Судьба Синьцзяна

Таким образом, действия военных властей на месте определили "высочайшее распоряжение". Гейден пишет далее: "Эта военная экспедиция вызвана дерзкими действиями таранчей и находит в этом свое оправдание... Надо подтвердить туркестанскому генерал-губернатору, чтобы и настоящее движение в Кульджу имело характер, способствующий восстановлению в этом крае маньчжурской власти и отнюдь не повлекло бы за собой прочного утверждения нашего в Илийской провинции". (68, д. 6839, л. 10). Автор рапорта рекомендует "предписать" губернатору Семиреченской области "воздержаться от всяких распоряжений, могущих подать повод к истолкованию нашего движения в завоевательном смысле и... стараться войти в сношение с ближайшими китайскими властями... чтобы они могли прислать хотя бы небольшой отряд в Илийскую долину и вступить в правление... краем. С нашей стороны можно было бы оставить временно в главных пунктах часть наших войск, впредь до полного водворения там порядка и спокойствия". (68, д. 6839, лл. 10-11).
      4. КУЛЬДЖА ВЗЯТА. ЧТО ДАЛЬШЕ? Русский отряд практически без боя занял Кульджу 22 июня (!) 1871 г. Приблизительно те же, что и в рапорте аргументы повторил начальник Главного штаба и в докладной записке императору Александру II от 2 июля 1871 г., обосновывая необходимость временного занятия русскими войсками Илийского края. После занятия Кульджи и окончательного прояснения вопроса о тогдашней неспособности цинской армии организовать экспедицию в Северо-западные районы, план наступления на Урумчи в центр дунганского восстания был кардинально пересмотрен и отменен. В конце июня 1871 г. А. Г. Влангали отослал в Пекин подробный документ, в котором объяснялись причины военных действий русских войск в Илийском крае и существо дальнейших предложений русской стороны в отношении приграничных районов. В письме подчеркивалось, что, несмотря на наступательное движение русского отряда, увенчавшееся "полным и быстрым успехом", оно уже не могло иметь безусловной целью восстановление маньчжурской власти, которой, "к сожалению, не было никаких следов в этих местностях". В документе снова подчеркивался временный характер удержания Илийского края. А. М. Горчаков также писал, что присоединение Кульджинского округа к составу империи "следует признать самым невыгодным, но для нас важно, чтобы правитель соседней с нами страны дал нам такие материальные и нравственные гарантии, которые обеспечили бы спокойствие на нашей границе и способствовали свободному развитию нашей торговли". (68. Ф. ВУА, д. 6742, л. 3). Изложенные факты свидетельствуют о том, что русское правительство не планировало использовать Илийскую долину как "плацдарм" для дальнейшего наступления на Синьцзян или Монголию и, далее, на Пекин, как убеждали в том цинское правительство сторонники военного освобождения Или. Уж если о чем и "мечтали" порой в российских верхах, так это об Индии, но судьба Британской Индии отнюдь не волновала Цинские власти. Более того, пребывание русских войск в одном лишь даже Илийском крае рассматривалось как временное и вынужденное. Об этом свидетельствуют даже предпринятые администрацией в оккупированном районе меры, временный характер которых неоспорим. Имеется достаточное количество архивных материалов и специальная литература по истории пребывания русских войск в Илийском крае (227; 83; 356). Был предпринят ряд мер, направленных на восстановление хозяйства страны, поощрялось развитие внутренней и внешней торговли, значительно ослаб налоговый гнет по сравнению со временами Цинской власти. В самое скорое время после аннексии Илийского края цинское правительство, невзирая на полную потерю своих позиций в Джунгарии, поспешило потребовать от России возвращения Кульджинского района, настаивая на переговорах. Как мы знаем, русская сторона ничего не имела против возвращения Или и пошла навстречу предположению