Эмма Харт (№2) - Удержать мечту. Книга 2

Пола с любопытством взглянула на него.

– Сомневаюсь, чтобы, учитывая все обстоятельства, он стал навязывать свои взгляды на то, как следует организовать похороны его матери. Нет, он не осмелится.

Уинстон поморщился:

– Такой, как он, может все. Но ее письмо ставит все точки над «i». И можешь не сомневаться, похороны бабушки пройдут именно так, как она завещала, – воскликнула Пола.

Уинстон удовлетворенно кивнул:

– А что сказал доктор Хэдли, осмотрев Эмму?

– Сердечная недостаточность, – вступила в разговор Эмили. – Бедное старое сердце бабушки просто не выдержало и перестало биться, – всхлипнула она.

Уинстон затянулся сигаретой и отвернулся. Его глаза вмиг наполнились слезами. С дрожью в голосе он заметил:

– Дедушка Уинстон часто повторял, что у его сестры сердце большое, как мельничный жернов. И так оно и было. – Он тихо вздохнул. – По крайней мере, она умерла спокойно и легко. Нам следует быть за это благодарными. – Он вновь посмотрел на Полу. – Когда состоятся похороны? Ты уже решила?

– Боюсь, никак не раньше вторника. В основном потому, что иначе Филип не успеет приехать из Австралии. К счастью, когда я позвонила ему, он оказался в Сиднее, а не на овечьем ранчо в Кунэмбле. Фил сказал, что вылетает завтра рано утром. Он арендует частный самолет. На его взгляд, так быстрее, чем обычным рейсом. Я также говорила с моей мамой. Естественно, она в таком же горе, как и все мы, и хочет вернуться домой как можно быстрее. Поэтому она, мой отец и Джим вылетают из Ниццы в Манчестер завтра утром. Александр и Мэгги прибудут тогда же.

– Я звонила маме в Париж, – вставила Эмили. – Сказала, что ей не стоит приезжать раньше воскресенья или даже понедельника. Еще я разговаривала с Робином и Китом. Они здесь, в Йоркшире, поэтому с ними проблем не возникнет. Нам удалось связаться со всеми, включая и Джонатана. А как у тебя, Уинстон?

– Я застал отца в отеле в Лондоне. Утром он отправляется сюда на поезде. Вивьен в Миддлхэме, разумеется Салли и Энтони оба в Клонлуглине. Но тетя Эдвина в Дублине. Энтони пообещал мне связаться с ней попозже сегодня вечером. Они все прилетят в воскресенье. У тебя наберется полный дом народа, Пола.

– Знаю.

– Я полагаю, нам с Эмили надо на несколько дней перебраться сюда, – задумчиво произнес Уинстон. – Как ты…

– Отличная мысль, – перебила его Пола.

Уинстон откашлялся и внезапно севшим голосом спросил:

– Когда ее тело… я хотел сказать, когда тетю Эмму привезут в Пеннистоун-ройял?

Пола заморгала, отгоняя слезы.

– Завтра днем. Завтра утром первым делом я отвезу в ритуальную контору то платье, которое она выбрала для своих похорон. – Пола отвернулась и кончиками пальцев вытерла слезинки. После секундной паузы она продолжила: – Мы с Эмили не захотели оставлять ее там одну на несколько дней. Пусть это глупо, но мы не хотим… чтобы она скучала в одиночестве, без нас. Так что ее гроб привезут сюда, в ее дом, в то место на Земле, которое она любила больше всего на свете. Мы решили установить гроб в Каменном зале. Она так его любила. – Ее голос сорвался.

– Ты не представляешь, какой дурак этот похоронных дел мастер, – сердито подхватила Эмили. – Вот бюрократ! Он даже пытался спорить с нами, когда мы настаивали на том, чтобы сопровождать бабушку в… ну, к нему.

– Знаю, знаю, дорогая, – сочувственно отозвался Уинстон. – В таких делах всегда полно глупой волокиты и идиотских правил. Но главное – вы все-таки добились своего.

