Часть I. Очарованная душа
Глава I
Семейный портрет генерал-адмирала
Я родился под звездою счастливою.
К.Р.Летом 1858 г. Император Александр Второй много путешествовал по России. В июне Он посетил еще незнакомый ему Русский Север, а в начале августа собирался вместе с Супругой и Дочерью спуститься по Волге от Ярославля до Нижнего Новгорода. Утром назначенного для отъезда дня, 10 августа, уже готовясь покинуть Петергоф, Государь получил радостное известие – в Стрельне у Его младшего брата Константина родился второй сын.
Тот час же в дворцовой церкви в присутствии Императорской Четы были отслужены литургия и благодарственный молебен, завершившиеся многолетием Царскому Дому. Новому члену Династии было четыре часа отроду, и он титуловался Его Императорским Высочеством Великим князем. Родители дали ему имя отца – Константин.
При Дворе, узнав, что роды у невестки Государя прошли благополучно, вздохнули с облегчением. И было от чего. Не далее как прошлым днем жена Великого князя Константина Николаевича, Великая княгиня Александра Иосифовна, приезжала в Петергоф на вечер у Вдовствующей Императрицы. В ее-то положении, на последних неделях беременности! Конечно, дорога от Стрельны невелика, но стоило ли так рисковать? Ведь всего три года назад, находясь в таком же положении, Великая княгиня проявила похожую беспечность и слишком активно веселилась в Москве. Результат – преждевременная потеря плода. И вот теперь, видимо, ненаученная горьким опытом, она опять подвергла себя тому же риску. Да и какая была необходимость! Во всей придворной жизни вряд ли имелось что-то более скучное и бестолковое, чем вечера у Императрицы-матери Александры Федоровны.
Вот, например, как описывала их фрейлина А.Ф. Тютчева (1829—1889): «Собираемся в 9 часов. Императрица садится за столом с несколькими старыми дамами… Всех нас, достигших зрелого возраста, сажают за детский стол… Смакуем чай, очень жиденький, очень водянистый, очень сладкий, закусываем бисквитами, вкус и форма которых никогда не менялись с незапамятных времен. Обсуждаем погоду сегодняшнего утра, или другой вопрос столь же животрепещущей современности. Затем приступаем к чтению. Шувалов усаживается со своим романом, ни заглавия, ни автора которого никто никогда не знал, и монотонным голосом, в нос, развертывает перед нами запутанный клубок убийств, похищений, отравлений, засад, измен, повешаний, объяснений в любви… Никто не знает, о чем идет речь, можно разобрать только несколько имен и несколько повторяющихся повышений и понижений голоса. Чтец, наполовину усыпленный своим собственным голосом, делает часто странные ошибки, произнося одно слово вместо другого. В одиннадцать часов подают ужин, есть никому не хочется, но все едят от скуки и портят себе на ночь пищеварение. После ужина Императрица говорит несколько слов присутствующим и отпускает их. Это повторяется каждый вечер с тех пор, как существует Двор, и будет повторяться каждый вечер, доколе он будет существовать».
Надо было или очень любить столь пустое времяпрепровождение, или иметь сильное стремление угодить старой Императрице, чтобы в ситуации Александры Иосифовны позволить себе такой визит. Похоже, что Великая княгиня отвечала обоим этим условиям.
Как бы то ни было, означенный вечер прошел обычным порядком и присутствовавшие нашли Александру Иосифовну как всегда красивой и свежей. Но, вернувшись домой после тряской дороги, она почувствовала предродовые схватки и в шесть часов утра благополучно разрешилась от бремени.
Малыш родился здоровым и крепким. Оба родителя были счастливы, но отец, пожалуй, вдвойне. После появления на свет их первенца, Николая, прошло восемь с половиной лет. За это время Господь подарил супругам двух очаровательных девочек, Ольгу и Веру, глядя на которых нельзя было ни умиляться. Однако Великий князь не переставал мечтать о втором сыне – продолжателе рода, наследнике дела, верном слуге Государю и Отечеству. Даже заранее приготовленное для него имя говорило о многом – если старший сын именовался в честь деда, Императора Николая I, то следующему Константину предстояло стать как бы вторым воплощением отца. Теперь, когда начало воплощению мечты было положено, Константин Николаевич чувствовал себя окрыленным.
