Под нами - Чёрное море

      Пришлось обратиться за помощью в Военный совет. Старшего лейтенанта Аленина отстранили от руководства частью за его нерешительность. Но быть в Севастополе обязали. Мне же приказали вступить в командование полком и, не дожидаясь прибытия его второй эскадрильи, немедленно вылететь с десятью Як-1 на Хереснес. Так на исходе дня 9 июня, уже в новом амплуа, я был на месте. А на следующий день прилетели еще семь Як-1, но Ибрагим Магометович Дзусов был нездоров и оставался в Каменске со своей третьей эскадрильей.
      - Командуйте полком так, как командовали в свое время эскадрильей, - решил командующий ВВС флота генерал Ермаченков. - Важно настроить летчиков психологически на ожесточенные бои, и в этом вам поможет полковой комиссар Михайлов.
      Тут же приказом командующего инженером полка был назначен военный инженер 3 ранга В. И. Груздев. Он быстро подобрал технический состав и закрепил его за самолетами. Из нескольких человек был сформирован штаб полка. На все это ушло около полутора суток, а уже 11 июня часть всем наличным составом вступила в боевую страду.
      Не сбылись предсказания фашистских обозревателей о сроках взятия немцами Севастополя: "Вопрос трех дней, может быть, одной недели..." Фашисты забыли, видно, что Севастополь не просто город, а слава России, гордость советского народа и за него каждый боец был готов умереть, не сделав и шагу назад.
      Почувствовав силу сопротивления севастопольцев и не добившись решающих успехов на главном направлении, враг попытался 12 июня развить наступление вдоль Ялтинского шоссе в направлении на Сапун-гору. Сюда же была нацелена и его авиация. Противодействовал ей главным образом наш наиболее свежий и многочисленный по составу 45-й истребительный авиаполк.
      Накануне полк уже получил истинно севастопольское боевое крещение: три вылета - три воздушных боя. Мне, участнику двух из этих вылетов, понравились действия летчиков. Видно, помогли им проведенные 9 июня мероприятия, когда определили ведущих и ведомых с учетом летного опыта, знания тактики своей и противника, а затем провели два проигрыша вариантов воздушного боя.
      Завершились занятия вечером встречей с приглашенными тремя асами из 1-й эскадрильи 8-го полка, возглавляемыми Константином Алексеевым. Они подробно рассказали об особенностях ведения воздушного боя в условиях превосходства противника в воздухе.
      На организованных занятиях особое внимание уделили выполнению взлета и посадки при артобстреле аэродрома, взаимной выручке в бою, радиодисциплине. Рассмотрели порядок атаки вражеских бомбардировщиков и надежные способы прикрытия атакующих.
      Эта предварительно проделанная работа и не замедлила сказаться. 11 июня лейтенант Иван Шматко сбил Ю-88, а из прикрывающей пары лейтенант Николай Лавицкий - Ме-109; обе вражеские машины рухнули на землю в районе Балаклавы. К сожалению, и полк потерял самолет - в воздушном бою лейтенант П. М. Берестяев получил ранения в руку и ногу. Он спасся на парашюте.
      Рано утром 12 июня я пригласил к себе командира эскадрильи старшего лейтенанта Дмитрия Аленина и поставил ему задачу:
      - Шестеркой Як-1 прикрыть пять Ил-2, наносящих удар по войскам противника в районе Итальянского кладбища. Это ваш первый боевой вылет. Готовы выполнить такое задание?
      Услышав положительный ответ, я уточнил:
      - Имейте в виду: вы как бы второй этаж прикрытия, а на первом, в непосредственном прикрытии, будут "ишачки". Держитесь выше на 400 - 500 метров и ни на минуту не теряйте их из виду.
      Как я и надеялся, задание было выполнено. Бой произошел, но без потерь с обеих сторон. А вот следующие два вылета оказались результативными. Драться пришлось и с истребителями, и с бомбардировщиками противника, которые одиночно и небольшими группами буквально "роились" над линией фронта, выбирая себе цели, чувствуя свое полное превосходство в воздухе.
