Я - оборотень

      Я не стал останавливать этот процесс. Плечи мои расширились, я начал расти, в глазах появился злобный блеск; словом повторялись события минувшей ночи. И через минуту я снова стал волком.
      Результаты опыта оказались очень плачевными. Мои штаны не выдержали наплыва могучей волчьей фигуры и с треском лопнули. Уже не по отражению в зеркале, а по своим внутренним ощущениям я понял, что процесс потек в обратную сторону. К моему счастью никто не зашел в незапертую комнату за эти пять минут.
      Весь остаток дня я кропотливо зашивал свои брюки. Меня спасло то, что лопнули они по шву, иначе положение мое было бы совсем незавидным, так как сами понимаете - что такое остаться без штанов, когда у тебя нет ни подменки, ни денег.
      С этого дня я изменил свой режим. После занятий я спешил в 412-ю, быстро делал письменные задания, а часов с четырех или с пяти, прикинувшись больным, ложился спать и просыпался лишь в полночь. Все драгоценные ночные часы я тратил исключительно на тренировки. Скинув с себя всю одежду и накрывшись с головой одеялом, я шаг за шагом проходил все стадии превращения в волка и обратно, стараясь удержаться на промежуточном уровне - самой середине процесса.
      Надо сказать, это было нелегким делом. Я то не дотягивал до нее, то передерживал и, когда процесс становился неуправляемым, неожиданно оказывался волком. Но я чувствовал, что именно в этой промежуточной стадии, где соединены воедино две противоположных сущности - слабый, незащищенный, пасующий перед условиями человек и могучий, приспособленный к жизни, беспощадный с врагами волк - и кроется полученное мной могущество. Снова и снова я мысленно включал таинственную кнопку, и потусторонние силы начинали свое загадочное действие.
      Мысли все так же текли в голове, все такими же были ощущения, но к ним прибавлялось что-то новое, названия которому я не знал. Но оно было! И вслед за тем, как оно появлялось, начинался зуд в зубах и росли клыки. Как только все четыре клыка занимали свое положение, глаза расширялись, зрение улучшалось во много раз. Я уже различал каждую трещинку на потолке, а тем временем ногти на дрожащих пальцах вырастали в крепкие и цепкие когти. Претерпевали изменения язык и горло, но это я уже не мог видеть, а только чувствовал. Лицо мое принимало уродливую и злую гримасу, глаза западали и светили из черной глубины впадин красными зрачками. Потом начинало... Стоп! Все! Вот она - вершина! Мигом раньше я еще был человеком, мигом позже стану хищником. Но этот краткий миг, достигаемый упорным трудом, стоил целого дня. Ощущение счастья, свободы, силы, уверенности охватывало меня. Хотелось встать, выбежать на улицу и идти, идти, идти... Неважно куда и зачем - не это было главным сейчас. Но что?
      А мгновение проскакивало мимо, становясь в шеренгу таких же, образующих стройные ряды секунд, минут, часов, составляющих Время, в безбрежном океане которого неуклюже барахталось маленькое, беспомощное существо, случайно вторгшееся в загадочный мир, правила и законы которого были непонятны и неизвестны.
      Лицо мое разглаживалось, черты приобретали человеческий облик, пропадало сверхнормальное зрение и обоняние. Усталость заполняла тело, но я вновь напрягал свои силы и учился управлять неведомым механизмом внутри меня.
      Я знал, что мне надо выжить в этом мире, где есть учага, старшаки, районные супера, толпы равнодушных людей, коротко замкнувшихся на себя. Здесь, чтобы выжить самому, необходимо унижать других, иначе унизят тебя. И ничего нельзя сейчас этому противопоставить - третьего просто не дано.
