Книга Слов (№1) - Ученик пекаря

— Могу ли я воспользоваться вашей печатью, если вы все равно намерены открыться?

— Не будь дураком. Если письмо попадет в чужие руки и на нем будет моя печать, я окажусь в крайне неудобном положении. Никаких печатей. Лорд Мейбор уже знает, кто я: он нуждается только в подтверждении. Опиши меня так, чтобы он узнал, и без имени — ясно?

— Да, ваше преосвященство.

— Вот и хорошо. Кстати, Гамил, я замечаю, что Тулей не слишком рьяно стремится к изгнанию рыцарей. Надо бы их несколько... подогреть.

— Будет исполнено, ваше преосвященство. Что-нибудь еще?

— Нет, это все, ступай. — Тавалиск насладился удивлением Гамила. Нужно быть непредсказуемым — тогда слуги будут ходить по струнке.

* * *

Мейбор снова прохаживался с подветренной стороны от свалки нечистот. Сегодня тут, однако, не так смердело — дерьмо, наверно, замерзло накрепко, угрюмо подумал он, кутаясь в плащ.

Случайная встреча в лесу пару дней назад привела к нынешнему свиданию. После разговора с королевой Мейбор решил проехаться верхом по лесу, желая оказаться подальше от замка и от всех унижений, которые претерпел в его стенах. Ему нужно было подумать и решить, что делать дальше. Тогда-то, словно по воле провидения, он и встретил человека, который мог оказаться очень полезен ему.

В тот день Мейбор уже собрался повернуть назад, как вдруг увидел вдалеке каких-то людей. На них не было мундиров — стало быть, это были не гвардейцы. Он хотел подъехать поближе но тут увидел идущего к ним навстречу человека, которого узнал бы всюду: это был Баралис — высокий, зловещий, одетый в черное.

Мейбор с растущим интересом стал наблюдать за встречей. Слов он не слышал, но был убежден, что Баралис хочет нанять этих людей себе на службу. Его подозрения оправдались, когда Баралис бросил одному из них кошелек. Прежних наемников, как видно, оказалось недостаточно.

Мейбор, удовлетворив свое любопытство, хотел уже отъехать, но заметил какое-то движение слева от сборища — не он один шпионил за Баралисом. Мейбор выждал минуту, когда Баралис повернул обратно к замку, а наемники — в лес, и направил коня к кустам, где кто-то прятался. Тот не стал убегать — это был не какой-нибудь трусливый слуга или мелкий браконьер.

— Что ты тут делаешь? — спросил, подъехав, Мейбор.

— Насколько я слышал, это не ваши леса, лорд Мейбор, — дерзко ответил человек, высокий и мускулистый. Мейбор где-то уже видел его.

— Раз ты знаешь мое имя, назови свое. — Мейбор заметил повязку на руке у незнакомца.

— Я из своего имени секрета не делаю — меня зовут Трафф, — ответил тот, выплюнув жвачку.

— Может, ты не откажешься также сказать, зачем шпионишь за лордом Баралисом? — В ожидании ответа Мейбор разглядывал своего собеседника. Наверняка наемник — это видно по дерзкой повадке и неуважительному разговору.

— Человек сам решает, чем ему заняться на досуге.

— Даже если он решает последить за человеком, который ему платит?

Трафф втянул шею, не спеша с ответом.

— А вам-то что до этого?

— Ты, похоже, не совсем доволен своим хозяином.

— А если и так? — с деланным безразличием сказал Трафф.

— Хозяина можно сменить.

— Это всегда большой риск, — все так же невозмутимо заметил Трафф.

— Зато и награда может быть высока. — Мейбор решил, что довольно играть в кошки-мышки, и выложил свой кусочек сыра. Теперь черед мыши. Он тряхнул поводьями. — Если тебе интересно продолжить этот разговор, приходи к подветренной стороне свалки в этот же час послезавтра. — И Мейбор ускакал.

Теперь Мейбор дожидался Траффа. Он знал, что наемник придет: он видел обиду и ожесточение в его глазах. Мейбор потер озябшие руки. Ночью ударил сильный мороз, который до сих пор чувствовался в воздухе. Мейбор начинал терять терпение — он не привык, чтобы его заставляли ждать.

