Первое предательство

      Он не мог защитить Майлза, но по крайней мере обеспечил тому шанс на побег. Какой бы долг ни лежал между ними, монах выплатил его сполна.
      — Болезнь Сальвадора — выдумка, прикрытие трусости, — заявил Джосан, возвращаясь к роли члена императорской семьи. — А леди Исобель — не одна из нас. Все, больше ждать не будем.
      Накинув плащ с ящерицами, он вышел из комнаты, за ним последовали Ренато и Фаррис. Когда дошли до основания лестницы, охранник поклонился и встал у парадной двери.
      Джосан почувствовал горечь во рту, когда осознал, что через мгновение эта дверь откроется, и люди императрицы ворвутся внутрь, чтобы арестовать их всех. В драме осталось последнее действие.
      Из гостиной вынесли мебель, расставив только стулья, чтобы разместить три дюжины гостей, которых пригласил Ренато. В начале комнаты стояло массивное кресло, принесенное из кабинета судьи и теперь украшенное пурпурной подушкой.
      Джосан едва не удержался от смешка, завидев этого монстра. Неужели Ренато считает его таким глупцом, что решил ублажить подобными атрибутами власти? Либо же судья пытался подобным образом закрепить собственное влияние над будущим императором? Если так и есть, это неудачный выбор, хотя, как подозревал монах, принцу Люцию шестилетней давности такие знаки внимания очень бы понравились.
      Когда Джосан вошел в комнату, все заговорщики выстроились в две линии лицом к претенденту на трон в порядке превосходства. Один за одним они преклоняли колени, выражая почтение потомку Константина.
      — Милорд, принц, — шептали одни, в то время как другие обращались к нему «ваше величество», будто он уже взошел на трон.
      Ученого тошнило от этого фарса, но он заставил себя улыбаться. Наконец он дошел до импровизированного трона и уселся на него. Только после этого конспираторы поднялись и разошлись по местам.
      Джосан окинул комнату взглядом. Все, кого он встречал в доме дамы Аканты, собрались в комнате, за исключением леди Исобель и Сальвадора-старшего. Заметил монах и новые лица. Это доказывало, что план собрать всех в одном месте — очень удачная идея.
      Он подождал мгновение, удивляясь, почему Фаррис и его люди до сих пор не ворвались в комнату, чтобы арестовать всех. Чего они ждут?
      — Я вызвал сегодня вас, чтобы вы услышали мою волю, и чтобы я выяснил, кто действительно предан мне, — начал он, стараясь выиграть время. — Флавиан заплатил за преступления жизнью. Я думал, что его судьба заставит вас сделать паузу, но, кажется, ненависть к Нериссе и жадность перевесили способность ясно мыслить.
      Ренато нахмурился, а остальные нервно засмеялись.
      — Годы ссылки изменили меня, — продолжил монах. — Я узнал много вещей, включая понимание, что значит стоить чьего-то уважения. У принца должно быть больше качеств, чем родство с императорами. Он обязан иметь смелость и честь, если хочет вести за собой людей.
      При этих словах многие закивали. Взгляд дамы Аканты остановился на нем с намеренно восхищенным вниманием, но Джосан знал, что это всего лишь маска. Ей и многим другим все равно, что скажет Люций, он — игрушка в их руках, которой пока не наигрались.
      Эти люди называют себя патриотами, но на самом деле они фанатики и лживые оппортунисты, которых не интересует народ Икарии. В данный момент Джосан ненавидел их всех.
      Он услышал шум, раздался крик. Сидящие у двери повернули головы к выходу, прислушиваясь.
      — Я нашел собственную честь. Жаль, что вы не можете сказать того же о себе.
      Как только ученый закончил речь, дверь распахнулась, и на пороге появился управляющий:
      — Хозяин, нас предали, — прохрипел он, прежде чем упасть на колени. Даже со своего места Джосан видел, как кровь хлестала из живота, который несчастный прикрывал рукой.
