Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ты красива, поверь

ModernLib.Net / Берристер Инга / Ты красива, поверь - Чтение (Весь текст)
Автор: Берристер Инга
Жанр:

 

 


Инга Берристер
Ты красива, поверь

Пролог

      – Ни за что! Да я… да я лучше забеременею от первого встречного! Посмотрим тогда, захочет ли ваш любимчик взять меня в жены!
      Эжени де Флер стояла перед королем, высоко вздернув изящную темноволосую головку и вызывающе глядя прямо в узкие, с набухшими веками глаза Генриха VIII. Подумать только! Сам женился по любви, рассорившись из-за этого с Папой Римским. А ее, Эжени, собирается насильно выдать замуж за развратного старика, которого она к тому же ни разу не видела. Зато уж наслышана!.. Лицемерие этих англичан не знает границ! Эжени де Флер, прожившая в Англии все свои шестнадцать лет, тем не менее, упорно считала себя француженкой.
      – Ну что вы такое говорите, дитя мое?
      Голос короля прозвучал мягко, его широкое лицо, обрамленное небольшой бородкой, осталось спокойным, а маленький твердый рот лишь слегка растянулся в небрежной улыбке. Пусть побрыкается кобылка, тем более лестно будет Бартону обуздать ее.
      – Не обращайте внимания на придворные сплетни, моя дорогая, – вкрадчиво продолжал король. – Граф вовсе не такое чудовище, каким его изображают. Просто он не любит бывать в свете, его мало знают, вот и придумывают невесть что… Я надеюсь, что наша свадьба состоится еще до…
      – Никогда!
      Нарушая этикет, Эжен и резко повернулась и, подхватив юбки, стремительно выбежала из зала, где проходила аудиенция. Она промчалась по лабиринту длиннейших коридоров, не обращая внимания на любопытные взгляды придворных, и выбежала из замка. На секунду девушка остановилась, ослепленная ярким полуденным солнцем, и прищурилась, всматриваясь в группы разодетых лордов и леди, прогуливавшихся по дорожкам королевского парка. Наконец она – заметила голубой берет и золотистые кудри своего кузена Оливера и, снова высоко подхватив юбки, кинулась к нему.
      Оливер! Вот кому она подарит цвет своей девственности! Пусть он будет первым, кто коснется ее, кто увидит ее тело обнаженным… Пусть…
      – Ой! – Эжени с размаху налетела на высокого незнакомца в черном, который каким-то образом оказался на ее пути.
      Руки мужчины бережно обхватили ее за талию, удерживая на ногах. На мгновение Эжени приникла горящей щекой к темному бархату его камзола и ощутила силу и уверенность, исходившие от незнакомца.
      Чувство покоя и защищенности… Волнующий пряный запах… Жар мужских рук, по хозяйски обнимающих ее талию…
      В единый миг все эмоции, будоражившие ее душу, улеглись, а в следующее мгновение сменились новыми, поднимающимися откуда-то из неведомых глубин ее женского естества…
      Эжени медленно подняла голову, и ее внезапно затуманившиеся синие глаза встретились с глубоким взглядом темно-серых глаз, прожегших ее насквозь.
      Мужчина отнял руки от ее талии, и Эжени отчего-то сразу почувствовала себя одинокой и покинутой. Затем он отступил на шаг и учтиво поклонился.
      – Разрешите представиться – граф Каннингем.
      Бартон Каннингем! Тот, кто поставлял красавиц для тайных развлечений короля! Тот, кого Генрих прочил ей в мужья! Тот, кого она просто обязана ненавидеть… Первый встречный…
      Эжени пошатнулась и, уже теряя сознание, снова ощутила на своем теле подхватившие ее руки».
      Элинор еще раз перечитала эти странички своего нового романа и удовлетворенно кивнула головой. Да, кажется, на этот раз получилось… Но чего ей это стоило!

1

      Элинор нетерпеливо махнула рукой проезжавшему такси, нырнула в душный салон и раздраженно взглянула на часы. На ленч она точно опоздает, Мейми придется ее подождать.
      Как хорошо, наверное, быть обожаемой женой преуспевающего бизнесмена, у которой сколько угодно времени, весь мир в ее распоряжении, и нет других забот, кроме того, чтобы красиво выглядеть и устраивать роскошные приемы! Но Элинор тут же с раскаянием подумала, что она несправедлива к подруге. Мейми не просто красавица, но и большая умница, а она, Элинор, просто бесится из-за того, что ей пришлось иметь дело с этим Реем Парришем. Она никогда не любила этого типа, и когда Диана, ее литературный агент, стала его партнером, Элинор сразу предупредила, что не желает иметь с ним ничего общего.
      Диана была откровенно поражена.
      – Но, Элинор, дорогая, в нашем деле ему нет равных! – воскликнула она. – Контракты, которые он добывает своим авторам…!
      – Просто мне он не нравится, Диана! А его метод вести дела – тем более.
      Не говоря уже о его моральных принципам, хотелось прибавить Элинор, но она вовремя придержала язык. Зато теперь, столкнувшись с ним лицом к лицу, она лишний раз укрепилась в своем мнении – этот тип ей решительно действовал на нервы.
      А как он отозвался о ее рукописи!
      Элинор свирепо нахмурилась, и водитель, увидев ее отражение в зеркале заднего вида, невольно поморщился.
      Его пассажирка при желании могла быть очень симпатичной: у нее была хорошая фигура, длинные стройные ноги – это он заметил, когда она садилась в такси, – и высокая пышная грудь. Но она зачем-то постаралась скрыть свои достоинства под немыслимым одеянием, напоминающим несколько слоев мешковины грязновато-бежевого цвета, совершенно не идущего к ее бледной английской коже и светлым волосам. А прическа-то на что похожа! Волосы были стянуты в тугой пучок, а это, по мнению таксиста, могло испортить любую красавицу. Вот если бы она уложила их в какую-нибудь изящную прическу из тех, что недавно вошли в моду благодаря новой герцогине Йоркской…
      Водитель остановил такси у элитного ресторана, не переставая удивляться, как такую неприглядную замухрышку угораздило попасть сюда на ленч. Между тем женщина расплатилась, оставив ему вполне приличные чаевые. Он заметил, что у, нее красивые руки с тонкими длинными пальцами, но ногти коротко острижены и без всяких следов маникюра.
      Больше всего любопытного таксиста поразило то, что, когда странная пассажирка выходила из машины, от нее повеяло духами. Неужели она отправилась на свидание с мужчиной? Может, под этим мешковатым одеянием скрывается настоящая красотка? Таксист дал волю своему воображению и, насвистывая, уехал прочь.
      Между тем Элинор, понятия не имевшая, какой интерес она вызвала у таксиста, вошла в ресторан. Ее до сих пор преследовал запах духов, которыми побрызгала ее продавщица во время стремительной пробежки утром по магазинам. Вообще-то Элинор духов не любила, но эти оказались довольно приятными – старомодный аромат, навевавший мысли о летнем саде, благоухающем розами.
      Элинор огляделась, не обращая внимания на устремленные на нее насмешливые взгляды посетительниц ресторана. Большей частью здесь обедали женщины, элегантно одетые, тщательно подмазанные и обращавшие больше внимания на других обедавших, чем на изысканную еду. В конце концов, за этим они сюда и пришли – себя показать и других посмотреть. Обед их интересовал гораздо меньше.
      Наконец Элинор увидела Мейми. Ее подруга сидела за столиком, накрытым на двоих, в той части ресторана, которая, как заподозрила Элинор, считалась самой престижной. Мейми была одета в прелестный костюм цвета лаванды, красиво оттенявший ее белую кожу и темные волосы. Каждый раз, видя подругу, Элинор невольно поражалась тому, насколько та хороша.
      Они вместе учились сначала в школе, потом в университете, и никого не удивило то, что Мейми вышла замуж, едва закончив Оксфорд.
      – Прости, что опоздала, – извинилась Элинор, усаживаясь и принимая меню из рук официанта.
      – Какие-нибудь проблемы? – сочувственно спросила Мейми.
      – Да уж! – поморщилась Элинор. – Диана все еще болеет, и мне приходится самой общаться с Реем Парришем. – Она нахмурилась, понимая, что этими скупыми словами суть дела не исчерпывается.
      – И что же? – мягко, но настойчиво спросила Мейми.
      – Его кое-что не устраивает в моей новой книге. А я-то трудилась над ней до седьмого пота…
      Мейми все было известно про эту книгу. В течение трех лет Элинор писала исторические романы, пользовавшиеся скромным успехом, однако недавно, поощряемая Дианой, она согласилась попытаться написать что-нибудь более кассовое, чем ее обычная смесь исторических фактов и беллетристики.
      Сначала идея новой книги вдохновила Элинор. Это был шанс попробовать написать нечто новое, более художественное, чем ее прежние книги. Но радость оказалась преждевременной. Когда Элинор наконец поняла, что издатели, в сущности, хотят получить от нее любовный роман, она уже была связана контрактом. И вот теперь сроки поджимали, а тут еще Рей Парриш со своими требованиями…
      Элинор понимала, что в этом романе ей не обойтись без любовной линии. Прежние ее работы строились больше на интригующих исторических фактах, а образы персонажей были весьма расплывчаты. Но в этот раз Парриш потребовал, чтобы ее героиня обрела плоть… Созданная воображением Элинор, леди Эжени де Флер по сюжету была состоятельной придворной дамой и, следовательно, ценным козырем в руках Генриха VIII. Читатели имели право ожидать от этой гордой и прекрасной леди, что она не станет покорно соглашаться на брак с мужчиной, выбранным Генрихом. Она сама выберет себе возлюбленного! Именно это и должно было стать основой нового романа Элинор – любовная история…
      Сегодня Рей Парриш напомнил Элинор, что рукопись уже однажды была отклонена издателями на том основании, что героиня получилась скучной и невыразительной. Он потребовал, чтобы она переписала все, что касается любовных отношений Эжени де Флер, причем в самые сжатые сроки. Книга должна быть сдана меньше чем через месяц. Элинор была в отчаянии.
      Она никогда в жизни не сумеет написать то, что от нее требуют! Если же разорвать контракт, то издатели запросто могут подать на нее в суд. Элинор, правда, сомневалась, что они станут тратить на это время, но на ее репутацию в любом случае ляжет пятно.
      – И что же предлагает Рей? – спросила Мейми.
      – Он желает, чтобы я наняла секретаря, – сердито сказала Элинор.
      – Ну и что в этом плохого? – удивилась Мейми, явно не понимая, из-за чего подруга так кипятится. – Я и сама уже думала, что тебе бы не помешал секретарь. Ты ведь сама печатаешь рукописи, а это отнимает уйму времени.
      С этим нельзя было не согласиться, но… Писать романы было для Элинор сугубо личным делом – настолько личным, что иной раз она отождествляла себя с тем или иным историческим персонажем, и ей совсем не хотелось, чтобы посторонний человек совал свой нос в ее рукопись и следил за тем, как она пишет. Это сделало бы ее слишком уязвимой… Элинор невольно поежилась, и в глазах ее отразился страх. Какие у нее чудные глаза, подумала Мейми, сочувственно глядя на подругу. Они у нее не синие и не зеленые, а нечто среднее – словно морская вода, пронизанная солнцем. Немного ухода – и Элинор могла бы выглядеть очаровательно. Им с Мейми обеим было по двадцать шесть, но на первый взгляд Элинор можно было дать чуть ли не на десять лет больше. У Мейми так и чесались руки взяться за подругу: заставить ее сбросить эти уродливые тряпки, подкраситься и привести в порядок волосы.
      Ее муж, человек острого и проницательного ума, после первой встречи с Элинор сразу спросил:
      – Что с ней стряслось? Она словно цветок, побитый морозом.
      – Это из-за мужчины, – осторожно пояснила Мейми. В подробности вдаваться ей не хотелось – ведь это касалось только Элинор.
      – Не нужны мне никакие секретари! – Элинор внезапно прорвало. – Я хочу лишь одного – чтобы меня оставили в покое и дали мне поработать!
      – Так скажи об этом Рею, – резонно заметила Мейми.
      – Уже говорила, но он не желает слушать. Настаивает, чтобы кто-нибудь помогал мне в работе. По-моему, он думает, что меня надо постоянно подстегивать, чтобы не сидела, сложа руки.
      Мейми со вздохом протянула руку и сжала пальцы подруги:
      – Элинор, признайся, если бы это предложение исходило не от Рея, а от Дианы, ты бы тоже так разозлилась?
      – Не знаю, – нахмурившись, призналась Элинор. – Что-то в нем есть такое, что меня бесит. Стоит ему подойти ко мне, и я начинаю себя чувствовать, как кошка на раскаленной крыше. – Девушка устало потерла глаза. – Не нравится мне он, – с ребяческим упрямством повторила она, – но почему я на него так странно реагирую, я тоже не пойму.
      Зато я очень даже хорошо понимаю, подумала Мейми. Это называется физическим влечением. Однако высказать вслух эту крамольную мысль она не могла и лишь осторожно спросила:
      – Что ты собираешься делать?
      – А что мне остается? – с горечью отозвалась Элинор. – Придется идти на компромисс. У меня нет выбора. Знаешь, что он мне заявил? – Она наклонилась вперед, сверкая глазами. – Он признался, что сам посоветовал издателям отклонить первый вариант моей рукописи. И еще имел наглость заявить, что книга получилась невероятно занудной, что в вырезных картинках больше жизни, чем в моих героях, особенно в Эжени! – Внезапно воинственный дух оставил Элинор, и блеск в ее глазах потух. – Хуже всего то, что я и сама это знаю. Ох, Мейми, и зачем я только согласилась писать эту книгу!
      – Затем, что для тебя это была возможность шире раскрыть твой талант, – мягко напомнила Мейми. – Ты ведь сама хотела писать ее, Элинор.
      – Не напоминай! – застонала Элинор. – Наверное, у меня было временное помрачение рассудка! Я не справлюсь, Мейми. Не справлюсь, и все тут.
      – Ты сказала об этом Рею?
      Глаза Элинор тут же потемнели от гнева:
      – Сдаться на его милость? Еще чего не хватало!
      – И что теперь?
      – Снова засяду за работу, только не в Бристоле. У Дианы есть небольшой коттедж, она разрешает своим авторам им пользоваться. Вот я и собираюсь туда отправиться. Там Рей меня не достанет, авось и отвяжется со своей секретаршей. – Элинор по-детски надула губы. – Я уезжаю сегодня вечером. Это в Гудуике.
      – Ты едешь в Уэльс в такое время года? – ужаснулась Мейми. – Декабрь на носу! Кстати, пока не забыла – какие у тебя планы на Рождество? Мы с Фредом будем рады, если ты к нам присоединишься.
      От бабки Мейми унаследовала небольшой особняк за городом, и они с мужем проводили там Рождество, да и все свободное время, какое удавалось выкроить в течение года.
      – Ну, пожалуйста, – уговаривала Мейми. – В этом году мне понадобится твоя помощь. По-моему, я беременна.
      Вскоре после свадьбы у Мейми был выкидыш, и Фред с тех пор отвергал всякую мысль о том, чтобы попробовать снова завести ребенка. Видимо, в последнее время он все же сдался.
      – Доктор Бронк убедил Фреда, что такое, как в прошлый раз, больше не повторится, – подтвердила догадку Мейми.
      – Я очень рада за тебя, – с нежностью отозвалась Элинор. – Конечно, я приеду к тебе сразу после турне.
      Мейми знала, что Элинор собирается перед Рождеством совершить недельное турне по полуострову Корнуолл, об истории которого писала в одном из своих романов.
      В три часа подруги покинули ресторан. Мейми отправилась за покупками, а Элинор – домой, готовиться к поездке в Гудуик.
      Элинор пару раз уже бывала в коттедже Дианы, но приезжала не работать, а просто погостить. До сих пор ей не требовалось уединение, которое предлагал этот приют для литераторов. Писалось ей всегда легко, да и эту книгу она сочинила на одном дыхании. Трудности возникали, лишь, когда надо было описывать чувства персонажей.
      Элинор тщательно уложила вещи: пару джинсов, которые она теперь редко носила, но они по-прежнему были ей впору, кучу толстых свободных свитеров, комплект теплого белья, на всякий случай, носки и свою портативную пишущую машинку – а вдруг в коттедже сломается генератор, и электрическая машинка Дианы выйдет из строя?
      Понадобятся резиновые сапоги, напомнила себе Элинор, так что придется купить пару перед отъездом. Затем – еда, что означало визит в местный супермаркет. Кипа бумаги для машинки, ее записи… Господи, да будет ли когда-нибудь конец этому списку? И все время, пока девушка собиралась, в ее мозгу продолжал крутиться разговор с Реем Парришем.
      Рей славился своим язвительным и острым языком, но до сих пор Элинор ни разу не приходилось с ним сталкиваться. Однако в это утро он просто уничтожил ее своими словами, произнесенными авторитетным тоном оратора, изрекавшего неопровержимые истины. Хуже всего было то, что возразить ей было нечего. Ее героине действительно не хватало глубины чувств. Элинор прервала сборы, и устало опустилась на стул. Она уже больше не могла скрывать от себя правду: что делать с Эжени, она понятия не имела.
      Во время разговора с Реем Элинор пыталась слабо протестовать, доказывая, что ее героиня – совсем юная девушка шестнадцати лет от роду, но Рей резонно возразил, что в те времена шестнадцатилетние девушки большей частью уже были замужем и имели детей. И потом, заявил он, ведь она сама утверждает, что Эжени – пылкая натура, так неужели же такая девушка покорно согласится с эдиктом короля, требующим от нее выйти замуж за человека, которого она никогда не видела? Тем более что Эжени, судя по некоторым эпизодам, неравнодушна к своему кузену.
      – Неужели она не попытается что-то сделать? – доказывал Рей. – Подумайте сами: красивая шестнадцатилетняя девушка, богатая и наделенная силой воли, приказом короля приговаривается к браку с человеком, у которого тот в долгу. И, заметьте, репутация у жениха незавидная: он якобы поставляет своему повелителю девиц, с которыми тот тайно развлекается. Естественно, она должна восстать против произвола. А раз она такая сильная, как вы описываете, то неужели не предпримет какую-нибудь отчаянную попытку избежать этого брака? Ну, например, отдаться другому мужчине, причем, скорее всего именно своему кузену, в которого, как ей кажется, она влюблена.
      Все, что он говорил, было совершенно разумно, но Элинор почему-то никак не могла вдохнуть жизнь в свою героиню. Она даже в мыслях представить себе не могла Эжени, вытворяющую все то, что предлагал Рей.
      Так она прямо и заявила ему, присовокупив, что издатели могут, если хотят, подавать на нее в суд, но она не прибавит к рукописи больше ни слова.
      Рей ответил тяжелым взглядом. Пристальные серые глаза его потемнели, и на мгновение Элинор показалось, что он вот-вот бросится на нее и начнет трясти, как грушу. При этом, несмотря на внушительный рост и мощную фигуру, ему пришлось бы изрядно попотеть, ибо Элинор была ростом выше ста семидесяти сантиметров и, несмотря на кажущуюся хрупкость, отнюдь не легонькой как пушинка. Впрочем, Рей быстро взял себя в руки и лишь ядовито спросил:
      – Бежим в кусты, а, Элинор? Вы меня удивляете. Хотел бы я знать, чего вы так боитесь.
      – Ничего. Я и не думаю бояться! – взвилась Элинор.
      Вот тут-то он ее и поймал. Не успела она опомниться, как уже пообещала внести в роман изменения. Теперь было уже поздно раскаиваться, но все же работать она станет так, как удобно ей, а не ему. И без всяких там секретарш!
      Элинор так долго кипела, что теперь чувство вала себя совершенно измотанной. Она бросила взгляд на часы. Неплохо бы немного поспать перед отъездом. По ночам она плохо спала и поэтому пользовалась любой свободной минутой, чтобы вздремнуть в течение дня.
      Она вошла в спальню и задернула шторы.
      Квартира Элинор была такой же безликой, как и ее одежда. Здесь тоже преобладали бежевые и коричневые тона, отчего комнаты казались почти бесцветными.
      Девушка разделась, закуталась в махровый халат и улеглась в постель, однако сон не приходил. В голове вихрем кружились неясные образы.
      Рей Парриш, высокий и темноволосый… Мужчина, о котором некоторые из ее приятельниц с восторгом говорили, что он такой сексуально притягательный… Для них, может, оно и так, но для нее – ничего подобного.
      Мысли Элинор метнулись к Мейми. Как давно они знакомы? Они подружились еще в пансионе, две маленькие девчушки с косичками, в новенькой школьной форме, которым отчаянно хотелось плакать, хотя обе знали, что это противоречит приличиям.
      Да, они дружат уже давно. Новые друзья Мейми, с которыми та познакомилась через Фреда, всегда недоуменно посматривали на Элинор, словно удивляясь, что может быть общего у прелестной блистательной Мейми с такой замухрышкой.
      Интересно, рассказала ли Мейми ее историю мужу? Вполне возможно, ведь они очень близки, да и Фред из тех людей, которым сразу хочется довериться. Как повезло Мейми в браке! До чего мудро она поступила, предпочтя немного подождать, а не бросаться в омут первого физического влечения, как это сделала она, Элинор…
      Как это сделала она… Теперь это казалось невероятным. Ее навеки заледеневшее сердце уже никогда не оттает.
      Когда-то все было по-другому. Когда-то и она знала, что значит, когда все тело поет от одного прикосновения мужчины и сердце замирает при звуке его голоса… Но это было очень давно.
      Глубоко вздохнув, Элинор открыла глаза. Пытаться заснуть все равно бесполезно. И почему это именно сегодня прошлое навалилось на нее с такой силой?
      Впрочем, Элинор прекрасно знала ответ. Этот взгляд Рея Парриша, когда он спросил своим невозмутимым тоном, известно ли ей вообще, что такое настоящие чувства. Элинор словно током ударило, однако ей удалось сохранить присутствие духа и непроницаемое выражение лица. Пусть себе думает, что хочет, только бы не докопался до правды.
      Губы Элинор искривились в горькой усмешке. Сейчас та история кажется ей похожей на дешевую мелодраму, но в те времена это была для нее настоящая трагедия.
      Элинор снова закрыла глаза и постаралась сосредоточиться на своей книге, на Эжени, но это оказалось невозможным. Смуглое лицо Рея снова и снова вставало перед ее глазами, а за ним – другое лицо, такое же смуглое и красивое, только моложе, не такое выразительное… не такое волевое, внезапно подумала она.
      Элинор было девятнадцать лет, когда она познакомилась с Бренданом. Какой она была тогда наивной девчонкой! Детские годы Элинор прошли в закрытой школе, она была единственным ребенком состоятельных родителей, проводивших большую часть года за пределами страны. До окончания школы дочь редко с ними виделась. В то жаркое долгое лето перед поступлением в Оксфорд Элинор чувствовала себя в обществе родителей как-то неловко. Ей казалось, что они совсем чужие друг другу, она страдала от одиночества и жалела, что не сдалась на уговоры Мейми, умолявшей подругу принять приглашение ее родителей и поехать с ними в Италию.
      И вот теперь Элинор бесцельно бродила по дому, сознавая, что родители ее совсем не понимают. С местной молодежью она тоже почти не общалась – ей казалось, что у нее совсем другие интересы. Тогда-то она и встретила Брендана.
      Он пришел к ним повидать ее отца, она уже не могла припомнить зачем. Родителей не было дома, и Элинор загорала в саду одна. Она была польщена восхищенным взглядом, которым молодой человек окинул ее едва прикрытое купальником тело. Брендан сделал ей комплимент, и девушка предложила ему что-нибудь выпить. Это закончилось тем, что они просидели в саду почти до вечера.
      Уже тогда Элинор почувствовала в нем какое-то беспокойство, почти отчаяние, однако она отнесла это за счет той же болезни одиночества, от которой страдала сама. Она была слишком наивна, чтобы сразу заподозрить неладное.
      Позже Брендан несколько раз приглашал Элинор в местный теннисный клуб потанцевать. Сначала родители девушки обрадовались тому, что у нее, наконец, появился приятель, но отец все же предостерег ее, чтобы не очень увлекалась.
      К тому времени Элинор уже все знала о Брендане: о том, что отец у него был пьяницей, а мать трудилась как проклятая, чтобы поднять пятерых детей. Элинор знала и о том, как тяжело переживал Брендан из-за того, что, получив право учиться в университете, не мог воспользоваться им из-за нехватки денег. Отец девушки прямо сказал, что Брендан неспроста за ней ухаживает, но Элинор не желала ничего слушать. К тому времени она уже влюбилась. Во всяком случае, думала, что влюблена.
      Элинор горько вздохнула. Надо было послушаться отца, но ей казалось, что он ничего не понимает. Она была уверена, что Брендан любит ее, но, как после выяснилось, его интересовали лишь деньги ее родителей.
      Лето продолжалось, и чувство Элинор все расцветало. Брендан хорошо знал, как можно возбудить женщину, заставить ее сгорать от желания. Теперь, вспоминая об этом с холодным сердцем, Элинор не могла взять в толк, как она могла испытывать все эти чувства, но в ту пору она действительно потеряла голову.
      Впервые они занимались любовью на уединенной полянке в густом лесу, принадлежавшем местному землевладельцу, который был в отъезде. Они отправились туда на пикник. Брендан откуда-то достал мягкое теплое одеяло, причем совершенно новое. Позже Элинор гадала, откуда он взял на него деньги. Он получал мизерное жалованье, работая стажером у местного бухгалтера. Но, видимо, Брендан надеялся, что этот расход окупится.
      Он занимался любовью жадно и страстно – по крайней мере, так казалось Элинор. Впрочем, особого удовольствия от этого акта любви она не получила, а ощущение тяжести его тела, когда все было закончено, и вовсе было ей неприятно. Элинор вернулась домой разочарованной, но потом вспомнила, как девочки в школе рассказывали, что в первый раз не всегда получаешь удовольствие.
      Брендан первым завел разговор о женитьбе. А вдруг она забеременеет, говорил он. Ведь это вполне возможно. И Элинор по глупости вышла за него замуж – тайком, ровно через месяц после того, как они впервые стали близки. Ее родители были в то время в отъезде.
      Когда они вернулись, их уже поджидали молодожены.
      Элинор резко села в постели, чувствуя, как сдавило горло и стало трудно дышать.
      Ей никогда не забыть жуткую сцену, которую закатил Брендан, узнав, что ее отец не собирается положить на имя дочери кругленькую сумму в банк и вообще не намерен помогать молодой семье. Новоиспеченный зять просто лопался от ярости. Видеть, как любимый человек у нее на глазах превращается из нежного мужа в алчного корыстолюбца, женившегося только ради денег, – это было выше ее сил. Элинор пыталась успокоить Брендана, сказав, что они будут счастливы и без денег. И тут он повернулся к ней лицом, искаженным бешенством.
      – Ради всего святого! – заорал он. – Неужели ты думаешь, что я женился бы на тебе, не будь ты дочерью своих родителей?
      – Но… ты же говорил, что любишь меня, – пролепетала Элинор, не в силах смириться с этой непостижимой переменой.
      – А ты и попалась на удочку, глупая маленькая стерва! – прошипел Брендан. – Соблазнить тебя было не трудней, чем отнять конфетку у ребенка. Твой папаша что-то уж больно несговорчив, ну так слушайте. Вам бы лучше подумать, как от меня откупиться, мистер Линн, не то вся деревня узнает о том, как легко мне удалось заманить в постель мисс Святую Невинность! – вызывающе бросил он ее отцу.
      Элинор закричала от ужаса, и Брендан обернулся к ней. На его лице, искаженном злобой, не осталось и следа красоты.
      – Черт, мне надо было позаботиться о том, чтобы ты забеременела! – И он пустился в такие оскорбительные описания ее сексуальности, что Элинор просто отключилась. Постичь весь ужас того, что с ней произошло, она была не в силах.
      Брак был аннулирован – об этом позаботился отец Элинор, но у девушки было такое ощущение, словно она вся заледенела. Она отправилась в Оксфорд уже совсем другим человеком. Мейми сразу заметила это и стала расспрашивать, что случилось. Элинор не выдержала и все рассказала подруге. Это был последний раз, когда она плакала. Постепенно потрясение прошло, но чувство унижения осталось. Стоило какому-нибудь мужчине приблизиться к ней, как Элинор тут же его отшивала, и постепенно за ней закрепилась репутация холодной и неприступной особы. Ей было все равно. Она больше не позволит ни одному мужчине влезть к ней в душу, а уж тем более – в постель. Брендан начисто уничтожил первые ростки ее пробуждающейся чувственности. Каждый раз, вспоминая о том, с какой невинной радостью она отдавалась ему, Элинор вздрагивала от отвращения. Постепенно она все больше и больше замыкалась в себе.
      А потом ее родители погибли во время инцидента в Бейруте, куда они ездили по делам. Элинор продала дом и купила себе небольшую квартиру. Оставшиеся деньги она пожертвовала различным благотворительным организациям.
      Теперь уже ни один мужчина не мог соблазниться ею, в надежде обеспечить себе безбедное существование.
      Все эти годы Мейми уговаривала подругу перестать мучиться, начать нормально одеваться и встречаться с молодыми людьми, но Элинор упрямо отказывалась. Она не видела в этом смысла. Пускать мужчину в свою жизнь она больше не собиралась, да и кто бы на нее позарился?
      Брендан ведь ясно сказал, что ее единственным достоинством были деньги ее родителей – только за этим она и была ему нужна. А секс был просто необходимостью, средством для достижения его цели. Он недвусмысленно дал понять, что их близость не доставила ему особого удовольствия.
      Элинор и сейчас содрогнулась, вспомнив его оскорбительные высказывания. Ее отец пытался остановить мерзавца, устало припомнилось ей, а потом родители, как могли, старались утешить дочь. Они ни в чем не упрекали и не осуждали ее, да в этом и не было нужды – Элинор терзала себя сама. Родители пытались достучаться до нее, но пропасть между ними была слишком велика. И Элинор просто похоронила свою боль глубоко в душе, где никто не мог ее разглядеть.
      Даже для книги, хотя бы для того, чтобы оживить образ Эжени, Элинор не могла использовать воспоминания о романе с Бренданом. Ее чувства обернулись обманом, а что до физического наслаждения, то в объятиях своего единственного любовника она его так и не испытала и вспоминала об этом с горечью, полагая, что виновата в этом сама.
      Мысленно Элинор вновь услышала слова Рея Парриша, сказанные им на прощание, и в который раз содрогнулась.
      – Вам бы следовало изобразить свою героиню монахиней, Элинор, – насмешливо заявил Рей. – Похоже, вы избрали для нее именно такой образ жизни.
      Элинор вылетела из офиса, боясь, что потеряет остатки самообладания. Ее так и подмывало разорвать рукопись прямо у него на глазах. Сейчас, вспоминая свое поведение, девушка удивлялась силе собственной реакции. Поежившись, она выбралась из постели. Заснуть все равно не удастся, а лежать, мучаясь мыслями о том, чего уже не изменишь, нет смысла.
      Время приближалось к шести, а ей еще предстоял поход в супермаркет. До Гудуика путь неблизкий. Элинор уже почти решила отложить поездку до утра, но тут ей пришло в голову, что за это время может позвонить Рей с известием о том, что нашел ей секретаршу. Нет уж, лучше уносить ноги, пока еще есть время.
      Что значит – пока еще есть время? – нахмурилась Элинор. Можно подумать, она боится этого человека, словно он чем-то угрожал ей. Пожав плечами, Элинор отбросила эту мысль. Рей Парриш просто запугивает ее, наверняка догадываясь, что она его терпеть не может.
      Журналисты называли Рея блистательным мальчиком от издательского дела, хотя слово «мальчик», мягко говоря, не слишком подходило тридцатипятилетнему мужчине, злорадно подумала Элинор. Он был олицетворением всего, против чего восставала ее душа: красавец, наделенный обаянием и откровенной чувственной притягательностью, которая у Элинор рождала лишь отвращение.
      Для такого мужчины, как Рей, Элинор, наверное, была ходячим анекдотом: страшненькая замухрышка, с которой он вынужден иметь дело по долгу службы. Слишком часто за последние годы она видела, как мужчины, едва взглянув на нее, сразу отводили глаза, так что уже не обольщалась. Куда ей до Мейми – красивой, уверенной в себе. Брендан одним махом убил в ней веру в то, что она может быть хоть для кого-то по-женски привлекательной. «Бесполая уродина» – это были его слова, и Элинор теперь только такой себя и видела. И не сомневалась, что такой ее видят и другие. Ничего, в жизни, кроме любви, есть и другие радости, думала девушка. Когда-то она находила радость в работе. Когда-то… До тех пор пока Рей Парриш не расправился с ее романом, а заодно и с ее уверенностью в собственных способностях.
      Именно это и было больнее всего, призналась себе Элинор: сознание того, что он прав, утверждая, что ее герои поверхностны и далеки от жизни. Но ведь она подрядилась писать исторический роман, основанный на фактах, а не костюмированную любовную историю!
      Разумеется, всегда был путь к отступлению: она могла объявить о том, что разрывает контракт. Судиться с ней издатели не будут, зато Рею придется оставить ее в покое. Она может написать массу других книг… Элинор мрачно смотрела в окно. А куда ей было еще смотреть? Ее квартира была типовой и безликой. Когда-то, еще подростками, они с Мейми мечтали о том, как будут жить, когда станут взрослыми, какие у них будут дома. Элинор с тяжелым сердцем вспомнила, как собиралась заполнить свой дом живыми цветами, яркими и благоухающими.
      Свежие цветы! В последний раз она покупала их много лет назад – это был венок на могилу родителей.
      Ладно, хватит себя жалеть, внезапно разозлившись, подумала Элинор и, подхватив пальто, и ключи от машины, решительно отправилась в местный супермаркет.