Несколько минут спустя из морозного тумана возник Трафф, сказав вместо приветствия:

— Хорошее же местечко выбрали вы для встречи.

— Оно имеет свои достоинства, — пожал плечами Мейбор. Рука у наемника все еще была перевязана, и Мейбор, чтобы завязать разговор и получше узнать собеседника, спросил: — Что у тебя с рукой? — Трафф, однако, потемнел лицом и ничего не ответил. Мейбор понял, что затронул больное место. — Скажи-ка, — продолжил он, меняя разговор, — не слышал ли ты чего-нибудь любопытного, пока сидел в кустах?

— Кое-что, — осторожно ответил Трафф.

— Думал ли ты над моими словами насчет смены хозяина?

— Откуда мне знать, стоящее это дело или нет?

— Я — самый богатый человек в Четырех Королевствах, — просто сказал Мейбор. — Назови свою цену. — Однако это заявление не произвело большого впечатления, и Мейбор сменил тактику. — Земли, назначения, пенсии — все это в моей власти.

— Тут дело не в деньгах. — Трафф выплюнул жвачку и стал втирать ее каблуком в мерзлую землю. Мейбор начал понимать, что Траффом движет не алчность, а нечто более основательное: страх. И произнес со спокойной уверенностью:

— Баралис — человек могущественный, но и он уязвим. — Эти слова заинтересовали Траффа. — Если ему перерезать горло, он умрет, как и всякий другой. Я сам однажды грозил ему мечом — и, однако, стою здесь и рассказываю тебе об этом. — Мейбор отогнал подальше воспоминание о неудавшемся покушении Скарла.

— Если вы хотите убрать с дороги Баралиса, на меня не рассчитывайте, — отрезал Трафф. — Мне жизнь еще дорога.

— Я не ошибся, ты ведь и сам не прочь убрать его с дороги? — Мейбор видел по лицу Траффа, что ошибки тут нет. — У нас с тобой одна цель, друг мой. И надо объединить наши силы, чтобы ее достигнуть. — Ну вот он и раскрыл свои карты. Теперь надо дать Траффу время разжевать это предложение. В таких делах спешка неуместна. — Теперь мне пора, меня ждут другие дела. Если захочешь заключить со мной соглашение, дай мне знать об этом в ближайшие дни. — Мейбор чуть заметно поклонился. — Надеюсь на твою скромность. — И удалился к замку.

Встреча прошла удачно. Трафф не питает любви к своему хозяину, а предателей всегда вербуют из недовольных вассалов. Наемник пока еще не доверяет ему. Траффа придется уламывать, но в конце концов он сдастся. Мейбор не отличался терпением и не любил затяжных переговоров — но ради того, чтобы заиметь шпиона в лагере Баралиса, стоило потерпеть.

Когда Трафф придет опять, Мейбор выспросит у него, что замышляет Баралис. Подумав об этом, Мейбор внезапно остановился, сообразив, что Трафф, вероятно, был в числе наемников, посланных на поиски Меллиандры. В памяти всплыли слова Кедрака: «Мне кажется, они пытались изнасиловать ее». Кровь застыла у Мейбора в жилах, и он замер, вглядываясь в клубящийся туман. Кто же он такой, если сговаривается с тем, кто хотел изнасиловать его дочь? Это все Баралис. Баралис заставил его пасть столь низко, что он связался с насильником своей дочери. С Баралисом надо разделаться любой ценой — а гордость и фамильная честь могут подождать.

* * *

Уже стемнело, когда мальчишка наконец явился. Таул был недоволен: он прождал много часов на рыночной площади, успев возбудить подозрения не одного местного стражника.

— Где ты шлялся весь день? — осведомился он.

— Промышлял, ясное дело. — Мальчик потряс котомкой, и в ней зазвенели монеты. — День прошел с пользой. — Хват улыбнулся до ушей, стараясь снискать прощение Таула.

