Упущенный шанс

В недавно открывшемся неподалеку пункте химчистки от посетителей не знали отбоя. Впрочем, продолжалось это не больше десяти дней, поскольку колышки не выдержали натиска и попадали, а проволоку припечатали к земле тысячи подошв. Почти два месяца жители квартала спокойно любовались своей аллеей, пока однажды ночью, подобно набрасывающейся исподтишка злой собаке, их не схватила за ноги ржавая колючая проволока, натянутая поперек тропинки и совершенно невидимая в темноте. Настало время порванных штанин, разодранных колготок, чреватых инфекцией царапин, страха перед столбняком.
      Все эти дни вооруженный схемой скверика Петр Сираков топтался на синтетических коврах разных кабинетов. Он относился к числу тех бескорыстных неутомимых правдолюбцев, чей образ мы с такой надеждой пытаемся отыскать в современной отечественной литературе и к кому - черт знает почему относимся в жизни если не с насмешкой или подозрением, то уж во всяком случае - с раздражением. А так как в большинстве учреждений Петра Сиракова уже знали, при одном его появлении все начинались досадливо морщиться.
      - Ну что тебе опять? Не можем ведь мы постоянно заниматься только вашим кварталом!
      И выпроваживали со словами: - Только время зря отнимаешь своей ерундой!
      А ведь Петр ни разу не потребовал чего-то незаконного или же никому не нужного. Тем не менее устно и письменно ему приходилось доказывать, что борьба, которую ведут озеленители с ногами пешеходов, обходится гораздо дороже, чем заасфальтирование десятка метров протоптанной жителями квартала дорожки.
      Разве это плохо - пойти людям навстречу в этом вопросе?
      - Плохо! - кипятился начальник отдела озеленения.
      - Нельзя идти на поводу у стихийных настроений! Будут ходить там, где мы укажем. Людей нужно приучить ценить красоту!
      - Но что красивого в кривой аллее, - пытался защититься Сираков. Почему она должна поворачивать налево? По какой такой логике?
      - У дизайна - своя логика! Или вы даже не слыхали такого слова?
      И хотя Петр Сираков был культурным человеком, он срывался на крик:
      - Слышал!Оно не вами придумано! Поезжайте в Копривштицу, загляните в этнографический музей - вот где вы увидите дизайн. А то заладили как попугай - дизайн, дизайн! Совсем спятили от этого идиотского слова. Вот он ваш дизайн! - Петр крутанул пепельницу на письменном столе начальника. - Ни оставить, ни погасить сигарету нельзя без того, чтобы не рассыпать вбкруг пепел. Нет, я этого дела так не оставлю!..
      Горячность Петра оставляла начальника безучастным: он хорошо знал, что таких настырных посетителей с их до смешного мелочными вопросами нигде не жалуют. И похоже, был прав. Сам председатель райсовета демонстративно избегал встреч с Сираковым и не отвечал ни на одно из его заявлений. Правда, по прошествии времени он все же вызвал его к себе через секретаршу, но только для того, чтобы с порога обрушиться на него с обвинениями:
      - Послушай, Сираков, до каких пор ты будешь заниматься всякой ерундой и терроризовать все наши службы? Угомонись, наконец, не то гляди...
      Смекалистый Петр к тому времени уже успел заполучить акты медицинского освидетельствования нескольких граждан, поэтому ему ничего не стоило охладить пыл председателя. Тот снял трубку и набрал номер начальника отдела озеленения:
      - Вы что там - с ума все посходили? Откуда взялась колючая проволока? Вы озеленением скверов занимаетесь или концлагерями? Ах, вы не знали? Когда же вы будете знать, что вытворяют ваши подчиненные? Ты мне еще ответишь за это, и не вздумай оправдываться тем, что у вас не нашлось другой проволоки!..