      А там? Что меня ждет там, я не знал. В том мире царила спокойная, безмолвная пустота. Там я был один и мог отдохнуть от всех неудач, от всех толчков, которыми щедро награждала меня жизнь этого мира. Но была ли пустота на всем протяжении той жизни? Этого я тоже не знал. Ведь мне приоткрылась пока только маленькая частичка. Я словно стоял у двери в углу, крепко упираясь в стены, и боялся потерять свою надежную опору. Я боялся шагнуть вперед, ведь впереди все пряталось в беспросветном мраке. Он не пугал меня. Меня останавливала неизвестность. Что ждало мою сущность там, в темноте? Пряталось ли там зло, или добро укрывалось от него в этой бесконечности? Хотя была ли там бесконечность? Впрочем путь к знанию всегда бесконечен - это мы проходили в школе. А мой крохотный огонек знаний мог осветить пока лишь тот угол, где стоял я. И никто здесь не мог помочь мне. Только я сам смогу, накапливая багаж знаний, бережно раздувать свой факел, увеличивать его мощность и освещать все новые и новые метры неведомого мне мира, заставляя отступать грозную неизвестность.
      Вот поэтому я не спал ночью, а тренировался и тренировался. Вскоре я четко обозначил вершину и мог находиться на ней столько, сколько считал нужным. Но этого мне уже было мало. Я засекал время позаимствованными у Андрея часами и старался достигнуть вершины за строго определенное количество секунд, постепенно его сокращая. Теперь я мог приобрести свой устрашающий вид за десять секунд, а полностью стать волком за тридцать три. И хотя это был не предел, я тихо радовался и с некоторым даже неудовольствием встречал утро. В комнате зажигался свет, приходилось подниматься и влачить свое жалкое существование, с нетерпением ожидая ночь.
      Так шел день за днем. С каждой ночью я все более совершенствовал свое мастерство и, затаясь, ждал крутых перемен в жизни.
      И тот час пробил. Ясным ноябрьским вечером я возвращался в общагу. В этот день я решил устроить себе выходной и побродить по городу. Уже выпал снег. С утра мокрые хлопья слепили глаза, но после занятий снегопад утих. Я ходил по городу, вдыхал по-зимнему леденящий воздух и тихо, степенно размышлял все о том же.
      Я - оборотень! Но что мне это дало? Да ничего! Что с того, что я могу быть и волком, и человеком? Другие нашли бы тысячу применений своим новым способностям. А я? Я ничего не мог придумать. Но ведь не зря же я стал оборотнем? Наверное не зря.
      - Стоп, Сверчок, - огонек сигареты выплыл из темноты и чуть не уперся мне в лицо, освещая мрачное лицо Кирпича.
      Я замер на месте, сердце испуганно застучало.
      - Хорошо жить хочешь? - спросил меня Кирпич приглушенным шепотом.
      - Кто не хочет, - сдавленно ответил я.
      - Ну так вот, слушай. Завтра стипеха - деньги отдашь лично мне. Понял?
      Я, конечно не знал, что Кирпич вчера крупно проигрался заезжему катале и теперь тянул деньги по всем возможным каналам.
      - Ты - мне, я - тебе! - хохотнул Кирпич. - Зато будешь жить как положено.
      И вдруг я решился. Я вспомнил раздумья сегодняшнего дня и понял - не зря!
      - А если нет? - твердо спросил я, трясясь всеми внутренностями. Красивое лицо Кирпича вытянулось от удивления.
      - Не понял! - произнес он. - Я тебе не ясно сказал?
      - Ясно, - ответил я.
      - Доходчиво?
      - Доходчиво!
      - Так ты что, дерганный в рот, тут горчицу на хлеб размазываешь? Ты, крыса дойная, в кого такой борзый пошел? - голос Кирпича обрел прежнюю уверенность.
      - До тебя еще не дошло? - удивился я.
      Кирпич выдохнул воздух и схватил меня за воротник куртки:
      - Я тебя, падла, сейчас убивать буду.
      Я бегло посмотрел по сторонам. Слева было пусто, а справа вдали два темных силуэта медленно шли в нашу сторону.
      Рванувшись, я хотел освободиться, но рука Кирпича мертвой хваткой вцепилась в куртку. Тогда я резко толкнул Кирпича в бок. Он от неожиданности поскользнулся и полетел в кусты, крепко держась за мой воротник и увлекая меня за собой. Но теперь я твердо знал, что делать. За те секунды, пока летящие навстречу ветки больно били меня по лицу, мой мозг, вооруженный могучей силой, сработал как надо.