В первые дни он, тридцатилетний отец четвертого ребенка, заново испытывал подзабытые ощущения молодого родителя. Следил за каждым изменением в состоянии малыша, беспокоился за жену, у которой наметились признаки грудницы. И обо всем, включая нюансы, сообщал уехавшему в Поволжье Государю. В письме от 19 августа, прокомментировав полученные от брата новости о путешествии, он спешит поделиться своими: «У нас, слава Богу, все идет так хорошо, как только можно желать. Сегодня 10-й день (от рождения сына. – Д. Г.), и жинка в первый раз переселилась из постели на кушетку. Но на ноги ей не позволяют становиться до будущей недели. Маленький Костя все не может справиться со своим пищеварением, его очень часто слабит, но, несмотря на то, он уже значительно вырос и пополнел, и необыкновенный красавчик. Весь день он лежит у жены на постели и составляет все ее счастье. Остальные дети ему не нарадуются».
Государь ответил телеграммой: «Поздравляем всех от всей души с благополучным рождением сына Константина и благодарим Бога, что все кончилось так скоро и хорошо». В послании сообщалось и о новых милостях новорожденному – Александр Второй назначал племянника шефом Тифлисского Гренадерского полка, а также зачислял его в Конную Гвардию, Лейб-гвардии Измайловский полк и Гвардейский экипаж. Из всего перечисленного самым приятным для Константина Николаевича было упоминание последнего, подшефного ему военно-морского подразделения, укрепившее его надежду обрести в лице сына преемника по службе.
Однако, пока будущий моряк мирно спал в колыбели, «морские дела» продолжали вторгаться в жизнь его отца, и домашний уют исчезал под ними, как песочные замки под прибрежной волной. Маленькому Косте не исполнилось еще и двух месяцев, когда родители впервые оставили его на попечение прислуги. Обязанности службы потребовали нахождения Константина Николаевича на отплывающей в Средиземное море эскадре, а протокол намечавшихся визитов предполагал и присутствие его супруги. Впрочем, великосветский Петербург, прекрасно знающий, что вблизи трона ничего не происходит просто так, сразу принялся искать скрытую подоплеку отъезда столь влиятельного лица. Действительно, в последнее время брат Государя играл важнейшую роль в политике, считаясь едва ли не правой рукой Императора. Член Государственного совета, член Негласного (с января 1858 г. Главного) Комитета по крестьянскому делу и фактически один из идеологов намечавшихся реформ, Великий князь для многих олицетворял собою новый курс власти. И вдруг многомесячное отсутствие!
Мнение столичных гостиных разделилось – одни считали, что Константином Николаевичем недовольны из-за его слишком резких высказываний и суждений, другие видели причину в недовольстве самого Великого князя, раздраженного медлительностью и непоследовательностью правительства. В любом случае следовало ожидать перемен и готовиться к возможным сенсациям.
8 сентября Александр II проводил брата до крепости Кронштадт, где тому предстояло взойти на палубу корабля. Накануне были улажены последние детали в отношении остающейся дома семьи. Дети Константина Николаевича на время его отсутствия переселялись в Зимний дворец. Им отводились верхние комнаты в апартаментах покойного Николая I и, осматривая помещение, Великий князь невольно вспомнил эпизоды собственного детства и юности. Вот здесь могущественный повелитель Империи, а для него, Константина, любимый отец, поучал и наставлял сына, строго спрашивая за малейший недочет. А здесь вечерами семья собиралась к чаю, и дорогой Папа рассказывал что-нибудь занимательное. Как же давно и недавно это было! И как неожиданно хорошо получилось, что внуки незабвенного Государя проведут здесь несколько месяцев, а маленький Костя, возможно, сделает в этих комнатах первые шаги. Вот только дедушка уже не порадуется за своего нового ангелочка, о появлении которого ему не суждено было узнать.
