Ну даже если и не имело бы? Живут же люди и с грехом на душе, и как живут! На золоте едят! На пуховых перинах спят! И ничего такого им спать не мешает… Короче, живут так, как Томас, сын вполне обеспеченного, но бережливого до скупости торговца сукном из Остершира (ибо голодное крестьянское детство было еще свежо в его памяти), жить только мечтал бы. Но благодетель Томаса, отец Юлиус, священник их прихода, заронил в душу юноше слишком многое, чтобы он согласился убить свою бессмертную душу за столь малую плату, как еда на золоте и сладкий сон… тем более что перед сыном торговца сукном никто пока и не выложил непременного и твердого обязательства после отдачи кошеля обеспечить ему райскую жизнь до самой старости. А следовательно, сделка пока вырисовывалась крайне рискованной и совершенно не гарантированной…
Где-то через час Томас понял, что душевные терзания в отсутствие предмета лишь обостряют ситуацию, и решил, вопреки приказу ректора, выйти из комнаты и добраться до кошеля. Вновь появляться в писцовой было рискованно, но кошель-то висел снаружи. Так что нужно было лишь придумать, как добраться до окна второго этажа, где оставалось всего-навсего перерезать шнурки. Томас быстро оделся и выскользнул за дверь. На улице уже окончательно стемнело, так что до крыла, где была расположенная писцовая, вплотную примыкавшая к колокольне церкви колледжа, он добрался незамеченным. В окне писцовой по-прежнему горел свет. Томас заколебался. Но зуд увидеть наконец содержимое кошеля достиг столь высокого градуса, что уже почти ничто не сумело бы отвратить студиозуса от задуманного. Только бы сообразить, как это сделать…
Решение появилось довольно скоро. Причем на своих ногах и довольно шумно.
— Эх, как на вольной воле, да во степи раздольной…
Томас, сидевший на корточках у стены, вздрогнул и вскочил на ноги.
— Эх, да добрый мо-олодец гу-улял!
Дюжая фигура, слегка покачиваясь, вывернула из-за угла, и Томаса сразу же обдало таким перегаром, что он невольно сморщился. Сколько же выпил этот варвар? Впрочем, это уже второй вопрос.
— Эй, Свиятослиав, привет… — бросился Томас навстречу так удачно подвернувшемуся сокурснику.
Парень появился в их университете всего полгода назад. И первые три месяца мучительно обучался говорить на цивилизованном языке… а затем внезапно показал такие знания, что его сразу же перевели на третий курс. Как выяснилось, он был сыном какого-то мелкого князька с востока, который поднапрягся и на последние гроши нанял чаду в репетиторы какого-то беглого грека. Этот беглый грек, к удивлению всех профессоров, оказался неплохим учителем… То есть насчет последних грошей и беглости грека это были только догадки, но, разумеется, намного более достоверные, чем любые другие предположения. Не считать же, в самом деле, что у этого варвара могли бы быть настоящие греческие учителя?..
— А-а, Томас? — расплылся в улыбке варвар и от полноты чувств сгреб своего однокурсника, едва не задушив того своими объятиями и жутким перегаром, ударившим прямо в нос.
Вообще-то они с этим варваром были не очень близки. Томас лишь однажды, месяца два назад, участвовал в дружеской попойке, организованной варваром. Как и любой варвар, Святослав не знал, что такое умеренность и бережливость, и потому выставлял угощение весьма щедро. А поскольку Томасу скаредный папаша отпускал слишком мало денег, только-только на жилье и прокорм, он решил на халяву устроить себе веселый вечер. Ну и устроил… С утра голова болела так, будто два гнома, умостившись у Томаса на закорках, лупили по ней огромными молотками. Во рту точно Марта, кошка привратника, устроила себе туалет. А желудок буквально выворачивало от одной мысли не только о выпивке, но и о еде. Впрочем, в таком же состоянии наутро пребывала едва ли не половина курса, как и Томас, позарившаяся на халяву. А вот сам варвар — словно и не пил. С утра был весел, смешлив и добродушен. И все предлагал поправить здоровье, изверг…
— Свиятослиав, мне нужна твоя помощь, — шумно дыша, пробормотал Томас, освободившись наконец от могучих объятий.
