Семья д`Артьер - Любовь сильнее расчета

Она не выдержала и улыбнулась.

— Вы ужасный человек, — сказала она. — Я тут стараюсь злиться на вас, а вы мне не даете. — Она протянула руку и шутливо сжала его плечо.

После того как целый вечер мисс Пиндар пробовала на нем все известные ей приемы и уловки кокетства, простодушный жест Райли поразил Мейсона своей невинностью.

И в то же время ее прикосновение разбудило его воображение, подогретое размышлениями о красном атласе. Как ему хотелось заключить ее в объятия… Он представил, как его рука под ее платьем скользит вверх по ее ноге и он касается этого огненного атласа, вобравшего тепло ее кожи и возбуждающего его чувственность…

— Полагаю, я должна извиниться, — сказала Райли.

— За что же? — спросил он и подумал, что извиняться скорее следует ему. Может быть, напрасно он здесь остался!

— За мое поведение, когда вы сказали, что уволили моего сыщика. Я оказалась неблагодарной и повела себя крайне неприлично.

— Вы всегда ведете себя прилично, — ответил он, в душе желая, чтобы эта женщина хотя бы однажды выглядела такой же некрасивой и несоблазнительной, как те молодые мисс, которые толпились вокруг него весь вечер.

Райли усмехнулась.

— Вижу, вы совершенствуете свой талант очаровывать. А я думала, вам потребуются мои уроки. И помог вам этот скрываемый вами талант сегодня вечером? Вы помолвлены? — поддразнила она.

Мейсона передернуло.

— Нет, полагаю.

Она отвела взгляд, и он не мог догадаться, о чем она думает. Наконец Райли спросила:

— Мисс Пиндар была там?

— Не помню, — солгал он. Ему почему-то не хотелось обсуждать с Райли свои матримониальные намерения относительно мисс Пиндар.

— Ваша кузина, — улыбнулась Райли, — надеется, что вы завоюете благосклонность молодой леди. Кузина Фели-сити уверена, что у мисс Пиндар толстый кошелек.

— Да, так и есть, — подтвердил Мейсон. Он только не добавил, что леди оказалась назойливой и жеманной, и, как говорила Беа, безмозглой дурой.

Райли продолжала разбирать свои бумаги.

— Это она сидела в карете, которая заехала за вами?

Мейсон взглянул на нее. Неужели Райли смотрела, как он уезжает?

— Нет, это была дочь лорда Чилтона.

— Лорда Чилтона? — Райли наморщила нос. — Я все время слышу это имя, кто он?

— Поклонник кузины Фелисити.

Райли изумленно открыла рот.

— У кузины Фелисити есть поклонник?

— Да. Они с лордом Чилтоном встречаются почти двадцать лет.

— Двадцать лет? Да вы шутите. — Райли снова махнула рукой, но на этот раз не дотронулась до него.

Мейсон покачал головой:

— Я никогда не шучу, когда дело касается замужества кузины Фелисити. Фредди безжалостно издевался над ней. Каждый месяц предлагал вызвать Чилтона на дуэль, если тот немедленно на ней не женится. Спросите ее, и она найдет тысячу объяснений тому, почему они до сих пор не вместе. — Мейсон помолчал. — По правде говоря, я думаю, что это положение ее очень смущает.

— Тогда почему он на ней не женится?

Мейсон пожал плечами.

— Он — Чилтон. Они ужасно нерешительны. Говорят, он двадцать лет собирался сделать предложение своей первой жене, и все шутят, что кузине Фелисити уже недолго ждать, когда она пойдет под венец.

— Бедняжка, — сказала Райли. — Как унизительно! Но можно же как-то повлиять и заставить лорда Чилтона сделать ей предложение.

— Если вы сможете это сделать, то с лихвой оплатите свой долг нашей семье. Я думаю, лорд Чилтон тянет время, чтобы не платить по счетам ее модистки.

Теперь наступила очередь Райли рассмеяться.

— Она действительно очень любит туалеты.

— Да, — согласился Мейсон. — Ее счета доказывают это.

И они оба рассмеялись.

