Ангел с мечом

— Мне не хотелось бы выгонять тебя из твоей же лодки.

— Ну, просто здорово! Тебе это необходимо, а я не свалюсь за борт. — Она стряхнула его руку и села, обмотавшись одеялом. — Мне будет вполне удобно.

Он опять протянул руку и положил на этот раз ей на колено.

— Джонс, послушай… я не собираюсь тебя выгонять. Я только… проклятье, я просто еще не в себе от болезни, Джонс, и не знаю, что говорю. Я, наверное, тебя оскорбил. Ну, иди же. Иди сюда в укрытие!

— Здесь снаружи чище.

Все вдруг само собой покатилось к тому, чего она так хотела в последнюю ночь; но сегодняшняя ночь уже не последняя, а сама она уже не так безумна, как вчера; и ей было страшно.

— Ну, иди же, — сказал он и потряс ее за колено. — Иди, Джонс.

— Трусиха, — обругала она себя. Потом посидела еще немного, и он тоже сидел неподвижно и не делал попыток уйти.

— Ладно, — сказала она и подвинулась к краю палубы. Мондрагон протянул руку и помог ей спуститься — как будто он лучше держался на ногах! Она присела на корточки и затащила вместе с собой в укрытие одеяло; он влез следом. После этого последовала большая неразбериха, когда они начали делить одеяла, и Альтаир в нервном волнении ударилась головой. — Проклятье! — Все шло как-то не так. Она улеглась, а Мондрагон просто последовал ее примеру.

— Ты будешь что-нибудь делать? — спросила она, наконец.

— А я должен?

— Проклятье, сын предков, ты…! — Она резко поднялась на локтях и ужом выползла из укрытия, как будто лодка была охвачена огнем.

Он схватил ее и она так резко ударила его локтем, что он громко охнул. Тогда он сжал ее еще крепче и согнул колено вокруг ее талии и крепко схватил за руки.

— Джонс, Джонс… — А потом он забрался поглубже в укрытие, и стало ясно, что он решился.

Чуть позже решилась и она, по крайней мере, что касалось сиюминутного мгновения; одежды были сдвинуты в сторону, одеяла в беспорядке разбросаны. В водовороте того, что делал Мондрагон, Альтаир снова ударилась головой и была почти оглушена этим. Она упала на него и лежала, ругаясь, пока он нежно ощупывал шишку на ее затылке.

— О, проклятие, Джонс, мне очень жаль!

— Теперь у нас одинаковые шишки, — сказала она. Она тепло и уютно лежала на дышавшем человеческом теле, впервые за многие годы в объятиях. Все произошло как-то совсем иначе и намного лучше, чем она ожидала. Он был чистым и старался не причинять ей боли. («Проклятье, девочка, ты, оказывается, первый раз?» — «Заткнись! Не называй меня девочкой!» И он заткнулся. И обращался с ней очень осторожно; а когда всякая боль кончилась, он сумел заставить ее забыть, что вообще когда-нибудь было больно.) Он научил ее этому, втолковал ей, что не нужно называть это ее словами; красивые слова как-то лучше соответствовали тому, что он делал; и то, что произошло, далеко превзошло то, чего она ожидала.

Это как-то хорошо согласовывалось с тем, что она дважды ударилась головой о собственную крышу. Она казалась сама себе неуклюжей; и покорилась — так же, как уже дважды за один день без всяких комментариев покорно выкупалась, лишь бы Мондрагон не смотрел на нее свысока. Но судьба держала ее за руку, и она дважды за одну ночь сама себя выставила на смех. И, наконец, обессиленно свалилась ему на грудь, и чувствовала на себе его прекрасные, снимающие боль руки.

Она была влюблена. По крайней мере, этой ночью.

Ты не в своем уме, Джонс. Ты действительно дочь предков. Ты знаешь этого Мондрагона? Или хотя бы представляешь, почему шестеро людей хотели сбросить его в Большой Канал? Может быть, у них были для этого причины.

Он просто не мог стоять не на той стороне! А если бы он был убийцей, вором или сумасшедшим, я бы уже поняла!

