Высший Халлак - Грифон торжествует

      Ключ! Казалось, я словно очнулась от глубокого ночного кошмара. Пивор говорил о нем… А мне на ум до сих пор приходили одни лишь простые мысли о замках и дверях — но это было совсем другое! И если я права…
      Я снова прислонилась к стене, готовая сражаться, но уже по-иному — используя свои новые силы. Прижав шар с грифоном к груди, я рискнула осветить пространство перед собой, обратив теперь все внимание только на грифона, на его красные глаза.
      Теперь я не искала Керована — нет. Сейчас на карту была поставлена более важная вещь — мое спасение. Если внутри меня и есть какая-то сила, то воля — моя тренированная воля — должна сосредоточиться на этом ключе!
      — Выход! — не знаю, прошептала ли, прокричала ли я это слово вслух, или оно лишь прозвучало у меня в голове в ответ на отчаянные усилия. — Наружу!
      И медленно, подчиняясь моей воле, новое видение стены стало охватывать меня, точно такой же, к какой я. Прислонялась, с одним только исключением: в ней была дверь, ведущая наружу!
      От шара исходил жар, он весь пылал. Все также я держала его и направляла это тепло в сторону. У меня нет тела, я не чувствую никакой боли, есть только воля — воля, требующая повиновения.
      Наружу! И вновь шар вспыхнул ярким сиянием, испуская передо мной лучи света. Они перемешались, хотя я не меняла положения руки, не катала шар в ладони. А потом они слились в единый луч с жемчужным оттенком — словно встретив на своем пути какую-то материальную преграду.
      Я повернулась в сторону, куда был направлен этот луч, и пошла, сохраняя в памяти картину того, что искала, что должна была найти. Сейчас для меня ничего не существовало, помимо этого луча света. Я бы, наверное, даже набросилась на те создания мрака, окажись они на моем пути.
      Луч изгибался, петлял, пока наконец не вонзился, словно копье, брошенное в цель, но не в стену, а в расщелину, длинную вертикальную трещину. И я последовала вслед за сияющим лучом в тот лаз. Проход был неровным, я часто спотыкалась об отдельные камни и скользкий гравий.
      И как до того у меня устала рука, когда я размахивала поясом-плеткой, так и сейчас воля постепенно начала изменять мне. Луч пульсировал, уже не оставаясь цельным. Узкая расщелина круто понималась вверх, так что мне пришлось взбираться по ней. И при каждом шаге свет слегка тускнел, едва изменялось направление моих мыслей.
      Мне стало казаться, что я никогда не вырвусь из этого ужасного сна, осужденная навечно идти вперед, едва переставляя ноги, спотыкаясь и падая на камни. Я изодрала в кровь пальцы на левой руке, пытаясь держаться за стену, в то время как правая рука совсем уже затекла и потеряла чувствительность, удерживая шар на весу. Свет, исходивший от него, становился все слабее и слабее, и все меньше становилось давление моей воли, вынуждавшей тело продвигаться вперед.
      Теперь сияние грифона едва ли было ярче того, что он испускал в пещере. Я заставляла себя, игнорируя все остальное, карабкаться и карабкаться наверх, куда-то в неизвестность. И наконец до меня, совершенно изнуренной этим бесконечным подъемом, дошло, что я снова иду по ровной поверхности. Вонь, что была внизу, куда-то рассеялась. Я немного приподняла подбородок и глубоко вдохнула. Ну, конечно, мои щеки обдували слабые струйки свежего воздуха!
      Надежда придала мне новые силы. Я бросилась вперед и почти что вывалилась в какое-то новое помещение. Стала озираться, сначала в замешательстве, а потом с растущим удивлением.
      Я по-прежнему находилась под землей, хотя далеко вверху виднелась круглая щелочка неба. В этом я была уверена: темная полоска с белыми крапинками не могла быть ничем иным, кроме как ночным небом и далекими звездами. Однако эта пещера смутно освещалась, хотя здесь не было ни факелов, ни ламп, ни костра. Этот бледный свет исходил от стен.
