Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Природа фантастики

ModernLib.Net / Искусство, дизайн / Чернышева Т. / Природа фантастики - Чтение (стр. 16)
Автор: Чернышева Т.
Жанр: Искусство, дизайн

 

 


Сейчас молодой человек, пусть он учится на врача или агронома, принял в свое сознание релятивистские представления теории относительности и перестал удивляться тому, что нет единого времени, нет пустого пространства, что от массы зависит ход часов и даже что, если улететь к звездам почти со скоростью света, можно вернуться на Землю тогда, когда тут будут отмечать тысячу лет с момента вашего отлета... Хотя математическое выражение и обоснование их останутся понятными только специалистам"62.
      В этом рассуждении Б. Агапова намечены важные закономерности превращения научного знания в массовое сознание, в обиходное мышление, как и некоторые потери и приобретения на этом пути. Прежде всего точное знание, становясь достоянием не только специалистов, теряет право называться точным - это знание приблизительное, ложное не в том смысле, что оно не соответствует действительности, а скорее потому, что оно не является знанием в строгом смысле этого слова. Оно принимается на веру, поскольку носитель его ни доказать, ни обосновать его не может. Ведь такие обоснования возможны только на уровне математических расчетов, а как раз все расчеты, особенно важные и убедительные для специалиста, при освоении научных моделей мира массовым сознанием просто отбрасываются.
      Этот вопрос занимал в свое время русского поэта и революционера Н. Морозова, он называл такое знание "призрачным", поскольку на самом деле это было зачастую только привычкой к слову, к названию: "Привыкнув к имени, мы начинаем верить, будто знаем и то, что оно обозначает"63. Рядом с "призрачным" знанием неизбежно поселяется вера, а она питает миф.
      Такая форма веры - "призрачное" знание - не только существует, но и играет в обществе немалую роль. Знать все и обо всем на уровне специалиста-ученого, все факты, идеи, гипотезы, накопленные современной наукой, невозможно, а какой-то уровень ознакомления с ними необходим. И вера помогает этому процессу ознакомления, она позволяет освоить необходимую информацию, минуя знания. Но здесь же таится и опасность.
      Вот эту вторую, опасную сторону отчетливо видел Б. Шоу. Он возвращался к этому вопросу неоднократно, в особой, свойственной ему манере сетуя на то, что из рук науки люди доверчиво принимают любые идеи, сколь бы ни были они нелепы. В широкую публику научные факты и результаты исследований несут популяризаторы, помогая, таким образом, создавать новую веру, новую религию, новый миф. Так, он обвинял ученого, философа и популяризатора науки Хаксли в поповщине64.
      И, наконец, третье прибежище веры - искусство, поскольку "легче всего состояние убежденности достигается в искусстве, ибо готовность воспринимать его как действительность заложена в нем с самого начала"65. Правда, в искусстве мы сталкиваемся с эстетической, а не с гносеологической верой, и А. Дорошевич уточняет свою мысль: "искусство является сферой, где готовность принимать продукты воображения как действительность (точнее, как действительность искусства) присутствует в качестве необходимого условия его существования"66. Однако непроходимой грани между верой эстетической, остающейся в кругу художественных мотивировок, и верой гносеологической, покушающейся уже на самую действительность, нет. Одним словом, и в этой сфере человеческой мысли и деятельности есть условия для мифа.
      Прежде чем приступить к анализу конкретного материала, необходимо остановиться еще на одном вопросе. Выше мы говорили о вере в науке как о личной убежденности ученого, о личном мнении. Миф же - результат коллективного творчества. Можно ли говорить о мифотворчестве, когда мы сталкиваемся с личным мнением, с догадкой, гипотезой или с художественным образом?
      Вспомним, что в свое время Шеллинг, ставя вопрос о создании, вернее о возникновении новых мифов, высказывал сомнение как раз относительно того, "как же может возникнуть эта новая мифология в качестве измышления не одного какого-нибудь отдельного поэта, но в результате работы целого поколения, которое представит как бы единую творческую личность"67. Как видим, сомнения Шеллинга связаны были как раз с коллективным характером мифотворчества, недоступным уже в новое время.