— Морду, что ль, кому набить? — вскинулся варвар, обрадовано стискивая кулачищи.
— Нет. Мне надо добраться до окна, — ткнул Томас рукой вверх. — Можно я встану тебе на плечи?
Варвар задрал голову и несколько мгновений пристально разглядывал стену темнеющей громады здания колледжа.
— А-а, — понятливо кивнул он, — ясно.
В следующее мгновение могучие руки подхватили Томаса под мышки и легко взметнули вверх. От испуга тот даже зажмурил глаза, но… ничего не случилось. За исключением того, что он стоял теперь на плечах варвара.
— Достаешь? — заботливо прогудело снизу.
Но Томас не ответил, потому что у него прямо перед носом висел вожделенный приз — кожаный кошель.
— …вы уверены, что он врет?
Окно оказалось прикрытым не так плотно, как выглядело из писцовой. Сквозь маленькую щелку до Томаса, старательно резавшего кожаные шнурки, донесся незнакомый скрипучий голос.
— Да, ваше преосвященство, — это был уже голос ректора.
— Что ж, в таком случае… его надо допросить с пристрастием. В моей свите есть мастер Гримальдини. Он знает толк в таких вещах. Ваше преподобие, мы можем воспользоваться вашим подвалом?
— Да, ваше преосвященство, — послышался новый голос, в котором Томас с удивлением узнал голос епископа Гринбийского…
А в следующую секунду до него дошло, что это говорят о нем…
— Ну ладно, давай спать укладываться, — сказал варвар, расстилая свой плащ с другой стороны костра. — До. Двины недолго осталось — дней за шесть дойдем. А там уже, считай, наша земля. Там нас никакие вороги не настигнут.
Томас с сомнением покачал головой. Власть папы велика и простирается от края до края земли. И неважно, что, как выяснилось, на этот раз престол Святого Петра занял человек недостойный — ибо лишь человек, погрязший в грехах и пороках, будет стремиться к цели с такой неразборчивостью в средствах и столь беззастенчиво нарушая все мыслимые Божьи заповеди… Для любого доброго католика, не знающего столько, сколько пришлось узнать им двоим, — папа по-прежнему наместник Господа на земле и безгрешен по определению. Поэтому Томас не разделял уверенности варвара в том, что какой-то мелкий варварский князек сможет защитить их от длинной руки святого престола…
Кампус они покинули, даже не заскочив в комнату Томаса. Варвар, выслушав сбивчивый рассказ сокурсника, бесцеремонно отобрал у него кошель и, развязав его, извлек содержимое. Это действительно оказался кубок или чаша, причем, к разочарованию сына торговца сукном, отнюдь не золотая или на худой конец серебряная — из простой грубой меди, вдобавок не слишком хорошо очищенная… этакая столовая утварь небогатого человека. Варвар несколько мгновений рассматривал кубок, а затем усмехнулся, засунул его в мешок и протянул Томасу.
— Ну что думаешь делать? — спросил Святослав совершенно трезвым голосом.
О том, что он много выпил, сейчас напоминал только ужасный перегар, так никуда не исчезнувший.
— Я… мне кажется, я должен бежать, — взволнованно произнес Томас.
— И куда?
Томас удивленно воззрился на него:
— Домой, в Остершир.
— То есть ты думаешь, что эти, обнаружив, что тебя нет ни в комнате, ни в кампусе, ни вообще в городке, никогда не догадаются поискать тебя дома?
Томас задумался.
— Нет, но… я расскажу отцу, и он… — Томас запнулся, представляя реакцию отца и с обреченностью понимая, что если против него выступят такие люди, как ректор, епископ и… еще некто, упомянутый ректором как ваше преосвященство, отец, как богобоязненный прихожанин, а также опытный торговец и отец шестерых детей, предпочтет поверить им, а не своему сыну-шалопаю.