      Комната, пещера — что бы это ни было — представляла из себя полусферу с ровным полом. Круглые стены повсюду тянулись вверх. Такая совершенная симметрия не могла иметь естественного происхождения.
      Пространство разгораживало огромное число небольших перегородок, хаотически расположенных и образовывавших безумный лабиринт. Я не могла представить, для какой цели могло быть возведено все это столь тщательно созданное переплетение квадратов, треугольников и других странных геометрических фигур. Некоторые были настолько малых размеров, что туда нельзя было лаже поставить ногу, а другие — достаточно широки, чтобы служить проходом, ведущим в никуда.
      Я решила пробираться вдоль внешней стены и таким образом искать выход. Потому что добраться до отверстия наверху явно было за пределами моих возможностей. Должен же иметься где-то тут выход — между лабиринтом и круглыми стенами пещеры.
      И лишь когда я, вытянув руку (которую я так и не опускала для сохранения равновесия, ибо все больше и больше ныли мои ноги от усталости), проникла в это пространство и прикоснулась к стене, то обнаружила, что не такая уж она гладкая, как казалась с виду. На ней имелись многочисленные отпечатки. Приглядевшись более внимательно, я пришла к выводу, что это руны, хотя на каком из забытых языков они вырезаны, оставалось для меня полной загадкой.
      В детстве я часто посещала с теткой Норсдейлское Аббатство, и в его архивах разглядывала манускрипты, где воспроизводились фрагменты надписей из мест, где жили Прежние. И хотя для моего народа это был мертвый язык, которого никто не знал, манускрипты эти бережно сохраняли, поскольку там были помечены места, которые каким-то образом воздействовали на жителей Долин.
      Как же я мечтала прочесть эти надписи! Быть может, единственная необходимая мне информация, — о том, как выбраться отсюда, — как раз и содержалась в тех строчках, по которым я с тоской водила пальцами. Не в силах понять их тайну, я продолжала тем не менее вести рукой по этим забытым посланиям, проходя вдоль стены.
      Так преодолела я добрую треть пути, но нигде впереди пока не виднелось никакой трещины в стене, ничего, что позволило бы мне выбраться наружу, в мир, к небу, которое мучительно дразня, светилось звездами надо мной. А я уже совсем утомилась.
      Наконец ноги мои подкосились, я оперлась об одну из стенок лабиринта и позволила рукам упасть на колени. Мне хотелось пить, и мысли постоянно возвращались к тому водоемчику, обнаруженному в темноте, к его спасительной прохладе. Место, где я сейчас находилась, было стерильным и мертвым. Здесь не было ни воды, ни пищи… Не означало ли это, что я бежала из одной ловушки, чтобы угодить в конце концов в другую?
      Мне не верилось, что еще раз удастся призвать на помощь силу, которая снова оживила бы грифона. Даже теперь, отдыхая, я теряла последние силы, словно, серьезно поранившись, истекала кровью. Точно так же теряла я и уверенность, становилась апатичной, ко всему безразличной.
      Мне никак не удавалось заснуть, но, должно быть, я все же провалилась в какое-то полуобморочное состояние, так как спустя некоторое время, оглядываясь с широко открытыми глазами вокруг, я вдруг поняла, что сероватый свет этого места изменился. Посмотрев наверх, я не увидела над собой светлых точек-звездочек. Скорее, надо мной было покрытое туманной дымкой небо. Там, в том мире, снаружи, наверное, зарождался новый день.
      Картина кусочка неба тупой болью отозвалась во мне. Хотелось взлететь на крыльях туда, ввысь, как грифон, ибо другого способа вырваться отсюда я не видела. Однако эта же картина вырвала меня из состояния безразличия, в котором я пребывала. Каким-то образом мне удалось вскочить и, пошатываясь, встать на ноги. Горло пересохло, я больше не могла терпеть и хотела повернуть и отправиться на поиски бассейна с его божественной водой.
