Первое предательство

      Тем не менее смотритель не чувствовал ни ужаса, ни страха. Наоборот, был спокоен, дыхание оставалось размеренным, тело находилось в равновесии, хотя он и стоял на кончиках пальцев, готовясь нанести новую серию ударов. На этот раз противник решил напасть первым, и монаху пришлось отступить. Хоть синяки оказались болезненными, нападение подтвердило его подозрения. Несмотря на то, что незнакомец пользовался трискелями наемников, стиль его борьбы предполагал военную муштру. Когда Джосан атаковал, тот ответил традиционной серией блоков, будто они не дрались насмерть, а присутствовали на тренировке.
      Незваный гость привык бороться и следить за руками 4 противника — один раз пинок сбил его с толку, надо попробовать еще.
      Монах знал, что пока удача на его стороне. Однако вести постоянно он не сможет, один неосторожный шаг или толчок к пропасти, и ты в лапах смерти. Смотритель сжал кулаки и встал в боксерскую стойку, будто готовясь к атаке. Как только наемник замахнулся для удара, Джосан резко повернулся на правой ноге и выбросил вперед левую. Удар пришелся в подбородок, и послышался противный хруст. Шея противника была сломана.
      Когда смотритель закончил разворот, то успел увидеть, как внезапно обмякшее тело убийцы соскользнуло с края платформы и исчезло. Через несколько долгих секунд послышался глухой стук, когда тело упало на пол в основании башни.
      Волна тошноты накатила на Джосана. Он отступил от пропасти и прижался к каменной стене. Ноги не держали его, и брат сполз на пол. Взгляд до сих пор не мог оторваться от лестницы и пустоты за ней.
      Бой длился всего несколько минут, а Джосан все никак не мог отдышаться, будто пробежал несколько миль. Кровь глухо стучала в ушах. Только теперь, когда опасность прошла, паника поглотила его без остатка.
      «Меня могли убить, — подумал он. — Он пришел убить меня».
      Ужасающая мысль. Что привело наемника в столь отдаленное место на задворках империи? Зачем этому человеку избавляться от безвредного монаха? У него нет врагов, и если убийца затаил злобу на Братство, то можно найти и более доступные цели. Например, политиков, чьи смерти имеют какое-то значение.
      А вдруг это все-таки вор? Нет смысла. Линзы и чудо-зеркала — ценные вещи, однако ими нигде нельзя воспользоваться, кроме как на другом маяке.
      Может, незваный гость планировал диверсию? Надеялся уничтожить все инструменты, которые помогали функционировать маяку, и таким образом подвергнуть опасности корабли, рассчитывающие на то, что спасительный свет ламп убережет их от опасности.
      Каждое предположение казалось еще невероятнее другого, однако загадка, почему на него напали, меркла на фоне тайны собственного невероятного спасения.
      Джосан понимал, что должен был умереть. В предыдущей жизни ничто не связывало его с физическими тренировками, подготовкой к боям не на жизнь, а на смерть с умелым противником. С самого детства смотритель посвятил жизнь науке, поиску знаний, чтобы обогатить Братство. Он выучил семь языков, чтобы читать древние манускрипты авторов, которые умерли за много столетий до этого, чтобы пользоваться математическими формулами для высчитывания положения звезд.
      Из-за болезни монах до сих пор страдал провалами памяти, однако никогда не задумывался, что эти провалы могли содержать что-то помимо мирной жизни, учебы и поиска знаний. Джосан не помнил ничего, что могло объяснить знания об оружии, которым пользовался убийца. Почему его тело умело атаковать и отражать удары на инстинктивном уровне?
      Он сражался как человек с духом воина. Смелость и удача сыграли свою роль в выживании, но смотритель понимал: он выиграл только потому, что оказался опытнее.
      Дрожь пробежала по позвоночнику от мысли, что собственное тело может таить другие скрытые навыки. Он подтянул колени к подбородку и обхватил их руками. Часть его до сих пор отчаянно надеялась, что это сон, и он вот-вот проснется. Однако в глубине души брат знал, что все не так просто. Это не кошмар, а он — не тот, кем всегда себя считал.