      Послышались громкие возгласы, заговорщики повскакали с мест. Слишком поздно. Фаррис перешагнул через тело слуги, держа перед собой окровавленный меч. Позади стоял отряд солдат, которые быстро рассредоточились по комнате.
      — Ты предал нас! — воскликнул Бенедикт, выхватил кинжал и бросился к принцу.
      Джосан сидел в кресле, не двигаясь и не предпринимая попыток защититься. Но Бенедикту не удалось приблизиться, кто-то сзади подрезал его.
      Жаль. Быстрая смерть пришлась бы как нельзя кстати.
      Монах наблюдал, как стражники арестовывают конспираторов, заламывая им руки за спину, чтобы никто не принял яд. Двое успели выхватить шпаги, но их быстро разоружили.
      Наконец все закончилось. Фаррис приблизился к креслу, где восседал Джосан, и поклонился ему.
      — Императрица Нерисса благодарит за столь щедрый дар, — заявил он достаточно громко, чтобы все пленники услышали.
      — Для меня честь служить правительнице, — громко ответил монах.
      Последняя сцена предназначалась для того, чтобы задушить последние ростки преданности, которые заговорщики еще могли испытывать по отношению к Люцию. Ненависть к нему развяжет языки и, возможно, заставит бунтовщиков более тесно сотрудничать с палачами Нериссы.
      Фаррис стоял за спиной Джосана, пока солдаты выводили конспираторов. В конце концов в комнате остались Фаррис, монах и двое стражников.
      — Принц Люций, пора. Вам нужна помощь? — спросил телохранитель.
      Джосан встал, довольный, что ноги не дрожат. Он невозмутимо стоял, пока Фаррис стягивал с него чертову мантию, оставив ежиться в тунике. Ему связали руки и накинули на плечи плащ, на голову натянули капюшон, чтобы скрыть черты лица. Телохранители подхватили его под локти и повели к карете, ожидавшей у крыльца. Они помогли ему взобраться внутрь, поскольку с завязанными руками неудобно подниматься по ступеням. Наконец Люция усадили между стражниками, а Фаррис устроился напротив.
      С вывернутыми кистями Джосану пришлось ютиться на краешке сиденья, неудобно наклонившись вперед, но такое положение по крайней мере позволяло держать голову опущенной. Не было никакого желания встречаться с глазами Фарриса, Джосан боялся того, что мог прочитать в его взгляде. Жаль, что ужас заставил сердце биться так стремительно и леденить внутренности. Но он не станет стыдиться себя и этого тела.
      Джосан снова подумал о быстрой смерти. Монах выполнил часть своей сделки, но Нерисса обещала ему правосудие, а не сострадание. Нужно еще заплатить за восстание шестилетней давности, за всех тех, кто погиб при ошибочной попытке возвести Люция на трон.
      Принц посчитал это честной сделкой, шансом наказать тех, кто ввел его в заблуждение и воспользовался им ради собственных жестоких интриг. Он поплатился за глупость и тщеславие, но, поторговавшись с Нериссой, смог обеспечить правосудие для тех, кто убил леди Зению и других ни в чем не повинных людей.
      Однако Джосан не совершил ничего плохого. Он такая же жертва обстоятельств, как и все остальные. Как жизнь Люция переплелась с мятежниками, так и монаха предали все, кому он доверял. Они сделали из него соучастника чудовищного преступления, пытаясь уничтожить душу одного человека, чтобы освободить место для другого.
      Монаха не в чем обвинить. Он прожил на шесть лет больше, чем ему отводилось судьбой, в чужом теле, пока его собственное гнило в безымянной могиле. Если бы не тот наемник, ученый мог пробыть остаток жизни на маяке, даже не осознавая, что тело, в котором он находится, не его.
      Наверное, это было бы неплохо. Или лучше знать правду? Когда-то Джосан, не задумываясь, сказал бы, что всегда лучше придерживаться истины, несмотря ни на что, однако сейчас он не был так уверен в этом.