2

      «Очевидно, я совсем потеряла разум, решившись на такую поездку поздно вечером», – с отчаянием думала Элинор, глядя в ночь из окна машины.
      Почему-то здесь, в сердце, Уэльса, темнота казалась гораздо более глухой, чем в Бристоле. Казалось, она обволакивает тебя и давит со всех сторон свинцовой тяжестью. Элинор невольно вздрогнула, несмотря на то, что в машине было тепло. Здесь особенно остро ощущалось то, что ноябрь подходил к концу. В воздухе веяло холодом и сыростью – словом, Уэльс встретил девушку негостеприимно. Ей казалось, что когда она выезжала из Бристоля, было гораздо теплее, но, возможно, она просто не обращала внимания на погоду – ее мысли были слишком заняты Реем Парришем. Элинор злорадно предвкушала, как он взбесится, узнав, что она сбежала.
      Она подъехала к перекрестку и притормозила, сверяясь с картой, где названия крошечных деревенек были указаны и на английском, и на валлийском языках.
      Ночью эта земля моща и впрямь казаться негостеприимной, но Элинор помнила по визитам в коттедж Дианы, что побережье здесь – одно из красивейших мест, какие ей доводилось видеть: девственная природа намного миль вокруг с узкими, извилистыми тропинками, убегающими в густые заросли.
      Коттедж стоял довольно уединенно – до ближайшей деревни было несколько миль по узкой скверной дороге. Диане дом достался от дальней родственницы, что давало ей право претендовать на то, что в ее жилах есть капля валлийской крови. К тому же она часто бывала здесь в детстве и рассказывала Элинор много интересного об этих местах.
      Валлийцы с гордостью говорили, что здесь больше английского, чем в самой Англии, и действительно, многие поколения английских монархов оказывали честь равно своим друзьям и недругам, щедро наделяя их богатыми валлийскими землями.
      Сэр Филипп Сидней, знаменитый поэт и воин елизаветинской эпохи, жил когда-то недалеко отсюда, в Пембруке, как и многие другие известные личности, которых отправляли сюда либо в качестве поощрения, либо в ссылку.
      Элинор вдруг оживилась – необычное место подстегнуло ее воображение. Интересно, каково это было – отправиться в изгнание в эту отдаленную часть страны, особенно для молоденькой девушки, привыкшей к изысканной жизни при дворе. Такой, как Эжени.
      В следующую минуту Элинор уже была полностью захвачена новым поворотом сюжета, рождавшимся в ее голове. Она машинально протянула руку за маленьким диктофоном, который всегда возила с собой. Слова полились рекой, словно пытаясь опередить ее мысли. Но неожиданно поток прекратился.
      Ну почему ей так легко было представить свою героиню в трудной ситуации, но, как только дело доходило до любви и физической близости, ее мозг словно парализовало? Злясь на себя, Элинор нажала на акселератор. Она уже почти приехала. Часы на панели приборов показывали час ночи, но Элинор совсем не ощущала усталости. Мозг ее работал на полную мощность, и ей уже не терпелось сесть за пишущую машинку. Придется полностью переделать несколько глав, но это не проблема – зато она добавит занимательности сюжету.
      Элинор вспомнились слова Рея о том, что ее книге недостает очень важного компонента, но она сердито отогнала эти мысли. Что она хочет ему доказать? Что может написать захватывающий роман без всяких там сексуальных подробностей, которые он считал необходимыми? Так оно и будет, воинственно решила про себя Элинор. Однако в глубине души она понимала, что ее роман получался блеклым вовсе не оттого, что в нем не было эротических сцен. Элинор знала, что в иных ярких и реалистичных романах, тех, что захватывают с первой минуты и заставляют сопереживать героям до последней страницы, не было и намека на сцены физической близости между героями. Зато в них было то, чего не хватало ее собственной рукописи: особое, почти осязаемое ощущение физической притягательности героев и их влечения друг к другу. То самое ощущение, которого она ни разу не испытывала, не считая печального эпизода с Бренданом.
      Элинор была настолько погружена в свои мысли, что едва не проехала поворот к коттеджу. Поспешно притормозив, она свернула на ухабистую дорожку.
      Господи, неужели здесь было столько же колдобин, когда она приезжала в последний раз? Элинор чувствовала, как врезаются в тело ремни безопасности каждый раз, когда она пыталась объехать очередную рытвину. Однажды она попала прямо в яму, и всю машину окатило грязной водой. Элинор тихонько выругалась сквозь зубы.
      Диана была на юге Франции, оправляясь после тяжелого плеврита, но Фелиси, ее экономка, хорошо знавшая Элинор, с готовностью снабдила девушку ключами от коттеджа, предупредив ее, что для зимы дом не очень-то приспособлен.
      Элинор, однако, это не остановило, тем более что она не собиралась долго задерживаться в Гудуике. Через месяц ей надо было быть в Бристоле, чтобы оттуда отправиться в рекламное турне, которое было запланировано за неделю до Рождества. А там уж и Рождество, которое она проведет вместе с Мейми и Фредом. Если это будет их обычный рождественский праздник, то можно будет вволю посибаритствовать. Фред умел наслаждаться жизнью, причем считал, что чем больше роскоши и комфорта, тем лучше.
      Фары выхватили из темноты низкий силуэт домика, и Элинор с облегчением сняла затекшую ногу с акселератора.
      Только теперь она поняла, что действительно устала. Было бы настоящим блаженством погрузиться сейчас в ванну с горячей водой, но Элинор подозревала, что с этим ей придется подождать до завтра. В коттедже был водонагреватель, но согреть воду так быстро ей не удастся. Слава Богу, что она уложила самые необходимые вещи в одну сумку. Ее она возьмет с собой сейчас, а остальные вещи распакует завтра.
      Разминая ноющие мышцы, Элинор выбралась из машины, подхватила сумку и пачку писчей бумаги. Заперев машину, она направилась к коттеджу.
      Замок на двери, видимо, недавно смазывали, ибо ключ повернулся без всяких усилий. Дверь распахнулась настежь, издав при этом жалобный скрип, от которого Элинор невольно вздрогнула. Ей сразу припомнилось, как Диана со смехом рассказывала о маленьких странностях этого дома.
      Коттедж был очень старым. Когда-то он был частью большого поместья, судя по всему, фермерским домиком. Дед и бабушка Дианы прожили здесь всю жизнь, а она сама унаследовала дом после смерти двоюродной бабки.
      Кухня была вымощена каменной плиткой, и, естественно, здесь было очень холодно. Элинор, поеживаясь, вошла и стала шарить по стене в поисках выключателя, пока не вспомнила, что тот находится в дальней части помещения. Проводка в доме была весьма своеобразной, и некоторые выключатели и электрические розетки располагались в таких местах, где человек меньше всего ожидал их найти.
      Элинор направилась к противоположной стене и вдруг застыла – кухню неожиданно залил свет.
      На мгновение он ослепил девушку, однако, освоившись, она приросла к месту, совершенно потрясенная.
      – Почему так поздно? – непринужденно протянул спокойный мужской голос. – Я ждал вас несколько часов назад.
      Элинор заморгала, ошалело уставившись на прислонившуюся к стене мужскую фигуру, потом замотала головой, словно желая убедиться, что это не сон.
      Рей Парриш здесь? Но это немыслимо! Наверное, ей все это чудится. Хотя нет – утром на нем был темно-серый костюм, жестко накрахмаленная рубашка и галстук в полоску, а теперь – задрипанные джинсы, не делавшие чести его репутации джентльмена, и толстый свитер поверх клетчатой шерстяной рубашки. Да еще и резиновые сапоги в придачу, при виде которых у Элинор глаза на лоб полезли, Нет, ей определенно все это не привиделось. Воображение, конечно, могло сыграть с ней дурную шутку, поместив образ Рея в уютный коттедж Дианы, но нарядить его в столь неподходящее одеяние оно никак не могло. Ведь Элинор видела Рея только в костюме и при галстуке.
      Широкая усмешка на подвижных губах мужчины вернула девушку к действительности. Сурово глядя на него, она произнесла как можно более резким тоном:
      – Я полагаю, Рей, что у вас такое своеобразное представление о шутках, но, честно говоря, я не нахожу в этом ничего смешного. Не знаю, что вы здесь делаете, но, думаю, вы поймете меня правильно, если я сообщу, что немедленно уезжаю.
      – Не торопитесь!
      Элинор и помыслить не могла, что человек способен двигаться так стремительно. Она лишь судорожно сглотнула, когда Рей преградил ей путь и схватил ее за руки.
      – Отпустите меня сейчас же! – Она инстинктивно отпрянула. Все тело Элинор напряглось от его прикосновения, глаза метали зеленые молнии.
      Рей пристально взглянул на нее. Элинор напряглась, ожидая очередной язвительной реплики, но, к ее удивлению, он подчинился ее окрику и мягко отодвинулся.
      – Это вовсе не шутка, – спокойно произнес он. – Все, что я говорил о вашей рукописи, я сказал совершенно серьезно, Элинор. Книга должна быть закончена вовремя, и вам это прекрасно известно. А бегство сюда не решит ваших проблем.
      – Я никуда не сбегала.
      Как он смеет предполагать такие вещи!
      – Тогда что вы здесь делаете?
      – Если вам так хочется знать, я приехала сюда работать…
      – Да что вы говорите? Весьма спонтанное решение, насколько я понимаю, ведь утром вы мне об этом ничего не сказали.
      – Возможно, у меня были на то свои причины, – раздраженно заявила Элинор. – И вообще, какое вам дело до того, где я работаю, Рей?
      – Поскольку в настоящий момент я являюсь вашим агентом, то мне есть до этого дело, – спокойно отозвался Рей. – Вы ведь знаете, что бегство вам не поможет.
      Опять! Стиснув зубы, Элинор прошипела:
      – Еще раз повторяю, я никуда не сбегала. Я приехала сюда работать, причем в одиночестве. – Она помахала пачкой бумаги у него под носом – Видите? Я даже кое-что надиктовала по пути сюда, и если вы ничего не имеете против, сейчас я хотела бы это напечатать.
      – Надиктовали? Надеюсь, в том ключе, что мы сегодня обсуждали?
      Элинор не стала отвечать на этот вопрос.
      – Что ж, все ясно. В таком случае, хорошо, что я приехал.
      У Элинор внезапно возникло какое-то тревожное чувство, и она вскинула на него глаза:
      – Зачем вы все-таки сюда явились, Рей? И откуда вы узнали, что я решила отправиться в Гудуик?
      – Очень просто – мне сказала Фелиси.
      – Фелиси? – Элинор изумленно уставилась на него.
      – Ну да. Я заехал днем забрать почту Дианы, и ее экономка сказала мне, что вы забрали ключи от коттеджа. К счастью, у нее оказался запасной комплект.
      Он побренчал ключами на кончике длинного гибкого пальца, и Элинор вдруг охватило чувство бессилия и страха.
      – И вы решила поехать сюда за мной. Но зачем?
      – Вы что, не помните, что я говорил вам утром? – вкрадчиво спросил Рей.
      Можно подумать, она могла об этом забыть!
      – Помню. – Натянутый тон, которым Элинор произнесла это слово, вызвал легкую улыбку на губах Рея, и девушка едва удержалась, чтобы не улыбнуться в ответ.
      – Тогда вы должны помнить и о том, что я дал издателям слово положить вашу рукопись на стол вовремя.
      – Да, – деревянным голосом отозвалась Элинор, вспомнив, что, в свою очередь, заявила ему, что это нереально. Именно тогда и разгорелся спор насчет секретарши.
      – Я даже предложил вам услуги секретарши, – словно в ответ на ее мысли заметил Рей.
      Элинор сразу так и взвилась от негодования.
      – Мне не нужна никакая секретарша! – прошипела она. – Я так не работаю. И помощь с этой книгой мне не нужна.
      – А, по-моему, нужна, – без обиняков заявил Рей.
      От его взгляда Элинор вдруг стало не по себе. Мозг ее посылал сигналы тревоги, а по коже побежали мурашки – она внезапно остро ощутила его присутствие. Он стоял слишком близко, и Элинор инстинктивно попятилась. Заметив это, Рей усмехнулся, но глаза его остались серьезными.
      – Скажите мне, – неожиданно попросил он, – в ваших героинях много от вас самой? Скажем так, вы представляете себя одной из них, когда пишете?
      Элинор багрово покраснела:
      – Разумеется, нет, – отрезала она. – А почему вы спрашиваете?
      – Все в свое время. – Рей бросил взгляд на часы. – Уже почти два часа ночи, и, должен признаться, я устал. По-моему, мы оба будем в лучшей форме для обсуждения утром. Я занял маленькую спальню. Мне кажется, женщинам всегда нужно больше простора.
      Маленькую спальню? Элинор смотрела на него во все глаза.
      – Вы… вы что, остановились здесь?
      – Естественно. – Бровь Рея взлетела вверх. – Где мне еще остановиться?
      – Но… так нельзя.
      – Нельзя? – Он усмехнулся.
      – Хорошо, можете оставаться, – решительно заявила Элинор, – но я с вами здесь не останусь. – И она направилась прочь из кухни, полная решимости, если потребуется, перешагнуть через этого нахала. Но он остановил ее, схватив с такой силой, что на мгновение ноги девушки оторвались от пола, и тут же поставил ее назад так грубо, что у нее щелкнули зубы.
      – Вот что, давайте все выясним раз и навсегда, – свирепо рявкнул Рей, сбросив маску спокойной насмешливости. – Я дал слово, что ваша рукопись будет закончена вовремя. Я поставил свою репутацию на карту ради вас, Элинор, и ради вашей чертовой книги, и, чего бы мне это ни стоило, вы ее напишете!
      Чего бы это ни стоило…
      Глаза Рея буквально сверлили Элинор, и она была настолько потрясена, что не могла даже открыть рот, и лишь смотрела на него, как загипнотизированная.
      – День и так был достаточно тяжелый, а тут еще вы все осложнили своим мелодраматичным бегством. Ладно, пусть у вас проблемы с книгой, мы оба это знаем, но…
      Элинор наконец пришла в себя. Выпрямившись во весь рост, она вскинула голову и возмущенно заявила:
      – Я не собираюсь стоять и выслушивать все это…
      – Нет уж, вы меня выслушаете. Вы останетесь здесь, пока не закончите книгу, причем к моему полному удовлетворению. Мы оба останемся, пока она не будет закончена, – прибавил он.
      – Вы… вы не можете меня заставить.
      – Нет. Заставить я вас не могу, но если вы сейчас уйдете отсюда, Элинор, то на меня не рассчитывайте. Можете с тем же успехом бросить свою рукопись в огонь. Вы этого хотите? Пойти на попятный? Сдаться? Признать, что у вас просто нет той искры, которая нужна, чтобы…
      Элинор уже не слушала. Она побелела, и все ее существо наполнилось знакомой болью. То, что он говорил, было похоже на оскорбления, которые бросал ей Брендан. Настолько похоже, что ее разум отказывался их воспринимать. И только когда боль немного утихла, Элинор поняла, что деваться ей некуда.
      Внезапно Элинор почувствовала, что больше не в силах спорить, да и гордость не позволит ей теперь отступить. Рей открыто заявил, что она неспособна вдохнуть жизнь в своих героев, и почему-то для Элинор вдруг стало очень важно доказать, что он не прав. Она перепишет книгу, и когда та будет закончена, она будет такой яркой, такой живой, что… Элинор в недоумении потерла висок. Что с ней творится?
      – Вы устали. Почему бы вам не лечь? Вот утром можете спорить со мной хоть до посинения.
      Почему в этих суровых словах ей почудились нотки грубоватой жалости? Элинор невольно сжалась и, бросив на Рея уничтожающий взгляд, подхватила сумку и направилась к лестнице.
      – Признайтесь, Элинор, ваш приезд сюда был своего рода бегством. Криком о помощи, если хотите.
      Элинор остановилась как вкопанная. Затем круто развернулась к нему, словно разъяренная тигрица, сбросив обычную маску сдержанной отчужденности.
      – Если я от кого и бежала, то только от вас, – яростно выкрикнула она. – Чтобы вы перестали вмешиваться в мою жизнь! – Она внезапно осеклась – в воздухе повисло странное напряжение. И остро ощутила взгляд наблюдавшего за ней мужчины. – Вы последний человек, к которому я бы обратилась за помощью, Рей, – бросила она. – Самый что ни на есть последний.
      – Понятно. Ладно, Элинор, решайте сами, что вам делать, только запомните: если вы отсюда уедете…
      – То тем самым признаю, что вы правы, и я не способна написать эту книгу, – оборвала она. – О нет, я не уеду. Я останусь и заставлю вас взять назад все ваши оскорбительные замечания. Вот увидите.
      На лице мужчины появилось странное выражение – смесь усталости и торжества, и у Элинор вдруг возникло ощущение, что она попалась в тщательно расставленную ловушку. Но она отбросила эти мысли. Все равно Рей здесь долго не продержится, утешала она себя, поднимаясь наверх. Он существо городское – из тех, кто не может жить без ярких огней и шума большого города, и через пару дней он начнет здесь помирать со скуки. А потом он уедет, и она останется работать в тишине и покое. До тех пор ей придется просто постараться не обращать на него внимания. Это будет нетрудно – ведь удавалось же ей избегать его в последние десять месяцев, с тех пор, как он стал партнером Дианы. Элинор покривила душой: внутренний голос нашептывал ей, что все эти месяцы Диана служила буфером между ней и Реем.
      Элинор сердито мерила шагами небольшую спальню, в сотый раз, жалея о том, что ее агент согласилась на партнерство с этим противным типом. Девушка знала, что она была одинока в своем предубеждении: все вокруг считали, что Диане несказанно повезло, раз ей удалось заполучить старшим партнером человека, имевшего потрясающую репутацию в мире литературы. Ведь авторы буквально стелились перед ним в надежде, что Рей согласится представлять их интересы.
      Нет уж, она его услуг никогда добиваться не будет, мрачно подумала Элинор, и вдруг вспыхнула, сообразив, как двусмысленно выглядит эта фраза. У Рея не было постоянной подружки, тем не менее он не испытывал недостатка в женском обществе. Напротив! Элинор поджала губы, вспомнив, какой нескончаемый рой красоток, по словам Дианы, увивался вокруг Рея.
      Вот и прекрасно, пусть к ним и отправляется, да поскорее!
      Какая досада, что Фелиси, не подумав, разболтала ему, куда она собирается! Элинор стиснула зубы, вспомнив, как он обвинил ее в том, что она трусливо сбежала. Да, сбежала – от него и его угроз нанять секретаршу. Но не от своей любимой работы, вовсе нет!
      Элинор насторожилась, услышав шаги на лестнице. Раздался тихий стук в дверь, и; прежде, чем она успела ответить, Рей приоткрыл дверь и просунул голову в щелку:
      – Вам не надо принести что-нибудь из машины? Полагаю, этот рюкзачок – не весь багаж, что вы привезли с собой? Кстати, если хотите принять ванну, вода горячая.
      Он что, думает, она не в состоянии сама принести свои чемоданы? Эта фальшивая забота еще больше разозлила Элинор. Можно подумать, его волнуют ее удобства! Он, видно, считает ее круглой дурой, если пытается в этом убедить. Все, что ему от нее нужно, – это книга. Элинор нахмурилась, смущенная собственными противоречивыми чувствами. Она устала и была на взводе, и Рей был последним человеком, с которым ей хотелось делить этот крохотный уединенный коттедж, но она уже заявила ему, что остается, и отступать не собиралась.
      – Если бы мне были нужны мои вещи, я бы пошла и взяла их, – грубо ответила девушка. – И ванна мне не нужна. Единственное, чего я хочу, – это лечь спать.
      Брови мужчины слегка приподнялись, однако во взгляде, устремленном на девушку, не было насмешки. Скорее в его глазах читалась жалость.
      Жалость! У Элинор внезапно защипало в глазах. Рей осторожно закрыл дверь, а она все продолжала стоять неподвижно. В горле першило, а сердце билось часто-часто. Как он смеет ее жалеть! Как он смеет… Стряхнув оцепенение, Элинор поспешно разделась и направилась в ванную, предварительно удостоверившись, что Рей уже спустился вниз.
      Наскоро умывшись и почистив зубы, она вернулась в спальню. Вынув из волос шпильки, помассировала голову, снимая напряжение. Волосы у нее были густые и волнистые. Все-таки следовало бы подстричь и уложить их в модную прическу, подумала Элинор, расчесывая волосы на ночь. Толстая мужская пижама, которую она купила специально для поездки сюда, оказалась теплой, как она и рассчитывала, но девушка почему-то чувствовала себя некомфортно и беспокойно ворочалась в постели. Все из-за Рея, с горечью думала она, взвинтил ее нервы до такого состояния, что она никак не успокоится.
      Если бы только Диана не заболела! А еще лучше – не согласилась бы на партнерство с Реем… Однако в душе Элинор знала, что изъяны в ее книге от этого бы не исчезли, и нельзя все сваливать на Рея. Что же ей делать со своей героиней?
      Элинор постаралась сосредоточиться и представить себя на месте Эжени. Наверное, Рей был прав, предлагая версию о том, что, узнав о затеваемом Генрихом браке, она бы попыталась расстроить его планы. Плохо уже то, что, похоже, Рей может предсказать поведение ее героев лучше ее самой. Наконец Элинор удалось заснуть, но ее сны были сплетением неясных мыслей и образов. Сначала ей приснилась Эжени, бросающая вызов королю, заявляя, что не выйдет замуж за избранного им человека. Элинор увидела свою героиню, убегающую по дворцовому коридору под любопытными взглядами придворных. Да, Эжени дерзко бросила в лицо Генриху, что скорее забеременеет от первого встречного, чем выйдет замуж за королевского протеже. А потом она выбежала в сад и, увидев среди гулявших там придворных кузена, выкрикнула его имя и готова была уже броситься к нему, как вдруг на ее пути возник темный силуэт мужчины. В последнюю минуту незнакомец подхватил девушку, когда она чуть не налетела на него со всего размаха. Опустив ее на землю, он оказался лицом против солнца, и Эжени могла разглядеть лишь герб на эфесе его шпаги. Мужчина был одет строже, чем обычно одевались придворные. Эжени сделала попытку вырваться из его объятий, и тут луч солнца осветил его черты… Элинор протестующе вскрикнула и проснулась. Ее всю трясло. Спальня была погружена во мрак, а тишина после привычного городского шума, казалась почти зловещей. Элинор дрожала от холода и одновременно задыхалась, словно ей пришлось пробежать большое расстояние. Кожа на руках горела, словно кто-то с силой стиснул их и оставил синяки. Опустив глаза, Элинор с изумлением обнаружила вместо атласа и кружев толстую пижамную фланель и тут же густо покраснела. Ведь во сне она была Эжени, а мужчина, на которого она налетела, был Реем Парришем. Элинор невольно поежилась, вспомнив свои дерзкие слова, брошенные королю, и раздраженно покачала головой. Свои слова… Что за глупости! Она, конечно, и прежде отождествляла себя со своими персонажами, но не до такой же степени! Что касается грез о Рее… По-видимому, это просто ее подсознательная реакция, своего рода способ справиться с гневом и негодованием, которые он в ней вызвал, резонно подумала Элинор.
      Только вот откуда такое странное ощущение внизу живота? И такое смятение в чувствах? Впечатлительному подростку такие ощущения вполне бы подошли, но для взрослой двадцатишестилетней женщины… Да и вообще этот Рей её совсем не привлекает – ну ничуточки.
      Не привлекает? Элинор замерла, глядя в темноту. Откуда взялись у нее такие мысли? Она невольно передернула плечами, словно стремясь стряхнуть непонятную тревогу, внезапно завладевшую всем ее существом.
      Наверное, она просто заболевает, сказала себе девушка. Это беспокойство, неожиданное ощущение собственной уязвимости для нее были совершенно нехарактерны. Просто она расстроена из-за книги. Да, именно поэтому: она переживает из-за книги, а Рей только усугубляет ситуацию, Господи, и зачем он только сюда явился! Хоть бы не приезжал, отчаянно воскликнула про себя Элинор. Он здесь ей не нужен. Он ее выводит из душевного равновесия. И она страстно пожелала, чтобы он уехал, оставил ее в покое, а главное – перестал смотреть на нее с этим выражением жалости, которое ее несказанно злило.