Варвар продолжал смотреть на него, причем скорее сочувственно, чем насмешливо.
— Я… не знаю.
Варвар вздохнул, наморщил лоб, потер его и сообщил:
— Есть вариант.
— Какой? — с надеждой, впрочем не очень сильной, повернулся к нему Томас.
— Двинем к нам.
— Куда?
— На Русь. Там они до тебя не дотянутся. Слово даю…
2
В Виложе они наконец обзавелись лошадьми. Те, которых Святослав купил в Кале, остались в том самом трактире на окраине Геммельгонской чащи, откуда им пришлось так поспешно бежать. Хотя изначально ничего не предвещало подобного исхода…
Добравшись до Дувра, они купили два места на когге, принадлежащем купцу из вольного города Данцига, на котором и переправились во Францию. Варвар, правда, предлагал плыть на когге до самого Данцига, объясняя, что так будет удобнее добраться до этой самой земли Рус. Но Томас, несмотря на уже данное было согласие, все еще лелеял тайную надежду, что ему не придется-таки покидать цивилизованные земли и отправляться далеко на восток и что он сможет найти помощь и поддержку где-нибудь поблизости. Например, в Париже. Скажем, в Сорбонне. Ведь он же так и не разобрался, что это за кубок и в чем его ценность? А для этого явно нужны немалые знания, способность мыслить аналитически и острый ум ученого… Правда, это было бы не совсем порядочно по отношению к варвару — ведь они вроде как договорились. Но варвар — не цивилизованный человек, и слово, данное ему, не такое же, как слово, данное цивилизованному человеку. Первое требует непременного соблюдения, если ты не хочешь обременить свою душу грехом обмана, а второе — в зависимости от обстоятельств. Так, во всяком случае, учил преподобный Пелусий…
Но надеждам Томаса не суждено было сбыться. По дороге к Парижу на них напали.
Нападавших было четверо, и трое из них сразу бросились на Томаса. Незадачливый студиозус свалился с лошади и, прижимая к животу кошель с кубком, попытался укрыться в придорожных кустах, но налетчики оказались довольно опытными, умело оттеснив его от зарослей кустарника.
— Кошель! — заорал один из них, видимо, главарь. — Кошель, или расстанешься с жизнью!
В этот момент послышалось натужное хеканье варвара, а затем его довольный рев. Налетчики закрутили головами, и Томас, воспользовавшись моментом, сумел-таки порскнуть в заросли дрока…
— Вот дерьмо, — послышался голос главаря. — Жак, Пьер, займитесь-ка этим громилой. А я пока поищу того парня, за которого его преосвященство обещал нам такую уйму золота…
Как варвару, безоружному, удалось справиться со всеми своими противниками, Томас так и не понял. Но когда он, тяжело дышащий и загнанный, будто лошадь после дерби, затравленно смотрел на приближающегося к нему с пренебрежительной улыбкой главаря, Святослав возник у того за спиной, уже вооруженный мечом, и недолго думая успокоил налетчика ударом рукояти по темечку…
Из короткого допроса выяснилось, что в Париже их ждут. Да и все основные дороги на юг, север и запад тоже перекрыты. Так что оставался один путь — обойти Париж и с максимальной скоростью двигаться на восток…
До Йозенсхаффена, маленького городка или, скорее, большой деревни на окраине Геммелъгонской чащи, они добрались к началу лета, испытав немало приключений. Томас успел пройти боевое крещение, впервые в жизни заколов человека кинжалом. А варвар орудовал мечом с такой легкостью, что, казалось, будто он с ним родился. Когда Томас сказал ему об этом, Святослав добродушно улыбнулся.