      Ученый не мог не думать, что произошло с духом Лю-ция, находившемся в состоянии покоя все эти годы. Неужели Другой очнулся только тогда, когда смертельная угроза заставила его действовать? Либо же он оказался заложником бесконечного сна, кошмара, которого нельзя избежать.
      Две души, связанные вместе и разделяющие одну судьбу. Что бы ни происходило, происходило с обоими. При этих словах Джосан почувствовал, как Другой зашевелился где-то в глубине.
      — Не один,— услышал он шепот.
      Монах подождал, готовый передать тело под контроль принца, но Люций более никак не проявлялся. Тем не менее даже легкая тень дружеского присутствия навевала успокоение.
      Джосан горько улыбнулся. Интересно, как отреагировала бы Нерисса, объясни он, что в его теле живут две разные души. Хотя, если бы она и поверила, вряд ли это повлияло бы на их судьбу. Люция приговорили бы к смерти за предательство, а монаха — за преступление против человеческой и божественной природы. Очень удобно: один взмах меча, а нет двоих.
      Ученый по-прежнему улыбался, когда Фаррис схватил его за подбородок и резко поднял голову вверх. Последнее, что Джосан увидел, был взгляд Фарриса, а потом на пленника надели мешок.
      Дыхание участилось, когда вокруг шеи обвязали тесемки, но вскоре давление ослабло. Несколькими мгновениями позже карета остановилась.
      Джосана, с завязанными глазами и руками, вытащили из повозки. Его провели по тротуару, вверх по лестнице, затем по длинному коридору. На минуту они остановились, и охранник толкнул пленника вперед. Ученый не почувствовал ничего под левой ногой, и только чья-то рука удержала его от падения.
      — Он нужен ей живым! — рявкнул Фаррис. — Гвидо, иди первым, покажи ему дорогу.
      Пока Джосан спускался по лестнице, он чувствовал твердую хватку мужчины сзади. Другой шел впереди, по-видимому, чтобы не дать ему упасть. Узник уже давно потерял счет шагам, а они все шли и шли.
      — Вот последняя, — заявил охранник впереди. Монах услышал, как в замке повернулся ключ, потом заскрипели петли, когда начали открывать железную дверь. Они сделали еще несколько шагов, потом еще одна задержка, теперь открылась вторая дверь.
      Его втолкнули внутрь и развернули. Кисти, занемевшие от веревок, загорелись от боли, как только тюремщики их развязали, и кровь снова побежала по жилам. Руки безвольно висели вдоль тела, а потом Джосана пихнули к стене и каждое запястье заковали в кандалы.
      И только потом сняли мешок с головы.
      — В этом нет нужды. Я выполнил свое обещание и не собираюсь убегать.
      Фаррис даже не потрудился ответить. Он только подергал каждую руку, убедившись, что браслеты надежно удерживают пленника, а потом вышел из камеры, забрав охранников и фонарь. У узника была всего минута, чтобы осмотреть место своего заточения, прежде чем погрузиться в полную темноту.
      Несмотря на плащ, камни холодили спину. Плечи болели из-за неудобной позы, но пошевелить руками Джосан мог. Клетушка пахла сырой землей и другими менее полезными для здоровья ароматами. Где-то недалеко послышался мужской крик, потом еще один.
      Так это камеры боли, о которых осмеливались говорить только шепотом. Еще мальчиком принц Люций исследовал замок в поисках этого запретного места, но стражники неизменно отправляли его прочь, как только он оказывался на их территории. Теперь его любопытство оказалось удовлетворено, хотя без этого знания Джосан мог спокойно продолжать жить дальше.
      Монах был удивлен. Он ожидал, что Нерисса будет рада продемонстрировать нового пленника, чтобы показать, что ей нечего бояться. Но в данной ситуации только Фаррис и стражники, арестовывавшие его, знали, что он находится здесь.
