Журналистика и разведка

Как это гласит народная поговорка? "Один ум хорошо, а два - лучше". Правда, бывает, и тут кроются подводные камни. В Японии немало людей, которые, не имея собственного мнения, глядят в рот начальству и, как эхо, повторяют сказанное им. В результате у руководителя появляется уверенность в своей непогрешимости. В итоге страдает дело. Доко понимает это и всегда требует от поддакивающих доводы в пользу принятия его точки зрения. В то же время и тут есть опасность - постепенно попасть в плен к своим подчиненным, стать послушным орудием в их руках. Выход представляется следующим: на советчиков надейся, но и сам не плошай. Тактические и стратегические решения, от которых зависит будущее концерна, надо принимать, не полагаясь целиком на чьи-то рекомендации, но и вкладывать в это свои нестандартные идеи, свой колоссальный опыт.
      Доко на минуту замолкает, как бы собираясь с мыслями. Конечно, продолжает он, я нанимаю на работу лучших специалистов, не скупясь на оплату творческих мозгов. Но это далеко не значит, что они могут все. Существуют объективные трудности, и преодолеть такую высотную планку не всегда удается, как бы ни был талантлив мой чиновный прыгун с шестом. Приходится порой обращаться за помощью. Благо есть к кому. В Японии существует замечательная организация - "Общество повышения эффективности промышленности", где работают уникальные специалисты. Мы называем их "промышленными магами". Что же это за волшебники, которым под силу то, над чем порой безуспешно бьются опытные и тоже неординарные специалисты на предприятиях? На первый взгляд, обычные инженеры, экономисты. Но только на первый взгляд!
      Посмотрите на характер их подготовки, на то, что у этих волшебников за плечами. Общество набирает в штат выпускников университетов, проработавших на заводах и в учреждениях страны от трех до пяти лет. Для новичков вновь начинаются годы учебы. Их прикрепляют к опытным консультантам-"волшебникам", и они, как прикованные, всюду следуют за ними - совершают поездки на предприятия, изучают проблемы технологии, организации управления производством, обрабатывают результаты исследований, учатся делать обоснованные выводы и предложения по внедрению новых методов. Так продолжается пять лет. И только после этого будущих консультантов направляют на специальные курсы. Там практические знания и опыт получают теоретическое подкрепление. После этого кандидат в "маги" считается уже полноценным волшебником - ценным специалистом широкого профиля по вопросам производства и управления. Приезжая по вызову на то или иное "больное" предприятие, он один или вместе с двумя-тремя коллегами изучает весь комплекс проблем и выписывает рецепты оздоровления. Как правило, это помогает "больному" встать на ноги. Почему? Разве у того же Доко мало своих высокопрофессиональных инженеров? К чему платить деньги, и немалые, наемным "волшебникам"? Ларчик открывается просто. У промышленных консультантов огромное преимущество перед любым инженером или экономистом, работающим на данном конкретном предприятии. Последний хорошо знает свой завод или управленческий офис. Консультант же обладает более широкими знаниями. Ему известно, как аналогичное производство организовано у других. Он может сравнивать, рекомендовать лучший опыт и пути внедрения его в жизнь.
      Собеседник говорит мне, что, перестраивая свой концерн, он не раз пользовался услугами промышленных "магов". В самом деле, почему бы с их помощью не перенять опыт других электронных гигантов - "Сони", "Националя", да мало кого еще! Можно быть уверенным, что расходы на привлечение "магов" и внедрение их рекомендаций окупятся с лихвой.
      Время поджимает, я знаю, что у моего собеседника расписана каждая воскресная минута. В моем распоряжении один вопрос.
      - Господин Доко, не поделитесь ли планами на будущее?
      Президент делает это с охотой, практически не оглядываясь на старинные часы, что стоят огромные в углу кабинета.