– Ну, еще бы, – подтвердила Пола. – Кстати, Эмили поймала Мерри, когда та уже выходила из конторы, направляясь сюда на обед, и она поехала сообщить дяде Брайану об Эмме. Судя по всему, он так огорчился, что ей пришлось отвезти его к нему домой в Уэзерби.

– Не сомневаюсь в глубине его скорби, – ответил Уинстон. – В детстве тетя Эмма заменила ему мать.

– Мерри потом перезвонила нам в контору, – сказала Эмили. – О'Нилы выезжают сюда около девяти часов.

– Кстати, я пытался связаться с Шейном. Он сегодня должен вернуться из Испании. – Уинстон пристально посмотрел на Полу. – Но когда я позвонил в его лондонский офис без четверти семь, никто не снял трубку. Наверное, я его не застал…

– А я застала, – перебила его Пола. – В шесть. Он как раз приехал из аэропорта. Сейчас он едет на машине в Йоркшир. Он прибудет прямо сюда около одиннадцати.

Раздался стук в дверь, и в гостиную вошла Хильда.

– Простите, мисс Пола, но я уже приготовила на сегодняшний вечер обычные холодные закуски, как всегда, по пятницам. Ну, еще пока вы мне не позвонили… – Экономка запнулась и прикрыла рот рукой. Затем она восстановила дыхание и срывающимся голосом закончила: —…и не сказали о смерти миссис Харт. – Она беспомощно уставилась на Полу, не в силах вымолвить больше ни слова.

– Прости, Хильда, но мне не хочется есть. – Пола взглянула на Эмили с Уинстоном. – А вы? – Оба отрицательно покачали головами. – Пожалуй, сегодня мы обойдемся без обеда. Но все равно спасибо, Хильда.

– О, я все прекрасно понимаю, мисс Пола. – Хильда обвела всех грустным взглядом. – Честно говоря, кусок в горло не лезет, – прошептала она и удалилась.

– Наша Хильда, как всегда, сама искренность, – заметил Уинстон. Он встал, подошел к буфету и налил себе еще порцию виски с содовой. Затем резко обернулся, поглядел сначала на жену, затем на Полу и задумчиво протянул: – Мои слова могут показаться странными, даже противоестественными, но теперь, после смерти тети Эммы, я ощущаю ее присутствие даже острее, чем раньше. И только потому, что я сейчас нахожусь здесь, в ее любимой комнате. Она… ну, она просто рядом со мной.

Эмили усердно закивала головой:

– В твоих словах нет ничего противоестественного. Только сегодня вечером, по пути сюда, мы с Полой говорили о том же.

Некоторое время Пола молча сидела в задумчивости, затем тихо произнесла:

– Мы все чувствуем ее присутствие потому, что она действительно с нами, Уинстон. Она здесь – всюду. И внутри нас тоже Она вылепила нас и дала нам столько своего, что все мы полны ею. – Милая и теплая улыбка вдруг озарила ее усталое лицо. – До конца наших дней бабушка останется с каждым из нас. Поэтому в каком-то смысле она никогда не умрет окончательно. Благодаря нам Эмма Харт останется жить вечно.

Похороны Эммы Харт, в соответствии с ее последней волей, состоялись в Рипонском соборе. Они начались в час дня в первый вторник после ее смерти.

На похоронах присутствовали все члены ее семьи, друзья, коллеги, сотрудники и большая часть жителей деревни Пеннистоун-ройял, где она провела более тридцати лет своей жизни. Собор оказался забит до отказа, и если среди собравшихся и нашлось несколько человек, не проливших ни слезинки, то они затерялись среди множества искренне горевавших и плакавших.

Шесть человек, назначенных ею самой, пронесли гроб к алтарю. Трое из них – ее внуки, Филип Макгилл-Эмори, Александр Баркстоун и Энтони Стэндиш, герцог Дунвейл, а другие трое – внучатый племянник Уинстон Харт, а также Шейн О'Нил и Майкл Каллински, внуки двух лучших друзей ее юности.