      Если только точно понять, где именно его заточили. Существовало два типа тайных камер. Во внешних узники дожидались казни, а во внутренних находились несчастные, которых прежде должны подвергнуть пыткам, прежде чем даровать смерть.
      Судя по судорожным всхлипам и крикам, которые доносились до Джосана, он мог поклясться, что его привели во внутренние. Монах напряг слух, но идентифицировать голос мужчины не смог.
      Интересно, какие еще секреты императрица рассчитывает от него, получить. Он и так передал в ее руки всех предателей. Неужели она подозревает, что принц кого-то защищает? Или хочет пытать его не ради информации, а в качестве наказания за преступления? Ритуальная смерть, предназначенная предателю, — явление ужаснейшее, включающее в себя семь стадий и длящееся несколько дней, в зависимости от мастерства палача. Но даже этого ей может показаться недостаточно, чтобы удовлетворить потребность в отмщении.
       Ты оказался прав. Нериссу стоит остерегаться и бояться. Жаль, что я понял это слишком поздно.
      На этот раз слова прозвучали так, будто Люций разговаривал с ним вслух, Джосан ответил ему в том же духе.
       Как ты думаешь, что она с нами сделает?— спросил он.
       Моя мать предпочла отравиться ядом, чем отправиться в эти комнаты,сказал принц. Она ничего не знала о моих планах, однако это ее не спасло.
       Мне очень жаль,ответил Джосан, чувствуя отголоски печали Люция.
       Я понимал, что погубил ее и не мог столкнуться с тем, что будет дальше, поэтому и убежал к брату Никосу, умоляя его дать мне убежище. Он предложил мне яду, но в его планы не входила моя смерть.
       Клянусь, я не знал, что у него на уме.Внезапно монаху показалось очень важным, чтобы Люций это понял. Ученый никогда не желал судьбы принца.
       Ты слишком честен, чтобы совершить подобное.Некоторое время узники молчали. Любой другой постарался бы покинуть Каристос вместо того, чтобы остаться здесь, пытаясь исправить все мои ошибки,— добавил потомок Константина.
       Я поступил так, как любой порядочный человек. Думаю, ты сделал бы то же самое, будь у тебя шанс.
       Ты мне льстишь,ответил Люций. Но я утратил вкус к красивой лжи.
      Больше Джосан не стал говорить ничего, что могло бы показаться неискренним или снисходительным. Смешно, но, несмотря на то, что они делили одно тело, монах не знал, какими словами утешить принца. И он подозревал, что Люций столкнулся с той же дилеммой. Единственное утешение, которое они могли друг другу предложить, это факт собственного присутствия, и то в лучшем случае незначительного.
      Когда дело дойдет до пыток, Джосан знал, что если сможет, то будет искать облегчения в забвении, и прекрасно поймет принца, если тот поступит так же. Нет причин страдать им обоим.
       Если вдруг произойдет чудо, и Нерисса решит даровать нам свободу, то, как ты думаешь, у нас есть надежда? Шанс, что наши души можно разделить?
      Вопрос показал, насколько Люций доверяет ему. Джосан имел все причины остаться в теле, которое украл, потому что оставить его значило умереть.
       Нет никакого заклинания, насколько я знаю. Даже монах, совершивший магию души, не ожидал такого результата,ответил он.
       Жаль,произнес Люций. Тогда, возможно, это к лучшему. Смерть для нас обоих, прежде чем мы сведем друг друга с ума окончательно.
       Будь уверен, ты еще поблагодаришь Нериссу за доброту,сказал Джосан ив ответ услышал тихий смешок.