      Прежде всего, делится он, хочется объединить в единое целое два моих концерна - электронный "Тосиба" и судостроительный "Исикавадзима-Харима". Новую гигантскую фирму он планирует пришвартовать к причалу еще более гигантской супермонополии "Мицуи". Говорят, что в ее владениях никогда не заходит солнце. Только в зарубежных представительствах этого торгово-промышленного монстра трудятся десять тысяч человек. В Японии же многие десятки, если не сотни тысяч. Монополия производит все, или практически все, сумма ее экспорта уже давно перевалила за десять миллиардов долларов в год.
      Что касается своего суперконцерна, Доко планирует производить, кроме судов и бытовой электроники, военную продукцию. Уже сейчас он построил ракетные и другие оборонные заводы, с их конвейеров сходят ракеты класса "воздух-воздух", "земля-воздух", двигатели и электронное оборудование для боевых самолетов. Дальше - больше. Японские расходы на оборону растут.
      Но самая грандиозная задумка - построить возле легендарной горы Фудзи настоящий город науки. В нем будут жить и работать 150 тысяч самых талантливых ученых. Областью применения их знаний станут космос, дно океана, ядерная энергия и многое другое. Я слышал, хотя не берусь утверждать точно, Доко удалось позднее претворить эту задумку в жизнь.
      Мы прощаемся, я возвращаюсь в гостиницу за женой. Она не теряла попусту время. В багажник машины мы грузим чудесную настольную лампу с изображением веток сакуры на ноге и абажуре. Вот уже много лет она дает мягкий свет в спальне, напоминая о давно ушедших годах. Доко же отправляется в Токио на встречу с американскими бизнесменами.
      Стоит захлопнуться двери его дома, как он слышит: "Мое глубокое почтение, господин Доко!" Это хозяин продовольственной лавки, что находится неподалеку. Рядом, как из-под земли, возникает полицейский, что охраняет дом. Он тоже застывает в глубоком поклоне. Скорее в машину, скорее задернуть белые занавески, а то замучат поклонами и приветствиями. За последнее время он почти всегда стал пользоваться машиной. Переполненные электрички канули в лету. Что поделаешь, когда тебе стукнуло столько лет, да и дела требуют быстрого средства передвижения.
      На улице жарко - за тридцать в тени. В машине мощный кондиционер. Приятно сознавать, что он сделан на заводах его концерна, как и стереомагнитофон-радиоприемник, вмонтированный в панель, как и телевизор на спинке переднего сиденья. Лимузин врывается на высотную автостраду, легко обходя автомобили массового производства. Через двадцать минут Доко будет в токийском ресторане. Заметьте, не в огромном пищеблоке, типа построенного мэром Москвы на Новом Арбате, а в маленьком японском домике, где в интимной атмосфере не соскучишься в обществе двух очаровательных молодых гейш Белой цапли и Красного цветка.
      ...Автострада делает крутой поворот, и вдали, за рекой Сумида, возникают крыши и трубы заводиков и мастерских пригорода столицы. Сколько раз подыскивал Доко название для предместья гигантского города. "Огнедышащий дракон"? "Вечная кочегарка"? Даже в воскресенье пригород, укрывшийся в облаке сажи и дыма от трех тысяч предприятий, напоминает серо-коричневое чудовище. Все послевоенные годы японские бизнесмены, как жокеи на ипподроме, были охвачены азартом промышленного строительства. Где-то далеко-далеко маячили головы западных конкурентов. Догнать их во что бы то ни стало, догнать любой ценой! Тут уж не до охраны производства и экологической среды. Пожертвовать всем, чтобы настигнуть! Теперь многим есть где работать, но как днем и ночью дышать воздухом кочегарки?
      Где-то вдалеке блеснуло море. Доко невольно залюбовался им. Море он полюбил с детства. Мальчишкой постоянно торчал на берегу, мечтая о далеких, экзотических странах. Потом начал строить суда. Его концерн "Исикавадзима-Харима" превратился в крупнейшее судостроительное предприятие. Недавно его строители и инженеры первыми сдали в эксплуатацию самый крупный док в мире для танкеров водоизмещением в пятьсот тысяч тонн.
