Я - оборотень

Я мог бы легко сделать его, но предпочитал оставить это на крайний случай и поэтому несся сейчас к узкому проходу между домом и детским садом, где мне вчера влепили первую пулю. Сзади слышалось недовольное пыхтенье. Преследователь явно не собирался расставаться со своей добычей. С другого конца двора, из темной щели приближался еще один охотник. Но мне было на него наплевать, я уже достиг прохода и ринулся в его спасительную темноту, но с ужасом увидел черную фигуру, которая уверенно неслась на меня. Третий преследователь. А может уже четвертый? Я оказался в самом центре хитро сплетенной паутины.
      Теперь выбора не было. Я перескочил через забор, состоящий из железных прутьев, и оказался на территории детского сада. Сзади грохнул выстрел; кто-то пытался достать меня пулей, но безуспешно. Я окинул круговым взглядом громоздящиеся на площадке лесенки, горки, домики, две веранды и паровоз, полузанесенный снегом, но все же волокущий за собой два небольших вагона. После этого я, пригнувшись, скрываясь за сугробами рванул вперед по расчищенной аккуратной рукой дворника (вернее лопатой) угловатым дорожкам.
      Мой взор уперся снова в темные неживые окна здания. Они оставались такими же холодными равнодушными как вчера, только теперь находились несравненно ближе, и я ощутил неприятно пробежавший по спине холодок. Но не время было предаваться эмоциям, и я осторожно выглянул из-за сугроба. Преследователи преодолевали препятствие, осторожно перебираясь через забор. Вот спрыгнули двое, за ним еще трое. Треск материи пояснил, что последний из них ознаменовал свой спуск испорченным пуховичком. "Ну вот, - подумал я, теперь достанется еще и за куртку".
      Итак, их пятеро. Никто не потерялся вчера и ничего себе не отморозил. Жаль! Но с другой стороны было отлично, что число преследователей не увеличилось. Пистолетов у них два или три, поэтому высовываться все же не рекомендовалось. Попадания не причиняли мне особого вреда, но отнимали силы вчера я бежал на каких-то запредельных возможностях. А сегодня я мог выдохнуться и рухнуть в первый попавшийся сугроб, и тогда преследователи могли делать со мной все что угодно. Я совсем не был уверен, что выживу, если мне, к примеру, отрубят голову.
      Тем временем мрачная пятерка, освещая сугробы фонариками, медленно приближалась к расчищенным дорожкам, на каждом шагу глубоко проваливаясь в снег. Там мои следы заканчивались, а так как свежего снега не было, то мой путь, начиная с этого момента, уходил в неизвестность.
      Дорожка разветвлялась влево, вправо и вперед. Федя с дружками на минуту замешкался, но потом он решительно махнул рукой. Преследователи разделились: один налево, другой направо, трое вперед. Это было мне на руку - ветвлений у дорожки было более чем достаточно. Даже если бы вдвое больше преследователей рыскало здесь в темноте, то их все равно не хватило бы на все закоулки. Это нельзя было назвать лабиринтом - просто большой прямоугольник, разбитый на множество маленьких. В центре стояло двухэтажное здание детского сада.
      Перебираясь от сугроба к сугробу, я осторожно обогнул здание и оказался на противоположной стороне. Здесь так же начинались дорожки - зимний парк был разбит симметрично. Теперь преследователи могли отсечь его половину. Один из них должен был встать у парадного входа в здание, другой у черного, третий на дальней дорожке, которую не прерывал корпус детского сада, от нее так же шло ответвление к выходу с территории, и четвертый на симметричную ей дорожку с другой стороны сада. А пятый тем временем мог спокойно обшаривать все оставшиеся дорожки. План был блестящим, но такая комбинация сковывала основные силы, и вряд ли Федя станет действовать подобным образом. Так и случилось.