Он просто был обязан вернуться туда, где должен быть. Я должна доставить его туда. Он не может быть в таком месте, как это.

У нее заболело сердце. Оно сжималось так судорожно и причиняло такую боль, будто пыталось в этом маленьком пространстве стиснуть все ее "Я". Пальцы Мондрагона гладили ее плечи.

— Что-нибудь не так, Джонс?

— Все в порядке. — Ее плечи расслабились. Она заметила, что Мондрагон массирует ее перенапряженные мышцы, и попыталась расслабиться.

— Больно?

— Нет. Нет! — Она набрала воздуху. Вытряхнуть завтра на сегодня, так это называла ее мать. Проклятая бессмыслица. Сегодня было прекрасным. Завтра… ну да, завтра может вполне подождать еще пару дней. Будет еще время использовать свой разум и снова доставить этого мужчину туда, где он должен быть. Она набрала воздуху, снова выдохнула, нежно прижалась к его плечу и попыталась закрыть глаза.

И тут же открыла их снова. Время от времени на границе сна она слышала что-то такое, что некоторое время играло с ней и позволяло ощущать вещи, которые, возможно, там были, а возможно — нет.

Но у волн был свой собственный ритм. И он был постоянно. И у лодки тоже был свой ритм движений. Мир качался и двигался постоянно, определенным образом и с определенными звуками; и именно в этот момент в ее животе вдруг возник холодный комок страха — хотя Альтаир не могла бы сказать с уверенностью, что слышала причину этого. Она напряглась и попыталась сесть; не ладонь Мондрагона надавила на ее спину. Она быстро приложила к его рту ладонь.

— Мне кажется, я что-то слышала. Только взгляну и вернусь. Оставайся здесь.

Она поползла спиной вперед, но видя, что он пытается последовать за ней, толкнула его назад.

— Нет. Останься здесь. — Она представила, как он спотыкается в темноте. — У меня есть свои возможности. — Она заскользила дальше, чувствуя голой кожей холодный ветер; перевалилась на животе в звездный свет и очень осторожно приподнялась на ладонях, чтобы посмотреть через релинг.

И увидела плот, темный, аморфный остров на освещенной звездами воде. Альтаир схватила лежавший у входа в укрытие нож, переползла на локтях через средний проход, быстрым движением перерезала якорный канат и обернулась. Мондрагон тоже выбрался наружу в звездный свет и пригнулся, следуя ее примеру. Она поспешно придвинулась к нему.

— Держи голову пониже, — прошептала она тише плеска воды. — Плот. Он еле движется, но на нем наверняка сумасшедшие. — Они находились в самой нижней части среднего прохода, Альтаир сдернула с реек полотенце и обмоталась им, крепко завязав узлом на талии; Мондрагон тем временем схватил штаны. Потом Альтаир выпрямилась и положила ладонь на край палубы. Мондрагон схватил ее за руку.

— Что ты собралась делать?

— Заведу мотор. Можешь переползти назад и перерезать второй якорный канат?

— А он всегда заводится?

— Пятьдесят на пятьдесят. — Ей совсем не хотелось об этом думать. Она сунула ему в руку нож. — Перережь канат. С мотором я разберусь сама.

Пока Мондрагон возился с канатом, она ужом проползла по палубе, торопясь изо всех сил, потом присела за кожухом мотора, чтобы открыть деревянную крышку.

Теперь осторожно и шаг за шагом; при запуске важна точность. Старый мотор был мелочным; влажным ночам он предпочитал теплое солнце.

Сумасшедшие увидели Альтаир. Люди с шестами на плоту заплескались теперь открыто. Нарастающее бормотание в темноте распалось на отдельные голоса…

Немного подкачать горючего, установить стартер, моля Бога простить за то, что она сегодня не почистила контакты и не проверила зазор — предки, спасите дуру! Она увидела еще одно подпрыгивающее пятно в темноте — второй плот позади первого — и тут испугалась по-настоящему. Мондрагон уже стоял на коленях рядом с ней. Лодка была свободна и вертелась, и коварный отлив нес ее навстречу плотам. Альтаир повернула рукоятку, раз, другой, крепко держа воздушную заслонку, чтобы она не следовала своей склонности всасывать слишком много. Она услышала, как над водой раздался вой, и повернула снова, но — о Боги! — мотор не издавал ни звука. Только короткую икоту. Вытянуть заслонку, до истертого пятна на ручке; повернуть. Хик-хик.

