Книга Слов (№1) - Ученик пекаря

Предстоящий выход из леса и радовал ее, и тревожил. Лес по-своему защищал ее от треволнений большого мира. Все было просто: она шла, ела и спала. Теперь она выйдет к людям, и понадобятся деньги и кров. С погодой ей повезло: было, правда, холодно, но снег не падал, а густой лес прикрывал от ветра. Но скоро настанет снежная зима, для которой Мелли слишком легко одета.

Ах, если бы тот мальчишка не отнял у нее кошелек! Она купила бы седло и путешествовала бы куда быстрее. И что она будет делать, когда у нее кончатся припасы? Оставалась лошадь, но Мелли подозревала, что больше пары серебряных монет за нее не выручит. Да ей и не хотелось расставаться со старым конем.

В ярком свете холодного утра Мелли стала замечать признаки человеческого жилья: далекий дымок, коротко объеденную траву, расчищенную канаву с водой. Мелли прибавила шагу — лес мало-помалу сменялся открытой местностью. На взгорке показалась крестьянская усадьба, за ней еще одна. Мелли вышла с лошадью на проселочную дорогу.

К полудню она добралась до небольшой деревушки — там был трактир, но кузницы не имелось. Появление Мелли привлекло внимание поселян: женщины глазели на нее недоверчиво, а мужчины — оценивающе. Она сознавала, что являет собой странное зрелище в мешке поверх платья и в одеяле вместо плаща. Лицо у нее, может, и не такое уж грязное — она умывалась, когда могла, — а вот на голове наверняка воронье гнездо.

Видя враждебные взгляды, она решила, что в этой деревне лучше не задерживаться. У последнего дома пронзительный женский голос крикнул ей:

— Иди, иди подобру-поздорову. Нам тут таких не надобно. Ступай в Дувитт — там тебе самое место.

Мелли ушам не поверила — неужели это к ней так обращаются? Она привыкла только к учтивым, уважительным речам.

От слов этой злой женщины Мелли стало так горько, как ни разу не было в лесу. Но она решила не ронять достоинства и вышла из деревни, не оглядываясь назад.

Весь день она шла по дороге, которая постепенно становилась все более широкой и ухоженной. С приходом сумерек вдали показались огни какого-то городка. Чтобы не повторять ошибки, Мелли сняла с себя мешок, пригладила, как могла, волосы и вскоре вступила в город Дувитт.

Город переживал времена своего расцвета. Расположенный между Харвеллом и рекой Нестор, он был как нельзя лучше приспособлен для извлечения выгоды из войны Четырех Королевств с Халькусом. За пять лет через городок прошли сотни солдат, значительно обогатив его. Хотя Дувитт входил, вне всяких сомнений, в черту Четырех Королевств, его предприимчивые обыватели и халькам не отказывались услужить. Город негласно стал как бы ничейной землей, где усталый солдат, к какой бы армии он ни принадлежал, мог найти приют и чашу холодного, хотя и дороговатого, эля.

Такой статус имел, конечно, и свои недостатки. Пьяные солдаты не могли долго соблюдать перемирие и постоянно вступали в потасовки. Считалось, однако, что мелкий ущерб и несколько мертвых тел — не столь уж большая плата за процветание. В городе насчитывалось больше таверн, чем где-либо еще в Королевствах, и не один трактирщик, ложась ночью в постель, молился о том, чтобы война длилась вечно.

Мелли вошла в город с опаской. На улицах толпился народ, но никто не обращал на нее особого внимания. Она с трудом представляла, что станет делать дальше. Может, продать котелки и сковородки, которыми снабдил ее мастер Траут? Дувитт на вид побольше Харвелла, и торговля тут явно бойчее. Мелли заметила, что среди прохожих много солдат, — значит она не слишком сбилась с дороги.

Мелли не знала, куда бы поставить лошадь, и жалела, что не догадалась привязать ее к дереву где-нибудь за городом. Наконец Мелли решила оставить коня у деревянной уличной коновязи — не уведут же его вот так, у всех на глазах? Собственная боязливость вызвала у нее улыбку — вряд ли вор позарится на ее конягу.