      Знакомый ресторанчик из дерева и бумаги неподалеку от центра города. Его хозяйка уже застыла в поклоне на соломенных татами, приветствуя всесильного магната. "Ирассяимасэ!" ("Добро пожаловать!") - сотрясает легкие стены крик владелицы заведения. Подхваченный гейшами и служанками, он становится громче и громче. Доко опоздал из-за советского корреспондента. Американские гости уже немного навеселе, вовсю наслаждаются сасими, суси - блюдами из сырой рыбы, отличной рисовой водкой сакэ. Здесь не до деловых разговоров. К ним перейдут позже - в ресторане на тридцать пятом этаже небоскреба суперконцерна "Мицуи", откуда виден зеленый массив императорского дворца, квартал Маруноути - японская Уолл-стрит и залитая огнями красавица Гиндза - улица, где почти круглосуточно бьется сердце торговли и развлечений. И только к двенадцати ночи Тосио Доко окажется дома. Там он с наслаждением сбросит европейский пиджак и ботинки, наденет простенькое кимоно и соломенные шлепанцы. А потом - вечернее чтение сутр и горячая сидячая ванна. Американские бизнесмены, русский корреспондент будут тут же забыты. Не знаю, как американские бизнесмены, но о Доко еще долго не забудет журналист из "Известий", успевший сесть за большую статью в токийском корпункте. Авось напечатают! Ведь это в духе того, что требуется Косыгину - председателю Совета Министров СССР!
      ...Мне довелось много лет потом проработать и просто побывать в странах Азии, Европы, Америки и даже в Австралии. Из некоторых хотелось побыстрее вернуться домой. Япония не входит в это число. И дело не только в ее промышленных, экономических достижениях. Уж очень самобытна она редкостный сплав Востока и Запада. Скажите, можно увидеть на улицах наших городов людей, или хотя бы одного человека, в традиционной национальной одежде? Вы будете тщетно заниматься такими поисками месяц, год, возможно десятилетия. В Японии национальная одежда далеко не редкость. Возвращаясь с работы, бизнесмен, чиновник, любой человек тут же сбрасывает европейский костюм и надевает кимоно - юкату. Так поступали его отец, дед, так, скорее всего, будут поступать внуки. Женщины носят кимоно на улицах, надевают его в самых торжественных случаях. Надевали бы значительно чаще, да очень дорогое оно. Дороже во много раз европейского платья.
      А образ жизни, музыка, литература, культура в целом - это неразрывное единство Востока и Запада. В общем, на Японских островах хочется жить и работать многие годы. Мне не очень повезло: только стал по-настоящему разбираться во всех хитросплетениях, только расписался профессионально, как внезапный звонок из "Известий"
      - Боря, собирай чемоданы, готовим тебе замену.
      Заменой оказался не журналист, хотя бы без громкого имени. Мой сменщик за всю предыдущую жизнь не написал и строчки в газету. Его отличало другое, более важное качество - отец работал в секретариате Брежнева. Спорить с ним редакция не захотела. Признаюсь, подобная непрофессиональная замена меня расстроила. Такую страну и в такие руки! Поразмыслив, взглянул на вещи более реально. А разве ты был профессионалом, когда поехал работать в Токио?
      Что корреспондент "Известий"! Брежнев расставлял повсюду на партийные, государственные, дипломатические и прочие ответственные посты своих людей из украинской и молдавской глубинки, руководствуясь одним принципом - их личной преданностью ему.