Хотя гроб весил немного, шесть молодых людей шли медленным, скорбным шагом в такт звукам органа, заполонившим помещение древнего собора. Наконец они остановились перед величественным алтарем, где и поставили гроб Эммы посреди множества букетов и венков. Центральная же часть алтаря, где стоял гроб, была залита светом, исходившим от бесчисленных мерцающих свечей и солнечных лучей, пробивавшихся сквозь разноцветные витражи собора.

Члены семьи заняли все передние скамьи. Пола сидела между Джимом и своей матерью. Ее отец расположился по другую руку от Дэзи. Справа от него сидела Эмили и утешала Аманду и Франческу, беспрерывно рыдавших в свои насквозь промокшие носовые платки. Хотя Эмили переживала не меньше, чем ее сестры, ей все же удавалось держать себя в руках, да еще и находить слова поддержки для безутешных девочек.

Когда шестеро молодых людей заняли свои места на скамьях, преподобный Эдвин Легрис начал короткую службу. Он нашел красноречивые и задушевные слова об Эмме, а когда через десять минут сошел с кафедры, его место занял племянник Эммы Рэндольф Харт.

Рэндольф произнес надгробную речь. Иногда его громкий голос срывался под грузом эмоций, и он не мог закончить несколько предложений, когда его горе и чувство потери прорывались наружу. Его слова о покойной тетке, очень простые и любящие, шли от самого сердца, и в них звучало искреннее чувство. Он говорил об Эмме только как о человеке, ни словом не обмолвившись о ее деловой карьере, выведшей ее в число самых богатых людей мира. Вместо этого он воспел щедрость ее духа, доброту ее натуры, все понимающее сердце, ее верность друзьям и родственникам, добрые дела, замечательный характер и сильную, непоколебимую волю.

После надгробного слова, прозвучавшего под аккомпанемент рыданий, встали на ноги участники хора Рипонского собора и великолепно исполнили гимн «Вперед, воины Христа» – один из тех двух гимнов, которые Эмма выучила еще в детстве и попросила спеть сегодня.

Когда хористы снова уселись, в соборе наступила абсолютная тишина.

Пола склонила голову и крепко зажмурилась, но слезы все равно просочились из-под ресниц и упали на ее крепко сжатые руки. Тишина и покой, воцарившиеся в соборе, умиротворяюще действовали на всех. Но иногда молчание прерывалось приглушенным рыданием, всхлипыванием или сдерживаемым кашлем.

А затем, внезапно, ввысь взлетел его голос, такой сильный, чистый и ясный, что Поле на миг показалось, будто ее сердце вот-вот разорвется. Она знала, что Шейн должен спеть «Иерусалим», – таково было одно из последних пожеланий Эммы, – но тем не менее она вздрогнула. Девушка поднесла платок к лицу, не представляя, как ей пережить эту часть службы.

Шейн О'Нил в одиночестве стоял в дальнем углу собора и без аккомпанемента пел старинный гимн Уильяма Блейка. Его богатый баритон эхом отдавался по всей церкви.

Когда он закончил первый куплет и начал второй, на Полу внезапно нашло ощущение умиротворенности и облегчения. Слова гимна переворачивали всю ее душу.

Дайте мне Лук из горящего злата,

Стрелы желанья, летите, звеня,

Дайте Копье, о тучи Расплаты!

Ко мне, Колесница Огня!

Мой Разум в боях будет неутомим,

Мой Меч не заснет в руках,

Пока не построим мы Иерусалим

На английских зеленых лугах.[4]

Голос Шейна затих, и Пола неожиданно осознала значение и важность ритуала и церемонии похорон. Ведь они помогали ей справиться с горем. Молитвы, пусть и короткие, хористы, а затем мелодичное пение Шейна, море цветов и необычайная красота древнего собора в какой-то степени облегчили испытываемую невыразимую боль. Вдруг она подумала: когда горе можно вот так разделить с другими, груз потери становится немного легче. Она знала, что служба получилась все-таки не такой скромной, как хотела ее бабушка, но она чувствовала, как отлегло от сердца у тех, кто искренне любил Эмму и оплакивал ее от всей души. «Мы отдаем ей должное, устраиваем ей великолепные проводы в день, когда она расстается с земной жизнью, – подумала Пола – Таким вот образом мы продемонстрировали при прощании нашу любовь». Пола вскинула голову, почувствовав, как новая сила переполняет ее.