      Однако все-таки нужно было исследовать оставшуюся часть кривой стены, несмотря на всю бессмысленность этого занятия. Я нетвердо повернулась и оглядела всю протяженность стены: ни единой трещины, если не считать той неровной щели, сквозь которую я проникла сюда. С таким трудом проникнуть сюда, преодолев такой путь оказаться так близко к выходу — возвращаться теперь было бы полнейшим идиотизмом.
      Из последних сил вновь начала я свой путь, уже ни на что не надеясь, просто потому что просто не могла сидеть и дожидаться смерти. Надо мной все ярче разгорался лень, лучи солнца, правда, не доходили до низу, и стены этого помещения оставались все такими же серыми. И вдруг справа от меня сверкнула яркая вспышка.
      Края перегородок, находившихся прямо под отверстием этого купола, будто пробудились под лучами дневного света. Эффект был поразительным.
      Я замерла, удивленно взирая на сверкавшие, словно драгоценные камни, искорки красного, золотистого, изумрудного-зеленого, фиолетового, янтарного, голубого цветов, исходившие от камней, которые всего за мгновение до этого выглядели безжизненно тусклыми. Казалось, будто там находится ларец с беспечно рассыпанными драгоценностями, владеть которыми никогда и не грезилось лордам Долин.
      И во вспыхивании этих искорок, как я постепенно начала осознавать, имелся какой-то порядок, создававший определенный узор. В одних местах огни вспыхивали чаще, в некоторых секциях их вообще не было видно. Может быть (как медленно до меня доходила мысль — я слишком устала после всех этих напряженных усилий), если посмотреть сверху, кто-нибудь и смог бы понять, в чем состоит этот узор.
      А нельзя ли, вдруг осенило меня, подняться на одну из Перегородок и попытаться разгадать его и мне, находившейся внизу? Я оперлась спиной об кривую стену — не слишком удобное положение, — чтобы поразмыслить над создавшейся ситуацией.
      Ну и что хорошего может принести мне эта попытка. Еще одну неразрешимую загадку, без какой-либо реальной пользы.
      Свечение усиливалось. Я уже могла заметить тихо поднимавшийся вверх туман, вспыхивавший всеми цветами радуга. Определенно, что-то едва заметное, совсем незначительное уносилось вверх, быть может, более материальное, нежели просто свет.
      Пытаясь уверить себя, что это просто новая загадка, которую мне не разрешить, я начала пробираться от одного огороженного участка к другому, следуя в направлении сверкающей полоски света. Немного не доходя до нее, я вскарабкалась на одну из перегородок, выпрямилась и закачалась, раскинув руки в стороны, чтобы удерживать равновесие.
      Сначала мне показалось, что если там и был какой-то узор, то я просто не взобралась на нужную высоту, чтобы разглядеть его очертания. Однако чем дольше я наблюдала, как один цветовой контур меняется другим или возвращается к сияющим стенам, которые служили ему основанием, тем больше начинала понимать, что я на самом деле видела изображение одного символа, встречавшегося мне и раньше — тщательно прорисованного на пергаментном листе одной из самых древних рукописей в библиотеке Аббатства.
      Общий контур представлял из себя крылатое создание, которое не было ни птицей, ни одним из летающих чудовищ, которые придумывали жители Долин для обозначения своих Домов. Распростертые крылья были голубого цвета, причем одно из них почти достигало стенки, на которую я сейчас взгромоздилась. И это немного приободрило меня: хорошо известно, что места Прежних, в которых были замечены силы Могущества, являются безопасными или по крайней мере не причиняют вреда людям моей расы — если там присутствовали голубые тона. Между крыльями в центре круга располагался круглый шар, сияющий янтарно-золотистым цветом, в то время как спереди и позади него проходили полоски более ярких цветов, отчего казалось, что это существо носит двойную корону по обе стороны оттого, что можно было принять как за голову, не имеющую тела, так и за обезглавленное тело.