      Прошло много времени, прежде чем Джосан нашел в себе силы встать. Страх заставлял его сидеть бесшумно. Страх о правде, которую он мог о себе открыть. Пока смотритель оставался недвижим, то мог сохранять иллюзию, что он простой монах с безоблачным прошлым. Но как только покинет свое убежище, ему придется столкнуться с вещественным доказательством того, что реальность отвратительна. Он — человек, который знает, как убивать других людей. Человек, которого кто-то хочет убить.
      В конце концов жажда заставила его встать. Джосан осторожно двинулся по лестнице, которая соединяла три проема, потом начались каменные ступеньки, ведущие вниз, к основанию башни. Правой рукой он держался за стену, ощущая поддержку гладко обтесанных камней, будто это был его первый спуск. Потом дошел до подножия, где на полу лежал убийца, чья левая нога покоилась на нижней ступеньке.
      Джосан переступил через тело и зашел в хранилище. Открыв деревянный бочонок, сделал два больших глотка воды, а потом наполнил маленький черпачок. Осторожно потер руки, движимый побуждением, которого не понимал. На них не просматривались пятна, не было никакой крови. И все же когда монах отмывал ладони, то рассматривал их так, будто они принадлежали незнакомцу. В основании левой руки — круглый белый шрам от ожога, который он заполучил в первый день на маяке, когда беспечно дотронулся до одной из сфер, прежде чем та остыла. С правой ладони до сих пор не сошли трудовые мозоли, а на пальцах остались натертости от пера.
      Смотрителю казалось, он в курсе всего, что могут сделать эти руки, но он никогда не предполагал, что руки знают, как держать оружие, как наносить удары и как убивать людей. Это больше, чем неожиданные способности к рисованию. И хоть Братство поощряло любой вид знания, Джосан сомневался, что они рассматривали развитие подобных умений как полезные. Кровь в жилах заледенела: а вдруг это и есть истинная причина ссылки? Возможно, лихорадка украла не только интеллект, но и воспоминания о преступлениях, совершенных им когда-то.
      Загадка, которую невозможно разгадать. А те, кто мог дать ответ, находятся в сотнях тысяч миль отсюда. Правду, которую искал Джосан, могли сказать только члены ордена либо мужчина, лежавший в нескольких метрах отсюда.
      Неужели он приехал сюда по чьему-то приказу?
      Смотритель вышел из кладовки, насухо вытер руки о клочок льняного полотенца и склонился над трупом, изучая лицо нападавшего. Однако осмотр черт не открыл ничего нового. Мужчина явно смешанных кровей и мог быть родом из любой южной части империи. Если бы тот заговорил, Джосан постарался бы определить место по акценту, но незнакомец умер, не произнеся ни слова.
      Подавляя тошноту и отвращение, монах выпрямил конечности мужчины и начал искать зацепки, которые помогли бы выяснить, откуда он появился. Некоторое время ушло на поиск потайных карманов в тунике, однако они оказались пусты. Не было и кошелька на ремне, но на поясе висела льняная лента с несколькими отделениями — в каждом лежали по две монетки: одна круглая золотая с печатью империи, а другая шестиугольная серебряная чеканка Седдона.
      Находки не пролили свет на проблему, и смотритель с омерзением бросил ремень на землю.
      Почему незнакомец хотел убить его? Путешествовал он один, или кто-то его ждет? Приехал ли он на корабле, который бросил якорь в тихой бухточке? Либо пришел по земле, попросив одного из деревенских жителей переправить через пролив? Наверняка где-то должны отыскаться следы появления, хоть какой-то знак, откуда он прибыл.
      Сандалии на ногах слишком легкие, чтобы ехать верхом или ходить на длинные расстояния. Если только чужак не оставил их в сумке, спрятанной где-то в дюнах. Единственное, в чем был уверен Джосан: непрошеный гость следил за ним много часов, а может быть, и дней, выжидая удобный момент. Возможно, где-то в чаще затаились пособники и теперь наблюдают и ждут.