3

      После беспокойной ночи Элинор, естественно, проспала. Когда она, наконец, проснулась, первым, что она услышала, был стук тяжелых капель дождя по стеклу и завывание ветра.
      В спальне было восхитительно тепло, и Элинор с удовольствием поджала ноги. Теплая комната, ненастье за окном – все это напомнило ей о детстве. Девушка поплотнее закуталась в одеяло и снова закрыла глаза.
      – Я думал, вы приехали сюда работать.
      Протяжный мужской голос сразу вывел Элинор из блаженного состояния, и она резко села в постели. У кровати стоял Рей с подносом в руках. Дивный аромат свежесваренного кофе приятно щекотал ноздри. На подносе рядом с чашкой был тост, золотисто-поджаристый и сочившийся маслом.
      – Надеюсь, вы взяли с собой какую-нибудь подходящую одежду, – заметил Рей, ставя поднос на прикроватную тумбочку. – У Дианы здесь нее рассчитано разве что на короткий летний отпуск.
      – О чем вы толкуете? – рассердилась Элинор. – В доме центральное отопление, и здесь замечательно тепло. Если вас что-то не устраивает, то вам лучше вернуться в Бристоль.
      Рей смерил ее мрачным взглядом.
      – Не дождетесь. И к вашему сведению, отопление в коттедже работает только потому, что утром я съездил в деревню и посулами и подкупами раздобыл пару упаковок топлива. К счастью, удалось найти поставщика, который привезет нам еще после обеда. – Он вздохнул. – Как похоже на женщину: установить в доме центральное отопление и забыть заказать топливо.
      Элинор закусила губу и машинально бросила взгляд в окно. По стеклу растекались струи дождя. Если бы не Рей, она бы проснулась в холоде и сырости, и что-то подсказывало Элинор, что у нее вряд ли хватило бы духу пойти в деревню на поиски топлива. И все же она не могла заставить себя произнести слова благодарности и буркнула:
      – Никто вас сюда не звал.
      Последовало долгое тяжелое молчание. Рей невозмутимо смотрел на девушку.
      – Да неужели? – наконец ровным тоном спросил он. – А мне показалось, я слышал крики о помощи.
      Щеки Элинор залила краска, и она гневно сверкнула глазами. То же самое он говорил и вчера. Неужели возомнил, что она рассчитывала, что он последует за ней?
      – Я вас на помощь не звала, – резко бросила она. – И к вашему сведению, сюда я приехала в надежде избавиться от вас.
      – Вот как? – Какую угрозу таил в себе его голос, когда в нем появлялись эти вкрадчивые нотки! Прежде Рей не казался ей таким уж опасным: Элинор считала, что может без труда справиться с ним. Но почему-то здесь, наедине, она стала смотреть на Рея совершенно другими глазами.
      – Странно. Я вот отчетливо помню – вы сказали, что приехали сюда работать.
      – И работать, и отделаться от вас, чтобы; вы не мешали моей работе, – резко отпарировала Элинор. – Если вы ничего не имеете против, я бы хотела встать и приступить к этой самой работе.
      Темная бровь взлетела вверх, и мужчина изобразил что-то вроде насмешливого поклона.
      – Будьте так любезны, – сказал он и, прихватив с тарелки аппетитный тост, прислонился к стене, перестав обращать на нее внимание.
      Было совершенно ясно, что пока он стоит, подпирая стену и жуя ее тост, Элинор никак не сможет выбраться из постели. Она прекрасно понимала, что Рей просто развлекается за ее счет, понимая, как ей неприятно оказаться в такой ситуации.
      Элинор сердито тряхнула гривой вьющихся волос. Краем глаза она заметила, как Рей напрягся. Затем, к ее удивлению, он объявил:
      – Пойду-ка я, пожалуй, проверю бойлер.
      Несколько секунд Элинор молча смотрела на закрывшуюся за ним дверь. И только потом сообразила, что он сбежал, даже не доев тост.
      Ее затопила волна противоречивых эмоций: странное чувство потери и одновременно знакомое чувство отвращения к себе. Ее снова затрясло, и она закрыла глаза, пытаясь успокоиться.
      Она прекрасно знала, почему в глазах Рея появилось это выражение и почему он так поспешно покинул комнату. Один взгляд на нее – и он почувствовал отвращение, так же как когда-то Брендан, как все мужчины, которым она попадалась на глаза, устало подумала Элинор. Какой смысл терзаться из-за того, к чему она уже давно привыкла? Она ведь уже научила себя мириться с тем, что мужчины находят ее уродливой и что, глядя на нее, испытывают омерзение.
      Брендан ясно дал ей это понять много лет назад. Он прямо заявил, что и любовью-то с ней мог заниматься, лишь закрыв глаза и представив, что вместо нее рядом с ним другая женщина. И даже при этом ему требовалось дополнительное стимулирование – мысль о деньгах ее родителей. Даже сейчас, столько лет спустя, эти слова больно ранили девушку. Стоило ей вспомнить об этом – и всякая уверенность в себе сразу пропадала. И было бессмысленно твердить себе, что она способная писательница, живет полноценной жизнью, и ей очень многие могут позавидовать. Стоило вспомнить слова Брендана, и Элинор сразу превращалась в испуганную школьницу, которой так жестоко открыли глаза на ее непривлекательность.
      Что ж тут удивляться, что она не может придать своей героине решимости бороться за свободу выбирать себе любимого? Естественно, у нее не получается красочно расписать чувственную сторону характера Эжени. Элинор тяжело сглотнула. Вот она и призналась. И тем самым признала правоту Рея: переделать книгу она не в состоянии.
      Внезапно ее охватила паника. Нельзя поддаваться таким мыслям! Это неправда! Она сумеет закончить книгу. Есть же какой-то другой путь, и она обязательно его отыщет. И тут Элинор вспомнила свой сон. Тогда она ощущала эмоции Эжени, как свои собственные: ее гнев, отчаяние и злость на человека, не дававшего ей подойти к любимому. Если держаться этой линии… как бы получше передать это на бумаге? Сомнения тут же исчезли, и мозг усиленно заработал, прикидывая, как лучше обыграть новый сюжетный поворот.
      Элинор торопливо вымылась и стала одеваться. Вытащив из сумки чистое нижнее белье, она нахмурилась: чистого бюстгальтера в стопке не оказалось. Элинор оглядела лифчик, который был на ней накануне, и поморщилась.
      На стуле было разложено то, что она собиралась надеть: джинсы, рубашка и свитер. Рубашка была из тонкой шерсти, зато свитер – толстый и объемный. Не будь здесь Рея, Элинор, не раздумывая, обошлась бы без верхней детали туалета. А впрочем, что меняет его присутствие? Мало шансов, что при виде ее упакованной в семь одежек фигуры он впадет в неистовство. Чего ей бояться?
      А вдруг он заметит и решит, что она нарочно… Элинор нервно закусила губу. Она столько лет приучала себя держаться так, чтобы не создавалось неверного впечатления, чтобы, не дай Бог, какой-нибудь мужик не вообразил, что она стремится привлечь его внимание. Не желая снова пережить унижение и быть отвергнутой, Элинор решила, что идеальный вариант – это ясно дать понять мужчинам, что она не относится к числу девиц, жаждущих плотских утех.
      Теряешь время, когда надо работать, напомнила себе Элинор. Рей все равно не заметит отсутствия этой незначительной детали, а если и заметит, то ему все равно не придет в голову, что такая уродина может носиться с идеей соблазнить его.
      Успокоив себя, Элинор оделась и заколола волосы.
      В кухне витал дивный запах жареного бекона. Рей, стоя у плиты, ловко управлялся со сковородками. Судя по всему, он отличался тонким слухом, ибо при ее появлении повернул голову и улыбнулся.
      – Как вам приготовить яйца?
      – Никак, – отрезала Элинор.
      Его брови приподнялись – к этому мимическому жесту девушка уже начала привыкать.
      – Глупости! Если вы собираетесь работать, надо позавтракать как следует. – Глаза Рея слегка сузились, и Элинор сообразила, что он разглядывает ее волосы. Ее так и подмывало поднять руку и проверить, достаточно ли они туго стянуты, но она усилием воли подавила это желание.
      – А куда подевались ваши замечательные локоны? – неожиданно мягко спросил Рей, и Элинор ощутила, что под его взглядом заливается краской.
      Не отвечая, она повернулась к двери, ведущей в гостиную. За ней находился небольшой кабинет. Когда-то это была веранда, но Диана превратила ее в очень удобную рабочую комнату для тех авторов, кто искал уединения и с радостью принимал приглашение приехать в деревню.
      – Куда это вы направились?
      – Работать. Ведь я сюда за этим и приехала, если вы помните, – язвительно отозвалась Элинор.
      – Пока не поедите, никуда не пойдете.
      Элинор готова была в буквальном смысле скрежетать зубами. У нее чесался язык бросить детскую реплику вроде: «А вы попробуйте меня заставить!» – но у нее было нехорошее подозрение, что Рей не преминет этим воспользоваться и с большим удовольствием попытается накормить ее силой. Поэтому она молча вернулась и неохотно села за стол.
      – Вот так-то лучше. Серые клеточки тоже нуждаются в подкормке… и стимулировании, – спокойно заметил Рей.
      Элинор подняла на него глаза, и неожиданно у нее перехватило дыхание. Все ее тело охватила слабость, смешанная со странным возбуждением. Она поспешно отвела глаза, и ощущение исчезло.
 
      – Для человека, не нуждавшегося в завтраке, вы умудрились проглотить весьма значительное количество еды.
      Что ж, этого замечания следовало ожидать, смущенно подумала Элинор, допивая кофе. Ибо, к собственному удивлению, она по-настоящему проголодалась. И потом, это была такая роскошь – когда тебе кто-то готовит завтрак, да и вообще что-то для тебя делает.
      – У меня нормальный аппетит, – огрызнулась она. – В отличие от дамочек, с которыми вы обычно встречаетесь, у меня нет пунктика насчет веса, – презрительно добавила она.
      Это был выстрел наугад, но, судя по тому, что ей рассказывали, Элинор скорее всего была недалека от истины. Шикарные девицы, бегавшие за Реем, вряд ли были из тех, кто позволял себе роскошь хорошенько позавтракать. Витаминный коктейль и стакан «Перрье» – вот и вся «еда».
      – Нет, пунктика насчет еды у вас определенно не наблюдается, – ровным тоном согласился Рей, но под его взглядом Элинор почему-то вдруг стало неуютно. Словно он заглянул прямо ей в душу и прочел там мысли, которые она предпочла бы скрыть.
      Элинор предложила вымыть посуду – больше для того, чтобы он перестал, наконец, ее разглядывать. Рей снял свитер, который был надет на нем раньше, и девушке были видны темные завитки волос в расстегнутом вороте его рубашки. Элинор судорожно вздохнула, злясь на себя за то, что так глупо на него реагирует.
      – Я сам все вымою. Вам, наверное, понадобится забрать вещи из машины. – Это замечание почему-то привело Элинор в раздражение.
      – Успеется, – небрежно бросила она. – Сейчас мне надо сесть за работу. – И, повернувшись к нему спиной, она вышла за дверь.
      В маленьком кабинете работал обогреватель, и там царило благословенное тепло. Элинор уже собиралась закрыть дверь и засесть за работу, как вдруг в дверях неожиданно возник Рей и, небрежно протянув руку, выдернул из розетки выключатель.
      Элинор смотрела на него бешеными глазами.
      – Что вы делаете? Я хочу начать работу.
      – Не сейчас, – спокойно заявил Рей. – Сначала мы должны как следует проанализировать, в чем именно заключается ваша ошибка.
      На мгновение Элинор лишилась дара речи. Она сделала глубокий вдох и, с трудом сдерживая гнев, прошипела сквозь зубы:
      – По-моему, вы уже все проанализировали.
      – Да, но вы, похоже, со мной не согласны. Так что прежде, чем вы напишете еще хоть слово, мы должны обсудить, какие вносить изменения.
      Мы? Это же ее книга! Ее работа, ее персонажи! Элинор готова была взорваться от негодования, но она так долго приучала себя сдерживать чувства и скрывать их от окружающих, что теперь могла лишь молча сверкать глазами, сжимая руки в кулаки.
      – Хотите сначала кофе?
      – Нет, спасибо, я не нуждаюсь в повышении тонуса. По-моему, у меня в крови и так уже достаточно адреналина, – ледяным тоном отозвалась Элинор.
      – Тогда сделайте одолжение, потерпите минутку, пока я сварю себе чашку, а потом займемся делом.
      «Его что, вообще ничто не проймет?» – возмущенно думала Элинор, провожая его взглядом. Он всегда так невозмутим, никогда не сердится и не раздражается? Похоже, он держит свою жизнь под полным контролем, а теперь еще пытается взять под контроль и ее жизнь. Элинор это решительно не нравилось.
      Она все еще кипела, когда вернулся Рей с дымящейся чашкой кофе.
      – По-моему, вы говорили, что мне нужна секретарша, а не надсмотрщик, который будет стоять надо мной и следить за каждым написанным словом, – резко заявила Элинор, сверля Рея сердитым взглядом.
      Кабинет был крошечным, и ей было невыносимо ощущать так близко присутствие мужчины, Письменный стол стоял в углу, а почти все оставшееся пространство занимал Рей. Элинор ощущала запах мыла, исходивший от его кожи. Волосы его еще хранили свежесть утреннего деревенского воздуха и казались чуть влажными.
      – Я предложил нанять секретаршу исключительно из тех соображений, чтобы вам легче было закончить книгу в срок. Должен признаться, я думал, что вы отнесетесь к моему предложению более спокойно, но, узнав от Фелиси, что вы решили исчезнуть, я понял, что тут необходимы более решительные меры.
      – Я вовсе не собиралась исчезать, – ядовито отпарировала Элинор. – Я уже сказала, что приехала сюда работать, и моя работа пойдет гораздо лучше, если вы не будете стоять у меня над душой. Я быстрее все закончу, если вы оставите меня в покое и вернетесь в Бристоль.
      – Ах, вот как? – Рей знакомым жестом приподнял брови. – Что ж, давайте посмотрим. – Открыв стоявший у стола «дипломат», он извлек из него рукопись романа Элинор. – Так… Глава четвертая, где Эжени впервые начинает осознавать, что ее чувство к кузену из детской привязанности превратилось во влюбленность. Вы утверждаете, что она его любит, но читатель не увидит здесь пробуждения ее чувств. Если хотите, скорее она ведет себя, как робот, послушно повторяющий слова команды. Итак, что вы намерены предпринять, чтобы заставить читателя ощутить пробуждение Эжени как женщины?
      Элинор почувствовала, как заливается краской – ее душили ярость и смятение, сменившиеся откровенной паникой. Она сделала отчаянную попытку абстрагироваться от Рея и напряжения, витавшего в воздухе, мешая ей сосредоточиться. Элинор силилась представить себя на месте своей героини: упрямой, избалованной девчонки, только начинавшей познавать силу своей женственности, – но почему-то, как она ни старалась сосредоточиться, связи с эмоциями Эжени у нее не возникало. С тем же успехом она могла попробовать представить себе чувства какого-нибудь существа с другой планеты.
      Элинор лихорадочно попыталась вспомнить, что она сама переживала в шестнадцать лет, но ведь она была совсем другой – робкой и застенчивой. И внезапно поняла, что пыталась нарисовать свою героиню такой, какой ей самой отчаянно хотелось быть в юности, да только воображение на этот раз подвело: представить себе образ мыслей такой девушки она никак не могла.
      – Ну, давайте же, Элинор. Девушка влюблена – причем больше в саму идею любви, чем в конкретного человека. Но она заметила, как реагирует на нее ее кузен. Что она станет делать?
      – С какой стати ей вообще что-то делать? – пробормотала Элинор. – Ей же всего шестнадцать. Будет ждать, пока он не сделает первый шаг.
      – Ну, уж нет, не тот случай. В этой паре лидер – она, вы же сами об этом пишете. Подумайте, Элинор, ей всю жизнь во всем потакали, она самоуверенна, бесстрашна и, более того; ее разбирает любопытство. Мне кажется, она бы попыталась устроить так, чтобы они с кузеном остались наедине, и она могла проверить силу своей власти над ним.
      – Нет! – Элинор сама поразилась тому, какое отвращение прозвучало в ее голосе, и поспешно отвела глаза, боясь встретиться взглядом с Реем.
      – Почему нет? – спокойно спросил тот.
      Элинор чувствовала себя бабочкой, которую пригвоздили к бумаге и собираются препарировать. Ей отчаянно хотелось бежать, куда глаза глядят, лишь бы ее оставили в покое. Как противно, когда к тебе непрерывно пристают, добиваясь, чтобы ты что-то сделала… Что именно? То, чего ты сделать, неспособна? – спросил безжалостный внутренний голос. Тут Элинор сразу встряхнулась. Не может она признать это! Господи, должен же быть какой-то выход. Пока она лихорадочно соображала, снова раздался невозмутимый голос Рея:
      – Знаете, Элинор, за последние несколько недель я прочел все ваши книги и заметил, что в них странным образом отсутствует всякий намек на чувственность.
      Что значит – странным образом? Элинор вся подобралась, почуяв опасность, и, вызывающе откинув голову, заставила себя гордо встретить его взгляд.
      – Почему же должно казаться странным то, что в своих книгах я не перемежаю сюжет порнографическими сценками?
      – Стало быть, вот как вы воспринимаете секс? – удивился Рей. – Вы меня удивляете. Вы не думаете, что можно передать чувственность, и, не впадая в крайности? Само слово может быть очень и очень чувственным.
      – Это не в моем стиле, – резко возразила Элинор.
      – Да, но ведь должны же вы реально обрисовать характер героини. А вы, похоже, хотите заставить эту молодую женщину вести себя так, что это полностью идет вразрез с характером, которым вы ее наделили, так что в глазах читателей она кажется совершенно неправдоподобной.
      – Я могу изменить ее характер.
      Произнося эти слова, Элинор и не подозревала, какое отчаяние звучит в ее голосе. Неожиданно взгляд прикованных к ее лицу серых глаз мужчины смягчился. Рей поднял ладонь с рукописи, и Элинор инстинктивно отпрянула. И тут выражение глаз Рея резко изменилось: в их глубине засверкали искры, так, словно он вдруг на что-то рассердился. Однако на губах его по-прежнему играла улыбка, и Элинор решила, что неправильно истолковала его взгляд. Мужчины, придя в ярость, теряли контроль над собой и начинали говорить и делать страшные вещи – это она знала по себе.
      – Скажите, Элинор, почему вам так трудно придать своим героям хоть каплю чувственности? Взять, например, ваших мужчин. Я заметил, что, придерживаясь исторических фактов, вы умудряетесь полностью обойти стороной человеческую натуру. Почему?
      Теперь Элинор по-настоящему испугалась. Он подобрался слишком близко к тому, о чем говорить для нее было слишком болезненно. К тому, что она всегда считала своей тайной, недоступной для окружающих. Диана никогда так с ней не разговаривала. Иногда она посмеивалась и дразнила ее, иногда в мягкой форме предлагала внести небольшие изменения, но никогда, никогда не говорила так грубо и откровенно. Почему же Рей так ведет себя с ней? Чего он добивается? Чтобы она призналась, что как женщина ничего не стоит? У Элинор волосы встали дыбом при одной мысли о том, как много, должно быть, она выдала своих тайн в книгах, сама того не понимая. Может быть, именно поэтому она встретила в штыки идею нанять секретаршу? В душе она понимала, насколько уязвима, и боялась, что, работая с ней бок о бок, человек может узнать о ней слишком много. Девушка боролась с паникой, лихорадочно ища пути к отступлению.
      Рей сидел слишком близко, и она чувствовала себя загнанной в ловушку. Элинор в отчаянии смотрела на стену, словно в надежде, что в ней откроется отверстие, через которое она сможет исчезнуть. Обернувшись к Рею, она встретила его спокойный выжидательный взгляд.
      – Что это все значит? Инквизиция какая-то!
      – Вот как, Элинор? – удивленно спросил Рей. – Я действительно кажусь вам инквизитором, человеком, способным на страшную жестокость? Тем, кто испытывает наслаждение, мучая других? Человеком, зацикленным на своих убеждениях и готовым пойти на что угодно, чтобы отстоять их?
      Да ничего подобного! Глупо было с ее стороны так беситься. Рей удовлетворенно кивнул, заметив тень смущения на ее лице.
      – Я просто пытаюсь помочь вам, вот и все.
      – Я в вашей помощи не нуждаюсь.
      – А, по-моему, нуждаетесь, – спокойно заметил Рей. – Сказать вам, что я вижу, глядя на вас, Элинор?
      И тут он протянул руку и коснулся ее. Ладонь мужчины решительно взялась за ее подбородок. Элинор была совершенно к этому не готова. От ужаса ее кожа занялась пламенем, а тело охватила дрожь. Ее трясло как в лихорадке, и она ничего не могла с собой поделать.
      Элинор видела перед собой глаза Рея – глубокого, спокойного серого цвета, окруженные длинными густыми ресницами. Кожа на подбородке, хоть и чисто выбритом, была темнее, чем на остальной части лица.
      Элинор хотела крикнуть, чтобы он отпустил ее, но с ее губ не сорвалось ни звука. Ее снова охватила паника. Ей хотелось орать и визжать, оторвать его руку от своего лица, хотелось вырваться и бежать, бежать до тех пор, пока не отыщется надежное убежище, где она могла бы спрятаться от него и от себя.
      Зачем, ну зачем он это делает?
      – У вас кожа как нежный бархат. – Рей улыбнулся девушке, и вокруг его глаз разбежались крошечные лучики.
      Элинор казалось, что ее сердце вот-вот разорвется от нестерпимой боли. Как он может быть так жесток! Он что, думает, она слепая и сама не видит, что их разделяет! Вообразил, что она настолько глупа, чтобы думать, что он может найти в ней хоть что-то привлекательное!
      – Перестаньте! Перестаньте сейчас же! Не трогайте меня!
      Элинор наконец обрела дар речи, но голос ее прозвучал сдавленно. Она дернулась в сторону, дико озираясь, и Рей был вынужден отнять руку.
      – Не тратьте время попусту, расточая мне комплименты, Рей, – хрипло произнесла девушка. – Мне прекрасно известно, что я из себя представляю как женщина.
      – Вот как? – Он снова заговорил обычным ровным тоном. – Интересно.
      Элинор больше не могла этого вынести. Атмосфера в душной комнате слишком давила на нее, и она уже не могла даже помыслить о работе. Она неловко поднялась на ноги, почти вдавившись в стену, чтобы, не дай Бог, не соприкоснуться с Реем.
      – Я иду на прогулку.
      – Вы же насквозь промокнете.
      – Мне наплевать.
      Если бы Рей предложил сопровождать ее, Элинор скорее всего спихнула бы его с первого попавшегося холма. Ей просто необходимо было от него отделаться. Однако, к ее облегчению, он отступил в сторону, давая ей пройти.
      Пальто и резиновые сапоги Элинор по-прежнему были в машине. Отыскав их, она поспешно натянула одежду на себя, не обращая внимания на проливной дождь.
      Здесь она хотя бы могла вздохнуть и немного расслабиться, а главное – забыть о том, что почувствовала, когда Рей прикоснулся к ней.
 