      Чем дольше я смотрела на это изображение, тем более ярким оно становилось, пока на него стало просто невозможно смотреть. Я закачалась на своем насесте, сражаясь со слабостью, как будто была поймана в сети каких-то сильных чар, потому как не могла заставить себя спрыгнуть и покинуть это место.
      Я обхватила руками шар с грифоном, может быть, ожидая, что он вспыхнет пламенем, собирая энергию оттуда, куда был направлен мой взгляд. Наверное, я была слишком истощена, слишком много сил затратила в пещере, потому что он никак не оживал.
      Но если я и была околдована, то эти чары не только держали меня, но и внезапно вынудили к движению. Тем не менее мое продвижение к центру не было прямым, скорее это выглядело так, будто кто-то другой управлял им. Но почему-то это не казалось мне странным. Да и страх отсутствовал.
      Мой путь в этом лабиринте из одной клетушки в другую был весьма запутанным, иногда я кружила и даже, сделав шаг, тут же возвращалась назад, а потом, через несколько шагов, двигалась по ломаной линии. Кажется, я беззаботно рассмеялась, когда мне в голову пришло, что стороннему наблюдателю могло бы показаться, что я выделываю па какого-то танца, как когда-то на вечеринках и празднествах в замках Долины.
      Назад, вперед, вбок, снова прямо — так я и шла. Порою ступни едва протискивались в промежутки между этими Перегородками. Но в любом случае всему на свете приходит конец, и вот я наконец зашагала вдоль последней невысокой стенки, подходя к золотистому центру этого помещения, не понимая однако, почему же для меня так важно оказаться здесь.
      Устремлявшийся сверху свет покрылся туманной дымкой, словно передо мною вырос занавес, сквозь который я не могла ничего увидеть. Но я даже не пошевелилась, чтобы коснуться его — я достигла места, куда меня тянуло, и дальше уже некуда было идти.
      Страшная усталость навалилась на меня сейчас, как душевная, так и телесная. Колени мои подгибались подо мною. Я испытывала жажду и страшилась будущего. Здесь наступит мой конец и бессмысленно надеяться на возвращение к людям.
      Я отрешенно кружилась вокруг этих золотистых стенок. Мелькнула какая-то тупая мысль — и исчез страх вместе с остатками изумления, не осталось даже воспоминаний. В каком-то сонном оцепенении смотрела я, ничему больше не удивляясь, как этот золотистый цвет все мутнел и мутнел.
      Теперь я не могла видеть даже ту невысокую стену, от которой не ходил этот свет. Вот он стал вращаться, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. От этого вращения у меня закружилась голова, и я закрыла глаза.
      А затем я ощутила холод, абсолютный холод, такой колючий, что закричала от первого же его прикосновения ко мне. После этого я оказалась целиком во власти непередаваемого ужаса от того, что попала куда-то… куда бы никто из людей не рискнул отправиться. Мне казалось, что меня несет, тащит, швыряет. Ужас этого места охватил всю мою сущность, вытесняя мое «я», которое соскользнуло в спасительную темноту…
      Я открыла глаза. Занавес золотистого света, что окружал меня, пропал. Вокруг сияла солнце, заливая все вокруг своими лучами, да так, что тело мое под кольчугой начало обильно потеть.
      Но лучи эти падали не через отверстие наверху того круглого помещения, в котором я уснула. Я больше не находилась в нем — я снова лежала на открытом воздухе! Уж не сплю ли я? Резко ущипнув себя за руку для проверки, я ощутила только боль: и ничего не изменилось. Здесь не было каменных стен — лишь росли трава да кусты. Невдалеке на ветках расселись птицы, нетерпеливо поклевывая немногочисленные ярко-красные ягодки и ветхи раскачивались под ними
      Очень медленно, все еще боясь, что разрушу эти чары — наверняка добрые, а не злые, — я повернула голову. Нет эта местность отнюдь не была пустынной. Здесь были стены — или их остатки. Они стояли чуть подальше, и было ясно, что они уже изрядно разрушены временем. Меж камней обильно пробивался мох. А на верхушке одной квадратной башни, месте, где когда-то, возможно, возвышалось знамя какого-нибудь лорда, теперь росло небольшое деревце.