      Выплеснув гнев в телефонную трубку, председатель райсовета перешел на деловой тон:
      - Видишь, Сираков, я всегда готов помочь там, где это действительно нужно. Но вызвал я тебя совсем по другому поводу. Мы ценим твои качества и даже собираемся выдвинуть твою кандидатуру в депутаты Совета на следующих выборах. Однако, братец, мельчать ты стал напоследок. И зачем тебе настраивать против себя товарищей? Кое-кто уже поговаривает, что ты не совсем подходящий человек, натура конфликтная, мелочная, что не способен, мол, думать перспективно...
      - Да ведь речь идет не о каких-то там мелочах, товарищ председатель, -храбро возразил Петр, рискуя никогда не увидеть себя депутатом райсовета. - Поймите - речь идет, так сказать, о защите законных интересов жителей квартала. Привычка всегда будет толкать их...
      - Вот с привычками-то мы и ведем борьбу уже столько времени, - не дал ему договорить председатель.
      - Как же мы построим новую жизнь, если люди еще не влились в новое русло?
      - Так ведь речь идет о совсем других привычках! Зачем заставлять людей ходить В обход? Пусть они хоть в таких мелочах будут иметь возможность самостоятельно выбирать дорогу.
      - Ну-ну, - предостерегающе погрозил пальцем председатель. - Что значит - в мелочах? Кто может с уверенностью сказать - где мелочь, а где нет. Именно в мелочах нужно быть особенно осмотрительным, Сираков...
      - Да взгляните же вы на план! - воскликнул Петр, чуть не плача от бессилия.
      Председатель вздохнул: - Ох, только время у меня отнимаешь!
      Быстро раскрыв план, Петр сунул его под нос председателю, стал показывать, откуда люди входят в скверик, как проложена аллея, как, несмотря на все препятствия, люди протаптывают себе дорожку в нужном месте и как это уродует вид скверика.
      - А какое тут расстояние? - забеспокоился председатель, чувствуя, что придется уступить.
      - Не больше тридцати метров.
      - Да ну тебя, - с облегчением рассмеялся председатель. - Ты и вправду свихнулся. Тридцать метров! Черт побери, подумаешь, какое расстояние!
      - Да не хотят люди тащиться в обход! - разозлился не на шутку Сираков. - И они совершенно правы! А вы им штанины рвете ни за что ни про что! Что вам стоит положить здесь асфальт? Десять метров всего - сам мерил. Десять метров асфальтовой дорожки. Я оплачу работы из собственного кармана!
      Похоже, председатель испытывал симпатию к этому молодому квартальному активисту, если до сих пор не выставил из кабинета. Впрочем, его воинствующий идеализм действительно импонировал председателю.
      - Что-то не припомню, где у нас находится этот скверик. - Председатель потянулся к телефону, но, передумав, поднялся из-за стола. - Давай сходим к архитекторам, ведь это они одобряли план.
      Архитектор, которого они застали в отделе, ловко расстелил на столе какой-то новый план квартала - среди развешанных по стенам такого не было. Он сму, щенно улыбался, не догадываясь, с чем пожаловал к нему председатель.
      - И вовсе это не скверик, товарищ председатель, - бормотал он. - Так, пустующая площадка, до оформления площади в целом. Товарищ Сираков душу из меня вытряхнул, пока мы не разбили там скверик. Что ему еще надо?
      - Что у нас там по плану намечено?
      - Районный дворец культуры...
      Председатель так и просиял от этого сообщения.
      Прошествовав к двери в дальнем конце комнаты, он широким жестом распахнул ее.
      - Поди-ка сюда! - пригласил он Петра. - Сейчас ты сам убедишься в своей мелочности.
      В соседнем помещении на двух огромных столах были расставлены макеты жилых и общественных зданий, которые предполагалось построить на месте старого квартала.
      А над ними высился величественный даже в уменьшенном масштабе макет здания поразительной красоты - слепящий белизной гипса ультрасовременных форм дворец.
      Лицо Сиракова стало белее гипса. И вовсе не от сознания собственного поражения, не от обиды, а от восторга. Простодушный по природе, он вообще легко впадал в восторженное состояние, а тут его воображение со всей присущей молодости неуемности мгновенно нарисовало перед ним картину будущего великолепия родного квартала, картину живую, в подлинных масштабах.