— А считай, что итак… Первый меч отец вручил, когда мне еще и четырех лет не было. У нас земля обильная и богатая… И с севера на нее зарятся, и с юга, и с востока, и с запада. То печенеги жизни не дают, то урманы налетят, то хазары озоруют, то тевтоны накатят… так, почитай, всю жизнь то на кремлевой стене, то в седле, то на палубе лодьи. Да не то, что у вас: две сотни собрал — уже и войско! Коль орда в набег идет — так земля прогибается…
Так что в Йозенсхаффен въехали уже не два нищих беглых студента (хотя про варвара этого, пожалуй, нельзя было сказать и прежде), а прилично вооруженные, закаленные жизнью и тяготами долгого пути путешественники. В дороге варвар пытался учить Томаса своему крайне запутанному и неудобному языку. И если бы не вбитые в голову еще в детстве поучения отца о том, что умный человек не упускает возможности пополнить свои знания языков (мало ли где и с кем случится заключить выгодную сделку), то Томас давно бы уже плюнул на все эти уроки. А так — продолжал мучиться. И даже сносно понимал уже, хотя говорил пока еще не очень…
Трактир Томасу не понравился сразу.
Они сняли комнату, отвели лошадей на конюшню и сели обедать в большой зале, как вдруг с улицы послышался топот копыт и лихой свист возницы. Хозяин, услышав эти звуки, выбежал на улицу, но почти тут же заскочил обратно и, суматошно размахивая руками, ринулся на кухню. Откуда он появился уже через пару мгновений, на ходу застегивая богатый камзол.
Не успел хозяин добежать до входной двери, как она распахнулась и на пороге появился человек в богатой дорожной накидке, из-под которой виднелась красная кардинальская мангия. Хозяин тут же распластался в низком поклоне. Варвар выглянул в окошко.
— Ты гляди, а карета-то с папским гербом, — удивленно произнес он.
А у Томаса забрезжило в голове. Неужели судьба послала ему шанс? Похоже, этот кардинал — личный посланник папы. А кому еще можно рискнуть довериться, как не доверенному лицу самого папы, единственного абсолютно безгрешного человека в мире, наместника Господа на этой грешной земле…
Он дождался, пока в трактире все затихнет, а затем осторожно вышел в коридор и, поднявшись по лестнице, крадучись приблизился к дверям комнаты, в которой, как он заранее разузнал у хозяина, остановился кардинал Нивелио, действительно являющийся личным посланником папы. Остановившись у двери, Томас нерешительно замер, не осмеливаясь вот так прямо ввалиться в комнату, занимаемую столь важным лицом. И это его спасло…
— …действительно он? — послышался сквозь тонкую дверь знакомый скрипучий голос.
— Да, ваше преосвященство, нет никаких сомнений, — раздался в ответ визгливый голос брата Джонатана, секретаря ректора. — А… теперь я могу рассчитывать на награду?
— Не беспокойтесь, брат Джонатан, — проскрипели в ответ, — папа непременно вознаградит того, кто служит ему столь ревностно, как вы…
— Ну вот, — довольно усмехнулся Святослав, когда они выехали из Виложа, сопровождаемые косыми взглядами местных жителей и опасливым шепотком «русс, русс». — Еще один-два дня — и переправимся через Двину. А там уж, почитай, наша земля рукой подать…
Томас вздохнул. Как он уже устал слушать эти «рукой подать»! Для варвара «рукой подать» могла оказаться и пара конных переходов, и неделя отчаянной скачки… Впрочем, куда деваться… Слава богу, что после Геммель-гонской чащи преследователи, похоже, потеряли их след. Во всяком случае, за прошедшую неделю беглецы еще ни разу не подверглись нападению.
Так Томас и сказал этому варвару-руссу… Вот только лучше бы он оставил свои мысли при себе. Потому что не прошло и часа, как позади них на дороге появилось облако пыли. Сначала видимое лишь на редких участках, когда дорога выныривала из леса и милю-другую тянулась по полям, облако вскоре приблизилось настолько, что не пропадало даже на лесных прямиках. Похоже, их догонял крупный отряд. Святослав и Томас переглянулись и пришпорили коней, пока не пуская их, однако, в галоп. А еще спустя полчаса сквозь клубы пыли мелькнул бок кареты с уже знакомым папским гербом.