      Как я очутилась здесь? Но не это беспокоило меня.
      Мои мысли занимали ягоды. Я сразу же узнала их. Разве не их я собирала много раз, заготовляя на зиму? Хотя на вид они и не казались такими сочными и крупными, как в Долинах. Но с каким наслаждением я буду есть эти сладкие, хотя и слегка кисловатого привкуса ягоды! И я поползла в сторону этих кустов, не уверенная, что мне хватит сил дойти пешком.
      Птицы сорвались с веток, издавая гневные крики, когда я прервала их пиршество. Сорвав первую пригоршню, я отправила ягоды в рот, чувствуя, как исчезает жажда и голод. И принялась уплетать их за обе щеки, позабыв обо всем на свете, утратив какую-либо осторожность. В конце концов, если это все-таки сон, то он у меня первый, где бы я пировала с таким наслаждением.
      И только утолив голод и жажду, я занялась изучением окрестностей. Кусты, с которых я срывала ягоды, росли в определенном порядке (к тому времени я уже закончила обрывать третий), и хотя теперь они сильно разрослись, но между ними пока сохранялось одинаковое расстояние — и это было еще заметно.
      А дальше тянулось несколько похожих полос деревьев. Подойдя поближе, я признала в них еще один вид фруктовых деревьев, хотя их плоды только начали созревать. Такие тоже имелись в Долинах, их охраняли и заботливо выращивали.
      Итак, я попала в место, которое определенно некогда было садом. Теперь я пристально разглядывала стены и башню — когда-то они были частью замка. Удивительно, но наевшись досыта, я оставила это занятие и обратила свои мысли на разгадку своего появления в этом месте.
      Вот на том месте я проснулась. Вот эта каменная плита, поросшая мхом во многих местах. Трава там лежала рваными клочьями, будто я, очутившись здесь, принялась в ярости срывать эту мягкую зеленую массу. Встав на колени, я сорвала еще немного мха. И справа оттого места, где покоилась моя голова, заметила высеченное изображение того самого шара с распростертыми крыльями.
      Усевшись рядом, я попыталась все логически обдумать. Я заснула или потеряла сознание, находясь в помещении глубоко под землей, среди пространственного представления этого существа, символ которого был высечен здесь. А затем… Сколько же времени прошло?
      Я посмотрела на небо. Судя по тому, что солнце уже клонилось к западу, день подходил к концу. Но тот ли это день? Или, может, другой? А, быть может, я проспала еще больше? Узнать было невозможно.
      Единственное, в чем я была уверена наверняка, — так это что меня переправили из пещеры сюда, спасая мне жизнь. Я не могла точно сказать, было ли это преднамеренное действие со стороны какого-то могущественного и неизвестного мне разума, или же я просто наткнулась на какой-то процесс, задействованный автоматически, как если бы он включился для любого, кому посчастливилось бы пройти ловушку того древнего заклятия.
      Мне больше нравилось именно последнее предположение, возможно, потому что оно было более утешительным. А от мысли, что за мной наблюдают и перенесли сюда по желанию кого-то из Прежних, меня пробрала дрожь, несмотря на жаркую погоду.
      Ну и ладно — теперь это не имело никакого значения — ведь я уже была за пределами той темной пещеры. Только вот где? И далеко ли от того места, где меня затянуло под землю? Я была уверена, что сама Пустыня не станет моим надежным охранником, у меня не осталось оружия, я была одна, без лошадей и провизии, в незнакомой местности, без проводника. Этого было вполне достаточно, чтобы пасть духом. Я могла полагаться только на свой разум. Неумолимо приближалась ночь, и я вовсе не хотела, чтобы, пользуясь ее наступлением, на этой открытой местности меня схватили бы какие-нибудь рыскающие по холмам твари.