Расчувствовавшись, Великий князь спустился этажом ниже, в бывший кабинет Императора. В нем все было по-прежнему: стояла на своих местах простая, хотя и красного дерева, мебель, оставались нетронутыми часы в футляре, бронзовые шандалы, термометры, каминный прибор и ширма… Пред глазами живо представилась печальная картина недавнего прошлого – только что почивший Государь лежит поперек кабинета на железной кровати и под обычной шинелью… 18 февраля 1855 г., в 12 часов 20 минут пополудни, Он отошел в вечность, а потрясенная семья в оцепенении взирает на Его бездыханное тело. Случилось немыслимое – не стало самого дорогого человека, являвшего собою пример до самой последней минуты, не стало великого Самодержца, всю жизнь неустанно трудившегося для умножения силы и славы России. Личное горе смешивалось с ужасом от приближения страны к пропасти, и никто не смог передать подобного чувства лучше поэта Ф.И. Тютчева (1803—1873), сказавшего в тот день: «Как-будто вам сообщили, что умер Бог!»
Но вот прошло три с половиной года. Новое царствование, начинавшееся в условиях кризиса, вызванного Крымской катастрофой, сумело преодолеть инерцию падения и начало подготовку к постепенной реконструкции всей государственной машины. В том, что Россия вновь выходит из тупика, куда ее упорно старались загнать многочисленные недруги, Константин Николаевич видел и свою долю заслуг. Однако главное, конечно, еще впереди. Великий князь ощущал, что грядут судьбоносные перемены, что намечаются пути, способные привести страну к невиданным результатам и перспективам. И ради этого он готов был с полной самоотдачей трудиться на любом посту.
Ныне первейшая из обязанностей – руководство Российским флотом. Оно поручено еще отцом, который в 1853 г., назначил Константина управляющим Морским министерством, а также главным начальником флота и Морского ведомства (на правах министра). Так что предстоящее крейсирование, вызвавшее столько пересудов, не являлось для него, вице-адмирала, чем-то необычным. Далеко не первый и, вероятно, не последний поход. Хотя столь большую семью оставлять на берегу еще не приходилось.
Да, за плечами Великого князя была богатая биография моряка. Началась она в 1831 г., когда за месяц до своего четырехлетия маленький Царевич был возведен Николаем I в звание генерал-адмирала. То есть в высший военно-морской чин! Он равнялся фельдмаршальскому и давался крайне редко (Константин Николаевич был лишь пятым и, как оказалось, предпоследним его обладателем в истории России). Поначалу решение Императора казалось лишь красивым жестом в духе прежних времен. Ведь носил же его отец, Павел I, генерал-адмиральский чин с восьмилетнего возраста, хотя по-настоящему соприкоснулся с морем лишь однажды, уже будучи Императором. Со специально построенного для него фрегата «Эмануил» он несколько дней наблюдал за маневрами близ Кронштадта в июле 1797 года. С тех пор ни корабли, ни морские просторы его не интересовали.
Однако на сей раз все оказалось гораздо серьезней. Государь Николай Павлович решил сделать из второго сына настоящего моряка и поручил заняться его воспитанием прославленному флотоводцу и путешественнику Федору Петровичу Литке (1797—1882). Выбор оказался удачным. Наставнику быстро удалось увлечь пяти-шестилетнего мальчика рассказами о дальних странах, географических открытиях, кругосветных путешествиях. Затем начались занятия арифметикой, геометрией, естествознанием, кораблестроением. В детских комнатах появилось множество моделей судов, а в одном из залов Зимнего дворца была установлена… настоящая яхта, служившая Константину тренажером. Дополнением к урокам стали катания на лодках по Царскосельскому пруду.
Своему «коллеге», воспитателю Цесаревича Александра В.А. Жуковскому (1783—1852), Ф.П. Литке писал в 1841 году: «Мы идем вперед, как всегда не торопясь, но изрядно успевая. Зимой приступим к военным наукам; Вы не поверите, что я тороплюсь начать их. Опасений Ваших, почтенный друг, чтобы специальное образование моряка не помешало общему образованию принца, я не разделяю… Прежде всего должно ему быть человеком: это главное и об этом стараемся мы всеми средствами». Примечательно, что и сам Василий Андреевич Жуковский внес определенный вклад в гуманитарное образование Константина, с которым впоследствии долго переписывался. Повлиял на Царевича и приглашенный ему немецкий учитель Август-Теодор Гримм (1805—1878), применивший рациональный метод обучения. Под его руководством Великий князь совершил поездки по Восточной России, Крыму, Кавказу, побывал в Сирии, Греции и Алжире.