— Не скажешь ли, где я могла бы кое-что продать? — спросила Мелли у проходившего мимо мальчишки.

Тот сразу заинтересовался.

— А что продать-то? — спросил он с деланной небрежностью.

— Две оловянные плошки с блюдом да медный котелок. Интерес мальчика заметно угас.

— Попробуй обратиться к мастеру Хаддлу, через два дома отсюда. — И юнец, не дожидаясь благодарности, ушел на поиски более выгодной сделки.

Мелли, последовав его совету, вошла в маленькую, довольно грязную лавчонку, загроможденную товарами всякого рода. Лавочник, окинув взглядом ее жалкий наряд, тут же отвернулся, продолжив разговор с покупательницей.

— Хорошо, тетушка Грил, постараемся починить ваши сапожки завтра к этому часу.

— Да уж постарайтесь — да чтобы сшиты они были не на живую нитку.

— Я сам присмотрю, чтобы мой парень шил как следует.

— Вот и хорошо. Спокойной вам ночи. — Женщина уже хотела уйти, но увидела Мелли и с прищуром оглядела ее с головы до ног.

— Чего тебе, девушка? — совсем другим тоном спросил лавочник.

— Хочу кое-что продать, — важно ответила Мелли.

— Что у тебя там?

— Две оловянные плошки, блюдо и медный котелок.

— Мне такого не надо. Ступай-ка прочь!

Мелли, вспыхнув от гнева и смущения, выскочила из лавки и направилась к лошади, но кто-то тронул ее за руку. Обернувшись, Мелли увидела женщину, отдававшую сапоги в починку.

— К чему так спешить, милочка? У тебя, верно, денег нет и ночевать негде? — Не дождавшись ответа, женщина продолжала: — У тебя, я вижу, хорошенькое личико, если грязь с него смыть.

Мелли, вспыхнув еще пуще, попыталась обойти женщину, преграждавшую ей дорогу, но та не уступала.

— Пойдем, я накормлю тебя хорошей горячей едой и устрою на ночь.

— С какой это стати? — подозрительно спросила Мелли. В глазах женщины сверкнул хитрый огонек.

— В обмен на твою утварь, конечно.

Мелли не поверила ей, но мысль о горячей пище и теплой постели соблазняла.

— А лошадь найдется где поставить?

— Само собой, милочка. Ступай за мной, а за лошадью я пришлю мальчика.

Они пришли к большой таверне, и женщина, заметив недоуменный взгляд Мелли, пояснила:

— У меня комнаты тут, наверху. И для тебя место найдется.

Чтобы добраться до лестницы на задах, им пришлось пересечь весь зал, и какой-то мужчина крикнул спутнице Мелли:

— Тетушка Грил, да у вас, никак, новенькая?

Той это как будто пришлось не по вкусу, и она поторопила Мелли. Девушка не вникла в суть вопроса и почти сразу забыла о нем.

— Вот твоя комната, милочка. Сейчас позабочусь о еде и горячей ванне.

Мелли оглядела комнату, где помещалась кровать, комод и умывальник. После лесных просторов ей показалось тут тесновато. Но она воспрянула духом, когда тетушка Грил явилась с подносом, уставленным разными ароматными яствами: тут был горячий пирог с дичью, густой луковый суп, ломкий белый сыр и свежий хлеб с маслом. Поставив поднос, тетушка, к радости Мелли, ушла опять, и можно было уплетать за обе щеки, никого не стесняясь. Наевшись, Мелли завернула остатки пирога и сыра в тряпицу. Потом, спохватившись, достала плошки и котелок и поставила их на комод: никто не скажет, что она не платит свои долги.

Мелли осушила до дна высокую кружку с сидром. Прежде ей как придворной даме полагалось пить только разбавленное вино, и крепкий местный сидр сразу ударил ей в голову. Она улеглась на постель, довольно бугристую, и тут же уснула.

* * *

Мейбор испросил у королевы аудиенцию и получил согласие. Прошло десять дней с тех пор, как они условились о помолвке, и теперь это желанное событие представлялось более несбыточным, чем когда-либо прежде. Мейбор расхаживал по комнате, проклиная Меллиандру. Эта девчонка посмеялась над его планами, и теперь он вынужден сказать королеве опасную ложь.

