Нечеткое дробление

      – Почтенный укусочник, разрешите представить вам наших гостей. Эта женщина по имени Мунчайлд пока не несет в себе мемов. Ее друг по имени Пол несет в себе мем Довольной Кошки. Их сын, которого мы оставили проповедовать, заражен мемом Мессии.
      – Женщины нерадивы, – прошелестел Репл, – но мужчины хорошо начали, прекрасно начали! У нас давно уже не было мессии! Думаю, до забития камнями дойдет скоро! Не забудьте меня пригласить!
      – Забитие камнями! – воскликнула Мунчайлд. – Никто и не думает никого забивать камнями.
      – Тихо, тихо. Что за лишенная мемов гримаса природы. Вы привели ее сюда для надлежащей прививки? Так, посмотрим, тут у меня где-то завалялся отличный мем «Домашнее хозяйство, это полубожественное занятие», так что мы все быстро устроим...
      Мун топнула ногой, и еще одна змейка проскользила мимо во мрак.
      – Нет! Объясни ему, Гру! Мы хотим, чтобы Пола излечили от мема Довольной Кошки. Сделай его таким, каким он был.
      – А каким, если уж на то пошло, он был? – спросил Гру.
      Мунчайлд, тщательно подбирая слова, принялась описывать меня, словно какие-то сложные духи.
      – Ну, э-э, он был циником. Цинизм, мне кажется, был основной составляющей. Постоянно угрюмый. Все это сдобрено нотами разочарования, растерянности и неприязни. Ах да, и сильные оттенки сарказма и неверия, эгоизма и жадности, а сверху – слой нарциссизма...
      Репл почесал щетинистый подбородок.
      – И такого типа ты хочешь вернуть взамен этого добродушного, всем довольного, беззаботного носителя Довольной Кошки, которого мы сейчас видим перед собой? Описанный оригинал кажется мне ужасным!
      Мунчайлд взглянула на меня, словно ожидая, что я стану возражать против данной мне характеристики. Но зачем мне было возражать? Все обвинения, которые она выдвинула, были справедливы, хотя теперь по сравнению с чудесами, в изобилии окружавшими со всех сторон, ничего не значили.
      – Да, он был ужасен. Зато любил нас... конечно, по-своему. Время от времени он, бывало, делал для кого-нибудь что-то хорошее. Он был симпатично храбрым и настойчивым иногда, почти до глупости и отчаяния. Он был мечтателем. Всегда шел к цели, несмотря на препятствия и поражения. Кроме того, он отец моего ребенка.
      Репл недоверчиво покачал головой.
      – Эх, женщины! Мне никогда их не понять! Даже испробовав на себе мем Богини, я так и не понял, что ими руководит... Что ж, сочетание качеств, которое ты дала, не редкость. Думаю, мне удастся быстро составить такой набор. Постойте пока в сторонке...

105
Кусайте на здоровье!