      Кирпич мгновенно вскочил и готов был броситься на меня, но я уже был во всеоружии. Клацнули громадные клыки, сверкнули глаза, тело наливалось мощностью. Рука метнулась и впилась в горло Кирпичу. Тот со всей силы ударил по ней обеими руками, сжатыми в замок. Моя рука даже не шелохнулась, а сжала горло еще сильнее. Кирпич затравленно захрипел. Я чуть отпустил его горло и, наклонившись к самому уху, зашептал:
      - Слушай сюда и слушай внимательно. Все изменилось. Теперь ты, лично ты, отвечаешь за мою безопасность. Мои деньги остаются в целости и сохранности. Меня не будет трогать никто из старшаков, понял? Да, чуть не забыл, и районные бухарики тоже. Я теперь на особом положении. Если кто меня тронет, я убью не его, я убью тебя! Понял?
      Произошло небывалое. Кирпич, неустрашимый Кирпич - глава старшаков нашей учаги - испугался. Да, испугался самым обычным образом. Куда испарилась вся его блатная уверенность и недоступность. Передо мной стоял пацан. Просто пацан старше меня всего на год. И он боялся меня: я на данный момент был сильнее, и он это чувствовал.
      - Понял? - еще раз спросил я, сжимая хватку.
      - Понял, - пробормотал он, - но с районными я не связан. Тут я ничего гарантировать не могу.
      - Меня это не касается, - пояснил я, сжав его горло сильнее, и посмотрел прямо ему в лицо...
      ... Кирпича затрясло от бессилия. Завидя его, все пацаны старались разбежаться с глаз долой, но сейчас... Сейчас действительно был особый случай. Холодная нечеловеческая рука цепко держала его горло. Из темного провала рта страшного существа, которое еще недавно являлось всего лишь каким-то Сверчком, злобно торчали белые острые клыки. Мрачные морщины придавали лицу зловещее выражение, совсем как у мертвецов из видеофильмов. Но ужасней всего были кровавые глаза на темном фоне глазных впадин, окаймлявших эти адские зрачки. Это было! Это существовало!! Это стояло здесь!!!...
      -... Понял? - я убрал руку с горла Кирпича.
      - Понял, - утвердительно кивнул он.
      Я выбрался из кустов и двинулся к общаге.
      - Только в другие районы не ходи, - раздался позади меня голос Кирпича, - за них я не отвечаю.
      Кровь радостно бухала в моей голове, зубы давно приняли подобающие размеры. Я торжествовал - она пришла - первая, но значительная победа. Я выиграл сражение, потому что стал оборотнем. Начало было положено, и я был готов к новым схваткам...
      ... На следующий день действительно давали стипендию. Старшаки весело кружили с утра по коридорам, напоминая о правах и обязанностях. Кирпич не отставал от других, но, увидев меня, понимающе кивнул.
      Не дожидаясь конца занятий, три пацана из нашей группы скололись из учаги, надеясь проскочить до прихода основных сил местной мафии. Как впоследствии выяснилось, это им все же удалось, но какими партизанскими тропами они выбирались из плотного кольца осады, так и осталось неизвестным.
      После занятий основной поток учащихся уныло потянулся во двор учаги, где их уже ждали. Более хитрые не упускали возможности спрятаться получше. По слухам кое-кому в прошлый раз удалось укрыться от бдительных глаз наводчиков. Правда половину из них потом изрядно потрепали старшаки, но появилась надежда.
      Я стоял в пустынном коридоре и ждал, нарываясь на неприятности. После вчерашней стычки с Кирпичом я вовсе не собирался пасовать перед районными суперами. Теперь я мог постоять за себя.
      На лестнице послышались четкие шаги, и в коридоре появились два пацана. Они понимающе кивнули друг другу, за тем один из них скрылся за дверью, ведущей на лестницу и, судя по шагам, начал подниматься на следующий этаж. Второй, сплюнув на пол, направился ко мне.