      И тут смотритель услышал, как его кто-то зовет. Он вскочил на ноги, рука инстинктивно поднялась к поясу будто в поиске оружия. Но, конечно же, там ничего не оказалось. Не было даже бруса, чтобы заблокировать дверь изнутри. Монах огляделся и увидел длинный кинжал, который убийца выронил во время драки. Быстро подняв его, Джосан почувствовал странное чувство уверенности, когда холодная рукоятка оказалась в ладони. Осторожно отступив от тела, он занял оборонительную позицию у двери, откуда был не сразу заметен. Любой, кто войдет в темноту башни после яркого солнца, на несколько мгновений будет ослеплен, и в этот момент можно нанести удар.
      — Ау! — прокричал мужчина снаружи. Джосан чуть не упал от облегчения, когда узнал голос Марко.
      Дверь открылась, и в помещение вошел рыбак, моргая, пока глаза не привыкнут к свету. За ним следовал Рензо. Смотритель вышел из своего укрытия.
      — Мои приветствия вам обоим, рад видеть вас, — ответил он.
      Даже в тусклом свете монах заметил, как кровь отлила от лица Рензо, когда тот увидел распластавшийся на полу труп. Слова застыли на губах, а взгляд метался между Джо-саном и безжизненным телом, будто не веря открывшемуся зрелищу. Брезентовый мешок, который он нес на плече, соскользнул на землю и упал с глухим стуком.
      Реакция Марко была другой:
      — Что ты наделал?! — воскликнул он.
      — Это не то, что ты думаешь, — заговорил монах.
      — Гы убил этого человека? А теперь угрожаешь нам? — I олос рыбака задрожал от недоверия.
      Только тогда Джосан понял, что держит в руке кинжал, и быстро бросил оружие на пол.
      — Я не знал, кто приближается, и думал только о самозащите. А клинок — его.
      — Что здесь произошло? — спросил Рензо. Смотритель заколебался, не зная, как объяснить то, что он сам понимал с трудом.
      — Я уснул на верхней платформе, а когда внезапно проснулся, то увидел этого мужчину. Я поинтересовался, что нужно, однако вместо ответа он напал на меня. Мы стали бороться. В итоге он упал вниз. Я только спустился, когда услышал ваш окрик.
      — Это вор, он пришел обокрасть тебя? — Тон Рензо показался нейтральным, но лицо выражало беспокойство. Насилие и воровство отсутствовало в жизни деревни. Ее жители знали о пороках лишь из историй путешественников о дальних городах и поселках. Если старый рыбак и видел жестокость в молодости, когда плавал моряком, то сейчас все уже давно позабыл.
      — Вор, конечно, — согласился монах. — Кто еще это мог быть?
      Даже для собственного уха слова звучали лживо. Артефакты маяка — слишком слабая компенсация за столь длительное путешествие, а сами деревенские жители мало чем могли соблазнить самого жадного вора.
      Марко перевернул тело ногой, будто разыскивая рану от кинжала. Но здесь его ожидало разочарование — слишком мало крови. Опустившись рядом с телом на колени, он обыскал тело, как только что это сделал Джосан, в поисках знака, который помог бы пролить свет на личность.
      — Это не мелкий воришка. — Рыбак приподнял рукав мертвого мужчины, чтобы показать выцветшую татуировку на внутренней стороне левой руки. Стилизованная ящерица, заключенная в двойной круг, символ бывших правителей Икарии, объявленный вне закона для многих поколений, с тех пор как император Аитор взошел на трон. Показав этот знак, любой мог оказаться на долгий срок в тюрьме либо попасть в рабство.
      Обычный вор не подверг бы себя подобной опасности и не стал бы наносить гибельную метку на тело.
      — С какой стати предатель ищет тебя? Кто ты и как твое настоящее имя? — Голос Марко звучал холодно, он смотрел на монаха, будто тот был совершенным незнакомцем.