В тот же момент она обратила внимание, как сильно переживает ее мать. Дэзи неудержимо рыдала на плече Дэвида. Пола положила ладонь на руку матери и прошептала:

– Ничего, мама. Попытайся найти утешение в мысля о том, что она наконец успокоилась с миром. Сейчас она присоединилась к твоему отцу, к Полу, и они будут вместе навсегда, навечно.

– Да, – всхлипнула Дэзи. – Знаю, милая, знаю. Но мне так будет ее не хватать. Лучше ее никого не было. На всем белом свете.

Снова зазвучал орган. Музыка достигла наивысшей точки, когда шестеро молодых людей подняли гроб, вынесли его из Рипонского собора. Ближайшие родственники Эммы последовали за гробом и молча наблюдали, как его ставят на катафалк и осыпают морем цветов, прежде чем покойная отправится в свой последний путь.

Пола заметила, что Эдвина так же безутешна и подавлена, как и Дэзи. Повинуясь безотчетному импульсу, она подошла к своей тетке и пожала ей руку.

– Я так рада, что ты помирилась с бабушкой, – с дрожью в голосе прошептала Пола. – Искренне рада, тетя Эдвина.

Та повернулась к племяннице. Ее светло-серые глаза блестели от слез.

– Слишком поздно. Мне следовало сделать это много лет назад. Я была неправа. Так неправа, Пола, дорогая!

– Она все понимала, – ответила Пола. – Она всегда все понимала. Вот в чем величие Эммы Харт. И она так радовалась, что вы с ней снова стали друзьями – просто торжествовала, если хочешь знать правду.

– Это немного облегчит мою боль, – мягко произнесла Эдвина. – И мы с тобой, Пола, тоже должны подружиться. Ты можешь простить меня?

– Да, – просто отозвалась та, наклонилась и поцеловала Эдвину в щеку.

Длинная вереница машин вслед за погребальным кортежем покинула Рипон и направилась в Хэрроугейт. Вскоре позади остались буколические пейзажи Дейлса, затем городские кварталы Лидса – центра империи Эммы – и, наконец, мрачные промышленные районы Западного Райдинга. В конце концов, колонна вышла на вьющуюся посреди вересковых пустошей дорогу, пересекавшую цепь больших Пеннистоунских холмов.

В тот солнечный сентябрьский день сумрачные безлюдныe йоркширские пустоши утратили свой безрадостный и печальный вид. Суровые и угрюмые почти круглый год, сейчас они казались величественными и прекрасными. И как всегда в конце лета, дикие пустоши расцвели пурпурными и алыми пятнами вереска. Словно кто-то развернул на земле роскошный ковер, и теперь цветы легко раскачивались под нежным ветерком. А высоко над головами простиралось бескрайнее небо, голубое, как лепестки вероники, яркое и необычно чистое, каким оно бывает только на севере Англии. В воздухе разливались свежесть. Жаворонки и коноплянки резвились и кувыркались под облаками, и шелест их крыльев и звонкое щебетание наполняли жизнью царившую вокруг тишину. Тонкий аромат колокольчиков и вереска разливался в прозрачном воздухе.

Наконец кортеж начал спускаться, оставив пустоши позади, и через несколько часов после отъезда из Рипона медленно въехал в деревушку Фарли. Там катафалк остановился перед живописной нормандской церковью, где восемьдесят один год назад крестили Эмму.

Шесть молодых мужчин, представители трех семейств, в последний раз водрузили на плечи гроб. Медленным и осторожным шагом они пронесли его в покойницкую при кладбище, где их уже ждал викарий, преподобный Хантли.