      Затаившись за сугробом, я пристально наблюдал, как два светящихся кружка, обозначающих фонари, осторожно пробираются с правой (бывшей левой) от меня стороны здания. С другой, невидимой мне стороны, вероятно, шли остальные. Я начал понемногу отступать в глубину парка, а погоня, не спеша, рассредоточилась и стала методично прочесывать оставшуюся часть дорожек. Я сидел, сжавшись, за самым высоким сугробом.
      Вскоре мой чуткий слух уловил поскрипывание снега, становившееся все громче. Я замер в испуганном ожидании. В голове было пусто, словно страх вымел подчистую все копошившиеся во мне мысли. Чувство опасности пульсировало внутри меня не давая сосредоточиться.
      Внезапно в проход сунулась рука с фонариком, и я что есть силы ударил по ней. Пальцы разжались, а фонарик упал и покатился в мою сторону. Я, не медля, с силой наступил на него ногой. Корпус прогнулся, стекло хрупнуло, пучок света исчез. Мне дико повезло - этот парень был пустой. Поэтому он стремительно отпрыгнул за сугроб и махнул кому-то рукой.
      В этот момент из-за дальнего поворота вывернул Федя. Луна освещала его лицо и придавала ему мертвый оттенок, а рваные полосы лишь подчеркивали эту ужасную бледность. Он без промедления выстрелил в мою сторону. Что-то чиркнуло возле моей головы, и теплый воздух на мгновение согрел начавшее замерзать ухо.
      Я тут же скрылся за ближайшим поворотом и вскоре оказался на последней дорожке. За ней тянулись непролазные сугробы. Я уже начал подумывать о том, чтобы ринуться через них к забору, перелезть его и оставить преследователей в дураках, но опасался застрять и быть пойманным на полдороги.
      Выстрел слева оборвал мои раздумья. На беду я стоял точно посредине дорожки, метрах в трех от двух ближайших проходов. Тогда я подпрыгнул, погрузился в сугроб и вплавь, отталкиваясь руками и ногами от снежной массы, преодолел расстояние до следующей параллельной дорожки. Сзади вновь послышался выстрел, но пуля опять ушла в "молоко". Стреляли сегодня гораздо хуже, чем в прошлые сутки.
      Еще раз сильно оттолкнувшись ногами, я вдруг потерял опору и рухнул вниз. На мое счастье дорожка в данный момент пустовала. Я сильно ушиб затылок и не сразу смог встать. Мои глаза смотрели вперед и вверх. Там сияла полная луна.
      Полнолуние! Значит я находился на пике своих возможностей. Еще один из законов оборотней я вывел сравнительно недавно. Именно в полнолуние я первый раз стал оборотнем. В полнолуние мне легче всего давалось обращение. И только в полнолуние я чувствовал себя легко и спокойно, как никогда.
      И тогда я решил - Все! Хватит играться. Я ведь могу их прикончить как щенков, но если все и дальше так будет катиться по их сценарию, то к утру они меня достанут. Хватит дергаться - надо наступать!
      Я вскочил на ноги, задрожал всем телом (не забыв, впрочем расстегнуть куртку), облизал языком появившиеся во рту клыки, потер лапами замерзающие уши, постепенно перемещающиеся наверх, затем длинную морду, которая быстро зарастала густой серой шерстью.
      Но нет, на этот раз я решил выложиться до конца. Я скинул с себя всю одежду и ботинки, вытряхнув из них снег. После этого я прочно встал на все четыре лапы и приготовился к нападению. В этот самый момент на меня выбежал тот, с дальней дорожки, и замер, пораженный увиденным. Не рассуждая, я склонил голову направо и прыгнул, глубоко полоснув клыками по его горлу. Приземлившись, я обернулся - он лежал неподвижно с головой, наполовину оторванной от туловища.
      Сразу стало тепло - покров шерсти надежно согревал. В пасти чувствовался вкус крови, пьянящий почти как самогонка, которую мы с Колькой не раз хлебали на сеновалах. На секунду воспоминания охватили меня, и я почувствовал лето, лучи солнца, потоком льющиеся из маленького окошка наверху... Но это не сейчас. В данный момент для меня решался вопрос жизни и смерти. И я огромными прыжками понесся к зданию.
