Позолоченный век

      - Ну нет. Хватит и одного. Я, наверно, завтра же выздоровею, если только буду знать, что у меня никогда не будет другого врача.
      - Врач не разрешает так много разговаривать, - сказала Руфь и прижала палец к его губам.
      - Но, Руфь, я хочу сказать, что я предпочел бы никогда не выздоравливать, если бы...
      - Ну, довольно, молчите. Вы опять заговариваетесь.
      И Руфь с улыбкой закрыла ему рот рукой, а потом, весело смеясь, выбежала из комнаты.
      Но Филип неутомимо вновь и вновь повторял эти попытки; ему это очень нравилось. Однако стоило ему расчувствоваться, как Руфь обрывала его каким-нибудь тщательно обдуманным внушением, например: "Не думаете ли вы, что врач воспользуется крайней слабостью своего пациента? Если вам угодно сделать какие-либо признания перед смертью, я позову Алису".
      По мере того как Филип поправлялся, Алиса все чаще заменяла Руфь, развлекая его, часами читала ему вслух, когда ему не хотелось разговаривать, - а говорил он почти все время о Руфи. Эта замена не так уж огорчала Филипа. В обществе Алисы он всегда был весел и доволен. Никто другой не действовал на него так успокоительно. Она была начитаннее Руфи, много знала и многим интересовалась; всегда оживленная, добрая и отзывчивая, она ничуть не утомляла его, но и не нарушала его душевного покоя. Она действовала на него так же умиротворяюще, как миссис Боултон, когда та порой подсаживалась к его постели со своим рукодельем. Иные люди неизменно распространяют вокруг себя успокоительное, ровное тепло. Они вносят мир в дом, и в самом разношерстном обществе всем и каждому передается от них ощущение безмятежной ясности духа, хотя говорят они мало и, видимо, не сознают своего влияния на окружающих.
      Разумеется, Филипу все равно хотелось, чтобы Руфь была с ним. Но с тех пор как он уже настолько поправился, что мог ходить по всему дому, она вновь углубилась в занятия. Время от времени она опять принималась его дразнить. Она всегда шуткой, точно щитом, заслонялась от его чувства. Филип нередко называл Руфь бесчувственной; но навряд ли ему понравилось бы, если бы она была чувствительна; нет, право, даже хорошо, что ей свойственно это изящное здравомыслие. Никогда еще он не видывал, чтобы серьезная девушка обладала таким веселым, легким нравом.
      Быть может, с нею ему было не так спокойно и бестревожно, как с Алисой. Но ведь он любил Руфь. А любовь не в ладу с покоем и довольством.
      ГЛАВА XI
      МИСТЕР ТРОЛЛОП ПОПАДАЕТСЯ В ЛОВУШКУ
      И СТАНОВИТСЯ СОЮЗНИКОМ
      Сатл. Да провалиться мне на месте! Я согласен.
      Дол. Ну что же, сэр, коль так - скорей клянитесь.
      Сатл. В чем должен клясться я?
      Дол. В том, что, друзей оставив,
      Для дела общего вы будете трудиться.
      Бен Джонсон, Алхимик.
      Eku edue mfine, ata eku: miduehe mfine itaha*.
      ______________
      * Мышь входит в мышеловку - мышеловка хватает ее; не войди мышь в мышеловку, та бы ее не поймала (эфикск.).
      Военные действия, начатые мистером Бакстоуном, прекратились очень быстро - куда быстрее, чем он предполагал. Он начал с того, что хотел победить Лору, оставаясь непобежденным; но его попытка кончилась тем, чем кончали до него все, кто пытал счастья на этом поле битвы: он усердно старался покорить ее, но скоро убедился, что хоть сам он еще не вполне уверен в победе, зато Лора его явно покорила. К чести Бакстоуна надо сказать, во всяком случае, что он сражался хоть и недолго, но умело. Теперь он оказался в достойной компании - на одной привязи с весьма видными пленниками. Эти несчастные беспомощно и покорно следовали за Лорой по пятам, ибо стоило ей захватить пленника - и он навек становился ее рабом. Иные бунтовали, пытаясь сбросить цепи; иные вырывались на свободу и объявляли, что их рабству пришел конец, - но рано или поздно они возвращались к ней, полные раскаяния и обожания. Лора всегда действовала одинаково; как и всех, она то поощряла Бакстоуна, то изводила его; иной раз возносила его на седьмое небо, а потом вновь повергала во прах. Она сделала его главным поборником законопроекта об университете в Буграх, - и поначалу он нехотя принял эту честь, но потом стал ценить ее: ведь благодаря этому он мог услужить Лоре... он даже стал считать, что ему очень повезло, теперь можно так часто видеться с Лорой!