      Репл удивительно грациозно поднялся со старой, прогнившей скамейки и подошел к яме со змеями. Только я один двинулся за ним. Через его плечо я наблюдал, как он безнаказанно копается среди змеек внутри ямы и рассматривает их.
      – Эти шельмецы уже знают, что во мне есть все их мемы. То ли чуют, то ли видят, но откуда-то точно знают. В общем, они не станут кусать того, в ком уже есть их яд. Нет смысла тратить заряд на такую старую заразную корову, как я! Хи, хи, хи!
      – Ого, мистер укусочник, вы хотите сказать, что все эти чудесные змеи вас уже кусали? Вот повезло!
      – Точно, парень! Во мне сидит больше мемов, чем в любом другом дауке, и я горжусь этим. В моей голове столько безумных идей, что иногда мне кажется, она вот-вот лопнет, ведь половина их противоречит друг другу! Но это честь, которой я удостоился, экспериментируя с мемами, смешивая их на пользу всего племени. Ну, к примеру, это именно я посоветовал выстроить Стену. Ты знал об этом?
      – Нет, сэр. Но для меня большая честьпобывать здесь...
      Репл выхватил из ямы одну из своих змей.
      – Ага! Вот оно! Начнем с цинизма, в точности, как рассказала дамочка.
      Сжав в пальцах извивающегося пятнистого гада, Репл направился к клеткам с кроликами и достал одного пушистого зверька. Потом, как гордый и одинокий знаток, которому редко удается собрать слушателей, начал читать нам лекцию.
      – Эти кролики специально выращены так, что не содержат никаких собственных мемов. Уникальные животные. Они никого не кусают, и их никто еще не кусал, поэтому они представляют собой идеальную среду для смешения доз. Реторты, перегонные кубы, тигли – называйте их как хотите. К сожалению, каждый пушистик годится только для однократного использования. Слишком быстро изнашиваются, если использовать их таким образом...
      С этими словами Репл поднес змею к смесительному кролику, и та немедленно его укусила. Кролик задергался от боли.
      Держа смесительного кролика за шкирку, Репл отбросил первую змею в яму и принялся выискивать там новую. Продолжая при этом говорить.
      – Эти змеи – тоже специально выведенный вид с особыми качествами. Они способны высасывать мемы из других типов животных и сохранять их в себе! После чего их можно использовать для своих целей. Отличные хранилища! Так, дайте-ка я погляжу, что у нас тут... Ага, ну да, конечно...
      Вынимая из ямы одну змейку за другой, Репл давал им впрыскивать яд в смесительного кролика. Примерно после дюжины укусов кролик в его руке обмяк, но еще дышал, хотя жизнь в нем едва теплилась.
      – Ладно, думаю, состав в самый раз. Теперь нам нужна пустая впрыскивалка.
      Репл разыскал змейку, которая пряталась под плетеной корзиной на полу. Когда он поднес ее к кролику, та впилась в него зубами и стала производить судорожные сосущие движения. Спустя некоторое время Репл оторвал от кролика насытившуюся змейку.
      – Ну вот, она теперь заряжена. Сними-ка штаны, парень. От укуса может немного закружиться голова, но так надолго, как от укуса дикого зверя, ты не вырубишься. Это благодаря моему несравненному таланту, хи, хи, хи!
      – Класс, вот здорово!– сказал я, лучезарно улыбаясь, спуская штаны, наклоняясь и подставляя зад.
      Зубы змеи вонзились в меня, как раскаленные иглы.

106
Слишком много мемов – каша в голове

      Все мои мышцы свело судорогой, и я рванулся вперед, лицом прямо в грязь на полу хижины. Мог бы поклясться, что при этом появился и закружился около моей головы нимб из комет, маленьких звездочек, астероидов, восклицательных знаков, смерчей и щебечущих птичек. Мунчайлд ахнула и бросилась ко мне, но Репл и Гру удержали ее.
      – Нет, нет, дорогая, с ним все будет в порядке! Нужно немножко подождать, пусть он усвоит мемы и успокоится!
      Некоторое время мои мозги напоминали игральный автомат пачинко, в котором маленькие металлические шарики с треском носятся и ударяются о катапульты и лестнички из нейронов. Наконец я пришел в себя и смог самостоятельно подняться на ноги.
      Заметив, что штаны у меня все еще спущены до колен, я, ни слова не говоря, принялся подтягивать брюки.
      – Пол? – спросила с тревогой Мунчайлд. – Ты... с тобой все в порядке?
      Я ожег ведьму яростным взглядом.
      – А тебе это понравилось, верно? Признайся. Давай, не стесняйся, скажи всю правду. Ты ненавидишь меня и только и ждешь удобного случая, чтобы достать.
      – Нет, Пол! Конечно, нет! Я никогда не испытывала к тебе ненависти! Совсем нет! Я просто пыталась помочь тебе...
      Я повернулся к паре аборигенов.
      – А вы, садисты! Зачем вы это устроили? Она, что, пообещала тебе разок перепихнуться в благодарность за мое унижение? Или, может, она вам обоим обещала?
      Репл задумчиво взял в горсть подбородок.
      – Нет, нам не удалось заключить такой договор. Но теперь, когда ты об этом сказал, я вижу, что с моей стороны это был непростительный недосмотр...
      Мунчайлд положила мне руку на плечо, но я стряхнул ее.
      – Не дотрагивайся до меня!
      – Пол, пожалуйста! Подумай, что ты говоришь! Сказать по правде, мне безразлично, какими ты считаешь мои мотивы – но нам необходимо как можно скорее покинуть этот мир! Давай, бросай свой йо-йо, сейчас же! Прошу тебя!
      Я прищурил глаза, так что они превратились в щелки.
      – Значит, ты хочешь, чтобы я это сделал? И угодил в твою ловушку!Скажи, ты за дурака меня держишь?
      Мун обернулась к Реплу.
      – Что еще вы добавили в смесь, кроме цинизма?
      – Что ж, дайте вспомнить. Большинство мемов, которые ты упомянула. Плюс чуть-чуть паранойи, ну, только для букета. Мне казалось, для общей гармонии это необходимо...
      – Ох, нет! Можете вы нейтрализовать паранойю? Послушайте, мне жизненно необходимо, чтобы он слушался голоса рассудка и отличал друзей от врагов.
      Репл надул щеки и выпустил воздух.
      – Что ж, хорошо. Тогда придется приготовить новую смесь. «Бритва Оккама» обычно хорошо помогает от паранойи. Немного эмпатии тоже не помешает...
      Мун прищелкнула пальцами, словно вспомнила что-то важное.
      – И добавьте капельку ностальгии. Мне кажется, Пол тосковал по своей молодости. Сказать по правде, из-за этого мы впервые и встретились.
      – Уверен, это было очень трогательно, – сухо сказал Репл, перебирая пальцами змей.