      В обоих вылетах участвовали по восемь Як-1. Причем одна четверка была атакующей, а вторая прикрывающей. В первом вылете я был в составе прикрывающей группы, во втором - в атакующей.
      - Вижу Хе-111, иду в атаку, - слышу по радио позывной командира звена лейтенанта Ивана Шматко.
      - Атакуй, прикрываю надежно, - ответил ему младший лейтенант Алексей Труфанов.
      Все шло нормально. Но вот на машину лейтенанта Василия Шаренко, атакующего Ю-88, пикирует пара Ме-109. Немедленно с ведомым сержантом Владимиром Панаевым идем на выручку. Атака отбита, однако оба "мессера" уцелели, "свечой" взмыв вверх. Вижу, как горящий Ю-88 пытается уйти за линию фронта, но его добивают Шаренко и его ведомый.
      - Молодцы! - подбадриваю по радио своих летчиков. - Будьте внимательными и держитесь группами - "мессеры" прибывают. Отходим на свою точку.
      Аналогичным был и второй бой. Но если в первом мы не имели потерь, то во втором был сбит лейтенант Василий Шаренко. Раненный, он все же сумел покинуть горящий самолет и на парашюте приземлился на своей территории. В результате двух боев нами были сбиты два Ю-88, один Хе-111 и один Ме-109.
      Все участвовавшие в боях летчики получили от генерала Ермаченкова благодарности. А главное - почувствовали в себе уверенность - ведь до этого они всякого наслушались о боях над Севастополем.
      Все чаще нам и эскадрилье капитана М. В. Авдеева стали ставить задачу борьбы с бомбардировщиками противника, а "лагги", "ишачки" и "чайки" в основном были переключены на сопровождение "ильюшиных".
      Враг почувствовал, что мы изменили тактику действий, и ответил на это привлечением на дежурство в воздухе большего количества истребителей. И вот 13 июня, поднявшись на выполнение своей основной задачи, нам пришлось драться только с истребителями. Преимущество было на стороне противника, поскольку он непрерывно наращивал усилия в воздухе за счет подкрепления с ближайших аэродромов. У нас же такие возможности были предельно ограниченными.
      Это был один из тяжелейших боев за время третьего штурма Севастополя, продолжавшийся от взлета и до посадки. Лейтенанты Александр Филатов и Иван Шматко сбили по одному Ме-109; потери 45-го полка составили три Як-1. Шматко и старший сержант Вазьян спаслись на парашютах, а вот лейтенант П. А. Ушаков погиб.
      Вскоре я предложил еще один вариант тактики действий наших истребителей: периодически поднимая в сторону моря 10 - 15 "яков" и "лаггов", имитировать их перелет на Кавказ, а над морем набирать большую высоту, затем со стороны солнца на большой скорости выходить к линии фронта и уничтожать неприкрытые группы и одиночные бомбардировщики противника.
      Это предложение вначале не было положительно оценено командующим ВВС флота генералом В. В. Ермаченковым. Но потом, когда меня поддержал начальник летной инспекции Н. А. Наумов, ставший к этому времени подполковником, генерал изменил свое мнение. 16 июня десять Як-1, возглавляемые мною, поднялись в воздух и начали действовать по задуманному плану. Эксперимент удался - враг потерял четыре бомбардировщика и два истребителя, мы же потерь не понесли.
      Подобные полеты истребителей выполнялись и в последующие дни, но, к сожалению, не часто: истребителей становилось все меньше, а на сопровождение штурмовиков и бомбардировщиков Пе-2 требовались все большие силы.
      Будучи инспектором, а затем исполняя обязанности командира 45-го авиаполка, я продолжал ревностно следить за делами родной 3-й эскадрильи. Она, получая периодически пополнение, воевала с полным напряжением. Правда, "старичков" в ней становилось все меньше. И вдруг 16 июня во второй половине дня как снег на голову сообщение: сбит и тяжело ранен один из лучших в прошлом летчиков лейтенант Михаил Урядников.