      - Чего ждешь, пацан? - спросил он меня.
      Я молча уставился на него.
      - Чего молчишь? - не унимался он.
      Я продолжал молчать.
      - Чтоб тебя в рот! Там на дворе тебя, дохляка, заждались.
      Наконец, я открыл рот и послал пацана подальше. Он явно не ожидал такого поворота событий, угрюмо посмотрел на меня и, злобно бормоча себе под нос какую-то неразбериху, скрылся за дверью и загрохотал вниз по лестнице. Я, не спеша, получил в гардеробе свою куртку и вышел на холодное пространство двора.
      Сразу же возле меня оказалась четверка мощных парней в ярких турецких куртках.
      - Вот он! Вот он, козел, - захлебываясь, заорал наводчик, появившись откуда-то справа. Он мельтешил возле моего лица кулаками в черных перчатках и едва сдерживался, чтобы не вмазать мне по морде.
      - Сбрызни! - повернувшись к нему, сказал парень, ближе всех стоявший ко мне, схватил его за плечо и оттолкнул от меня.
      - Да дайте же мне проучить эту корову! - наводчик не удержался на ногах, сел в невысокий сугроб и теперь во всю глотку орал оттуда.
      - Заткнись, - сказал тот же парень, по-видимому старший в четверке, этого оговорено не трогать. Не того выцепил, Сухарь. Гони обратно в учагу.
      Сухарь зашипел и поплелся обратно. Впрочем, такова была его судьба. А четверка, завидев следующего пацана, который огородами пытался выбраться с опасной территории, ринулась за добычей, оставив меня одного.
      Я не верил своим глазам. Не знаю, когда Кирпич успел показать меня районным суперам, но результат был налицо. Свершилась вторая и довольно весомая победа. Теперь я приобрел материальную независимость.
      Памятуя о своих многострадальных брюках, я решил купить спортивные штаны, где талию охватывала резинка, а ткань могла растягиваться, что являлось очень немаловажным достоинством во избежании возможных потерь при экстренных превращениях в волка.
      В государственные магазины я мог и не заглядывать. Последний раз мне покупали спортивный костюм в госторговле, когда я пребывал в беспечном пионерском возрасте. Цены комков с их "адидасами", "пумами" и "аренами" сверкали нулями не для моего кармана. Оставалось идти на толчок, где в изобилии раскинулись кооперативные киоски. Там можно было купить за вполне сносную цену просторные брюки в спортивном стиле.
      Площадь, где находился толчок, еще скрывалась за близлежащими сараями, где располагались овощные склады, но музыка, кусками доносившаяся оттуда, выдавала его присутствие. Это торговали кассетами три-четыре мужика со связями на базах, еще не накопившие пока на постройку собственного киоска с гордым названием "Студия звукозаписи".
      Врубив на полную мощность укрытую целлофаном технику, они зорко наблюдали за своими чемоданами, набитыми различными модификациями союзных кассет и китайско-гонконгской дрянью, и хмуро поглядывали на толпу, которая окружала их кольцом, рассеяно читая предлагаемый ассортимент записей. Недовольство продавцов можно легко понять - кассеты брали неохотно, а шум и гам вокруг сильно действовал на нервы.
      Между ними приткнулись юркие мужички как бы из общества глухонемых. Они торговали фотографиями Шварценеггера, Сталлоне, индийскими знаменитостями и эротико-порнографическими календариками в черно-белом исполнении. Пройдя их лотки я очутился в книжном царстве.
      Было просто удивительно, какие книги выпускаются в нашей стране. Даже не верилось, что все это произведено в Союзе, особенно если вспомнить прилавки магазинов, забитые кооперативной макулатурой за крылатые цены. А здесь было все, начиная от красочно изданной "Анжелики" и заканчивая солидными томами "мастеров детектива". Встречались тут, конечно, и знакомые кооперативные книжонки, но их держали в расчете на периферию, которая пашет всю неделю и только в воскресные дни вырывается в город, когда все магазины закрыты. Когда-то и я относился к ней, и это были не самые худшие дни в моей жизни. Как гордо мы шагали по городу в воскресенье, и какими смешными и неловкими казались мне теперь сельские пацаны, которых я теперь легко поставил бы в тупик одной метко брошенной фразой. Окинув беглым взглядом книжные россыпи, я двинулся дальше.