107
Кричащие мемы

      Второй смесительный кролик, после того как змея высосала из него все содержимое, повис в руке укусочника, словно пустой воздушный шарик. Репл двинулся ко мне с новой инъекцией.
      – Эй, ну-ка постой, палач! Ты всерьез считаешь, что я позволю этой твоей гадине укусить меня? Эта змейка... она наверняка смертельно ядовита!
      Я попятился, отступая к завешанной бусами двери.
      Но Мун и Гру преградили мне путь.
      – Хватай его! – выкрикнула Мун.
      Я пытался увернуться и бросился в сторону, но они поймали меня!
      – Предательница! Инквизиторы! Убийцы! Помогите! Убивают! Спасите меня от палачей!
      – Ох, заткнись, Пол, – устало сказала Мун. – Репл, колите его, прошу вас!
      Второй укус пронзил мой исколотый зад, и я судорожно черпанул ртом грязь.
      Пока я лежал там, а в моих мозгах гремели и звонили сумасшедшие кассовые аппараты, игральные автоматы, счеты и вертящиеся табло, в моих ушах начало звучать нарастающее улюлюканье. Поначалу я решил, что это тоже последствия укола. Но, как оказалось, остальные тоже его заметили.
      – Что это? – спросила Мун.
      – О, вполне обычная вещь, – ответил Гру. – Мессия сказал что-то, что расстроило толпу, и теперь они гонят его на муки. Это случается всякий раз.
      – О нет! Диггер, Диггер, мамочка спасет тебя!
      Мун бросилась на улицу. Я слышал, как Репл сказал:
      – Быстрей, а то пропустим самое веселье!
      И вместе с Гру выскочил вон.