      Укрытие, конечно, нужно искать в руинах. Возможно там, за их стенами, мне удастся найти какое-нибудь укромное место, чтобы провести в этом прибежище ночь. Ближайшая ко мне стена имела проломы во многих местах, так что можно было не искать ворот. Сквозь один из них я и проникла внутрь, во двор. И сразу увидела пустую оконную раму и полусгнившие двери. Там имелось множество темных щелей, через которые можно будет скрытно следить за окрестностями. И в этом саду были птицы, а я помнила, с каким недовернем отнеслась Элис к лесу, где они отсутствовали.
      Возможно, их привлекало здесь изобилие ягод. На том месте, что, наверное, раньше являлось огромным залом, теперь рос плющ, оттуда доносился непрекращающийся гомон, указывавший на то, что там устроено гнездовье птиц.
      Я не слышала ни топота ног, ни шелеста опавших листьев, и медленно повернулась, чтобы внимательнее осмотреть эти развалины, когда увидела, что за мной самой наблюдают.
      Около сгнившей двери сидела кошка, но не той породы, которую мы, люди Долин, ценим за их помощь в уничтожении крыс и мышей, пожирающих запасы зерна. Нет — она была почти в полтора раза больше наших полосатых кошек, с желтовато-коричневым мехом и как бы клеймом в виде буквы V, впечатанном в лоб. Похожая отметина красовалась и на груди.
      На расстоянии руки от первой сидела вторая кошка той же породы, чуть поменьше, более гибкая, но той же окраски и с таким же клеймом. Птицы, должно быть не обращали на них никакого внимания, хотя, казалось бы, они должны были быть их естественными врагами. Но птицы лишь проносились над головами кошек по каким-то своим делам.
      Кроме кошек здесь присутствовал и еще кто-то. Перед второй дверью присел на задние лапы небольших размеров медведь. Увидев его рыжевато-бурую тушу, я неподвижно замерла, а после инстинктивно стала искать оружие, которого у меня давно уже не было.
      Конечно, размерами он не отличался. Но даже если это медвежонок, то где-то поблизости должна бродить его мамаша, и тогда, возможно, я угодила в новую ловушку, еще более опасную, чем та, когда меня засосало под землю, но из которой мне удалось выбраться. Слишком уж хорошо мне были известны рассказы охотников про медведей. Самым страшным, что только можно обнаружить в Долинах, были разъяренные медведицы, посчитавшие, что их чаду угрожает опасность.
      В то время как кошки изучали меня немигающим взглядом, с каким существа их рода взирают на людей, тем самым подчеркивая еще больше пропасть между нами, медведь удостоил меня лишь краткого осмотра. Он поймал муху, а затем деловито принялся скрести лапой с длинными когтями по округлому животу. Это несколько успокоило меня, и я рискнула вобрать в себя воздух, так как от вида такого зверя у меня помимо воли перехватило дыхание.
      Я была слишком осторожна, чтобы сразу пытаться пошевелиться, но теперь я рискнула попятиться назад к пролому, через который я и проникла во двор замка. Конечно, мне, непрошенному гостю, лучше уйти. От всей души я надеялась, что мне дозволят это сделать.
      «Самка… очень молодая… и очень глупая…»
      Я приостановилась, озираясь в замешательстве. Здесь совсем некому было это говорить! Раздавались лишь крики и щебетанье птиц. Никто не говорил. Но… Ведь я каким-то образом это услышала, и кто же это мог отозваться обо мне с таким пренебрежением? Ибо я была уверена, что слова относились именно ко мне. Я неуверенно дотронулась до пряжки пояса, готовая еще раз использовать его в качестве оружия. Только… Кто же был теперь моим врагом?
      «Все были когда-то молоды. И на самом деле она не глупая, как мне кажется, — просто неопытная. А это совсем другое дело».