маньчжурского правительства. В начале мая 1872 г. в Сергиополе состоялись переговоры генерала Богуславского со вновь назначенным илийским цзянцзюнем Жун Цзюанем, которому и были предъявлены условия возврата Илийского края. Простые и немногочисленные, они отвечали интересам как обеих договаривающихся сторон, так и, в известной мере, населения Джунгарии: 1) Жун Цзюаня должна были "сопровождать достаточная вооруженная сила для вступления в фактическое обладание краем"; 2) он должен был привезти амнистию всем жителям, замешанным в дунганском восстании". (68, ф. ВУА, д. 6842, л. 14). Однако Жун Цзюань не был уполномочен соглашаться на выполнение этих условий. Его ответ состоял лишь из декларации того, что войска подойдут с течением времени, а население края "подчинится его власти, узнав об амнистии". На том переговоры и закончились. Обсуждение дальнейшей судьбы Илийского края было перенесено в Пекин, где цинское правительство продолжало настаивать на незамедлительной передаче ему района, обещая возместить русскому правительству стоимость трудов и убытков. (68, ф. 447, д. 9, л. 2). Тем временем отношения России с государством Якуб-бека отнюдь не улучшились. России была жизненно необходима гарантия спокойствия на центральноазиатских рубежах, что оставалось сомнительным, покуда Англия и Турция хотели видеть в государстве Йэттишаар лишь разменную монету в политической игре, направленной на ослабление политических противников. Якуб-бек продолжал захваты некоторых районов, уже вошедших в состав России и пытался использовать в этих целях кокандского хана Худояра (212. 67, ф. Гл. арх., 1-9, 1865-1878, оп. 8, д. 14, л. 47). Одновременно он продолжал развивать свои связи с мусульманским миром, послав своего эмиссара в Индию и Турцию. В 1873 г. турецкий султан присвоил Якуб-беку даже титул эмира, подчеркивая прочность контактов Турции с Восточным Туркестаном. Неудивительно, что все эти действия использовались в своих целях английскими политиками. В конце ноября 1873 г. в Йэттишааре состоялись несколько встреч Якуб-бека с упоминавшимся выше Т. Д. Форсайтом. По итогам этих встреч был заключен чрезвычайно выгодный для британского правительства англо-кашгарский договор. Торговля вряд ли была главной целью политики Англии в Восточном Туркестане. К. П. Кауфман метко заметил в своем письме Д. А. Милютину, что "англичане с Форсайтом во главе приложили необходимое старание, что "англичане с Форсайтом во главе приложили необходимое старание, чтобы усилить Якуб-бека и создать у нас под боком сколь возможно могущественное мусульманское государство. Этой цели они достигли на сей раз не только для расширения своей торговли... а для усложнения нам дела и положения нашего в Средней Азии". (Цит по 183, с. 447). Тем не менее, уже в 1875 г. Англия и Турция начинают заметно терять интерес к Йэттишаару, поняв призрачность своих расчетов в отношении Якуб-бека. Становится ясным, что относительно самостоятельная политика его государства не окупает затрачиваемых стараний. Наконец, сам кашгарский посланник во время своего визита в Константинополь удостоверился в том, что ни британское, ни турецкое правительство не намерены стать посредниками в китайско-кашгарских отношениях, и не могут обеспечить политической самостоятельности государства Йэттишаар. Таким образом, Россия и Китай, пожалуй, впервые за двухвековую историю своих отношений оказались, практически, на грани открытых крупномасштабных военных действий из-за территориального спора. Кризис в Илийском крае явился своего рода "накопителем" всех тогдашних сложностей и противоречий в отношениях между двумя государствами, и от его разрешения зависело будущее этих отношений.