      Однако, когда мы говорим о коллективном творчестве народа, это не более чем метафора. Творчество всегда индивидуально. Просто в дошедших до нас мифах, преданиях уже неразличимы те бесчисленные коррективы, добавления, которые вносились безымянными рассказчиками на протяжении многих веков, как неразличим и первый толчок, первое "слово", легшее в основу предания, сказки, мифа. Говоря о коллективности и безымянности мифа, мы имеем в виду скорее результат творчества. Так, в наши дни С. Лем называет устойчивое и вовсе не соответствующее истине представление о древности марсианской цивилизации и о молодости разума планеты Венеры таким коллективным и безымянным мифом. Но ведь этот миф был когда-то чьей-то. догадкой, предположением. Современные мифы рождаются у нас на глазах, поэтому при разговоре о них нельзя упустить из виду ни догадку или гипотезу ученого, ни образ, созданный писателем. И мы уже отчасти можем ответить на вопрос Шеллинга, как может возникнуть новая мифология.
      Так как же и кем создается современный миф? Прежний миф включал в себя и науку, и искусство. Современный миф рождается при наличии развитых, специализированных форм интеллектуальной познавательной деятельности человека - науки и искусства, - и современное мифотворчество не является, конечно, такой же отдельной, специализированной отраслью в современном обществе, оно осуществляется в трех сферах - в науке, в области популяризации знаний и в сфере собственно искусства. При этом оно не захватывает, разумеется, всю науку или все искусство.
      В искусстве активным натурфилософским и социальным, прогностическим мифотворчеством захвачена научная фантастика - в этом, на наш взгляд, секрет ее специфики, проблема которой так активно обсуждалась в критике. Этим объясняется и то, что она оказалась в искусстве в каком-то особом положении, не сопоставимом с положением любого из видов и жанров искусства, и то, что в ней явно усилены познавательные, непосредственно информационные моменты за счет эстетических, и то, что она подчас воспринимается не просто как беллетристика, а как некий общекультурный или социокультурный феномен. Вспомним, что писатель Лестер дел Рей сказал, что фантастика является литературой и одновременно "еще чем-то". Это "что-то" и есть мифотворческая природа фантастики.
      В науке пределы мифотворчества еще более ограничены. В тех областях науки, где господствуют доказательные рассуждения, миф возникнуть не может. Еще К. А. Тимирязев выделял три этапа в научном исследовании: вначале интуиция и догадка, затем доказательства и, наконец, эксперимент. На двух последних этапах мифу места нет. Современный натурфилософский миф рождается, вырастая из научного знания, в той как раз области, где точное знание кончается, - в области догадок, сомнений. Ведь современная наука, современная диалектическая логика не признает жестких и неподвижных границ между явлениями, самое понятие "граница" заменяется сейчас понятием "область перехода", и всякого рода логические построения, не доказуемые пока из-за отсутствия информации, как раз и относятся к этой сумеречной области перехода от незнания к знанию, к области полузнания, сомнения, где возможны оказываются вера и неверие - категории, не принимаемые точным знанием на уровне доказательных рассуждений.
      В области же полузнания, на этом первом этапе исследования какой-либо проблемы науке просто необходим некий переизбыток гипотез, предположений, догадок. Нельзя, разумеется преувеличивать роль таких построений в науке. Все эти модели действительности для ученого всего лишь инструмент в процессе познания истины, они безжалостно отвергаются, если новые факты не подтверждают их. Но сами-то эти модели обладают относительной самостоятельностью. Их жизнь не ограничивается пределами кабинета ученого, и они зачастую поступают в более широкий социальный оборот. Мифом такие модели могут стать, лишь соприкоснувшись с массовым сознанием, поскольку, даже рождаясь в недрах науки, натурфилософский миф существовать может только как массовое сознание.
      Больше того. Самый процесс современного натурфилософского мифотворчества направляется не наукой и не искусством, а закономерностями развития как раз обиходного массового сознания, его внутренними потребностями в создании "картины окружающего мира".
      Выше мы говорили, что в механизме образования научной гипотезы и мифа немало общего (недостаток информации, вывод по аналогии), однако далеко не всякая научная гипотеза становится мифом, и далеко не всякое знание подвергается мифологизации. Ведь в каждой науке - будь то биология, астрономия или физика - немало гипотез, предположений, догадок, однако большинство из них остается все же достоянием только самой науки.