— Джонс…

— Проклятье, возьми багор! Там, на стеллаже! Быстрее! — Отпустить зажим, положить провод в сухое место, иначе его намочит. Запахло горючим. Мондрагон пополз к стеллажу с шестами, теперь на руках и ногах; лодка рывками вращалась, подпрыгивала вместе с волнами, а плоты… Боже мой, их уже три, один с другой стороны, и они приближались с воплями, криками и плеском… придержать заслонку, не забыть про газ, опять подрегулировать, снова повернуть — хик. Проклятый мотор! Повернуть. Самый передний плот покрылся баграми, ощетинился, как морская звезда, а сумасшедшие на нем махали ими и наполняли ночь воплями и криками. Мужчины спрыгивали в воду и с плеском приближались к лодке вброд.

Повернуть. Икание, кашель. Альтаир отпустила заслонку, поставила дроссель на ходовое положение и потеряла его снова. Плоты образовали вал из острий.

Снова установить дроссель. Заслонку назад. Повернуть. Двойной кашель — и мотор ровно заработал. Дроссель назад, в рабочее положение; винт установить — задвижку румпеля вверх, дура! Румпель был еще внизу. Альтаир рванула задвижку вверх и установила румпель, и пытливо обозревала прибрежную воду перед собой, отчаянно высматривая в темноте скалы и песчаные отмели, пока лодка понемногу увеличивала разрыв между собой и плотами. Ни одного места, ни одного проклятого места, кроме полоски воды вдоль берега, где они могут налететь на камень или отмель и оказаться совершенно беспомощными.

Она повернула лодку и взяла курс на плоты. Брызнула вода. Мондрагон ударил по чему-то в воде…

— Не коли! — крикнула Альтаир. — Только бей! Можешь потерять багор… Ой! — Через борт карабкался пловец. — Внимание, левый борт! Да левый же, Бог ты мой! Полундра, левый борт!

Наконец, он увидел и с размаху ударил шестом по голове мужчины, когда тот уже поднимался на палубу. Альтаир повернула руль и заскрипела зубами, когда прибой и инерция лодки подвели ее к плотам ближе, чем она хотела. Или, может быть, это плоты были ближе к берегу и могли на мели лучше толкаться шестами, и один Бог знал, где теперь под ними дно.

— Осторожно, осторожно, Мондрагон, гляди!

Он уже едва не потерял багор, так как нападающие ухватились за него и пытались свалить с ног или ударить одним из своих багров в его тело…

— Они собираются прижать нас к берегу! Мондрагон, смени концы, смени концы, смотри, чтобы они не зацепили тебя багром! Полундра, спереди… — Потому что они собирались проплыть очень близко к третьему плоту, слишком близко. Она дотянулась пальцем ноги до ручки настенного ящика у ног и откинула вверх крышку; держа одной рукой руль, наклонилась и достала пистолет… прицелилась прямо в живую, косо нависающую перед ней стену, и нажала спуск. Отдача ударила по руке, а звук выстрела по ушам, и сумасшедшие взвизгнули в голос, когда что-то с плеском упало в воду, а один заорал громче остальных. Шест с треском ударился о другой шест; Альтаир посмотрела налево, где Мондрагон как раз заканчивал удар, и прицелилась мимо него в машущие руки и багры. Раздался вой и визг; она зажала румпель под мышкой и послала третий выстрел в приближающийся плот, добившись этим такого же успеха. Правая рука заболела; она держала румпель под левой и навалилась на него, пытаясь удержать лодку как можно дальше от плота, а также найти путь между баграми и таким близким берегом.

На краю лодки появилась рука, и лодка отреагировала…

— Мондрагон! Лезет!