      Она все еще стояла у него перед глазами, когда он сходил с трамвая на остановке возле скверика. Старожилы квартала глазам своим не поверили: вечно спешащий по общественным делам Сираков стоял неподвижно, и на лице его блуждала непонятная улыбка. Он то окидывал продолжительным взглядом улицы, то устремлял свой взор к небесам. Никто не пытался заговорить с ним - все были убеждены, что он в очередной раз обдумывает что-то, связанное с благоустройством квартала. А он все стоял и стоял, безмолвно восхищаясь выстраивающимися в его воображении блестящими витражами Дома культуры, внушительных размеров лестницей с двумя рядами скульптур. Он настолько реально представлял все это, что неторопливо пошел вдоль величественной колоннады, намереваясь обойти здание сзади. С улыбкой на лице он прошагал сотни метров, прежде чем ему удалось обойти его и попасть, наконец, в квартал...
      На этом и закончилась борьба за наш скверик. Разобиженное воинство озеленителей отступило от скверйка, прихватив с собой колья, проволоку и таблички.
      Трава пожухла, поникли цветы на клумбах, дожди размыли рыхлую землю. Вечно спешащие на работу или по домам люди привычно сновали по утоптанной дорожке, нисколько не заботясь о том, что скверик окончательно утратил былую привлекательность. И только пенсионеры все еще не теряли надежды, что Петр Сираков позаботится о том, чтобы восстановить его неброскую краску. Но и он, став депутатом райсовета, окончательно потерял к нему интерес. Оказавшись поблизости, он пребывал в плену своих видений, спешил обойти скверик стороной. При этом на лице у него появлялось выражение умиротворенности, духовного превосходства над суетой мелочных житейских забот.
      - Послушай, - сказал я, прочитав рассказ, - разве я так представлял себе образ хорошего человека - нашего современника? Хотя Достоевский и говорил, что после Дон Кихота добряк может существовать в литературе только как фигура комическая, нужно учитывать, что сказано это было в другое, весьма мрачное время. А ты, похоже, просто издеваешься. И каким-то схематичным он у тебя получился, прямотаки ходульный герой... Ну хорошо, допустим, ты состряпал анекдотическую байку, такие тоже имеют право на существование. Но что означает сия двусмысленная концовка? Как прикажешь понимать - "обойти скверик стороной... пребывая в плену своих видений"? Получается - совсем забыл о людях? И это - депутат районного Совета? Да ведь теперь он должен делать для них гораздо больше, чем раньше, когда был никем! Теперь-то возможности у него уже не те, что были раньше. Да с такими данными он, глядишь, завтра станет депутатом горсовета, а то и в парламенте будет заседать. Его и мэром избрать могут запросто! Давай-ка, напиши продолжение! Читателям тоже интересно будет узнать, какой жизненный путь пройдет наш герой. Покажи, например, как поведет он себя, будучи избранным на пост мэра города. Ну и так далее. Ни к чему вдаваться в подробности: у тебя есть персонаж, есть необходимые данные, мое представление о положительном герое тебе известно, располагаешь ты и сведениями о той среде, в которой он живет и действует. Одним словом - пиши продолжение рассказа, начни с того, что прошло несколько лет...
      Мне показалось, что желто-зеленый цвет совиных глаз как-то очень уж медленно изменился на красный, свидетельствующий о включении рабочих блоков компьютера. Да и печатающее устройство не сразу принялось отстукивать строчки: прошло немало времени, прежде чем в корзину упал первый лист. Потом, правда, дело вроде пошло на лад, компьютер заработал в нормальном темпе и примерно через полчаса, в течение которых я нервно расхаживал взад-вперед, раздался короткий звонок - сообщение о конце выполнения задания. Повернувшись, я увидел, как вспыхнули желто-зеленым огнем совиные глаза, сияющие так, как только могут сиять глаза у автора, сознающего, что из-под его пера вышел подлинный шедевр. Впрочем, наверное, я бессознательно приписываю слишком много человеческих свойств этой машине, чтобы облегчить общение с нею, и, видимо, по тойже причине бросаю как можно небрежнее: "Ну-ка, посмотрим, что получилось!" Меня несколько озадачивает количество страниц - их не больше семи-восьми. По всему видно, что, кактолько дело доходит до современной тематики, фантазия компьютера иссякает. Испытывая понятное любому читателю любопытство, сажусь читать продолжение, но, не дойдя и до середины, вскакиваю.