      5. КИТАЙСКИЙ ВЕКТОР. ВЗГЛЯД ИЗ ПЕКИНА И СИНЬЦЗЯНА. Между тем в цинском Китае возобладали сторонники Цзо Цзунтана, выступавшие за военную экспедицию в Джунгарии и Восточном Туркестане, и в 1875 г. Цзо возглавил "Западный поход" своих войск в Синьцзян. "Сичжэн" принято именовать в отечественной литературе "карательным" походом, тогда как для императорского Китая он являлся, скорее, актом возвращения ранее завоеванных и утерянных земель, своего рода "реконкистой" Западного края. К началу 1875 г. Цзо Цзунтан завершил подготовку своей армии к походу, и в феврале его Хунаньская армия выступила на запад (483, с. 107). Ход военных действий подробно изложен в монографии А. Ходжаева (393), поэтому здесь этот вопрос будет рассмотрен лишь в самой сжатой форме. Цинские войска воспользовались неустойчивостью положения Якуб-бека, который все еще надеялся договориться с маньчжурским правительством и, овладевая постепенно населенными пунктами восточной части Синьцзяна, направились к Урумчи, Манасу и другим городам Северного Притяньшанья. В историю вошли ужасающие зверства и репрессии, которыми сопровождался поход. Эти события с достоверностью очевидцев зафиксированы в записях русских путешественников - купца И. О. Каменского и врача, естествоиспытателя П. Я. Пясецкого (см. 328; 88, с. 236), запечатлевших в своих дневниках картины ужасающих зверств, разрухи и обезлюдения, явившихся следствием кровавого подавления восстаний. Так, П. Я. Пясецкий писал: "Все селения, встречавшиеся близ дороги, были страшно разорены, дома сожжены и развалились до основания... На сельских улицах не осталось ни одного живого дерева - все они обгорели и теперь стоят сухими. Людей посреди этих развалин нет... Все села, встречавшиеся на пути, представляли одни развалины". (88). И. О. Каменский оценивал события аналогично: "Зверству нет предела, в особенности над дунганами; считается за счастье зарезать какого-нибудь дунганина, и за каждую голову платят своим сателлитам по два лана (ляна Д. Д.). Надо полагать, что все дунгане весьма скоро будут истреблены до последнего, невзирая на полнейшую их невинность и даже службу в рядах маньчжурской армии". (328, с. 76). Бесчеловечная расправа войск Цзо Цзунтана над мусульманским населением в ходе войны вызвала возмущение русских властей; так, К. П. Кауфман направил Цзо Цзунтану послание, в котором подчеркивал, что "подобный жестокий и коварный образ действий недостоин военачальника великой державы и не может не произвести самого тяжелого впечатления на то население, которое китайское правительство стремится подчинить своей власти". (цит. по 183, с. 449). Осенью 1877 г. Цзо Цзунтан передислоцировал свои войска в районы Южного Притяньшанья и бассейн реки Тарим. С октября по декабрь были заняты города Карашар, Курля, Кучар, Аксу и Уч-Турфан (Уши), а в середине декабря - пала и столица Якуб-бека - Кашгар. В конце 1877 - начале 1878 гг. еще шли отдельные боевые операции цинской армии против повстанцев, но вскоре войска Цзо Цзунтана захватили всю территорию Восточного Туркестана. Описанные уже акты насилия и жестокости вызвали настоящий исход из Китая в Россию не только участников антицинского движения, но и мирного населения Восточного Туркестана; число беженцев превысило 10 тыс. человек. (183, с. 450). Почувствовав, что Синьцзянская кампания близка к благоприятному для Китая завершению, цинское правительство стало склоняться к решительному разрешению и Илийского вопроса, дав Цзо Цзунтану соответствующие указания. Однако и на этот раз единого мнения в вопросе об Или в верхах Цинской империи не сложилось. Среди маньчжурских сановников по-прежнему возникали крупные разногласия, теперь уже по поводу судьбы Или. Несколько изменилась и позиция России в вопросе о Кульдже. После русскотурецкой войны (1877-1878 гг.) и неудачного исхода Берлинского конгресса (июньиюль 1878 г.) царское правительство стремилось хотя бы в Азии взять реванш у Британии, проводившей антирусскую политику и в Европе, и в Индии, на которую она имела не больше прав, чем на США. Пропорционально военным успехам и приготовлениям сторон менялся и их подход к илийским делам. Среди некоторых российских официальных лиц, особенно, непосредственно связанных с центральноазиатской политикой, начало вызревать мнение о нецелесообразности возвращения Илийского края Цинской империи, т.