108
Любовь кусается

      Вскоре после укуса я снова обрел способность двигаться. Поднялся – опять с трудом и болью – с земли и застегнул штаны. Потом двинул на улицу за остальными.
      Чувствовал ли я себя «нормально»? Мог ли я заявить это с уверенностью?
      Мир вокруг не выглядел мрачным, но и не сверкал, не был ни веселым, ни угрожающим. Я не имел ненависти к Мунчайлд и не таил подозрений, что она строила мне козни. И по поводу того, что она сейчас мне устроила, тоже не слишком переживал. Потому что понимал: другого выхода у нее не было. Но то, что по ее милости я остался валяться на грязном полу, когда Диггеру грозила смертельная опасность, тоже никуда не годилось.
      В общем и целом, мне показалось, что я стал таким же, как раньше.
      За исключением одного настойчивого чувства. Чувства, которое возникало у меня и раньше, но никогда не было таким сильным.
      Это было всепоглощающее чувство, с которым я собирался разобраться, как только узнаю, что случилось с Мун и Диггером.
      У хижины, где недавно проповедовал Диггер, теперь собралась толпа – похоже, все население деревни, – и люди вели себя донельзя шумно и настроены были решительно. Вездесущие шесты теперь были направлены вперед, к центру толпы, где, как я догадывался, находился Диггер. Мун с краю толпы слабо пыталась пробиться за преграду из спин аборигенов, да все никак.
      Я подошел к ней и тронул за плечо. Она обернулась.
      – Пол, помоги! Они убивают его! Нашего сына!
      – Мун, так до Диггера никогда не добраться. Но это неважно.
      – Неважно? Да ты что, спятил!
      – Мун, погляди на частокол.
      Она оглянулась и увидела то, что заметил я по дороге от хижины Репла.
      Возбужденная толпа бросила защиту укрепления, и теперь через ограждение лезла живность всех мастей, жадно спеша добраться до ничего не замечающих людей. По деревне уже кралась, ползла и прыгала первая волна зверья.
      Обновленный интеллект Мун дал ей возможность реагировать на удивление быстро.
      – Дауки, дауки! Нападение, нападение! Защищайте ваши дома!
      Это должно было их отвлечь. Наверняка мем защиты дома был в них одним из сильнейших. Не успел я и глазом моргнуть, как толпа уже бросилась навстречу вторжению, чтобы дать отпор.
      Я же поспешил к сыну, который лежал на земле с закрытыми глазами.
      Мунчайлд подняла голову Диггера и положила ее себе на колени.
      – Диггер, Диггер, скажи хоть слово!
      Диггер открыл меркнущие глаза.
      – Это была моя первая проповедь, мам. В другой раз я постараюсь говорить лучше...
      Я ощупал тело сына и бросил Мунчайлд:
      – Похоже, он отделался только синяками и ушибами. Ничего не сломано, насколько я могу видеть. Как ты себя чувствуешь, сынок?
      Со стоном садясь, Диггер ответил:
      – Господь поможет мне и полностью исцелит.
      – Ох, черт, я и забыла, чем он заразился, – вздохнула Мунчайлд.
      Вскоре мы все трое стояли, и я сказал:
      – Я собираюсь перенести нас отсюда в другое место.
      – Куда? – спросила Мун.
      – Увидите, – таинственно ответил я.
      – Я готов нести слово Господа где угодно, – жизнерадостно поддержал меня Диггер.
      Не успел я развернуть свой космический коврик путешественника, как ко мне направился Гру. Я помедлил, чтобы услышать, что он скажет.
      – Теперь ты видишь, почему мы не можем оставить тут мессию. Если мы после этого выживем, то, считай, нам крупно повезло. Теперь несколько дней придется вычищать деревню от лесной живности. Пойми, я не держу на вас зла, но если вы исчезнете, я буду рад.
      – Что ж, мы отбываем... – ответил я.
      Мунчайлд пронзительно закричала!
      Мелькнул посох Гру, сбивший с колена Мунчайлд здоровенную жабу и тут же припечатавший гадину к земле. Мун рухнула на землю, потеряв сознание от своей первой инъекции.
      Вождь дауков наклонился, чтобы рассмотреть убитую тварь. Подняв голову, он сообщил нам:
      – «Рогатая жаба».