      - Что за идиотские выдумки? Ты, часом, не перегрелся? Или ты полагаешь, что найдется редактор, который пропустит такой рассказ? Или ты ничего не знаешь об инстинкте самосохранения? Чего вылупился? Если тебе он ни к чему, то мне, слава богу, без него никак. Ты о детях моих подумал? Вот смотри, что я сейчас сделаю с твоим рассказом! Во все глаза смотри, и попробуй мне только еще раз накропать такое, идиот дремучий!
      На глазах у совы рву рассказ на мелкие клочки. Не мигая, совиные глаза продолжают смотреть на меня с немым восторгом, не понимая, что предмет этого восторга только что перестал существовать.
      Внезапно я чувствую, как от необъяснимого сочувствия защемило сердце. И примирительно говорю:
      - Ты пойми - тебе легко сочинять что ни попадя, ведь всегда можно спрятаться за оправдание: мол, с машины какой спрос? В том-то и дело, спросят не с тебя - с меня спросят. Ты ведь и представить себе не можешь, какими глазами будут смотреть на меня, решись я показать кому этот опус. Ладно, достаточно на сегодня! Отдыхай и, как говорится, набирайся ума. А я сбегаю в наше писательское кафе, разнюхаю, как справляются коллеги со своими компьютерами. И помни - чтоб больше никаких художеств! Ясно?
      Ни разу он не прервал меня, не попытался защититься. Может, конструкторы не предусмотрели такой возможности, а может, он настолько упивал71 ся своим превосходством, что, руководствуясь правилом древних мудрецов, не снизошел до спора с глупцом.
      В приступе раздражения я бесцеремонно выключил его. Глаза компьютера медленно, как у умирающего, погасли. Признаться, я тут же струхнул, почувствовав себя чуть ли не убийцей, и почти бегом отправился в кафе.
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      Настроение отвратительное. Чашкой кофе вчера дело не кончилось. Кто-то предложил обмыть новые компьютеры - видимо, был доволен доставшимся ему. Сначала пили за все компьютеры, потом за каждый в отдельности, и, когда очередь дошла до моего, я почти забыл, как расстроил он меня своим последним сочинением. Под конец кто-то на радостях заказал еще по рюмке, и мы выпили за компьютеры следующего поколения. Видно, уж так устроены люди: они никогда не бывают довольны настоящим и всегда уповают на будущее.
      Настроение отвратительное, но незлобивое, и как обычно, когда в этом повинен алкоголь, я настроен всепрощенчески. Поэтому, усаживаясь с утра пораньше перед мудрецом с желто-зелеными очами, я миролюбиво предлагаю:
      - Не будем ворошить прошлое. Что было - то было. Для начала предлагаю сотворить нечто веселенькое, такое, чтобы в голове просветлело. А то вчера тебя всю дорогу подмывало безрассудно шутить с самыми серьезными вещами...
      Еще не услышав его голоса, догадываюсь, что сейчас, в эту самую минуту, он ехидно напомнит мне о том, что я обязан четко сформулировать задание.