      От Бакстоуна Лора узнала, что злейший враг ее законопроекта достопочтенный мистер Троллоп. Бакстоун настаивал, чтобы она даже и не пыталась как-либо повлиять на Троллопа, объясняя, что любой ее шаг в этом направлении несомненно будет использован против нее и не принесет ничего, кроме вреда.
      Сперва она сказала, что знает мистера Троллопа и ей известно, что у него есть ББ. Но мистер Бакстоун сказал, что, хотя и не представляет себе, как понять столь странное выражение, и не стремится разгадать загадку, поскольку это, вероятно, нечто глубоко интимное, он "все же осмеливается утверждать, что нет ничего правильнее в данном конкретном случае и во время данной сессии, как соблюдать величайшую осторожность и держаться подальше от мистера Троллопа; всякое иное поведение может оказаться гибельным".
      По-видимому, тут ничего нельзя было поделать. Лора всерьез тревожилась. Как будто все идет на лад, но ведь ясно, что даже один сильный, решительный враг может в конечном счете разрушить ее планы. Однако вскоре ей пришла на ум новая мысль:
      - Не можете ли вы выступить против его знаменитого законопроекта о пенсиях, а потом договориться полюбовно?
      - Ну нет, в этом деле мы с ним названые братья - трудимся плечом к плечу и нежно любим друг друга; тут я всячески ему помогаю. Но я всеми силами мешаю ему провести закон об иммиграции - вот тут я выступаю так же непримиримо и мстительно, как он против нашего университета. У нас с ним половина каждого разговора проникнута ненавистью, а вторая половина исполнена нежнейшей привязанности. Мы отлично понимаем друг друга. Вне стен Капитолия он великолепный работник; ни один человек не мог бы сделать для закона о пенсиях столько, сколько делает он. Я мечтаю, чтобы он выступил по этому вопросу с блестящей речью, которую он хочет произнести, тогда я скажу еще одну - и все будет в порядке.
      - Но если он хочет выступить с блестящей речью, почему же он не выступает?
      Новые посетители прервали этот разговор, и мистер Бакстоун удалился. Для Лоры не имело ни малейшего значения, что ее вопрос остался без ответа, ведь речь шла о предмете, совсем ей неинтересном; и, однако, человеческой природе свойственно любопытство, - а потому ей хотелось бы знать, в чем тут дело. Случай вскоре представился: она задала тот же вопрос новому лицу - и получила ответ, который ее вполне удовлетворил. Она долго раздумывала в этот вечер, уже лежа в постели, и когда наконец повернулась на бок, чтобы уснуть, у нее готов был новый план. Назавтра, на вечере у миссис Главерсон, она сказала Бакстоуну:
      - Я хочу, чтобы мистер Троллоп произнес свою замечательную речь, посвященную закону о пенсиях.
      - Как! Но ведь вы помните, нас прервали, и я не объяснил вам...
      - Неважно, я все знаю. Вы должны заставить его произнести эту речь. Я так хочу.
      - О, это легко сказать - заставить его! Но как же я его заставлю?
      - Очень просто, я уже все обдумала.
      И Лора пустилась в подробные объяснения. Наконец мистер Бакстоун сказал:
      - Теперь понимаю. Я уверен, что смогу это устроить. Право, я удивляюсь, как он сам до этого не додумался, - такие случаи бывали, и не раз. Но если я что и улажу, что выиграете вы? Вот чего я не могу постичь.