Он обнаружил вторженца, проворным движением повел багром назад, и вторженец свалился туда, откуда пришел. Но они были слишком близко, слишком близко подошли к плотам, и теперь к ним устремились люди со второго плота, чтобы по мели добраться до лодки вброд. Альтаир выстрелила, и прибой тел бросился врассыпную. Крики.

Прямо возле Альтаир из-за края лодки показались рука и голова.

— Внимание, Мондрагон! Полундра!

Она припасла пулю для того плота, мимо которого они проплывали. Выстрелила, чтобы защититься от багров. Рядом с ней через левый борт карабкался мужчина. Вот он уже выпрямился…

— Мондрагон!

Из ниоткуда появился шест, и мужчина свалился. Винт лодки наткнулся на препятствие. Альтаир почувствовала легкое сопротивление. Но лодка двигалась дальше по волнам и находилась теперь возле третьего плота. Были переброшены багры и мужчины запрыгали с плота. Альтаир выстрелила. Мондрагон закричал и шесты с треском ударили друг о друга.

Багор вонзился в дерево.

— Полундра, багор! — крикнула Альтаир, повернула руль, и лодка поплыла дальше. Сквозь крики и звук мотора резко и отчетливо пробивался треск шестов. Альтаир высмотрела чистую воду и направила туда лодку. Теперь она подошла очень близко к баграм и увидела разъяренных людей с растрепанными волосами, блестящими в свете звезд глазами и открытыми в крике ртами, и вся эта масса двигалась и тянулась к ним, как злой сон. Один выстрел у нее еще есть. Один выстрел, ©на судорожно сжала руль и прикинула расстояние.

Лодка проскребла днищем по песчаному дну. Сердце Альтаир подпрыгнуло. Скрежет стих; лодка поплыла дальше, снова проскребла по дну, довольно тихо в сравнении с оглушительными криками с левого борта, где Мондрагон изо всех сил отбивался багром. Он был в крови. Вот он покачнулся от удара по его шесту, но устоял и сам нанес суровый удар, который смел в воду одного из сумасшедших. Но еще больше ударов пришло в ответ, а потом они заплыли за угол плота. Теперь Мондрагон был вне досягаемости, и багры заколотили по Альтаир. Мужчины прыгнули к лодке, но опоздали. Лодка тарахтела дальше, расстояние увеличивалось, и Альтаир повернула руль, чтобы взять курс из порта.

Боже мой, а если бы у сумасшедших были луки! У одного из них могло оказаться огнестрельное оружие. Она еще дрожала.

Я убила пять человек. Может, десяток. Вся рука болела. Ей снова вспомнился мужчина, который попал в винт, и она попыталась отбросить это воспоминание. Мондрагон посмотрел на нее; он сидел на краю палубы, косо положив багор под руку.

Альтаир закрепила руль, присела и достала коробку с боеприпасами. Потом открыла старый револьвер, вставила пять новых патронов и снова с щелчком закрыла барабан. Мать всегда учила ее никогда не расстреливать весь барабан. «Никогда не расстреливай все до последнего, слышишь? Когда закончится схватка, ты сделаешь чертовски хорошо, если будешь иметь еще один патрон!» Ретрибуцию Джонс никогда не спрашивали: «Почему?». Говорили просто «да, мама» и повиновались. И Альтаир следовала ее совету. Ее руки дрожали, когда она положила оружие; худые загорелые пальцы Ретрибуции всегда держали старый револьвер так, будто он был их металлическим продолжением. Но Альтаир дрожала всем телом. Она почти почувствовала, как мать дает ей за это пощечину, почти ощутила этот удар ухом. Она глубоко вздохнула и снова пришла в себя, и тут вспомнила, что сидит на палубе полуголая, а мотор работает и тратит дорогое горючее.

Проклятье, проклятье. Сейчас не время разъезжать по гавани; они и так уже сожгли горючее, еще тогда, когда проехали через порт, то есть, так, как она это и планировала. У нее не было больше денег, чтобы купить новое. Их хватит как раз только на пять бочонков Моги, если не брать ссуды. И у нее остались еще две бутылки виски, горсть муки и пачка чаю, а ведь теперь нужно было кормить два рта. Проклятье, проклятье, проклятье! Она сбросила обороты, чтобы экономить горючее. Они пересекали сейчас обратный поток прилива, и они еще почувствуют его, когда пересекут течение — это требовало горючего, как пьяница нуждался в виски. Они сделают это еще с содержимым бака. А потом Альтаир будет почти разорена.