      Но вот беда - ничего веселенького в голову почему-то не приходит. По крайней мере-ничего безобидно веселенького. Пытаюсь действовать наощупь и сообщаю:
      - Вчера мы пили за тебя и за компьютеры будущего поколения. Видишь, как мы вам признательны? Да и куда нам без вас? И без будущего, от которого мы ждем всего того, что не сделали сами либо из-за собственной глупости, либо потому, что слишком ленивы. Так что давай попытаемся заглянуть в это будущее, ладно? Современные читатели до одного помешаны на фантастике, особенно на научной - она им внушает больше доверия. И каждый отдельный человек, и все люди вместе не могут дня прожить без того, чтобы не внушить себе кучи глупостей и не поверить в них.
      -Да погоди же, - говорю я, потому что он, воспользовавшись паузой, привычно заводит свою шарманку - "Идея, тема, сюжет". - Пойми меня правильно. Я далек от того, чтобы считать веру в будущее глупостью. Особенно что касается веры - она нам просто необходима. И все же в этом есть какой-то парадокс. Что такое будущее? Нечто несуществующее. Пока оно не наступило, оно ни хорошее, ни плохое, ни светлое, ни темное. К нему не приложимы никакие эпитеты, которые мы так любим присобачивать к этому слову. А наступив, оно перестает быть будущим.
      Позволю себе в унисон своему настроению привести такое сравнение: будущее - это как смерть. Пока смерть человека не наступила, для человека она не существует, а когда наступила - не существует самого человека. Поэтому будущее всегда остается для человека чисто абстрактным понятием. И если в каком-то конкретном проявлении будущее все-таки существует, то только как будущее всего человечества. Но вот ведь загвоздка - даже столетний долгожитель не хочет мириться с представлением о будущем как о смерти. О, это пребывающее в состоянии вечного похмелья человечество! Накачавшись накануне до полного отупения всевозможной наркотической дрянью, оно блаженно уповает на то, что с наступлением утра вдруг протрезвеет. Подумать только, с какой смехотворной нежностью оно лелеет мечту о безоблачном будущем! Но ему не до смеха. Вот ты, сова, символ мудрости, можешь ты объяснить мне, почему мы с легким сердцем посмеиваемся над своим прошлым, готовы, правда - с кривой ухмылкой, посмеяться над своим настоящим, но в то же время, разинув рот, как манны небесной ждем будущего?
      Разве не этим ты занимался не далее, как вчера?
      Разве не глумился над прошлым и настоящим? Вот и давай посмотрим сейчас, способен ли ты посмеяться над нашим с тобою общим будущим. А знаешь, милый компьютер, о чем я иногда размышляю? Думается, современное человечество устроило бы свою жизнь гораздо разумнее, не пристрастись оно к слепой вере в будущее, научись оно подтрунивать над наивной мечтой о будущем как о времени, когда, наконец, будут решены все проблемы, техника будет действовать безотказно и вообще всё будет так же безотказно прекрасно. Как будто стоит наступить будущему, как человек перестанет быть несчастным и смешным. А ведь он несчастен и смешон как раз потому, что его будущее будет таким, каким он его создаст, ибо будущее - это детище самого человека, и походить оно будет только на него...
      Но вернемся к идее, теме, сюжету... Может, перенесемся с тобой на какую-нибудь далекую планету?
      Идет? Все равно ведь когда-то придется отправиться туда - на Земле человечеству уже тесновато.
      Пусть это будет рассказ о мудрых исследователях космоса, о могущественной технике, роботах того поколения, которое придумаем мы. с тобой. И пусть в нем рассматривается проблема человека и машины, вообще нужно ввести побольше атрибутов научной фантастики, той самой, что рисует безоблачное будущее и тем самым морочит головы нашим детям.
      Покажи все это реалистически, ведь в реальной жизни - и это ни для кого не секрет - трагическое и смешное всегда рядом. А действие пусть происходит под Новый год - этот праздник специально придуман людьми, он как бы символизирует их веру в будущее. "С Новым годом, с новым счастьем!" Все правильно, только давай на сей раз начнем Новый год с отрезвляющей трагедии. Ну же, шевели электронами! С новым рассказом тебя, с новой удачей!