      Вместе с командиром эскадрильи капитаном И. И. Сапрыкиным я направился на все той же, удивительно живучей, "карете" в лазарет 3-й авиагруппы, расположившейся в казематах 35-й батареи. По дороге Иван Иванович рассказал мне, что, когда вместе с "илами" "ишачки" штурмовали войска противника в районе железнодорожной станции Мекензия, в самолет Урядникова попал снаряд из "эрликона". Летчик сообщил по радио, что ранен, а поврежденный мотор дает перебои. Ему было приказано следовать прямо на аэродром, но в воздухе шел тяжелый и неравный бой, некому было его прикрыть. Из общей группы оторвались два "худых" и начали преследовать Урядникова. Собрав последние силы, истекая кровью, летчик посадил "ишачка" на фюзеляж среди камней. Однако "мессеры" атаковали его и на земле и еще раз тяжело ранили. Подбежавшие бойцы завернули Михаила в парашют и быстро доставили в лазарет.
      Нас встретил главный врач Управления ВВС флота военврач 1 ранга А. И. Катков, возглавлявший медицинскую службу Севастопольской авиагруппы, сказал:
      - Трудно не только вам, но и нам. Несмотря на двухъярусные койки, мест для раненых не хватает, к тому же очень медленно идет отправка их на Кавказ.
      Я и сам знал, что обстановка под Севастополем с каждым днем осложнялась. Вслед за теплоходом "Абхазия" и эсминцем "Свободный" на днях был потоплен транспорт "Грузия". Теперь лишь периодически прорывались боевые корабли в Северную бухту, быстро разгружались и сразу уходили. Кругом завалы, подъехать к причалам было практически невозможно... Но что же с Урядниковым?
      Увы, буквально несколько минут назад лейтенант Михаил Никитович Урядников, не приходя в сознание, скончался. По нашей просьбе провели нас в один из казематов, где размещались раненые летчики. Их было около двадцати. Обрадовались нашему приходу, сразу же засыпали вопросами.
      - Как обстановка под Севастополем? Что нового на аэродромах? Здесь мы будем долечиваться или нас куда-то отправят?
      Благо, наступала ночь и мы с Иваном Ивановичем Сапрыкиным имели кое-какое время на разговоры. Всемерно, конечно, старались успокоить раненых. Наконец, уже под утро, пожелали всем им скорейшего выздоровления и направились к выходу. Здесь столкнулись с бодрствовавшим всю ночь А. И. Катковым. Прекрасный он человек, и какой дружный, неутомимый создал коллектив. Вполне по заслугам многие из него за оборону Севастополя были удостоены государственных наград. Сам же Антон Иванович вскоре после окончания войны станет генералом и возглавит медицинскую службу авиации Военно-Морского Флота.
      Я еще не освободился от тяжелых впечатлений после посещения лазарета, как вдруг с утра 17 июня новый удар: шестерка Як-1 45-го полка вместе с И-шестнадцатыми 3-й эскадрильи сопровождали пятерку Ил-2. Уже было выполнено задание и один за другим сопровождаемые "илы" производили посадку на Херсонесе. А над Камышевой бухтой тем временем разгорелся напряженный воздушный бой. Вдруг один из "яков", выпустив шасси, но с убранными тормозными щитками на большой скорости пошел на посадку в Херсонесе. Явный перелет!
      Все же летчик приткнул к земле самолет колесами на середине взлетно-посадочной полосы, но оставшейся ее части для полной остановки самолета не хватило. "Як" врезался в капонир, в котором стоял самолет командира авиагруппы. В результате полностью разбиты два новых, современных истребителя, погиб боевой летчик.
      Это был старшина Николай Кузьмин Чайка. Вскоре после осмотра тела погибшего врач доложил, что в воздушном бою летчик получил тяжелые ранения в живот и ногу, но попытался посадить самолет...
      До этого старшина прекрасно воевал и только накануне в паре с лейтенантом Алексеем Поддубским сбил в районе Балаклавы Ю-88.