      Падая, моя вторая жертва испустила такой истошный вопль, что я не удержался и подвыл ему немножко, а сейчас уже раскаивался в этом. Впрочем, на весь сотворенный шум рассчитывать не приходилось. Если ноябрьской ночью никто не откликнулся на пятиминутные крики девчонки, то на такой не слишком продолжительный и мелодичный вопль явно не сбежится вся округа.
      Но этот вопль заставил остальных преследователей сгруппироваться и затаиться, потушив фонарики. Я без проблем достиг здания, встал на задние лапы и прислонился к прохладной стене. Все окутала тишина и тьма, разрываемая только бледным светом луны и далекими фонарями. Я не знал, сколько прошло времени, для меня оно летело слишком быстро. Но тихо было вокруг, ни одна машина не беспокоила эту тревожную тишину. Редкие окна горели в окружающих садик пятиэтажках. Не слышалось ничьих шагов. Только ветер изредка свистел где-то наверху. Я замер, уставившись вперед неподвижным взглядом.
      Но обманчиво было это опустившееся спокойствие. Четыре черных силуэта выдвинулись слева на расчищенную около здания площадку. Двое тут же перебежали на другой ее конец, двое остались на месте. Затем все четверо медленно, не включая фонариков, двинулись ко мне. Я бегал по нам глазами, намечая следующую жертву. Не доходя до меня десяти шагов, они остановились и разом включили фонари. Сноп света окатил меня и у троих из них вырвались возгласы удивления. Они явно не ждали такого зрелища.
      Только второй слева был спокоен. Лицо его, чернеющее рытвинами, словно замерло в каменной маске. Федя как будто намеревался увидеть что-то подобное. До меня дошло, что он если еще не понял до конца, то уже догадывался, сопоставив безвредные для меня пистолетные пули и мое таинственное исчезновение. Чем это мне грозило, я еще не уяснил, но знал твердо лишь одно: чем больше людей увидит мою истинную сущность, тем хуже для меня...
      ... Разумеется удивился и Федя. Да и кто не удивился бы, увидев вместо Сверчка огромного волка, скалившегося на них. Да, это был волк, но Федя точно знал, что это в то же время и Сверчок, иначе почему возле лап волка лежал аккуратно связанный узелок с одеждой. Сверчок стал волком, хрен с ним отступать Федя не намерен. Сунув в карман маломощную пушку, он пристально взглянул на огромного волка, то и дело разевающего зубастую хлеборезку, и махнул рукой на противоположный край площадки. Один из парней, стоявших там, с треском рванул вниз молнию и вытащил спрятанный там АКСУ...
      ... Очередь гулких выстрелов взорвала тишину. В живот вдавило четыре расплавленных камня. Меня отбросило к стене, в глазах помутилось, но я устоял. Мало того, секунду спустя я уже летел к этому долбанному стрелку с трясущимися от ужаса руками. Увидев мои огненные глаза, он выпустил еще одну очередь, но она прошла в стороне от меня, разбив стекла в огромных окнах здания. Мой удар был направлен не в горло, а в грудь. Он попытался прикрыть ее автоматом. В последний момент я резко нагнул голову и врезался черепом в корпус АКСУ. Он буквально вдавился в грудь стрелка, с хрустом ломая ребра. Изо рта неудачника хлынула кровь, и душа его (если она у него была) вылетела из тела.
      Предел выдержки есть даже у крутых парней. При виде волка с окровавленной пастью, который находился в нескольких шагах от них и явно готовился напасть снова, ребята бросились врассыпную. Я не стал их преследовать - я выиграл. Рядом со мной лежал мертвый стрелок, напоминавший в темноте груду старого тряпья, а на перекрестке дорожек, вдали, затерялся еще один мертвец. Черт побери, все произошло так стремительно, что я даже не успел рассмотреть их, когда они были еще живыми. Я молча стоял, оглядывая место боя, затем набрал в пасть жгучего и противного снега, выгнал из нее возбуждающий запах крови, подхватил клыками свою одежду и в быстром темпе понесся к своей общаге...