      НОВОГОДНЯЯ ТРАГЕДИЯ
      Я бы ни за что не стал рассказывать об этой неприятной истории, тем более, что главный герой ее - мой лучший друг, да к тому же человек страшно самолюбивый и тяжело переживающий случившееся, если бы меня не раздражала шумиха, поднявшаяся в средствах массовой информации вокруг докторской диссертации на тему "Машина - друг и защитник человека", которую защитил в области философии какой-то робот.
      По профессии я минеролог, последние три года работаю на Титане, крупнейшем из спутников Сатурна, и уже поэтому не могу быть противником машин. Без них в условиях токсичной атмосферы Титана мне не удалось бы и шагу ступить, не говоря уже о том, чтобы ковыряться в поисках редких металлов на планете, покрытой белой шапкой вечных снегов. Но, наверное, именно по причине того, что работа моя заставляет считаться с природой, я всегда с недоверием и осторожностью отношусь к любому новому чуду технического прогресса. Мой коллега и самый близкий друг Иван (по понятной причине опускаю его фамилию) разделяет мои взгляды на этот счет. И надо же было случиться так, что все это приключилось именно с ним, а не с кемлибо из легкомысленных поклонников новоиспеченного доктора философии.
      Случилось это месяц назад, в самый канун Нового года. Праздновать мы собирались вместе, однако, поскольку в последний день Иван так и не позвонил мне, я решил, что он не успел вернуться из командировки на Землю. Своей жене он сообщил, что ему задерживают анализ проб, который должен быть сделан в земных условиях, но что любой ценой постарается поспеть к встрече Нового года.
      Вечером я им позвонил. Его супруга, едва появившись на экране, тут же выключила изображение. У меня мелькнула мысль, что она разукрасила себя какимто косметическим средством и потому предлагает мне удовольствоваться тем, что я смогу слышать ее голос.
      - Нет его, - ответила она на мой вопрос, и я почувствовал, что она готова расплакаться. - Не приехал.
      - Иван, - принялся утешать я ее. - Не переживай. Он просто не смог выбить себе места в космолете. Ты же знаешь, что там творится под Новый год.
      - Меня зовут Ивонн, а не Иван, - зло поправила она.
      - Прости, пожалуйста...
      - Сколько можно прощать? - не на шутку рассердилась она, но на экране так и не показалась.
      Вот ведь незадача: он - Иван, она - Ивонн. Тот хоть не злился, когда мне случалось спутать его имя.
      Осторожно, стараясь не повторить ошибки, я предложил:
      - Слушай, Ивонн, приходи к нам. Не сидеть же тебе одной в новогоднюю ночь Сердито пожелав мне хорошо повеселиться, она отключила связь.
      Вскоре после новогоднего салюта я позвонил снова, чтобы вместе с женой поздравить ее с наступлением Нового года, однако никто не ответил. Мы решили, что она празднует в какой-нибудь другой компании, а моя жена, даром что они с Ивонн подруги, ядовито заметила:
      - Эта парижанка даже на Титане ухитряется наставить ему рога.
      Разумеется, она возводила напраслину. В метановой атмосфере Титана без скафандра немыслимо выйти за порог, а в скафандре флиртовать несподручно даже завзятым кокеткам. Несколько отелей постоянно забиты до отказа туристическими группами. Под Новый год, когда наплыв туристов особенно велик, в Долине молчания устанавливают для них временные герметические бараки.
      Не знаю, какому идиоту пришло в голову такое название, - во всех долинах Титана, равно как и в его горах, одинаково царит гробовое молчание. На Земле люди истосковались по тишине, поэтому, как только им предлагают провести неделю в какой-нибудь Долине молчания, они без разговоров готовы расстаться со всеми сбережениями. Стоит, однако, распихать несколько тысяч туристов по временным баракам, как от такого молчания хочется сбежать на другой конец солнечной системы.
      Конечно, супруга моя совершенно напрасно позавидовала способностям француженки. Ивонн разбудила нас ни свет ни заря. Хотя в голове моей все еще пузырилось шампанское и трудно было фиксировать взгляд, я отметил, что она не прячет больше своего лица. Лицo было зареванное.