Он посмотрелся в разбитое зеркало, не находя обычного удовлетворения от лицезрения самого себя в пышном наряде. Все пошло вкривь и вкось — даже нанятый им убийца до сих пор не перерезал глотку предателю Баралису. В последний раз, когда Мейбор прибегал к услугам Скарла, тот действовал куда проворнее. Не прошло и трех дней, как лорд Глайвин расстался с жизнью.

С тяжелым сердцем Мейбор постучался к королеве, и его пригласили войти. Аринальда с милостивой улыбкой протянула ему руку для поцелуя.

— Лорд Мейбор, вы, я думаю, пришли поговорить о помолвке?

— Да, ваше величество, но боюсь, что церемонию придется отложить.

— Отложить? — Теплых нот в голосе королевы как не бывало. — По какой причине? Я надеялась объявить о помолвке в праздник кануна зимы. Мы бы отметили сразу два события — улучшение здоровья короля и помолвку. И вдруг вы заявляете мне о каком-то промедлении! Никаких промедлений, лорд Мейбор!

Мейбор понимал беспокойство королевы: не далее как на прошлой неделе из Брена пришло известие о захвате герцогом еще трех поселений к юго-востоку от его метрополии. Этак он скоро объявит себя королем.

— Ваше величество, моя дочь недомогает, — сказал Мейбор, мысленно отпустив еще одно проклятие по адресу Мелли.

— Это не беда. Ведь свадьба состоится не раньше чем весной. Церемония обручения продолжается недолго. Пусть ваша дочь сделает над собой усилие.

— Ваше величество, Меллиандра не встает с постели. У нее сильный жар, и ей очень худо.

Королева переменилась в лице.

— Уж не оспа ли у нее, Мейбор? Я не могу женить Кайлока на девушке, переболевшей оспой.

Оспа, как всем было известно, обезображивала лицо и могла привести к бесплодию.

— Нет-нет, ваше величество, всего лишь гнилая горячка. Скоро она поправится. Я прошу у вас только десять дней, не больше.

— Десять дней — это не так уж и скоро. — Королева мерила шагами комнату. — Ну хорошо, я даю вам эту отсрочку.

Мейбор облегченно вздохнул.

— Я слышал, королю намного лучше, ваше величество.

— Да, лорд Баралис изготовил для короля лекарство, принесшее некоторую пользу. — (Мейбор так и похолодел. С чего это Баралис вздумал искать расположения королевы?)

— Вы можете идти, лорд Мейбор. Надеюсь увидеть вас на празднике в честь кануна зимы.

Возвращаясь к себе, Мейбор решил завтра же встретиться с убийцей и велеть, чтобы тот поторопился. Баралис замышляет какую-то каверзу.

Глава 8

Кто-то тряс Таула. Потом в лицо ему плеснули ледяной водой.

— Ну давай, дружок, приходи в себя.

Таул открыл глаза.

— Гляди, очнулся. Отойди-ка, Старику не понравится, что ты так круто с ним обошелся.

Теперь Таула били по щекам.

— Да нет же, Мотылек, он еще не очухался. — За этими словами последовала новая оплеуха.

— Не видишь — он глаза открыл? Уйди.

Таул посмотрел вокруг. Он лежал в темной каморке со связанными за спиной руками, и над ним склонились двое мужчин.

— Голова болит, да? — спросил тот, что поменьше ростом. — Ты уж прости. Заморыш всегда перегибает палку — так ведь, Заморыш? — Заморыш кивнул. — Мы не со зла. Кого нам Старик велит привести, мы того и приводим — так ведь, Заморыш? — Заморыш кивнул. — Без шишки, ясное дело, не обойдется, но знаешь, как Заморыш говорит?

— А как я говорю, Мотылек?

— Лучше шишка на голове, чем на тюфяке, — так ведь, Заморыш?

— Ага.

— А теперь надо поторопиться — негоже заставлять Старика ждать. Дело за тобой, Заморыш.

Заморыш достал огромный, страшный на вид нож и разрезал веревку, связывавшую руки Таула.