Святослав хищно ощерился и отрывисто приказал:
— Ходу.
Но было уже поздно. Кавалькада рассыпалась на несколько десятков всадников, которые поспешно отстегивали поводки от ошейников собак, несколько свор которых, как выяснилось, следовали за всадниками. В оконном проеме кареты, мчащейся по дороге, мелькнул алый рукав кардинальской сутаны, и всадники завыли и заулюлюкали, посылая вперед псов…
— Сворачиваем, — завопил варвар, поворачивая коня и ныряя в чащу.
Томас бросился за ним, не слишком соображая, что и как делать…
— Держись за мной, — рявкнул русс, пуская коня в галоп, — и береги голову.
Дальнейший путь слился для Томаса в одну сплошную пелену, в которой мимо мелькали ветки, сучья, склонившиеся или лежащие на земле стволы. А сзади все ближе и ближе слышался нарастающий собачий лай…
— Стой! — грохнул над ухом голос варвара. — Слазь.
— Что? — непонимающе переспросил Томас, но могучая рука уже сдернула его с седла, а вторая хлестнула его измученного коня по крупу.
Конь заржал и прянул вперед.
— Сюда, — прошипел Святослав, увлекая Томаса за собой, и в следующее мгновение они свалились в воду.
— Не падай, бегом!.. Куда? Вот дурень… — Варвар стащил Томаса, который, заслышав эту команду, попытался выбраться из воды, обратно в ручей. — По ручью! Попробуем сбить их со следа…
Они пробежали по ручью около трех сотен шагов, как вдруг за спиной послышалось многоголосое рычание и сразу вслед за этим ржание, наполненное животным ужасом… и оборвавшееся на высокой ноте.
— Лошадей догнали, — пояснил очевидное варвар, — скоро начнут искать след. Давай быстрее.
Некоторое время беглецам казалось, что они оторвались, но затем заливистый лай, рассыпавшийся было по всему лесу, вновь стянулся за их спиной и стал каждую секунду прибавлять в громкости. Варвар еще некоторое время волок Томаса за собой, мрачнея с каждой минутой, а затем остановился и зло сплюнул.
— Догнали-таки…
Он вздохнул и повернулся к Томасу:
— Ты вот что, беги давай. Тебя человек попросил, помиравший… так что тебе его подводить никак нельзя. А я туточка задержу их… малость… — и отвернулся, вытаскивая из ножен меч.
Томас почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Этот варвар-русс не только показал себя верным другом и надежным товарищем, но и готов был пожертвовать своей жизнью…
— Ну чего встал — ходу! — рявкнул Святослав, поухватистей перехватывая меч.
И Томас бросился бежать…
Далеко он не ушел. Спустя некоторое время позади послышалось злобное рычание, почти сразу же перешедшее в визг и жалобный скулеж, а затем там началась настоящая свара. Однако часть псов, как видно, не бросилась на помощь своим собратьям, пытавшимся порвать на куски здоровую и, как выяснилось, весьма опасную добычу, а бросилась дальше. Так что спустя некоторое время Томас не столько услышал, сколько почувствовал, как к нему скачками приближается нечто огромное, злобное и утробно рычащее. Но, как нарочно, в этот момент ему под ноги попался выступающий из земли корень огромной сосны, и Томас кувыркнулся вперед, больно ударившись лбом и на секунду потеряв сознание…
Когда он очнулся, тварь была уже рядом. Псина злорадно оскалилась и, присев на задние лапы, изготовилась к прыжку. Томас замер, упершись спиной в ствол дерева и не в силах отвести взгляд от разинутой зловонной пасти, из которой свешивался ярко-алый слюнявый язык. А в следующее мгновение тварь прыгнула… и покатилась по земле, отчаянно визжа и пытаясь ухватить пастью древко длинной стрелы, пронзившей ее насквозь. Томас вздрогнул и, выйдя из оцепенения, ошалело завертел головой. Со всех сторон доносился свист стрел и визгливый вой поражаемых тварей. Кто-то пришел им на помощь… Но кто? Их спасители оставались совершенно невидимыми, что, впрочем, совершенно не сказывалось на их прямо-таки убийственной меткости…
Все выяснилось через десять минут, когда на поляну, шатаясь и прижимая руку к разорванному и окровавленному боку, появился Святослав. Выйдя на поляну, он остановился, оперся на меч, медленно обвел взглядом поляну и… поднял руку, приветствуя кого-то. В следующее мгновение ветви кустарника, расположенного на расстоянии буквально двух локтей от Томаса, зашевелились, и на поляну ступил… эльф. Совершенно такой, как описано в легендах, — невысокий, довольно стройный, даже щуплый, с длинными светлыми волосами, фиолетовыми глазами и остренькими ушами, торчащими сквозь золотые пряди. На нем была куртка с откинутым на спину капюшоном, брюки и короткие мягкие сапожки — все пестрой бежево-серо-песочно-зеленой расцветки. А еще на куртке и брюках были нашиты ветви кустарников и пучки травы, так что когда эльф замирал, то практически сливался с лесом. В руке он, естественно, держал знаменитый эльфийский лук.