      Элинор доводилось гулять по Гудуику и в предыдущие визиты. Мыс и холмы, протянувшиеся на много миль, принадлежали Национальному фонду и были открыты для прогулок. Здесь было чудесно. Но то было летом, а сейчас Элинор не отшагала и мили, как уже поняла, насколько холодно и сыро на улице.
      Коттедж находился всего в двух милях от побережья, но сегодня надо было быть полной дурой, чтобы идти к морю, решила Элинор. С тех пор, как она вышла на улицу, ветер, казалось, задул с утроенной силой, и она уже почти сгибалась под его порывами. Он сорвал с нее капюшон и разметал пряди, выбившиеся из пучка, которые тут же промокли и прилипли к голове. Руки заледенели, и Элинор обнаружила, что резиновые сапоги протекают. Но несмотря ни на что, она предпочитала бродить по улице, чем тесниться в коттедже вместе с Реем.
      Что он задумал? Наверняка ведь должен понимать, что она осознает свою непривлекательность, тем более для такого мужчины, как он. Зачем же трогать ее, да еще отпускать дурацкие замечания? Элинор передернуло уже вовсе не от холода и сырости.
      Ощущение, испытанное ею, когда он дотронулся до ее лица, было настолько неожиданным и так потрясло ее, что девушка до сих пор не могла прийти в себя. Казалось, все ее тело устремилось ему навстречу, и на одно безумное мгновение ей вдруг захотелось узнать, что она почувствует, если он коснется ее обнаженного тела.
      Такого с ней прежде никогда не бывало. Ни с кем, даже с Бренданом. Это все Рей виноват с его допросами, это он разбудил в ней внезапное ощущение, что в жизни ей чего-то не хватает. На короткое мгновение она даже поняла, что завидует своей героине, жалеет, что она не Эжени и не может наслаждаться собственной чувственностью и силой своей женской власти.
      Должно быть, она сходит с ума, решила Элинор. Все из-за проклятой книги. И зачем только она согласилась ее писать! Но теперь было поздно, самолюбие не позволяло ей пойти на попятный. Придется довести дело до конца.
      Внезапно Элинор охватило страстное желание приняться за работу. Она повернулась и вслепую кинулась назад, к дому. Чем раньше она внесет изменения, тем скорее отделается от Рея. Пусть хоть диктует ей, что писать, только бы побыстрее закончить.
      Налетевший порыв ветра заставил Элинор согнуться почти пополам. Она оступилась и, поскользнувшись на предательски скользкой тропе, неуклюже хлопнулась на землю.
      Поднявшись, Элинор в отчаянии обнаружила, что ее пальто все в грязи и к тому же насквозь промокло. Она поежилась. Ветер становился совсем ледяным и забирался под джинсы и свитер.
      К тому времени, когда она добралась до коттеджа, руки у нее посинели, и зуб на зуб не попадал от холода.
      Когда Элинор, пошатываясь, вошла в кухню, Рей стоял у плиты, что-то помешивая в сковородке. Кухню наполнял густой аромат супа. Элинор невольно осознала, каким ужасным должен казаться контраст между спокойной уверенностью этого мужчины, которому, похоже, блестяще удавалось все, за что он ни брался, и ее жалкими потугами доказать ему свою состоятельность.
      Ведь она даже на прогулку не может выйти, чтобы с ней что-нибудь ни случилось, с горечью думала девушка, с трудом стаскивая с ног сапоги.
      – Дайте я помогу.
      Естественно, проклятые сапоги снялись, едва он их коснулся. Элинор невольно застыла, глядя на склоненную темноволосую голову стоявшего на коленях Рея. Почему-то его затылок показался ей беззащитным. Кожа была слегка загорелой, а мышцы мужчины, пока он помогал ей, двигались в непринужденной легкостью.
      Элинор словно впала в транс – она была не в состоянии пошевелиться. Все ее тело ощущало тепло его рук, а от тех мест, до которых он дотрагивался, растекались волны жара.
      – С вами ничего не случилось?
      Элинор вздрогнула от унижения и попыталась отодвинуться от него. Неужели он почувствовал, какое наслаждение она только что испытала? И тут девушка сообразила, что Рей смотрит на ее заляпанное пальто.
      – Я просто упала, вот и все, – коротко отозвалась она. – А тропинка была вся в грязи.
      – Идите-ка примите душ, а потом будем обедать.
      Мысль о горячей воде была настоящим благословением, и Элинор не стала возражать.
      Ей пришлось провозиться с мокрыми джинсами гораздо дольше, чем она предполагала. Они упрямо липли к телу, сопротивляясь всем попыткам стащить их. Наконец Элинор справилась с ними. Кожа на ногах покраснела и вспухла от соприкосновения с грубой тканью.
      Элинор с наслаждением встала под горячий душ и тщательно вымыла волосы ароматным шампунем Рея, поскольку сама она просто не догадалась захватить с собой что-нибудь в этом роде. Выйдя из душа, она обнаружила, что оставила в комнате чистое белье. Что с ней творится? Никогда прежде она не была такой неорганизованной.
      Завернувшись во влажное полотенце, с мокрыми распущенными волосами, Элинор раздраженно вышла из ванной и… налетела прямо на Рея.
      Он подхватил ее, удержав за локти.
      – С вами все в порядке?
      – Разумеется.
      – Вы так долго пробыли здесь, что я подумал – может быть, падение было более серьезным, чем вы мне сказали.
      В одной руке у Элинор были ее трусики и лифчик, а в другой – пакет с купальными принадлежностями. На лестнице было довольно холодно, и ее стала пробирать дрожь.
      – Я уже сказала, со мной все в полном порядке. А сейчас, если вы ничего не имеете против, я бы хотела пройти в свою комнату и одеться.
      Рей не сразу отпустил ее, и Элинор резко вырвалась. И тут же с ее губ сорвался крик ужаса – полотенце стало соскальзывать вниз. Элинор побросала все, что держала в руках, но Рей двигался быстрее и успел подхватить полотенце, едва оно успело обнажить полную грудь девушки.
      – Оп-ля!
      Он ловко затянул концы материи над ее грудью, а Элинор почему-то просто стояла, опустив руки и позволяя ему делать все, что хочет.
      Дыхание с трудом вырывалось из ее груди, а мозг, казалось, совсем атрофировался, стоило Рею дотронуться кончиками пальцев до ее грудей, когда он подтягивал полотенце. Внутри все перевернулось, а потом застыло, все мысли куда-то исчезли, осталось лишь ощущение его рук на ее коже.
      Приходилось признать очевидное. Когда Рей коснулся ее, она испытала физическое возбуждение.
      Господи, что же с ней творится? Наверное, она окончательно рехнулась или всерьез заболела, иначе не могла бы испытывать такое. Как можно быть такой дурой и поддаться физическому влечению к человеку, который, как она знала, никогда не захочет ее?
      Словно в тумане Элинор увидела, как Рей наклонился, чтобы поднять ее вещи, а потом мягко вложил их ей в руки. Девушке, наконец, удалось взглянуть ему в лицо глазами, потемневшими от муки.
      – Вы уверены, что нормально себя чувствуете?
      Нормально? Как может она чувствовать себя нормально, когда ее тело до сих пор терзает жар самого безумного первобытного желания, которое она никогда не сможет удовлетворить?
      Голос Рея вернул Элинор к реальности. Нельзя допустить, чтобы он понял, что с ней происходит. Надо бороться с этим неожиданным помрачением рассудка, надо постараться отделаться от этих ощущений. Хоть бы он уехал и оставил ее в покое, ведь сама она уже не можег убежать. Во второй раз не получится…
      Предательские слова встали перед ее глазами, словно выжженные огнем. Во второй раз! Во рту у Элинор пересохло, и ей пришлось сглотнуть комок, застрявший в горле.
      Стало быть, она все-таки сбежала! И теперь понятно, почему. Из-за Рея Парриша. Подсознательно она давно понимала, что ее влечет к нему.
      Существовал лишь один способ избавиться от этой пытки, заставить себя перестать думать о собственном безумстве. Она должна немедленно сесть за работу.
      – Я не буду обедать, – резко объявила Элинор. – Я хочу поработать. Пока я гуляла, мне в голову пришла одна мысль.
      Это было неправдой, но ведь ночью у нее действительно появилась мысль, над которой можно было потрудиться. Да и вообще – все, что угодно, только бы держаться от него подальше.