— Ну пошли. Пора устроиться где-нибудь на ночлег. — Таул не хотел долго бродить в поисках хорошей гостиницы и решил остановиться в первой попавшейся.

По воле случая она оказалась весьма приличной — и дорогой. В ней, по словам хозяина, останавливались самые богатые приезжие купцы. Таул покосился на Хвата, и тот усердно закивал. Он, надо полагать, набрал вполне достаточно, чтобы расплатиться.

— Комнату на ночь — из тех, что поменьше.

— Возьмем лучше две, — вмешался мальчик. На вопросительный взгляд Таула он пояснил: — Мне надо наконец выспаться, а это возможно только, если я лягу подальше от тебя. Ты храпишь, как осел.

Хват с хозяином весело рассмеялись.

— Одну комнату, — настаивал Таул.

— Сударь, комнату для мальчика вы можете получить за полцены, — заверил хозяин, жаждущий урвать с проезжего побольше. Таул не совсем понимал, в чем тут дело, но чувствовал, что Хват что-то замышляет. И мальчишка, и хозяин взирали на Таула с мольбой.

— Хорошо, две комнаты, но маленькие, а мальчишку можете хоть в чулан поместить.

— Мудрое решение, сударь. Так вы с мальчиком отдохнете куда лучше, — просиял хозяин. — А пока что не хотите ли поужинать? Есть вареный фазан, щука в масле, жареная телятина и, конечно же, баранина. — По тому, как увял под конец голос хозяина, стало ясно, что баранина самое дешевое блюдо.

— Дайте нам баранины, — к большому разочарованию хозяина, попросил Таул. — И кувшин эля.

— Особой марки? — с надеждой спросил хозяин.

— Нет, самого простого.

Устроившись с Хватом около пылающего огня в столовой, Таул спросил:

— Что это за выдумка насчет двух комнат?

— Денег у меня больше чем достаточно, чтобы покрыть этот расход, — заявил Хват, наливая себе кружку эля.

— Я не об этом спрашиваю. — Таул отобрал у него кружку. — Чем ты сегодня занимался, помимо своего промысла?

— Ну, встречался кое с кем.

— С кем это?

— С одной девушкой. Рыжая такая, конопатенькая. Она сказала, что знает тебя, и попросила меня об услуге.

— О какой услуге? — обманчиво спокойно спросил Таул.

— Ну, она сказала, что хочет нагрянуть к тебе нежданно, — покраснел Хват. — Сказала, что хочет остаться с тобой наедине и хорошо бы мне лечь в другом месте. Тебе не велела ничего говорить и поцеловала меня в награду за хлопоты.

Таул откинулся к стене. Тут что-то нечисто. Девчонка в сговоре с Тавалиском, или с Ларном, или Борк знает с кем. Она, или, скорее, те, кому она служит, намерены этой ночью убить его или похитить. Вот досада — а он думал, что она просто милая девушка. Укоряя себя за наивность, Таул встал.

— Ты куда это? — подозрительно спросил Хват.

— Пора приобрести себе какое-нибудь приличное оружие.

Несколько часов спустя Таул сидел в своей комнате, смазывая новый клинок. Кузнец, к которому он обратился, не хотел так поздно разжигать горн, но Таул не сдавался и предложил продать меч, висящий на стене. Кузнец долго упирался, объясняя, что меч не продается: это, мол, первый клинок, который он выковал подмастерьем, заслужив одобрение своего мастера.

Таул видел, что меч прост, но крепок, — он предпочитал как раз такие, не любя украшательства в оружейном деле. И убедил-таки кузнеца расстаться с мечом за баснословную цену в три золотых. Мастера, как видно, мучила совесть за то, что он столько заломил, — он догнал Таула и вручил ему мягкие ножны из свиной кожи.

— Вот, возьмите. Их моя жена делает. Вам пригодится. — И он вернулся в кузню, успокоив таким манером свою совесть.

Таул улегся в постель одетым, натянув одеяло до подбородка, а меч положил поперек живота, крепко взявшись за рукоять. Нож был заткнут за пояс. Таул задул свечу и приготовился ждать.