      — Ты меня знаешь. Я — Джосан из Ученого Братства, из коллегии в Каристосе. Монах, а теперь еще и смотритель маяка.
      — Ты убийца! — выкрикнул молодой человек.
      — Он наш друг, — не согласился Рензо. — Это, должно быть, несчастный случай. Поклянись, что у тебя не было намерения убивать этого мужчину, и мы поверим тебе.
      Простая просьба. Все знали, что Ученые Братья — мирные люди, сторонящиеся жестокости и насилия. Монах не мог обвиняться в лишении жизни другого живого существа.
      — Я не хотел убивать этого человека, — ответил Джосан. В какой-то степени это правда. Он до сих пор не понимал, какие инстинкты им двигали, но знал, что основной его целью было выживание, а не убийство.
      Рензо внимательно всматривался в его лицо. Что бы он там ни увидел, старый рыбак кивнул.
      Однако Марко так быстро не переубедишь.
      — Ты лжешь! Ты избавился от этого человека, а потом взял кинжал и хотел продолжить убийства, — заявил он.
      — Нет, неправда. — Брат пытался защититься, но сейчас сам не знал, что отрицает. Поскольку он действительно убил непрошеного гостя, а когда поднял клинок, то действительно хотел еще раз им воспользоваться. Он отреагировал как воин, а не как ученый.
      — Доказательство лежит у наших ног, — продолжал Марко. — Вне всяких сомнений, ты лишил этого человека жизни, потому что он хотел тебя разоблачить, открыть твои тайны. А кто знает, скольких ты уничтожил до этого? Что случилось с монахом, которого Братство прислало присматривать за башней? Неужели и он лежит где-нибудь в земле?
      — Какое ты имеешь право обвинять меня во всех смертных грехах? Неужели я не исполнял своих обязанностей тщательно и прилежно? Разве не я предупреждал твоих людей о приближении сильных штормов? Только прошлой зимой ты просил благословить твою свадьбу, а теперь проклинаешь и называешь убийцей.
      Только сейчас Джосан понял, что совершил ошибку, потому что лицо Марко не смягчилось, а только застыло. Упоминание о свадьбе говорило лишь о долгой борьбе за внимание Терцы.
      — Я никогда не доверял тебе. Всегда знал, что сладкие слова скрывают гнилую душу.
      Смотритель горько усмехнулся — что случилось бы, если судьба распорядилась по-другому? Если бы тело не смогло вспомнить о скрытых навыках боя? Тогда рыбаки обнаружили бы именно его труп, безжизненно распростертый на полу, и убийцу, стоящего над ним. Тогда смерть Джосана убедила бы Марко, что тот невиновен? Либо рыбак все равно нашел бы способ очернить монаха, сказав, что именно он привлек убийство и насилие в их спокойный край?
      — Этот человек — незнакомец для нас, — вмешался Рензо. — Мы знаем, что кинжал принадлежит ему, к тому же это дурное предзнаменование. Мы пошлем письмо в Скаллу, без сомнения, магистраты там уже прекрасно знают обо всех преступлениях, совершенных чужаком.
      — А что будем делать с этим? Твоим другом, который называет себя монахом?
      — Он не только мой друг, он — друг деревни.
      — Нет, он убийца, просто пристрастие к грелкам сделало тебя слепцом. К счастью для вас всех, у меня прекрасные зрение и чутье.
      Рензо послал Марко язвительную реплику:
      — Твой разум столь же запутан и нечист, как и твои сети.
      — Ты старый дурак! А меня люди послушают.
      — Ты поверишь Джосану, если он даст клятву? — спросил рыбак и повернулся к смотрителю. — Скажи нам, что никогда прежде не убивал. Поклянись силой приливов и соленой кровью, что течет по венам твоим, что ты невиновен, и тогда мы тебя защитим.