Она посмотрела на Мондрагона, который ответил на ее взгляд. Вообще не смущен. Она вспомнила, как он сражался — не очень натренирован с шестом, но быстро научился и хорошо держал равновесие, и сумасшедшие не смогли с ним ни справиться, ни даже пройти мимо него.

— Даже не знал, что у тебя есть револьвер, — сказал он наконец. Его дыхание все еще было тяжелым.

— Я неохотно им пользуюсь. — Так, будто она то и дело его применяет. Лучше, если он поверит в это и не станет выдумывать глупостей. Она встала, держась рукой за руль, чтобы не потерять равновесие. Ветер холодил потную кожу. Она тряхнула головой и потянула воздух носом, внимательно всматриваясь в воду перед собой. Огни города уже большей частью погасли, и виднелось лишь несколько искорок. И путь был свободен — если не считать проезд под опорами мостов острова Риммон. Это могло быть ночью непростым маршрутом!

Она подумала над этим и совсем заглушила мотор.

— Куда мы едем? — осведомился Мондрагон.

— Не знаю. — И добавила, желая создать впечатление, будто всегда знает ответ: — На эту ночь хватит проблем. Я слишком устала, чтобы толкать лодку шестом под мостами, и уж совсем не хочу там останавливаться. Довольно с нас сумасшедших на одну ночь.

— Это были сумасшедшие?

— Сумасшедшие или плотовики, что для некоторых одно и то же. — Она снова глубоко вдохнула, пытаясь больше не думать об убитых, и почувствовала некоторую гордость. Ее лодка. Она указывала, как править ею. Она знала, что делала, и ему было ясно, что она это знала. Она видела свою мать, видела, как Ретрибуция Джонс управлялась с рулем — солнце освещало ее лицо, а прекрасные руки были так уверены в том, что делали, уверенны, как ее походка в эти годы сияющей юности; она имела обыкновение ходить так, что сразу было видно — пусть мир уступит ей дорогу.

Альтаир поддернула сползающее полотенце, сошла с полудека в средний проход и повернулась к Мондраго-ну, который сидел на краю палубы.

— Тебя несколько раз зацепили.

— Содрали кожу. — Он встал и схватил ее руку. — Проклятье, девочка…

Она немедленно стряхнула его руку.

— Джонс! Называй меня Джонс!

— Джонс. — Он стоял в солнечном свете и не знал, что сказать.

Как и она. Лодка далеко сошла с курса и ее несло волнами.

— У меня есть мазь, — сказала Альтаир. И добавила, так как снова хотела быть чистой, а не мокрой от пота, как она была, и так как еще ощущала чувство прикосновения к сумасшедшим: — Я приму ванну.

Он ничего не сказал. Она сбросила полотенце, повернулась и свечкой прыгнула за борт.

Второй удар взметнул воду возле нее, и по ее коже ласково пробежали пузырьки, когда Мондрагон вынырнул рядом. Он нашел ее и обнял. Проклятая дура, подумала она, и в мгновение паники: не пытается ли он меня утопить, может, в конце концов, он все-таки убийца, которому нужна моя лодка?

Очевидно, нет. Она вынырнула вместе с ним на поверхность и заскользила по воде, чувствуя, как он плывет сзади нее. Гребок за гребком. Она зажмурилась и снова пришла в себя, перестала грести руками и заболтала в воде ногами.

— Черт возьми, мы что, хотим потерять лодку? — Она увидела ее немного дальше и сильными гребками поплыла к ней.

Он добрался раньше ее, даже намного раньше — крепко ухватился за борт и ждал ее.

Но когда Альтаир подплыла к нему, они едва не потеряли ее снова.

— Джонс, — сказал он таким тоном, каким это слово еще не произносил никто и никогда. — О, Джонс.