      - Об этом не беспокойтесь. Я выиграю очень много.
      - Хотел бы я знать, каким образом? Странная причуда! Вы, кажется, избрали самый дальний и кружной путь... Но вы говорите серьезно, правда?
      - Да, конечно.
      - Хорошо, я это устрою... Но почему вы не хотите сказать мне, каким образом, по-вашему, это вам поможет?
      - Придет время - скажу. Смотрите, сейчас он один. Подите и поговорите с ним, будьте умником!
      Через минуту-другую названые братья по закону о пенсиях углубились в серьезный разговор и, казалось, не замечали движущейся вокруг толпы гостей. Они беседовали добрый час, потом мистер Бакстоун вернулся к Лоре.
      - Сначала он и слушать не хотел, а потом прямо загорелся. И теперь у нас с ним уговор: я не выдам его секрета, а он, когда начнет громить сторонников законопроекта о нашем университете, не упомянет обо мне. Легко могу поверить, что в этом случае он сдержит слово.
      Прошло две недели, и за это время закон об университете приобрел немало друзей. Сенатор Дилуорти начал думать, что пора пожинать плоды. Он устроил тайное совещание с Лорой. Она могла совершенно точно сказать ему, как будет голосовать конгресс. За них большинство; закон пройдет, если только малодушные не испугаются в последнюю минуту и не изменят, - а это легко может случиться.
      - Нам бы нужен еще один крепкий, надежный человек, - сказал сенатор. Вот Троллоп - он бы должен быть на нашей стороне, ведь он друг негров. А он - против, он наш самый яростный противник. Если бы он просто голосовал против, но при этом молчал и не старался повредить нам, я был бы рад и счастлив. Но на это вряд ли можно надеяться.
      - Отчего же, я тут недели две назад предложила один довольно выгодный для него план. Пожалуй, он окажется сговорчивым. Сегодня он придет сюда.
      - Берегитесь его, дитя мое! Несомненно, он замышляет недоброе. Говорят, он утверждает, будто ему известны какие-то бесчестные приемы, пущенные в ход ради нашего законопроекта, и намерен в последнюю минуту выступить с убийственными разоблачениями. Будьте начеку. Будьте очень, очень осторожны, дорогая. Используйте все свое красноречие. Вы можете убедить человека в чем угодно, если захотите. Постарайтесь убедить его, что, если что-нибудь бесчестное и было сделано, вы уж во всяком случае об этом даже не подозревали и очень огорчены. И как было бы хорошо, если б вы могли рассеять его предубеждение против нашего проекта! Но смотрите не переусердствуйте, дорогая, держитесь так, словно вы во всем этом не слишком заинтересованы.
      - Да, хорошо. Я буду ужасно осторожна. Я буду разговаривать с ним нежно, как с родным сыном! Можете на меня положиться.
      У входной двери зазвенел колокольчик.
      - Вот и он, - сказала Лора.
      И сенатор Дилуорти удалился к себе в кабинет.
      Лора поднялась навстречу мистеру Троллопу. Это был солидный, тщательно одетый джентльмен весьма почтенного вида, лысый, в стоячем воротничке и со старомодными печатками на часовой цепочке.
      - Точность и аккуратность - высокие добродетели, мистер Троллоп, и вы, я вижу, ими обладаете. Вы всегда очень точны и аккуратны при встречах со мною.
      - Я всегда выполняю свои обязательства, каковы бы они ни были, мисс Хокинс.
      - Мне кажется, в наши дни это достоинство становится большой редкостью. Я хотела поговорить с вами по делу, мистер Троллоп.
      - Я так и думал. Чем могу быть полезен?
      - Вы знаете мой законопроект - насчет университета в Буграх?
      - Ах да, ведь это ваш проект. Я и забыл. Да, этот проект я знаю.
      - Так вот, не будете ли вы так добры и не выскажете ли мне свое мнение о нем?
      - Что ж, если вам угодно, чтобы я говорил откровенно, должен сказать: я его не одобряю. Я не видел самого проекта, но, судя по тому, что я слышал, это... это... Ну, словом, это выглядит неважно. Это...