      Монах сделал глубокий вздох. Он хотел принести клятву и заявить о чистоте своих поступков и помыслов. Если бы Рензо задал этот вопрос несколько часов назад, то он от всего сердца высказал все о непричастности к насилию. Но теперь он выяснил, что внутри него похоронены навыки боя. Кто знает, какие секреты скрыты в прошлом и что именно он не в состоянии вспомнить.
      Ученое Братство всегда придерживалось правды во всем. Несмотря ни на что, он не мог предать их учение.
      Когда монах выдохнул, не произнеся ни слова, Марко презрительно улыбнулся.
      — Я так и думал. Для меня будет огромным удовольствием увидеть тебя в суде.
      Впервые смотритель понял, что есть кое-что посерьезнее, чем их пренебрежение и насмешка. Прежде чем монах сам осознал, что происходит, он отступил на два шага назад и схватил длинный кинжал.
      — Он тебе не понадобится, — сказал Рензо. — Мы позволим тебе уйти.
      — Но!.. — запротестовал Марко.
      Старик положил руку на плечо молодого рыбака, удерживая, чтобы тот не кинулся вперед.
      — Один человек уже погиб сегодня. Ты хочешь быть следующим?
      Деревенский с ненавистью посмотрел на Джосана, но отступил. Перевес был два к одному, однако у монаха — кинжал, к тому же Марко считал, что противник может им умело воспользоваться.
      Вот в чем ирония судьбы. Смотритель не совершал преступлений, а только защищал собственную жизнь. Но убеждать в своей невиновности не мог, поскольку толку от этого никакого. Возможно, Рензо готов дать Джосану немного времени в надежде, что со временем найдется подходящее объяснение.
      Тем не менее Марко уверен, что монах — убийца, и у него достаточно аргументов, чтобы убедить в этом остальных. Здесь оставаться нельзя. Императорские законы гласили, что только магистрат имеет право предать убийцу правосудию, смертной казни, однако деревенские жители уделяли не слишком много внимания тому, что написано на бумаге. Его могут повесить без суда и следствия, даже не дав шанса защитить себя.
      Придется уйти, не причинив никому вреда. Марко и выше, и сильнее смотрителя, однако у него нет оружия. А противник уже доказал мастерство воина. Если речь дойдет до боя, у Джосана больше возможностей одержать победу, хотя и дорогой ценой. Рыбак слишком упрям, чтобы сдаться, будет стоять до последнего, пока его не ранят либо вообще не убьют.
      Марко — глупец, однако не заслуживает смерти. В его действиях есть своя логика, желание защитить своих людей от того, кого он считает угрозой.
      — Я уйду, но не могу оставить маяк без присмотра, — наконец сказал Джосан.
      — Я позабочусь об этом, а Марко может привести Терцу для помощи. Мы смогли проследить за огнями в течение нескольких недель до твоего приезда и, думаю, справимся, пока Братство не пришлет кого-нибудь тебе на замену, — ответил Рензо.
      Разумный ответ, но какая-то часть хотела, чтобы старик упросил его остаться.
      — Ты можешь бежать, — процедил Марко, — однако я прослежу, чтобы об обмане узнали в городе. Однажды удача отвернется, и тебе придется столкнуться с правосудием, чтобы понести наказание за все прегрешения.
      Джосан с трудом проглотил комок в горле. Он оставлял не только маяк, но и уверенность в том, что он — член Ученого Братства. Кто знает, примут ли его монахи, когда до них дойдет версия Марко о произошедшем? И до сегодняшних событий Джосана много раз предупреждали, что возвращаться в Каристос нельзя ни при каких условиях. Но и оставаться на острове невозможно, даже если был бы шанс убедить деревенских жителей, что он не причинит им вреда. Убийца придет за ним снова. И вполне возможно, справится с поручением.
      Не важно, что он не знает причины, почему чужак хотел его убить, и что он совершил, чтобы заслужить ярость лю-деи, преследовавших его сейчас. Нужно бежать. Если он останется в живых, есть шанс узнать правду. Если погибнет, то и секреты прошлого уйдут вместе с ним в могилу.
