог думать только о Джейн, Джейн, Джейн… Джейн на сцене — динамичная, прекрасная, как ангел. Джейн, приехавшая в Драгмор, — застенчивая и трепещущая при их первой встрече. Джейн в его объятиях — горячая, страстная, выкрикивающая его имя.

Он закрыл глаза. Он так устал. Он думал, что ему ни за что не заснуть. Но когда его глаза снова открылись, часы показывали почти четыре, а над ним склонилась Амелия, говорившая тем тоном, который был ему особенно противен.

— Милый, ты утомился! Идем со мной, в постельку! — Она погладила его по волосам.

Граф сел, внезапно полностью проснувшись и не обращая внимания на ласки Амелии. Потом он поднялся с дивана и огляделся в поисках своего смокинга. Отыскав его за креслом, граф оделся.

— Ты уходишь?

— Я слишком устал, — сказал он, направляясь к двери. Амелия помчалась следом за ним.

— В таком случае я заведу другого любовника!

Он чуть не улыбнулся, но Амелия не видела его лица.

— У тебя и сейчас есть другие любовники, Амелия, — сказал он выходя. Так и не взглянув на женщину, он пошел к своему экипажу.

Его мысли снова захватила Джейн, и граф испугался. Ему не нравилось, что ее образ преследует его, и он не верил себе, боясь, что не сумеет удержаться в стороне от жены. Однажды он уже заставил ее страдать, так неужели он сделает это снова? Простит ли она его, хоть когда-нибудь, за все, что случилось? И будет ли ему прок в ее прощении?

Приехав домой, граф сразу пошел наверх и тут же почувствовал близость Джейн. Он остановился на площадке второго этажа. Она была совсем рядом, в своей спальне… ему стоило лишь пройти несколько шагов по коридору. Он точно знал, что сегодня Джейн не отправилась ужинать ни с кем из своих любовников.

Он подошел к ее двери и немного постоял неподвижно, затем взялся за ручку и вошел. Бесшумно пройдя через гостиную, он очутился в спальне.

В открытые окна лился лунный свет. Легкий ветерок шевелил занавески и кружевной полог над кроватью. В комнате Джейн пахло лилиями. Сама Джейн спала, лежа на боку и свернувшись клубочком, как ребенок.

Граф, не в силах удержаться, подошел к кровати.

Перед ним лежал спящий ангел — его ангел, его жена…

Его жена, которую он заставлял страдать, которую он изнасиловал самым диким образом. Графа снова охватила боль, он задохнулся. И почувствовал, что его глаза обожгли слезы… и ему ужасно захотелось расплакаться как мальчишке.

— Прости меня, Джейн, — прошептал он.

Она не шевельнулась. Рука графа сама собой потянулась к ее волосам и коснулась густой пряди, потом зарылась в медовую массу. Джейн вздохнула.

— Прости меня, — снова прошептал он, опускаясь на колени рядом с кроватью. Ее лицо было так близко… — Я виноват. Джейн, простишь ли ты меня когда-нибудь?

Ответа не было. Но разве он его ждал?

— Я люблю тебя, — услышал граф собственный голос, и ничуть не удивился… эти слова давно звучали в его душе.

— Джейн, я люблю тебя, — повторил он. А потом встал и вышел из спальни.

Глава 40

Джейн проснулась, чувствуя себя несчастной.

Еще не было и восьми часов, но Джейн была не в состоянии оставаться в постели, хотя и заснула лишь после трех ночи. И его в тот час еще не было дома. Расстроенная и подавленная, Джейн оделась. Вчера днем граф занимался любовью с ней, а вечером отправился к одной из своих любовниц! Джейн представила его с Амелией — это казалось невыносимым.

К тому же в ее душе остался гадкий осадок от того, что случилось после спектакля в «Критерионе».

Джейн ожидала увидеть графа в столовой, за завтраком, и ее ожидания сбылись. Выглядел граф не слишком хорошо. Чед, уже расправившийся с едой, восторженно завопил, приветствуя Джейн.

— С добрым утром, — сказала она мальчику, ероша его волосы и целуя его в щеку. Чед просиял.