Вдоль каменных стен кладбища, под гнущимися от ветра деревьями и по извилистым кладбищенским дорожкам стояли жители деревни. Они молчали с печальным видом – мужчины с кепками в руках, женщины и дети с букетами полевых цветов и вереска, и все со склоненными головами. Многие плакали. Они с чистой душой пришли оказать последние почести, сказать последнее «прости» этой женщине, родившейся среди них и поднявшейся до невероятных высот, но так никогда и не забывшей о своих корнях.

После короткой церемонии под безбрежным сияющим небом, которое Эмма Харт считала ни с чем не сравнимым, ее опустили в гостеприимную землю, так давно упокоившую тех, кого она любила. Ее похоронили между могилами ее матери и Уинстона, а над местом ее последнего пристанища простирались вересковые пустоши, по которым она так любила бродить в детстве и где никогда не ощущала одиночества.

III

ЧАСТЬ

ВЛАДЫЧИЦА

Не тщись догадаться, что день наступающий

в дом твой приносит,

И успокойся, прожив этот день, тебе данный Фортуной.

Гораций

Глава 44

– Все-таки чувствую какой-то подвох, – пробормотал Александр, меривший шагами лондонский кабинет Полы.

– И я тоже, – призналась она, не сводя с него глаз, пока он курсировал между камином и ее столом. – Но одних подозрений недостаточно. Нам требуются хоть какие-нибудь конкретные доказательства, чтобы предпринять что-нибудь против Джонатана. И, может, против Сары тоже. Я все еще не до конца убеждена в ее предательстве.

– Как и я. Но ты совершенно права – нам необходимо уличить их. А до тех пор у нас связаны руки. – Александр с задумчивым видом провел ладонью по подбородку. Затем он остановился напротив ее стола и устремил взгляд на кузину. – У меня такое чувство, что доказательства буквально обрушатся на нас в самом недалеком будущем. – Он покачал головой. – А я, говоря словами бабушки, не любитель неприятных сюрпризов.

– Кто же их любит? – вздохнула Пола. Чувство беспокойства нарастало в ней с каждой минутой. Она знала Александра как очень сдержанного человека, вовсе не склонного к преувеличениям и полетам фантазии. Кроме того, ее бабушка до самой своей смерти пять недель назад ни секунды не сомневалась в двуличии Джонатана Эйнсли. Но, как и ее внукам, Эмме не доставало доказательств. Пола поудобнее устроилась в кресле и сказала:

– Что бы он там ни делал, бесспорно, он очень осторожен, ибо ревизия его бумаг ничего не вскрыла.

– Естественно. Он всю жизнь отличался редкостной изворотливостью. Он даже подушке не доверит своих планов. И с годами наш родственничек не становится лучше – Александр огорченно уставился на кузину. – Дон Литлтон уже твердо решил, что я спятил. Я раз десять заставлял его проверять отчетность Джонатана. – Он безнадежно пожал плечами. – Дон и два других бухгалтера из его фирмы буквально под микроскопом исследовали деятельность отделения по торговле недвижимостью. Они перелопатили все, что вызывало хоть малейшие подозрения. Все деньги на месте.

Пола подперла голову руками.

– Он не такой дурак, чтобы воровать. Это весьма толковый пройдоха. Джонатан постарается получше замести свои следы, куда бы они ни вели. Хорошо бы придумать какой-нибудь трюк, чтобы заставить его раскрыть карты… – Пола не договорила, целиком уйдя в обдумывание только что высказанной идеи.

Ее брат Филип сидел на диване у противоположной стены и вот уже пятнадцать минут, не говоря ни слова, внимательно слушал. Наконец он нарушил молчание:

– Есть только один способ захватить врасплох нашего дражайшего кузена – устроить ему ловушку.

Александр резко повернулся на каблуках:

– Как?