      ... На следующий день меня вновь не было на занятиях. Отоспавшись, я сидел в "412" штопал штаны и заклеивал порванную куртку, а вечером меня навестил Кирпич.
      - Слышь, Сверчок, - добродушно начал он, - чего тебе одному. Давай к нам. У нас такая мафия, и ты там лишним не будешь, тем более всегда при деньгах.
      - Нет, - замотал я головой, - Я уж как-нибудь сам по себе. Так спокойнее.
      - Ну как знаешь, - кивнул Кирпич, - дело твое. Договор в силе, а если надумаешь, скажи.
      Дверь за ним закрылась. Я стоял, вглядываясь в темноту за окном. Еще в декабре такое предложение вознесло бы меня на верх блаженства, но сейчас мне необходимо уже что-то другое.
      Возвращаясь с занятий, я вновь и вновь размышлял над вчерашним разговором. Вот он, путь из одиночества, вот он. Но только какой-то не тот. И, наверное, поэтому я не свернул туда. Пусть мои клыки служат лишь для меня. Но этот разговор означал... Он означал, что Федя с его ребятами отступился, предоставив меня самому себе. Ведь это была Победа!!! Иначе Кирпич и не сунулся бы ко мне. Я ни на секунду не сомневался, что Федя вышел на меня через него, и теперь сработала обратная связь.
      Противоречивые мысли мелькали у меня в голове в последнее время. С одной стороны дорого бы я дал, чтобы в одно прекрасное утро проснуться самым обычным пацаном. С другой стороны...
      С другой стороны я уже не мог сжаться как пружина и занять свое место в иерархии быков и старшаков. Этот путь тоже был отрезан. Может быть это случилось потому, что с помощью огромного волка я сумел подняться над проблемами маленького пацана, мечтающего только о том, чтобы сгонять на видак и увернуться от старшаков. Горизонт стал шире, но что мне было делать с открывшейся панорамой.
      И все же у меня было отличное настроение. Солнце светило по весеннему, огромные сосульки свисали с крыш, отовсюду капало. Снег под ногами был уже не чисто-белым и плотным, а рыхлым и водянистым. У стены дома даже отпечатались следы чьих-то огромных сапог, грязные и глиняные. Зима уходила, и я был рад этому.
      На афише видеосалона Дома Культуры имени Орджоникидзе наклонными синими буквами значилось: "Серебряная пуля". Ниже более мелкими коричневыми буквами было дописано: "По роману С. Кинга "Оборотень". Начало в 18.00."
      "Надо сходить", - подумал я, запуская руку в карман. Денег теперь хватало, и я уже не считал каждую копейку, хотя тратил их очень экономно. Но мне уже не суждено было посмотреть этот фильм.
      "Тебе письмо", - кивнул в сторону стола Леха, закрывая за собой дверь. Они с Паханом снова исчезали из общаги. Андрей, как всегда, отсутствовал. Хлопнула дверь, и я оказался в совершенно пустой комнате.
      Письмо действительно лежало на столе. Почерк был явно не материн крупный и уверенный. Обратный адрес отсутствовал. "Блондиночка написала", ухнуло куда-то в глубину мое сердце. Я торопливо распечатал конверт и вытащил оттуда... обложку детского журнала "Колобок". Я недоуменно рассматривал картинку, как вдруг руки мои дрогнули.
      Вместо одной из букв "О", там, где всегда рисовалось изображение румяного колобка, было нечто. Желтый ровный круг, на котором находились два черных овальных глаза, вытянутых вертикально, и длинный улыбающийся рот, тянувшийся почти у края окружности. Я потрогал пальцем границу этого круга и обнаружил, что он наклеен поверх обложки. Для миллионов непосвященных такая картинка выглядела бы лишь глупой шуткой и не более. Но я знал, что это такое.
      Это был знак оборотня.
      Часть вторая.