      - Говорите все, не смущайтесь.
      - Ну вот... по слухам, тут собираются бессовестно обмануть правительство.
      - И что дальше? - спокойно сказала Лора.
      - Как - что? Я тоже спрашиваю: что дальше?
      - Что же, допустим, тут и в самом деле жульничество, - хотя я могу это опровергнуть, - так разве оно первое?
      - Вы меня поражаете! Неужели вы... неужели вы хотели, чтобы я за это голосовал? И вы для этого желали меня видеть?
      - Вы очень догадливы. Я хотела и хочу, чтобы вы голосовали за этот проект.
      - Голосовать за мошен... за меру, которую все считают в лучшем случае сомнительной? Боюсь, мы с вами не сможем понять друг друга, мисс Хокинс.
      - И я этого боюсь - если только вы опять стали принципиальным человеком, мистер Троллоп.
      - Неужели вы меня вызвали для того, чтобы оскорблять? Мне пора идти, мисс Хокинс.
      - Нет, подождите минуту. Не обижайтесь на такие пустяки. Не будьте таким важным и несговорчивым. Закон о субсидии кораблестроению тоже был мошенничеством, обманом правительства. И вы голосовали за него, мистер Троллоп, хотя вы все время выступали против этого закона, пока однажды вечером не побывали в доме у некоей миссис Мак-Картер и не побеседовали с нею. Она мое доверенное лицо и действовала по моему поручению... Вот так-то лучше - присядьте опять, пожалуйста. Вы можете быть очень сговорчивым, если захотите. Итак? Я жду. Вам нечего сказать мне?
      - Мисс Хокинс, я голосовал за тот проект потому, что, когда я вник в него...
      - Ну конечно. Когда вы вникли в него. Что же, я только и хочу, чтобы теперь вы вникли в мой проект. Мистер Троллоп, когда обсуждался тот закон о субсидии, вы и не думали продавать свой голос - и совершенно правильно сделали, - вы только согласились принять некоторое количество акций, с условием, что они будут записаны на имя вашего зятя.
      - Нет никаких дока... я хочу сказать, это обвинение ни на чем не основано, мисс Хокинс. - Почтенному джентльмену явно было не по себе.
      - Ну, пожалуй, не такое уж оно безосновательное. Я и еще одна особа назовем ее мисс Икс, настоящее имя не так уж важно - во время того разговора были спрятаны в нише в двух шагах от вас.
      Мистер Троллоп невольно вздрогнул, потом сказал с достоинством:
      - Мисс Хокинс, неужели вы способны на такой поступок?
      - Это было нехорошо, сознаюсь. Это было очень дурно. Почти так же дурно, как продать свой голос за... но нет, я забыла: вы не продали свой голос, вы только приняли пустячный подарок - небольшой знак уважения - для вашего зятя. Ох, давайте будем говорить прямо и откровенно! Я знаю вас, мистер Троллоп. Мы с вами сталкивались в делах уже раза три-четыре. Правда, я никогда не пробовала покушаться на ваши принципы, никогда и не намекала на это. Но всегда, нащупав почву, я обрабатывала вас через подставное лицо. Будем откровенны. Рядитесь в тогу добродетели перед публикой - там это видимое благообразие производит впечатление. Но здесь оно неуместно. Дорогой сэр, в недалеком будущем состоится расследование в связи с Фондом помощи руководителям ассоциаций духовного совершенствования, который был учрежден несколько лет назад, и вы прекрасно знаете, что, когда следствие закончится, от вас наверняка останутся рожки да ножки.
      - Если у человека и есть акции этого фонда, еще не так просто доказать, что он мошенник. Меня мало огорчает Фонд духовного совершенствования.
      - О, разумеется! Я вовсе и не пытаюсь вас огорчить. Я только хочу доказать, что я неплохо вас знаю. Несколько почтенных джентльменов купили эти акции (не заплатив ни гроша), получали по ним дивиденды (что за счастливая мысль - получать дивиденды, да еще какие солидные, по акциям, за которые не уплатил!), и за все время ваши имена ни разу не появились в документах! Если уж вы брали акции, вы их брали на чужое имя. Так вот, видите ли, одно из двух: либо вы знали, что целью и смыслом этого неслыханного великодушия было купить вашу дружбу, ваше содействие по части выгодных им законов, либо вы и впрямь этого не знали. Иначе говоря, вы должны были быть либо мошенником, либо... гм... дураком - середины тут нет. А вы далеко не дурак, мистер Троллоп.