В 1853 г. Константин Николаевич впервые вышел в море на военном корабле, после чего начались его регулярные плавания: Финский залив, Балтика, Баренцево и Северное моря. В неполные девятнадцать лет он дослужился до звания капитана I ранга (уже не почетного, а действительного), а еще через год стал командиром фрегата «Паллада», прославленного позднее писателем И.А. Гончаровым (1812—1891). Образ Августейшего мореплавателя запечатлел в ту пору художник Ф. Крюгер (1797—1857). Юноша на портрете (в парадной форме и с подзорной трубой в руке) выглядит невысоким и несколько угловатым. Он никак не сочетается с окружающими деталями: хмурым небом, фальшбортом и корабельной оснасткой. Но его взгляд уже выдает задатки сильной личности.
В 1849 г. генерал-адмиралу довелось воевать на суше во время Венгерского похода. Командующий армией генерал Н.Ф. Паскевич (1728—1856) в одной из реляций сообщал, что Великий князь «разделял с войсками все труды… оставался под смертоносным действием неприятельских батарей… находился под самым сильным ружейным огнем, отличаясь мужеством и самоотвержением».
Вслед за тем начались морские кампании (всего в его жизни их будет восемь), где Константин Николаевич вновь проявил храбрость и решительность, качества, свойственные ему и впредь. Порой они обнаруживались даже в его административной деятельности. Однажды, в июне 1854 г., Великий князь, присутствуя на испытании плоскодонной лодки новой конструкции, решил опробовать ее самолично и вместе с адъютантами вышел на ней в море. Судно оказалось ненадежным – быстро наполнилось водой и пошло ко дну. Поднялась паника. Офицеры кинулись вплавь к спасательному кораблю, но барахтались так неумело, что остались в живых лишь благодаря подоспевшим матросам. Одного из них спасти, к несчастью, не удалось. И только генерал-адмирал, не растерявшись в суматохе, спокойно, по всем правилам, самостоятельно доплыл до спущенного трапа.
С окончанием Крымской войны обновление Российского флота превратилось в его фактическое возрождение. И здесь Великий князь проявит себя блестящим организатором. В короткие сроки военно-морские силы страны изменятся до неузнаваемости – на смену парусникам придут современные паровые броненосцы, чугунные гладкоствольные пушки заменятся стальными нарезными орудиями, сократится срок службы, отменятся телесные наказания, увеличится денежное содержание офицеров. Вечную проблему нехватки средств Константин Николаевич с присущим ему благородством попытается уменьшить за собственный счет. Заявив, что все, чем он владеет, по праву принадлежит России, реформатор флота пожертвует 200 тысяч рублей на постройку канонерских лодок. Позднее ради дела он и вовсе откажется от своего жалованья управляющего Морским ведомством.
Немало пользы принесет Великий князь и активным привлечением к работе новых специалистов. Обладая способностью быстро распознавать в людях их деловые качества, он сумеет подключить к процессу модернизации немало талантливых сотрудников. Каждый ставился на то место, где его умение было больше всего необходимо, и для некоторых деятелей открывались блестящие перспективы. Так будущий адмирал Г.Н. Бутаков (1820—1882), известный гидрограф и герой Крымской войны, создаст получивший мировое признание труд «Новые основания пароходной тактики» и, поощряемый генерал-адмиралом, станет творцом научной школы, пропагандирующей технические новшества. Теоретик и историк флота Н.Ф. Лихачев (1826—1907), также проявивший себя при обороне Севастополя, примет участие в реформах как сторонник строительства броненосных судов и в шестидесятые годы возглавит созданную им первую эскадру броненосцев на Балтике. Несколько лет перед тем Лихачев служил адъютантом Константина Николаевича, в окружении которого и сформировались его новаторские идеи, позднее изложенные им в статьях «Военные суда будущего», «Проблемы морского воспитания», «Служба Генерального штаба во флоте». Еще одним выдвиженцем Великого князя был контр-адмирал А.А. Попов (1821—1898), три десятилетия возглавлявший проектирование и строительство бронированных кораблей.