к. в России связывались с ним немалые торговые и политические выгоды. Несомненно, то был взгляд "с позиции силы", но ведь именно с этой позиции обычно и разговаривают в политике до сих пор. Сторонники такого хода событий ратовали за то, чтобы возвращение области было, по меньшей мере, "оплачено" предоставлением ряда льгот и привилегий для русской торговли в Синьцзяне и Китае в целом. Этой точки зрения держались военный губернатор Семипалатинской области В. А. Полторацкий (доклад МИДу России в конце 1873 г.) и исполняющий обязанности туркестанского генерал-губернатора Г. А. Колпаковский (нач. 1874 г.). Со своей стороны цинские власти, воодушевленные успехами армии Цзо Цзунтана, сочли возможным поставить вопрос о постановке вопроса об Илийском кризисе "ребром". Слухи о возможном возвращении края под власть Цинского дома привели в смятение жителей этого региона. Туркестанские власти получили от представителей местного населения немалое число писем, петиций и ходатайств, в которых говорилось о желании перейти в подданство России из опасения возвратиться под власть Цинов. Настроения коренного населения края были решительно на стороне России. В начале 1879 г. в Петербурге начались русско-китайские переговоры о возвращении Илийского края Цинской империи. С китайской стороны переговоры вел бывший военный губернатор Мукдена Чун Хоу в ранге посла. Подписанию Ливадийского договора, которым завершились переговоры, предшествовали два специальных совещания, признавших целесообразность возвращения цинскому Китаю большей части Илийского края на условии решения ряда спорных вопросов между Россией и империей Цин (321, с. 314). Подписанный сторонами в Ливадии 20 сентября 1879 г. договор вызвал недовольство в цинских верхах, отказавшихся его ратифицировать. Чун Хоу по возвращении был арестован и ожидал казни (165). Причина недовольства состояла в уступке России издавна считавшегося важным Музартского перевала через Тянь-Шань (наиболее удобного прохода из Илийского края в Восточный Туркестан) и долины реки Текес для поселения в ней "жителей Илийского края, которые пожелают принять российское подданство" (67, ф. Кит. Стол, д. 1325. 1879, л. 4). В этих условиях некоторые влиятельные маньчжурские и китайские сановники, в особенности такие представители "сянской" китайской феодальной группировки, как сам Цзо Цзунтан и наместник провинции Чжили Чжан Чжидун начали подталкивать правительство к войне с Россией за Или. 2-го апреля 1880 г. Цзо Цзунтан отправил в Пекин доклад, где сообщал правительству, что даже если и не его войска первыми откроют огонь в Илийском крае, он готов к любому повороту событий в случае войны. Планировалось вторжение в Или с трех сторон: восточным флангом армии должен был командовать генерал Цзин Шунь, в прошлом, военный губернатор Или, за центральный путь отвечал генерал Чжан Яо, который нанес бы удар из Аксу по реке Текес, а наступление войск западного фланга возглавлял генерал Лю Цзиньтан, который должен был пройти из Уч-Турфана. Сам Цзо был намерен двинуть свои войска в Хами и осуществлять общее командование армией оттуда.