      Так, нет мифов о сверхновых и нейтронных звездах, хотя в этой области знания наблюдается явный дефицит информации, не создано еще общепризнанной теории и остается широкий простор для воображения. Но сверхновая звезда может заинтересовать миф, например, в связи со звездой Вифлеема, которая, если верить преданию, светила над колыбелью младенца Иисуса. А. Кларк написал на эту тему вполне "мифологический" рассказ "Звезда". "Черные дыры" сами по себе миф вовсе не интересуют. Но они вполне могут заинтересовать мифотворческое сознание в связи с предположением, высказанным Н. С. Кардашевым на конференции в Бюракане в 1971 г., что вокруг "черных дыр" можно ожидать поселения разумных существ, поскольку "черные" и "белые дыры" могут быть местами перехода из прошлого в будущее и наоборот68.
      Практически совсем не подвергаются мифологизации агрономические знания, многие разделы физики, химии и пр. Пожалуй, подавляющее большинство отраслей научного знания не участвует в создании новых мифов. Коллективное сознание (и здесь речь может идти действительно о коллективном сознании, хотя бы потому, что мы не можем пока детализировать этот процесс) человечества, следуя каким-то не вполне еще понятным законам, безошибочно отбирает из всей суммы современных научных знаний и гипотез только те, которые совершенно необходимы для построения своего рода современной "мифологической картины мира".
      Выше мы назвали современный мировоззренческий миф "натурфилософским". Это определение верно в том смысле, что новый миф - безрелигиозный69, приведенный в соответствие с естественнонаучным знанием, но это вовсе не означает, что в центре мифа стоит природа. Природа в своем независимом абсолютном содержании интересует науку, но не миф. Миф всегда "пляшет" от человека, создавая для него и вокруг него образ мира70. Древние мифы объясняли для человека природные явления, библейский миф включал природу в легенду о шести днях творения, завершившегося сотворением человека, но сама природа его не занимала, вернее занимала только в связи с человеком.
      Современный миф рождается, на наш взгляд, в большой степени из потребностей космизации обиходного массового сознания и подготовки его к стремительно надвигающемуся грядущему. Термин "космизация" сравнительно молод, он возник в 1962 г. как название уже сформировавшегося явления. Началось же это движение значительно раньше, и мифотворческое сознание работало давно, направляя отчасти усилия искусства и науки. Интересно, что Г. Уэллс, один из отцов современной научной фантастики, ощутил настоятельную потребность изобразить человека "сначала в его отношении к Вселенной, затем - в его отношении к другим людям и ко всему человечеству"71. Без этого, как считал писатель, изображение человека не может быть полным.
      Проблематику современной натурфилософской мифологии можно очертить сейчас уже довольно четко. Это космическое бытие человека; проблема внеземных цивилизаций, ответвлением от которой являются всякого рода предположения о посещении Земли гостями из космоса в далеком прошлом; это техническое вооружение человечества, в том числе роботы и всякого рода мыслящие машины, ибо без них космос останется закрыт; наконец, это мифы о самом человеке, о неких скрытых силах, спящих в его организме, вроде телепатической способности; последние мифы очень тесно увязаны со всей технической проблематикой, поскольку речь идет о возможностях существования человека с его бренной биологической оболочкой в мире высоких энергий и в космическом пространстве; к последнему циклу примыкают и идеи автоэволюции и киборгизации. Современный миф обязательно включает и "третью действительность" - будущее, - точнее, он ориентирован в будущее, как прежний миф был ориентирован в прошлое72; правда, и прошлое не забыто (мифы о пришельцах и следах их пребывания на Земле). Все, что выходит за пределы очерченной проблематики, что не находит с нею сцепления, как правило, мифологизации не подвергается.
      Массовое, в том числе мифотворческое сознание во многом направляет усилия науки и искусства. На первый взгляд, это звучит нелепо и даже оскорбительно. Искусство еще куда ни шло, особенно если речь идет о научной фантастике. Да к тому же у искусства вообще более тесные связи с обиходным сознанием. Но наука... И тем не менее обращение науки к той или иной проблеме бывает подчас спровоцировано обиходным мышлением, потребностями мифотворчества.