      - Заклинаю тебя - приезжай немедленно! Немедленно!
      - А что стряслось?
      - Приезжай, сам всё увидишь!
      С трудом координируя движения, я медленно, как паралитик, натянул на себя скафандр, стараясь тщательно проделывать все операции, поскольку за порогом подстерегала опасность. Вывел из гаража ракетные сани. Пришлось изрядно помучиться, пока заработал мотор: несмотря на то, что жили мы на обогреваемой Сатурном стороне планеты, и на наличие атмосферы на Титане, космический холод оставался здесь полновластным хозяином. Жена было решила ехать со мной, но я приказал ей вернуться в дом. Ведь Ивонн просила приехать меня, и нельзя было исключать возможности, что я застану там картину не для слабонервных.
      Поскольку из-за возни с санями я подзадержался, Ивонн уже успела взять себя в руки. Во всяком случае, так мне показалось, когда она впускала меня в прихожую через герметический люк шлюзовой камеры. Глаза у нее были совершенно сухими, но в них я заметил затаенную боль. Скинув шлем, я поинтересовался, долгое ли у нее ко мне дело и снимать ли мне скафандр, но она только мельком кивнула мне и скрылась за дверью гостиной. Недоумевая, я стащил с себя скафандр, причесался - Новый год все-таки - и постучался в гостиную.
      - Входи, входи! - крикнула Ивонн.
      Она стояла как часовой за высокой спинкой надувного кресла, в котором, закутавшись до подбородка в одеяло и зажмурив глаза, сидел Иван. Цвет его лица был таким же, как снега Титана в тех краях, где серных примесей больше метановых: желтушно-бледным, без признаков золотистого загара, с такими же фиолетовыми тенями, которые отбрасывают скалы, когда Сатурн озаряет их своим неярким сиянием. Он даже не поднял век, как человек, погруженный в болезненное забытье.
      - Что случилось, люди? -неестественно бодрым голосом воскликнул я, молясь в душе услышать, что ничего страшного.
      Ответом было молчание - стопроцентное, не такое, как стояло сейчас над Долиной молчания. Подойдя к креслу, я приложил ладонь ко лбу друга, а он порывисто схватил ее, уткнулся в нее лицом и, всхлипнув, простонал:
      -Дружище!
      - Полюбуйся, до чего мы дожили! - сказала Ивонн саркастично и вдруг резким движением сорвала с моего друга одеяло.
      Теперь, когда с того рокового дня прошло столько времени, мне трудно объяснить, какие чувства охватили меня при виде открывшейся мне картины. Наверняка, они были неоднозначны. Судите сами. Прежде чем Иван успел панически натянуть на себя одеяло, перед моим взглядом предстали пышные женские бедра, изящные ножки с розово-белыми округлыми коленками...
      Принимая все это за новогоднюю шутку, привезенную с Земли, я расхохотался.
      - А ну-ка, покажи еще раз!
      Но Иван лишь опять простонал свое "дружище!", да и вид его супруги подсказал мне, что о шутке не может быть и речи.
      - Да что произошло в самом деле? - смутившись, пробормотал я.
      - Вот он пусть тебе и объясняет, дурак чертов! - истерически взвизгнула Ивонн.
      Повернувшись к другу, я сказал:
      - Послушай, Ивонн...
      - Ага! - злорадно вскричала француженка. - Поделом ему! Какой он теперь Иван, теперь он и есть Ивонн, спокойно можешь так к нему и обращаться.
      - Извините, но с этими вашими именами... -смутился я еще больше. - Так что все-таки стряслось?
      - Но, дорогая, ведь я же ради тебя старался! - писклявым голоском простонал мой друг.
      - Ну, разумеется, я во всем виновата! Именно я. Привыкли всё валить на жен, - вконец разъярилась француженка.
      - Оставь-ка нас одних! - прикрикнул я на нее. - Отправляйся к моей жене, составь ей компанию! Возьми мои сани, они на ходу.