      Глава двенадцатая. Тяжкие раздумья.
      Я положил листок на стол, взобрался на свою койку и уставился в серый, потрескавшийся потолок. Поток мыслей охватил меня, закрутил и понес.
      Прежде всего с грустью приходилось оставить мысль о том, что я первый и единственный оборотень в Союзе (теперь уже суверенных государств). Вот уж нет, далеко не первый и, конечно же, не единственный. Это стало предельно ясно.
      Судя по всему, где-то неподалеку находились оборотни постарше и поумнее, чем я. Чутье мне подсказывало, что это не шутка. Никто, кроме своих, не понял бы истинный смысл этого кружка, хоть он и присутствовал в первой серии "Воя". Только оборотни знали этот символ - "знак свидания" или "знак скорой встречи".
      Откуда я знал это сам? Я почувствовал, едва увидел его. Любой шутник, прознавший о моей сущности, ограничился бы запиской или изображением волчьей морды на фоне луны, но понять смысл улыбающейся рожицы было выше его сил. Что такое оборотень в глазах "среднестатистического гражданина" или "рядового члена общества"? Это исключительно монстр, обретающий волчий облик в полнолуние и пожирающий людей. Причем большинство и вовсе не верит в их существование, как не верил и я в свое время.
      Но знак оборотня указывал на встречу. С кем? Кто те, назначившие мне свидание? Место встречи тоже выберут они. От меня теперь ничего не зависит.
      Много их или мало? Может всего горстка, а может полчища оборотней уже заполонили города и живут пока тихой двойной жизнью. Был бы я человеком страшные картины теснились бы в моей голове, жуткие перспективы захвата мира оборотнями. Но я был сам одним из них, тех, кто искал со мной встречи. И поэтому мой взгляд лежал с другой стороны. Я не собирался завоевывать беспредельную власть, но и не хотел умирать.
      Уютный маленький особнячок, который я заботливо выстроил в углу бесконечной неизвестности моего нового мира, рухнул под напором нашествия извне, похоронив все мечты о тихом и спокойном существовании. Неизвестность вновь окружала меня, и негде было укрыться от наступившей вдруг темноты. Слишком уж я был спокоен до этого, слишком уверился в своей уникальности и недоступности. Но я оказался не одинок в этом мире. Мало того, меня не хотели оставить в покое, а навязчиво напоминали о своем существовании. Мне предстояло сделать еще несколько шагов вперед, окончательно оторвавшись от надежной стены, но хорошо это или плохо для меня закончится, я не знал...
      ... Майор Колбин спокойно сидел за столом, Соколов нервно ходил по кабинету, Бахарев бегал по делу все тех же грабежей, которые уже становились глухими, да по поводу двух крупных краж, заботливо навешанных на их специфический отдел неумолимым начальством. Кражи, впрочем, тоже оказались вполне безнадежными.
      - Что дальше, товарищ майор, - нетерпеливо спросил Соколов, наблюдая как Колбин заботливо стряхивает пепел с сигареты в изящную пепельницу из красного стекла.
      Колбин затянулся, выпустил струю дыма и продолжил рассказ об оперативке, проведенной утром начальником ОВД:
      - После этого он говорит, что банды в городе совсем распоясались. Корнеев, не тот, лысый, а который расследует вооруженные налеты, сразу поинтересовался, в чем это выражается. Тогда он говорит, вчера из Атищенского района сводка пришла - ночью возле детского сада стрельба была. Два трупа, один АКСУ, куча макаровских и АКСУшных гильз. Корнеев сразу приуныл, смекнул видно, что явно не его ребятки там поработали. Скорее всего сведение счетов.
      - А нам то что отсюда светит, товарищ майор? - перебил его Соколов.
      Колбин укоризненно взглянул на него, показывая всем своим видом, как бесит его такая скороспешность.
      - Со сводкой пришли фотографии с места происшествия. Специально послали, чтобы узнать, не проходит ли кто по нашим делам. Один из убитых Сонин Виталий Васильевич. Не слыхал про такого? Не переживай, я тоже, но глянь сюда.