4

      Элинор поспешно натянула на себя первое, что попалось под руку: тонкий джемпер и плиссированную юбку. Тратить время на укладку волос она не стала и спустилась вниз с распущенными влажными кудрями.
      Груди у нее слегка покалывало, и вообще они, казалось, стали какими-то слишком чувствительными, отзываясь на прикосновение даже тонкой ткани лифчика.
      Внизу Рей бросил на нее пристальный взгляд, однако не сказал ни слова, и Элинор сразу прошла в кабинет.
      В гостиной над камином висело зеркало, и, увидев в нем свое отражение, Элинор с досадой обнаружила, что ее соски проступают даже сквозь двойной слой защиты.
      Работать, работать и еще раз работать – вот ее единственное спасение, лихорадочно думала девушка, с трудом отводя взгляд от собственного отражения. Что там Рей говорил утром о том, что Эжени не терпелось испробовать силу своей женственности?
      Элинор нашла страницы, которые они обсуждали, и быстро перечитала их. Да уж, описание пробуждающегося чувства Эжени к ее кузену откровенно плоское и невыразительное. Элинор закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. Она представила себе Эжени: вот она вертится перед зеркалом, с удовольствием разглядывая изгибы своего тела, может быть, даже трогает высокие налитые грудки и воображает, как бы это было, если бы Оливер… Двор Генриха строгостью нравов не отличался, и, уж конечно, шестнадцатилетней девушке все было известно про отношения мужчины и женщины.
      Элинор поежилась: ее тело было напряжено, как пружина, даже мышцы сводило. То, что еще несколько часов назад было совершенно невозможно описать, теперь казалось до смешного простым. Мысли лились на бумагу сплошным потоком, так что Элинор едва поспевала за ними. Она печатала, пока не заболели руки, и изумленно ахнула, увидев, сколько исписала страниц.
      В ту же минуту, словно он стоял под дверью и ждал, пока затихнет стук машинки, вошел Рей. Он протянул руку, чтобы взять написанное, но Элинор резко одернула его:
      – Стойте! Я сама еще не успела прочитать.
      И сама удивилась тому, как резко, почти свирепо звучит ее голос. Элинор не желала, чтобы кто-то читал рукопись до того, как она прочтет ее сама и убедится, что в ее героине нет ничего от автора и ничто не выдаст ее собственных ощущений.
      А впрочем, с какой стати? Не могло же минутное влечение, которое она испытала от прикосновения Рея, отразиться в только что написанном отрывке. Это просто смешно.
      – Что вы там делали? Стояли под дверью, дожидаясь, пока я закончу? – резко спросила Элинор, усилием воли заставляя себя вернуться в обычное настроение.
      – Нет. Просто случайно зашел как раз в тот момент, когда вы прервались. Собственно, я лишь хотел спросить, что бы вы хотели на ужин? Можем поужинать в деревне, если хотите.
      – Нет. По крайней мере… Послушайте, может, вы поужинаете один, а я попозже что-нибудь себе приготовлю. Мне пока не хочется есть.
      – Все еще стараетесь от меня отделаться?
      Элинор вспыхнула и протянула руку, чтобы собрать страницы. Одна страничка выскользнула у нее из рук и упала на пол. Рей поднял ее и, небрежно пробежав глазами, подал девушке.
      – Маленькие крепкие грудки… Хм. Мне понравилось сравнение с едва налившимися яблочками, хотя сам я предпочитаю женское тело, вполне созревшее и оформившееся.
      На короткое мгновение его взгляд скользнул вниз, и Элинор чуть не поперхнулась, увидев, как он задержался на ее бюсте, который вполне отвечал его описанию. Девушка просто не поверила своим глазам. В ответ на этот красноречивый взгляд ее словно ударило током – все тело отозвалось и потянулось к нему. Элинор поспешно отвела глаза в сторону, не смея смотреть на Рея.
      – Эжени всего шестнадцать, – ядовито напомнила она. – Так что вряд ли можно ожидать, что у нее чрезмерно развитые формы.
      Даже не глядя на него, она почувствовала, что Рей улыбается.
      – Она для вас – как реальный человек, правда? Знаете, это как раз то, что не перестает поражать меня в писателях – хороших писателях, разумеется: они так страстно сопереживают своим героям, что, наверное, очень много вкладывают в них от себя. А в Эжени много от вас самой, Элинор?
      Как ловко он ввернул этот вопрос!
      – Очень мало, – ледяным тоном сообщила ему Элинор. – Что в ней может быть моего? Вы же сами отметили – она красивая, уверенная в себе девушка.
      – Вы хотите сказать, что вам самой не хватает уверенности в себе, Элинор?
      Господи, просто не верится, что такие жестокие слова можно произносить таким сладким тоном! Как он смеет насмехаться над ней! Как смеет разговаривать этим своим вкрадчивым, почти дразнящим голосом, да еще намекать неизвестно на что!
      – Я устала, Рей.
      – Вам надо поесть, и сразу станет лучше. Там, в кухне осталось немного супа.
      Когда он, наконец, поймет, что она хочет, чтобы он оставил ее в покое? Элинор помотала головой и ощутила забытое прикосновение мягких волос к своему лицу.
      – Вам идут распущенные волосы.
      Элинор сразу окаменела. Что он несет? Зачем ему делать вид, что он находит ее привлекательной, когда они оба знают, что ни один мужчина, тем более такой, как он, на нее и не взглянет?
      – Я… – Слова застряли в горле, грудь болезненно сдавило. Элинор увидела, как Рей протянул к ней руку, и инстинктивно отшатнулась, желая избежать физического контакта с ним.
      – В чем дело? Каждый раз, когда я говорю вам что-то приятное, вы реагируете так, словно я вас оскорбляю.
      – А что я должна делать? – вне себя выкрикнула Элинор. – Упасть к вашим ногам в знак признательности?
      Она рванулась прочь, но Рей схватил ее за запястья и подтащил к себе.
      Неужели только сегодня утром она завидовала тому, как он умеет себя держать себя в руках? Сейчас вся его сдержанность пропала. Серые глаза Рея метали молнии, а грудь прерывисто вздымалась.
      – Зачем все так драматизировать? Достаточно было просто улыбнуться. Характерная реакция любой…
      – Нормальной женщины, да? – закончила за него Элинор. – Вы это хотели сказать?
      Она уже не пыталась больше вырываться. Рей явно не собирался ее отпускать, и каждое ее движение больно отзывалось в запястьях.
      – Я вовсе не это хотел сказать. Что с вами, Элинор? Почему вы идете на любые крайности, чтобы поглубже запрятать свою женственность? Я наблюдал за вами и, знаете, что я заметил?
      Элинор знала. Если собственного отражения в зеркале, которое она видела каждый день, было недостаточно, то оскорбления Брендана, навечно врезавшиеся ей в память, служили хорошим напоминанием.
      – Я вижу перед собой женщину, которая по каким-то неизвестным причинам так стремится скрыть свою чувственность, что даже не замечает, насколько себя выдает. Вам известно, что уже самим стремлением не казаться сексуальной вы резко выделяетесь из толпы?
      – Неправда!
      – Правда.
      Рей задумчиво смотрел на Элинор, и постепенно стальная хватка его рук ослабла. Кончиками пальцев он стал слегка поглаживать нежную кожу на внутренней стороне ее запястий. Сердце Элинор подпрыгнуло и отчаянно заколотилось. Казалось, вся кровь прихлынула к тому месту, которого касались руки Рея, и бурно пульсирует под его пальцами.
      – Вы такая красивая женщина, а ведете себя…
      – Прекратите! Прекратите сейчас же!
      Элинор удалось вырвать руки, и она ринулась мимо Рея наверх. Все ее чувства были в полном смятении.
      Как он мог так обращаться с ней? Чего он хочет? Очень красивая женщина! Он что, думает, она слепая? Элинор душили слезы гнева, но она не желала демонстрировать свою слабость. Вбежав в свою комнату, она захлопнула дверь и прислонилась к стене, ожидая, что в любую минуту к ней может ворваться разъяренный Рей. Однако минуты шли, а на лестнице царила тишина. Потом раздался резкий стук кухонной двери.
      Пораженная Элинор подбежала к окну и увидела, как Рей садится в машину.
      Уезжает! Слава Богу, он уезжает!
      Однако она почему-то не чувствовала облегчения, и напряжение упорно не желало ее отпускать. Напротив, она чувствовала себя опустошенной и растерянной.
      Элинор вернулась в кабинет, но работа не клеилась. Сумерки сменились беспросветной тьмой. Девушка сварила себе чашку кофе и стала бесцельно бродить по кухне. Каким пустым казался коттедж без Рея, а ведь она так мечтала, чтобы он, наконец, уехал!
      На мгновение Элинор представила, что было бы, если бы он остался, если бы она действительно была красива, как он сказал…
      По ее телу пробежала дрожь, кожа занялась жаром. Руки Элинор тряслись, и, поставив чашку, она крепко обхватила себя, словно стремясь избавиться от своих ощущений.
      Когда она в последний раз испытывала такое? Когда в последний раз томилась непонятной сладкой болью, сама не зная отчего? Тьфу! «Веду себя, как подросток или отъявленная старая дева», – обругала себя Элинор.
      Рею она интересна только как писательница. Элинор понятия не имела, зачем он притворялся, что находит ее хорошенькой. Ей почему-то казалось, что он более разборчив и вряд ли станет опускаться до такого, чтобы бегать за каждой юбкой.
      Ни есть, ни работать Элинор была не в состоянии и решила пораньше лечь спать, чтобы наверстать предыдущую бессонную ночь.
      На мгновение ей пришло в голову, что раз уж Рей уехал, ей самой теперь ничто не мешает вернуться в Бристоль. С другой стороны, коль скоро его уже нет, то какой смысл? Книгу все равно надо заканчивать, и теперь Элинор более чем когда-либо, была полна решимости дописать ее в срок.
      Проспав два часа, она неожиданно проснулась – замерзшая и голодная.
      Смысла одеваться не было никакого, и Элинор спустилась вниз прямо в пижаме. В кухне было холодно, и только войдя туда, Элинор сообразила, что забыла подложить в бойлер топлива. К счастью, он еще не погас окончательно, но к тому времени, когда Элинор закончила его «подкармливать» и котел разогрелся, она вся перемазалась.
      С тех пор, как она приехала в этот коттедж, она только и делает, что от чего-то отмывается, сердито подумала Элинор.
      В этот раз она не ограничилась душем, а приняла хорошую ванну, наслаждаясь тем, как ласкает ее окоченевшее тело горячая вода. Элинор как раз собиралась выходить, как вдруг свет замигал и погас.
      На мгновение девушка замерла от неожиданности. В городе электричество никогда не отключалось. Выбравшись из ванны, она ощупью пробралась к сушилке за полотенцем, по пути наткнувшись на что-то твердое. Снаружи было слышно завывание ветра, более громкое, чем раньше. Может, разыгравшийся шторм повредил линию электропередач?
      Конечно, можно было воспользоваться находившимся в пристройке автономным генератором, но Элинор понятия не имела, как он включается. Она привезла из города фонарь, но тот остался в машине. Кстати, ведь свечи она тоже захватила. Вот только принес ли их Рей вместе с остальными ее вещами? И если принес, то куда засунул?
      Ну, конечно, сам уехал, а ее бросил здесь одну разбираться со всем этим!
      Только начав спускаться вниз, Элинор осознала всю несуразность собственных мыслей. На ней были только трусики, пижамная куртка и светло-розовые носки – все, что удалось разыскать в темной ванной.
      Вниз по лестнице Элинор пробиралась ощупью, однажды едва не пропустила ступеньку и стукнулась головой о балясину, рискуя расшибиться. К великому облегчению, она обнаружила, что кухня слабо освещена светом пылающего бойлера, и возблагодарила Бога за то, что успела вовремя проснуться и заняться им до того, как отключили электричество.
      Шкафов в кухне было много, но ни в одном из них свечей не оказалось. А это означало, что придется идти к машине за фонарем.
      Куда подевались ее резиновые сапоги? Элинор поежилась, вспомнив, что они протекают, но туфли остались наверху, и не было никакой гарантии, что ей удастся отыскать их в этой кромешной тьме.
      Что ж, раз так, придется идти в сапогах.
      Открыв дверь черного хода, Элинор испуганно вскрикнула – кто-то хлестнул ее по лицу и вцепился в волосы скрюченными пальцами.
      Девушка перепугалась не на шутку. Как и любой житель большого города, она была прекрасно осведомлена об уличном насилии и поэтому среагировала мгновенно, вцепившись в когти и стараясь высвободить волосы. И только тут обнаружила, что «насильником» оказалась безобидная ветка, которую откуда-то принес порыв ветра.
      Тем не менее, прошло несколько минут, прежде чем Элинор удалось хоть как-то успокоиться. За это время глаза ее привыкли к темноте, и она обнаружила, что сквозь тучи пробивается лунный свет, слабо освещая постройки и силуэт ее машины.
      На улице стоял лютый холод – температура воздуха явно упала. Стоило Элинор выйти из-под навеса, как в лицо ей ударили струи ледяного дождя. Нет, это не дождь, подумала она, это прямо вселенский потоп какой-то, да еще и с градом. Добравшись до машины, Элинор потянула за ручку, однако дверь не поддавалась. Тут девушка со злостью сообразила, что, должно быть, вынося утром ее вещи, Рей запер машину – с него станется. Ну, и где теперь искать ключи? Элинор готова была завизжать от отчаяния. Как она найдет ключи в кромешной темноте?
      Теперь ей ничего не оставалось, как вернуться в дом и ждать, пока не включат электричество.
      Споткнувшись на крыльце, Элинор подумала, как это ужасно – оказаться вот так во власти стихии, и насколько это бесит. И тут же поймала себя на том, что думает об Эжени: вот так же, наверное, чувствовала себя ее героиня, оказавшись во власти короля. Рей был прав – она бы взбунтовалась и сделала все возможное, чтобы взять жизнь в свои руки. Но как? Может быть, попыткой соблазнить своего кузена?
      Откуда-то из темноты всплыл образ смуглого мужчины, вставшего на пути Эжени, и в душе Элинор стало нарастать возбуждение. Рей принес в дом ее портативную машинку. Только бы удалось ее найти! Впрочем, это нетрудно: машинка ведь не ключи. Можно принести ее в кухню, где, по крайней мере, тепло.
      Элинор уже страшно хотелось усесться за работу. Печатала она слепым методом, так что свет ей был не особенно нужен, а уж для того, чтобы думать, электричество не требовалось и подавно.
      Через полчаса она уже была погружена в работу, забыв обо всем.
      Элинор стянула с ног мокрые носки и положила босые ноги на перекладину стола. Бойлер поддерживал в кухне приятное тепло, и девушка забыла о времени, так ее захватил новый поворот сюжета.
      Наконец глава была закончена. Эжени обнаружила, что мужчина, роковым образом вставший между ней и Оливером, был не кто иной, как граф Каннингем – тот самый человек, за которого решил отдать ее Генрих. Тот, которому король, по сути дела, ее продал.
      Еле передвигаясь от усталости, Элинор встала и отодвинула машинку. Пора было подниматься в спальню. Девушке казалось, что она способна проспать целую неделю, но сил, чтобы куда-то идти, уже не было. Кроме того, здесь, в кухне было так блаженно тепло… Элинор свернулась калачиком в кресле у огня и почти сразу же погрузилась в глубокий сон.
      Она спала так крепко, что не слышала ни щелчка включившегося электричества, ни шума подъехавшей машины, ни звука открывшейся двери.
 
      Рей стряхнул ледяную кашу с волос и поморщился. Казалось, он катался по окрестностям целую вечность, раздумывая, как лучше поступить: вернуться в Бристоль или остаться. Наверное, следовало бы уехать, но, в конце концов, он все же не смог этого сделать – слишком многое зависело от его присутствия здесь. Хотя он до сих пор не знал, почему вообще решил ехать сюда за Элинор: то ли по дурости, то ли потому, что побоялся предоставить ее самой себе.
      Рей направился в другой конец кухни, но внезапно остановился, увидев на столе пишущую машинку.
      Подойдя к столу, он взял с него пачку листов, перевернул и стал проглядывать – сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Глаза его неожиданно сузились. Рей пододвинул стул, уселся и принялся читать уже внимательно, не пропуская ни одной строчки.
      Какое-то легкое движение за спиной заставило его отвлечься от рукописи. Обернувшись, он так и застыл, увидев спящую Элинор.
      Во сне она свернулась калачиком, почти как ребенок. Пушистые светлые волосы вьющимися прядками падали ей на лицо… Вот только она давно уже не ребенок, напомнил себе Рей.
      Элинор пошевелилась во сне, и ткань пижамной крутки обрисовала ее высокую полную грудь. Рей ощутил, как кровь прилила к его лицу, и тихонько выругался сквозь зубы. Да уж, тот еще ребеночек.
      Что это с ним творится? Нахмурившись, он собрался отвернуться, но в это время Элинор снова пошевелилась и слегка потянулась, словно у нее затекли мышцы. У нее были красивые ноги – длинные и стройные, и когда она потянулась, пижамная куртка слегка задралась, открыв их во всю длину.
      Ну, все, с него хватит, подумал Рей. Подойдя к креслу, он одним уверенным движением подхватил Элинор на руки.
      Ее глаза распахнулись, удивленно взглянули на него, и девушка сонно произнесла:
      – Бартон, что вы здесь делаете?
      Потом глаза снова закрылись, и голова Элинор опустилась ему на плечо. Легкое дыхание щекотало ему шею, и к тому времени, когда Рей добрался до ее спальни, он уже с трудом переводил дыхание. Уложив ее на кровать, он уже собирался накрыть девушку одеялом, как вдруг обнаружил, что прядка ее волос запуталась в пуговице его пиджака. Шепотом проклиная все на свете, Рей принялся распутывать волосы.
      У него так дрожали руки, что пришлось стиснуть зубы, чтобы заставить себя сосредоточиться. Пуговицы на куртке Элинор слегка разошлись, и сквозь щель ему был виден мягкий изгиб ее груди. Наконец Рей справился со своей задачей и напряженно выпрямился.
      Спустившись вниз, он взялся за недочитанные страницы. Так вот как она назвала его – Бартон. И, конечно, изобразила грубым мужланом. Прочитав еще несколько страниц, Рей прервался. На его губах играла улыбка.
      – Вот, значит, как это было задумано! Хмм… Очень неглупо.
      Дочитав до конца, он аккуратно сложил листы в стопку, затем отыскал чистый лист и ручку.
      «Блестяще! Мне очень понравилось», – размашисто написал он и положил лист поверх рукописи.
      В свою спальню он летел, перескакивая через две ступеньки. Похоже, он все-таки принял правильное решение, приехав сюда.
      Интересно, вспомнит ли Элинор, что она ему сказала, когда проснется? Что-то сомнительно. Рей снова улыбнулся и открыл дверь своей спальни.