      - Конечно, ты не прочь остаться с ним наедине! - воскликнула Ивонн таким тоном, что я окончательно смешался.
      Усевшись на стоявший в отдалении стул, я скрестил руки на груди и обиженно заявил:
      - Жду ровно две минуты. Если за это время вы не объясните мне, зачем я вам здесь понадобился, я уйду. И учтите - насовсем!
      Испуганно толкнув мужа, Ивонн сказала:
      - Постой. Видишь ли, этот дурак решил покончить с собой из-за случившегося. Нужно следить за ним. Как бы он не выскочил на улицу без скафандра.
      Я демонстративно бросил взгляд на свой хронометр и поднялся.
      - Не знаю, чем ты можешь нам помочь, - подхватил мой друг каким-то чужим, писклявым голосом. - Ивонн уже обзвонила все инстанции. Все празднуют. А добиться чего-то от роботов - дело безнадежное, сам знаешь. С большими бюрократами человечеству еще никогда не приходилось сталкиваться...
      - Я все еще ничего не понимаю, - с угрозой произнес я, постучав ногтем по стеклу хронометра.
      - Вот я тебе и пытаюсь объяснить! Не действуй хоть ты мне на нервы, попросил он. - Ты же видишь, в какой переплет я попал. Понимаешь, это была единственная возможность поспеть домой вовремя. Анализ местных проб был готов в последний момент, а все места в космолетах были забронированы еще до моего вылета на Землю. К тому же почти все космолеты уже стартовали. Поэтому в транспортном бюро мне прямо сказали: единственный мой шанс воспользоваться телетранспортацией. И не только мой - всего человечества. Страхи людей, мол, совершенно беспочвенны. -Давайте без обобщений, - заявил им я. - Все человечество сейчас меня совершенно не интересует. Вы мне просто скажите, как успеть к Новому году на Титан. Ведь я вам не какой-нибудь изнеженный турист, я там вкалываю, меня жена ждет, у меня там дел но горло! А они гнут свое - телетранспортация да телетранспортация! Это, мол, обойдется несколько дороже, к тому же бюрократы, засевшие в учреждениях, не соглашаются оплачивать командированным разницу в цене, да и багаж можно будет получить только по прибытии грузового космолета, зато через полтора часа вы будете на Титане. Если не согласны - сможем отправить космолетом не раньше, чем через две недели. Что было делать - пришлось согласиться! Знаешь ведь, какая Ивонн ревнивая. Она бы мне глаза повыцарапывала, если б я не явился к Новому году!
      - Опять я во всем виновата! - воинственно прервала его француженка. Во всех ваших дурацких историях виновата жена.
      Я не обратил на ее выпад никакого внимания. На Титане все женщины становятся легко ранимыми и раздражительными. Все время находиться с одним мужчиной, сидеть в герметически закупоренных помещениях, выходить на улицу только в скафандрах - все это действует им на нервы.
      Ее выпад был оставлен без внимания и Иваном, который спокойно продолжил:
      - Не думайте, однако, что с телепортацией не возникло никаких проблем. Люди помешаны на путешествиях Мне с трудом удалось втиснуться в группу, которую должны были перебросить на Титан за два часа до наступления Нового года. Заметь, нас отправляли группами!
      Он судорожно вздохнул и умолк.
      - Ну, а дальше? Рассказывай же! - подстегнул я его Самому мне еще не доводилось переступать порог станции телетранспортации, недавно появившейся и н Титане. И я далеко не уверен, что когда-нибудь решусь воспользоваться ее услугами. Мы, геологи, все не множко консерваторы. Может, телетранспортация и впрямь гениальное и революционное открытие, может, в ней действительно будущее человечества, но есть в ней что-то унизительное для человека. По крайней мере, на мой взгляд. Позволить, чтобы тебя раздели догола, засунули в кабину реактора, разложили на кванты и в таком виде отправили в космос!? А потом на соответствующей планете из квантов же собрали?