Выпало в десятый раз

109
Куда нас доставил йо-йо

      Чудн?, что порой начинаешь чувствовать, будто все у тебя вышло отлично. Иногда тобой вдруг овладевает такая вот абсолютная, инстинктивная убежденность. Но обычно бывает неоспоримое давящее чувство, что все бесповоротно и совершенным образом изгажено. Вот я, например, точно помню, что множество раз в своей жизни испытывал подобное ощущение. По сути, именно депрессия отправила меня в путешествие. Но иногда, раз в великую бесконечность, может быть, лишь раз за целую жизнь, когда тебе необычайно везет или на тебя нисходит благодать, вдруг испытываешь противоположное чувство: убежденность, ты все сделал правильно, что вселенная и Бог на твоей стороне и ничто уже не способно помешать тебе достигнуть цели, а напротив, все живое и неживое станет подталкивать тебя к твоей мечте.
      Едва я материализовался в этом новом мире, как у меня появилось именно такое чувство.
      От подошв ног до кончиков волос меня пронизывала уверенность, что этот перелет принес меня к единственному из бесконечного множества месту назначения, которое полностью отвечает моим вожделениям. Наконец-то йо-йо выполнил мои требования и не облажался.
      Я намеренно старался пока не смотреть по сторонам, смакуя этот редкостный триумф. Взамен сосредоточил внимание на Мунчайлд и Диггере.
      Мун лежала спокойно и неподвижно, определенно еще не придя в сознание после укуса «рогатой жабы». Теперь, когда сестра милосердия и раненый поменялись ролями, Диггер сидел на земле и держал голову матери на коленях.
      – Ты позаботишься о ней, сынок?
      – Конечно, папа. Ведь зачем мы здесь, как не для того, чтобы принести успокоение и мир суетным душам?
      Тон и слова Диггера послужили доказательством тому, что я уже заметил по его поведению: мемы мира дауков по-прежнему плавали в нашей крови и не испарились в миг прибытия ввиду несоответствия параметрам новой вселенной. (Я подумал, а не выудил ли йо-йо желание оставить нам мемы из глубины моего подсознания, где оно оформилось в молчаливое намерение...)
      – Что ж, хорошо. Но если последствия укуса «рогатой жабы», прозванной также Жабой Потенции, такие, как я догадываюсь, она, когда очнется, будет та еще штучка. Надеюсь, ты сумеешь с ней совладать, пока я немного прогуляюсь?
      – В любых условиях я буду действовать по совести, – ответствовал Диггер.
      – Отлично. Это то, что нужно, – сказал я, усилием воли заставляя себя забыть на время про Диггера и Мун. И поднял голову, чтобы осмотреть новую местность.
      Я стоял рядом с огромным сценическим задником: невероятной длины экран без единого шва и морщины тянулся футов на сто вправо и влево насколько хватал глаз. Натянутый на крепкую раму, экран трещал под порывами ветра.
      Недалеко возле меня на подмостке прямо в грубом холсте экрана была устроена дверь, наверняка так, что вписывалась в нарисованную на другой стороне картину.
      – Смотри, Диггер, хорошо заботься о мамочке. Увидимся позже. Наверно.
      Я поднялся на подмосток и огляделся.
      Судя по петлям, дверь должна была открываться в ту сторону.
      Я схватил ручку, повернул, толкнул дверь от себя и вышел с другой стороны, оставив помещение за сценой позади.

110
Бум! Бум! Бумгород!