Некоторое время спустя, когда луна бросила в комнату длинные тени, Таул услышал скрип двери. Какая-то фигура, помедлив на пороге, двинулась к нему. Таул напрягся, готовясь к прыжку. Фигура подошла к самой кровати. Таул взвился с мечом в руке и швырнул пришельца на постель, приставив клинок к его горлу.

— Не надо! — вскричал женский голос.

— Кто тебя послал? — спросил он, прижимая лезвие к телу.

— Никто, я сама, — с рыданием ответила она. — Отпустите, прошу вас.

Таул обыскал девушку одной рукой, другой держа меч у ее горла. Не найдя кинжала, он высек огонь и зажег свечи — она могла бросить оружие где-нибудь в комнате.

При свете он увидел лицо девушки — это была, как он и ожидал, дочь торговца тканями, и слезы ужаса струились по ее щекам: она хорошо играла свою роль.

— Не двигайся, иначе убью, — прошипел он и принялся обыскивать комнату, но снова ничего не нашел и повернулся к девушке, которая в страхе съежилась на постели: — Где твое оружие?

— Какое оружие? — рыдая, выговорила она.

— Ты ведь пришла убить меня — не отрицай. — Осененный внезапной мыслью, Таул распахнул дверь и выглянул в коридор — никого. — Где твои сообщники?

— Я не знаю, о чем вы. У меня и в мыслях не было вас убивать.

— Зачем ты тогда пришла? — неумолимо допрашивал Таул.

— Чтобы соблазнить тебя! — вскричала она, разражаясь рыданиями с новой силой.

Таул перевел дух. Либо она прожженная лгунья, либо говорит правду. Он вложил меч в ножны.

— Зачем тебе меня соблазнять? — все еще недоверчиво спросил он.

— Ты такой загадочный, ты похож на рыцаря со своими золотыми волосами и благородными манерами, — покраснев до ушей, призналась девушка.

Таул не знал, что и сказать, — кажется, он дал маху. Он протянул ей полотняную тряпицу, чтобы вытереть слезы, — девушка выхватила у него платок и громко высморкалась.

— Ты слишком молода, чтобы соблазнять мужчин.

— Мне уже семнадцать зим. — Девушка оправила юбки. — И ты отбил у меня охоту соблазнять кого-то впредь.

— Рад это слышать, — усмехнулся Таул.

— Я думала, ты обрадуешься. А ты кинулся на меня и чуть не убил. — Кендра начинала приходить в себя. — В своем ли ты уме? Твое счастье, что я не позвала стражу.

— А как бы ты объяснила страже свое пребывание здесь? — Бурное негодование девушки смешило Таула.

— Сказала бы, что это ты завлек меня сюда.

Таул открыл дверь:

— Поспеши — не то все стражники улягутся спать.

— Ты невыносим! Не знаю, что я такого в тебе нашла. — При всем своем гневе уходить она явно не торопилась. Таул опять закрыл дверь.

— Прости, что напугал тебя. — Он подошел и сел рядом с ней на кровать.

— У тебя что, привычка такая — убивать женщин, которые приходят к тебе по ночам?

— Я думал... впрочем, не важно. — Теперь ему казалось смешным, что он мог принять эту девушку за убийцу.

— Тебя кто-то хочет убить? — Кендра уже совсем успокоилась, и у нее захватило дух от мысли быть замешанной в опасные и таинственные события. — Я сразу поняла, что ты не простой человек. Ты служишь герцогу Бренскому?

— Почему ты так подумала?

— Да ведь всем известно, что он подсылает сюда своих людей.

— Нет, я ему не служу.

— Но ведь тебя все-таки хотят убить? — с некоторым разочарованием продолжала допытываться девушка. — Ты потому и напал на меня, что посчитал убийцей.

— Да, я ошибся. — Таул ощутил вдруг большую усталость. — Ты бы лучше ушла.