— Он просит прощения, если связал тебя чересчур туго, да, Заморыш? — Заморыш кивнул. — И еще за то, что должен будет завязать тебе глаза, — да, Заморыш?

Следующего кивка Таул уже не видел — плотная черная повязка легла ему на глаза. Его взяли за руку и вывели из комнаты.

— Да ты, дружок, точно аршин проглотил. Не бойся, Заморыш не скинет тебя с утеса, — верно, Заморыш?

Таула свели по ступеням вниз, где в нос ударила резкая вонь нечистот.

— Ты не гляди на вонь, друг, — от нее вреда нет. Вот Заморыш всю жизнь тут прожил, и ничего. Верно, Заморыш?

— Верно, Мотылек. Как пойдем — короткой дорогой или с выходом?

— Давай с выходом. Охота морским воздухом подышать. Таула вывели по ступеням на солнце, и он ощутил дуновение соленого бриза.

— Хорошая нынче погода, а, Мотылек?

— Лучше не бывает, Заморыш. Такой дивный, бархатный бриз — а ведь зима на носу.

— Тебе бы менестрелем быть, Мотылек.

— Увы, Заморыш, может, я и стал бы им, кабы воровская жизнь не затянула.

— Это великая потеря для поэзии, Мотылек.

Таула снова свели вниз, и смрад сточной канавы стал еще сильнее. Пройдя какое-то расстояние, они стали подниматься вверх, делая множество поворотов, и наконец остановились. Запахло цветами.

— Старик любит приятные запахи — да, Заморыш? Побудь-ка с нашим приятелем, а я пойду доложу.

— А повязку с него снять, Мотылек?

— Подожди лучше, пока Старик сам не распорядится. Таул и Заморыш в молчании дождались возвращения Мотылька.

— Ну, теперь, Заморыш, можешь снять повязку. — Таул заморгал от хлынувшего в глаза света. — Старик велел ввести его.

И рыцаря направили в какую-то дверь. В комнате, полной цветов, сидел у яркого огня маленький старичок.

— Входи, молодой человек. Не хочешь ли чашку крапивного отвара? Выпей непременно. Ничто так не помогает от ушибов головы. Все, кого приводят ко мне, могут это подтвердить. Лакус, конечно, еще лучше — ты ведь испытал это на себе, верно? — Старик пристально взглянул на Таула. Тот решил, что лучше промолчать. Старик налил в чашку зеленоватой жидкости и подал ему. Таул не шелохнулся. — Полно тебе — ты пожалеешь, что отказался, когда на голове вздуется шишка величиной с твою мошонку. —

Таул нехотя принял чашку с малоприятным на вид напитком. — Садись, Таул. Ничего, что я зову тебя просто по имени? В моем возрасте уже нет времени на церемонии — я ведь одной ногой в могиле стою. — Таул подумал, что у Старика удивительно здоровый вид для завтрашнего покойника. — Ты прости, что тебя доставили ко мне насильно, но я убедился, что такой способ самый верный. Ни лишних вопросов, ни препирательства. Я уверен, что ты поймешь меня.

Тут в дверь тихо постучали, и вошел Мотылек.

— Извини, что помешал, Старик, но тут Ноуд докладывает, что с Пуртиланом возникли хлопоты.

— Ты же знаешь, что надо делать в таких случаях, Мотылек. — Тот хотел уже уйти, но Старик добавил: — И без церемоний, Мотылек. Придумайте что-нибудь особенное — вы с Заморышем на это мастера. Слишком много дрязг в последнее время на рынке.

Мотылек вышел, и Старик продолжил:

— Тобой, Таул, интересуются большие люди. Знаешь ли ты, что архиепископ Рорнский установил за тобой слежку? А тот, кто интересует достопочтенного архиепископа, интересует и меня. Особенно если у меня с этим человеком имеются общие друзья. Вот мудрец Бевлин, к примеру, — мой старый друг, — не без гордости заявил Старик.

— А может, я никогда не слышал об этом твоем Бевлине? — заговорил наконец Таул.