      В горле моем возник комок, волосы встали дыбом, а на голове не оказалось шлема, чтобы удержать их на месте. Я приподняла левую руку, чтобы привести волосы в порядок, хотя тем самым могла привлечь к себе внимание кошек и медведя. Здесь прятался, можно было поклясться в этом, еще кто-то, помимо птиц. Их я во внимание не принимала.
      Меньшая кошка неторопливо поднялась и направилась ко мне. Я стояла на земле, руки свисали по бокам. Кошка приблизилась ко мне совсем близко, а потом приняла ту же величественную позу, что и ее спутник, причем кончик хвоста ее раскачивался над передними лапами. Она посмотрела на меня немигающими желтыми глазами, поймала мой взгляд… и стала удерживать его. Теперь я поняла!
      — Кто… или что вы? — чтобы задать этот вопрос, мне пришлось провести языком по губам и напрячь все силы. Голос мой эхом отозвался от разрушенных стен и показался далеким и дрожащим.
      Ответа не последовало. И все же я была уверена в своей правоте. Со мной говорило именно это животное — или вторая кошка. Одна из них с презрением отозвалась обо мне, другая же отвечала с большой терпимостью. И я слышала их разговор — в своем сознании!

Глава 10
КЕРОВАН

      Погрузившись в собственные мысли и пытаясь найти решение, мы вместе с Джервоном молча стреножили лошадей после того, как они напились, чтобы они спокойно могли пощипать травку в темноте ночи. Когда взошла луна, я некоторое время смотрел на нее и вспоминал тот серебристый цвет чаши… чаши, которая казалось, была вырезана прямо из этого безупречного лунного диска. Сегодня ночью звезды сияли необычно ярко, вспыхивая жемчужной россыпью в безоблачном небе.
      Дальше за этой долиной тянулась земля, на которой ничего не росло, если не считать темных групп деревьев и кустарников, встречавшихся то тут, то там. В Долинах я привык к гребням холмов, которые создают прикрытие. Здесь же, охваченный внезапным импульсом, я вскарабкался по краю расщелины наверх и постоял там, наблюдая, как тени становятся все темнее и длиннее, пока все не исчезло в непроглядном мраке. Небо еще слегка светилось, чистое и безоблачное — но местность эта была неизвестная, здесь не было легких дорог для таких, как мы. Поднявшийся ночной ветерок начал обдувать меня. Я снял шлем, так что ветер теребил мои волосы, высушив пот, собравшийся под шлемом, давая прохладу — возможно, даже большую, чем мне хотелось. Здесь преобладали серебристые и черные оттенки… серебристые сверху, а черные — внизу. И темнее всего — именно там, где мы разбили лагерь.
      Внутри меня что-то пробудилось, шевельнулось, словно после глубокого долгого сна, а затем ушло, прежде чем я смог понять, что это такое. Воспоминание? Нет. Раньше я уже дважды пересекал Пустыню, но никогда — в этом направлении. Я просто не мог знать эту землю, раскинувшуюся передо мной. И все же…
      Я покачал головой, чтобы избавиться от этих нелепых фантазий. Нужно сосредоточиться на выполнении четкой цели, что было для меня самым важным на свете, — найти Джойсан. Хотя каким образом… Неохотно я возвратился в наш лагерь, где не горел костер. И подошел к своим спутникам.
      — Ее нужно найти, — мрачно сказал я. — И поскольку я потерял своих коней, то возьму ее лошадь.
      — Мы отправляемся утром, — ответил мне Джервон тоном человека, говорящего очевидные вещи.
      — Поезжайте с миром. Примите мою искреннюю благодарность за свою службу моей леди.
      — Ты не понял, — раздался голос Элис в мраке ночи, скрывавшем ее лицо. — Мы отправляемся вместе с тобой.