Девушка потянулась к нему и поцеловала в губы — легко и робко. Таул вернул ей поцелуй — сперва нежно, но желание вспыхнуло в нем, и он припал к ее губам, раскрывая их своими и ища ее влажный язык. Его руки сомкнулись вокруг ее талии в крепком объятии, и пальцы побежали по ее телу, вдоль округлостей груди и бедер. Он стал расшнуровывать ее корсаж — шнурки не поддавались, и он разорвал платье. Он запустил руку ей под юбку, коснувшись гладкого бедра. Кендра отпрянула с пылающим лицом. Таул отпустил ее, и какое-то время они молча смотрели друг на друга.

Таул встал. Девушка хотела удержать его, но он отвел ее руку, подошел к двери и в третий раз за ночь открыл ее.

— Уходи, Кендра, иначе мы оба пожалеем о том, что сделали. — Голос его звучал так резко, что Кендра послушно встала и вышла в дверь, взглянув на него со смесью страха и желания.

Глава 26

Баралис устал ждать приглашения королевы. Уже два дня как истек срок заключенного им пари, а она до сих пор не зовет его к себе. Она играет с ним, вынуждая ждать, стремится получить хотя бы ничтожное преимущество в этом поединке двух самолюбий. Пора ее поторопить. Он вынашивал свои планы много лет и не потерпит проволочек.

— Пора одеваться, — велел он Кропу. — Я нанесу визит королю.

Одевшись подобающим образом, он спрятал под плащом склянку с маслом, которая должна была послужить ему оправданием, и направился в королевские покои, шурша шелком одежд. У покоев королевы стража скрестила копья, давая понять, что войти нельзя. Баралис прошел мимо, зная, что стражники не замедлят доложить своей госпоже о его появлении.

Наконец он пришел к самой роскошной двери во всем замке. Отлитая из бронзы, она представляла сцены из истории Четырех Королевств. Здесь были Харвелл, Рескор, Гравелл и прочие короли былых времен — выше и красивее, чем при жизни. А ведь предки Лескета, с ехидством подумал Баралис, все как на подбор были уроды и коротышки.

— Стой! — крикнул часовой. — Никто не входит сюда без позволения королевы.

— Известно ли тебе, что это я поставляю королю его новое лекарство, которое так ценит королева? — Часовой кивнул — об этом знал весь замок. — Так вот, — мягко и убеждающе продолжал Баралис, — я изготовил новое масло, которое должно вернуть гибкость плечу короля. И хочу испробовать его, прежде чем оповещать о нем ее величество. Мне не хотелось бы вызывать у королевы ложные надежды. Ты окажешь королю с королевой большую услугу, если впустишь меня. — Голос Баралиса звучал теперь совсем тихо и завораживающе. — Я не причиню его величеству никакого вреда. Ты даже можешь войти со мной вместе и побыть там, пока я не уйду.

— Покажите мне это масло. — Баралис, поняв, что победил, достал из-под плаща склянку, и граненое стекло таинственно сверкнуло. — Хорошо, лорд Баралис, вы можете войти, но не дольше чем на несколько минут.

Тяжелая дверь бесшумно отворилась, и Баралис вступил в покои короля. Синие с золотом ковры и гобелены заглушали звук его шагов. Зачем вся эта роскошь прикованному к постели королю? Первая комната служила приемной, и Баралис прошел через нее в опочивальню.

При короле находились знахарка и верховный банщик, довольно важное лицо, имевшее в своем ведении ночной горшок короля. Их удивило появление Баралиса, но он не собирался вступать в объяснения с людьми столь низкого звания.

— Какая неожиданность, лорд Баралис! — сказал верховный банщик; знахарка же слишком хорошо знала свое место, чтобы высказываться.

— Если это неожиданность, то она, надеюсь, послужит на благо королю. — Баралис раскупорил свою склянку.

— Лорд Баралис, — осторожно вмешалась знахарка, — если вы намерены пользовать короля содержимым этого флакона, не могу ли я сперва взглянуть, что это такое?

— Заваривайте свои травы, женщина! — Баралис приблизился к спящему королю: новое лекарство, ко всем своим достоинствам, обладало и снотворным действием.

— Ваша милость, умоляю вас не нарушать сон короля. Отдых действует на него благотворно, — с тревогой произнес верховный банщик.