      Всюду сновали смуглые цыганские ребятишки и сами цыганки в цветастых юбках и платках, настойчиво предлагающие жвачку, сигареты и губную помаду. Оставшись равнодушным к их приставаниям, я нырнул в раскрытую дверь рыночного павильона. Многоголосый шум остался за моей спиной и едва проникал за эти толстые стены. Здесь расположились гости из среднеазиатских республик, впрочем были и с Кавказа.
      - Дэвушка, дэвушка, купы дыню, - гортанно зазывали они. - Вай, какой нэхороший дэвушка! Дыню нэ бэрешь.
      Высокие договорные цены не особенно привлекали покупателей. Торговля шла плоховато. Половина прилавков пустовала, там расположились самые хитрые и умеющие постоять за себя книготорговцы, не желающие мерзнуть под открытым небом. Миновав их, я вышел на противоположную сторону рынка.
      Справа от меня шли длинные ряды, где были представлены на любой вкус промышленные товары импортного и отечественного производства. Справа, в дальнем углу шел обмен видеокассетами и дисками. Прямо передо мной ровной шеренгой выстроились желанные кооперативные киоски.
      Повышение цен не обошло и их. Поэтому, чтобы купить сносные штаны, пришлось выложить почти все имеющиеся у меня наличные. Качество их было крайне паршивым, внешний вид терялся после первой же стирки, но меня привлекла крепкая ткань. Держа в руках пакет с завернутой покупкой, я стал пробиваться к выходу, медленно продвигаясь в плотном потоке людей. Часть его составляли продавцы, завершившие свой нелегкий трудовой день. Они изо всех сил топали ногами об заснеженный асфальт, стараясь разогреть замерзшие за многочасовое стояние ноги. Чуть больше было покупателей, которые или имели средства, или не имели возможности обойтись без приобретенной здесь, на рынке, вещи. Однако подавляющее большинство не принадлежало ни к первой, ни ко второй категории. Это были экскурсанты, которых интересовало что, где, когда, почем.
      Обычно я тоже часто толкался на рынке, рассматривая красивые вещи, мечтая о том, как придет время, и я солидно пройдусь по ряду и накуплю всего, что душа пожелает. Но то были мечты, а пока я шагал, ограничась лишь столь необходимыми мне спортивными штанами.
      Когда я оказался в "412", уже начало темнеть. Ноябрь, короткие дни. В комнате был лишь Леха, который что-то наскоро записывал в тетрадку, вероятно готовил домашние задания. Я скинул с заледеневших ног ботинки, надел теплые шерстяные носки на голые ступни. Шерсть тихонько покалывала их, заставляя кровь усердно бежать по своим сосудам, разогревая ноги. Когда ступни совсем отошли, я примерил новые штаны, которые действительно оказались просторными и вместительными. Теперь я мог не бояться, что мощная волчья фигура лишит меня последних штанов.
      В этот вечер я решил отпраздновать свое освобождение, но так как денег было всего ничего, приходилось довольствоваться прогулкой по вечернему городу. Однако, была одна накладка - в десять часов двери общаги запирались. Тогда я решил вздремнуть, чтобы обдумать сложившееся положение на свежую голову, забрался на койку и проспал до одиннадцати.
      В комнате по прежнему горел свет. Леха читал какую-то книжку. Я спрыгнул с койки, вышел из комнаты, прошелся по пустынному коридору и стал спускаться вниз по лестнице. Не знаю почему, но мои ноги вдруг сами привели меня к 310. За ее дверью, как обычно, раздавался веселый шум. Там вновь шел пир горой на народные деньги учащихся - первогодков. Я решительно открыл дверь и зашел внутрь. Казалось ничего не изменилось с того вечера месячной давности. Те же лица, те же персонажи. Старшаки гоняли пацанов, среди которых было не мало и из нашей группы, включая Пахана.