А потом им пришлось ловить лодку во второй раз.

ГЛАВА 3

Утро они провели в медленном пробуждении; потом убивали время тем же, чем занимались ночью под звездами на полудеке. Потом снова поплавали. Это была четвертая ванна за два дня, и Альтаир удивлялась себе. Она выстирала также свою одежду, хорошо намылила, а потом повесила на румпель, чтобы та высохла на ветру. И Мондрагон выстирал свою одежду, а потом, после полудня, они завтракали, завернувшись в полотенца, а ветер сушил их волосы. Волосы Альтаир спадали гладко, а у Мондрагона завивались, тонкие, как светлый шелк. Это было очень красиво. Каждое его движение было красивым, и то, как играли его мускулы, и то, как солнце падало на его лицо и превращало волосы в свет. Альтаир ела и при каждой возможности бросала на него взгляды. И вздыхала.

— Куда мы поплывем теперь? — спросил он наконец, и она пожала плечами, не желая об этом говорить. Кажется, он принял это в качестве ответа.

Но когда она убрала после завтрака посуду, когда встала и увидела плывущие вдалеке, как маленькие пятнышки у края Мертвого Порта, плоты, она снова вспомнила ночь и то, каково будет прокладывать путь вокруг окраины только с шестом, потому что не будет больше никакого горючего. И приняла решение. Она снова вздохнула, нагнулась, взяла с румпеля штаны и натянула их. И пуловер.

— Еще сырые, да? — спросил Мондрагон, все еще с полотенцем на теле.

— Все равно сейчас нам нужно уплывать.

— Не хочешь сказать мне, куда мы торопимся?

— Мондрагон! — Она подошла и села перед ним на край палубы, чтобы не перекрикивать шум воды. — Если мы снова поплывем к окраине, мы потратим все мое горючее. А плыть оттуда с шестом очень неприятно. Мимо плотовиков и сумасшедших. — Она показала пальцем на город, на низкие, лежащие в дымке горбы острова Риммон. — Горючего только-только, чтобы добраться до мелководья под мостами Риммона. А оттуда я могу плыть с шестом куда угодно, куда тебе надо, если только это не в порту. У меня скоро ничего не останется, кроме виски; я должна зарабатывать на еду, а здесь течение все время будет сносить нас к Флоту-призраку, что не очень хорошо: там у песчаной косы болтаются сумасшедшие; а она как раз с противоположной стороны от Риммона, и у меня ровно столько горючего, чтобы доставить нас назад; я наблюдала за течениями. Итак, по-моему, тебе лучше рассказать, куда тебе нужно, так как иначе я намерена плыть в каналы, а мне кажется, у тебя есть причины не желать этого. Я думаю, что у тебя, возможно, есть речная лодка, к которой ты желаешь вернуться, или, может быть, этот корабль с Соколиных островов. Я не могу отвезти тебя до причала у Дета, потому что там слишком глубоко, но могу ссадить прямо у дамбы, откуда к порту ведет лестница. Ты просто поднимешься и перейдешь, потом вдоль дамбы к пирсу, потом снова вниз — простой путь. Это самое большое, что я могу для тебя сделать.

На мгновение все стихло. Он опустил взгляд на доски, потом снова поднял, скрестив руки.

— Высади меня в городе, — сказал он.

Ее сердце подпрыгнуло и сжалось.

— Тебе нужны новые проблемы? Мало, что ты уже один раз приземлился в канале? Скажи, где тебя сбросят в следующий раз, я буду ждать там на лодке.

Он пристально посмотрел на нее, сжав губы, но потом скривил их в улыбке.

— Не вмешивайся в мои дела!

— Ясно. Разумеется. Одевайся.

— Джонс… — Он сжал ее лицо между ладоней и заставил ее посмотреть на него. — Ты мне очень нравишься, Джонс.

От этих слов стало больно. Она глубоко вдохнула и почувствовала, как что-то в ней разбилось.

— Эй, если ты сделал мне ребенка, парень, я тебя убью! Неужели ее мать была такой же глупой? Неужели она, Альтаир, появилась на свет таким же образом?