— Вздор, любезный. Беда как раз в том, что король спит слишком много. — Баралис нес что попало, лишь бы протянуть время до ожидаемого прихода королевы. Чтобы ускорить это событие, он встряхнул короля, и знахарка тут же выбежала вон — без сомнения, уведомить королеву. Король проснулся и устремил мутный взор на Баралиса. Он силился сказать что-то, но вместо звуков на губах пузырилась слюна.

— Лорд Баралис! — раздался позади гневный голос королевы. — Как посмели вы войти к королю без разрешения?

— Ваше величество. — Баралис склонился в низком, грациозном поклоне.

Королева подошла к изголовью мужа.

— Вы разбудили его! Извольте объясниться!

— Ваше величество изволили сказать, что я вошел без разрешения. Но у кого в таком случае я должен был испросить это разрешение? — Баралис знал, что Аринальде прекрасно известен закон Четырех Королевств, не допускающий королеву к верховной власти даже в случае болезни или смерти короля. Королева Аринальда правила страной, не имея на то законных полномочий. Двор ради единства и безопасности государства закрывал глаза на упомянутый закон.

— Лорд Баралис, вы затрагиваете опасный предмет, — с угрозой произнесла королева.

— Опасный для кого, ваше величество? — не менее грозно ответил Баралис.

— Зачем вы пришли сюда? — спросила, отступив, королева.

— Вашему величеству это должно быть известно. За вами числится долг.

— И вы, чтобы заставить меня вернуть его, использовали короля, — с отвращением молвила королева.

— Кажется, моя попытка увенчалась успехом. — Баралис позволил себе слегка улыбнуться.

— Я не стану больше говорить с вами сегодня, лорд Баралис. — Это означало, что она приказывает ему удалиться.

— Как будет угодно вашему величеству. Однако я все же настаиваю, чтобы завтра вы дали мне аудиенцию.

— Вы забываетесь, лорд Баралис. — Королева, казалось, была близка к тому, чтобы ударить его.

— Приношу извинения вашему величеству. Я хотел сказать «надеюсь».

Королева, конечно, не поверила ему, но это уже не важно: она его примет.

— Извольте немедленно удалиться отсюда. — Королева повернулась к Баралису спиной. Он низко склонился перед королем и вышел.

Баралис возвращался к себе не спеша, очень довольный: все прошло так, как он задумал. Он не только добился аудиенции, но и напомнил королеве, сколь шатко ее положение.

* * *

Таул проклинал снегопад — из-за него они попадут к Бевлину по крайней мере на день позже. Они выехали из Несса третьего дня утром, и уже тогда было видно, что будет снег, — тучи затянули небо серым пологом, и земля под ногами стала чуть мягче.

Таул остался доволен новым плащом и камзолом. Если их и правда шила Кендра, она потрудилась на славу. Вещи были раскроены и сшиты безупречно, швы прямые как стрелы. Торговец все-таки не утерпел и подбил плащи тканью того цвета, который отверг Таул. Хвату багряная подкладка очень понравилась, и он надел своей плащ наизнанку.

Придя за своим заказом, Таул испытал большое облегчение — девушка так и не показалась. Ему очень не хотелось встретиться с ней снова. Он поступил с ней дурно. Он чуть было не взял ее силой. В жизни он знал немало женщин, но всегда старался держаться подальше от юных неопытных девушек. Им подавай возвышенную любовь, за ними следует долго ухаживать. Они сразу привязываются к мужчине, и их сердца так легко разбить. Таул нигде не задерживался подолгу и знал, что поступил бы нечестно, влюбив такую девушку в себя, а потом бросив.

Поэтому он искал утешения у более опытных женщин, предпочитая зрелых, ибо они не только искуснее в любви, но также искренне испытывают то желание, которое молодые девушки только разыгрывают. Таул любил женщин доступных, страстных и принимающих как должное то, что утром он уйдет.