Филип не спеша подошел к ним. Из всех внуков Эммы, Филип Макгилл Эмори был самым красивым. Он как две капли воды походил на своего деда и, подобно матери я сестре, унаследовал типичные для Макгиллов блестящие черные волосы, ярко-синие, почти фиолетовые глаза, а также высокий рост, силу и яркую внешность Пола Макгилла. Хотя ему исполнилось всего двадцать четыре года, Филип успел также зарекомендовать себя одним из самых толковых среди внуков Эммы, поскольку в нем редкостный финансовый гений и деловая хватка Пола счастливо сочетались с блестящим умом его бабки. Эмма старательно занималась его воспитанием с семнадцатилетнего возраста и, приняв под свое руководство обширную империю Макгиллов в Австралии, он уже неоднократно оправдывал ее доверие. За ним сложилась репутация человека, с которым следует считаться, и мудрого не по годам.

Филип остановился рядом с Александром и положил ему руку на плечо.

– Сейчас расскажу как. – Опустившись в кресло около стола сестры, он продолжал: – Тот детектив, которого наняла бабушка – Грейвс – не смог обнаружить ничего, компрометирующего Джонатана. Однако я по-прежнему полагаю, что у нашего кузена, скорее всего, имеется собственная фирма – которой управляет за него подставное лицо, и…

– Не думай, что я не допускал такой возможности, – резко прервал его Александр. – Еще как допускал.

Филип кивнул:

– Хорошо, начнем, исходя из предположения, что у него действительно есть компания по торговле недвижимостью, и что он передает ей сделки – крупные сделки, которые по праву должны доставаться «Харт Энтерпрайзиз». Уже за одно это его достаточно повесить. – Филип посмотрел сперва на сестру, затем на Александра – И именно мы должны затянуть петлю ему на шее. Я скажу как. Все на самом деле очень просто. Нам надо, чтобы кто-то обратился к Джонатану как главе подразделения «Харт Энтерпрайзиз» по торговле недвижимостью с предложением сделки. Ну, тут одно условие… нам надо представить сделку такой привлекательной, такой заманчивой, что он не сможет устоять перед искушением перебросить ее на свою компанию. То есть она должна выглядеть необычайно выгодной, такой крупной и соблазнительной, чтобы в нем жадность возобладала над осторожностью. Если ему будет светить достаточно большая сумма, он пойдет на риск, уж поверьте.

Филип откинулся на спинку кресла, скрестил свои длинные ноги и окинул собеседников взглядом.

– Ну, что скажете?

Александр тяжело опустился в соседнее кресло и медленно кивнул.

– Должен признать, ты предлагаешь толковый план, и я готов на него согласиться, если ты сможешь ответить на пару вопросов.

– Валяй.

– Давай твердо стоять на земле. Откуда, черт побери, мы возьмем такую соблазнительную сделку, чтобы подвесить ее, как морковку, перед носом Джонатана? Это – во-первых. А во-вторых, – кто ее ему предложит? – Александр растянул губы в тонкой улыбке. – Не стоит недооценивать нашего хитроумного кузена… он сразу же почувствует неладное.

– Неладного не будет, – спокойно отозвался Филип. – У меня есть кандидат на роль клиента – мой близкий приятель, владеющий конторой по продаже недвижимости здесь, в Лондоне. Вот ответ на твой первый вопрос. Что же касается самой сделки, то я думаю, что мой друг сможет подобрать что-нибудь подходящее по привлекательности. Мне нужно только ваше согласие, и тогда я переговорю с ним.

– Полагаю, стоит попробовать, – заявил Александр. Он ни на миг ни сомневался в природном уме и осторожности Филипа. – А ты что думаешь? – повернулся он к Поле.

– Как и ты, Сэнди, я целиком за, – ответила она и обратилась к брату. – Как зовут твоего друга?

– Малкольм Перринг. Да ты, конечно, помнишь старину Малкольма – мы вместе учились в школе.

– Ну, смутно. Кажется, как-то ты нас знакомил, когда я навещала тебя на каникулах.

– Точно. В общем, мы с ним поддерживаем достаточно хорошие отношения и после школы, а как-то он на целый год приезжал в Австралию, и…

– Джонатан обязательно почувствует подвох, – резко бросила Пола. – Вы с Малкольмом учились вместе, да еще он ездил в Австралию. Джонатан легко сопоставит факты.