      — Вы должны забраться на самую высокую платформу, — сказал смотритель.
      — Зачем? — спросил Марко.
      — Не хочу поворачиваться к вам спиной. Я боюсь получить удар, когда стану набирать воду в бурдюк. Вы мне не доверяете, с какой стати я должен оказывать вам подобную честь?
      Джосан получил огромное удовольствие, заметив, как потемнело лицо молодого рыбака. Однако его удивило, насколько легко он сам примерил маску холодного расчета. Подобное поведение было незнакомо его природе, по крайней мере той, которую он знал до нападения. И тем не менее расчет спас его жизнь однажды, поэтому он настоял на своем, не показывая, что испытывает неловкость.
      Рензо повернулся и стал подниматься по каменным ступеням. Через некоторое время за ним последовал Марко, осыпая проклятиями смотрителя, который наблюдал за мужчинами до тех пор, пока не стали стихать шаги.
      — Огниво в жестяной коробке на средней полке. И вы должны процеживать масло, прежде чем заполнять лампы! — прокричал монах.
      Рензо кивнул, однако вниз смотреть не стал, только поставил ногу на нижнюю перекладину лестницы и начал медленно карабкаться вверх. Марко полез за ним.
      Джосан боролся с искушением окликнуть старика, постараться все объяснить в последний раз. Неправильно вот так расставаться. Предать дружбу, которая поддерживала пять лет. Наверняка им есть что сказать друг другу. Но как можно объяснить другому то, чего не понимаешь сам? Рензо удовлетворит только правда, а монаху нечего предложить, только вопросы.
      Поэтому он стоял и смотрел, как две фигуры карабкаются по лестнице, пока их тела не стали едва различимы. Наконец смотритель увидел небольшой кусочек дневного неба, появившегося наверху, когда рыбак открыл деревянный люк, и сначала он, а потом и Марко взобрались на платформу. Развернувшись, Джосан вошел в кладовую, понимая, что времени очень мало. Он надеялся на Рензо, что тот терпеливо останется наверху, пока не убедится, что монах удалился, но Марко, без сомнений, попытается спуститься, как только монах перестанет за ними наблюдать.
      Железный прут по-прежнему стоял в дальнем углу — удобный случай, чтобы им воспользоваться. Смотритель в последний раз взглянул на убийцу, а потом вышел из башни. Закрыв плотно дверь, он продел прут в металлические прорези, которые держали ставни закрытыми, когда наступала зима. Теперь их можно открыть только снаружи.
      Вряд ли Марко помнит о пруте, поскольку им никогда не пользовались, когда деревенские жители возвращались на остров, однако Рензо прекрасно о нем знал. Возможно, он промолчал ради дружбы, желая дать бывшему товарищу фору во времени.
      А впрочем, старик мог просто обо всем забыть, растерянный и расстроенный появлением трупа незнакомца и осознанием, что друг оказался не тем, за кого себя выдавал.
      Странно, но Джосан чувствовал себя намного хуже из-за потери доверия Рензо, чем из-за убийства человека. Он утешал себя мыслью, что старик в безопасности. В кладовой достаточно еды и воды, а через день или два кто-нибудь из деревни пришлет людей на поиски пропавших мужчин.
      Монах взобрался на дюну и прошел по тропинке к домику. Он не спускал руки с кинжала, однако его никто не ждал, и напряжение отпустило — хорошо, что в хижине не было чужаков. Смотритель снял с крючка кожаный мешок и уложил на кровать. Не теряя времени, собрал еду для путешествия: высушенную рыбу, куль с бобами и просом, чтобы сварить кашу, задумался, брать или не брать маленький кувшин с медом, а потом безжалостно выложил, поскольку тот оказался слишком тяжелым. За припасами последовали две туники, запасные леггинсы и письменные принадлежности.