      Наши потери в воздухе и на аэродромах непрерывно росли. Только за неделю 45-й авиаполк недосчитался шести Як-1, да еще три были повреждены огнем артиллерии. На задания пришлось летать всего шестеркой и лишь в редких случаях восьмеркой. Все меньше и меньше стала помогать нам спасительница - плавучая зенитная батарея "Не тронь меня". Мы всегда стремились оттянуться в бою к ней, так как она умело отсекала огнем наседавших вражеских истребителей. Но ей все чаще не хватало снарядов. А 19 июня настал и скорбный час батареи. В середине дня большая группа бомбардировщиков с пикирования обрушила на нее смертоносный груз. Накренившаяся и разбитая, не ведущая больше огня, она осталась на долгое время в Казачьей бухте. Погибла почти вся команда, а с нею и ее славный командир капитан-лейтенант Сергей Мошенский. Да, напряженная воздушная обстановка, а теперь и эта трагедия так и не позволили ему сойти на берег и встретиться по моему приглашению с летчиками.
      Обстановка на фронте накалялась не по дням, а по часам. Мы постоянно интересовались ею, поскольку именно она определяла судьбу всего Севастопольского гарнизона, мужественно сражавшегося на удалении более 300 километров от Большой земли.
      Когда создалась угроза захвата врагом Северной стороны, командование авиагруппы приказало перебазировать оставшиеся в строю самолеты МБР-2 в Казачью бухту, и теперь они стали нашими соседями. Но и здесь им пришлось нелегко. Из-за отсутствия даже примитивных подъемных устройств их не могли вытаскивать на берег, и они, оставаясь в воде, были очень уязвимыми целями для авиации и артиллерии противника.
      Во избежание больших потерь командование решило перебазировать "эмбээры", а вслед за ними и все бомбардировщики на Кавказ. Перелетел туда 21 самолет{30}. Бомбардировщики стали действовать с аэродромов Кубани, нанося удары ночью по аэродромам, узлам коммуникаций и непосредственно по войскам врага на фронте.
      Северную сторону Севастопольской бухты противник захватил 22 июня, и сразу же линия фронта резко сократилась. Это привело к уплотнению боевых порядков войск, чем незамедлительно воспользовались авиация и артиллерия противника. После массированного обстрела аэродрома Куликово Поле пришлось и с него перегнать все самолеты на аэродром Юхарина Балка.
      Таким образом, у нас осталось всего два аэродрома, о возможностях работы с которых можно судить по тому, что ежесуточно враг стал выпускать по ним 400 900 снарядов, а при взлете наших самолетов, когда на аэродромах поднималась пыль, выпускал по 140 - 170 снарядов в одном огневом налете. Усилились и бомбовые удары. Гибли летчики вместе с самолетами, техники, воины обслуживающих подразделений.
      В результате неоднократных бомбовых ударов по командному пункту 3-й ОАГ нарушилось управление авиачастями. Это вынудило передислоцировать командный пункт с Исторического бульвара на Херсонес.
      И ведь, несмотря на тяжелейшие условия, наша авиация продолжала действовать. Два-три штурмовых удара днем и по шесть-семь вылетов каждого штурмовика в темное время суток - такой была средняя "норма" в последней декаде июня. По обыкновению, днем прямо от капониров поднимались в воздух четыре - шесть "яков" или "лаггов", которые связывали боем барражирующих в районе аэродрома "мессеров", а затем вылетали штурмовики и сопровождавшие их истребители.
      Порой и сейчас вспоминается мне звучавший тогда в наушниках голос девушки с пункта наведения:
      - Сапун-гора, два Ме-109... Сапун-гора, два Ме-109...
      В этом девичьем голосе сливались твердость и тревога. Твердость, чтобы придать нам силы в трудный час, тревога - за исход неравных схваток. А мы действовали по единственно возможному тогда правилу: сначала бить врага, а потом уже считать...
      К утру 25 июля в 3-й особой авиагруппе осталось всего 32 исправных самолета разных типов. Поэтому генерал-майор авиации В. В. Ермаченков решил весь личный состав 6-го гвардейского, 247-го истребительных авиационных полков и некоторых эскадрилий отправить на Кавказ, оставшиеся самолеты передать 9-му полку, который возглавлял , майор К. П. Малинов. Наш 45-й полк пополнился четырьмя Як-1.