      . ЦЗО ЦЗУНТАН ЗА ВОЙНУ В ИЛИЙСКОМ КРАЕ. 26 мая Цзо выехал в Хами, взяв с собой гроб с целью продемонстрировать решимость умереть за родину. "Главком" достиг места назначения 15 июня. Он выехал в Синьцзян, получив указание от правительства самому не начинать враждебных действий, но имел санкции на оказание противодействия в случае возможной "агрессии русских", их "вторжения в Китай". Исходя из больших размеров территории Синьцзяна, Цзо установил там ряд разведывательных пунктов для удобства связи и в целях предупреждения наступления русских войск. Военачальник был рад узнать, что в Или находились всего лишь несколько тысяч русских солдат (40, цз. 56, л. 55). Цзо Цзунтан считал, что постоянная военная готовность его войск и упорное противодействие "давлению" России могли оказать существенную помощь переговорами в Петербурге. 11 августа 1880 г. он доводил до сведения Цзунли Ямыня: "Если офицеры на границах будут держаться крепко, у нашего посла будет, на что опереться, он будет чувствовать себя увереннее, чем раньше. В противном случае он неизбежно примет все их условия" (40, цз. 24, л. 21). Тогда же Цзо получил информацию от немецкого эмиссара Фоске, работавшего в компании "Тельге" в Шанхае, о том, что русский национальный долг достиг 52-х миллионов лянов. Из этого факта был сделан вывод, что с финансовой точки зрения русские будут не в состоянии вести долгую и крупномасштабную войну (38, цз. 4, сс. 300-304). Фоске записал свои впечатления о визите в стан Цзо Цзунтана в "Разрозненных записках о моем путешествии на Запад". (38). Учтя поражение России в Крымской войне и не Берлинском конгрессе, где обнаружились противоречия между Британией, Россией и Германией, Цзо Цзунтан пришел у выводу, что Россия не сможет легко вступить в войну с Китаем. Он замечал: "Победа или поражение, удача или невезение, - все это трудно предугадать. Человек не разумеет небесных путей, но небо, в свою очередь, не вмешивается в людские дела". (40, цз. 24, л. 6). Он полагал, что доверенная ему часть "дел людских" в надежных руках. 30 июля Цзунли ямынь проинформировал двор, что русское правительство выслало к берегам Китая 23 корабля во главе с генералом С. Л. Лесовским (578, 97). Сообщалось также и об усилении позиции русских в Или. 28 августа русский флот, состоявший из двух броненосцев и 13 миноносцев, уже находился в Нагасаки (40, цз. 11, лл. 26-28). Считали, что русские предполагали Сан-Франциско возможной базой в случае войны (578, с. 576). Пекинский двор был напуган новостями о военно-морской "демонстрации" российского флота, но не Цзо Цзунтан: он утешал свое правительство тем, что количество кораблей, высланных русскими, было меньше того, что произвела одна лишь фучжоуская верфь, и, что каждый корабль мог взять на борт лишь несколько сотен людей, следовательно, их мощь была ограничена. С другой стороны, китайские войска - участники тайпинской, няньцзюньской и мусульманской кампаний превосходили русский отряд по своей численности, а китайское вооружение улучшилось с начала "движения за самоусиление". Цзо Цзунтан убеждал правительство в том, что появление русского флота не может быть причиной для опасения. Он утверждал, что в военных действиях против русских Китай мог одержать победу, т.к. измотанная войной с Турцией Россия была не в состоянии осуществить глубокий и длительный поход в Маньчжурию. А в том маловероятном случае, если русские все-таки решились бы на это, Цзо полагал, что смог бы остановить их контратакой с северо-запада: "Граница между Россией и Китаем имеет одинаковую протяженность для обеих сторон, - писал он, и если Россия вторгнется в Китай в одном месте, то Китай может вторгнуться в Россию в другом". (40, цз. 23, лл. 55-56). Цзо Цзунтан вообще намеревался вести военные действия на территории России, объясняя это стремлением избавить Китай от каких-либо разрушений, и предвидел скорее такой оборот событий, чем вторжение в Маньчжурию (40, цз. 24, л. 17). Цзо самоуверенно писал адмиралу Пэн Юйлиню, что в случае начала войны он первым отразит нападение русских (40, цз. 24, л. 19). Он был убежден, что упорное сопротивление быстро выявит нехватку у русских живой силы и снаряжения (40, цз. 24, л. 44). Доклады Цзо Цзунтана и Чжан Чжидуна, опубликованные в английских журналах в Шанхае, создавали впечатление близости войны (27, цз. 11, лл. 66-67). "Шанхайский курьер" 15 мая 1880 г. напечатал перевод доклада Чжан Чжидуна под заголовком "Китай и Россия. Важный доклад трону. Отношение Китая к войне". Военные приготовления Цинов быстро набирали силу. В США и европейских государствах закупили большое количество оружия, боеприпасов и амуниции (577, с. 98). Немецкий министр Макс фон Брандт имел сведения, что к ноябрю 1880 г. Китай закупил или заказал около 150 пушек разного калибра и 52. 