— Ты разочаровываешь меня, Таул. Я полагал, что рыцари Вальдиса говорят одну только правду. — Старик взял в одной из многочисленных ваз оранжевую хризантему и вдохнул ее аромат. — Когда приспешники Тавалиска схватили тебя, при тебе нашли мех с лакусом. Я, пустив в ход свои скромные средства, достал этот мех. На нем, как я и предполагал, стояло клеймо Бевлина. Зачем, по-твоему, Бевлин дал его тебе? Он ведь не дурак и знал о клейме. Стало быть, он надеялся, что оно когда-нибудь сослужит тебе службу, — у Бевлина много друзей, готовых оказать ему помощь. К несчастью, Тавалиск тоже видел клеймо — потому ты и просидел год у него в темнице. — Старик вернул цветок на прежнее место, заботливо поправив букет. — Я же хочу тебе помочь. Я многим обязан Бевлину и буду рад хотя бы частично расплатиться с ним.

Таул, взвесив все сказанное Стариком, решился:

— Мне нужно быстроходное судно, чтобы доплыть до Ларна. Старик и бровью не повел.

— Будь по-твоему. Я найду тебе корабль. Еще что-нибудь?

— Я тоже хотел бы расплатиться кое с кем.

— С девушкой по имени Меган? Я позабочусь, чтобы ей возместили расходы.

Таул с трудом скрывал удивление — есть ли что-нибудь, о чем этот человек не знает? Ему, однако, понравилось, что Старик не стал расспрашивать его о цели его плавания. А Старик, словно прочтя мысли Таула, сказал:

— Я не хочу знать, что поручил тебе Бевлин, но хочу высказать тебе два предостережения. Вот первое: у меня широкие связи в Обитаемых Землях, и я знаю, что рыцари во многих местах перестали быть желанными и ненависть к вашему ордену растет. Не показывай своих колец никому: они ничего не принесут тебе, кроме бедствий. — И Старик добавил, видя выражение лица Таула: — Ты молод, полон возвышенных идеалов и, возможно, не понимаешь того, что происходит.

— Я заметил, что в Рорне к рыцарям относятся враждебно.

— И есть за что. А всему виной Тирен. Он прибирает к рукам деньги и власть, прикрываясь маской борца за веру.

Таул встал.

— Нельзя осуждать человека на основании одних только слухов. Тирен был мне другом, когда я нуждался в друге больше всего.

Старик махнул рукой:

— Сядь, я не хотел тебя обидеть. Мне до рыцарей дела нет. Если ты хочешь по-прежнему следовать за ними, я не собираюсь становиться у тебя на дороге. Ты мечтатель и полагаешь, что главное в жизни — это добиться третьего кольца. Так вот, я знавал многих рыцарей и могу тебе сказать: третье кольцо — это не конец, а только начало. Что ты, собственно, собираешься делать, получив его? Совершать подвиги, которые тебя обессмертят?

Таул почувствовал, что краснеет. Так далеко он не загадывал, если не считать смутных мечтаний о славе. Будущее не для него. Настоящее — единственное платежное средство, которое он может тратить без опаски.

— О чем, бишь, я говорил? — с обезоруживающей улыбкой спросил Старик.

— Ты говорил, что у тебя два предостережения, а я пока выслушал только одно.

— А, да. Второе состоит вот в чем: Ларн — предательский остров, будь осторожен, когда речь зайдет о цене. — Старик взял у Таула чашку с крапивным отваром. — Мотылек о тебе позаботится. К сожалению, они с Заморышем сейчас заняты. Тебя проводит Ноуд, мой слуга. Мотылек даст тебе знать, когда все будет готово.

На тихий зов Старика вошел мальчик и вывел Таула из комнаты, а Старик вернулся на свое место у огня.

Таул вновь проделал тот же путь с завязанными глазами, на сей раз без выхода на свежий воздух. Мальчик, приведя его в ту же каморку, достал с полки нож Таула и кривую саблю.

— Старик не хочет, чтобы тебя опять треснули по башке, — сказал он, отдавая оружие Таулу. Вновь завязав Таулу глаза, мальчик вывел его по ступеням наружу, провел еще немного и снял повязку. — Ну вот и все. В конце улицы повернешь налево и мигом окажешься в квартале шлюх. — И Ноуд исчез, юркнув в какой-то закоулок.