– Сомневаюсь, – ответил Филип уверенным тоном. – Малкольм уже пару лет как вернулся в Англию. Он унаследовал компанию по торговле недвижимостью после того, как его несчастный брат умер от сердечного приступа в возрасте тридцати девяти лет. Кроме того, Джонатан не станет ведь задавать слишком много вопросов личного порядка, а Малкольм – уж поверьте – сумеет вести себя уклончиво и осторожно.

– Я тебе верю. Ты ведь не доверишь свои частные секреты кому-то, в чьей порядочности не до конца уверен. А тебе придется ему открыть правду, – заметила Пола.

– Естественно. Но Малкольм – человек надежный, честное слово. – Филип усмехнулся. – Уверен, что у него наготове найдется подходящая сделка – ведь «Перринг и Перринг» огромная компания – и может получиться весьма забавно, если мы убьем двух зайцев сразу – поймаем Джонатана с поличным, да еще и провернем выгодное дельце для «Харт Энтерпрайзиз».

Александр тоже издал сухой смешок:

– Бабушке такой вариант понравился бы!

Пола криво улыбнулась:

– Тогда, пожалуй, нам следует начинать действовать, раз уж Александр согласен. В конце концов, за ним главное слово. Ведь он – управляющий директор «Харт Энтерпрайзиз».

– Нам нечего терять, – воскликнул Александр. – И, честно говоря, я испытываю облегчение, что мы наконец-то что-то предпринимаем. На меня очень угнетающе действовало сидеть и ждать, пока Джонатан Эйнсли не проворуется. Мы должны попробовать выманить его из укрытия.

– Завтра утром я первым делом поговорю с Малкольмом. – Филип бросил взгляд на часы. – Если мы хотим хоть чуть-чуть перекусить, прежде чем отправиться в контору Джона Кроуфорда, то нам надо поторапливаться. Уже полдвенадцатого. А ведь нам следует быть у Джона в полтретьего, верно, Пола?

– Да – Она встала, сняла пушинку с платья. – Я не жду ничего хорошего от сегодняшнего мероприятия, – начала она и запнулась. Губы ее задрожали, в глазах заблестели слезы. Пола быстро отвернулась. Через минуту, справившись с чувствами, она слабо улыбнулась.

– Простите. Такое всегда случается со мной совершенно неожиданно. Я вспоминаю о бабушке и тут же давлюсь слезами. Никак не привыкну, что ее нет. Ужасно. Такая пустота образовалась в моей жизни… И думаю, не только в моей.

– Конечно, – согласился Филип. – Мы с Александром испытывали то же самое. Всего лишь вчера вечером за обедом мы говорили об этом. Трудно смириться с мыслью, что никогда больше она не ошарашит нас своими неожиданными, но удивительно умными советами, не выскажет столь характерных для нее откровенных и мудрых замечаний. – Филип обошел вокруг стола и ласково обнял сестру за плечи, заглянул в ее бледное лицо. – Чтение завещания – очень мучительный процесс, ибо он подчеркивает реальность ее смерти. Но ты обязана присутствовать… как и все мы. Иначе бабушка на нас очень рассердится, – попробовал пошутить он в заключение.

Пола кивнула и слабо улыбнулась, оценив его попытку развеселить ее. И действительно, грусть немножко отступила.

– Одно скажу – мне думать противно о тех пиявках, которые туда приползут сегодня. – Она вздохнула. – Ну что ж, ничего не поделаешь. Еще раз приношу вам свои извинения. Чем меньше мы будем говорить о предстоящем событии, тем лучше. А теперь пошли поедим. Эмили присоединится к нам – я заказала столик в «Ритце».

– «Ритц»! – в удивлении воскликнул Филип. – Что-то уж больно шикарно для того, чтобы перекусить на скорую руку.

Она взяла брата под руку и весело поглядела на него и на Александра.

– Ничего. Бабушка очень любила там есть. И я выбрала его из-за тех приятных воспоминаний, которые связаны с этим местом для всей нашей четверки… Помните, как она водила нас туда в детстве? – Пола рассмеялась и повернулась к брату. – К тому же, мы с тобой и вовсе не родились бы на свет, не затей Эмма и Пол флирт в «Ритце» шестьдесят с лишним лет назад!