— Я вижу, вы тоже изменили своим привычкам. — Она указала на его вечерний костюм. — Вы несколько утратили свою предсказуемую строгость в одежде.

Мейсон не был уверен, что ему понравилось слово «предсказуемая».

— Я переделал кое-что из гардероба Фредди, — сказал он, отряхивая рукав. — У моего брата шкафы набиты одеждой, которую он ни разу не надевал. Я не видел смысла заказывать новую. К ужасу его портного, я переделал его одежду для себя.

— Мы у себя в театре постоянно этим занимаемся. Думаю, это платье я надевала в девяти разных спектаклях. Ткань очень изнашивается от частых переделок. — Райли помолчала. — Понимаю, что оно вышло из моды, но мне ужасно жалко что-нибудь выбрасывать. К тому же у нас никогда не хватает денег на новые костюмы.

Мейсон рассмеялся.

— Так будем немодными вместе. — Он протянул руку и взял один лист из ее бумаг. — Что это?

Райли потянулась, чтобы отобрать у него листок, и на мгновение их пальцы соприкоснулись. Этого оказалось достаточно, чтобы Мейсон решился заглянуть ей в глаза и пожалеть, что слишком многое в его жизни было не так, как ему бы хотелось. Он мечтал предаваться своим страстям, как это часто делали его предки, ибо теперь он понимал, почему их желания побеждали здравый смысл. Он был уверен, что на мгновение в ее глазах блеснул ответный огонек, но она тут же вырвала листок из его рук и резко произнесла:

— Ничего интересного, милорд.

— Мейсон, — поправил он, удивленный ее неожиданной резкостью.

Он не помнил, чтобы кто-нибудь разговаривал с ним подобным тоном. Немногие позволяли себе высказывать неодобрение, и, уж конечно, это было только до того, как он получил титул.

— Я бы хотел, чтобы вы называли меня Мейсоном.

Райли взглянула на него:

— Что?

— Если вы и дальше собираетесь так рычать на меня, то можете и называть меня по имени, — заметил он.

— Извините, я слишком много себе позволяю. Агги говорит, что у меня артистический темперамент.

— Из вежливости можно назвать и так, — заметил Мейсон.

— Я бы не назвала это дурным нравом.

— Да, вы правы, — согласился он. — Дурной нрав — это слабо сказано.

Райли смерила его взглядом.

— А, да вы смеетесь надо мной, милорд.

Она сунула лист в кучу своих записок и заметок.

— Мейсон, — повторил он.

— А?

— Называйте меня Мейсоном.

Она покачала головой:

— Не думаю, что смогу.

— Почему? — выпрямился он.

— Да посмотрите на себя, — ответила она, указывая на него, как будто это было достаточным объяснением.

— И что же?

— Ничего. Вы — граф, — вздохнула она. — И едва ли будет прилично называть вас по имени.

— Но теперь мы в родстве, — пошутил он.

— Только с точки зрения кузины Фелисити, а на ее мнение нельзя положиться.

— А что, если таково мое желание? — спросил он.

— Ваше желание или ваше приказание? — поинтересовалась она.

Мейсон с радостью заметил, как весело блеснули ее глаза.

— Если это необходимо, то приказание. Но я бы предпочел, чтобы вы сделали это по доброй воле.

— Сейчас вы говорите, как Жоффруа, герой нашей пьесы.

Райли поднялась с пола. Отступив на шаг, она сделала глубокий реверанс, сделавший бы честь даме, представляемой ко двору.

— Если милорд приказывает, то я, дочь простого дровосека, должна смиренно подчиниться.

Мейсон кивнул, принимая оказанную ему честь.

— Вы? — спросил он.

— Да?

— Дочь дровосека?

Она засмеялась, но на этот раз ее смех нельзя было назвать веселым.

— Нет. Это у меня такая роль в нашей пьесе. Когда вы заговорили о приказаниях, я вспомнила пьесу и ответила вам словами из третьего акта. — Райли смущенно потупилась. — Довольно глупо с моей стороны.

Он покачал головой:

— Отнюдь.