      Не имеют даже малейшего опыта руководящей работы в масштабе страны? Неважно! Не боги горшки обжигают! Брежнева не интересовало, сколько при этом будет разбито горшков и кто оплатит их стоимость. Само собой разумеется, государство, народ! При случае советский руководитель в доказательство своей правоты мог бы привести известные слова о том, что любая кухарка способна управлять государством. Ну что же, и в последнее время при "демократе" из провинции Ельцине сия философия здравствовала и продолжает здравствовать сегодня. В итоге мы пожинаем ее плоды. Великую когда-то страну довели до края пропасти. Остается надеется на Путина, за которого проголосовала, как и многие другие, моя семья. В первые дни избрания на пост президента России он пообещал создать правительство не "кухарок", а настоящих профессионалов. Что же, посмотрим, у него пока есть время. Но оставленное ему трагическое наследство поджимает! Терпеть такую разруху дольше просто нельзя.
      ПЕРВЫЙ ОРДЕН КОРРЕСПОНДЕНТА
      Редакция делает все, чтобы отметить работу бывшего собкора. В Кремле мне вручают высокую по тем временам награду - орден Трудового Красного Знамени. Надо ли говорить, что я был счастлив его получить. Это было признание того, что Аджубей не сделал ошибки, взяв в газету "темную лошадку". Я оправдал доверие, сумел доказать прежде всего самому себе: дескать, и мы, "лимита", вовсе не лыком шиты. Вслед за орденом новая квартира, потом другая - в престижном доме, о котором до поездки в Японию нельзя было и мечтать, и новая должность. Пишущего корреспондента назначают на довольно высокий пост в правительственной газете - заместителя редактора "Известий" по иностранному отделу. Трудной, очень трудной представляется новичку эта административная ипостась. Редактировать сообщения зарубежных корреспондентов - это лишь половина дела. Главное - дежурство в цеху, где верстается номер. Надо знать все секреты типографского искусства, как Наташа Ивановская - гроссмейстер "от верстки и правки". Она своего рода иллюзионист, может за считанные минуты переверстать всю полосу так, что и "родная мама", в лице главного редактора, ее не узнает и только от удивления ахнет. Эти секреты не постигнешь с налета. Нужна многолетняя практика. Без нее ты беспомощен, бледно выглядишь в глазах и своих собственных, и "подчиненных" коллег. Не они у тебя, а ты у них вынужден постоянно спрашивать, как переверстать газетную полосу, куда поставить внеплановый материал, каким шрифтом его набрать, да мало ли что еще! К концу суматошного дежурства в цеху возвращаешься в свой кабинет до предела вымотанным, с нервами натянутыми как струна. Больше всего угнетает сознание, что в глазах товарищей рушится твой еще недавно высокий авторитет. Чтобы окончательно не растерять былое, приходится браться за перо, порой по ночам и в воскресные дни вопреки интересам семьи и здоровья. Результат - в тридцать лет больница и серьезное заболевание сердца.
      К чему такая работа над статьями и книгами по ночам? Тщеславие? Что же, оно необходимо для журналиста. Тщеславие, как допинг, помогает в творчестве. Оно, подобно наркотику, превращает тебя в раба пера. Хочется, чтобы имя не исчезало с газетной полосы, чтобы появлялись новые популярные книги, чтобы почта доставляла в редакцию и домой письма читателей со всех концов необъятной страны. Хочется, чтобы ты не отстал от коллег-журналистов, чьи корреспондентские сообщения из-за рубежа ложатся в основу книг о "стране пребывания". Ради этого ты, как завзятый наркоман ради дозы, готов отказаться от многих благ, в том числе от "кремлевки", что давала возможность твоей семье лечиться и отдыхать в местах, недоступных для "простых граждан".
      Писать самому, не править других и терять время в газетном цеху! Признаюсь, именно это побудило меня перейти на работу в ТАСС из правительственной и популярной газеты. Генеральный директор агентства Леонид Замятин предложил мне поехать корреспондентом в любую страну мира не через нескольких лет обязательной отсидки в редакции "Известий", а сейчас же, немедленно. Я выбрал Австралию как менее известную читателю, о которой в то время практически не было популярных книг.
      ЗНАКОМЬТЕСЬ - АВСТРАЛИЯ!