      Это в первую очередь относится к проблеме внеземных цивилизаций. Долгое время строгая наука не касалась этой темы и не без оснований: у нее не было фактов, материала, над которым можно работать, ибо никакой прямой информации о внеземных цивилизациях или даже жизни на других космических телах не было. Нет этого материала и теперь, хотя прошли уже конференции и семинары, посвященные этой проблеме, написаны сотни работ. Наука просто еще не готова своими методами решать эту проблему, разумеется, захватывающе интересную. И доказательств тому немало. Остановимся на некоторых из них.
      Б. Оливер считает "предположение, что в необозримом космосе существует жизнь где-то, кроме Земли", "правдоподобным, но ненаучным"73, поскольку нет конкретных фактов, его подтверждающих. И. С. Шкловский соглашается, что "эта основная гипотеза (о существовании внеземных цивилизаций. - Т. Ч.), вообще говоря, может быть неверной", так как "доказательств существования разумной жизни на других мирах пока еще нет"74. И все же И. С. Шкловский писал, что рождается новая наука, которой еще нет названия.
      Наука, в основе которой лежит ненаучное предположение и о предмете которой мы даже не знаем, существует ли он на самом деле, выглядит довольно странно. Не случайно организаторы первой конференции в Грин Бэнк в 1961 г., одиннадцать ученых с мировыми именами, держали в строгой тайне тему своего совещания и отчетливо сознавали, что, несмотря на потенциальную важность проблемы, обращение к ней ученого ставит его доброе научное имя почти на грань дискредитации.
      А. Дж. У. Камерон считает, что раньше проблеме внеземных цивилизаций не хватало научной состоятельности и что такая состоятельность появилась с работой Коккони - Моррисона75. Но не исключено, что предложение искать сигналы внеземных цивилизаций на волне 21 см или на волне гидроксила (18 см) немногим совершенней уже выдвигавшихся в прошлом проектов посылать на Марс солнечные зайчики или засеять пшеницей большое поле в форме геометрической фигуры...76 Да и сам А. Дж. У. Камерон соглашается, что этот предмет пока еще имеет "нулевое количество непосредственных данных"77. В. А. Амбарцумян и через 10 лет отмечает, что "нет еще прямых свидетельств... существования внеземного разума"78. На ежегодных чтениях, посвященных разработке научного наследия К. Э. Циолковского, едва ли не каждый доклад начинается с утверждения этого факта. Если сопоставить три книги - сборник статей "Межзвездная связь", отражающий состояние проблемы в начале 60-х годов, в период организации первой конференции в США, книгу "Проблема CETi (связь с внеземными цивилизациями)", являющуюся стенограммой конференции в Бюракане в 1971 г., и сборник статей "Проблема поиска внеземных цивилизаций" (М.: Наука, 1981), отражающий положение дел в этой области накануне всесоюзной конференции в Таллине в декабре 1981 г., то придется признать, что за двадцать лет изучение проблемы практически не продвинулось вперед. Конкретных фактов нет по-прежнему, если не считать отрицательного пока результата проекта "Озма". Предположений и фантазий масса.
      В последние годы ученые и журналисты-комментаторы стали все чаще говорить о том, что, дескать, дело не в космических цивилизациях, что мы таким образом глубже познаем себя, свою собственную цивилизацию и пр.
      Так-то оно так. Познаем, конечно. И несомненно, что под флагом поисков внеземных цивилизаций проведен целый ряд интересных и ценных исследований, возможно, наметились даже новые направления в различных отраслях науки. Но сама-то проблема внеземных цивилизаций как таковая и через 20 лет остается практически на той же отметке, как в 1961 г., когда все начиналось, и энтузиастам все еще приходится облизываться, умильно глядя на зеленый виноград.
      Показательно, что большинство ученых предпочитают высказывать свои предположения, касающиеся братьев по разуму, не в научных статьях, а в фантастических повестях и романах. Дорогу здесь указал еще К. Э. Циолковский, который, будучи в первую очередь ученым, не обладая большим писательским талантом, взялся за написание фантастических произведений, где изложил многие свои проекты, догадки, мечты, для которых в области точного знания не было пока места. Так же поступают сейчас и многие крупные ученые, авторы научно-фантастических произведений.