Их взгляды встретились, и Мейсон почувствовал, как его влечет к ней. Она первая отвела глаза.

— И еще я хотела поблагодарить вас.

— За что? — спросил он.

— За то, что спасли мне жизнь. Если бы не вы, я бы умерла. — Райли смущенно прикусила нижнюю губу.

— Как бы героиня вашей пьесы поблагодарила своего героя? — спросил Мейсон, поднимаясь с пола. Он снова удивился, заметив насмешливые нотки в собственном голосе. С каждой минутой он все больше и больше становился похожим на Фредди.

Ее глаза сверкнули в ответ.

— Героиня была бы потрясена, вне себя от любви и признательности.

— И что бы она сказала?

— Она бы ничего не сказала, — ответила Райли, чуть придвигаясь к нему. — Она бы подошла к нему и…

Он посмотрел на нее, стоявшую так близко. Он понимал, что не должен этого делать, но какая-то колдовская сила владела им, и Мейсон повторил:

— И?..

Райли покраснела.

— Она бы поцеловала его.

И снова бурная натура Эшлинов одержала над ним верх. Неожиданно для самого себя Мейсон схватил ее в объятия и привлек к себе. Райли не сопротивлялась и не протестовала, а только смотрела на него своими таинственными зелеными глазами. Мейсон поцеловал ее, охваченный тем же огнем, что вспыхнул в нем, когда он целовал ее первый раз. Они слились в поцелуе, и тишина в библиотеке нарушалась только потрескиванием огня в камине да легкими вздохами Райли, когда он еще крепче прижимал ее к себе.

Мейсон развязал ленту на ее косе и осторожно распустил ее. Райли тряхнула головой — волосы свободной волной рассыпались по ее плечам. Она смотрела на него из-под полуопущенных век полными страсти глазами.

Его сирена, его Афродита. Она пробуждала в нем безумное томление. Это проклятие всех Эшлинов.

— Я думала, профессора ведут целомудренный образ жизни, — шутливо заметила Райли.

— Я так и жил, — улыбнулся Мейсон, — пока в мою жизнь не вошли вы.

— Продолжайте. Вы думаете, я поверю?

Мейсон отпустил ее и расправил плечи.

— Да, потому что это — правда. Я очень серьезно относился к обету, который дают преподаватели, даже после того, как наследовал титул, потому что думал, что смогу вернуться в Оксфорд.

— Но это было много месяцев назад. Вы хотите сказать, что вы не… ну, что все это время у вас не было…

— Любовниц? — подсказал он и рассмеялся. — Даже если бы я мог себе позволить иметь любовницу, я бы этого не сделал. Я никогда не относился к женщинам так, как мои брат или отец. Я всегда считал, что это должно происходить между людьми, которые любят друг друга и которые связывают себя клятвой на всю жизнь. — Он пожал плечами. — Довольно старомодно и глупо, полагаю.

Райли покачала головой:

— Нет, неправда. — Она искоса недоверчиво взглянула на него. — Но если вы так думаете, зачем вы целуете меня? Ради практики?

Мейсон задавал себе тот же вопрос. Что он, черт возьми, делает, целуя Райли?

— Я понимаю, — сказала она, прежде чем он нашел ответ, хотя бы самый неубедительный. — Это ошибка.

— Нет, здесь не то… — возразил он, не зная, как объяснить Райли, какие чувства она возбуждает в нем и как все это невыносимо трудно для него. Райли отошла от него и направилась к двери. Он удержал ее, схватив за руку. — Не уходите, Райли, подождите.

В ответ он услышал легкий вздох.

— Сожалею, милорд. Должно быть, вы принимаете меня за безнравственную женщину, но я не такая. Это ошибка, и я обещаю, что она больше не повторится.

Мейсон смотрел, как она выбегает из комнаты, и думал, что Райли глубоко заблуждается. Он не считал ее безнравственной женщиной, и этот вечер не был ошибкой.

Мейсон подозревал, что это только начало.