5

      «Когда это я умудрилась сюда подняться?» – сонно недоумевала Элинор, открыв глаза. Последнее, что она помнила, было то, как она забралась в кресло.
      Подняв глаза, Элинор обнаружила, что в спальне горит свет. Что ж, хорошо, хоть электричество дали. И тут она вспомнила, как вчера работала до изнеможения, пока, наконец, не смогла заснуть.
      И еще – Рей уехал.
      В душе Элинор появилось острое чувство пустоты, и она тут же на себя разозлилась. С какой, стати она так переживает? Радоваться надо, что он больше не будет стоять над душой. Но Элинор почему-то не радовалась. Она поглубже зарылась в одеяло, стараясь справиться с растущим чувством страха.
      Ей вовсе не нравились собственные ощущения. В ее жизни не было места для глупых детских мечтаний. А как же ее воля, которую она культивировала в себе все эти годы, приучаясь вовремя останавливаться?
      Останавливаться? Перед чем? Перед желанием, чтобы Рей Парриш был рядом? В ее объятиях?
      Ну, уж нет!
      Этот беззвучный протест болью отозвался в ее душе. Что она с собой делает? Рею она на дух не нужна. Ну, подумаешь, сказал ей пару комплиментов, это для него в порядке вещей. А она от этого так разволновалась, словно… в общем, как женщина, слишком долго скрывавшая свою чувственность и вдруг обнаружившая, что больше прятаться от себя не в состоянии.
      Одной мысли о нем было достаточно, чтобы по ее телу побежали мурашки, грудь налилась сладкой болью, а мышцы мучительно сжались. Вся, дрожа, Элинор откинула одеяло и вылезла из постели.
      Внезапно она остро осознала бунтарские настроения своей героини. Что ж, как бы там ни было, Рей Парриш оказал положительное воздействие на ее работу, грустно думала Элинор, принимая душ и одеваясь.
      В кухне по-прежнему было восхитительно тепло. Удивительно, как это бойлер продержался так долго. И когда она успела притащить сюда вон ту корзину с топливом?
      Надо же до такой степени лишиться памяти, подумала Элинор, качая головой, и принялась наливать воду в чайник. Ветер на улице немного поутих, да и дождь прекратился.
      Элинор была одна, как ей того и хотелось с самого начала, но почему-то никакого торжества по поводу победы над Реем, она не испытывала. Наоборот, она остро ощущала свое одиночество.
      Почему она раньше никогда не признавалась себе, что одинока? Это чувство никогда не покидало ее, но она запрятала его так глубоко, что сама уже не могла до него докопаться.
      Дожидаясь, пока закипит чайник, Элинор предавалась мрачным размышлениям. Память играла с ней скверные шутки. Она вспоминала, как подростком мечтала о том, что когда-нибудь у нее будет свой дом и своя семья, а в этой воображаемой семье будет царить любовь и счастье, и в ней она обретет чувство уверенности и безопасности – того, чего никогда не испытывала рядом с родителями. Впрочем, об этом мечтают все девчонки, сердито оборвала себя Элинор. Ей еще повезло, что она вовремя обнаружила, насколько обманчивым может быть счастье в браке.
      Господи, что за бред! Ее мечты, надежды, а вместе с ними и едва пробудившиеся ростки женственности были грубо растоптаны, и она еще считает, что ей повезло?
      Хватит. Перестань! – свирепо велела себе Элинор. Нечего снова и снова возвращаться к прошлому. Что было, то было: так уж сложилась жизнь. И она такая, какая есть: умная женщина, которой повезло хотя бы в том, что она сумела найти себя в творческой деятельности и таким образом уйти от мрачной реальности – одиночества.
      Чайник закипел и отключился, но Элинор этого не заметила. Она невидящим взглядом смотрела на стену. Нет, она не одинока, ведь у нее есть друзья, причем очень хорошие.
      Да, друзья у нее хорошие, но они не настолько близки, чтобы делить с ними все. Не считая, конечно, Мейми – ведь только ей Элинор рассказала об истории с Бренданом. Ну и что с того, что она больше ни с кем не поделилась? Все это случилось сто лет назад, и она уже давно смирилась с этим.
      Только вот до конца ли смирилась? Почему же ей так хочется плакать, хочется, чтобы хоть кто-нибудь сказал, что Брендан был не прав, что она красивая и желанная. Почему у нее такое ощущение, что ее жизнь лишена смысла, и настоящая жизнь проходит мимо? Почему она так тоскует… по Рею?
      – Хорошо, что вы поставили чайник. Я как раз собирался выпить чего-нибудь горяченького.
      Элинор тупо уставилась на стоявшего в дверях Рея, словно видела его первый раз в жизни. Глаза ее широко распахнулись, а лицо так побледнело, что Рей нахмурился и, машинально сделав шаг в ее сторону, озабоченно спросил:
      – Элинор, вы плохо себя чувствуете?
      Сейчас он до нее дотронется. Этого она допустить не могла. По крайней мере, не теперь. Испуганно попятившись, Элинор глухо пробормотала:
      – Вы вернулись.
      – Конечно. А вы разве не помните? Я приехал посреди ночи, после того, как весь вечер катался кругами по окрестностям, стараясь немного остыть.
      Ночью. Он приехал ночью. Элинор живо припомнилось, как она удивилась, обнаружив утром, что спит в своей постели. Она же помнила, что уснула в кресле. Ей на память пришло ещё что-то смутно тревожное, но сразу ускользнуло.
      – Скучали по мне, правда?
      Он улыбался, а Элинор между тем раздирали боль и возмущение. Как он смеет прикидываться, будто его волнует, что она чувствует? Да еще эта его игривая манера обращаться с ней так, словно она легкомысленная красотка, с которой можно пофлиртовать! Это просто оскорбление… Это… Элинор сделала невероятное усилие, чтобы взять себя в руки и не выдать своих истинных чувств.
      – Должна признаться, я была слишком занята, чтобы скучать, – сдержанно произнесла она.
      – Я так и понял. Я прочитал то, что вы написали. Вы разве не видели записку, которую я вам оставил?
      У него хватило наглости прочитать ее работу, прежде чем она прочла ее сама?! В душе Элинор: снова появилось чувство опустошенности, но в этот раз оно было гораздо сильнее и глубже.
      – Все идет отлично, – между тем продолжал Рей, не замечая, как напряглась девушка. – Кстати, а что будет в конце – она его полюбит?
      – Кто полюбит? И кого? – ошеломленно опросила растерявшаяся Элинор.
      – Эжени. Она полюбит Бартона? Того, кого выбрал для нее король.
      У Элинор возникло неприятное ощущение, это в этом, невинном на первый взгляд, вопросе был какой-то скрытый смысл.
      – Не знаю. Я еще не решила.
      На лице Рея появилось странное выражение: смесь разочарования и… нежности. Элинор поспешно отвернулась. Нежность, еще чего не хватало' Надо все же держать в узде свое воображение.
      – У вашего Бартона исключительно сильный характер, – заметил Рей. – Боюсь, он не оставит Эжени выбора. Похоже, в отличие от меня, он питает пристрастие к маленьким грудкам.
      Рей намекал на эпизод, когда Бартон обнаружил, что Эжени очень привлекательная особа. И при этом Рей смотрел на нее, Элинор. На ее тело, с возмущением поняла девушка. Он не сводил глаз с ее груди, хотя под семью одежками там вряд что-то можно было разглядеть. Более того, смотрел так, словно ему не терпелось сорвать с нее эти одежки и взять ее груди в ладони…
      Нет, она окончательно рехнулась. Придумывает для себя все новые мучения, одно хуже другого. Не может он желать ее, просто хочет поиздеваться, вот и все.
      Естественной защитной реакцией была ярость, и Элинор отозвалась обманчиво сладким голоском:
      – Ну конечно, ведь всем известно, к чему питаете пристрастие вы.
      На какое-то мгновение Рей, казалось, растерялся. На его щеках выступили красные пятна. Но в следующую минуту он уже взял себя в руки и насмешливо спросил:
      – Вот как? И что же всем известно?
      Элинор запоздало пожалела о том, что необдуманно ввязалась в эту глупую перепалку. Не ответив, она пожала плечами и перенесла все свое внимание на чайник.
      – Если вы решили сегодня сами готовить завтрак, то я бы, пожалуй, съел яичницу и тосты. Но сначала приму душ. Кстати, я только что проверил генератор. Если снова отключат электричество, как вчера, он нам пригодится.
      Все ясно. Он остается. Элинор облегчение вздохнула, чувствуя себя одновременно странно униженной. Ей пришлось снова отвернуться, чтобы Рей не заметил ее состояния. Ей хотелось бросить ему, что завтрак он может приготовить себе и сам, но это было бы несправедливо: ведь накануне он угостил ее завтраком.
      Совершенно непредсказуемый человек, подумала Элинор, когда Рей ушел наверх. До того, как она узнала его поближе, то могла бы предположить, – если бы вообще об этом задумалась, – что он из тех, кто станет ожидать от женщины полного подчинения своим жизненным интересам: чтобы она ставила его превыше всего и верно служила ему душой и телом. Однако Рей уже продемонстрировал Элинор, насколько предвзятыми оказались ее представления. Он добровольно взвалил на себя заботы о домашнем хозяйстве, причем получалось у него это гораздо лучше, чем вышло бы у самой Элинор. В этом ей пришлось убедиться спустя пятнадцать минут, когда она принялась сражаться с допотопными конфорками, так отличавшимися от ее современной плиты.
      Рей спустился вниз как раз в ту минуту, когда Элинор тоскливо взирала на твердую как камень, и сухую как осенний лист, яичницу.
      Элинор не слышала, как он вошел, и буквально подскочила, когда рука Рея легла ей на плечо. Он наклонился взглянуть, что у нее получилось. Элинор поспешно обернулась и заметила, как нахмурился Рей, ощутив ее хрупкие косточки под толстым свитером.
      – Вы совсем за собой не следите, – неожиданно объявил он, заставив Элинор разинуть рот от изумления. – Вы слишком худая.
      – Не худая, а стройная, – сердито возразила девушка. – Не всем же мужчинам нравятся такие, как… ну, скажем, как Мэрилин Монро.
      В памяти Элинор живо всплыл образ женщины, дожидавшейся Рея в приемной, когда она в последний раз приходила к нему. Дама была брюнеткой с великолепной фигурой, затянутой в облегающий костюм-джерси.
      Ремарка Элинор была совершенно спонтанной, она выпалила ее, защищаясь, и страшно удивилась, когда глаза Рея внезапно вспыхнули гневом. Он крепче ухватил ее за плечо, и Элинор почему-то сама себе показалась хрупкой и беззащитной.
      – Что вы хотите этим сказать, Элинор? – резко спросил он. – Что у меня не хватает ума уважать женщину за ее реальные достоинства? Неужели вы и впрямь считаете, что я принадлежу к той категории мужчин, которым в женщине нужна только роскошная фигура и ничего больше? Или вы думаете, я настолько толстокожий, что ваши оскорбления пропускаю мимо ушей? К вашему сведению, мне действительно нравятся женщины, причем самые разные. Но больше всего меня привлекают те, у которых есть индивидуальность.
      Нашел, кому лапшу на уши вешать. Она же своими глазами видела, с кем он встречается. Однако Рей уже не смотрел на Элинор.
      – Кстати, – с улыбкой прибавил он, – не плохо было бы, если бы женщина умела еще и готовить. – И заглянул через ее плечо в сковороду. – Это еще что такое, скажите на милость?
      Он ковырнул вилкой приставшие к сковороде яйца – плод ее безуспешных попыток приготовить что-нибудь съедобное.
      – Н-да, в общем-то не шедевр кулинарного искусства, а?
      Элинор уже собиралась огрызнуться, но к полному своему ужасу обнаружила, что ее глаза наполняются слезами.
      Она не плакала так давно – казалось, прошла целая вечность. Она вообще не поддавалась женским слабостям, и вдруг – на тебе! – готова распустить нюни только потому, что какой-то мужик раскритиковал ее готовку.
      Презирая себя за внезапную слабость, Элинор отчетливо понимала, что дело здесь вовсе не в яйцах. Они были лишь сиюминутным поводом.
      Она оплакивала свою загубленную женственность, жестокую судьбу, заставлявшую ее страдать и мучительно тянуться к мужчине, которого она смогла бы полюбить и уважать, понимая при этом, что из-за ее физической непривлекательности совершенно немыслимо, чтобы этот мужчина ответил ей взаимностью.
      Сквозь пелену слез Элинор увидела, как Рей отодвинулся. Ей сразу вдруг стало холодно. Казалось, согреться она теперь сможет, лишь, когда он будет рядом. Хуже всего то, что она сама себя унижает, ударившись перед ним в слезы. Ему это должно быть неприятно. Мужчины всегда чувствуют себя неловко, когда женщины плачут.
      Элинор вспомнила, как мать наставляла ее после истории с Бренданом, чтобы она не вздумала давать волю слезам. Это расстроит папу, говорила мать. Мужчины не любят женских слез. Слезы – это оружие, которым женщины пользуются, чтобы добиться своего, и мужчин это совершенно справедливо возмущает.
      Элинор отвернулась, едва почувствовав предательское пощипывание в глазах, но уже ничего не видела. Кухня расплывалась в тумане, и девушка сосредоточила все силы на том, чтобы не поддаться эмоциям.
      – Боже мой, да ведь ничего же не случилось. Иди-ка, сядь сюда.
      Элинор вся окаменела, почувствовав на плечах сильные руки Рея. Тот мягко подвел ее к столу и усадил на стул.
      – Тебе надо выплакаться, как следует, и сразу станет легче.
      Он ласково прижал к ее лицу мягкий белый платок, но Элинор понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя и взять платок в руки.
      – Вообще-то я никогда не плачу.
      Господи, и зачем она это ляпнула?
      – Ну и напрасно. Женщины, которые никогда не плачут, швыряются разными предметами.
      Элинор отняла от лица платок и непонимающе уставилась на Рея.
      – Это просто способ снять напряжение.
      Рей присел на краешек стола, глядя на девушку. В его глазах читалась такая нежность, что Элинор невольно зажмурилась, думая, что ей это померещилось. Однако когда она открыла глаза, он смотрел на нее по-прежнему ласково.
      – Почему ты так отчаянно боишься показывать свои чувства, Элинор? – мягко заметил Рей и, не получив ответа, продолжал: – Тебе нечего стыдиться только потому…
      – Что я не умею жарить яичницу, – свирепо перебила Элинор.
      Рей вдруг расхохотался, и это окончательно взбесило девушку.
      – Да брось ты, дело вовсе не в этом. Кстати, с этой допотопной плитой надо просто немного умения. Хочешь, покажу?
      Элинор вовсе не желала, чтобы он ей что-то показывал. Она хотела, чтобы он оставил ее в покое, и она могла бы избавиться от его опасной близости. Она не привыкла, чтобы с ней так обращались. А Рей вел себя с ней, как… как с женщиной, внезапно осознала Элинор и вздрогнула.
      – И кто же тебя научил готовить? – холодно спросила она. – Одна из твоих подружек?
      Рею это замечание не понравилось, и неудивительно. Нежность исчезла из его глаз, сменившись суровостью, и Элинор сразу съежилась.
      – На самом деле меня научила моя мать, – спокойно пояснил Рей.
      – Твоя мать?
      – Да. Я был старшим в семье. Отец умер, когда мне было двенадцать лет, и маме пришлось пойти работать. Вот она и научила меня готовить, чтобы я мог накормить остальных детей, когда мы приходили из школы.
      – Остальных детей?
      Рей улыбнулся какой-то непонятной улыбкой, ласковой и одновременно снисходительной и таившей в себе что-то еще, чего Элинор не могла постичь. И ее сердце внезапно пронзила острая боль – это была и зависть, и странное чувство потери. Девушка вдруг почувствовала себя невероятно несчастной – она поняла, что; ее жизнь круто переменилась.
      Она влюбилась. Влюбилась в этого красивого мужчину, ради которого многие женщины готовы были расшибиться в лепешку, лишь бы привлечь его внимание. Она влюбилась, и теперь все ее существо корчилось в судорогах, кляня себя за то, что позволило поддаться такой глупой слабости.
      Это произошло не в один день. Ее чувство зародилось уже давно и медленно, угрожающе росло. Их совместное пребывание в коттедже лишь сыграло роль катализатора, заставив Элинор понять, что с ней происходит.
      Прежде она умудрялась игнорировать свои чувства, прячась за стену негодования и раздражения, уверяя себя, что реагирует на него так остро лишь потому, что Рей действует ей на нервы. Но здесь, в коттедже, от правды спрягаться было некуда: она безнадежно влюбилась.
      – Моих сестер и брата, – ворвался в мысли Элинор голос Рея.
      Элинор поспешно отвела глаза, чтобы он не мог прочесть внезапно вспыхнувшей в них зачисти. Сама она всегда переживала из-за того, что была единственным ребенком, и тосковала по родственному теплу, которое дает большая семья. Возможно, и в объятия Брендана она бросилась именно из-за того, что чувствовала себя одинокой со своими родителями.