Таул, последовав его указаниям, вышел на знакомую улицу и в глубокой задумчивости вернулся к Меган.

* * *

Тавалиск ел сливы. Перед ним стояла полная миска спелых темно-пурпурных плодов. Он сдавил одну своими пухлыми розовыми губами, и сок брызнул на подбородок. Раздраженно утеревшись шелковой салфеткой, Тавалиск выплюнул косточку на пол.

Постучавшись, вошел Гамил с чашей в руках.

— Орехи, ваше преосвященство, — сказал он, ставя чашу на стол.

— Ну-с, Гамил, какие новости? — Тавалиск, выбрав мягкую блестящую сливу, надкусил ее острыми зубами.

— Наш рыцарь благополучно вышел из когтей Старика.

— В каком виде? Избитый? — Тавалиск плюнул косточкой, целя в спящую собаку.

— Кажется, нет, ваше преосвященство.

— Какое разочарование! Что же они задумали? — Тавалиск, не попав в собачку, тряхнул ее и разбудил.

— Не могу сказать наверняка, ваше преосвященство. Даже вам неведомо, что замышляет Старик.

Тавалиск, собравшийся надкусить новую сливу, положил ее обратно.

— А вот это, Гамил, не твоего ума дело. Ты глуп, если считаешь себя моим единственным источником. — Гамил с надлежащим раскаянием склонил голову, а Тавалиск продолжал: — Старик распоряжается здесь, лишь покуда я ему позволяю. Его деятельность подрывает власть Гавельны, и меня вполне устраивает, — Тавалиск сунул в рот большую сливу, — подобное ограничение власти первого министра. Верховная власть в Рорне должна принадлежать мне. Старый герцог живет отшельником, отказавшись от своего права властителя. Кому-то нужно заполнить пустоту — и пусть Старик вместе с первым министром думают, что это они ее заполняют. Пока эти двое держат друг друга за глотку, Рорн мой. — Тавалиск промокнул рот салфеткой. — Тебе нужно будет связаться с нашим шпионом в замке Харвелл.

— Слушаюсь, ваше преосвященство. Что ему передать?

— Я хотел бы знать имена врагов Баралиса. Он хочет женить Кайлока на Катерине Бренской, и нет нужды говорить, сколь неприятен мне этот союз. Брен и так уже чересчур силен, а в союзе с Королевствами герцог может заграбастать себе весь север. Кто знает? Эти две державы способны завоевать все земли, лежащие между ними. Халькус, Аннис, Высокий Град — мы оглянуться не успеем, как славный герцог будет править доброй половиной Обитаемых Земель. — Тавалиск, разволновавшись, налил себе крепленого вина и поморщился: букет в сочетании со сливами оставлял желать лучшего. — А о торговле и говорить нечего. Герцог стакнулся с проклятыми рыцарями, и они норовят лишить нас куска хлеба, устанавливая более низкие цены. Тактика шарлатанов!

— Куда как скверно они поступают, ваше преосвященство, — разве мы лишнее запрашиваем?

Тавалиск, пристально глянув на Гамила, снова глотнул вина и опять остался недоволен.

— Такое положение крайне серьезно. Я должен внимательно следить за событиями. И всех игроков нужно расставить по местам. У Баралиса должны быть сильные враги, и я свяжусь с ними. Зачем делать что-то самому, когда другие могут сделать это за тебя? — Тавалиск попробовал вино в третий раз, и вкус, хотя и по-прежнему горьковатый, наконец удовлетворил его.

— Я выясню, у кого есть причины ненавидеть лорда Баралиса, ваше преосвященство.

— Зная Баралиса, я не сомневаюсь, что в замке Харвелл найдется не один человек, имеющий на него зуб. — Тавалиск снова отпил из чаши. Непонятно, как он мог находить этот нектар горьким?

— Что-нибудь еще, ваше преосвященство?

Тавалиск сунул секретарю собачку:

— Прогуляйся с Коми по саду, Гамил. Его весь день не выводили, и ему надо облегчиться.

Гамил бросил на патрона злобный взгляд, но Тавалиск притворился, что не заметил этого. Гамил вышел, и архиепископ с ехидной улыбкой на лице принялся колоть орехи.