– Да, это так, – со смехом подтвердил Филип. – А в таком случае и платить за ленч должен Пол Макгилл! Считайте себя моими гостями.

– Очень мило с твоей стороны, – заметил Александр, когда все трое вышли из кабинета и направились к служебному лифту. Пока они спускались на первый этаж, Александр расспросил Филипа о его друге Малкольме Перринге. В заключение, удовлетворенный полученными ответами и чувствуя уверенность, что кузен выбрал подходящего человека, он спросил:

– Кстати, как долго нам предстоит наслаждаться твоим обществом?

– До конца октября, а затем я, очевидно, отправлюсь вместе с Полой в Техас. По крайней мере, так она мне сказала перед твоим приходом. «Сайтекс», сам понимаешь. А потом на несколько недель снова в Сидней, и наконец опять вернусь домой на Рождество.

– Вот как! – воскликнула Пола – А мне ты ничего не говорил.

– Я это решил только сегодня утром, за завтраком. Мне еще не предоставилось возможности рассказать о своем решении. Мама сейчас находится в таком подавленном состоянии, что, пожалуй, мне лучше находиться здесь. Я хоть немного развлеку ее. Я также согласился в январе поехать с ними в Шамони, и, конечно, они оба очень рады.

– И я тоже – отличная новость, – расцвел в улыбке Александр. – Мы с Мэгги получили приглашение присоединиться к тете Дэзи и дяде Дэвиду. – Он бросил быстрый взгляд на Полу. – А теперь, когда выясняется, что Филип тоже едет, может, и ты передумаешь?

– Нет. Когда я соберусь отдыхать, я хочу лежать под лучами горячего солнышка и покрываться темно-коричневым загаром. Катание с гор на лыжах никогда меня особенно не привлекало, как вам обоим хорошо известно. К тому же в январе мне надо быть в Нью-Йорке. Мы устраиваем в универмаге показ французской и итальянской моды, а потом мне предстоит открыть магазин «Деловая женщина» в нашем отделении на Пятой авеню. – Выходя из лифта, она язвительно им улыбнулась. – Должен же кто-нибудь в этой семье работать.

Со смехом мужчины подхватили ее, вынесли на улицу, усадили в такси и мигом домчали до отеля «Ритц».

Эмили уже ждала их за столиком в ресторане. Черный элегантный костюм очень шел к ее светлым волосам, но тем не менее во всем ее облике ощущалось что-то трагическое. Она посмотрела на брата, кузину и кузена грустными глазами.

– Скорей бы кончился сегодняшний день, – шепнула она Александру. – Мысль о необходимости заслушать завещание повергает меня в тоску.

– Ну ладно, Эмили, приободрись, – сказал Александр. – Филип и я только что обсуждали ту же тему с Полой. – Он пожал ей руку. – Бабушка не одобрила бы такого поведения. Наоборот, она разозлилась бы, как черт, если бы увидела, как мы сидим здесь с постными лицами. Помнишь, что она часто повторяла, когда у нас что-нибудь не получалось или складывалось не так? Тогда она говорила: «Забудьте о дне вчерашнем. Думайте о дне завтрашнем и идите вперед, не оглядываясь». Не кажется ли тебе, что нам надо последовать ее совету, особенно сегодня?

– Да, – призналась Эмили и улыбнулась брату уже более веселой улыбкой.

– Вот и умница, – заметил он.

– Я хочу заказать бутылку шампанского, – объявил Филип. – Мы выпьем в память замечательной женщины, которой мы обязаны жизнью, которая обучила нас всему, что мы знаем, и сделала нас теми, кто мы есть.

Он сделал знак официанту.

Пока заказ еще не принесли, Пола склонилась к Эмили.

– У Филипа появилась замечательная идея, как заставить Джонатана снять маску, – прошептала она – Когда мы выпьем за бабушку, он все тебе расскажет.