Неужели ее мать однажды потеряла осторожность и влюбилась в мужчину вроде Мондрагона? Или просто отвратительный случай, насилие после однажды проигранного ею боя? Но ничего подобного Альтаир даже представить не могла.

Мондрагон пригладил ее волосы назад и продолжал ее разглядывать. Потом, наконец, отпустил ее и вспрыгнул на полудек, чтобы взять свою одежду. Когда он приобрел такую уверенную устойчивость? Когда он научился передвигаться в лодке? В последнюю ночь у него просто не было выбора, он стоял и размахивал багром с ловкостью, которая росла с каждой минутой…

…боец на мечах, подумала она. Фехтовальщик. Житель Верхнего города. Были всевозможные виды. Уличные забияки. Дуэлянты. В Верхнем городе были и такие люди — некоторые из них были очень богаты. Некоторые из них говорили шелковисто-мягкими голосами и при этом даже не знали, что железную сковороду не окунают в воду, а колючую рыбу не хватают за плавники.

Он знал о колючках ангела смерти, тут все в порядке. Он знал, как ухаживать за хорошим ножом. У него не было ни одного безобразного шрама, кроме того, что он получил в последнюю ночь багром в плечо, и этот шрам останется у него на всю жизнь. Не глубокий, но такой широкий, какой мог сделать только тупой багор. Он сохранит меня в своей памяти, не правда ли? На всю оставшуюся жизнь. Он будет вспоминать обо мне всякий раз, когда какая-нибудь женщина из Верхнего города спросит его об этом шраме.)

Он умел сражаться. Что означало, что он вовсе не был легкой добычей для одетых в черное дьяволов на мосту. Как они вообще справились с ним?

Шишка на затылке. Вот оно.

Мондрагон натянул штаны, еще влажные по швам. Солнце высушит. Не нужно волноваться, что получишь лихорадку.

Альтаир снова вздохнула, потом нагнулась вдале укрытия, вытащила потертую фуражку и надела ее, натянув поглубже из-за ветра. Она вздрогнула, а ее сердце подпрыгнула, потому что и ее затылок украшала шишка, именно там, где ее коснулся сейчас обод фуражки. Она сдвинула фуражку немного назад, так что та сидела косо на голове, натянула ее покрепче и спрыгнула на полудек.

Вероломный мотор завелся с третьего рывка и заработал так ровно, как только можно было ожидать.

Она, в конце концов, снова его выключила, когда горючего, наверное, осталось только-только, чтобы снова его завести, ну, может, чуть больше. «Смотри, чтобы у тебя никогда ничего не тратилось до конца!» Мать постоянно вдалбливала ей это. «Всегда рассчитывай на неудачу. Если ты сделаешь себя доступной, Мэрфи тебя заберет, будь уверена». Даже адвентисты верили в Мэрфи, святого из джейнистского пантеона. «Ты дала шанс старому Мэрфи», — обычно говорила мать, когда она делала ошибку. «Я говорю тебе: не потеряй свой шанс! Тебе нужно все, что у тебя есть!»

Она подняла руль, вынула из румпеля крепежные болты и опустила его, чтобы закрепить на кожухе мотора. Лодка приближалась к высоким опорам между дамбой и островом Риммон почти точно по той дороге, которой они приплыли сюда. Она рассчитала верно. Лодка вплыла в мелководье, через границу между зеленой и темной водой, без единого толчка шестом. И когда она пересекла эту границу, Альтаир взяла шест и отправилась вперед на полудек, чтобы опустить его в воду и толкнуть лодку с правого борта вперед; потом она перешла и сделала то же с левого борта. Мондрагон стоял в среднем проходе, чтобы не мешать ей.

— Можно, я помогу тебе?

— Нет, черт возьми! Ты приклеишься к шесту, а лодка уплывет одна. Я видела, как некоторые новички сразу вылетали за борт.