Он хотел пойти за ней, но, услышав шорох бумаги, остановился. Взглянув под ноги, он увидел, что она забыла свои записи. Он подобрал их и собирался сложить стопкой, когда взгляд его упал на одну из страниц.

«Милорд Эшлин, наша семья никогда не забудет вашу доброту». Слова принадлежали действующему лицу по имени Эвелина.

Очевидно, это была пьеса, в которую брат безрассудно вложил деньги. Поставив ее, Райли намеревалась вернуть ему долг. Видимо, патрон, ссудивший деньги, получал дополнительную привилегию — его имя носил один из героев пьесы.

Ничего удивительного, что Фредди дал Райли столько денег. Мысль обессмертить себя в романтическом герое оказалась слишком соблазнительной для его тщеславного и легкомысленного брата. Внезапно Мейсону пришло в голову, что он никогда не интересовался содержанием пьесы — а это было важно, поскольку от нее зависело будущее его семьи.

Он не сомневался, что Райли не захочет видеть его сегодня после того, как он во второй раз неудачно вмешался в ее личную жизнь. Поэтому он подобрал разрозненные страницы и, усевшись поудобнее в кресло у камина, принялся за чтение.

Сначала он ничего не мог понять: большинство листов содержало примечания, поправки и ссылки на другие сцены. Очевидно, пьеса, на которую Райли возлагала большие надежды, все еще находилась в процессе работы, о чем она не позаботилась ему сообщить.

Насколько он мог судить, героиню, «бедную, преследуемую судьбой Эвелину», насильно выдавали замуж за «гнусного и старого лорда Тэмуорта». А она тосковала по своей утраченной любви, «любимому и преданному Жоффруа».

Романтическая чушь, — проворчал он, просмотрев несколько страниц.

Однако по мере того, как из кусочков складывалась пьеса, Мейсона все больше увлекали приключения Эвелины. Они увлекали его настолько, что, когда на предпоследней странице Эвелина долго объяснялась в любви своему возлюбленному, Мейсон не пропустил ни единого слова. Особый интерес вызвала у него сцена, где героиня собиралась признаться в обмане: «Я не дочь дровосека, на самом деле я…»

Мейсон перевернул страницу, ища продолжения, и неожиданно понял, что она — последняя. Он окинул быстрым взглядом комнату, надеясь найти нужные ему листы. Убедившись в бесполезности поисков, Мейсон неожиданно заметил что-то белое под секретером в другом конце комнаты.

Он соскочил с кресла, подбежал к секретеру и, опустившись на четвереньки, попытался вытащить заинтересовавшую его находку. Наконец ему удалось ухватить пальцами и вытащить листок, но, к его величайшему разочарованию, это оказался титульный лист к пьесе. Надпись на нем все же удивила его: «Завистливая луна», драматическая комедия, представленная актерами театра «Куинз-Гейт»… сочинение Р. Фонтейн».

Райли? Райли написала эту пьесу?

Мейсон присел на корточки и поднес листок к свету, чтобы убедиться, что не ошибся. Глаза не обманули его, автором пьесы была Райли.

Мейсон покачал головой. Эта женщина, которую он считал всего лишь избалованной, испорченной лондонской знаменитостью, прославившейся своими любовными похождениями, не только жила на чердаке своего полуразрушенного театра, донашивала до дыр не раз перешитые платья и долгими часами тяжелого труда держала на плаву свою труппу, но она еще сочиняла пьесы.

Глядя на заметки, сделанные на полях, на вычеркнутые строчки и перекрестные ссылки, покрывавшие страницы, Мейсон понял, как мало он знал о женщине, которую пригласил в свой дом и впустил в жизнь своей семьи.

И понял, как ему хочется получше узнать ее.

Было еще раннее утро, когда Дэл неторопливо вошел в гостиную своей матери. Он подошел к небольшому столику, за которым она играла в пикет с его дядей, герцогом Ивер-тоном.

— Привет, мама, — сказал он и, наклонившись к ней, поцеловал в щеку. — Выигрываете?

— Конечно. — Она указала на лежавшую перед ней кучку монет.