Джейн заметила, что граф исподтишка присматривается к ней. И испугалась, увидев темные круги под его глазами. Он казался таким же усталым, как и она, и сердце Джейн невольно смягчилось. Ей пришлось сделать усилие над собой, чтобы вспомнить — он вернулся домой очень, очень поздно! Джейн обняла дочку и села за стол.

— С добрым утром, — сказал граф.

— С добрым утром, — вежливо ответила Джейн. Их взгляды на мгновение встретились, но тут же скользнули в стороны.

Николь устроила мешанину из хлеба и клубничного варенья; ее руки были измазаны по локоть. Джейн занялась дочерью. Она чувствовала, что граф наблюдает за ними. Николь счастливо бормотала что-то, потом принялась колотить по своему столику.

— Красный, красный! — кричала она.

— Чего она хочет? — спросил Чед сморщившись.

— Ты должна кушать, а не играть! — увещевала малышку Джейн, стряхивая последние крошки с платья Николь и намазывая для нее вареньем новый кусок булки. — Ну-ка!

— Папа, можно мне выйти? — спросил Чед вставая. Граф мягко улыбнулся.

— Да.

Чед бросился было к двери, но граф вернул его. Чед весело обнял отца и опять направился к выходу.

— Чед! А как насчет Джейн?

Чед засмеялся, подбежал к Джейн, поцеловал ее и удрал.

— Учись хорошенько! — крикнула ему вслед Джейн. Николь разинула рот и со смаком откусила кусок булки с вареньем.

— У нее недурной аппетит, — заметил граф. Джейн быстро глянула на него и тут же отвела глаза.

— Как и у ее отца.

За этим последовало молчание. Джейн вдруг покраснела, подумав, что у отца девочки не только на еду аппетит хорош. Но и на женщин тоже.

Граф вертел в руках «Таймс», то и дело поглядывая на Джейн. А она старательно наполнила свою тарелку, хотя ей совсем не хотелось есть. Краем глаза она следила за его крупными, сильными руками, отчетливо вспоминая их прикосновение. Она пыталась думать об изменах графа, но ей никак не удавалось рассердиться на Ника.

— Можно? — спросила она, показывая на газету.

— Разумеется, — ответил граф, протягивая ей «Таймс». И тут же принялся наливать себе новую чашку кофе; потом, спохватившись, наполнил чашку Джейн. — Извини. — Его щеки чуть заметно порозовели.

— Все в порядке, — застенчиво откликнулась она, тронутая его заботой.

Их взгляды снова встретились, и они долго молча смотрели друг на друга. Граф отвел глаза первым.

Джейн понемножку отщипывала кусочек за кусочком от гренка, запивая его кофе и перелистывала «Тайме». Она так остро ощущала присутствие мужа, что новости не занимали ее внимания. Но вдруг ей на глаза попался крупный наглый заголовок, и Джейн задохнулась.

«ПАДШИЙ АНГЕЛ!»

Статья сопровождалась двумя иллюстрациями, изображавшими Джейн и графа. Джейн просмотрела страницу и убедилась, что репортер вызнал все подробности их с Ником знакомства и подал их в самом грязном виде. В статье говорилось, что Джейн была подопечной графа, что она — мать его годовалой незаконнорожденной дочери, что они недавно поженились, что он продолжает встречаться со своими любовницами, а менеджер Джейн является ее «близким другом».

— Что такое? — резко спросил граф.

— Посмотри! — воскликнула бледная, потрясенная Джейн. — Ты только посмотри на это!

Граф взял протянутую ему газету и стал читать. И тут же помрачнел.

— Вчера вечером они накинулись на меня с отвратительными вопросами насчет тебя, меня и Николь, они пытались расспрашивать о прошлом! — яростно заговорила Джейн. — И то же самое было накануне! Пьеса уже потеряла популярность, но в последние дни зал был полон! Но все они пришли не ради спектакля! Они явились поглазеть на Падшего Ангела! Я больше не актриса — я чудище из паноптикума!

— Мне очень жаль, — хрипло произнес граф. — Видит Бог, мне очень жаль!

Она повернулась к нему, не в силах скрыть гнев и разочарование.