      АКЦИЯ ТАЙВАНЬСКОЙ РАЗВЕДКИ
      Велико расстояние между Студенческой улицей в Москве, где в доме с окнами на когда-то зеленый скверик проживала моя семья, и Элиот-стрит, на которой размещался корреспондентский пункт ТАСС в австралийской столице Канберре. Я почувствовал это уже в первом аэропорту - Сиднее. Вместе с женой и двумя детьми меня отфильтровали от остальных пассажиров и подвели к отдельному боксу. Мужчина огромного роста внимательно изучил наши паспорта, а потом заглянул в какой-то особый список. Через несколько минут он передал нас с рук на руки второму чиновнику. Тот был ростом пониже, но, очевидно, повыше рангом. Другие пассажиры бодро шествовали мимо в таможню и оттуда в зал к толпившимся родственникам, друзьям, а нам предстояла вторая ступень иммиграционного чистилища.
      - Знаете ли вы, что ваша виза действительна только на месяц?
      - Нет, я думал, по крайней мере, на год.
      - Завтра же зайдите в министерство иностранных дел. Возможно, они сумеют договориться с иммиграционными властями.- И потом, испытующе глядя: - Чем думаете заняться в Австралии?
      - Буду писать, я корреспондент.
      - Что собираетесь писать?
      Это походило на обыкновенный допрос.
      - Статьи, информацию для ТАСС, наконец, письма родным и знакомым.
      Он смерил меня долгим оценивающим взглядом, прежде чем разрешил перешагнуть иммиграционный барьер. Работники таможни оказались любезными. К удивлению, они не попытались даже перетряхнуть наш трехсоткилограммовый багаж. И все-таки характер вопросов заставлял почувствовать: ты в Австралии, а не в Европе или в Японии.
      - Нет ли у вас с собой мясных продуктов? Что это у вас? Меха? Где и когда купили норковую шубу, миссис? Вы обязаны потом ее вывезти в Москву.
      Через час - снова реактивный самолет, на сей раз значительно меньших размеров. Он, как и его межконтинентальный предшественник, круто ввинчивается в небесную высь и, не успев основательно лечь на курс, начинает так же быстро снижаться. Там, внизу, в обрамлении гор небольшой столичный аэродром Канберры.
      Канберра... Профессия журналиста помогла до этого побывать во многих столицах мира. Париж и Рим поражали архитектурой, пестрыми толпами туристов, какой-то особой, присущей только им атмосферой вечного праздника жизни. Токио удивлял контрастами: огромные заводы и крохотные мастерские, десятиэтажные универмаги с лифтами для доставки машин покупателей на крышу, где находилась парковка, и тысячи лавчонок, чья торговая площадь не более двадцати квадратных метров, наконец, сочетание ультрасовременных платьев модниц и ярких кимоно, в которых женщины выглядели порхающими сказочными бабочками.
      В Канберре нет всего этого. Она берет в плен патриархальностью. Здесь не слышно лязга строительных механизмов, ночью не будят сирены полицейских машин. Утром просыпаешься разве что под гомон птиц в твоем садике. Зеленые, красные попугайчики слетаются сюда с гор, чтобы вместе со скворцами деловито поклевать что-то в траве. Ветерок наполняет легкие запахом роз и свежескошенной травы. Из-за горной гряды встает багровое солнце, Его лучи проникают через тюлевые занавески, зажигают в саду желтым пламенем густые кроны цветущих мимоз, еще больше выбеливают лепестки вишен.
      В пять утра к маленьким пернатым присоединяется огромный кокки. Я так и не узнал, откуда прилетал к нам этот какаду, не боявшийся людей. Стоило появиться в саду, как пернатый гость слетал с сушилки для белья, где он любил щелкать деревянные прищепки, и садился на протянутую руку. Кокки знал, что его ожидает лакомство. Проглотив его, он перелетал в сад к соседям.