Дэл знал, что его мать жульничает, но никогда не осмеливался упоминать об этом. Кроме того, она всегда чувствовала себя счастливой, когда обыгрывала своего неудачливого партнера.

— Ваша милость, — поклонился он своему почтенному родственнику.

— Дэландер, — произнес дядюшка, откладывая карты, — твоя мать только что сказала мне, что ты решил жениться. Давно пора.

Дэл улыбнулся:

— И на самом настоящем ангеле, прекрасном, как утренняя роза, невинном, как… — Он не смог больше припомнить ничего достаточно невинного и сказал: — Ну, вы меня понимаете.

— Все это очень мило, Алистер, — раздраженно заявила его мать, явно недовольная, что игру прервали в тот момент, когда она выигрывала. — Но мы с твоим дядей никак не могли выяснить, кто эта девица. Ты говоришь, она родственница лорда Эшлина?

— Да. Мисс Райли Сент-Клер. Она только что приехала из деревни.

— Из каких мест? — осведомился дядя.

— Никогда ее о том не спрашивал, — пожал плечами Дэл.

Это не понравилось графине.

— Не могу понять, кем она приходится лорду Эшлину. А ты, Джордж?

Герцог покачал головой:

— Никогда о ней не слышал. А думал, что знаю всех Сент-Клеров. Хотя они странные люди — кто-нибудь может сказать, кем им приходится леди Фелисити?

— Эта слабоумная? — переспросила леди Дэландер. — Да она такая же Сент-Клер, как Биггерс — моя сестра. — Она кивнула в сторону многострадальной горничной, которая, сидя у камина, клевала носом. — Она из Дэлримплов, родственница по материнской линии, причем весьма дальняя. Но мы говорим не о ней, а об этой Райли. Меня беспокоит, что ее родственные связи так неопределенны. Запомни мои слова, Алистер, я не дам согласия на брак, пока мы это не выясним.

— Тогда почему бы вам не сделать этого самой, мама? — беря кусок кекса с тарелки, предложил Дэл. — Почему бы вам не заехать к этой леди завтра? Обещаю, вы будете так же очарованы, как и я, и вам будет все равно, на какой ветке родословного дерева Сент-Клеров она сидит. Райли — истинный образец добродетели.

— Гм, — произнесла леди, — посмотрим.

— Думаю, я поеду с тобой, Жозефина, — сказал герцог. — Давненько я не встречал образцов добродетели.

Глава 10

На следующее утро Мейсон встал в обычное для него время и начал свой день, следуя заведенному порядку, который скрупулезно соблюдал всю свою сознательную жизнь. Опустив руки в таз для умывания, он плеснул ледяной водой в лицо и небритый подбородок. «Порядок… правила… дисциплина, — говорил он себе, беря мыло и бритву, — вот что отличает уважаемого и цивилизованного джентльмена». А не поцелуи с актрисами.

При свете дня вчерашний вечер явно противоречил здравому смыслу. Следовательно, ему немедленно нужно вернуться к прежним принципам. Прежде всего он объяснит Райли, что они, взрослые люди, должны соблюдать приличия в своих отношениях.

Побрившись, он оделся и направился вниз завтракать, как всегда, в девять часов. Спускаясь по лестнице, он вспомнил строку из пьесы Райли:

«Ибо жизнь, дорогая Эвелина, будет постоянно дарить восторги и бесконечно удивлять тебя, если только ты не упустишь шанс, который она тебе дает».

В этих словах крылся соблазняющий призыв, как и в самой Райли. Может быть, он мог бы воспользоваться таким шансом, то есть воспользоваться после того, как приведет в порядок свою жизнь и жизнь своей семьи.

Позднее Мейсон понял, что ему не следовало испытывать судьбу и хотя бы на минуту рассуждать так, как рассуждал его брат. Уже на лестнице он почувствовал аромат кофе, что было совершенно недопустимо при их строжайшей экономии. Он даже остановился.

— Кузина Фелисити! — пробормотал Мейсон. Это она таким образом мстит ему за то, что он уволил их француза-повара, а на его место нанял миссис Мак-Коннеги. Эта крепкая шотландка, может быть, не знала, как приготовить блюдо из страуса, но хорошо знала, как накормить всех домочадцев за счет их скудного бюджета.