      – У тебя есть сестра и братья?
      – И ужасно славные. Кристи и Бэб – двойняшки, они на три года меня моложе, а самый младший у нас в семье – Дик. Когда папа погиб, он только-только пошел в школу. Мама страшно переживала, что ей пришлось бросить его и вернуться на работу. Когда отец погиб, она потеряла ребенка, которого тогда носила.
      – Боже мой! Как же это случилось? – вырвалось у Элинор, и она тут же обругала себя за бестактность.
      Ее поражало, что Рей вот так спокойно обо всем рассказывает, ведь сама она взяла за правило ни с кем и никогда не обсуждать свою частную жизнь, а уж тем более – прошлое.
      – Его сбила машина, причем водитель сразу скрылся с места происшествия. Это было за два дня до Рождества.
      Элинор в ужасе подняла на него глаза.
      – До Рождества?! Какой кошмар…
      – Догадываюсь, о чем ты думаешь, но ты ошибаешься, – спокойно отозвался Рей. – Разумеется, мы никогда об этом не забывали, но мама ни за что не допускала, чтобы наши рождественские праздники были омрачены воспоминаниями о папиной смерти. Для нее это были два совершенно разных события, и она так себя и вела. И по сию пору придерживается этого правила.
      – А где… где она живет?
      – В Солсбери, неподалеку от девочек. Они обе уже вышли замуж и обзавелись семьями. А Дик работает в Штатах. А ты? – внезапно спросил Рей, ловко отскребая яйца от сковороды, которую поставил на стол.
      – Что я?
      – У тебя большая семья? Есть братья или сестры?
      – Нет. – Ответ Элинор прозвучал неожиданно резко, и она набрала побольше воздуха в легкие, чтобы справиться с собой. – Я была единственным ребенком. Родители умерли некоторое время назад.
      – Единственный ребенок. Наверное, тебе было очень одиноко.
      Элинор открыла рот, чтобы возразить, но слова застряли в горле.
      – Иди сюда, – улыбнулся Рей. – Начинаю первый урок правильного пользования плитой «Рейберн».
      Заинтригованная Элинор позволила ему подвести себя к плите. Она молча следила за его умелыми движениями, слушая его наставления.
      – Мама воспитала нас так, чтобы мы могли сами о себе позаботиться, – рассказывал Рей. – Другого выхода у нас просто не было. Отец застраховал свою жизнь, но этой суммы хватало лишь на содержание дома.
      В этот раз яичница была приготовлена на славу, но Элинор почему-то не могла есть.
      Всего за несколько минут ее мир перевернулся. И как ее угораздило влюбиться в Рея? Как она могла быть такой идиоткой?
      Рей приготовил кофе, внимательно следя за Элинор, неподвижно сидевшей за столом, глядя в пространство.
      – Что-то не так, – негромко констатировал он. – Не хочешь поговорить?
      Поговорить? А что она ему скажет? Я только что обнаружила, что я тебя люблю?
      – Да нет, ничего. Просто я задумалась о книге.
      На лицо Рея набежала тень, словно она чем-то его обидела.
      Неловко поднявшись, она пробормотала:
      – Ладно, пора за работу.
      Рей за ней не пошел. Казалось бы, без него работа должна была идти как по маслу, но почему-то у нее ничего не получалось. Элинор сидела за столом, невидящим взглядом уставившись на пишущую машинку.
      – Что, заклинило?
      Элинор даже не слышала, как он вошел.
      – Я…
      Рей взял со стола рукопись.
      – А знаешь, она во многом похожа на тебя. Такая же отстраненная, одинокая…
      – На меня?! – изумилась Элинор. – Нет, – покачала она головой. – Она совсем не такая, как я. Начать с того, что она красивая, а я…
      – А ты делаешь все возможное, чтобы отрицать свою женскую сущность, – невозмутимо перебил Рей. – Но ты все равно женщина, Элинор.
      О чем это он? Неужели не понимает, как ей это неприятно? И зачем он смотрит на нее так, словно…
      – Да, я вижу, что ты изо всех сил стремишься скрыть свою красоту. Волосы затягиваешь в узел, прячешь фигуру…
      – А что мне еще остается делать? – выкрикнула Элинор, враз утратив над собой контроль. – Краситься и наряжаться в надежде, что какой-нибудь мужчина попадется на удочку и возжелает меня? Неужели ты думаешь, что я настолько лишена гордости, чтобы…
      – О чем это ты, черт побери? – оборвал Рей. – Да в тебя может влюбиться любой мужчина.
      Он что, издевается?
      – Нет. Ничего подобного. – Встретив его взгляд, Элинор хрипло рассмеялась. – Думаешь, мне самой не хотелось бы стать красивой и желанной? Просто я знаю истину, Рей. Мне это недвусмысленно объяснили, еще, когда мне было девятнадцать лет.
      – Каким образом?
      Элинор воззрилась на него, потрясенная этим вопросом. Господи, как она до этого докатилась? Как могла столько разболтать о себе?
      – Ты утверждаешь, что не можешь быть желанной. Что ж, я утверждаю обратное. Хочешь, покажу тебе, как я хочу тебя, Элинор? Ночью, когда я нес тебя в твою спальню, мне ужасно не хотелось от тебя уходить. И вообще я вчера сбежал из коттеджа, потому что не мог за себя ручаться. Я смотрю на тебя, и мне до боли хочется тебя обнять и заняться с тобой любовью.
      – Нет! Я не хочу тебя слушать! Ты лжешь. Брендан…
      – Брендан, – резко повторил он. – Это еще кто такой?
      Элинор всю трясло, она была в шоке, но Рей даже не пошевелился, чтобы подойти и утешить ее.
      – Мой… бывший муж.
      Настал черед Рея удивляться. Изумление было написано на его лице, потом он вдруг застыл, и выражение его лица стало жестким.
      – Так ты была замужем.
      Элинор догадалась, о чем он подумал.
      – Да. А ты что думал? Что я старая дева? – горько спросила она. – Да, я была замужем. Я вышла замуж в девятнадцать лет.
      – И когда же ты рассталась с мужем?
      Элинор хотела солгать, но потом передумала:
      – Через неделю после свадьбы, – устало сказала она. – Как оказалось, ему была нужна вовсе не я. Он охотился за деньгами моих родителей, а когда понял, что ему ничего не светит, не знал, как от меня отделаться.
      – Вы были любовниками…
      – Да. Еще до свадьбы мы несколько раз занимались любовью. Брендан сказал, что боится, как бы я не забеременела, я поверила ему, и мы помчались регистрироваться. – Элинор пожала плечами. – Я была совсем девочкой. И очень наивной.
      – И только из-за этого… человека ты стала считать себя никому не нужной и нежеланной? Из-за одного-единственного мерзавца? Не верю ушам своим! – Рей был искренне потрясен.
      – Брендан просто открыл мне глаза. Я не из тех женщин, что нравятся мужчинам. – Элинор не собиралась пересказывать оскорбления которые нанес ей Брендан: его слов она никогда не забудет, это была незаживающая рана. – Не хочу больше говорить об этом. Мне надо работать.
      – И ты собираешься из-за одного подонка вычеркнуть из своей жизни весь мужской пол, так? Потому что боишься…
      Сейчас он до нее дотронется! Элинор почувствовала это, и ее охватила паника. Если он до нее дотронется… Она стремительно поднялась. Рей позвал ее по имени, но девушка даже не повернула головы. Надо бежать отсюда. Ей надо побыть одной, ведь все ее мысли и чувства были в полном смятении.
      Рей догнал ее уже в кухне.
      – Я иду гулять. Хочу побыть одна.
      Наверное, что-то в ее лице остановило Рея, ибо он отступил в сторону.
      – Хорошо, раз ты так хочешь. Но ты совершаешь ошибку, Элинор. И этот твой бывший муж – он был не прав.
      Натянув ботинки, Элинор повернулась к нему. В ее глазах горела свирепая гордость:
      – Я уже больше не наивная дура, Рей. Я понимаю, что для тебя флирт – это естественное состояние, но это ничего не меняет. Я знаю, что физически мужчины находят меня отталкивающей. И сколько бы ты ни притворялся, убеждая меня в обратном, у тебя ничего не выйдет.
      Теперь Рей уже по-настоящему рассердился. Подойдя к ней, он с такой силой схватил ее за локоть, что Элинор пошатнулась. Инстинктивно она ухватилась за него, о чем тут же пожалела, ибо все ее чувства взыграли от его близости. Элинор затрясло, как в лихорадке, но Рей, похоже, ничего не замечал. Он лишь крепче стиснул ее локоть и заглянул ей в глаза.
      – Хочешь знать мое мнение? – негромко спросил он. – Я считаю, что ты трусиха, Элинор. Ты просто боишься. Боишься жить, любить, боишься самой жизни. И от этого замкнулась в себе и воздвигла между собой и миром стену гордости и обиды. Подумаешь, ошиблась и разочаровалась в ком-то! Все мы хоть раз в жизни совершаем такого рода ошибки. Но большинство людей имеют мужество взять себя в руки и сказать, что на этом жизнь не кончается. Тебе не хватает вовсе не женской привлекательности, – закончил он. – Мужества тебе не хватает – вот чего.
      – Ах, вон оно что! – Элинор улыбнулась, но ее улыбка казалась, словно приклеенной к лицу. – Ты ничего не забыл?
      Рей озадаченно нахмурился.
      – Ты еще не сообщил мне, что я фригидна, – горько пояснила Элинор. – Ведь ты это собирался сказать, правда?
      И прежде, чем он успел открыть рот, Элинор вырвалась и распахнула дверь.
      Вот уже второй раз она бежит от него. Сердце бешено колотилось в груди, хотя никто за ней не гнался – Элинор знала это и не оглядываясь.
      Господи, что она наделала? Что она наговорила? Как ему удалось заставить ее столько рассказать ему?
      И как теперь смотреть ему в глаза? При одной мысли об этом Элинор стало дурно.
      Нет, назад ей возврата нет. Рей ведь умный человек. Поразмыслив над тем, что произошло сегодня, он наверняка догадается о ее чувствах.
      Элинор, спотыкаясь и скользя, брела по грязной тропинке, машинально направляясь к морю.
      Утесы на мысу были крутые и служили прибежищем для огромного числа морских птиц. С моря по-прежнему дул сильный ветер. Элинор брела, не разбирая дороги, но теперь эмоции немного улеглись, и наступила реакция. В коттедж она вернуться не могла – не представляла, как снова встретится с Реем. Элинор уселась на мокрую траву и стала смотреть на море. Зачем он сказал, что хочет ее? Наверное, это просто была неуклюжая попытка польстить ей. Он же понятия не имел, что его слова вызовут такую бурю эмоций и сейчас, наверное, так же разбит и растерян, как она. Надо бы вернуться назад и помириться, но Элинор не могла заставить себя сделать это.
      Девушка поднялась, дрожа от холода. Над ее головой пронзительно закричала птица. Элинор подняла голову, и ей показалось, что птица летит прямо на нее. Элинор инстинктивно увернулась и вскрикнула, почувствовав, как земля под ее ногами начала осыпаться.
      Девушка тяжело упала, но вместо твердой почвы почувствовала под собой движущийся поток земли и камней. Часть скалы осыпалась вниз, увлекая ее за собой.
      Элинор знала, что отчаянно кричит, но звук ее голоса потонул в пронзительных воплях птиц, растревоженных этой маленькой лавиной.
      От утеса отвалился приличный кусок, однако падение быстро замедлилось. Опустив голову вниз, Элинор увидела под собой пенные верхушки волн. Над головой слегка выступала верхняя, неповрежденная часть утеса. Элинор чудом попала на крохотный выступ, находившийся в скале в полутора метрах от вершины.
      Всего полтора метра, но сейчас это было все равно, что полторы сотни. Вскарабкаться наверх по почти отвесной скале Элинор все равно не могла. Она не отваживалась даже пошевелиться, боясь нарушить хрупкое равновесие и сорваться вниз.
      Снова пошел дождь, и здесь, на утесе, ветер свирепствовал вовсю.
      Над головой Элинор раздавались отчаянные крики чаек, где-то вдалеке в море виднелся серый силуэт корабля. Элинор не решалась смотреть вниз: у нее всегда был пунктик насчет высоты, да еще когда внизу была вода. Она знала, что стоит ей засмотреться – и ее неминуемо потянет вниз. Девушка вздрогнула – тонкий жакет был плохой защитой от дождя и ветра. И тут, не веря собственным ушам, она услышала голос Рея.
      Он громко звал ее по имени.
      Еще десять минут назад Элинор не знала, как будет смотреть ему в глаза, но сейчас готова была отдать все на свете, чтобы иметь возможность вскочить и броситься ему навстречу.
      Прошло несколько секунд, прежде чем она сумела до него докричаться, и еще несколько, прежде чем она услышала его ответ. Голос звучал совсем близко.
      – Я здесь, Рей, – позвала Элинор. – Осторожнее, здесь была осыпь. – Она замолчала, увидев его лицо прямо над своей головой.
      А потом его голова исчезла, и Элинор, хоть и была уверена, что он пошел за помощью, вдруг почувствовала себя одинокой и брошенной. Так тоскливо ей не было даже тогда, когда погибли родители, да и вообще, наверное, никогда в жизни.
      У Элинор затекли ноги, и она невольно пошевелила ими, но сразу замерла, почувствовав, как ее хрупкий насест стал угрожающе крениться в сторону моря.
      На мгновение она увидела зловеще торчащие внизу скалы и море, тяжело бившееся о камни на берегу, разбрасывая в стороны фонтаны пенистых брызг. Приближалось время прилива. Впрочем, она была слишком высоко, и вода не могла ее достать.
      Элинор вздрогнула и закусила губу. Слезами тут не поможешь. Сама виновата. Надо было смотреть под ноги.
      – Элинор!
      Она подняла голову и увидела Рея. Так, значит, он все-таки ее не бросил. Рей перегнулся через край утеса. Должно быть, ему пришлось лечь на живот, догадалась Элинор.
      – Я сейчас спущу тебе мои джинсы. Постарайся ухватиться за них как можно крепче, и я подтяну тебя наверх.
      У Элинор пересохло во рту. Нет! – внутренне запротестовала она. Это просто безумие! Рей, конечно, очень сильный человек, но ведь она не пушинка. Не дай Бог, он ее не удержит, и тогда они оба свалятся в пропасть – на острые края скал или в ледяную воду.
      – Постарайся встать на ноги, только очень медленно и осторожно.
      К своему удивлению, Элинор обнаружила, что повинуется без разговоров. Несмотря на страх, она чувствовала странную уверенность, что ей ничто не грозит, что она сейчас словно за каменной стеной. Это ощущение было для нее настолько новым, что Элинор на мгновение застыла от изумления.
      – Так, теперь хватайся за джинсы. Как можно крепче, обмотай их вокруг запястий. Вот, хорошо.
      Паника снова захлестнула Элинор, но она справилась с собой.
      – А теперь постарайся встать вплотную к скале и приподняться на цыпочки.
      Что? При одной мысли об этом Элинор стало дурно. Она нерешительно подняла глаза на Рея и вскрикнула, почувствовав, как ее крохотный островок безопасности накренился еще сильнее.
      – Скорее! Делай, что я говорю!
      Элинор услышала шорох осыпавшихся под ее ногами камней, и это придало ей решимости. Она сделала осторожный шаг, приподнялась на цыпочки и изо всех сил ухватилась за джинсы. Рей стал медленно подтягивать ее вверх.
      Элинор старалась хоть как-то помочь ему, стараясь работать ногами, отталкиваясь от скалы. За себя она уже не боялась. Медленно, дюйм за дюймом Рей тащил ее вверх, и единственной мыслью Элинор было изо всех сил помогать ему, ибо если она сорвется, то увлечет его за собой. Наконец ее глаза оказались вровень с краем утеса.
      – Держись, – сурово приказал Рей.
      Это было настоящее блаженство – снова почувствовать прикосновение холодной мокрой травы к телу. Рей резким движением втянул Элинор на утес и откатился вместе с ней как можно дальше от его края.
      – Ты спас мне жизнь.
      Рей стоял рядом с девушкой, хрипло переводя дыхание и дрожа от напряжения.
      Элинор захотелось обнять его, прижать к себе и сказать, что он был прав – она действительно безнадежная трусиха. Но стоило ей сделать движение к нему навстречу, как его лицо сразу замкнулось, и девушка невольно вся сжалась. Все-таки права оказалась она: Элинор успела заметить, как он дернулся в сторону – еле заметно, но дернулся. Стало быть, Рей солгал. Она вовсе не была для него желанна, раз он шарахнулся от нее, как все мужчины. Какая же она дура, что хоть на минуту позволила себе поверить ему!
      Элинор с трудом поднялась на ноги. Каждое движение отзывалось болью во всем теле, но она не подала виду. Гордость не допускала, чтобы Рей заметил ее состояние. Он ведь только что продемонстрировал, насколько ему неприятен физический контакт с нею.
      – Идем, пора возвращаться. Сейчас снова польет.
      Вид у них, наверное, был глупее некуда. Женщина, спереди вся измазанная грязью, и мужчина в толстом свитере, трусах и носках. Но Элинор все было безразлично. Рей спас ей жизнь, и, тем не менее… Внезапно наступила реакция, и Элинор затрясло. Она машинально перевела глаза на лицо Рея, но тот с непроницаемым видом отвернулся.