500 штук различного личного оружия, в том числе 20 тыс. винтовок Ремингтона и 25 тыс. другого, более устаревшего оружия (577, с. 98). Один лишь шанхайский посредник Цзо Цзунтана Ху Куан'юн закупил 5 тыс. винтовок Ремингтона, 7. 500 других винтовок и 24 пушки Круппа, приславшего в Китай специального посредника для совершения сделки (40, цз. 24, лл. 52-53). Для усиления береговой обороны Фуцзяни и Чжэцзяна Цзо Цзунтан, который прежде был там генерал-губернатором, предоставил властям этих провинций 200 мин и 20 торпед (40, цз. 24, лл. 52-53). В то время военно-морские силы Цинской империи помимо двух броненосцев и шести более мелких военных кораблей, купленных в Англии, состояли из 46-ти старых канонерок и 41 парохода различного водоизмещения от 500 до 1500 тонн. Например, корабль "Ваннянь цин", построенный в Фучжоу в 1869 г. имел тоннаж в 17. 450 т., команду из 1.800 человек, шесть 56-ти фунтовых пушек и большую, способную стрелять 150-фунтовыми ядрами (608, с. 265). Но если Китай готовился к войне весьма интенсивно, то и Россия не выпускала из виду подготовку к возможным военным действиям. В июне 1890 г. Кауфман выдвинул свои войска на передовые позиции в Верный. Его армия была дислоцирована в трех пунктах - Ташкенте, Самарканде и Или. В самый пик кризиса, в августе 1880 г. в Или было расквартировано 14 батальонов войск, в Ташкенте - 4 и в Самарканде - 3. В Туркестане не было регулярной кавалерии, но было около 20ти казачьих сотен в Или, и по пять сотен в Ташкенте и Самарканде. Вдобавок к этому, в Или были расположены 4 артиллерийские батареи, а в Самарканде и Ташкенте - по две. Каждая батарея имела по 8 пушек, каждая казачья сотня - по 100-150 сабель, каждый батальон - по 1 тыс. штыков. В случае войны Кауфман планировал занять оборонительную позицию в Или, послав ударные силы в 6 батальонов, 3 артбатареи и 10 казачьих сотен в юго-западном направлении на Кашгар. (77, т. 1, с. 184). После всех описанных приготовлений Китай и Россия стояли друг против друга в Илийском крае "стенка на стенку". Интересно, однако, что военные приготовления Кауфмана не произвели особого впечатления на британского атташе в Петербурге, подполковника Дж. Вильерса, который конфиденциально сообщал британскому послу Дафферину: "Если китайцы произведут действительно серьезные военные действия, русские военные приготовления в Центральной Азии можно будет справедливо раскритиковать, как недостаточные. Русские окажутся в большей зависимости от того, на что окажется способным их флот в китайских водах". (577, с. 100). Русский флот в Тихом океане был более значителен, чем китайский. Британский военно-морской атташе докладывал, что он состоял из 26 кораблей: двух по 5.740 и 5.006 тонн водоизмещением, двух броненосцев по 4. 603 и 4. 602 тонны, одного корвета в 2. 245 тонны, четырех крейсеров, девяти клиперов, четырех канонерок, трех шхун и одного вооруженного транспорта (588, 608, с. 289). Военные приготовления как Цинской империи, так и России породили в недрах чиновничьего аппарата заинтересованных стран шквал докладов о близости, и даже неизбежности военных действий. В тяньцзиньской гавани были приведены в готовность боевые корабли Англии. Америки и Франции, намеренные защищать интересы своих стран, а всего в территориальных водах Китая и других портах Дальнего Востока в апреле 1880 г. было 23 британских, 6 американских, по 4 французских и немецких и 1 итальянский корабль (588, 577, с. 101). Налицо был многосторонний внешнеполитический кризис на Дальнем востоке и в Центральной Азии.