Назад, опять на правый борт. Она держалась нарочито уверенно и держала лодку на головокружительной скорости, желая казаться неутомимой, пока лодка не подошла к опорам. Поездка развеселила ее. Так же, как и светлое лицо Мондрагона в солнечном свете. Пока она еще наслаждалась его обществом. Не нужно печалиться о завтрашнем дне, сказала бы Ретрибуция Джонс. Или о вечере. Голые ступни Альтаир уверенно стояли на палубе. Ни одного резкого толчка, все ловкие и в нужное время.

— Лодки такого типа называют скипами… не знаю почему. Скип имеет полудек и мотор, и больше любой другой лодки с шестом. Довольно ходкая на воде, если знаешь ее норов, а у каждой лодки он свой. Скип из-за мотора тяжелее и очень медленно поворачивается, но его можно использовать на кривых каналах, если умеешь обращаться с шестом. Он медленно разгоняется и медленно же останавливается, если нагружен; тогда по возможности используют течения — в каналах они тоже есть, как в порту и в самом старом Дете, и некоторые довольно быстрые. Приходится рассчитывать наперед. Если нет настоящего чувства груза, можно врезаться в стену или другую лодку, и при этом все опрокинуть, а если груз перевернется, ты его потеряешь.

Они добрались до опор. Мондрагон обернулся, когда на него упала тень, и покачнулся, увидев эту картину — черный лабиринт быстро проносящихся мимо колонн.

— Джонс…

— Я знаю эту дорогу. — Она быстро отталкивалась шестом, попеременно с обоих сторон. — Будет лучше, если ты доверишься мне, ладно?

Они неслись мимо опор, в темноту под мостами, которые связывали город с островом Риммон и его укрепленными господскими домами. Болезненно-яркий свет заблестел на конце проезда, свет, который шел от порта. Опоры быстро тянулись мимо. Мондрагон силуэтом вырисовывался на фоне этого света.

Поездка сквозь ад. Или чистилище.

Она планировала свой путь. Никакой опасности, чтобы отворачивать от нее лодку, кроме как в конце, когда они попадут в прилив у порта. Они выскользнули в слепящий свет. Вода отбрасывала его от поверхности, от коричневых завитков на блестящем нефрите глубокой бухты.

— Осторожно! — крикнула Альтаир, оповещая о том, что собирается повернуть, уперлась шестом в грунт и повернула нос лодки так ловко, что не почувствовалось никакого толчка. Мондрагон сохранил равновесие и лишь чуть покачнулся, а потом повернулся и посмотрел на Альтаир, как будто решил, что все было только трюком, чтобы вывести его из равновесия.

— Эй, а ты действительно устойчив, Мондрагон. — Она улыбнулась ему. — Когда снова выйдешь на сушу, будешь ходить вразвалку, как настоящий канальщик.

— Я не так легко тону, Джонс.

Она улыбнулась шире. Кожа ее покрылась тонким слоем пота, и прохладный ветер ласково оглаживал ее. Он приносил с собой запах портового квартала и старого дерева, чем в равной мере пахли Меровинген и его порт. Они снова вплыли в темноту под следующим пирсом. Там была причалена чья-то лодка, вероятно, какого-то рыбака, которого задержал здесь ремонт и который проклинал свое невезение. Альтаир услышала звуки ударов молотка, эхо которых отражали док и дамба. Теперь она плыла медленнее, потеряв на повороте немного скорости, которую не набирала опять. Она просто правила на серию темных и светлых полос воды перед ними, между рядами почерневших от воды опор.

— Какая цель у тебя в этом городе, Мондрагон? — осведомилась она. — Ты так мне и не сказал.

Он снова повернулся и посмотрел на нее снизу вверх. Солнце упало на его лицо, когда они снова выскользнули на свет, и он сморщился и прикрыл ладонью глаза.

— Джонс, забудь мое имя. Никому его не говори. Говори просто, что у тебя был пассажир и что мое имя… ну, назови как-нибудь, как здесь принято.

— Ты, с твоим цветом лица, не сможешь сойти за Хафиза или Госсена. У тебя солнечные ожоги, знаешь об этом?

Он сразу бросил взгляд на свою покрасневшую руку, но потом опять поднял ее, чтобы снова прикрыть глаза. — Поверь мне. Это имя лучше забыть.