      И Колбин щелчком отправил вытащенную из ящика стола фотографию. На ней была запечатлена верхняя часть туловища и наполовину оторванная голова с ужасно развороченной шеей.
      - Тебе, Саша, это ничего не напоминает?
      - Да нет, не знаю я его. Постой-ка... Полынцев! Здесь рана почти как у Полынцева...
      - Точно, - согласился майор. Впрочем, другого ответа он и не ждал.
      - Тогда повезло нам, товарищ майор. А ведь могли и не прислать снимки. Потеряли бы мы такую зацепочку, - обрадовался Соколов, еще не догадываясь, что именно ему предстоит отправиться в Атищенское ОВД добывать более подробные сведения об этом деле.
      В летние дни Соколову нравилось разъезжать по городу и даже ходить пешком по служебным делам. В такие дни он радовался, что после армии пошел не в душный заводской цех и не в институтские аудитории, как собирался раньше, а в милицейскую академию, где получил по окончании лейтенантские погоны. Вернувшись домой, он пробездельничал все время, отведенное под отпуск, и явился в ОВД, чтобы с жаром приняться за свою новую работу.
      Однако новая работа не слишком радовала его. Он был назначен в патрули и вечерами вместе с двумя сержантами или рядовыми мерным шагом обходил отведенный участок, а днем регулировал очереди у винных точек. Нет, не такой ему виделась служба за годы учебы.
      А ведь в детстве он хотел стать артистом. "Саня Соколов!" - это звучало красиво. Но ни к пению, ни к декламации у него особых талантов не обнаружилось, и в старших классах он решил двинуть в науку. "Профессор Александр Петрович Соколов!" - это тоже звучало неплохо. Но налетела армейская служба, а после нее Соколов с удивлением обнаружил, что почти ничего не помнит из школьной программы девятых-десятых классов. Таким образом путь в солидные, престижные институты с огромными конкурсами был закрыт. Но Саня Соколов не стал отчаиваться, а пошел в милицию, где после трех месяцев службы ему выдали направление в Московскую милицейскую академию.
      Так бы и служил Соколов патрульным, но тут сверху пришла установка, указывавшая на более ценное использование кадров, получивших спецобразование. Начальство забеспокоилось, создало особый отдел по расследованию наиболее серьезных преступлений. Вот туда то и направили Соколова, а так же Бахарева, сидевшего раньше исключительно на хищениях. А начальником поставили Колбина, который раньше и расследовал серьезные преступления, называемые теперь в соответствии с новой установкой "наиболее серьезными преступлениями". В общем произошла маленькая реорганизация, никак не повлиявшая на общую работу ОВД, но крупно изменившая судьбу Соколова.
      Бахарев оказался отличнейшим парнем, и Соколов жалел, что не был знаком с ним раньше. А вот начальник оказался старым, нудным, да к тому же еще и тяжеловатым на подъем. Он предпочитал весь день сидеть в кабинете, Бахарев в соседней комнате, как человек опытный, заполнял бесконечный поток документации, а Соколов, как человек со спецобразованием, носился как угорелый по городу, собирая необходимую информацию.
      Несмотря на отсутствие опыта у двух третей личного состава особого отдела, работа пошла успешно. Почти сразу же была разоблачена банда из Прибалтики, отсиживающаяся здесь после своих гастролей в Питере. Затем в короткие сроки было расследовано убийство рабочего - отдел вновь доказал репутацию "особого". Но обстановка в городе становилась напряженней с каждым днем, кадров катастрофически не хватало, и на отдел ложились все новые и новые дела. Бахарев уже не сидел за документацией, а усиленно помогал Соколову. А Соколов целыми днями летал то в один, то в другой конец города. Впрочем, как здесь уже говорилось, Соколов не любил просиживать время в душном кабинете и жалел, что покидал его, только в морозные дни или такие, как сейчас.