      Голос принца затих, и монах остался наедине с собственными мыслями. Он очень хотел спать, но каждый раз, когда тело расслаблялось, цепи сковывали движения, и узник выходил из дремоты. Боль в мочевом пузыре росла, и он больше не мог ее игнорировать. Пришлось помочиться на пол, как это делало бесчисленное количество других заключенных до него. Преднамеренное унижение, которое должно напомнить ему, что в глазах тюремщиков он всего лишь животное. Джосан чувствовал стыд Люция, но со своей стороны ощущал только злобу. Что бы принц ни совершал в прошлом, он заслуживал лучшую долю, чем эта.

Глава 21

      Когда Джосан проснулся рано утром, он был один. Ему так и не удалось крепко уснуть, но как только тело онемело от неудобства, разум отключился, и он впал в состояние близкое к трансу — и не сон и не бодрствование. Монах прислушался к себе, однако присутствия принца Люция не почувствовал. Несмотря на все обещания принца, он встречал день в одиночестве.
      Джосан не обвинял Люция. Будь у него возможность, он сам бы постарался исчезнуть, сбежать, оставив бесчувственную оболочку перед пытками, которые планировала Нерисса.
      Брат услышал шаги, слабый свет приближался к его камере. Двое стражей остановились за дверью. Один держал связку ключей, другой освещал замочную скважину. После долгих часов пребывания в темноте глаза не могли выносить яркого света, и когда охранники приблизились, Джосан отвернулся, чтобы не ослепнуть.
      — Что... — попытался произнести заключенный, однако из горла вырвался лишь неприятный хрип. Он откашлялся, чтобы прочистить горло и попытался снова: — Что Нерисса приготовила для меня?
      Солдаты сделали вид, что не слышат. Тот, который стоял с фонарем, не двигался, а второй наклонился к правой руке монаха. Тюремщик проверил оба наручника, чтобы убедиться, что они прочно закреплены. Только после этого он отвязал от пояса бурдюк с водой. Налил в ладонь немного жидкости и поднес к губам Джосана — и так несколько раз. Заключенный жадно глотал, но воду слишком быстро отобрали.
      Почти все силы ушли на то, чтобы сдержаться и не начать умолять о добавке.
      Потом охранники развернулись и так же бесшумно, как и вошли, удалились, оставив пленника в темноте. Возможно, именно в этом заключалось наказание Нериссы. Оставить умирать от голода и жажды, разрешая делать только один глоток жидкости, чтобы продлить страдания.
      Жестокое испытание, однако у монаха крепла уверенность, что многие узники умирали смертью не менее мучительной.
      По некоторым веским причинам императрице наверняка хотелось понаблюдать за его страданиями, насладиться тем мигом, когда он станет умолять о милости и перестанет узнавать своего мучителя.
      Часы тянулись. Джосан слышал крики, доносящиеся из пыточных комнат, на сей раз женские. Неужели это дама Аканта или леди Исобель. Дважды темнота освещалась быстрыми вспышками фонарика, когда стражники проходили мимо камеры. Во второй раз он отчетливо услышал странные звуки, будто кого-то или что-то тащили по каменному полу тюрьмы, однако выглянуть в коридор у него не было возможности, поэтому догадки остались неподтвержденными.
      Во рту все пересохло, а живот сводило от голода. Про-шел день, а может, два, когда он ел в последний раз. Время теперь не имело значения. В конце концов монах услышал шаги и долгожданный звук поворачивающегося в двери ключа. Он поднял голову и уставился на выход. На сей раз брат готов умолять, если это поможет добыть ему ценный глоток воды.
      В комнату вошла императрица Нерисса в сопровождении четырех солдат.
      Джосан открыл рот, но из него вырвалось лишь жалкое хрипение.
      По сигналу правительницы стражник подошел к пленнику и протянул бурдюк. Монах с удовольствием сделал большой глоток и понял, что вода разбавлена вином. Смотритель оказался терпеливым, позволив выпить, сколько хотелось, прежде чем отобрать мехи. Двое других отстегнули кандалы, и только железная хватка солдат удерживала Джо-сана от падения.