— Милорд, — сказал появившийся в дверях Белтон, — мне необходимо поговорить с вами о…

— Не сейчас, — ответил Мейсон.

— Но, милорд, я должен поговорить с вами о некоторых июлях, — настаивал Белтон, не отставая от разгневанного хозяина.

Спустившись на первый этаж, Мейсон подошел к двери столовой, откуда доносились еще более аппетитные запахи, и принюхался.

— Это пахнет беконом и сосисками?

— Да, милорд, — вздохнул Белтон.

Судя по звукам, доносившимся из столовой, там происходило что-то непохожее на его обычный тихий завтрак с газетой. Среди шума он расслышал голос кузины Фелисити, весело делившейся сплетнями, услышанными накануне.

— Позвольте мне, милорд, — сказал Белтон, распахивая перед ним дверь.

«Разве не этого ты только что желал, братишка? — упрекнул его голос Фредди. — Вот тебе случай попробовать что-то новенькое!»

— Нет, если это разорит нас, — тихо ответил он.

Белтон удивленно поднял брови:

— Вы что-то сказали, милорд?

— Ничего, Белтон.

Мейсон сжал челюсти и вошел в столовую как раз в тот момент, когда каминные часы пробили девять раз. Все находившиеся в комнате, исключая его самого, разразились хохотом. Сидевшая за столом кузина Фелисити протянула руку человеку, оказавшемуся не кем иным, как Агги, партнером Райли по сцене, и сказала:

— Я говорила вам, мистер Петтибоун. Его милость войдет ровно в девять часов, так что я выиграла наше пари. Лорд Эшлин — самый предсказуемый человек в Лондоне.

Предсказуемый? Мейсона разозлил ее тон. Она сказала это так, словно он был каким-то скучным педантом. К тому же накануне Райли утверждала то же самое о его одежде.

— Едва ли я такой уж предсказуемый, кузина, — заметил он.

Ему не понравилось, что его заявление вызвало смех у племянниц, обычно любивших в это время поспать.

— Дядюшка Мейсон, — захлебываясь от смеха, сказала Беатрис. — Рядом с вами даже Белтон кажется небрежным.

Сестры захихикали и поддержали ее.

— Он каждое утро встает в четверть девятого, — начала рассказывать мистеру Петтибоуну Луиза. — Не ровно в восемь или в половине девятого, а точно в четверть девятого.

— Завтрак и газета в девять, — добавила Беатрис.

— Счета в десять, — присоединилась к ним Мэгги.

— Доклад Белтона о домашних делах в половине двенадцатого.

— Совещание с миссис Мак-Коннеги в полдень.

— Уходит из дома без четверти час, — напомнила Мэгги.

— Чтобы не встретиться с кредиторами, которые приходят в два, — будто невзначай прошептала Беа.

— Чем вы, дядя, занимаетесь с этого времени и до четырех часов, когда возвращаетесь домой, — сказала Мэгги, — для нас тайна.

Беа кивнула:

— В четыре тридцать мы пьем чай в маминой гостиной, и вы рассказываете нам о том, какие нехорошие счета вы получили в десять часов и как мы больше не можем позволить себе лишние расходы.

Луиза перегнулась через стол и громким шепотом обратилась к мистеру Петтибоуну:

— Не могли бы вы объяснить нашему дяде, что не бывает лишних расходов?

Черт возьми, они так изобразили его распорядок дня, что он заслуживал эпитета похуже, чем «предсказуемый». Он походил на тех старых педантов из Оксфорда, которые ежедневно ковыляли по лужайкам в одно и то же время с такой точностью, что студенты сверяли по ним часы.

Но конечно, он таким не был. Да, он соблюдал распорядок дня, но едва ли так строго придерживался установленного режима, как они рассказали. Скорее, Мейсон установил очередность действий, чтобы преодолеть тот хаос, который они внесли в его жизнь.