      Рыхлый снег, сильно затрудняющий передвижение вперед, почти моментально промочил сапоги Соколова насквозь, вдобавок автобус пришлось ждать целых двадцать минут. Раздражение от бесцельной траты времени, мокрые ноги и болтовня двух накрашенных девиц настолько вывели из себя лейтенанта, что его даже не радовал исключительно солнечный день. Успокоился он лишь, добравшись до места.
      Расследование в Атищенском ОВД было поставлено куда с большим размахом, чем у Колбина с Соколовым. Оперативная бригада моталась с места на место, стараясь выискать еще не обнаруженные факты. Впрочем, ничем особенным эта бригада пока не могла похвалиться, и Соколову пришлось довольствоваться описанием места происшествия и сведениями о прошлом уже известного ему Сонина, успевшего приобрести некоторую известность в других, менее значительных делах. Правда приходилось признать, что и закончились те дела значительно лучше для Сонина.
      Вникнув в обстоятельства происшедшего и рассеяно просмотрев предыдущие дела убитого, Соколов рискнул заглянуть в лабораторию к экспертам. Тут было от чего испустить глубокий вздох зависти: почти вся лаборатория работала только на это дело. Впрочем, иначе и быть не могло. Это вам не драка малолеток. Тут все было гораздо серьезнее - перестрелка между двумя группировками. Соколов вертелся под ногами у всех и у каждого, как репортер, почуявший сенсацию. Скоро это всем надоело, и эксперты срочно откомандировали своего знатока шестидесятилетнего Коробова, который уже закончил свои исследования и в данный момент ничем существенным не занимался.
      - Соколов, - отрекомендовался лейтенант.
      - Коробов Виталий Федорович, - представился эксперт.
      - Слышал, слышал, - утвердительно закивал головой Соколов. Он действительно слышал о Коробове краем уха полгода назад.
      Коробов довольно кивнул и продолжил:
      - А по отчеству вас как, товарищ лейтенант.
      - Александр Петрович, - спохватился Соколов.
      - Ну, Александр Петрович, что Вас конкретно интересует.
      - Да все. Мы у себя аналогичное дело крутим с малолетками. Поэтому хотим получить максимум информации.
      - Вообще-то странное дело, - вздохнул Коробов. - была стрельба, но оба покойника убиты не огнестрельным оружием.
      - Больше всего меня интересуют укусы.
      - Нас, признаться, тоже. Если допустить, что первому просто проломили ребра мощным ударом, то смерть второго выглядит довольно загадочной. Сопоставив все обстоятельства, мы приходим к выводу, что его прикончил... волк, причем довольно крупный экземпляр.
      - Волк? - недоверчиво переспросил Соколов.
      - Именно, волк! - заверил его Коробов. - но даже если за основу принять такие выводы, остается немало пока непонятного.
      - Что именно, Виталий Федорович?
      - Если мы допустим, что это действительно был волк, то нам надо принять во внимание то, что он появился из ниоткуда.
      - Как это, ниоткуда? - недоверчиво усмехнулся Соколов.
      - На одной из дальних дорожек... Вы, кстати, знакомы с местом происшествия, - спросил Коробов и, когда Соколов подтвердил это, продолжил. Так вот, на той тропинке топтались два человека, затем там вдруг появляются волчьи следы, а немного дальше мы находим одного из этих двоих с перегрызенным горлом. В конце концов следы волка проходят через одну из калиток и там же теряются, что неудивительно. Но следов волка, ведущих на территорию детского сада, не обнаружено.
      - Может один из них тащил волка в мешке, - не удержался от предположения Соколов.
      - Глупо таскать волка в мешке, - заявил Коробов. - Кроме того, все они перелезали через забор, так что волка им пришлось бы перетаскивать на себе, а волк был, уж поверьте мне, не из легких.
      Вроде бы уже все, что только можно, Соколов выкопал из Коробова, но задержался и не пожалел.