      - Вы мне льстите, мисс Хокинс. Но, говоря серьезно, разве вы забыли, что некоторые лучшие, безупречнейшие люди в конгрессе таким же способом приобрели тогда эти акции?
      - И сенатор Блэнк тоже?
      - Н-нет... не думаю.
      - Ну, разумеется. А вы полагаете, с ним хоть раз пытались заговорить на эту тему?
      - Пожалуй, нет.
      - А если бы, например, вы попробовали заговорить с ним, ссылаясь на то, что некоторые лучшие люди в конгрессе - безупречнейшие, и прочее, и прочее, - что бы из этого вышло?
      - Ну а что бы такое вышло?
      - Он указал бы вам на дверь! Потому что мистер Блэнк и не мошенник, и не дурак. Есть еще люди в сенате и в конгрессе, которым никто не осмелился бы предложить эти акции со столь странным великодушием. Но они не из тех, кого вы считаете лучшими и безупречнейшими. Нет, повторяю, я знаю вас, мистер Троллоп. Иначе говоря, мистеру Троллопу можно предложить то, чего не осмелишься предложить мистеру Блэнку. Мистер Троллоп, вы дали слово поддержать закон об ассигнованиях в помощь нуждающимся членам конгресса, который будет поставлен на текущей либо на следующей сессии. Вы не отрицаете этого даже публично. Человек, который будет голосовать за этот законопроект, нарушит восьмую заповедь и любым другим способом, сэр.
      - И, однако, за ваш бесчестный проект, миледи, он голосовать не будет! - воскликнул мистер Троллоп и порывисто встал.
      - Нет, будет. Присядьте, и я вам все объясню. Ну, полно, не стоит так себя вести. Это очень нелюбезно. Будьте умником, и вы получите пропавшую страницу вашей замечательной речи. Вот она! - И Лора высоко подняла страницу рукописи.
      Мистер Троллоп, стоявший уже у порога, немедленно вернулся. В лице его мелькнула радость - или, может быть, это было какое-то другое чувство, но, во всяком случае, к нему примешивалась немалая доля удивления.
      - Недурно! Откуда она у вас? Дайте сюда!
      - Нам некуда спешить. Садитесь и побеседуем по-дружески.
      Мистер Троллоп колебался.
      - Нет, вы меня не проведете, - сказал он наконец. - Я ухожу. Это вовсе не потерянная страница.
      Лора оторвала снизу несколько строк и протянула Троллопу.
      - Ну, посмотрите. Узнаёте почерк? Вы же знаете, что это она и есть. Так вот, если вам угодно меня выслушать, вы узнаете, что это и есть те самые цифровые данные, в которых заключается суть всех ваших великих усилий, та разящая молния, которая должна была сопровождать первые громы вашего красноречия, - они продолжаются на следующей странице. Именно на этом месте вы и запнулись.
      И она прочитала страницу вслух.
      - Просто поразительно, - сказал мистер Троллоп. - Но мне-то не все ли равно? Что за важность? Речь произнесена - и кончено. Я действительно запнулся на минуту и довольно неловко, потому что я подходил к этим цифрам, рассчитывая на особый эффект. Пауза была приятнее для членов конгресса и для публики, чем для меня. Но сейчас это уже не имеет значения. С тех пор прошла неделя; уже дня четыре как на мой счет перестали острить. Вся эта история мне совершенно безразлична, мисс Хокинс.
      - Но вы извинились и обещали представить цифры на другой же день. Почему вы не выполнили обещания?
      - Дело было не такое уж важное. Та минута, когда эти цифры могли произвести впечатление, миновала.
      - Но, как я слышала, сторонники законопроекта о солдатских пенсиях очень хотели бы их услышать. Я думаю, вам следовало бы сообщить им эти данные.