      - А, Сверчок, заходи, присоединяйся, - заорал со своей койки Кирпич. Голос его был не таким уж борзым, а скорее приветливым.
      Я развел руками, показывая, что рад бы, да вот дела, и внимательно оглядел комнату, ища глазами ту красивую блондинку, которая запала в мою память в прошлый раз. Ее я не нашел, и меня это почему то обрадовало. Впрочем, могла быть просто не ее очередь, так как в комнате снова были две девицы: чернявая и с соломенными волосами, похожая на подружку блондиночки. Кивнув всем на прощание, я покинул комнату.
      Все текло своим чередом. Пацанов гоняют старшаки. Затем первогодки вырастут, сами станут старшаками и будут гонять следующее поколение, которое через год выплывет наверх, когда сюда придут новые пацаны. Пройдет через эту комнату вереница брюнеточек, блондиночек, шатеночек. И только старые двухъярусные кровати будут безучастно взирать на это, намекая на вечность существующих ныне порядков.
      А девочки... Стоп! Я остановился посреди затемненного коридора. А каким образом они сюда попали и как собираются отсюда выходить? Это уже становилось интересным. Я быстро добрался до лестницы и посыпался вниз.
      Верхние два этажа можно было отбросить сразу. Они совершенно непригодны для лазеек. А вот на втором хранилась длинная деревянная лестница. Я завернул в коридор второго этажа и чуть было не запнулся об нее. Лестница стояла на месте. Это радовало. Отбросив мысль о девушках, я задумался о том, как нам обустроить выход из общаги. Стучаться кому-либо в комнату я не хотел. Да и, по всей вероятности, ни одна рама под бдительным надзором Степана Егоровича не избежала знакомства с крепкими гвоздями. Оба окна в конце коридора постигла общая участь. Уже ни на что не надеясь, я рванул за ручку створки окна в уборной, и, к моему удивлению, оно со скрипом открылось.
      В лицо мне ударил свежий морозный воздух, приглушив специфический запах. Теплый воздух клубами пара повалил наружу, бесследно растворяясь на черном фоне ночного неба. Я мигом сбегал за курткой, одел ботинки и вновь оказался на втором этаже. Путь вниз был открыт.
      Как бы не так! Длиннющая лестница не желала влезать в дверь уборной целиком; ей мешала развернуться узость коридора. Через три минуты упорных попыток лестница с грохотом вырвалась из обессиленных рук. Я по быстрому слинял на первый этаж, чтобы не привлекать всеобщего внимания. Какому еще дураку, кроме меня, взбредет в голову упражняться с лестницей среди ночи.
      Второй этаж тоже приходилось откинуть. Да и девочки явно пробирались не через него. Не будут же они скакать по деревянной лестнице, рискуя поломать тонкие каблучки своих сверхфирменных сапожек. Такие сапожки сейчас стоят дай боже!
      Итак, оставался лишь первый этаж. Пробираясь в полумраке вдоль стен, я запнулся об ведро, упал и больно расшиб локоть. Добравшись до двери, я безуспешно подергал раз десять массивную ручку и успокоился. Девушки прошли не здесь, или у Кирпича был свой ключ. Я исследовал обе уборные, одна из которых оказалась запертой. Окна второй открывались вовнутрь, но пролезть мешала фигурная железная решетка. Я мог, конечно воплотиться в свой промежуточный облик, собрать силы и выдрать решетку с корнем. Но тогда получался всего лишь одноразовый выход, а я хотел иметь постоянную лазейку. Я в который уже раз двигался по темному коридору. Справа и слева едва виднелись прямоугольники надежно закрытых дверей. Не существовало ни единого прохода, дающего хотя бы маленькую надежду. Отчаяние захлестывало меня, и я со злобой пинал эти проклятые двери. Все отлично продуманные планы рушатся из-за какой-нибудь мелочевки. И когда уже не оставалось сомнений, и безысходность охватила мои мысли, нога моя вдруг не откинулась назад от удара, а ушла в пустоту. Чуть шаркнув по полу, дверь бесшумно и таинственно раскрылась, приглашая меня окунуться в теплый воздух, наполненный темнотой.