Томас ошарашенно моргнул раз, другой, потом остервенело потер глаза. Но эльф не исчез. Наоборот, он окончательно отделился от кустарника и с улыбкой раскрыл объятия Святославу.
— Привет, братка, — радостно пророкотал тот, заключая эльфа в кольцо своих медвежьих рук. — Вовремя ты, ой, вовремя. А то нам бы совсем туго пришлось…
— Эль мэллор аэлоиэр ивлар! — торжественно произнес эльф, и в свою очередь радостно обнял Святослава.
У Томаса отвалилась челюсть — это было уже слишком! Потому что эльф только что произнес на языке, который им в колледже преподавали как истинно эльфийский: «Друг всегда знает, когда требуется помощь!».
— Знакомься, Томас, — повернулся к нему Святослав, — это Илувар. Не обращай внимания на его уши. Он из народа
чудь, они там все такие. Илувар — сакмагон моего отца.
Томас едва начал подтягивать свою нижнюю челюсть к верхней, как она вновь грохнулась вниз. Оказывается, эльфы не только давно знакомы с варварским народом его спутника, но еще и
служат его отцу\Что творится в этой жизни?..
Томас сглотнул и облизал пересохшие губы.
— Очень приятно, — пробормотал он, пожимая узкую, но сильную руку эльфа, и, собравшись с духом, произнес: — Алоиэр эль роинд. Он лоиэр илур глимель эль оло. (Что означало: «Очень рад знакомству. У нас на западе ваш народ считается древней легендой».)
Эльф потешно сморщил нос, одновременно улыбаясь. И ответил:
— Извини мою улыбку, чужеземец, ты очень смешно шепелявишь… А что касается запада, то да, мы покинули его очень давно. И рады, что нашли добрых друзей здесь, на северо-востоке.
Томас почувствовал, как его сердце восторженно забилось. Он говорил на языке эльфов! С настоящим эльфом!! И его поняли!!!
К сожалению, никого из всадников, сопровождавших псов, захватить не удалось. Видимо, заслышав скулеж погибающих собак, они сделали правильный вывод и тут же развернули коней…
Уже позже, едучи на лошадях, которых им, взамен загрызенных псами кардинала, предоставили эльфы, Томас склонился к своему спутнику и тихо спросил его:
— Святослав, а кто такие эти… как их… сиакомогоны?
— Сакмогоны-то? Ну по-вашему, это будут скауты, разведчики то бишь… — ответил тот и пояснил: — В лесу чуди равных нет. Будто тени либо духи лесные. Сами все видят, а их — никто.