      С другой стороны все было черно-белым.
      Не только переходы тона на разрисованном экране, но и кожа людей, и оттенок неба, и поверхность земли – все было окрашено в миллиарды оттенков серого. Это проистекало не от окраски, или грима, или теней, или фильтрованного света. Недостаток цвета казался природной неотъемлемой частью этого нового мира (или, может быть, это виновата ограниченность здесь моего зрительного восприятия?), по крайней мере по сю сторону экрана. А кроме того, откуда-то появилось зерно. Все словно бы было невысокого разрешения, мерцало и время от времени искажалось проплывающими или прыгающими волнами помех.
      Я взглянул на свою руку и узнал, что и я стал черно-белым существом.
      Но меня это вполне устраивало.
      Потому что теперь я наконец-то был дома.
      Из чистого любопытства я оглянулся назад, на расписанный фасад-экран, из которого вышел.
      Там была изображена сцена из жизни Дикого Запада: лавочки и салуны, нарисованные коновязи и деревянные тротуары. Вышел я из двери в «Факторию», по сторонам от которой в окнах лежали нарисованные товары.
      Трехмерная улица в серой монохромной пыли имела около двадцати футов в ширину. Противоположную сторону этого узкого канала образовывал второй разрисованный экран, где были нарисованы другие лавочки и бары.
      Неподалеку от меня улица оказалась почти перегорожена, и там было много людей. Они сидели на примитивных деревянных скамейках, разделенных проходом, стоящих прямо посреди улицы. Перед скамейками находился старомодный домашний экран, установленный на металлической треноге. Проход между скамьями оставлял достаточно места, чтобы в экран беспрепятственно бил луч восьмимиллиметрового киноаппарата.
      Внезапно я заметил, что на скамьях сидят только дети. Подростки в джинсах на фланелевой подкладке и енотовых шапках, в домотканых полосатых платьицах и гольфах. Странно, но когда я первый раз на них взглянул, они показались мне моими ровесниками. Погодите-ка минутку, они и есть мои ровесники! Что это мне вдруг подумалось?..
      Среди ребят сидело двое взрослых. Они заметили меня, и один направился ко мне.
      Это был высокий, поджарый, чисто выбритый ковбой с болтающимися на бедрах одинаковыми шестизарядниками, с платком, небрежно повязанным на шее. На лице у него сияла широкая, знакомо-гостеприимная улыбка. Подойдя ко мне, он протянул руку и сказал:
      – Добро пожаловать в Бумгород, партнер! Ты как раз вовремя. Мы тут наладили кинопроектор, чтобы показать мультики с кричалками-вопилками. Топай к нам и присядь посмотреть...
      Я с благоговением встряхнул ему руку.
      – Рекс. Рекс Трейлер. Это ведь правда вы? А это и вправду Бумгород? Ого!
      К нам уже шел второй мужчина. Этот был типичный мексиканец: бандитская рожа, серапе, обвисшие усы.
      – Панчо, – спросил Рекс, – что ты приготовил для нашего нового друга?
      – Рекс, если он хочет, думаю, могу дать эти пистолеты.
      Панчо протянул мне свой ремень с патронташем и парой кольтов в кобурах. Я взял подарок и подпоясался. И едва не расплакался от радости.
      Рекс дружески похлопал меня по плечу.
      – Будет, партнер, нет причин лить воду. У нас тут планируется стрельба по мишеням, мустанги для объездки, вальс с медведями, короче, в нашем балагане развлекаются на всю катушку и на все сто процентов. Так зачем плакать? Незачем.
      Я вытер глаза.
      – Да, сэр. Думаю, незачем...
      – Отлично! Тогда потопали, познакомишься с твоими новыми приятелями!
      Мы потопали к лавкам, и едва я уселся, во всей вселенной погас свет и кинопроектор заработал.
      И все мы принялись кричать и вопить, словно одержимые.