Как рыцарь, он принес обет безбрачия. Вальдис считал, что женщина и верность ордену несовместимы. На заре основания ордена браки разрешались, но после Пятидесятилетней войны, на которой погибло пять тысяч рыцарей, оставив вдов и сирот, власти предержащие решили, что не следует создавать семьи, которые могут в любой миг остаться без кормильца. И рыцарям запретили вступать в брак. Этот запрет, принятый, чтобы не плодить вдов и сирот, постепенно обратился в инструмент принуждения. От рыцаря ожидалось, что он, подавив в себе естественные желания, направит весь свой пыл на службу Вальдису.

Однако Таул, как и многие другие рыцари, не мог жить без женской ласки. Ему казалось, что Вальдис, накладывая запрет на любовь, тем самым предает осуждению женщин. Там они считались бесполезными созданиями, годными только на то, чтобы отвлекать рыцаря от его благородных стремлений. Таул узнал много женщин во многих городах и считал в глубине души, что здесь Вальдис не прав. Женщина может быть не менее благородна, чем мужчина, и более него наделена добротой и способностью любить. Напрасно Вальдис запретил своим рыцарям жениться: семейный мужчина более человеколюбив, чем одинокий. А разве святость человеческой жизни не первая заповедь рыцарства?

Таул запахнул на груди плащ. Всеми этими рассуждениями не оправдать того, как он поступил с дочерью торговца тканями. Рыцарь, каких бы он взглядов ни придерживался, обязан сдерживать себя. Девушка, видимо, еще невинна и хотела не столько любви, сколько приключения. Не нужно было ее целовать — а хуже всего то, что он чуть было не утратил власть над собой. Таул не узнавал себя. Если бы их объятие продлилось еще хотя бы миг, он учинил бы над девушкой насилие. Пускай она сама почти что хотела этого — она молода и не знает еще этому цену. Таул подставил лицо холодному северному ветру. Нет, на него это совсем не похоже. Совсем молоденькая девушка! Она, должно быть, ровесница Меган, но Меган созрела до времени на улицах Рорна и рано познала, что творит с человеком страсть.

Меган. Он надеялся, что теперь она зажила лучше, чем прежде. Быть может, стала портнихой или цветочницей — хотя с девятнадцатью золотыми в кошельке она может несколько лет вовсе не работать, даже в столь дорогом городе, как Рорн. Таул надеялся, что она больше не бродит по улицам. Жизнь уличной женщины тяжела, а подчас и опасна. Она отнимает у девушки и юность, и красоту, а со временем и душу. Знай Таул наверняка, что Меган ушла с улицы, он был бы счастлив.

Они уже выбрались из предгорий на слегка покатую равнину. На полях и лугах полосами лежал первый снег. Таула беспокоил Хват: простуда мальчика так и не прошла, кашель усилился, и лицо горело лихорадочным румянцем. Тем больше причин поскорее добраться до Бевлина — мудрец сумеет вылечить мальчика. Один-единственный глоток лакуса может поправить дело. Последние несколько дней Таул чувствовал какую-то тяжесть внутри, слово некий груз давил ему на плечи, угнетая не только тело, но и дух. Таул то и дело рычал на Хвата — а теперь еще этот случай с дочерью торговца тканями. Его одолевало нетерпение, причину которого он не до конца понимал, — нетерпение увидеть Бевлина. Ему казалось, что мудрец как-то облегчит его ношу. Таул выйдет от него обновленным и с новыми силами примется за поиски мальчика.

* * *

Тавалиск принимал ванну в большом мраморном бассейне, наполненном теплой водой с ароматическими солями. Слуги хлопотали, готовя все, что надобно для омовения: душистые масла, щетки из конского волоса и полотняные простыни. Архиепископ, сидя на краю бассейна в халате из сетчатого шелка, рассеянно кивал Гамилу — тот докладывал ему о церковных делах, в то время как девушка-служанка подстригала ногти на ногах Тавалиска. Его святейшество недавно призвал своих архиепископов проявить терпимость к рыцарям. Терпимость, как бы не так! Что может его святейшество знать о светских делах, сидя в своем пышном, но отдаленном Силбуре? Он не обладает истинным влиянием: могущество церкви зависит от ее главы, а его святейшество никогда не был великим человеком.