      Они выволокли узника на середину комнаты, где тот стоял, покачиваясь перед спокойным взглядом императрицы. Он не сомневался, что женщина видела все, начиная с обмоченной туники и заканчивая дрожью в вывихнутых конечностях.
      — Ты довольна моим видом?
      Джосан ожидал удара за дерзость, но, к его удивлению, ничего не произошло.
      — Я не хотела этого, — ответила Нерисса.
      — Как раз наоборот, думаю, здесь ничего не происходит без твоей указки. Ты удовлетворена моим унижением, или это как раз то, что ты планировала?
      — В мои намерения не входило держать тебя здесь так долго. — Ответ императрицы мало напоминал извинение.
      Монах заметил, что правительница не испытывает совершенно никакого дискомфорта, находясь в камере. Словно она находилась на празднике в императорском саду, а не в сырой тюрьме, вместилище человеческих страданий.
      — Я сдержал слово, — напомнил ей брат.
      — Да, ты прав. — Императрица обошла его кругом, но узник слишком устал, чтобы следить за движениями. Когда она вновь заговорила, голос ее прозвучал за спиной: — В какой-то степени можно тебя поблагодарить за все суды, которые проводятся сегодня. Когда я увидела список арестованных, то подумала, что ты меня разыгрываешь, разоблачая всех тех, кого я считала верным.
      Джосана поразила, что Нерисса так свободно разговаривает перед охранниками, а потом понял, что на мужчинах форма без отличительных знаков. Должно быть, они из команды дознавателей Низама и наверняка слышали секреты и похуже.
      — Уверен, Фаррис смог тебя убедить.
      Нерисса обошла его и снова посмотрела ему в лицо.
      — Фаррису было много чего сказать. И Ренато, и Аканте, и даже Сальвадору, которого вытащили из постели больного, чтобы объяснить свою роль в заговоре. Без сомнений, другие тоже подтвердят свою вину, как только у нас появится время их допросить.
      — А что с леди Исобель? Императрица нахмурилась.
      — Она ускользнула от солдат, отправившихся ее арестовывать, и уплыла на своем корабле, прежде чем мы закрыли порт.
      К своему удивлению, Джосан почувствовал облегчение. Возможно, просто потому, что она молода, к тому же женщина, и монах жалел ее, хотя Исобель этого и не заслуживала. В конце концов, именно она ненамеренно оказалась ответственной за его судьбу, поскольку их встреча открыла присутствие изгнанника на острове Тксомина. Золото Федерации поддержало восставших, а советы седдонийки вдохновили их на жестокость и насилие.
      — Многие из опрашиваемых также упоминали брата Никоса, хотя его не было среди них, — продолжала Нерисса. — Не потрудишься объяснить его роль?
      Вино, выпитое узником, ударило прямо в голову, видимо, как и предполагалось. К счастью, он ожидал вопрос и уже подготовил ответ.
      — Я искал встречи с братом Никосом, и когда нашел, просил его устроить встречу с тобой, как это уже известно. Затем воспользовался предложенной помощью и убедил конспираторов собраться, сообщив, что Никос нашел ключ к твоему разрушению, — сказал он. — Что касается истинных предпочтений брата Никоса, то я оставляю тебе прерогативу выяснить все самой.
      Джосан не упоминал магии и о роли Никоса в событиях первого восстания. И не жалость его остановила и не остатки преданности, которую монах когда-то чувствовал по отношению к главе ордена. Скорее он сделал это из-за дружеских отношений с остальными членами Братства, являвшимися настоящими учеными, репутацию которых запятнали и очернили бы действия лидера. Да, глава Братьев заслуживал любого наказания, которому бы подвергла его императрица, но остальные — нет.
      — Что ты приготовила для меня? — спросил монах. Он устал перекидываться с ней словами, будто ударами шпаги.
      — Сначала думала о смерти, — ответила Нерисса. — Хорошей смерти от меча, но слишком красивой для такого предателя, как ты.
      — А теперь?