Кузина Фелисити заметила мистеру Петтибоуну:

— Он совсем не похож на своего брата. Фредди был таким повесой и таким несдержанным.

— Значит, вы похожи на покойного графа, моя дорогая леди, — сказал мистер Петтибоун. — Потому что я вижу, что вы самая непредсказуемая и очаровательная женщина во всем Лондоне.

Мейсон изумленно смотрел на зардевшиеся щеки кузины Фелисити.

Что в этом доме происходит с женщинами? Сначала Беа, теперь кузина Фелисити. Старый плут поцеловал ее пальцы.

— Клянусь, ваше моложавое лицо напоминает мне мою возлюбленную и давно покинувшую меня Розалинду. У меня сердце разрывается, да, сердце.

С глубоким выразительным вздохом он отпустил ее руку и немного дольше, чем позволяли приличия, задержал свой взгляд на ее полных обожания глазах.

— Кхе-кхе, — откашлялся Мейсон. Распорядок распорядком, но глупостям между кузиной Фелисити и мистером Петтибоуном необходимо положить конец. Он решил обсудить это с Райли между утренним докладом Белтона и разговором с кухаркой. — Кузина, когда я вошел, я собирался сказать…

— Мейсон, почему ты не ешь? — Кузина Фелисити указала на блюда, стоявшие на столе. — Твой завтрак остывает, а ты же предпочитаешь есть его горячим.

Он стиснул зубы. Зачем его кузине потребовалось разговаривать с ним как со стариком? Он мог себе представить, какие слова добавила бы к замечанию кузины Райли. К счастью, ее не было в столовой.

— Я не притронусь к этому, — заявил он, не желая входить в столовую и своим участием в пиршестве узаконить его. — Я хочу, чтобы мне объяснили, что все это значит.

— Это всего лишь завтрак, Мейсон, — ответила Фелисити. — Мы так давно не видели приличного завтрака, что забыли, как он выглядит. Садись и возьми чашку кофе. Ты и представить себе не можешь, какое это удовольствие после всех этих месяцев экономии.

Она произнесла это слово с такой горечью, какой отличался шоколад, чашкой которого она наслаждалась.

Шоколад и кофе? Что они все, с ума сошли? Чтобы возместить потерянное здесь время, ему придется заняться расходными книгами после доклада Белтона и весь оставшийся день потратить на приведение в порядок своего… Мейсон поймал себя на этой самообличительной мысли.

Между тем кузина Фелисити намазывала масло на свой тост.

— Мейсон очень строг в вопросах экономии, — сообщила она мистеру Петтибоуну.

Такое замечание могло бы принадлежать Фредди.

И в то же время Мейсон чувствовал, как кофе — роскошь, которую они едва ли могли себе позволить, — и марципаны, разложенные на большом блюде, наполняли комнату божественным и соблазнительным ароматом. Он напомнил себе о принятом ранее решении — вот что получается, когда поддаешься соблазну. В число соблазнов входили и актрисы.

Кузина Фелисити удовлетворенно вздохнула.

— Божественно, — произнесла она. — Даже и не помню, когда у нас был такой завтрак!

Она потянулась за марципаном. Но как только ее пальцы дотронулись до этого лакомства, Мейсон остановил ее:

— Кузина, больше ни кусочка. Мы все отошлем обратно. Кофе, марципаны, все. Я сказал, мы должны экономно вести хозяйство, и так и будет, нравится это вам или нет.

— Но, Мейсон, — возразила кузина Фелисити и, не обращая внимания на его слова, взяла марципан. — Я ничего этого не покупала.

— Тогда кто же позволил себе такую расточительность? — спросил он.

— Позвольте, я догадаюсь, — произнес голос за его спиной.

Он обернулся и увидел Райли, а за ней — Хасима. Она чуть заметно кивнула ему и вошла в столовую, словно была хозяйкой в этом доме. За ней вошел Хасим и встал позади ее стула.

Мейсону не пришлось долго сомневаться, слышала ли она, как его кузина и племянницы, высмеивая, обсуждали его привычки, потому что, жестом пригласив его к столу, Райли сказала:

— Пожалуйста, лорд Эшлин, садитесь завтракать. Я не хочу, чтобы из-за меня вы нарушали ваши привычки.