Томас понимающе усмехнулся. Ну еще бы…
К реке они подъехали, когда солнце уже наполовину скрылось за горизонтом. Лесом до нее оказатось гораздо ближе, чем по дороге. К удивлению Томаса, Святослав держался в седле, будто у него на боку и не было никакой раны. Впрочем, про эльфийскую лечебную магию издавна ходили легенды. Так что вполне возможно, что повязки с лечебными взварами и тайными травами, да наговора, произнесенного на звонком и мелодичном эльфийском языке, оказалось вполне достаточно, чтобы рана уже затянулась…
У реки, оказавшейся неожиданно широкой, почти как Рейн, отряд, состоявший из Томаса с варваром, Илувара и еще десятка его… сакмагонов, даже не стал искать брод. Илувар, ехавший первым, просто направил коня в воду, а когда тот вошел в реку настолько, что вода поднялась до седла, соскользнул с него и поплыл рядом с конем, держась за луку. Томас растерянно оглянулся — плавать он неумел…
— Ничего, — подбодрил Святослав, поняв затруднение товарища, — не бойся, просто крепче держись за луку седла. Наши кони привычные — сами выплывут и тебя переправят.
И Томас, сглотнув, решительным жестом направил коня в темную воду. Конь всхрапнул и с легким плеском вошел в реку. Спустя пару мгновений Томас послушно соскользнул с седла и судорожно вцепился в луку обеими руками, уперев слегка испуганный взгляд в противоположный берег, темной полосой приближавшийся к нему. Там начиналась та самая страшная и дикая земля Рус. Ну почти, рукой подать…
3
— Не боись, Томас, сегодня ночевать будем у очага. И скоро, — весело потрепал его по плечу Святослав.
Томас сердито фыркнул. Да уж, с него, лося, станется после такого перегона — усталости ни в одном глазу! А тут руки-ноги отваливаются. И кто это придумал, что мчаться на лошадях по полям и лесам, пригибаясь и уворачиваясь от нависающих веток, перескакивая через лесные ручьи и овраги, — развлечение? Худшего наказания не придумаешь. Да еще эти их представления о расстоянии…
По земле Рус отряд ехал уже почти две недели. В цивилизованных землях за это время они проехали бы пару стран и не менее двух дюжин городов и деревень. А тут… И дорог как таковых тоже не было. Когда он спросил об этом у Святослава, тот усмехнулся:
— У нас дороги — реки. У нас купцы на лодьях ходят. По всей нашей земле и из варяг в греки… А так же в китайску землю и по морю студеному в города ганзейские. А сюда только коробейники добираются. Да мужи княжьи со дружиною. А им дороги без надобности. Здесь — нашей земли самая украина…
Оптимистическое заявление спутника не слишком успокоило Томаса… Однако слова варвара подтвердились буквально через несколько минут. Всадники выехали наконец на лесную опушку, и впереди, буквально в сотне шагов, весело засверкали огоньками в окнах две дюжины изб.
— Ну вот и добрались, — довольно хмыкнул Святослав и, повернувшись к эльфу, спросил: — Как думаешь, Илувар, Ждан уже наварил свежего медку?
Эльф добродушно усмехнулся и кивнул.
Избы оказались необычайно просторными. Томас лишь удивленно качал головой. Они были едва ли не больше, чем дом его отца в Остершире, а ведь тот дом считался в городке одним из самых больших и бот атых, отец ведь был не из последних граждан… А тут простой крестьянин. Правда, дом его отца был каменным, а этот был сложен из огромных, в два обхвата, дубовых бревен. Но дуб всегда считался дорогим деревом, коим позволительно пользоваться только очень обеспеченным людям. Да и по внутреннему обустройству подворье было куда как богаче тех, что видел Томас, пару раз оказавшись в крестьянских дворах у себя на родине. Под домом располагалась обширная подклеть, а в жилую часть вела крепкая дубовая же лестница. Пол, соответственно, также был из толстых дубовых плах, а не земляной. Посреди широкой горницы, в которой сейчас хлопотало не меньше полудюжины женщин и девиц, под радостный рев хозяина накрывая стол дорогим гостям, возвышалась украшенная изразцами каменка. А к задней стене дома примыкала обширная, лошадей на десяток, конюшня. Томас, спустившийся на двор подышать и оглядеться, прикоснулся к стене и уважительно покачал головой. Конюшня также была выстроена из дуба. Да уж, живут же эти руссы!.. А в следующее мгновение он задохнулся от изумления. На стене конюшни висела упряжь — тоже вполне добротная, из искусно выделанной кожи. Но не она привлекла внимание Томаса, а то, на чем она висела! Это был…
рог единорога!