      — Теперь я у тебя в долгу.
      На мгновение Джосан даже перестал дышать, почувствовав проблеск надежды.
      — Я принесу тебе любую клятву, какую только захочешь. Если ты меня отпустишь, я покину Икарию и больше никогда не вернусь назад. Ты больше никогда обо мне не услышишь.
      Монах с удовольствием похоронил бы себя в библиотеке Ксандрополя до конца жизни, в безопасной анонимности жизни ученого. Или, если Нерисса не позволит, он мог бы жить где угодно, где она укажет. Годы ссылки научили довольствоваться малым. Ему не нужна жизнь ученого или принца, пускай только позволят жить.
      — Я не могу отпустить тебя.
      Голос правительницы звучал совершенно искренне, будто она прекрасно осознавала, что убивает надежду, появившуюся в нем.
      — Понимаю, — ответил Джосан. Правительница склонила голову набок.
      — Теперь ты — само благоразумие, принц Люций. — Он даже моргнул от неожиданной похвалы. — Я могу найти тебе применение, если ты готов принести другую клятву. Не могу позволить тебе разгуливать на свободе, однако мертвый мученик мне тоже ни к чему. Наверное, я последую примеру Аитора Великого.
      — И предоставишь мне роль Каллисты?
      Нерисса одобрительно улыбнулась, восхитившись острым умом.
      — Да, я прощу все твои преступления в ответ на публичное принесение присяги. Ты будешь стоять рядом со мной, пока будут казнить твоих приверженцев, и восхвалять мое правосудие.
      — А что потом? Через несколько месяцев я просто тихо исчезну в безымянной могиле?
      — Ты будешь жить здесь, в замке, под постоянным наблюдением. Не давай повода подозревать себя и проживешь до старости.
      Джосан заколебался. Несмотря на то, что еще несколько минут назад он просил сохранить жизнь, слова императрицы заставили его засомневаться. Слишком невыгодная сделка. Пожизненное заключение под ежесекундным присмотром. К тому же он согласится быть постоянно принцем Люцием. Если он принесет эту клятву, то до конца жизни придется жить его жизнью.
      Дни станут сменяться месяцами, а притворство превращаться в реальность. Джосан-ученый исчезнет, подчинившись роли, которую его заставляют играть. Хоть и не мучительная и болезненная смерть, но в любом случае — смерть.
      Решение, которое сейчас принимал монах, оказалось намного труднее, чем представляла Нерисса, однако у него не было особого выбора. Предать свое тело смерти он не мог, зная, что таким образом подвергнет смерти не одну душу, а две.
      —_Я принимаю твою милость, — проговорил Джосан. — Моя императрица.
      Охранники показались удивительно мягки, помогая узнику встать на колени. И заключенный стал произносить слова формальной присяги.

Эпилог

      Лето заканчивалось. По мере приближения осени казни и пытки продолжались. Когда предателя приговаривали к смерти, Джосана приводили к императрице, ставили по ее правую руку и заставляли произносить хвалебные речи в честь правительницы. Подобное повторение уже не поражало монаха. Как раз наоборот, новое убийство только усиливало чувство гнева и беспомощности. Если именно этот кошмар подразумевается под властью и правлением, то Лю-ций просто глупец, пытавшийся пробраться к трону.
      Первой была дама Аканта. Как женщине дворянской крови, ей даровали привилегию умереть быстрой, закрытой от людских глаз смертью, на которой присутствовали только Джосан, сама Нерисса и две дюжины придворных. Следующим шел Ренато. Но его казнь состоялась публично на главной площади позади дворца, где собрались тысячи праздных зрителей. Проходили недели, и со временем решались судьбы заговорщиков и их пособников.
      Большинство арестованных той ночью подвергли экзекуции. В некоторых случаях для острастки казнили и членов семьи предателей, а иногда просто отбирали титул и лишали собственности. Сальвадора, близкого наперсника императрицы и ее отца, нашли мертвым в тюремной камере. Возможно, старческое тело не вынесло нагрузки заключения, но, вероятнее всего, ему позволили принять яд.