      В эти ранние часы в нашу дверь начинал кто-то бесцеремонно рваться. Этот "кто-то" звался Джулиусом. Ярко-рыжий ирландский сеттер привязался к нам сразу же после приезда. Он усвоил быстро, что в доме не скупятся на вкусные вещи и в нем он всегда самый желанный гость. Его хозяин, полковник австралийской армии, уехал в Сингапур командовать расквартированной там воинской частью, оставив собаку на попечение взрослых сыновей. Тем же не до Джулиуса, их одолевают заботы поважнее - жены, дети, спортивные машины. Джулиус энергично крутит хвостом, не спуская с меня взгляда. Словно хочет сказать: собирайся поскорее, пора в лес на утреннюю прогулку. В лесу его поджидает масса соблазнов: птицы в высокой бурой траве, дикие кролики - за ними можно с лаем побегать, купанье в пруду офицерской школы. Мы идем по еще пустынной Элиот-стрит мимо каменных одноэтажных коттеджей, цветущей японской сакуры, русской черемухи и белоствольных берез. Через несколько минут асфальт сменяет песчаная дорожка, а посаженные сакуру и березы родной для Австралии эвкалиптовый лес. Дорожка взбирается на гору к танку памятнику австралийским солдатам, павшим на полях сражений в Первую и Вторую мировые войны. Отсюда Канберра просматривается почти как с самолета. Немного воображения - и нет внизу зарешеченных окон военного министерства, островка высотных билдингов центра города. Перед тобой предстает первозданная красота горного уголка, взволновавшая два века назад переселенцев из далекой Европы,- яркая зелень долины в кольце фиолетовых гор. Я долго мучился, пытаясь сделать отсюда панорамный снимок, пока не понял всю абсурдность затеи. Слишком далеко разбросаны друг от друга кварталы. Это не Париж или Токио. Между островками домов обширные парки, поля для гольфа, бассейны, тенистые корты и гордость столицы озеро Барлей-Гриффин. Около века назад на месте озера протекала речушка, утопавшая в зарослях ивняка. Человек вырыл огромный котлован, построил плотину, и речушка превратилась в гигантское озеро, чьи берега не окинешь взглядом. Чтобы обойти искусственный водоем, даже закаленному спортсмену потребуется не менее дня. Да и всякий ли спортсмен сумеет за день пройти тридцать миль?
      Воды озера бороздят сотни яхт с причудливыми парусами, а в центре его на семидесятиметровую высоту бьет фонтан "Джеймс Кук", названный в честь первооткрывателя Австралии. Алмазный шлейф фонтана стелется над озером, водяная пыль обдает камни, которые были когда-то частицей моста Ватерлоо в Англии, а затем, привезенные сюда из Европы, превратились в гранитное основание моста, переброшенного через озеро. Миллионы брызг долетают до людей на берегу, преграждают путь несущимся над озером черным бакланам.
      У "Джеймса Кука" на озере есть достойный соперник - уникальная звонница "Карилон". Три бетонные плиты башни взмыли высоко в небо с небольшого зеленого островка. Рядом водная ширь, густые распущенные косы ив и белоствольные эвкалипты. Звонница часть уголка австралийской природы и в то же время она чужестранка. И не только потому, что ее строго очерченные геометрические формы резко контрастируют с окружающим ландшафтом. Надпись на одной из плит сообщает: "Звонница - подарок Великобритании в ознаменование пятидесятилетия Канберры. Открыта лично королевой Елизаветой Второй".
      Каждое воскресенье в 2 часа 30 минут пополудни сюда съезжаются туристы, чтобы послушать музыку. Один из лучших музыкантов Канберры Джон Гордон поднимается на лифте к вершине звонницы (куполом ее не назовешь) и ударяет по клавишам инструмента. Над водной гладью вместе с черными тенями бакланов плывут тягучие бередящие душу звуки. Любимая мелодия Джона Гордона - негритянская песня-молитва "Никто не знает, какие несчастья я пережил". Грустная мелодия своеобразный символ жизненных трагедий и трудностей, которые для большинства австралийцев остались теперь позади.