      Теперь мы начали действовать парами и четверками только рано утром и поздним вечером, когда еще не появлялись группы вражеских истребителей, блокирующих с воздуха два наших аэродрома, или же блокирование заканчивалось. Самолеты И-15 и И-153 из полка Малинова сбрасывали бомбы на войска противника и ночью.
      В период с 21 по 30 июня 18 самолетов ПС-84 каждую ночь прилетали на Херсонес. Эти самолеты были выделены из Московской авиагруппы особого назначения ГВФ и состояли из двух групп, одну из которых возглавлял В. А. Пущинский, а вторую - С. Н. Шарыкин. На этих машинах доставляли боеприпасы, продовольствие, а обратными рейсами эвакуировали с Херсонеса в Краснодар раненых, женщин, детей и наиболее ценное имущество.
      За прием и выпуск самолетов отвечал подполковник Н. А. Наумов, а за разгрузку и погрузку - подполковник В. П. Попов. На самых ответственных участках обычно находился полковой комиссар Б. Е. Михайлов.
      Ночные рейсы ПС-84 были весьма сложными и опасными, но благодаря мужеству и мастерству гражданских авиаторов удалось избежать потерь. Только однажды самолет попал в воронку и подломал стойку шасси, но поломку быстро устранили, и в эту же ночь ПС-84 ушел в обратный рейс. Успеху действий транспортной авиации во многом способствовало и подключение, по ходатайству командира авиагруппы особого назначения майора В. М. Короткова, в состав экипажей ПС-84 опытных штурманов из 119-го полка, имеющих большую практику самолетовождения над морем.
      Всем нам запомнилась полная драматизма картина того периода в районе Херсонеса. Рядом с аэродромом в балке по ночам сосредоточивали раненых бойцов и офицеров. Находились они там сутками, располагаясь кто как мог и ожидая очереди для отправки самолетом на Большую землю. Жара, полное безветрие, раненых так много, что медперсонал не успевал их обрабатывать. Раненые стонали, некоторые умоляли помочь им, облегчить страдания. Но часто не хватало даже воды для питья. И все это происходило под близкими разрывами снарядов крупного калибра.
      Правда, интенсивность обстрела аэродрома в период разгрузки и погрузки мы стремились снизить действиями самолетов И-15, И-153 и У-2 по батареям. А для уничтожения прожекторов специально выделенные самолеты УТ-1 применяли эрэсы и пулеметный огонь.
      Помнится, как в одну из ночей на приемку транспортных самолетов, с подсветкой полосы только перед самым их приземлением, был назначен заместитель командира эскадрильи 9-го авиаполка старший лейтенант В. А. Ратманов. Не прошло и часа как ушел он с КП 45-го полка, - получаю сообщение: взрывом снаряда Ратманову оторвало правую ногу. Многие воины погибли на аэродроме в период эвакуации людей и имущества воздушным транспортом...
      Не менее ответственной была задача прикрытия с воздуха ПС-84, когда они находились на нашем аэродроме. Ведь в любой момент мог появиться вражеский бомбардировщик, сбросить свой груз на пассажирские самолеты и на собравшихся около них для посадки беззащитных людей. Прикрытие осуществлял возглавляемый мною 45-й авиаполк.
      Точно по графику одиночные истребители барражировали вблизи аэродрома в двух-трех зонах и в любую минуту готовы были атаковать вражеский бомбардировщик, обнаруженный при свете луны или пойманный в лучи прожекторов. В те ночи встречи с противником были нередки, но ни разу истребители не позволили врагу отбомбиться по цели. Так, в ночь на 28 июня лейтенант Александр Филатов обнаружил и с близкой дистанции сразил Ю-88. Бомбардировщик упал в Камышовую бухту, а спасшийся на парашюте фашистский летчик был взят в плен.
      С рассветом 25 июня развернулись напряженные бои на участке 3-го сектора обороны, где враг стремился окружить и уничтожить центральную группу оборонявшихся войск. Только на третий день боев ценой огромных потерь ему удалось овладеть высотой Сахарная Головка и выйти к железнодорожной станции и поселку Инкерман.