      Когда-то Джосан постарался избавиться от ворчливого старикана, однако слишком поздно понял, что недооценил его. Оказалось, что пока Сальвадор поддерживал претензию Люция на престол, он в то же время обвинял принца в провале восстания и в смертях многих людей, который старик считал друзьями. Когда дама Аканта поделилась новостью, что потенциальный претендент на трон находится на отдаленном маяке, советник первым догадался, что этим человеком на самом деле может быть Люций, и послал убийц, чтобы избавиться от него.
      Однако, по иронии судьбы, именно эта попытка убийства привела принца назад в столицу, хотя маловероятно, что Сальвадор осознавал, какую машину он сам запустил в движение.
      Старик не поддержал попытку Люция поднять новое восстание, но и не сообщил Нериссе о заговоре против нее. Таким образом, императрица выразила остатки своей привязанности, которую когда-то испытывала к советнику, позволением выпить яд.
      Насколько было известно Джосану, Майлза не схватили, хотя тот был простолюдином, и вряд ли императрице потребовалось бы присутствие Джосана на казни. Леди Исобель удалось вырваться на свободу. А Септимус-младший успел спастись на собственном корабле, когда узнал о предательстве отца. Посла Хардуина выслали из страны за то, что не смог проконтролировать свою подопечную. На его место уже назначили нового представителя Седдона. Также Федерация принесла извинения за действия своей неподконтрольной подопечной, и на ближайшее будущее Нерисса склонилась принять объяснения. У нее и так было предостаточно врагов в пределах государства, чтобы обзаводиться еще одним за его пределами.
      Брат Никос однажды зашел к Джосану по просьбе императрицы. Им даже нечего было сказать друг другу. Все важные темы обсудить невозможно, слишком опасно, так как за комнатами Джосана следили денно и нощно. И все же визит оказался полезным. Монах убедил главу ордена поставлять ему манускрипты из библиотеки коллегии.
      Каждую неделю раб приносил новые свитки и забирал прочитанные. Единственное средство не умереть от скуки. Большую часть времени Джосан проводил в своей комнате во дворце, покидать которую можно только, когда наступало время прогулки, либо же, когда его вызывала императрица.
      На его жизнь уже дважды покушались. Сначала пытались отравить, однако доза яда оказалась недостаточной, и в результате брат провел сутки в лихорадке и агонии. Вторая попытка была менее искусной: слуга ударил Джосана ножом во время прогулки в саду. Если бы садовник знал, как правильно держать кинжал, то нападение удалось бы, но первый удар всего-навсего слега расцарапал кожу. Охранники, сопровождавшие монаха повсюду, не дали ударить еще раз.
      Посетители редко когда навещали его, только если правительница отдавала приказы. Приходил принц Антор, но только осмотрел комнаты и ушел, не разговаривая. Заглядывали еще какие-то люди — никого из них брат не знал. Его называли Люцием и разговаривали о пустяках: пьесах, которые он никогда не посмотрит, и о людях, о которых он никогда не слышал. Когда все темы для разговоров исчерпывались, разговор переходил на погоду и урожай. В таких случаях Джосан думал, что одиночество на маяке предпочтительнее встреч с лицемерными незнакомцами.
      Все называли его Люцием, и только императрица принцем. Никто не вспоминал его настоящего имени и не напоминал о том, кем он когда-то был. Интересно, через сколько времени монах начнет принимать это имя как собственное.
      Что касается самого принца, то ничего не напоминало о его присутствии после ночи ареста. Возможно, душа заставила себя уйти, и Люция больше не стало.
      Хотя есть вероятность, что его дух по-прежнему удерживается в ловушке тела Джосана и дремлет, как и раньше, в ожидании своего часа. Что же нужно сделать, чтобы снова его воскресить?