      Глава шестая. Спасение.
      Это была бойлерная. Я стоял на площадке, пол которой составляли тонкие железные прутья. Сделав несколько шагов, я нащупал лестницу, ведущую вниз. Там, окутанные тьмой, вели свой бесконечный разговор разнокалиберные трубы. В них бежала вода, снабжающая все этажи нашей общаги. От ее непрерывного бега в воздухе стояло приветливое многоголосое журчание, словно гостеприимный король приглашал меня спуститься в его владения. Я не замедлили принять приглашение и затопал вниз по лестнице, осторожно нащупывая все новые и новые ступеньки. Скоро я оказался в самом настоящем лабиринте, состоявшем из труб, расходившихся во все стороны. Возможно, при наличии света я бы без труда выбрался отсюда, но, не догадавшись обследовать стену на предмет выключателя, заплутал и теперь даже не мог определить: в какой стороне находится лестница. Меня окружало пыхтение, шипение, бульканье. Особенно неприятно было натыкаться на трубы, проводящие горячую воду - они неожиданно обжигали руку своими накаленными стенками, вызывая законный вопрос: почему при исправно работающих батареях в кранах почти никогда не бывает хотя бы теплой воды. Размышляя об этом, я бесцельно бродил по темному пространству, как вдруг мои вытянутые вперед руки коснулись прохладной шершавой поверхности стены. Облегченно вздохнув, я двинулся вдоль нее, цепляясь за стену обеими руками. Внезапно, разогнав теплый, затхлый воздух, мое лицо охватила холодная струя. В тот же миг руки потеряли опору, ударились обо что-то деревянное, и я повалился, выбив головой полуприкрытую дверцу, в сугроб снега.
      Приятного в этом, конечно, оказалось неизмеримо мало, но тем не менее выход был найден. Теперь я мог дать сто процентов на то, что девочки пользовались каким-то иным путем. Скорее всего у Кирпича все-таки имелся ключ от одной из дверей, которые я так безуспешно пинал в эту ночь.
      Я вскочил на ноги, отряхнул голову от снега, вытянул из кармана куртки вязанную шапку и надел ее. Надо мной простиралась тыльная сторона общаги. Высоко над моей макушкой располагались окна первого этажа, а я стоял значительно ниже уровня земли на занесенной снегом площадке, куда постоянно бегал курить техник-смотритель. С трудом поднявшись по заснеженным ступенькам, я оказался в двух шагах от дорожки, по которой вся наша шарага ходила до учаги и обратно. Разумеется моим глазам не раз представлялись эти ступеньки, ведущие вниз, но я и не предполагал, что когда-нибудь воспользуюсь их услугами.
      Я застегнул куртку на все пуговицы, натянул шапку на уши, спрятал замерзшие руки поглубже в карманы и уставился на небо. Иссиня-черное, оно огромным куполом раскинулось надо мной. И только почти полная луна освещала вблизи себя его небольшой участок странно-голубоватого цвета. Неподалеку от шара, лучащегося мягким спокойным сиянием, клубились серебристые облака. Но они вовсе не собирались закрывать луну, а величаво уплывали вдаль. На освободившееся пространство одна за другой выпрыгивали мерцающие звездочки, и я бы бесконечно мог глядеть на раскинувшиеся над городом небесные просторы.
      Однако вскоре дали знать о себе ноги, которые довольно неуютно чувствовали себя на ноябрьском морозе в старых ботиночках. Постучав ими друг об дружку, я вспомнил, что вышел не полюбоваться ночным небом, что я мог вполне осуществить и у окна 412, а прогуляться по пустынному городу. Благо теперь я это мог делать спокойно и безопасно для своей персоны.
      Для большей уверенности я напряг мозги и тут же ощутил во рту надежные клыки, а на пальцах крепкие когти. Затем расслабился и вновь принял человеческий вид. Стукнув раз-другой нога об ногу, я быстрым шагом стал удаляться от общаги, чтобы поскорее разогреться и не жалеть, что не лежу сейчас в теплой постели.