— Поосторожнее, девушка, — бросил архиепископ, слушая Гамила краем уха и углубившись в Книгу Марода.

— У вашего преосвященства прекрасные ноги, — заметил Гамил. — Ни мозолей, ни шишек.

— Не правда ли? — Тавалиск отложил книгу. — Это оттого, что я даю им покой. Вряд ли столь безупречные ноги могут быть у человека, который все время ходит на них.

— Тем лучше для вашего преосвященства, что ваше положение позволяет вам почти не ходить пешком.

Тавалиск впился взглядом в лицо Гамила, однако не увидел на нем никакой иронии.

— Великие люди, Гамил, вершат свое дело сидя. А люди пониже рангом, такие, как ты, зарабатывают свой хлеб, постоянно пребывая на ногах. — Тавалиск встал, и слуга подскочил, чтобы снять с него халат. Гамил скромно отвел взор, когда бледные телеса архиепископа обнажились.

Тавалиск сошел по ступенькам в горячую купель и сразу покраснел, как вареный рак, — обычно он предпочитал более прохладную воду. Он погрузился по шею, и только тогда Гамил взглянул на него снова.

— Я написал ответ лорду Мейбору, ваше преосвященство. Чуть позже Гульт принесет вам копию.

— Хорошо. Отправь письмо сегодня же. — Тавалиск вынул ногу из воды и поставил на приступку, чтобы ее умастили маслом.

— Я получил также известия из Вальдиса, ваше преосвященство.

— И как же там восприняли изгнание своих рыцарей? — Тавалиск вынул из воды другую ногу.

— Тирен очень недоволен. Поговаривают о рассылке письма, где мы будем преданы анафеме.

— Анафема! Как это на них похоже! — уничтожающе бросил Тавалиск. — Я дрожу от страха при одной мысли об этом. Тирен снова строит из себя святошу!

— В Тулее начались бунты, ваше преосвященство.

— Вот даже как. Молодец, Гамил.

На лице секретаря отразилась немалая гордость.

— Пустяки, ваше преосвященство. Всего несколько умелых лицедеев: один притворился рыцарем и сжег тулейский флаг, другой в это время подогревал толпу.

— Сжег тулейский флаг? Придется за тобой присмотреть, Гамил, как бы ты не стал умнее, чем тебе положено. — Тавалиск выставил из воды пухлую руку.

— Я руководствовался вашим примером, ваше преосвященство, — попытался исправить положение Гамил.

— Вот это верно, Гамил: всегда помни, на что я способен, — с благосклонной улыбкой произнес Тавалиск. — Итак, есть основания ожидать, что Тулей издаст-таки в ближайшем будущем закон об изгнании рыцарей?

— Я бы сказал, что да, ваше преосвященство.

— Ну а что наш странствующий рыцарь?

Банщик втирал теперь масло в жирные плечи архиепископа.

— Он покинул Несс несколько дней назад. Завтра или чуть позже он уже должен явиться к мудрецу.

— Хорошо. А та девушка, что содержится у нас, — с ней хорошо обращаются?

— Так, как и подобает обращаться с уличной девкой, ваше преосвященство.

— Ну-ну, Гамил, нам всем известно, что порченый товар спросом не пользуется.

— Я посмотрю за тем, чтобы она не потерпела никакого ущерба, ваше преосвященство. Однако темница, где ее держат, тесная и сырая, пропитанная смрадом сточных ям.

— Ну что ж, сделай, что можешь. Подсыпь еще соли в воду, девушка.

— Вы позволите мне удалиться, ваше преосвященство? Есть еще много дел, которые следует уладить.

— Могу ли я прежде сделать одно замечание, Гамил?

— Разумеется, ваше преосвященство.

— Тебе тоже не помешало бы время от времени принимать ванну. Нехорошо, когда от моего секретаря разит, точно от протухшей каракатицы. — Тавалиск полюбовался тем, как Гамил, побагровев, словно свекла, вылетел вон, и снова раскрыл своего Марода. Книга сразу открылась на нужной странице, и он прочел еще раз: