Журналистика и разведка

      Секреты австралийских экономических успехов. Их в промышленности хватает. А как в сельском хозяйстве? Меня этот вопрос интересовал особенно. Не секрет, что со времен принудительной коллективизации, принесшей народу миллионы невинных жертв и уничтожение движущей силы экономики зажиточного крестьян-ства, советская власть была хронически озабочена необходимостью вывода сельского хозяйства и его неотъемлемой отрасли - животноводства из перманентного кризиса. Та же власть и ее сегодняшние наследники "демократы" закупали и закупают продовольствие за рубежом. И это в России, что до революции с успехом кормила свой народ собственной сельхозпродукцией и даже экспортировала ее за границу!
      Поиски палочки-выручалочки, с помощью которой нам обещали догнать США по производству зерна, мяса и молока, велись в самых разных направлениях. При Сталине ликвидировали на корню крестьян-единоличников, оставив им лишь приусадебные участки, насильственно приковали беспаспортного колхозника к деревне, лишив его фактически права на денежную оплату так называемых трудодней. При Хрущеве распахали целину и начали сеять кукурузу даже на севере. При Брежневе родились бесчисленные и столь же неудачные продовольственные программы. При Горбачеве разрушили все, доведя "нехватку продовольствия" чуть ли не до полного его отсутствия. И при всех правителях вкладывали в землю миллиарды, а они бесследно исчезали, как вода в песке жарких пустынь.
      Вот почему мне, журналисту, был и сейчас не безразличен опыт Австралии. Естественно, и его не нарисуешь исключительно розовыми красками. Трудности существуют везде. Как справляются с ними на пятом континенте? Сегодня у меня особенно ярко запечатлелась в памяти поездка на животноводческую ферму "Розелекта".
      Только что были пригороды Сиднея, сейчас опять знакомый "Хьюм-хайвей" - основная транспортная магистраль страны. Машина несется, словно птица в свободном полете. Никаких помех, автострада - сорок метров безукоризненного бетонного полотна: три ряда в одну, три в обратную сторону. Здесь нет причин постоянно сбрасывать газ. Возможно, поэтому тридцатая миля, оговоренная в моем маршрутном листе, появляется так быстро. Нога на тормоз, машина послушно сбавляет скорость и плавно вычерчивает виток по съезду на сельскую дорогу. Тот же бетон, как на главной автостраде, только лента поуже и протяженность иная - не тысячи километров через всю Австралию, а короткий отрезок в десяток миль.
      Последние метры - и машина замирает у белого одноэтажного здания. В нем разместилась дирекция "Розелекты", австралийского чуда, или, проще, процветающей сельскохозяйственной фермы. Внутри дощатые перегородки, старенькие письменные столы, какие-то диаграммы на стенах и, как у нас, раздражающе громкие звуки радио. В окнах типичный австралийский пейзаж, его не спутаешь с нашим. Насколько хватает глаз - мягкие очертания невысоких холмов, чьи склоны разгорожены на загоны, и среди травы одинокие белоствольные эвкалипты.
      У меня есть время рассмотреть все это. Питер Мэн, управляющей фермой, не может оторваться от срочных дел, и поэтому приезжего журналиста помещают в приемной, куда не доносятся звуки радио. Подойдя к окну, я рассматриваю черепичные крыши поселка, стадо коров и отару бурых овец. Тишина, покой, будто время остановилось.
      И вдруг в гостиную не входит - врывается Питер Мэн. Большой, стремительный, он обрушивает на меня град вопросов:
      - Вы действительно из России недавно? Холодно там? Ведь у вас сейчас должна быть настоящая снежная зима!
      Отдаем дань австралийской вежливости, беседуем коротко о климате, холодной Сибири, а потом хозяин дарит мне три из своих восьми высокооплачиваемых рабочих часов. Видимо, сделать это попросили по телефону сотрудники министерства иностранных дел из Канберры. Именно они организовали этот визит. Питер рассказывает об истории его старейшей в Австралии фермы, превратившейся со временем в акционерную компанию "Розелекта". Создана 200 лет назад, когда на корабле с английскими поселенцами прибыл ее основатель Джон Макартур.
      - Джону было легко,- замечает Питер.- Приехал, получил бесплатно две тысячи гектаров земли. Разводи овец, продавай шерсть. Старая добрая Англия целиком скупала австралийский настриг. Джону до конца жизни улыбалось мягкое теплое шерстяное счастье. Сейчас нам намного труднее,- признается Питер.- Причин несколько. Это широкое внедрение синтетики и, как результат, резкое снижение на международном рынке спроса и цен на шерсть. Затем вступление Англии в Общий рынок и связанная с ним отмена преимуществ для экспорта продукции австралийского сельского хозяйства и животноводства на Британские острова.
      Я смотрю на этого приятного в общении толстяка и думаю: нет, не преувеличивает Питер Мэн. И все же он и в его лице 26 акционеров "Розелекты" выстояли, несмотря на трудности жизни. И даже смогли приумножить наследство Джона Макартура. Рецепт выживания простой - максимум изворотливости, инициативы, отсутствие боязни эксперимента и отхода от практики, проверенной годами. У создателя фермы было 2 тысячи гектаров земли, у ее нынешних владельцев - целых 6 тысяч. И не в одном районе, а в трех, удаленных друг от друга на сотни миль.
      - Почему такая разбросанность, почему не концентрация собственности в географическом смысле слова? Разве не удобнее, когда все рядом?
      Питер снисходительно улыбается. Вот, мол, сразу видно - журналист, не деловой человек, раз задает подобные вопросы.
      - Засуха,- объясняет он.- Что вы будете делать со скотом, если на 6 тысячах гектаров сгорит трава? Пустите его под нож или разоритесь на закупке кормов? А так гарантия от сюрпризов природы: в одном месте горит трава, в другом засухой и не пахнет. Скот погружают на мощные специальные тягачи с платформами, и через сутки он уже пасется на зеленых лугах. Эдакие стада-кочевники, где нет пастухов, собак и дорожной пыли. Их заменили грузовые машины. И они быстро перебрасывают по автострадам куда-нибудь в тропики или в горы четыре тысячи коров "Розелекты".
      Почему коров, а не овец? Ведь Джон Макартур был пионером разведения овец 200 лет назад. Овцы были у "Розелекты" до последнего времени. И сейчас они есть. Только их не многие тысячи, как прежде, а сотни. Они прямые потомки тех, что привез сюда Джон на английском корабле.
      Владельцы "Розелекты" связаны не одними родственными узами, их объединяет сегодня общая погоня за прибылью, а не ностальгия и приверженность к старым методам ведения хозяйства. Экспериментируют они широко и смело. Снизился спрос на шерсть? Овец под нож. На части пастбищ разбивается фруктовый сад, другая часть отдается под выгон крупного рогатого скота. Говядина и масло до сих пор пользуются широким спросом на международном рынке. Впрочем, и фруктовые соки тоже. То, и другое, и третье в изобилии сегодня представлено даже на полках московских супермаркетов.
      Мы засиделись. Питер приглашает размяться, взглянуть на гордость "Розелекты" - механизированную молочную ферму, передовой молокозавод конца XX века. Он вышагивает рядом, убеждая с высоты двухметрового роста в преимуществах сельского образа жизни.
      - Сколько времени вы тратите в городе, чтобы добраться до работы? Минимум пару часов туда и обратно, дышите бензиновым перегаром, портите желудки в столовых, треплете нервы в начальственных кабинетах. Я же избавлен от ваших бетонных джунглей, здесь под ногами земля без асфальтовой брони, воздух наполнен медовым запахом трав; каждый день я обедаю дома, вижу жену, детей, говорю с ними и днем и вечером.
      Преимущества сельской жизни и впрямь достойно представлены внешним видом управляющего - атлет с румяными щеками, на вид моложе своих 40 лет. Только все ли тут так отлично законсервировались? Похоже, нет. Возле фермы вижу двух работников: грубая морщинистая кожа обветренных лиц. Морщины - не легкая сетка, а глубокие складки, избороздившие лицо. Питер говорит, что им тоже под сорок. Какой контраст с ним! Кто же или что сделало их старше? Ветер, палящее солнце или нелегкие труд и жизнь?
      В помещении убеждаешься, здесь самый настоящий конвейер с однообразием и скоростью фордовской ленты. Мой гид не намерен это скрывать. "Ротолакта" - молочный завод - построена по принципу конвейера. Труд здесь монотонный, операции одни и те же, повторяются непрерывно.
      Сотни коров собираются у "Ротолакты" в специальных загонах три раза в день. Коровы идут сюда, как на праздник. Усвоили - на "Ротолакте" их ожидает особенно вкусный корм. Круглая платформа завода напоминает карусель в детском парке. Только значительно больше. Ее площадка разделена на полсотни индивидуальных загонов. Стоит первой корове войти в загон, как за ней опускается шлагбаум, а платформа автоматически начинает вращаться, подгоняя следующий бокс к стоящей в очереди новой корове.
      За десять минут обрабатывается пятьдесят коров, за час -триста. Стоит корове ступить на платформу, как к ней подходит рабочий. Он обязан вымыть ее за 12 секунд. За девять часов ему предстоит вымыть две тысячи семьсот коров. Второй рабочий берет образцы молока, проверяет, не поранено ли вымя. Следующие двое операторов прилаживают доильный аппарат. Когда корова подоена, его снимают двое других рабочих. Тем временем автокормушка и шлагбаум поднимаются вверх, и корова сходит с платформы. Ее привлекает зелень лугов в конце коридора и яркое солнце. Молоко же перекачивается по трубам в железнодорожные цистерны. По пути оно фильтруется и охлаждается чуть ли не до ноля.
      - Наша система разработана с учетом особенностей животного. Корова любит монотонность, повторение одних и тех же операций. Любые перемены не в ее вкусе,- говорит Питер.
      - Ну а люди?
      - Люди не любят "Ротолакту",- признается мистер Мэн.- Многие не выносят однообразия операций и уходят от нас. Так осложняется и без того очень острая проблема рабочей силы.
      - Проблема рабочей силы, откуда она? - спрашиваю я.- Ведь в стране существует безработица.
      Оказывается, перебраться в деревню городскому жителю непросто. Он врос корнями в улицы своего города, привык к родному заводу, обзавелся знакомыми и друзьями. Его не оставляет надежда: фортуна вновь улыбнется. С каждым годом экономика страны развивается все быстрее. Тем более что богатое государство не бросает его на произвол судьбы. Сначала пособие по безработице, потом другой спасательный круг - благотворительность, различного рода пожертвования и выплаты. Бесплатно раздается одежда, созданы бесплатные столовые, ночлежки.
      И второй барьер на пути миграции рабочей силы в деревню - величина заработной платы. В Сиднее, Мельбурне рабочий получает в два раза больше, чем тот, кто стоит на вращающемся круге "Ротолакты".
      - И все же, я думаю,- говорит гид,- на деньги счастья не купишь. Любимая работа сама по себе прибавка к заработной плате. Есть немало людей, что предпочитают работу в поле машиностроительным и металлургическим цехам. Возьмите меня, я бы тоже мог зарабатывать куда больше где-нибудь на строительстве электростанций, но предпочитаю жить здесь.
      И акционеры фермы разработали целую систему "закрепления" рабочих рук. 80 процентов домиков, что краснеют черепицей возле "Ротолакты",собственность компании. Чистые, красивые, с отличными ваннами и туалетами, они практически не отличаются от тех, что утопают в садах пригородов Сиднея. Разве что без конюшен, где богатые сиднейцы держат скаковых лошадей. Завел такую лошадь в специальный вагончик, прицепил его к автомашине - и вперед, куда-нибудь на лоно природы. Там пересел из машины на лошадь и скачи в свое удовольствие по лесам и полям.
      Работникам "Розелекты" лошади не нужны. Кругом и без того самая настоящая природа. Другое дело - хорошая автомашина. Сел за руль - и через час в Сиднее. Развлекайся как можешь - иди на рынок, в универмаги, скажем, в меховой магазин Корнелиуса, бывшего жителя Одессы, где твоя жена может вдосталь налюбоваться и помечтать о норковой или соболиной шубе. Или приобрети билет во всемирно-известную сиднейскую оперу, а детей отправь в замечательный зоопарк. Там собраны чуть ли не все экзотические звери мира. Молодым рабочим тоже нужна машина. До ближайшего драйвина самое большее полчаса езды. Два доллара билетеру - и подруливай к стоянке. В 10 вечера, когда стемнеет, зажигается огромный экран. Служитель просовывает в машину наушники - для вас и спутницы. Хочешь, смотри и слушай, о чем идет речь на экране; не хочешь, мило проводи время с девушкой на сиденье автомобиля. Ночь и затемненные окна обеспечивают тебе максимум приватности. В перерывах между сериями картины возникает возможность посидеть в кафе, вкусно закусить, показать себя, посмотреть на других.
      Кстати, снова о методах закрепления рабочих рук. В уютных и современных домиках "Ротолакты" рабочие живут практически бесплатно. Арендная плата - три доллара с человека в неделю. В городе такая аренда стоила бы в десять раз дороже. Если рабочему потребуются строительные материалы или сельхозмашины, он может приобрести их на ферме со скидкой. В поселке чистенькая оборудованная компьютерами школа и, естественно, церковь.
      Питер Мэн старается набирать лишь женатых рабочих - они чувствуют ответственность перед семьей, им сложнее сорваться с места. Холостяк же, как правило, еще не определился в жизни, он пока не знает, где встать на якорь. От трех до двенадцати недель - таков средний срок работы холостяков на "Розелекте". Это вызывает недовольство администрации. Еще бы, ведь подсчитано точно: новичок начинает приносить гарантированную прибыль только через четыре недели. Минимум тридцать дней уходит на освоение новой профессии. В это время компания терпит убыток. К новичку приходится прикреплять "учителя", снимая его с основной работы. Ученик принимает решение уехать. Результат для фирмы печальный. Парня увозит попутка, а администрация заносит в графу "убыток" небольшую, но тревожную цифру. Ей прекрасно известно, что крупные убытки складываются из таких вот маленьких цифр. Питер Мэн уверен, что ему удастся со временем решить и проблему молодых кадров.
      - Непременное условие решения всякой проблемы,- говорит он,- это, прежде всего, признание ее существования. Мы признали, и, следовательно, сумеем постепенно справиться с ней.
      Что еще входит в планы администрации "Розелекты"? Питер Мэн собирается взять за образец американскую систему решения трудных вопросов в хозяйстве - обращаться за помощью к оракулу современности, электронно-вычислительной машине. В Австралии создана специальная служба планирования сельского хозяйства. С помощью ЭВМ она в состоянии ответить на любые вопросы фермера. К услугам самой современной и сложной компьютерной системы может обращаться фермер, у которого не меньше 200 гектаров земли и на 40 тысяч долларов продукции ежегодно. Она в состоянии дать исчерпывающий ответ на 1000 разных вопросов. Для тех, кто победнее, ученые предложили более примитивную систему "Телеран". Она рассчитана на 50 самых распространенных вопросов. Среди них, к примеру, такой: "Как составить самый эффективный рецепт кормов?" Опыт показал, что именно он задавался машине 5 тысяч раз - рекордное число. Машина может рекомендовать, помимо способов увеличения прибыли, методы сокращения убытков. А разве тот же составленный компьютером гороскоп хозяйства не помощник фермера, когда он обращается за кредитом в банк? Банку - он расстается с деньгами - хочется знать наперед, окажется ли состоятельным должник, сможет ли он в обусловленный срок погасить задолженность и выплатить за нее довольно высокие проценты?
      О достижениях Австралии в экономике можно подробно рассказывать не в мемуарах, а в специально им посвященной книге. И хотя в наших магазинах нет популярной литературы на эту тему, люди в век радио и телевидения достаточно широко информированы об этом. И у многих в демократические годы "исхода" возникает законное желание перебраться на пятый континент. Перед австралийским посольством в Москве видишь целые очереди людей. Поменьше, чем у американского, но все же достаточно длинные. Я поинтересовался как-то у молодого, модно одетого человека из очереди, что побудило его подать документы на ПМЖ.
      - Надоело жить в обстановке преступности и наплевательского отношения к тебе со стороны правительства. Очень далеко? Тем лучше! Хочется смотаться из нашей страны как можно дальше.
      Молодости свойственно принимать скоропалительные решения, за которые надо потом дорого расплачиваться. Преступность есть не у нас одних, она процветает и в далекой Австралии. А кому нужен на пятом континенте нищий русский эмигрант, зачастую без языка, привыкший работать на родине спустя рукава и не имеющий редкой профессии. Тем более в обществе, члены которого разобщены, где только русских эмигрантских организаций свыше пяти, а их члены не общаются друг с другом. Пусть извинит меня читатель, но попробую снабдить его в мемуарах некоторой информацией и на эти темы.
      У ночного Сиднея есть одна заметная примета - Кингз-Кросс, Королевский перекресток, район развлечений, гостиниц и домов той части элиты, которую устраивает городская жизнь в пяти минутах езды от делового центра. С наступлением темноты, когда солнце прячется где-то в песках австралийских пустынь, с моего балкона в мотеле "Флорида Тауэрс" видно, как за стеной высоких домов небо вспыхивает ярким отсветом реклам. Это зажигает огни Кингз-Кросс - единственное место в Сиднее, где жизнь не затихает до петухов. В память врезались первые минуты знакомства с этим расфранченным районом гигантского города. На углу беседовали три симпатичные модно одетые австралийки. Я нацелил на них фотокамеру. Прекрасный кадр об Австралии. Сколько можно снимать нищих и развалюхи! И вдруг громкий ошеломляющий вопрос:
      - Ты что, идиот?
      - Вроде нет. Всего лишь журналист-иностранец.
      - Нам плевать, что ты иностранец. Убери камеру, а то разобьем ее о твою голову!
      И тут же замечание прохожего, случайного свидетеля этой сценки:
      - С камерой здесь не шутите, жизнь на Кингз-Кроссе стоит недорого.
      Не знаю, как жизнь простого австралийца или иностранца вроде меня, а охрана личности и собственности богатого члена элиты обходится здесь в весьма солидную сумму. Двухэтажные особняки окружают металлические заборы, двери и окна защищают железные решетки. Повсюду таблички: "Эта собственность охраняется силами безопасности. Вошедшего ожидает суд".
      Таблички и решетки показатель того процесса, что поразил, подобно нашей стране, "всеразрешающее" общество. Неудержимый рост преступности название этому процессу. По данным официальной статистики, число вооруженных ограблений возрастает в городах в десять раз каждые десять лет. Эта цифра, скорее всего, преуменьшена. Сержант сиднейской уголовной полиции Арантц, возмущенный подтасовкой официальных данных, передал в печать подлинные цифры, подсчитанные ЭВМ. На следующее же утро Арантца увезли из дома два офицера из полиции. Через час он уже оказался в... психиатрической больнице. А еще через пару дней, когда полицейское начальство не сумело заставить врачей признать "бунтовщика" душевнобольным, комиссар передал Арантцу ультимативное требование: "или ты сам заявишь прессе, что болен, и уйдешь на пенсию по инвалидности, или вышвырнем тебя с работы без пенсии".
      Арантц отказался признать себя душевнобольным. В его защиту выступили печать, члены парламента - лейбористы. Безрезультатно. Начальство осталось непреклонным. И вот когда за Арантцем в последний раз захлопнулась дверь полицейского управления, корреспондент телевидения спросил его тут же на улице: "Что заставило вас оставить без средств существования четверых детей?" Ответ услышала вся страна: "Страх за их будущее, за будущее их сверстников".
      Чем не наша сегодняшняя "демократическая" действительность? А австралийская мафия? Она тоже существует, развивается и процветает. Правда, в мое время она еще не взяла под контроль все отрасли бизнеса и производства. Но с тех пор утекло много воды.
      Что вызывает волну роста преступности в Австралии? Насколько я мог разобраться в этом вопросе, отнюдь не тесная связь правительства и парламентариев с мафией. Причины другие, их несколько. Одну назвал сотрудник "уголовки" Барри Файлвуд, с которым меня познакомили в Сиднее. Преступность, считает он, порождает страх перед ней. Этот страх вскоре перерастает в психоз. Он-то и способствует созданию атмосферы, выгодной для уголовных элементов: безлюдные улицы, боязнь людей прийти к вам на помощь, потеря доверия к полиции. Барри рассказывает, что люди руководствуются, как и у нас, известным принципом "спасение утопающих - дело рук самих утопающих". Одни сиднейцы приобретают оружие. Большинство других пользуется иными приемами обеспечения безопасности: вечером ходят по краю тротуаров, подальше от подъездов домов, куда могут затащить, носят при себе второй бумажник, в него вложены десять долларов - специально для потенциального грабителя, полицейские свистки. Есть и такие, что в качестве оборонительных средств предпочитают слезоточивый газ, утяжеленные металлом трости, ручные сирены.
      По Файлвуду, проблема борьбы с преступностью сводится к приобретению технических новинок.
      - Не хотите, чтобы вашу квартиру ограбили? - говорит он.- Замените входную дверь на железную.
      Я поставил потом в своей московской квартире такую дверь и купил в Австралии "соответствующий" замок со специальными дужками и специальными скобками для него. Дужку не перепилить, скобки тоже. Их не поддеть и стамеской. Винты крепления надежно спрятаны от отвертки домушника. Однажды ключ от замка оказался потерянным. Пришлось прибегнуть к услугам пожарной команды, чтобы по лестнице автомашины один из ее членов смог забраться на пятый этаж, через балкон проникнуть в квартиру и взять запасные ключи. Так что палка о двух концах. В самом деле, не будешь же каждый раз вызывать пожарную команду или выжигать автогеном кусок железа в двери!
      Некоторые австралийцы приобретают для дома дорогостоящие охранные системы. При подходе к нему включаются прожекторы, сирены, а в полицию поступает сигнал. Другие предпочитают более простые и традиционные методы заводят собак. Специально обученная овчарка стоит многие сотни долларов. Мой знакомый как-то сказал по этому поводу: "Мы ради безопасности вскоре окружим дома рвами с крокодилами". Я часто вспоминаю эти слова. И тоже для охраны дачи завел собаку - русского черного терьера по кличке Карат. Эту породу специально вывели по приказу Лаврентия Берии для охраны тюрем и лагерей. Правда, мой пес вырос существом дружелюбным и добродушным. Спасибо зятю - он подарил пару ружей с весом пуль в 32 грамма. "При попадании такой пули,- предупредили меня в киевском отделении милиции Москвы при выдаче разрешения на оружие,- подранков не бывает. Так что стреляйте лишь в случае, если жизни угрожает опасность. Иначе рискуете оказаться за решеткой". Ну а Карат? Он выполняет другую не менее ценную миссию - стал настоящим другом, который не отходит от хозяина ни на шаг, смотрит преданными глазами, все понимает, разве что не говорит. Как это важно, когда живешь за городом большей частью один.
      Новинки техники, изобретательность австралийцев, конечно же, затрудняют "деятельность" преступников, но они не универсальное средство спасения. Одним из более эффективных путей обеспечения безопасности и охраны личной собственности граждан могла бы стать ликвидация коррупции в полиции. Чьи слова? Не мои. Так утверждают австралийские криминалисты. Каждый пятый из 20 тысяч сиднейских полицейских через короткий срок в два-три года увольняется со службы или оказывается арестованным по обвинению во взяточничестве, связях с преступными синдикатами, торговле наркотиками, краже машин. Что же, похоже на нас!
      Кто не знал в Сиднее главаря местного преступного мира по кличке Большой? Как-то два телевизионных оператора попытались заснять его, когда он выходил из собственного особняка. Телохранители вдребезги разбили их камеры. "Авторитету" было что прятать от глаз общественности. Его синдикат контролировал игорную индустрию и широкую сеть мафиозных организаций города. И все-таки тайна из тайн Большого - тесные связи с преступным американским миром. Именно в роли его представителя он выступал на пятом континенте. Заокеанские гангстеры срывали ежегодно баснословный куш с доходов игорных клубов и продажи игорных автоматов в Австралию.
      Кто же главный виновник роста преступности в стране? Этот вопрос я задал уже не полицейским и коллегам по перу, а известному религиозному проповеднику Тэду Ноффсу. Он считает, что ответственность за подобный процесс целиком несет само австралийское общество. Государство не в силах искоренить преступность, заявляет он. Сделать это со временем может только Церковь. Тэд носится, в частности, с идеей создать "передвижные церкви" в автофургонах и выезжать по воскресеньям на пляжи и в другие места скопления молодежи. Церкви также должны перестать быть сугубо молитвенными домами, доступ куда открыт лишь для молитвы и соответственно строго одетым людям. И идеи Ноффса уже осуществляются. Я видел объявления, извещающие, что в такой-то церкви состоится танцевальный вечер для молодежи. У себя в стране мы, в смысле методов привлечения новых прихожан в храмы, напрочь отстали от далекой Австралии. И вряд ли двадцать первый век внесет подобные новшества в религиозные реалии православной церкви.
      ...Поздно. Позади еще один вечер в Сиднее. Потихоньку бреду в мотель, где волнуются жена, дети. А над заливом сереет полоса неба. На Кингз-Кросс меркнет вечерний наряд. Нет уже девиц на углу, возвратился домой инвалид в кресле - нищий, что пару часов назад еще "продавал" тут шариковые ручки. Гаснет и яркий подсвет шарового фонтана. Улица вымерла. Лишь изредка тебя освещают фары полицейских машин, да останавливают резкие порывы ветра с залива. Сидней спит. Только в круглосуточно работающем кафе при церкви Тэда Ноффса засиделись его единомышленники.
      В зимний февральский вечер 1998 года мы с женой сидели уже не в сиднейском кафе, а на подмосковной даче, в гостях у соседа. После третьей рюмки дорогой водки, которой угощал нас щедрый хозяин, речь зашла о впечатлениях зарубежной жизни. Его симпатичная жена Нина тоже побывала во многих западных странах и составила четкое представление об "их образе жизни".
      - Да, процесс отчужденности людей получил в последние годы распространение и в нашей стране,- говорила она.- Но все же русский человек устроен совсем по-другому. Возьмите, к примеру, меня. Я по-настоящему переживаю, когда вижу, что кто-то попал в беду, независимо от того, знаю я его или нет.
      - Я тоже стараюсь помогать людям. Если вижу, что на шоссе человек мучается с машиной, обязательно останавливаюсь и вместе с ним начинаю копаться в моторе,- присоединился к ней муж.