* * *

Настал день, когда Джек решился покинуть Фалька и продолжить свой путь на восток. Уходить было жаль — но у каждого человека своя жизнь, а в жизни Джека благодаря Фальку теперь появилась надежда. Все не так просто, как думалось прежде Джеку, зато жизнь дает неограниченные возможности. Джек стал смотреть на мир другими глазами. На все, оказывается, может существовать много точек зрения, и то, во что он верил много лет, вовсе не столь уж неопровержимо. Фальк заставил его задуматься о многом, и Джеку требовалось побыть одному, чтобы прийти к собственным выводам.

— Почему вы пришли мне на помощь, когда я свалился больной? — спросил Джек. Они сидели у огня, и эль способствовал размышлениям. Фальк, пригубив свою чашу, промолчал, и Джек решил, что нарушил границы их необычной дружбы, задав столь откровенный вопрос. Он хотел уже извиниться, но Фальк сказал:

— Не хочу лгать тебе, Джек. Я помог тебе потому, что в тебе есть нечто большее, чем кажется с первого взгляда.

— Вы увидели во мне то, что способно преобразить горелый хлеб в сырой?

Ответ Фалька удивил Джека.

— Нет, ведь я не маг. Только маги видят друг друга насквозь. Я лесной житель и способен видеть только земное.

У Джека от страха поднялись волосы на затылке.

— Что же вы тогда увидели?

— В настойчивости тебе не откажешь. Я сам не знаю, что толкнуло меня помочь тебе, когда ты лежал под дождем. Я увидел... — Фальк потупился, разглаживая ногой листья на полу. — Нет, не могу объяснить. Судьба сопровождает тебя — и вот-вот позовет танцевать с собой. — Фальк встал, явно не желая больше говорить об этом. — Раз уж ты собрался в дорогу, я хочу подарить тебе кое-что.

Судьба?! Никогда еще жизнь не казалась Джеку такой сложной: тут и колдовство, и необходимость сделать выбор, а теперь вот еще какая-то судьба, сопровождающая его как тень. Он всего лишь ученик пекаря, и все было куда проще, когда он пек хлеб, переписывал книги и бегал за девушками.

Джек запустил руки в волосы, отросшие, как никогда прежде. Мастер Фраллит при виде их сразу схватился бы за нож. А вот девушкам на кухне нравилось. Впрочем, сейчас Джеку было не до девчонок: кто станет думать о женщинах, едва оправившись от гнилой горячки и собираясь начать новую жизнь? Но один женский образ все еще витал перед ним: образ Мелли. Джеку до сих пор виделась дивная кожа и очертания легкой фигуры.

Он слегка стыдился таких своих мыслей. Надо же — впереди столько важных дел, а женщины, хоть ты тресни, так и лезут в голову. Всего несколько минут назад Фальк сказал ему нечто очень серьезное, а он, Джек, сидит и воображает, как выглядела бы Мелли в платье с низким вырезом!

Джек засмеялся, и Фальк присоединился к нему. Джек не стал спрашивать, почему тот смеется, — он боялся, что Фальк читает его мысли. Ну и пусть — так еще смешнее. Когда смеешься, все хорошо и не верится, что в мире есть зло, которое смех не смог бы победить.

Фальк, став на колени в углу шалаша, поднял кусок дерна, под которым обнаружилась ямка. Найдя в ней то, что искал, Фальк вернул дерн на место, сел опять около Джека и стал распаковывать что-то, завернутое в полотно.

— Ты пришел сюда ни с чем, и я не могу отпустить тебя с пустыми руками. Я не для того спасал твою жизнь, чтобы она опять оказалась под угрозой. Тебе понадобится нож, понадобится фляга для воды и защита от холода. — Говоря это, Фальк поочередно вручал Джеку небольшой, но тяжелый кинжал, флягу и роскошный толстый плащ. Джек даже протрезвел от такой щедрости.

— Не знаю, как и благодарить вас, Фальк.

Фальк поспешил его прервать, пробурчав:

— Ничего, ничего. Я попрошу тебя только об одном.

— О чем же?