111
Мультикус Прерывикус

      Не могу сказать, долго ли крутился кинопроектор. Возможно, недолгую вечность, потому что мы были в еще большей степени оторваны от хода времени, чем даже в Моноблоке. Знаю только, что посмотрел – с визгами и дрожью восторга, которая прокатывалась по плечам, моим и остальных детишек, – следующие картины:
      Шесть «Попаев».
      Пять «Котов Феликсов».
      Пятьдесят «Трех марионеток».
      Пятнадцать «Лаурел и Хардис».
      Пару дюжин «Маленьких мошенников».
      Двенадцать «Веселых мелодий».
      Восемь «Томов и Джерри».
      Тридцать два «Роки и Булвинкля».
      По месячному выпуску пяти других захватывающих сериалов.
      Я в истерике раскачивался на скамейке, обливаясь потом. Бока у меня болели, словно высекли ремнем, – так я смеялся. Ноги болели оттого, что я ими постоянно топотал, а ладони горели от хлопанья. Горло же саднило так, словно в нем прошлись металлической щеткой.
      И когда между одной серией и другой экран гас, мы, все ребята, на секунду замирали.
      И вдруг кто-то выкрикнул мое имя.
      – Пол! Пол! Где ты, черт возьми?
      Зажегся свет (что и где служило солнцем в этом континууме? – промелькнула у меня мысль), и Рекс Трейлер встал перед экраном.
      – Похоже, к нам затесался крикливый койот, мальчишки и девчонки, из-за чего шоу приостановлено. Кто-нибудь признается, что это из-за него? Мы сможем избавиться от беспокойства и продолжить веселье.
      Хруст гравия заставил всех обернуться.
      К нам шли Диггер и Мунчайлд.
      Я поднял руку, и Рекс улыбнулся мне.
      – Гм, Рекс, это вроде как мои друзья...
      – Что ж, партнер, топай и переговори с ними, пусть закроют рты на замок и проглотят языки.
      Я поднялся с места и, сгорая от стыда, отправился навстречу Диггеру и Мунчайлд.
      Увидев меня, Мунчайлд стрелой бросилась навстречу. Она схватила меня, обвилась вокруг, принялась обнимать, тискать и покрывать мое лицо слюнявыми поцелуями. Потрясенный, я почти не чувствовал, как ее руки тискают мою задницу, а ее «там внизу» прижимается к моему.
      – Ох, Пол, я так рада, что с тобой все в порядке! Я так волновалась, скучала по тебе, ты был мне нужен!
      Я отстранился от нее и вытер лицо.
      – Тьфу! Брр! Что за черт? Что с тобой стряслось, Мун? Ты что, не видишь, что мы тут заняты?
      Она изумленно оглянулась по сторонам.
      – Заняты? И дело не может подождать? Нам нужно найти местечко, где мы сможем остаться наедине, Пол!
      Мун медленно водила пальцами вверх и вниз по пуговицам моей рубашки.
      – Я ведь уже готова, понимаешь? Разве это не здорово? Мы отлично проведем время, стрелок, с этой твоей шестизарядной штуковиной, если ты понимаешь, о чем я...
      Я в растерянности отступил назад.
      – Нет, не понимаю. О чем ты? Ты не могла бы оставить меня в покое? Я хочу еще мультики посмотреть...
      Наконец вмешался Рекс.
      – Нужна помощь, сынок?
      Мунчайлд смерила взглядом мужественную фигуру Рекса. Потом шагнула к нему и положила обе руки на его рубашку.
      – Отполировать вам значок, шериф?

112
Звездный час Пола

      Пока Мунчайлд соблазняла Рекса, я воспользовался передышкой и улизнул от них обоих, протиснулся сквозь толпу ребятишек, а оказавшись отделен ими, наддал ходу вдоль широкой улицы, окаймленной разрисованными холстами.
      Вонючка Мун все разрушила! Она и ее чертовы отравленные мемы! Почему она не оставила нас в покое в мире моего детства, зачем все испортила? Вот поэтому я жаждал убраться от нее как можно дальше. И плевать я хотел, если никогда больше не увижу ее.
      Я припустился трусцой по улице. Ох, если бы на мне были мои кеды «PF Flyers» вместо этих чудных пластиковых кроссовок, я бы развил скорость! Но даже в этих колодках я очень быстро покинул Бумгород. На окраине рисунок на холстах закончился, холсты стали девственно белыми, словно обозначая границу реальности. В этой пустынной стране не было ни людей, ни построек. Но где-то впереди я что-то увидел...
      На земле под ногами появились опилки. Очень скоро опилки уже покрывали всю землю. На стенах появились другие картины: клетки с нарисованными львами, высоко над головой гимнасты на трапециях, голые по пояс наездники и будки с игровыми автоматами. Я шел, уже предчувствуя, что сейчас куда-то попаду.
      Впереди я увидел на дороге несколько цирковых куполов и низкие загородки, на которых сидят толпы детворы. Крики восторга и радости, долетавшие оттуда, подзадорили меня. Наверно, я еще успею посмотреть представление!
      Запыхавшись и отдуваясь, я пробрался через толпу детей и затормозил в пыли посреди циркового манежа. Я уперся руками в колени и попытался отдышаться. А когда наконец поднял взгляд, то увидел перед собой его.
      – Бозо! – радостно воскликнул я. – Клоун Бозо!