— Как ты мог! — закричала она вставая. — Как ты мог вчера повезти Николь в парк?! Как ты мог это сделать?!

— Джейн, она моя дочь!

— Ты мог хотя бы предупредить меня! Мы бы придумали что-нибудь! Ты что, сделал это нарочно?

— Николь — моя дочь. И какого черта таить ее от всего мира? Если я хочу гулять с ней, я буду это делать!

— Мне не пережить этот скандал! Моя карьера! Я погибла!

Граф тоже встал:

— Ну и что ты предлагаешь? Прятаться? Как ты пряталась от меня?

— Да! — закричала Джейн, окончательно утратив способность рассуждать здраво. — Да! Если тебе наплевать на то, что ты унижаешь меня. — Тут она на мгновение вспомнила об Амелии. — Если тебе наплевать на меня, так, по крайней мере, пожалей собственную дочь!

— Именно о Николь я и думаю! — заорал в ответ граф. — И черт меня побери, если я не добьюсь для нее приличного места в свете! Именно это меня и беспокоит, можешь поверить!

— Да, конечно, — с горечью сказала Джейн. — Ты можешь думать только о Николь… но не обо мне.

— Николь моя дочь. И я имею право представить ее всем.

— И при этом погубить меня! Но ведь это тебя ничуть не беспокоит, верно? И никогда не беспокоило!

Граф замер.

— Все это утихнет. Им это надоест.

— Утихнет. — мрачно повторила она. — Тебе легко говорить. Не твоя карьера погублена!

Он вздрогнул.

— Джейн, думай, прежде чем говорить.

Джейн опомнилась. Ведь графу гораздо больше досталось от репортеров, чем ей, гораздо больше. В конце концов, он был ее опекуном. И его могут обвинить, и не шутя обвинить, в совращении подопечной, невинной беззащитной девицы.

— Мне не следовало жениться на тебе. Черт побери, я сделал это из эгоизма, я хотел заполучить Николь, я просто не в состоянии был думать!

Джейн его слова причинили жестокую боль. Он ведь признался, что ему нужна была только дочь. Но Джейн видела и то, что граф отчаянно винит себя во всем… и внезапно она пожалела о сказанном, о брошенных ему обвинениях, несмотря на то, что сама она была ему не нужна без дочери. Джейн подумала о том, каково жилось графу в последние шесть лет — в обстановке постоянного скандала, окружающего его имя… в душевной темноте и одиночестве. Она поспешно подошла к нему.

— Это я эгоистка. Прости меня. Я с этим справлюсь. Ты прав. Все утихнет.

Он обернулся и насмешливо посмотрел на нее:

— Что такое? Ты подобрела?

Она внимательно посмотрела на него. Ей хотелось дотронуться до мужа, обнять его.

А в его глазах вспыхнул гнев.

— Не смей меня жалеть!

— Я и не жалею.

Но было уже поздно. Он в ярости выбежал из столовой, и грохот захлопнувшейся двери прокатился по всему дому, как раскат грома.

Глава 41

Граф собирался уходить.

Оглядев себя в зеркале, он поправил черный галстук и белоснежную рубашку под жилетом из серебряной парчи. Потом надел фрак. Прошло два дня с тех пор, как разразился скандал, и три дня после того, как он занимался любовью со своей женой. Они оба намеренно избегали друг друга — и виделись лишь случайно, в коридорах, холодно кивая при встрече. После их ссоры Джейн не спускалась к завтраку.

Ему бы следовало радоваться этому, но он не мог. Он злился, он даже был подавлен.

У графа были свои источники информации, и потому он знал, что театр «Критерион» был набит битком каждый вечер со дня его женитьбы на Джейн. Джейн была права, когда говорила, что все эти люди приходят просто посмотреть на нее — на Падшего Ангела, полюбоваться на жену Властелина Тьмы, мать прижитой от него девочки. Знал он и о том, что в адрес Джейн постоянно раздаются неприятные выкрики из зала — в основном после того, как опускается занавес, но как-то раз такое случилось и во время представления. Репортеры все так же гонялись за ней, раз уж им не добраться было до самого графа.