      Пора, к сожалению, пора возвращаться в корпункт. На лужайке перед домом ожидает объемистый рулон австралийских газет. Они окно в окружающий мир. Из них узнаешь, что происходит в Америке, Европе и даже под боком у тебя, в Канберре. Новости порой интересны своей необычностью. Как забыть заметку, которую прочитал одной из первых в популярной газете "Сандей миррор" под интригующим заголовком "Женщин - на службу бизнесу!" О какой же службе шла речь в статье? Оказывается, о привлечении женщин к... промышленному шпионажу.
      Газета сообщала, что только в Сиднее насчитывается не менее 20 современных Мата Хари, посвятивших себя целиком сложной, но хорошо оплачиваемой профессии. Одна из них поделилась с корреспондентом газеты тайнами своего мастерства. Трудно выведывать секреты? Ничего подобного, заявила привлекательная мисс. Я обхожусь без кражи документов, без снятия фотокопий и подслушивающих аппаратов. Нужно лишь уменье влезть в душу боссу или его заместителю. Большинство бизнесменов чувствуют себя одинокими людьми. Им не с кем поделиться рабочими заботами. Тем охотнее они делают это со мной за стаканом виски или, в крайнем случае, в постели.
      Промышленный шпионаж в Австралии принял такие размеры, что надоумил предприимчивых людей создать целые учебные заведения, в чью задачу входит подготовка дипломированных специалистов по шпионажу и контршпионажу. У подобных школ, констатировала газета, нет отбоя от желающих овладеть модной и прибыльной профессией.
      Шпионаж... Готовя в Москву информацию по материалам газеты, я невольно думал о том, что тогда не мог написать,- о работе советской разведки в Австралии. А это, пожалуй, было бы интереснее сообщения австралийской газеты.
      Еще в Москве задолго до отъезда в Австралию от ТАСС мне довелось познакомиться с нашим будущим послом Месяцевым. Главный редактор "Известий" Алексей Аджубей поручил взять интервью для газеты у только что назначенного председателем государственного комитета радиовещания и телевидения в ранге министра СССР. Им и оказался Месяцев. В кабинете на Пятницкой меня принял высокий, по-военному подтянутый мужчина. Он был сама любезность, без чиновного чванства и фанфаронства. Простой в общении, умно и обстоятельно отвечал на нестандартные вопросы. Мы расстались почти друзьями - насколько позволяла разница в положении между министром и простым журналистом. По дороге в редакцию я невольно думал: наконец-то министрами становятся те, кто по праву достоин этого. Позже это мнение подтвердили многие работники радио и телевидения. Далеко не щедрая на похвалы, моя подруга Екатерина Тарханова, кстати, пользовавшаяся заслуженным уважением на радио, в разговорах не раз отмечала демократичность нового министра, умение поддержать по-настоящему талантливых людей, его эрудицию в вопросах литературы, музыки и радиожурналистики. Умная, очаровательная Катя, да и я, не знали тогда многого. За плечами министра и будущего посла в Австралии была кадровая служба в органах контрразведки. В годы Отечественной войны Месяцев возглавлял следственный отдел во фронтовых органах военной контрразведки СМЕРШ. В 1951-1953 годы по решению Сталина руководство следственной части по особо важным делам МГБ было усилено. Среди пополнения оказался и Месяцев, который сам не раз принимал участие в допросах. По воспоминаниям полковника КГБ Ананьева, подследственных зверски избивали, помещали в камеры-карцеры со специальным охлаждением, почти постоянно держали в наручниках и кандалах. Не знаю, насколько объективен в отношении Месяцева Ананьев. Мне достоверно известно лишь то, что в шестидесятые Месяцев близко дружил с председателем КГБ Семичастным и его покровителем, членом правящего Политбюро ЦК КПСС Александром Шелепиным. С Шуриком, рассказывал он мне в Канберре, мы за стаканом водки на кухне его квартиры часто обменивались планами на будущее.