      7. ЛИ ХУНЧЖАН ЗА ДОСТИЖЕНИЕ КОМПРОМИССИ С РОССИЕЙ. Ли Хунчжан, которому предстояло нести на своих плеча бремя ответственности за военно-морские мероприятия в случае войны, снова выступил против опрометчивых решений и военных действий. Его советник Шаффельт предполагал, что Российский флот мог стать угрозой для Кореи, если последняя не примет решения напрямую атаковать Китай. По косвенной информации из британских, французских и немецких консульств, Россия могла ввести 20 тыс. солдат в Маньчжурию одновременно в высадкой ее флотом на Ляодуне 6 тыс. человек) и направить их всех прямо на Пекин, взяв его, таким образом, в клещи (27, цз. 19, л. 33). Поэтому Ли настаивал, чтобы Цзунли Ямынь занял по отношению к России компромиссную позицию и дал бы послу в Петербурге более широкие полномочия для переговоров, дабы достигнуть мирного соглашения и спустить на тормозах опасно обострившуюся ситуацию (27, цз. 11, л. 36). Ли Хунчжан, несомненно, был сильно задет всеобщей критикой в свой адрес, когда говорилось, что если в течение ряда лет на нужды военно-морской программы расходовались огромные суммы денег, то настал подходящий момент проявить ее в действии. Отвечая на обвинения, он заявлял, что его флот получал только по 300400 тыс. лянов в год, тогда как львиная доля оборонного бюджета ушла на синьцзянскую кампанию, требовавшую 6-7 миллионов ежегодно. Его возмущала несправедливость, при которой денег, отведенных на его Хуайскую армию, не хватало ни для обеспечения 10 тыс. солдат (на 1879 г.), ни, тем более, на нужды береговой обороны: "Чиновники, которые не знакомы с текущими событиями, настаивают на том, что если во время моего командования мы вкладывали ежегодно большие суммы денег в обучение войск и покупку оружия, то мы должны настаивать на войны. Но позволю себе спросить администрацию: что она сделала для реального самоусиления? Говорить сильные, но пустые слова, когда кто-то на деле вовсе не силен это означает вызвать немедленную угрозу /своей безопасности/ и уничтожение. Пока еще не были проведены военные приготовления в Маньчжурии, лишь несколько бесполезных дармоедов-генералов находятся там, но что они могут сделать? Люди говорят о больших колоннах могучей армии, но откуда возьмутся средства /на них/? Новые рекруты слишком еще неопытны, чтобы быть полезными, даже если их много". (27, цз. 19, лл. 33-34). В целом, Ли чувствовал, что военный потенциал Цинской империи еще слишком невелик, чтобы можно было "легко говорить о войне" с западными державами, а не с повстанцами. (27, цз. 19, л.7). Среди его аргументов были не только острая нехватка средств и неподготовленность к войне, но и международная ситуация. Ли указывал, что ожидание помощи Британии в войне с Россией беспочвенно. Несмотря на традиционное русско-английское соперничество, Англия могла предложить Китаю лишь едва усиленную моральную поддержку, т.к. русские сферы влияния в пограничных зонах Синьцзяна и Монголии не перекрещивались с английскими. Англия не только не могла, но и не желала противостоять там России, т.к. ее интересы не особо, по мнению Ли, пострадали от продвижения России. Англичане могли использовать режим наибольшего благоприятствования и в том случае, если России удастся добиться новых уступок от Китая. "Как мог Китай продолжать полагаться на помощь Великобритании?" (27, цз. 19, л. 17) - вопрошал Ли Хунчжан. Было ясно, что Франция и Германия также не пойдут далеко в "деле защиты" Китая", а Япония, активно заинтересованная в аннексии островов Рюкю, могла даже оказаться союзницей России против Цинской империи. (27, цз. 379, л. 3; 628, с. 316). Ли Хунчжан внушал двору: "Все дело заключается в том, сможет ли быть урегулирован русский вопрос, если - да, то Япония и все другие страны будут колебаться /наступать