      На участке прорыва гитлеровцы ежедневно сбрасывали 2 - 3 тысячи фугасных бомб и вели массированный артиллерийский обстрел. В ночь на 29 июня пехоте под прикрытием дымовой завесы удалось переправиться через Северную бухту на Южную сторону. Почти одновременно фашисты пытались высадить морской десант в районе мыса Фиолент, но, потеряв 9 из 12 моторных шхун, отказались от своего замысла. Во второй половине дня 29 июня враг овладел плато Сапун-гора и горой Суздальская, а с утра 30 июня его основные силы перешли в наступление по Ялтинскому шоссе на железнодорожную станцию Севастополь и по Балаклавскому шоссе на Куликово Поле. К исходу дня небольшой героический гарнизон прорвал кольцо окружения и оставил Малахов курган. За всеми этими событиями мы очень внимательно следили, ибо они имели к нам самое непосредственное отношение.
      Вот уже нависла реальная угроза над аэродромом Юхарина Балка. Это вынудило командование в ночь на 30 июня перебазировать с него самолеты и начать эвакуацию имущества на Херсонес. Тем не менее даже в столь критический момент 22 наших самолета - 6 У-2, 12 УТ-1, 3 И-15 и один И-153 продолжали ночью бомбить наступавшие войска противника, а 3 У-2 даже сбрасывали продукты питания партизанам. Последний удар по врагу днем группой из четырех Ил-2, одного И-153, одного И-15 и четырех И-16 под прикрытием семи Як-1 был нанесен 28 июня{31}. А на другой день я водил восьмерку "яков" на "охоту" - свободный поиск и уничтожение самолетов противника.
      Это был мой последний боевой вылет и последний воздушный бой над Севастополем. В этом бою капитан Иван Сапрыкин с ведомым лейтенантом Николаем Лавицким сбили Ю-87, подведя тем самым черту победам летчиков-истребителей 3-й особой авиагруппы.
      Интенсивная эвакуация самолетов Севастопольской авиагруппы на Кавказ осуществлялась в ночи на 30 июня и 1 июля. В этот период перелетело 34 самолета - 11 Як-1, 7 Ил-2, 3 И-153, 2 И-15, 4 И-16, 2 ЛаГГ-3, 4 У-2 и один УТ-1, а 30 неисправных самолетов, находившихся в авиаремонтных мастерских и на аэродроме Херсонес, пришлось в последующие дни уничтожить{32}.
      Никогда не забыть своей последней ночи на Херсонесе. Она была очень тревожной, уже перевалило за полночь, а уснуть не мог. Вдруг открылась дверь и вошел Николай Александрович Наумов. Он сразу сбил с меня дремоту:
      - Вставай, вызывает срочно командующий!
      Одеваться не требовалось - давно уже спали одетыми, в постоянной готовности ко всему.
      Василий Васильевич был, как никогда, хмур, сосредоточен. Не глядя на меня и на Наумова, как бы расставляя каждое слово, произнес:
      - Ставка приняла решение оставить Севастополь. Перед рассветом вылетают все исправные самолеты. Впереди идет Наумов, я - справа от него, а вы, Денисов, - слева и несколько выше, имея задачу прикрыть нас обоих. Высота полета 3000 метров.
      Мой светло-зеленый "як" стоял в капонире на противоположной от самолетов Ермаченкова и Наумова стороне аэродрома, поэтому ориентироваться на их взлет было трудно. Тем более что одновременно взлетали "илы" и другие самолеты, на аэродроме рвались снаряды, и он был окутан густой пеленой пыли и дыма. Я сидел в кабине самолета и стремился уловить моменты запуска моторов и начала разбега самолетов на противоположной стороне аэродрома.
      В это время поднялся на плоскость "яка" В. И. Груздев, исполнявший обязанности инженера 45-го авиаполка, и попросил взять его с собой. Я предложил выбросить из фюзеляжа самолета парашютную сумку с моими личными вещами и инженеру занять освободившееся место. Сумку выбросили, а Виктор Ильич лететь вдруг отказался - его кто-то дернул за полу куртки и сказал, что будут еще транспортные самолеты ПС-84.