      - Мисс Хокинс, глупая оплошность моего переписчика, очевидно, представляет больше интереса для вас, чем для меня. Я пришлю к вам моего личного секретаря - пусть он обсудит ее с вами во всех подробностях.
      - Это он переписывал вашу речь?
      - Разумеется. К чему столько вопросов? Скажите, а как вы достали эту страницу рукописи? Вот единственное, что мне, пожалуй, любопытно.
      - Сейчас и до этого дойду. - И затем Лора сказала, словно про себя: Как видно, человеку приходится доставлять себе массу лишних хлопот: нанимаешь кого-то, чтоб тебе сочинили замечательную речь, потом подыскиваешь еще кого-то, чтоб ее переписали, и тогда только можешь прочесть ее в конгрессе.
      - Что означают ваши намеки, мисс Хокинс?
      - Ну, уж конечно, ничего плохого - ничего плохого для кого бы то ни было. Но я сама случайно слышала, как достопочтенный мистер Бакстоун обещал вам либо написать эту вашу замечательную речь, либо подыскать для этого какого-нибудь сведущего человека.
      - Нелепость, миледи, совершенная нелепость! - И мистер Троллоп сделал не слишком удачную попытку язвительно засмеяться.
      - Ну почему же, такие вещи случались и раньше. Я хочу сказать, что мне уже приходилось слышать, как конгрессмены нанимают разных писак и те сочиняют для них речи. Я ведь своими ушами нечаянно слышала упомянутый разговор.
      - Чепуха! Конечно, вы могли подслушать какую-нибудь такую нелепость, сказанную в шутку. Но кто же примет всерьез подобную бессмыслицу?
      - Ах, это была шутка? Почему же вы-то приняли ее так серьезно? Почему вы попросили написать для вас речь, а потом прочитали ее в конгрессе, не позаботившись даже снять копию?
      На сей раз мистер Троллоп не засмеялся. Казалось, он не на шутку встревожен.
      - Ладно, - сказал он, - выкладывайте все до конца. Не понимаю, что вы затеяли... но, видно, это вас забавляет, так продолжайте, пожалуйста.
      - Ну, конечно, я буду продолжать. Но я надеюсь позабавить и вас тоже. Ваш личный секретарь никогда не переписывал вашу речь.
      - Вот как? Право, вы, кажется, знаете мои дела лучше, чем я сам.
      - Я тоже так думаю. Вы не можете назвать мне имя вашего переписчика, мистер Троллоп.
      - Это очень печально, разумеется. Но, вероятно, его может назвать мисс Хокинс?
      - Да, могу. Не кто другой как я написала вашу речь, и вы читали ее по моей рукописи. Вот вам!
      Мистер Троллоп не вскочил на ноги, не схватился за голову, не покрылся холодным потом и не побледнел как смерть - нет, он только сказал: "Боже праведный!" - и на лице его выразилось величайшее изумление.
      Лора протянула ему свою тетрадь для заметок и предложила убедиться, что почерк здесь и на странице из его речи один и тот же. Троллоп спорить не стал. Отложил тетрадь, сказал невозмутимо:
      - Что же, чудо-трагедия окончилась, и, как выяснилось, именно вам я обязан моим недавним красноречием. А дальше что? Для чего вам все это нужно, и что это в конце концов значит? Что вы теперь намерены делать?
      - О, ничего, это просто так, шутки ради. Когда я услыхала тот разговор, я при первом же удобном случае спросила мистера Бакстоуна, не нужно ли для кого-нибудь из его знакомых сочинить речь, - у меня есть приятельница, и так далее, и тому подобное... А эта приятельница была я сама. Я думала, что могу оказать вам услугу, а потом когда-нибудь вы отплатите мне тем же. Я не отдавала Бакстоуну речь до самой последней минуты, а когда вы торопились с нею в конгресс, вы, конечно, не знали, что там не хватает страницы, но я знала.
      - И теперь вы, вероятно, думаете, что, если я откажусь поддержать ваш законопроект, вы выступите с великим разоблачением?