      Своеобразным доказательством неподготовленности современной науки к решению проблемы внеземных цивилизаций является эволюция взглядов И. С. Шкловского, перешедшего от защиты идеи множественности обитаемых миров79 к мысли о возможной уникальности земной цивилизации80. Разумеется, ученым нередко приходится менять взгляды, отказываться от заблуждений, но столь контрастные утверждения сами по себе весьма показательны.
      Еще одним доказательством неподготовленности науки в этой области является следующее обстоятельство. Хотя проблема внеземных цивилизаций вовсе не сводится к связи с ними, на конференции советских ученых в Бюракане в 1967 г. как раз этот вопрос занял центральное место. Это и понятно. Здесь можно было оставаться на твердой почве фактического материала, поддающегося количественному анализу, - говорить о мощности передатчика, о способах преодоления радиошума, о наиболее выгодных длинах волн и пр. Кроме того, решение этой проблемы - установление связи хотя бы с одной внеземной цивилизацией - может дать в руки ученых необходимый фактический материал. Ведь, как пишет С. А. Каплан, "ни одна наука, в том числе и экзосоциология, не может развиваться на основе чисто теоретических, "космософских" построений. Необходимы опыт, эксперимент, наблюдения. На данном этапе экзосоциология может использовать лишь опыт развития единственной известной нам цивилизации - земной. Но действительной, настоящей наблюдательной основой экзосоциологии должен стать анализ сигналов внеземных цивилизаций если, конечно, их удастся обнаружить"81. Пока не удалось.
      Интересно, что последняя книга, обобщающая состояние проблемы к началу 80-х годов XX в., носит название "Проблемы поиска внеземных цивилизаций". Н. С. Кардашев выдвигает как ключевую проблему стратегии таких поисков82. Нет, нельзя сказать, что проблема внеземных цивилизаций остается совсем, без движения, но в главном, определяющем это двадцатилетие мало что принесло ученым.
      Отсутствие прямой информации о внеземных цивилизациях и необходимость опираться на опыт нашей планеты и цивилизации ощущается на всех уровнях решения проблемы. Даже на космогоническом уровне ученые сталкиваются при решении проблемы с подобными же трудностями, ибо, как писал А. Дж. У. Камерон, солнечная система - "единственная планетная система, знания о которой можно обобщить"83. По мнению Т. Голда, потеря момента количества движения у многих звезд является "самым сильным аргументом" в пользу существования других планетных систем84, однако и этот аргумент косвенный и не абсолютный. Практически то же можно сказать и о других важных моментах в обсуждении этой проблемы. Ф. Крик приходит к выводу, что "в данный момент наши знания биохимии не позволяют нам сделать разумную оценку фактора fe в уравнении"85. То же самое отмечают все исследователи относительно вероятности возникновения разума.
      Обобщая результаты дискуссии в Бюракане, И. С. Шкловский вынужден был признать, что, несмотря на блестящее остроумие, тонкость и глубину анализа, проявленные участниками дискуссии, они не приблизились "к пониманию удивительнейшего феномена; каким образом возникающая на планете жизнь становится разумной"86.
      Что же касается продолжительности существования технической цивилизации (L по формуле Ф. Дрейка), то, как сказал К. Саган, "к счастью для нас, но к несчастью для дискуссии", здесь "нет вообще ни одного примера"87.
      И все-таки, несмотря на неподготовленность современной науки к решению этой проблемы, мы не считаем интерес к ней ни случайным, ни бесполезным. Он отвечал какой-то внутренней потребности общественного развития. В результате создан "образ окружающего мира", включающий и братьев по разуму, и космическое бытие самого человека. Но образ этот трудно приравнять к научной теории. В жарких спорах и дискуссиях 60 - 70-х годов рождалась не новая наука, как считал И. С. Шкловский - рождались новые мифы. Пытаясь разобраться в проблеме внеземных цивилизаций, читатель попадает в волшебное царство аналогий и субъективных мнений.
      Р. Брейсуэлл приходит к выводу, что, если бы в Галактике была более развитая цивилизация, то она нашла бы нас, на основании аналогии с плаванием Колумба - там ушедшая вперед цивилизация открывала более отсталые88. Он же предлагает начать обсуждение способов связи с внеземными цивилизациями с рассмотрения наших собственных планов. На этой основе он и высказывает мысль о связи с помощью зондов.