      В это время сквозь пыльную завесу я разглядел два выруливающих "яка". "Мое начальство", - мелькнула мысль. Но почему выруливают? Ведь от этого уже давно отказались. Может быть, командующий не уверен в себе и решил использовать для взлета всю длину аэродрома? А тут еще один за другим стартуют "илы". Многие их пилоты молоды и никогда не летали ночью... Словом, все так смешалось, да и нервы, видимо, не выдержали напряжения, что я взлетел. Сделал один, затем второй круг над аэродромом, но своих прикрываемых так и не обнаружил. Оставалось только одно, что я и сделал, - лег на курс в сторону Анапы...
      Вышел на Кавказское побережье в районе Новороссийска, подвернул влево. Вот и Анапа! Когда приземлился, сразу увидел на стоянке самолет командующего. А вслед за мной совершил посадку и Наумов. От сердца, конечно, отлегло.
      Вскоре выяснилось, что не обошлось без "накладок" и у начальников. Взлетев и набрав высоту, они не обнаружили моего самолета и растерялись. Но потом Ермаченков пристроился к летчику 45-го авиаполка, а тот, не желая терять из виду Крымское побережье, привел его чуть ли не в Керчь, давно занятую противником. Хорошо, что ошибку они вовремя заметили и. все кончилось благополучно. К тому же драматизм того полета сгладил и мою "вину".
      В ночь на 1 июля произошел еще один случай, о котором рассказал нам командующий несколько дней спустя. Группа самолетов МБР-2 и два тяжелых лодочных самолета - ГСТ и МТБ-2{33} - вылетели из Геленджика в Казачью бухту за людьми. Перед посадкой они должны были сбросить на позиции противника специально взятые для этого бомбы. Самолеты отбомбились, а вот выполнить посадку в Казачьей бухте смогли только тяжелые самолеты, "эмбээры" из-за большого наката волн вынуждены были вернуться на базу без пассажиров.
      МТБ-2 и ГСТ быстро загрузились и взлетели. Но у ГСТ на маршруте отказал левый мотор, а поскольку он был перегружен, то уже не смог продолжать полет на одном моторе - самолет начал быстро терять высоту. Темно, море штормило. И вот в этих сложных условиях благодаря только исключительному летному мастерству командира экипажа самолет удалось приводнить на траверзе Феодосии в 50 милях от берега. Перед самой посадкой стрелок-радист успел дать радиограмму о месте посадки ГСТ.
      Самолет начал дрейфовать в южном направлении. В результате усилившегося шторма он получил сильные повреждения, началась течь воды в лодку. Почти двое суток, находясь на грани смерти, экипаж и раненые боролись со стихией, устраняли повреждения на корпусе самолета.
      Наконец на горизонте появился корабль. Но чей?
      К счастью, им оказался наш тральщик, который и спас всех 33 человек, находившихся на уже полузатопленном ГСТ. Не отошли они и мили, как на глазах у всех самолет скрылся в морской пучине...
      Мы перебазировались на Кавказ, но отсюда с тревогой и болью следили за ходом боевых действий в Крыму. Тяжело сознавать, что бессильны помочь своим войскам сдерживать озверелый натиск врага. А долетавшие до нас вести были одна хуже другой. И только гордость за героизм и стойкость защитников Крыма согревала наши сердца.
      Там, на многострадальной крымской земле, несмотря на то что из-за отсутствия снарядов почти безмолвствовали артиллерийские орудия и минометы, наспех создаваемые из остатков поредевших частей отряды бросались в атаки, используя стрелковое оружие и гранаты. К исходу 30 июня немногочисленные силы советских войск, возглавляемые генерал-майором П. Г. Новиковым с помощником по морской части капитаном 3 ранга А. И. Ильичевым, вели неравные бои с противником на рубеже мыс Фиолент, хутор Пятницкого, устье бухты Стрелецкая.