      Дружба с Шуриком породила при Хрущеве нового министра, она же забросила его с глаз долой в далекую Австралию, когда Брежнев вкупе со своими сторонниками избавился от Хрущева, а затем и от Александра Шелепина, усмотрев в нем опасного честолюбивого конкурента.
      За год общения с послом мне пришлось скорректировать прежнее лестное мнение о нем. Практика показала, что он не сумел с честью выдержать испытание немилостью. Английские каторжане, которых двести лет назад ссылали на пятый континент, проявляли чудеса приспособляемости к жизни на далекой и в то время дикой земле. Месяцев не смог приспособиться к современной Австралии. "Ссылка", к сожалению, выявила в нем, как в дипломате, ряд негативных черт,- в частности, неумение или нежелание понять необходимость постановки перед советским руководством актуальных вопросов политического и торгового сближения с Канберрой. Вместо того чтобы заняться делом, хотя бы тем, что было хорошо знакомо профессиональному разведчику, посол засыпал московских друзей просьбами помочь ему скорее возвратиться в столицу и занять руководящую должность. Ты знаешь, признавался он в минуту откровенности незадолго до моей высылки из Австралии, в Москве мне светит пост члена Верховного суда.
      Но официальная Москва молчала, и посулы друзей не оправдывались с завидной регулярностью. И тогда полномочный представитель советского правительства на пятом континенте не выдержал, проявив губительную человеческую слабину. Бывший высокопоставленный сотрудник КГБ и министр пустился во все тяжкие: начал злоупотреблять горячительными напитками и чересчур увлекаться женским полом.
      Говорят, что это и послужило поводом для последующей расправы с ним. Москва пошла на невиданный в дипломатической практике шаг - посла отозвали, исключили из партии. Вместо высоких должностей его пристроили научным сотрудником в один из московских исследовательских институтов.
      По столице поползла пущенная КГБ зубодробительная легенда: отозван за попытку изнасилования в сиднейской гостинице приезжей советской балерины. Мы, работающие в Канберре, ничего не слышали о подобном инциденте. Да и вряд ли у посла была такая возможность. Во время поездок по стране он, как правило, всегда был не один. Его повсюду сопровождали лица, отвечающие за безопасность. Да и с точки зрения секса у посла не наблюдалось проблем. Зачем пускаться в сомнительные авантюры с приезжими, когда все необходимое под рукой, тут же в посольстве?
      Опыт моей зарубежной работы подсказывал: послов никогда не отзывали и не исключали из партии за "невинные сексуальные шалости". Тем более при Брежневе, относившемся с пониманием к увлечению женским полом и выпивкой. Что же тогда послужило одним из поводов к кремлевской расправе над Месяцевым? Думаю, наряду с принадлежностью к клану Шелепина, гибель в Австралии единственного сына давнего друга и помощника Брежнева Цуканова. Проводив в Москву жену, он, по-видимому, решил поухаживать за симпатичной девушкой, приехавшей недавно на работу в Канберру. Мы все поглядывали на нее с интересом. Помимо внешних данных она обладала целым спектром талантов: прекрасно владела английским, отлично пела и играла на фортепьяно. Лично я понимал чувства Миши. Трудно не увлечься такой незамужней сотрудницей посольства, особенно в отсутствие жены. И вот однажды он решил подменить посольского шофера и забрать ее вместе с шифровальщиком и его женой из концертного зала после окончания выступления заезжего американского джазового ансамбля. Говорят, что до этого Миша с кем-то подвыпил и поэтому прямо горел желанием показать своё мастерство водителя. Шифровальщик с женой не раз просили его сбавить скорость, но он упрямо продолжал нажимать на педаль акселератора. В двухстах метрах от посольства легкая полугоночная машина не вписалась в поворот.