      Джосан засомневался, когда на глаза попались журналы, занимавшие почетное место на полках, каждый завернут в кожу, чтобы защитить от воды и насекомых. Копии, ведь оригиналы отсылались в коллегию. Дневники включали пять лет его жизни как смотрителя маяка, а также отчеты тех, кто был до него. Просто преступление оставлять их здесь на попечение деревенских жителей, не умевших ни читать, ни писать на икарийском диалекте, который использовался учеными.
      И все-таки он не мог взять журналы с собой. Даже засомневался, имеет ли право пользоваться ими. Лучше оставить здесь. Рензо проследит, чтобы с ними все было в порядке, поскольку именно он станет следить за маяком, пока не приедет новый смотритель.
      Человек, в ком уверено Братство. Ученый и монах. Мирный и внимательный. Тот, кто помнит свое прошлое, и чье будущее не сулит страхов и изгнаний.
      Джосан покачал головой, чтобы мысли прочистились и просветлели. Отвернувшись от журналов, взял два бурдюка и наполнил водой, потом вернулся в хижину, повесил за плечи мешок, скатал одеяло в тонкий сверток и продел между лямками.
      Оставив хижину позади, монах взобрался на вершину дюны, остановившись на мгновение, чтобы в последний раз взглянуть на маяк — темно-серые камни, непоколебимо выстоявшие против сил времени и природы.
      Он провел на острове пять лет. Это единственный дом, который Джосан помнит, поскольку годы, проведенные в коллегии, покрыты дымкой, да что и говорить — все годы до лихорадки вспоминаются с трудом. Он помнит, как это — проснуться, когда тело разваливается на части от боли, не зная, где ты и как тебя зовут. Постепенно память возвращалась, но отрывками и кусочками, будто древняя мозаика, в которой отсутствует большая часть плиточек с рисунком. Смотритель помнил, как монахи говорили, что нужно благодарить богов за то, что те оставили ему жизнь. Что не нужно беспокоиться из-за пропавших воспоминаний, а воздать хвалу, что можно продолжить службу Братству. Джосан принял их решение, и хоть ссылка раздражала, у него не имелось причины спрашивать о мотивах.
      Монах не знал, когда и где он мог научиться драться, и кому понадобилась его смерть. Но все ответы, которые он искал, были где-то рядом. Где-то. И только самому нужно решать, достаточно ли у него смелости встретиться лицом к лицу с прошлым, несмотря на все, что там можно открыть.
      Как бы то ни было, лучше принять себя убийцей, чем прожить жизнь, полную лжи.

Глава 8

      Ученые Братья гордились, что жили жизнью простой, пренебрегая всем, что могло оторвать их от поиска знаний. Считалось, что монах предпочтет остаться без еды на неделю в обмен на ознакомление с редким манускриптом. С самого рождения Джосан жил согласно законам Братства, выполняя самые разные задания во имя науки. И последние пять лет он провел в обстановке более чем спартанской. Если бы его спросили, какими были эти годы, ответ звучал бы так: жизнь в нужде и лишениях, но по собственному выбору.
      Теперь монах осознал, как глупо поступил. Когда живот сводило от голода, он с печальной улыбкой вспоминал историю о постящемся иноке. Голодание — добродетель, но только в том случае, если ты выбрал его по собственному желанию. Если предложат тарелку супа либо шанс прочитать первым за две сотни лет манускрипты Александра, Джосан предпочел бы суп.
      Жизнь смотрителя маяка теперь казалась полной роскоши, хотя тогда он этого не замечал. Еда хоть и простая, но обильная, крыша над головой, чтобы укрыться от погоды и сладко проспать всю ночь, не задумываясь о беспокойствах. Всего этого беглец лишился, когда пришлось оставить остров.
      Чужак не убил Джосана, но в некотором смысле забрал его жизнь. Изгнанник потерял больше, чем комфорт — лишился уверенности, кто он. Даже когда смотритель томился в ссылке, знание того, что он монах и член ученого сообщества, давало безопасность и внутреннюю защищенность.