      - Да, чуть было не забыл, - вдруг спохватился Коробов и протянул Соколову фотоснимок. На черно-белой фотографии тянулась светлая стена с куском окна в правом верхнем углу. Прямо по центру снимка располагалось серое пятно с подтеками. Рассмотрев фотографию, Соколов вопросительно взглянул на Коробова.
      - Это кровь, Александр Петрович, - объяснил Коробов. - причем кровь совершенно посторонняя.
      - Какой группы? - чуть не крикнул Соколов.
      - Второй, что не сходится ни с одним из пострадавших. На этом месте кого-то припечатали автоматной очередью насквозь. Кроме того, в одной из выбоин нами обнаружен клок опаленной волчьей шерсти.
      - А где же тело? Его оттащили?
      - Нет, его не оттаскивали. Мало того, оно даже не падало! Следов от обуви там тоже нет. Только уже известные нам волчьи следы.
      - Так может кровь старая?
      - Нет, Александр Петрович, кровь то как раз свежая. Если принять во внимание все известные нам факты, то вырисовывается довольно странная картина. Крупный волк стоял на задних лапах, прислонившись к стене, а кто-то, тем временем, расстреливал его из автомата, пока некто не прекратил это занятие довольно жестким образом.
      - Так кто за кем гонялся, первая банда за волком второй, или вторая убегала от волка первой?
      - Трудно сказать. Если волк гонялся за людьми, то почему они сразу не убежали или не прикончили его? Если наоборот, то как хорошо вооруженные люди, пять-семь человек, допустили гибель по крайней мере одного своего товарища. По крайней мере...
      - Постойте, Виталий Федорович, вы хотите сказать...
      - Да, именно! Не было там двух банд, не было сведения счетов. Было там от пяти до семи человек, действовавших заодно, и волк, непонятно откуда взявшийся и неизвестно куда исчезнувший затем. Но только это лично моя, неофициальная версия. Следствие движется другим путем. Оно занято поисками двух банд, а мне почему-то кажется, что главным действующим лицом там был именно волк. Кстати, молодой человек, поразмышляйте на досуге, что стало бы с волком, которого прошили очередью навылет...
      Соколов медленно двигался обратно к автобусной остановке. По всем существующим законам волк, в которого угодило чуть ли не десяток пуль, должен был замертво свалиться, но этого не произошло. Осталось лишь обширное кровавое пятно. "А Эдя ему перышком под дых... А тот стоит, и ничего ему вроде не сделалось", - вспомнились Соколову слова Крохалева на первом допросе. - "Зверь - не зверь, и не человек". "... Главным действующим лицом тут был именно волк", - так сказал Коробов.
      У водителей автобусов вовсю шел обеденный перерыв - это Соколов понял после сорокаминутного ожидания на остановке. Оставалось только поддержать почин и отправиться обедать в ближайшее кафе, с грустью подсчитывая предстоящий урон для своего небогатого благосостояния. Впрочем, кормили в кафе вкусно, вот только порции были слишком маловаты.
      Путь назад таким образом занял тоже немалое время. Поэтому о результатах сегодняшних изысканий Соколов докладывал лишь в конце рабочего дня. Колбин старательно слушал, пытаясь нащупать связи со своим делом. Тут же присутствовал и Бахарев, рассеяно вникая в суть полученной информации. Он заслуженно отдыхал после того, как невероятным образом поймал пацанов, совершивших кражу в одной из висевших на отделе квартир, чем значительно повысил процент раскрываемости краж личного имущества. Закончив рассказ, Соколов уставился в окно. Отдел погрузился в задумчивое молчание.
      - Оборотень, - вдруг сказал Соколов, выйдя из своей задумчивости.
      - Ты никак видео купил? - язвительно намекнул Колбин на несознательность подобной версии.
      Соколов только вздохнул, а Бахарев присвистнул, подсчитывая в уме сколько лет придется откладывать деньги, особенно если жена подарит ему двойню.
      - Продолжим, - кивнул майор Соколову. Тот снова грустно вздохнул. Их следствие свернуло в сторону и катилось теперь по наезженной дороге Атищенского ОВД...