      К. Саган видит проблему космических путешествий в свете аналогии с европейскими странами эпохи Возрождения - обмен товарами, идеями и информацией приведет, как считает этот энтузиаст космических полетов, к процветанию общающихся таким путем цивилизаций89.
      Ф. Моррисон решает вопрос о том, может ли быть опасен для нас контакт с чужим разумом, тоже на основе весьма сомнительной аналогии. Он считает, что высокоразвитая цивилизация не захочет причинить вред своей "младшей сестре", а в доказательство приводит следующий "аргумент" в одной из своих лекций: "Если бы я посмотрел в микроскоп и увидел группу бактерий, пропевшую, как институтский хор: "Не наливайте на нас йода, пожалуйста. Мы хотим поговорить с Вами!" - мне вовсе не захотелось бы скорее сунуть их в стерилизатор"90, хотя едва ли правильно мерить мораль "чужих" земными мерками.
      А один из участников дискуссии в Бюракане в 1964 г. Д. Я. Мартынов обосновал правомерность постановки проблемы связи с внеземными цивилизациями следующим рассуждением: "Вероятно, всем цивилизациям (в том числе и нашей) свойственно стремление заявить о своем существовании по мотивам, составляющим сложный комплекс из любознательности (научного интереса), тщеславия и альтруизма"91.
      Даже практический проект "Озма" вырос из аналогии - уровень технологического развития цивилизации, от которой исследователи собирались получить сигнал, молчаливо предполагался приблизительно равным нашему, на что указал впоследствии И. С. Шкловский92.
      Н. С. Кардашев свое предположение о могуществе цивилизации, опередившей нас на миллиарды лет, высказывает, тоже исходя из современных темпов развития цивилизации на Земле: "за такие космогонические сроки возможна едва ли не полная сознательная реорганизация вещества в нашей части Вселенной"93.
      Столь же сильна власть субъективного мнения. Мы уже ссылались на статью Фаина, где он говорит, что на современном уровне решения проблемы внеземных цивилизаций речь можно вести только о субъективной вероятности, а не о статистической, которую можно вычислить.
      У. Салливан пишет: "Идеи о внеземной жизни неизбежно отражают личные симпатии авторов. Многие надеются, что жизнь существует еще где-нибудь во Вселенной; увлеченные их энтузиазмом другие придумывают новые формы внеземной цивилизации, которые трезво настроенным ученым представляются абсурдными"94.
      Симпсон, профессор Гарвардского университета, в одной из своих статей даже назвал экзобиологов "эксбиологами", поскольку во всех подобных гипотезах явно ощутим тенденциозный подход.
      Фон Хорнер говорит, что при оценке продолжительности жизни технической цивилизации или возможных кризисов на ее пути анализ остается честным до тех пор, пока дело идет о формулах, когда же "мы начинаем принимать численные значения для средней продолжительности Li и для вероятности каждого случая Pi... то он становится делом индивидуального мнения"95.
      Да и И. С. Шкловский соглашается с тем, что во всех подобных количественных оценках исходные данные произвольны96.
      Разумеется, ученые отдают себе отчет в опасностях этого рода, и наука, как всегда, пытается оградиться от мифотворчества с двух сторон - поставив барьер в защиту от неоправданных аналогий, с одной стороны, и от безудержного прожектерства, с другой.
      К. Саган, рассматривая проблему жизни и условий ее возникновения предупреждает об опасности "планетного", "жидкостного" и "водного шовинизма"97, т е. об опасности решать проблему целиком на основе земных аналогий.
      Стремясь избежать этого, ученые ищут функциональное определение жизни, разума и цивилизации98. Защитой же от прожектерства служит предложенный И. С. Шкловским и принятый всеми участниками совещания 1971 г. принцип "презумпции естественности", соответствующий общему принципу научных исследований - так называемой бритве Оккама.
      Но вот что интересно. Рядом с этим принципом в сознании наших современников живет и активно действует никем не названный и не утвержденный принцип, который можно, назвать "презумпцией искусственности". Согласно этому принципу всякое необычное явление - вновь открытый в космосе объект с нестандартным "поведением", давно известные и вновь открывающиеся загадки земной истории - невольно примеряются к идее внеземных, или, как сейчас стали говорить, космических цивилизаций: не маяк ли это, сооруженный старшими братьями по разуму, не свидетельство ли это палеоконтакта?