      - Ну, ничего такого я не думала. Я припрятала страницу просто так, для забавы; но раз уж вы об этом заговорили... не знаю, может быть, я и сделаю что-нибудь такое, если рассержусь.
      - Дорогая мисс Хокинс, если бы вы и объявили во всеуслышание о том, что это вы сочинили для меня речь, сами знаете - все сочтут ваши слова просто шуткой; все знают, что вы насмешница, обожаете пригвоздить человека к позорному столбу и всех развлекать его мучениями. Слабовато, мисс Хокинс, для такой даровитой, изобретательной особы, как вы, - придумайте что-нибудь похитрее. Попробуйте!
      - Это не так трудно, мистер Троллоп. Я найму человека, пришпилю эту страницу ему на грудь и сделаю надпись: "Пропущенный отрывок из замечательной речи достопочтенного мистера Троллопа, каковая речь была составлена и написана мисс Лорой Хокинс по тайному сговору за сто долларов, причем деньги так и не были уплачены". А вокруг пришпилю записки образчики моего почерка, - которые для этого случая достану у моих видных друзей; и тут же будет ваша речь, опубликованная в "Глобе", так что всякий сразу увидит связь между тем пробелом и моим отрывком. И даю вам честное слово, я выставлю эту живую доску объявлений в вестибюле Капитолия, и она будет стоять там целую неделю! Как видите, мистер Троллоп, вы поспешили с выводами: чудо-трагедия еще далеко не окончена. Но, может, теперь она кажется вам занятнее?
      При таком обороте дела мистер Троллоп широко раскрыл глаза. Он поднялся и минуту-другую в раздумье шагал из угла в угол. Потом остановился и некоторое время испытующе смотрел на Лору.
      - Что ж, - сказал он наконец, - пожалуй, с вас станется, вы достаточно безрассудны для такой выходки.
      - Тогда не доводите меня до этого, мистер Троллоп. Но хватит. Я пошутила, и вы вполне прилично все перенесли. Не стоит пережевывать остроту, а то она больше не будет смешна. Поговорим лучше о моем законопроекте.
      - Охотно, моя тайная переписчица. По сравнению с иными предметами даже и ваш законопроект - приятная тема для беседы.
      - Вот и прекрасно! Я так и думала, что сумею вас убедить. Теперь я уверена, что вы будете великодушны и из доброго отношения к бедным неграм проголосуете за этот проект.
      - Да, я уже испытываю больше нежных чувств к угнетенным цветным. Так что же, заключим мир? Станем добрыми друзьями и будем уважать маленькие тайны друг друга, при условии, что я проголосую за ваш проект?
      - От всей души, мистер Троллоп! Даю вам слово.
      - По рукам! Но, может быть, вы дадите мне еще кое-что?
      Мгновенье Лора вопросительно смотрела на него, потом поняла:
      - А, да! Пожалуйста, возьмите. Мне она больше не нужна, - и уже протянула было Троллопу злополучную страницу, но передумала. - Впрочем, не беспокойтесь, у меня она будет в сохранности, и никто ее не увидит. Вы получите ее, как только проголосуете.
      Мистер Троллоп был, видимо, разочарован, но вскоре простился и уже вышел за дверь, как вдруг новая мысль осенила Лору.
      "Мне нужен не просто его голос, отданный из-под палки, - сказала она себе. - Он может голосовать "за", но втайне, из мести, действовать против нас. У него нет совести, он на все пойдет. Мне нужно заручиться не только его голосом, но и искренним содействием. А это можно получить только одним способом".
      И она вновь позвала его:
      - Я очень ценю ваш голос, мистер Троллоп, - сказала она, - но еще выше ценю ваше влияние. Вы могли бы, при желании, любым способом содействовать проведению любого мероприятия. Я хочу просить вас поддержать наш законопроект, а не только голосовать за него.
      - На это нужно много времени, мисс Хокинс, а время - деньги, как вам известно.
      - Да, это мне известно, тем более - время членов конгресса. Что же, нам с вами незачем играть в прятки. Мы знаем друг друга, притворяться нет смысла. Давайте говорить откровенно. Потрудитесь для нашего законопроекта, и вы об этом не пожалеете.