      На мгновение напряжение охватило все мое тело, настолько ощущал я себя виноватым. Потому что именно из-за меня Джойсан оказалась в этой ужасной беде, и зачем теперь было еще и этим двоим рисковать своими жизнями ради меня? Я даже захотел, чтобы меня охватил гнев, для того, чтобы направить его на них, потому что сам сгорал от этого внутреннего огня.
      А затем Мудрая Женщина добавила:
      — Ее путь — это и наш путь… путь свободного выбора. Мы не собираемся сворачивать с него теперь, когда она в беде. Если ты решишь отправиться без нас, что ж, это твое желание. Но мы все равно поедем.
      Как же Джойсан сумела так привязать к себе этих двоих? Или же — гнев мой сменился подозрением — это и в самом деле были люди Имгри, посланные вслед за мной и готовые прервать мою дорогу, если им предоставится такая возможность? Вполне возможно. Но ведь я могу наблюдать и ждать, любезничать и благодарить, и по-прежнему кати своим путем. Если только…
      У этой Элис было Могущество, и с его помощью можно было связаться с моей леди. Я не мог пренебречь такой возможностью, даже самой маленькой, и отказаться от проводника.
      — Вы говорите так, — сказал я, — словно знаете, куда идти. Как же такое может быть? — но несмотря на все попытки замаскировать свои чувства, какая-то горячечность промелькнула в моем голосе. Может, я в какой-то степени ревную к этим друзьям моей леди? Я крепко прижал кулаки к бокам, и ногти вонзились в мягкую плоть ладоней.
      — Мне ничего не известно о фасах… если не считать того, что это их земля. Но…
      И тут я вспомнил! Клянусь Теплом Пламени и Сиянием Зачарованного Меча Гондера, в тот момент я вспомнил!
      — Горы! Повелитель Всадников-Оборотней сказал, что их логовища находятся в горах! — я резко повернулся, но даже в этом ярком лунном свете не мог сейчас разглядеть во мраке далеких отрогов гор.
      — Так, значит, отправляемся в горы! — заметил Джервон, как будто ему предстояла поездка на рынок за покупкой шерсти, хотя я был уверен, что он совсем не настолько прагматичен, как хотел показаться.
      Да, теперь я уже не мог, ради Джойсан, отказаться от любого предложения помощи. Я должен был принять его и быть благодарным — искренне благодарным за то, что оно было мне сделано.
      Мне казалось, что я не смогу уснуть, что я должен лечь и слишком многое припомнить… и еще больше испугаться. Однако иногда тело берет верх над сознанием. Я заметил, что мои веки отяжелели и…
      Нет… Это был не сон. Или же… Нет! Это было ни видением… ни колдовством, которым Элис могла попытаться освободить меня от тяжкого внутреннего бремени. Я сидел, полуобхватив руками голову. Меня окружали звезды, луна и мрак. Я мог слышать хруст, производимый лошадью, которая пощипывала траву не слишком далеко от меня.
      — Джойсан! — я вскочил на ноги, сделал, шатаясь, один-два шага… мои руки вытянулись в надежде схватить что-то… кого-то… но тщетно. — Джойсан…
      Она была там или тут, или же…
      Я в замешательстве потер лоб. Из темноты до меня донеслось какое-то движение, колыхание воздуха.
      — Джойсан!
      — Нет.
      Одно лишь слово. Но и этого было достаточно, чтобы я пустился в объяснение.
      — Я… я видел ее, — тут я запнулся. — Она была там, говорю вам!
      — Его околдовали? — во мраке ночи раздался низкий голос Джервона. А затем — ответ от Мудрой Женщины.
      — Это невозможно — пока у него есть телохранитель.
      И на браслете у моего запястья вспыхнул холодный голубой свет. Конечно, это не было колдовством! Я видел Джойсан — она стояла с непокрытой головой, волосы перепачканы землей, как и лицо. В глазах застыло изумление, а между нами — грифон! Я видел ее.
      Я, должно быть, рассказал это, потому что Элис попросила меня повторить все, что я мог вспомнить.