      В прогулке по ночному городу есть свои удовольствия. Особенно в зимнее время. Ночная мгла плотно окутывает город. Фонари освещают пустынные улицы мягким сиреневым светом. Один из них ярко вспыхнул высоко над головой. Не обращая внимания, я иду от него прочь. Тень моя быстро растет и достигает поистине громадных размеров. Но вот я уже вдалеке от него и попадаю в сумерки - участок между двумя фонарями. Гигантская тень, расплывчато описывающая мои контуры, становится бледной и постепенно исчезает, сливаясь с поверхностью снега. А позади меня зарождается новая, которая все четче и четче вырисовывается на снегу с каждым шагом, приближающим меня к следующему фонарю. И вот я прохожу прямо под ним, тень моя на мгновение теряется и появляется снова, уже впереди, затемняя собой снег, и снова вырастает в два, в три, в четыре с половиной раза. Но я знаю, что пропадет и она, а на ее место придет та, которая сейчас еще едва виднеется за моей спиной величественным неясным силуэтом.
      Словно поколение за поколением, сменяя друг друга, следуют за мной тени, сопровождая меня безмолвным эскортом. А я иду все дальше и дальше, вдоль оград, заборов и, конечно же, домов.
      Дома. Какие они все разные. Они смотрят на меня безучастно своими темными глазами-окнами. И только одно-два из них сияет сейчас желтоватым электрическим светом. С близкого расстояния различается еще десяток, мерцающих голубоватым, слегка радужным оттенком - там смотрят ночные программы чужие, незнакомые мне люди. Что мне до них? И что им до меня? Быть может мы никогда не встретимся, а может пересечемся прямо завтра, взглянем мельком друг на друга и тут же позабудем эту встречу.
      Но сейчас передо мной только дома. Трех, пяти, и даже девятиэтажные они окружают меня, закрывают все кроме неба над головой. Но исчезни они, как плохо мне было бы без них, посреди огромного поля, пронизываемого жутко завывающим ветром и мглой, заполняющей все. И я тихо радуюсь, что многоэтажные исполины, взметнувшиеся ввысь, крепко стоят на своем месте и не собираются никуда падать, оставляя меня в темноте и одиночестве.
      Диск бледной луны медленно катился по небу, следуя с правой стороны от меня. Он упорно не отставал, то скрываясь за коробками домов, то вновь появляясь в просвете между ними.
      Из темного двора неожиданно выскочила "Волга", обдала меня теплым воздухом с привкусом бензина и умчалась вдаль, словно понимая, что она чужая среди этой тишины и спокойствия.
      Вспыхнуло светом окно на первом этаже. Два желтых прямоугольника вытянулись на снегу, смешиваясь с сиреневым уличным светом. На одном из них возник силуэт женской фигурки. Длинные руки потянулись за чем-то невидимым, расположенном за пределами световых контуров, и вдруг пропали вместе со всей теневой картиной. Вновь только сиреневые лучи фонарей, освещали сугробы. Впрочем, тени обманчивы. Выплывшая на секунду из ночного мрака изящная таинственная незнакомка на поверку могла оказаться искаженным отражением здоровенного мужика, который, включив свет, быстро нашел припрятанную поллитровку и, снова скрывшись от посторонних глаз, быстро отхлебнул оттуда, а потом завалился спать дальше.
      Тени от деревьев, образованные светом множества фонарей, раскинулись по стенам, по сугробам, по дороге впереди и позади меня. Любое дерево имело несколько теней, каждая из которых владела собственным цветом, начиная от контрастно-черного и заканчивая нежно-голубым, почти не заметном на искрящемся блестками снеге. Они переплетались друг с другом и создавали такие причудливые узоры, что, казалось, самому искусному художнику не удастся изобразить эти красочно замершие сочетания. Я часами рассматривал бесконечный орнамент, тянувшийся по всему городу. И не было там ни одного повторяющегося участка.