— Не ожесточайся, Джек. Ты молод, и жизнь избрала для тебя нелегкую дорогу. Не делай ее еще труднее, виня других за ухабы на ней.

Джек отвернулся, не выдержав пристального, все понимающего взгляда Фалька.

Фальк, не трогая его больше, принялся укладывать еду. Увязав припасы в тугую скатку, он извлек из сундука пару сапог и воззрился на ноги Джека, недоверчиво покачивая головой. Джек не знал, смеяться ему или краснеть. Под конец Фальк вручил ему кожаный кошелек.

— Тут немного, всего несколько золотых, но они помогут тебе на первых порах, когда выйдешь из леса.

Джек снова стал благодарить, но слова выходили какими-то корявыми и вымученными.

— Я стольким вам обязан, Фальк! Спасибо за вашу доброту — когда-нибудь я отблагодарю вас как следует, обещаю.

— Не нужна мне благодарность, и не нужно считать себя моим должником. Освобождаю тебя от всех обязательств.

Джек, так и не придумав достойного ответа, счел за благо промолчать.

Оба вышли из шалаша и стали рядом. Джек, хотя не впервые видел шалаш снаружи, не мог не восхититься им заново. Точно купа густого кустарника — совсем незаметно, что здесь кто-то живет. Фальк поймал взгляд Джека.

— Есть несколько вещей, которыми я могу гордиться, — и мой дом относится к ним.

Они постояли несколько минут, любуясь красотой леса, — и Фальк, к удивлению Джека, вдруг поцеловал его в щеку.

— Завидую тебе, Джек. Ты молод, и у тебя вся жизнь впереди — сделай ее большим приключением!

И опять Джек не нашел слов. Их взгляды встретились, Джек повернулся и зашагал прочь.

Он не оглядывался и шел все дальше, ориентируясь по солнцу. На восток. Все большие города находятся в той стороне. Не так уж важно, где он в конце концов осядет: главное — испытать как можно больше в жизни. Фальк заронил искру в его душу, и Джеку требовалось топливо, чтобы поддержать огонь.

Он пустился бегом, наслаждаясь холодком, веющим в лицо, и только обрадовался пошедшему вскоре дождю. Так Джек преодолел много лиг, полный самых радужных мыслей. Да, его жизнь станет большим приключением — вера в это поддерживала Джека весь день.

Когда ночь заявила о себе усилившимся холодом и померкшим небом, Джек сбавил шаг и стал искать место для ночлега. Найдя пятачок ровной земли около узкого ручья, он распаковал свой мешок и был поражен его содержимым: копченый окорок, круг желтого сыра, соленая оленина, яблоки и орехи, сушеные фрукты и вяленое мясо. Кроме еды, в мешке лежало легкое шерстяное одеяло и фляжка — с сидром, как оказалось. На закуску Джек отрезал себе щедрый ломоть сыра.

В кошельке нашлось пять золотых — целое состояние для парня, у которого в жизни не было ни гроша.

Джек приступил к трапезе всерьез, опробовав кинжал на окороке. За едой он жалел, что не сумел поблагодарить Фалька более красноречиво за все, что тот сделал для него. Но потом, вспомнив странный характер своего благодетеля, решил, что самым лучшим будет просто насладиться полученными дарами. Джек поднял флягу и произнес:

— За Фалька — одинокого, но счастливого.

* * *

Баралис пребывал не в лучшем настроении. Бедняга голубь умер-таки, не выдержав голода и холода, и невозможно стало проследить за наемниками. Придется посылать новую птицу. Он сделает это завтра — на сегодня королева назначила ему встречу, куда он должен явиться во всеоружии своего ума. И точно мало было одной неприятности, с нарочным только что прибыло письмо от толстого интригана Тавалиска — тот требовал свои книги назад. Жирного и жадного Тавалиска следовало опасаться — Баралис чуял это нутром. Архиепископ всю свою жизнь строит козни и не позволит беспрепятственно свершиться событию столь крупному, как женитьба Кайлока. Если карта Обитаемых Земель изменится и власть перейдет с разжиревшего юга на алчущий север, в мире, управляемом поджарой голодной империей, не останется места для обжор.