      Однако незнакомец доказал, что Джосан больше, чем ученый. Он, оказывается, мог убивать, если его провоцировали. Однажды разоблаченные, подобные истины не забываются.
      Даже если бы обвинения Марко не заставили монаха уйти, он прекрасно понимал, что однажды пришлось бы покинуть остров самому. Оставаться там — значит признавать ложь. И хоть боязнь правды, которая могла открыться, сдерживала порывы, жить в незнании бесконечно невозможно.
      Беглец пришел на материк, чтобы найти ответы и решить проблемы, к которым подтолкнул его чужак. Кто послал убийцу? Почему от него хотели избавиться? Почему Ученые Братья отправили его на остров? Почему настаивали чтобы он не возвращался в Каристос? Какие преступления скрывались в памяти, все еще замутненной болезнью?
      Найти ответы на все вопросы — достойная цель. Но она вытеснялась другой, более важной, направленной на выживание. Известия о предполагаемых преступлениях Джосана быстро достигли материка, и теперь за ним охотились. Обритая голова не давала спрятаться среди тех, кто слышал о монахе-предателе.
      Не раз ему удавалось сбежать от преследователей. Беглец исхудал, поскольку теперь полагался только на посредственные умения добывать пищу и на кражи, которые время о времени совершал. Каждый раз, когда брат крал, он долго потом стыдился и клялся, что это — в последний раз. Но в следующий раз, когда от голода тряслись конечности, а голова кружилась, Джосан забывал об угрызениях совести.
      Проходили месяцы, отросшие волосы и оборванная одежда сводили к минимуму вероятность быть узнанным. И все же, поскольку в маленьких деревнях на любого незнакомца смотрят с подозрением, Джосан не мог оставаться там надолго, чтобы воровать или выпрашивать еду. Поэтому монах осторожно начал продвигаться на юг, к более густонаселенным областям провинции. Если на пути встретится относительно большой город, тогда там можно затеряться в толпе, чтобы заработать на пару горячих обедов, а может даже, и пару монеток в пустой карман.
      Он до сих пор нуждался в ответах, однако прекрасно понимал: чтобы их отыскать, необходимо выстоять. Выживание — тема актуальная для каждого дня, нельзя проигнорировать некоторые знаки: лето постепенно сдавало свои позиции зиме. Сады и поля вскоре опустеют, и тогда нечего будет есть. Божьи твари, с которыми Джосан делил лес, все больше толстели, подготавливаясь к длинной зимовке, в то время как он становился все тощее и удрученнее.
      А потом наступила настоящая катастрофа, когда на его временный лагерь набрели охотники. Тогда беглец сгреб в охапку все, что успел, и постарался спастись бегством в бору, преследуемый злобными криками.
      Он не знал, что привело деревенских к шалашу: может, то действительно были охотники, вышедшие на след, или же они искали его намеренно? Брат понимал, что слишком долго оставался на одном месте, хотя деревня не казалась совсем уж маленькой, чтобы заметить исчезновение одного цыпленка, а в амбаре, где хранили зерно, не было ни замка, ни собаки. Да и сам он не настолько расслабился, чтобы потерять осторожность — специально устроил лагерь подальше в лесу, чтобы никто не смог отыскать укрытие. Как бы то ни было, Джосан ошибся.
      А сейчас ситуация хуже никуда. Лишившись убежища, он потерял одеяло и запас еды. Самое обидное, трут и кремень остались в шалаше. В спешке монах схватил мешок, в котором лежали одежда и письменные принадлежности. Трудно оказаться в положении еще более бедственном, чем сейчас.
      Он — монах, ученый, безупречно говорит на семи языках, а понимает еще с дюжину. Древние пиктограммы первых икарийцев понятны для него так же, как и обычные свитки. Он способен решать математические загадки, на основе которых строились расчеты по строительству домов и движению небесных тел, и это не составляет для него никакого труда. Джосан с легкостью разрабатывал маршрут для кораблей по морям и океанам и наизусть декламировал эпическую поэму о Закаре и Ате без единой подсказки.