      - Ну, нельзя стричь всех под одну гребенку,- вмешалась моя жена.Возьмите американцев. Они не лезут к вам в дом, оберегая ваш привычный образ жизни, но когда наступает трудный момент, они протягивают руку помощи. Так, моя дочь и двое внуков оказались там как-то отрезанными от мира. Выпало огромное количество снега - ни пройти, ни проехать. Ровно через час в дом постучали - один сосед предложил для детей молоко, другой поделился хлебом. Вот вам и отчужденность, изолированность людей друг от друга!
      Возможно, обе женщины правы. Я расскажу лишь о том, что видел на пятом континенте, не берясь возводить свои наблюдения в ранг национальной черты австралийцев. Просто для сведения тех, кто стоит сегодня и, может быть, еще долго будет стоять в очередях перед австралийским посольством в Москве.
      СИДНЕЙ: СМЕРТЬ НА АВТОБУСНОЙ ОСТАНОВКЕ
      Мне помнится жаркий февральский денек 1972 года. День, когда сиднейцы, задыхаясь от влажной летней жары, заполняют пляж и прибрежный бульвар в пригороде Мэнли. Вместе с ними я лежал на песке и смотрел, как плещутся о берег волны Тасманова моря. Кто знал тогда, что в нескольких метрах от нас в грязной будке автобусной остановки закончил жизненный путь один из жителей города? Кто знал тогда, что через несколько дней история попадет на страницы газет и заставит их задаться вопросом: "Что мы за люди? В каком же обществе мы живем"?
      ...На скамейке задумался усталый пожилой человек. Случайный прохожий попросил у него закурить. Просьба осталась без ответа. Через день прохожий вновь оказался на остановке и увидел на прежнем месте того же самого человека.
      - Ну что, разжился сигаретами? - спросил он, хлопнув по плечу.
      Незнакомец упал лицом вниз. Медицинская экспертиза констатировала: умер два дня назад. Сотни австралийцев видели застывшую фигуру, и только один попытался заговорить. Исключительный случай? Предоставлю слово самим австралийцам. Комментируя случай в Мэнли, "Сан геральд" писала: "Вы хотите умереть одиноким? Попробуйте сделать это на улице в часы пик. Прохожие брезгливо обойдут труп, с тем чтобы забыть о нем через несколько минут".
      Я не раз возвращался мысленно к истории на пляже. Почему люди так безразличны друг к другу? Что заставляет их отворачиваться от умирающего? Ведь каждый из них не бездушный автомат, каждый любит кого-то или кем-то любим. "Боязнь оказаться во что-то замешанным", "Недостаточная вера в Бога", "Я не знаю сам, что движет людьми",- ответили мне полицейский, пастор и врач-психиатр.
      Мой хороший знакомый Эндрю Джей, социолог из университета штата Новый Южный Уэльс, попытался сформулировать причину очерствения человеческих душ по-иному.
      - Люди не виноваты,- объяснил Эндрю.- Они поступают так подсознательно, так воспитывают их с детства. Австралиец с пеленок привыкает к отчужденности, практически не общается с соседями, как правило, не имеет по-настоящему близких друзей. Что касается незнакомых людей, то они вообще перестают для него существовать.
      - Ну а если с человеком беда, как в Мэнли?
      - Тогда безразличие возрастает вдвойне. Вступает в силу нечто вроде защитной реакции на жизненное потрясение.
      Эндрю Джея не обвинишь в беспочвенности выводов. Он использует проверенные факты. Материал для исследований дают статистика, полицейская хроника, судебные медицинские отчеты. Социальная изоляция, отчужденность приводят не только к очерствению человеческих душ. Они - причина роста числа психических заболеваний в стране. Каждый двадцатый австралиец побывал на приеме у врача-психиатра, половина всех больничных коек занята душевнобольными.
      - Во многих случаях,- заявил мне на прощание Эндрю Джей,- причина заболеваний - ощущение одиночества, своей ненужности и, более того, отсутствие общего языка с другими членами семьи.