В это утро она выглядела совсем не так, как прошлым вечером, когда он увидел ее растрепанной и босой. Вместо его воинственной королевы в комнату вошла скромная, тихая леди в вышедшем из моды платье и с незатейливо уложенными волосами. Именно так должна была выглядеть приехавшая из провинции кузина, даже если ее сопровождал телохранитель-сарацин.

Хасим налил ей кофе, и Райли обратилась к своему партнеру:

— Агги, что ты здесь делаешь? В моей записке сказано, что репетиция начнется не раньше одиннадцати.

— Ждать, пока ты здесь устроишься? Не собираюсь! Кроме того, около полуночи на меня снизошло озарение, как поставить второй акт, поэтому я должен был сразу же увидеть тебя… Правда, по пути сюда меня немного занесло в сторону.

Райли почти застонала:

— Сколько ты проиграл?

Мейсон искоса взглянул на нее.

— Сколько, Агги? — повторила Райли.

— Я оскорблен, душа моя, — ответил Агги. — Я выиграл, очень умело. И поскольку невежливо приходить с пустыми руками, когда чувствуешь себя богачом, я подумал, что отблагодарю нашего уважаемого патрона за его доброту по отношению к тебе. Это скудное угощение, — сказал он, обводя рукой накрытый стол, — но оно достойно выиграно в карточной битве. — Он взглянул на Мейсона, все еще стоявшего в дверях. — А вы играете, милорд?

— Нет, — ответил Мейсон.

Агги покачал головой.

— А вы уверены, что вы — Эшлин?

— Агги! — с упреком произнесла Райли.

Мистер Петтибоун с выражением недоверия на лице посмотрел на нее.

— Мы можем в это поверить?

— Да, я в этом абсолютно уверена.

Он осуждающе покачал головой.

— Я спросил только потому, что он признается, что не любит карты, а это, милорд, большая потеря, ибо у вас вид достойного противника.

— Предпочитаю не играть на деньги, которых не имею, — ответил Мейсон. С большой неохотой он все-таки занял свое место за столом. — Я, э… благодарю вас за то, что вы поделились своим выигрышем с моей семьей.

Агги поднялся и изящно поклонился.

— Всегда к вашим услугам, милорд. — Он передал Мейсону блюдо с марципанами. — Как я мог сомневаться в вашем происхождении, сэр? Сейчас я вижу прекрасный лоб Эшлинов и ваш острый ум. Я бы всегда узнал в вас брата Фредди. Если бы я встретил вас на базарах Багдада или в дебрях Африки, я бы узнал в вас, сэр, Эшлина!

Это, как понимал Мейсон, было уже чересчур, но прежде, чем он успел что-либо сказать, вмешалась кузина Фели-сити:

— Мистер Петтибоун…

— Агамемнон, моя дорогая, пожалуйста, зовите меня Агамемноном.

— Агамемнон, — со смешком спросила она, — а вы бывали в тех местах?

Он опустился на стул рядом с ней.

— В каких местах?

— В Багдаде или в Африке? — Глаза кузины Фелисити загорелись от возбуждения.

— Багдад и Африка, — вздохнул он, — места, полные чудес. Приключения и опасности ожидают вас там на каждом шагу.

Райли поперхнулась и, когда все взгляды устремились на нее, прижала салфетку к губам и закашлялась.

— Так вы там были? — настаивала кузина Фелисити.

— Ну, был ли я там? В действительности не был. Но истории, которые я могу вам рассказать, истории, которые я слышал, заставят вас поверить в обратное.

Леди восторженно вздохнула.

— А я даже в Кенте никогда не бывала.

— Нет! — воскликнул Агги. — Я могу поклясться, что вы с вашим европейским вкусом и чувством стиля украсили бы королевские дворы Людовика, Карла или Екатерины.

— Ах, Агамемнон, — томно вздохнула кузина Фелисити. — В самом деле? Вы не шутите?