Томас несколько мгновений пялился на это немыслимое чудо, виденное им допрежь лишь на рисунках старинных трактатов, а затем судорожно сглотнул и воровато оглянулся. Перед ним на стене висело целое состояние! Он слышал, что королевский аптекарь сэр Сибелиус заплатил за наперсток порошка, сделанного из рога единорога, четыре фунта золота! А тут целый нетронутый рог… ну, почти нетронутый. Томас дрожащими пальцами приподнял упряжь — точно, на верхней стороне этой немыслимой драгоценности она вытерла полосу, — а затем закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул.
Этого не могло быть.Это просто что-то похожее… ну коровы у них с похожими рогами, например…
— Томас, иди в избу, хозяин за стол зовет, — послышался от крыльца довольный бас варвара.
Увидев стол, Томас судорожно сглотнул. Да не могло быть такого стола у простого крестьянина, к которому нежданно-негаданно нагрянули многочисленные гости! Крестьяне живут скудно, впроголодь, и перед самым новым урожаем вообще зачастую едят прошлогоднюю солому с крыши. Он знал это совершенно точно… Но глаза между тем видели совершенно иное. Стол буквально ломился от яств. Тут были грибы — соленые и маринованные, капуста в разных видах, холодная копченая оленина (это же королевское мясо — неужели здесь сервам разрешают охотиться на оленей?), кабанятина, жареные тетерева, мед, туеса с брусникой, миски с репой, вареной и пареной, и еще много все разного, от которого разбегались глаза. И здоровенные братины с хмельными медами…
Чуть позже, после пары добрых глотков хмельных медов, сразу же прогнавших усталость из мышц и тревогу из души, Томас наклонился к товарищу и прошептал:
— Святослав, а можно спросить у хозяина, на чем висит упряжь там, на конюшне?
Варвар окинул его недоуменным взглядом, причину которого Томас прекрасно понимал: уж очень неуместным был такой вопрос здесь, за обильным и дружеским столом. Но затем добродушно ухмыльнулся и зычно прорычал:
— Ждан, тут вот мой заморский друг интересуется — на чем это у тебя на конюшне упряжь висит?
— Энто-то? Дык ить единорог тут сдуру в медвежью яму угодил. У меня тут медведя повадились колоды пчелиные зорить. Вот и пришлось им засаду приготовить… А он и угоди. И преставился, прости господи. Такая жалость…. Ну и пришлось его разделать. Шкуру кожевнику в город продали, а рог я в столб вбил. Упряжь вешать. — Тут хозяин окинул Томаса добродушным взглядом. — А никак он ему понравился? Так пусть берет. Дарю!
Томас прямо задохнулся от нахлынувших на него чувств. А крестьянин между тем продолжил:
— А чего? Вещица, конечно, не шибко часто встречающаяся, но и, сам знаешь, редкостью ее тож не назовешь. Единороги, они ведь твари глупые — то медведь задерет, то волк, а то сами в бурелом забредут, где и сгинут. У нас почитай в каждом дворе этого добра навалом.
— То есть, — чувствуя себя слегка пришибленным, осторожно произнес Томас, — у вас в лесах водятся единороги?
— Да чего у нас тут только не водится, — махнул рукой хозяин. — Единороги — это еще одни из самых безобидных. Да и польза от них имеется. Там, где они живут, в лесу все в рост прет — только держись. И малинники богатые, и бруснику хоть косой коси, а уж деревья!.. В прошлом годе еще веточка была, меж травы еле видная, а ныне глянь — уже деревце в руку толщиной… Но иногда такие твари встречаются, что только держись!