      На Херсонесе еще оставались несколько "безлошадных" летчиков, значительная часть инженерно-технического состава, штабные командиры и политработники, бойцы и командиры частей обслуживания. Эвакуироваться на Кавказ удалось немногим. Из них сформировали отряды и отдельные группы, которые под общим руководством полкового комиссара Б. Е. Михайлова заняли оборону в районе аэродрома. Вооружены они были слабо, а главное, не имели ни противотанковых средств, ни прикрытия с воздуха.
      С утра 1 июля противник после мощной авиационно-артиллерийской подготовки, при поддержке около 100 танков перешел в наступление. Ценой огромных потерь ему удалось к концу дня подойти к Херсонесу на 4 - 5 километров. 2 июля бои приблизились к позиции 35-й батареи, и уже к вечеру танки прорвались к аэродрому.
      Вместе с остатками наземных войск вступили в бой группы авиаторов. 3 и 4 июля шли тяжелые бои. Смертью храбрых пали многие славные воины из 3-й особой авиационной группы, и среди них военком 20-й авиабазы батальонный комиссар И. Т. Лукьянов, начальник связи 9-го авиаполка П. Н. Гладнев, начальник инженерного отдела авиагруппы военинженер 2 ранга Ф. М. Егерь, командир автотранспортного батальона капитан Д. А. Гармаш, инструктор политотдела А. И. Кладницкий, политруки 20-й авиабазы В. И. Рязанов, Н. Д. Абрамов и Н. К. Филоненко и многие другие.
      Погиб и полковой комиссар Борис Евгеньевич Михайлов, чье имя ныне носит одна из улиц Севастополя. В память о нем установлен бюст на мысе Херсонес. Он был до последнего момента с оборонявшимися авиаторами. 2 июля комиссар вышел с командного пункта, чтобы воодушевить воинов на подвиги, но разорвавшийся рядом вражеский снаряд на глазах у всех сразил крылатого военкома наповал.
      Утром 5 июля, укрываясь от огня противника в нишах и пещерах обрывистого берега полуострова, расходуя считанные патроны, защитники героического Севастополя сделали последние залпы по обстреливающим их с моря катерам противника...
      Героизм защитников Севастополя, стойко оборонявших его 250 дней в неимоверно тяжелых условиях, навечно вошел в историю. Правильно в свое время написал адмирал Ф. С. Октябрьский: "История запишет разбитого победителем, а победителя - разгромленным".
      В заключение следует сказать, что за период подготовки к отражению третьего вражеского штурма Севастополя и в его ходе авиаторы проделали исключительно большой объем боевой работы. Мне, как непосредственному участнику составления отчета о боевой деятельности 3-й особой авиагруппы, известно, что с 25 мая по 1 июля было произведено 3144 боевых вылета. Из них 1621 вылет приходился на удары по войскам и аэродромам противника{34}.
      В условиях подавляющего превосходства немецкой авиации было уничтожено 57 танков, 9 орудий, много автомашин, минометов и живой силы врага; в воздушных боях сбито 60 и уничтожено на аэродромах 43 его самолета{35}.
      За этот период 3-я особая авиагруппа понесла и сама немалые потери. В воздушных боях было сбито 53 наших самолета, 3 - огнем зенитной артиллерии и 16 не вернулись с боевого задания; на аэродромах уничтожено и повреждено бомбами и артснарядами 30 самолетов. Погибло 38 летчиков, 22 других члена экипажей, а также техников и младших специалистов. Кроме того, 119 человек получили ранения в воздухе и на земле{36}.
      Несмотря на большие потери, предельно стесненные условия базирования и многократное превосходство противника в воздухе, моральный дух летного состава 3-й особой авиагруппы всегда был очень высоким.
      Немаловажную роль играло тесное взаимодействие и взаимопонимание между летчиками, воевавшими на разнотипных самолетах, с частями зенитной артиллерии и непосредственно с войсками. Хорошо отлаженная система ПВО и надежные укрытия для самолетов и материальных средств, а также убежища для личного состава во многом сократили наши потери от ударов с воздуха.