113
Нос знает

      Бозо рассмеялся своим безумным смехом.
      – Хик-хик-хик! Я – единственный и неповторимый! Готов поспорить на свои широкие штаны, что это я самый и есть!
      – Ох, Бозо, я всегда знал, что ты единственный и неповторимый...
      Бозо наморщил нос.
      – Чую, не врешь. Пол, ведь ты хороший мальчик! Почему бы тебе не пойти и не сесть с остальными, чтобы мы могли начать представление?
      Я направился к широкой загородке и нашел там себе свободное местечко, но сидеть пришлось так низко, что коленки у меня задрались почти к ушам. Будь я прежним старым упитанным Полом, то чувствовал бы себя неловко. Но тренировки в мире Шелдрейка прибавили мне гибкости, и я воспринимал все спокойно.
      И веселье началось!
      Труба заиграла мотив, под который могла бы крутиться взбесившаяся карусель. Несколько красивых девушек в блестящих брючках в обтяжку выкатили тележку, на которой была установлена машина, полосатая, как леденцовые фантики. Девушки раздали всем детям по большому липкому конусу сахарной ваты. Я пожалел, что в этом мире нет красок, иначе смог бы любоваться тем, какая она розовая. Потом появилось множество лилипутов. Они несли лотки, висящие у них на шеях, а на этих лотах лежали яблочные леденцы, с палочками, торчащими кверху, с плоскими макушками, утопленными в карамельной патоке. Потом вышли клоуны (само собой, подручные великого Бозо, блистающего в парике с торчащими волосами в милю длиной, в огромных башмаках и гриме как у сумасшедшего). Они тащили шаткие башни коробок «Крекеров Джека»! Ловко, действуя одновременно, клоуны-слуги ухитрились раздать свои бесчисленные коробки, и каждому ребенку досталась отдельная порция.
      Сжав сладкую вату в одной руке, засунув леденец в рот, я вскрыл свою коробку с крекерами. Внутри обнаружился приз – книжка-раскладушка. Засунув фунтик с сахарной ватой под мышку, я стал переворачивать страницы книги. Там на фоне звездного неба великан прыгал с планеты на планету, словно это были камни, уложенные через реку. Класс!
      Мордочки у всех детей, включая и меня, уже были перемазаны. Мы бросались друг в друга «Крекерами Джека», а музыка совсем обезумела! Когда веселье готово было перейти все границы, Бозо махнул рукой, и музыка смолкла.
      – Всем весело? – спросил он.
      Мы без слов орали в ответ, пока не заболело горло.
      – Отлично! Теперь проведем маленький конкурс, а победителю достанется приз. Кто хочет участвовать?
      Все до единой липкие ручонки взлетели вверх – и моя тоже. Бозо начал выбирать участников.
      – Ты, вот ты и ты...
      Меня выбрали. Меня выбрали! Симпатичные цирковые дамы забрали у меня мое угощение и выдали влажную салфетку, чтобы я утерся. Я торопливо привел себя в порядок и метнулся на середину арены.
      Как раз прикатили игровую будку. Вперед были нацелены четыре игрушечных ружья. Внутри находились барельефные лица клоунов с открытыми ртами. Со лба у каждого из них свисал сдутый воздушный шарик.
      – Итак, ребята! Вы знаете, что делать! Занимайте места!
      Я присел на корточки рядом с ружьем (другие остались стоять) и пригляделся ко рту своего клоуна. Веснушчатый мальчишка рядом всадил локоть мне в бок. Я показал ему язык и сосредоточился на цели.
      – Целься, готовься – пли!
      Из дул брызнула вода, и шарики начали наполняться.
      Я выигрывал, выигрывал!
      Потом кто-то дал мне пинка под зад! Дернул за штаны вверх, и те врезались мне в пах! Струя из моего ружья ушла в сторону, и шарик того мальчишки, который пихнул меня до начала соревнования, внезапно стал больше других!
      Ох! Я страшно разозлился! Мне захотелось плакать и одновременно двинуть кого-нибудь. Я обернулся, чтобы увидеть своего мучителя.