или нет/, если - нет, они объединятся /против нас/. Гораздо лучше, чем делать уступки японцам, которые не могут помочь нам противостоять России, сделать некоторые уступки России и заручиться ее помощью для контроля над действиями Японии. Сила и слабость России и Японии разнятся в сотни раз. Судя по несправедливости их требований, японцы оскорбили нас даже больше, чем русские". (27, цз. 79, лл. 3-4). Позиция Ли Хунчжана отражает его основные внешнеполитические принципы: про-русскую направленность его внешнеполитических симпатий (подкрепленную позже, во время тайных переговоров с Витте 1896 г. взяткой) и упор на противодействие агрессивным устремлениям Японии. Урегулирование Илийского вопроса было в его понимании ключом к достижению этого мира, клапаном, выпускавшим "накопившийся пар" противоречий между Китаем и недружественными ему державами. "Со времени обсуждения русских дел прошлой осенью, - писал Ли, - я отказался от пустых разговоров о войне не с целью сохранить себя... но ради безопасности нашей страны. На меня нападали как на единственного, кто не высказывался за войну, но никто не знал, что если нас вовлекут в решающие бои с могущественным врагом в провинциях, то мои войска, хотя и не многочисленные, могли бы продержаться дольше /чем любые другие/. /.../ обсуждение военных вопросов теми, кто ничего не знает о военных делах, приводит к поверхностному взгляду на то, что хорошо, а что плохо... Во времена мира творцы политики на прилагали усилий, /чтобы под готовиться к возможной войне/, сейчас они требуют от нас безрассудной войны... Не делают ли они государственные дела так, как дети играют в игрушки?" (27, цз. 19, л. 33). Естественно, что среди всех сторонников войны, кого критиковал Ли, более всех занимал его Цзо Цзунтан. 16 января 1880 г. он писал князю Цзэну: "Цзо Цзунтан намерен драться. Он не знает ни себя, ни своего противника. Он и не забоится о последствиях". (27, цз. 19, л. 66). В другом письме Цзэну, 12 апреля, он писал: "Цзо дряхл и любит прихвастнуть. По сути, русские всегда презирали его военные демонстрации и деяния. В двух провинциях - Хэйлунцзян и Гирин не хватает офицеров и подготовленных войск, равно как и денежных средств. Противостоять русским невозможно". (27, цз. 19, л. 170). Еще более резко он критиковал своего противника в письме генерал-губернатору Чжэцзяна Ди Баочжэню: "Главнокомандующий Цзо выступает за войну и возглавляет группу чиновников-доктринеров ради звучных деклараций в ущерб безопасности нашего государства. Его действия в Западных районах более чем посредственны. Откуда такая самонадеянность?.. Положение с Россией переросло в проблему, которой не видно конца. Она станет бременем для Китая, доведет всю страну до ослабления, и тогда вспыхнут внутренние беспорядки и сделают нас еще более беспомощными сопротивляться внешним неурядицам. В основе своей мир миролюбив - это глупые люди сами создают себе неприятности. Что поделаешь с этим?" (27, цз. 19, л.14). Относя ухудшение отношений с Россией на счет возмущения общественного мнения, взбудораженного громкими декларациями Чжан Чжидуна и Бао Дина при тайном поощрении Цзо, Ли заявлял о пагубности для государства такой безответственной позиции. (27, цз. 19, л. 12). Мнение Ли Хунчжана навлекло на него обвинения в трусости и отсутствии заботы о национальном престиже Китая. Генерал Люй Минцюань высмеял его за слова "неспособные сражаться" и предложил стать последователем Цзо Цзунтана в "защите национальной чести Китая". Ли ответил с сарказмом: "Его превосходительство Цзо командует большой армией и распоряжается огромными денежными средствами в таком месте, за которое никто не будет сражаться - в Синьцзяне, поэтому он выказывает желание воевать, но абсолютно не заботится о положении государства в целом. Те, кто знаком с историей древних и новых времен, могут легко видеть всю фальшь его позиции.