      - Прошу вас, не будьте чересчур откровенны. Лучше соблюдать кое-какие приличия. Что вы предлагаете?
      - Вот что, - и Лора назвала несколько видных членов конгресса. - Так вот, - продолжала она, - пусть эти джентльмены голосуют и действуют в пользу законопроекта - единственно из любви к неграм, а я - из чистейшего великодушия - включу по родственнику каждого из них в попечительский совет. Официально они будут распоряжаться капиталом примерно в миллион долларов, но не будут получать никакого жалованья. Другие государственные мужи, в большем количестве, но с меньшим весом и влиянием, будут голосовать за наш проект и поддерживать его - тоже только из любви к неграм; я же из чистого великодушия позабочусь о том, чтобы их родственники получили должности в университете, а также и жалованье, и притом неплохое. Вы будете голосовать за проект и действовать в его пользу - просто из привязанности к неграм, и я подобающим образом засвидетельствую вам свою признательность. Выбирайте, что вам по вкусу. Нет ли у вас друга, которому вам было бы приятно поднести в подарок платную или бесплатную должность в нашем учебном заведении?
      - Видите ли, у меня есть зять...
      - Все тот же зять! О, добрый, бескорыстный кормилец семьи! Я уже не раз слышала о нем от моих людей. Что и говорить, он то и дело появляется на сцене. И он может очень добродетельно обращаться с этими миллионами, притом он весьма способный человек, но, разумеется, вы предпочли бы, чтобы он поступил на жалованье?
      - О нет, - улыбнулся мистер Троллоп, - мы очень, очень скромны в своих желаниях. Денег нам не надо, мы трудимся единственно для блага отечества и не хотим иной награды, кроме блаженного сознания, что мы исполняем свой долг. Сделайте моего зятя одним из бедных тружеников-попечителей, не получающих никакого жалованья, и пусть он всех осчастливит при помощи этих миллионов, а сам голодает! Я же попробую своим влиянием несколько поддержать ваш законопроект.
      Вернувшись домой, мистер Троллоп сел и обдумал все происшедшее заново. Вот как примерно выглядели бы его мысли, если бы он высказал их вслух:
      "Моя репутация немного тускнеет, и я собирался вернуть ей блеск и чистоту, выступив в решающую минуту с разоблачением этого законопроекта, и снова въехать в конгресс победителем, в ореоле славы. Будь у меня та страница рукописи, я бы так и сделал. В конечном счете я заработал бы на этом больше, чем получит мой зять от участия в попечительском совете, хоть это и лакомый кусок. Но того листа бумаги мне не раздобыть - она ни за что не выпустит его из рук. А ведь это неодолимая преграда на моем пути! Целая гора - не обойдешь! Была минута, когда эта Хокинс чуть не отдала мне листок. Вот если бы! Должно быть, умнейшая женщина! Умнейшая чертовка! Вот что она такое: красивая чертовка, и притом бесстрашная. Придумала же вывесить страницу из моей речи на живом человеке и поставить его при входе в конгресс! На первый взгляд просто смехотворная затея, но она бы это сделала! Она на все способна. Я пришел к ней в надежде, что она попробует подкупить меня солидной суммой, которая пригодится при разоблачении. Что ж, мои молитвы услышаны, она и впрямь решила меня подкупить - и я поддался, это еще не худший выход из положения. Она меня разбила наголову: шах и мат. Надо изобрести что-нибудь новенькое, чтобы опять пройти в конгресс. Ну ладно, лучше синица в руки, чем журавль в небе. Поддержим ее законопроект участие в попечительстве штука совсем неплохая".
      Едва Троллоп ушел, Лора побежала к сенатору Дилуорти. Он что-то писал и даже не взглянул на нее. Но не успела она заговорить, как он прервал ее на полуслове.
      - Только полчаса! - сказал он с горьким упреком. - Вы слишком быстро сдались, дитя мое. Впрочем, так лучше, так лучше... я уверен... Так лучше... да и безопаснее.