      В популярной прессе, падкой на сенсацию, таких предположений не перечесть. Для научной фантастики принцип "презумпции искусственности" оказывается одной из основных творческих установок. Всякий, кто читает научно-фантастические произведения, может припомнить многочисленные повести и рассказы, в которых боги античного Олимпа, Мефистофель и другие герои старых мифов, преданий и легенд превращались в космических пришельцев, а земные обитатели, в том числе и разумные, - в роботов, созданных неизвестной цивилизацией для некоего эксперимента.
      Однако принцип "презумпции искусственности" действует не только в научной фантастике и не только на уровне разговоров о Бермудском треугольнике. Он оказывает влияние и на творческую мысль ученых.
      Еще в 1969 г. проф. Н. С. Кардашев высказал предположение "не является ли факт расширения наблюдаемой части Вселенной результатом сознательной деятельности суперцивилизации"99.
      В декабре 1981 г. в Таллине прошел очередной симпозиум, посвященный проблеме внеземных цивилизаций. 1981 г. это не 1964-й - время проведения первой всесоюзной конференции по проблеме внеземных цивилизаций в Бюракане и не 1971-й, когда в том же Бюракане проходила уже международная конференция по этой проблеме. С тех пор многое изменилось - излишне горячие головы поостыли, энтузиазма несколько поубавилось, а скептицизма прибавилось. Однако и на этом симпозиуме был прочитан доклад, который назывался "Некоторые астрономические явления как возможный результат деятельности высокоразвитых цивилизаций" (В. Л. Страйжис). Судя по этому докладу, под подозрение попадал довольно длинный ряд астрофизических объектов100.
      Профессор же Н. С. Кардашев предлагает по сути дела узаконить в науке принцип "презумпции искусственности", когда пишет, что "на современном этапе наиболее целесообразно для объектов неизвестной природы одновременно держать в голове обе возможности - "естественное" объяснение объектов, возникших в результате эволюции безжизненной Вселенной, и объектов, которые можно было назвать "космическим чудом", которые могли бы возникнуть как следствие длительной эволюции разумной жизни во Вселенной"101.
      Мы вовсе не хотим упрекнуть Н. С. Кардашева, его позиция вполне понятна: ведь если не искать, то можно никогда и не найти. В своей статье "Стратегия и будущие проекты CETi он прямо говорит, что астрофизики весьма искусны в придумывании новых и новых объяснений, и конечно, естественных.
      В. В. Рубцов, посвятивший этому вопросу очень интересную, на наш взгляд, работу, пишет, что "в рамках естественнонаучного исследования мы просто не нуждаемся в подходе со стороны искусственности и любое исчерпание возможностей объяснения некоторого явления может вести лишь к выработке иных, новых, - но всегда естественнонаучных построений"102. В. В. Рубцов говорит далее, что проблема выбора между Е (естественным) и И (искусственным) объяснением не сводится к "презумпции" одного из них, что должен осуществляться принцип первоначального равенства двух исследовательских программ и вытеснение одного из объяснений другим происходит уже в результате проводимых исследований. Наличие же двух исследовательских программ, по мнению В. В. Рубцова, пойдет на пользу общему делу, поскольку будет стимулировать работу ученых. В качестве примера он приводит историю изучения "Тунгусского дива", где как раз боролись две исследовательские программы и два объяснения.
      Все это так. Однако не только среди фантастов и журналистов, но и среди ученых непременно найдутся горячие головы, для которых принцип равенства Ии Е-программ превратится в принцип "презумпции искусственности". Ведь как бы ни закончились исследования "Тунгусского дива" и какая бы из программ ни взяла верх, миф об этом феномене уже создан, он живет независимо от строго научных исследований этой проблемы. Поэтому, как мы полагаем, вполне уберечь науку от мифотворчества в той ее части, которая связана с проблемой внеземных цивилизаций, невозможно, как невозможно избежать ни прожектерства, ни "земного шовинизма", ни субъективизма. И лишнее доказательство тому неизбежное на этом уровне осмысления проблемы размывание границ между гипотезой ученого и фантазией художника.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23