В то же время, пока одна рука Константина Николаевича расточала милости, другая крепко затягивала узды контроля. Фокусов с «потемкинскими деревнями» он не допускал, заявляя, что будет «особенно взыскателен за непоказание недостатков» и не дозволит никаких похвал: «нужно чтобы факты, а не фразы хвалили вас». Офицеров, а то и адмиралов порой бросало в дрожь, когда, явившись к Августейшему начальнику с рапортами об успехах, они наталкивались на жесткий испытующий взгляд из-под монокля и ледяную улыбку, которую один из очевидцев назвал «беспощадной». Шутить Константин Николаевич действительно не собирался и подведомственную администрацию сократил вдвое.
Строгий шеф слыл среди подчиненных не только требовательным – его считали профессионалом, овладевшим всеми специальностями во флоте, и знатоком любого вопроса в морских делах. И Константин Николаевич постоянно подтверждал это в ходе своих инспекций, в работе над упрощением делопроизводства, в реорганизации береговых команд… «Положение обязывает», – говорил он, принимаясь за очередную проблему. Когда же начнется составление новых Морских уставов, генерал-адмирал собственноручно внесет в них более четырех с половиной тысяч поправок, а затем с неменьшим азартом возьмется за разработку новой формы для моряков, вникая, как истинный сын своего отца, в мельчайшие детали. Между прочим, молва надолго свяжет его имя с изобретением легендарной тельняшки.
Однако все это в будущем. Теперь же, осенью 1858 г., отправляясь в очередное плавание вокруг Европы, Константин Николаевич должен был продемонстрировать всем державам, что Российский флот не только жив, но и полон сил. Что ж, дело ответственное, важное. И все-таки довольно несвоевременное, если учесть все труды, что приложил перед тем Великий князь для решения насущного крестьянского вопроса. Теперь они могли пойти прахом, и это оставляло горький осадок. Ближайший помощник и советник генерал-адмирала, его камергер граф Александр Васильевич Головнин (1821—1886), так описал настроение начальника: «он крайне обескуражен и разбит всем тем, что здесь говорят против него, и не хочет более заниматься общими государственными делами… Он хочет ограничить свою деятельность морскою службою, быть морским министром и ничего более».
Стоит ли удивляться, что подобное настроение не приносило удовольствия от посещения дальних стран: Италия, Франция, Греция… Не все ли равно? Только в Палестине Константин Николаевич просветлел душою. Святая Земля, Иерусалим, Гроб Господень! О своих впечатлениях написал: «Было в одно и то же время и страшно в своем недостоинстве находиться среди такой святыни, и в высшей степени утешительно, так что оторваться не хотелось». Иерусалимский патриарх вручил ему частицу Честного Древа и передал еще три такие же реликвии для его жены, сына Николая и маленького Кости.
Забыть о малыше было невозможно. Во время плавания мысли о нем оставались для Великого князя отрадой. Как он там, его ненаглядный «Костюха», «Костюшка», «херувим Костя»? Государь периодически навещал маленького племянника и сообщал брату о его житье-бытье: у мальчика немного распухли гланды, но ничего страшного нет; все с нетерпением ждут появления первого зуба, который почему-то запаздывает. Заходила в комнату Кости и Императрица Мария Александровна, прекрасно знавшая, что значит оставлять ради высшего долга свою беспомощную малютку.
Но вот поездка, казавшаяся бесконечной, завершилась. И немедленно опроверглись прогнозы пессимистов – Великий князь вновь занял все прежние должности, с головой уйдя в работу. «Иное дело идет хорошо, – писал он князю А.И. Барятинскому (1815—1879), – другое встречает большие или меньшие препятствия. Но без борьбы ничего достигнуть нельзя, и я от нее не отказываюсь». Его настроение, как видим, полностью переменилось. Оно и понятно – вышеназванный адресат только что, пленив Шамиля (1799—1871), завершил Кавказскую войну. Все силы теперь можно было сосредоточить на внутренних преобразованиях, а дел во время отсутствия Константина Николаевича накопилось множество. Значит, надо работать и бороться!
На следующий год Государь пожаловал брата новым назначением, поручив председательство в Главном комитете по крестьянскому делу. Сторонники реформ торжествовали. Счастлив был и Великий князь – за последние месяцы Господь дважды проявил Свою милость: дал возможность лучше послужить Отечеству и подарил третьего сына, Дмитрия, родившегося первого июня 1860 г.