6

      – Нам обоим не помешает хорошая ванна, – объявил Рей, как только они в целости и сохранности добрались до кухни.
      За все время, пока они шли назад, он не произнес ни слова. «Как он узнал, где меня искать? – недоумевала Элинор. – Откуда узнал, что мне нужна помощь?»
      – Иди первым, – неловко предложила она.
      – Я подожду.
      Снова этот холодный резкий тон. Заметив, что Рей старается не встречаться с ней взглядом, Элинор вся напряглась. В чем дело? Это из-за их недавней перепалки или из-за того, как она потянулась к нему там, на утесе? Может, он только тогда понял, что она приняла его слова всерьез и решила, что он действительно хочет ее? Неужели он считает ее такой дурой?
      – Иди наверх, Элинор. Или тебе нравится смотреть, как мужчины раздеваются?
      Элинор покраснела до корней волос. Более жестокого способа поиздеваться над ней трудно было придумать.
      Все время, пока они возвращались, девушка старалась не смотреть на его тело, но сейчас просто не удержалась. И сразу почувствовала, как внутри поднимается жар. Рей повернулся к ней спиной и стал стягивать с себя рубашку и свитер. Во рту у Элинор пересохло. Ей отчаянно захотелось протянуть руку и дотронуться до него, ощутить под пальцами гладкую теплую мужскую кожу. И тут Рей обернулся.
      Элинор с полузадушенным вскриком ринулась наверх.
      Приняв ванну и вымыв голову, она, как могла, высушила волосы полотенцем и поморщилась, глядя на копну спутанных кудрей, струившихся по плечам. Накинув халат, она собрала мокрую одежду и отправилась в спальню.
      Войдя, Элинор обнаружила в комнате Рея. Он стоял к ней спиной, глядя в окно. Как и она сама, он был одет лишь в банный халат, из-под которого видны были голые ноги, мускулистые и загорелые. Пальцы ног Элинор протестующе впились в ворс ковра. Она не желала видеть его в таком виде. Это все только усложняло.
      Внезапно Рей резко обернулся и смерил Элинор пристальным взглядом. Она машинально стянула халат на груди, жалея, что не надела что-нибудь более надежное.
      – Нам надо поговорить.
      Разумеется. Она это ждала.
      – Да не о чем тут говорить, Рей, – устало возразила Элинор. – Не волнуйся. Я не приняла твои слова всерьез.
      На лице Рея дернулся мускул.
      – Черта с два! Ты приняла их настолько всерьез, что выскочила отсюда и в результате чуть не убила себя.
      Убила себя? Что он несет? Неужели он решил…
      – Но это был несчастный случай! Когда я выскочила отсюда, я действительно злилась, но не думаешь же ты, что я нарочно…
      Рей запустил пальцы в волосы. Вид у него был измученный.
      – Нет, конечно, не думаю. Но ты должна понять – дальше так продолжаться не может. Наверное, лучше мне все же уехать.
      Господи! Но ведь именно этого она и хотела, разве нет? Ради ее собственной гордости она не должна допустить, чтобы он понял, как ей больно. Элинор открыла рот, чтобы дать достойный невозмутимый ответ, и с ужасом услышала свой жалобный, полный горечи голос:
      – Ты, видно, считаешь меня последней дурой, раз решил, что я могла поверить тебе. Неужели ты думаешь, я могу настолько обольщаться, чтобы хоть на минуту вообразить, что ты меня хочешь? Не бойся, тебе ничего не грозит. У меня никогда не возникнет ни малейшего желания просить тебя подтвердить свои слова действием.
      – Что?
      Теперь он смотрел на нее как-то странно. Рот его был по-прежнему мрачно сжат, но это была какая-то новая мрачность, а в глубине серых глаз полыхнуло что-то такое, от чего внутри Элинор все перевернулось.
      – О чем ты толкуешь, черт побери? Ты, конечно, не дура, но другой женщины, которая бы так низко себя ценила, я просто не встречал. – Мягкость, прозвучавшая в его голосе, выбила Элинор из колеи. Рей не сводил с нее глаз, и она почувствовала себя загнанной в ловушку и совершенно беззащитной.
      – Я бы не стала называть заниженной самооценкой тот факт, что я прекрасно понимаю, что красивый и жизнелюбивый мужчина не может мной заинтересоваться, – гордо вскинув голову, отпарировала Элинор, исполненная решимости не дать ему догадаться, насколько трудно ей в этом признаваться.
      – А как тогда это называется? – резко спросил Рей, не сводя с нее глаз.
      – Трезвой оценкой реальности, – твердо сказала Элинор. – По-моему, ты сказал, что собираешься уезжать. – Господи, скорее бы он уехал, пока она окончательно не потеряла голову и не стала умолять его остаться. Элинор судорожно вздохнула, чувствуя, как внутри нее все корчится от боли.
      Она отвернулась и вдруг с ужасом ощутила, как он твердо сжал ее локти, разворачивая к себе лицом. Он тяжело дышал, словно пробежал целую милю. И лицо его было искажено гневом. Сердце подпрыгнуло в груди Элинор, и все ее тело сотрясло безумное первобытное желание.
      – Боже мой, Элинор, – почти простонал Рей, – я никогда не встречал такой женщины, как ты. Неужели ты совсем не понимаешь, что ты со мной делаешь? Все это время… Сначала я думал… – Он покачал головой и после минутной паузы продолжал: – Должен же быть хоть какой-то способ до тебя достучаться.
      По-прежнему держа ее за локти, Рей обвел взглядом комнату. А потом, прежде чем Элинор успела возразить, он подтащил ее к огромном зеркалу викторианской эпохи, в котором они оба отражались во весь рост. По сравнению с Реем Элинор показалась себе почти ребенком: маленькой и хрупкой девчонкой, с распущенными по плечам вьющимися волосами.
      – Посмотри на себя, – глухо скомандовал Рей, стаскивая с нее халат. Затем он сбросил халат и с себя, и теперь они оба стояли перед зеркалом обнаженными.
      – Посмотри на нас, – мягко велел Рей, – и на то, что ты со мной делаешь.
      Он стоял, не дотрагиваясь до нее, и пристально следил за тем, как при виде собственной прелестной наготы и его откровенного возбуждения по лицу Элинор медленно разливается краска. – Вот это и есть реальность, – произнес он. – Так я на тебя реагирую, так я чувствую. Ты утверждаешь, что не можешь вызвать желания. У кого? У гнусного тупого мерзавца, который тебя когда-то смертельно обидел? А тебе не приходило в голову, насколько для меня оскорбительно то, что ты ставишь меня с ним в один ряд? Ты не задумывалась над тем, как меня бесит, когда ты говоришь, что ни для кого не можешь быть желанной? Как мне безумно хочется схватить тебя в объятия и доказать, насколько ты ошибаешься. Я хочу тебя, Элинор, и, по-моему, ты тоже хочешь меня.
      Он развернул ее лицом к себе.
      – Нет! Нет, я…
      – Да. – От его голоса, внезапно ставшего еще более низким и глубоким, по телу Элинор побежали мурашки. Она ощутила, как его губы прижались к ее губам так жадно и страстно, словно он совсем потерял голову. Элинор задрожала при этом прикосновении, голова ее инстинктивно откинулась назад, все тело впитывало жар его тела. Она слышала глухие удары его сердца, и ее собственное сердце учащенно забилось в унисон. Элинор застонала, отдаваясь его поцелуям. Такого она не могла себе представить даже в самых смелых мечтах. Ей казалось, что Рей должен быть сдержанным любовником, даже немного отчужденным, но на деле все выходило совсем не так. Его тело сотрясала дрожь желания, он неясно шептал ее имя… Руки Элинор сами собой крепче смокнулись вокруг его тела, груди расплющились о его грудь, нежные соски наливались восхитительным жаром.
      Руки Рея скользили по изгибам ее тела, вызывая ответное желания дотронуться до негр. Его губы добрались до ее нежной шеи. Элинор в изнеможении откинула голову. Глаза ее были, затуманены страстью.
      – Целуй меня… Целуй меня, Рей!
      Она не знала даже, что произнесла эти слова вслух, вся во власти сжигавшего ее лихорадочного желания.
      Рей сжал ее лицо в ладонях:
      – Господи, да. Вот такой я и хотел тебя видеть. И хотел, чтобы ты именно это и испытывала. – Его губы снова коснулись ее губ, и Элинор затрепетала. Она ощутила, как напряглось тело Рея. Он поднял голову и слегка отодвинулся. Девушка испуганно открыла глаза – она так жаждала раствориться в его поцелуе!
      Рей пристально смотрел на нее.
      – Приоткрой рот, чтобы я мог поцеловать тебя, как надо.
      Словно во сне Элинор повиновалась. Этот поцелуй был совсем не похож на поцелуи Брен-дана. С Бренданом, если честно признаться, она не испытывала почти никакого возбуждения. С Реем все было по-другому. Под его прикосновениями ее тело просто таяло от наслаждения.
      Элинор почувствовала, как он подхватил ее на руки, и, словно во сне, еще раз восхитилась его силой. Затем она спиной ощутила прохладные простыни и тяжесть его тела.
      Рей снова поцеловал ее, на этот раз, растягивая поцелуй, словно она была редким сокровищем, которым он хотел насладиться вволю, и Элинор откликнулась всем своим изголодавшимся телом, не сознавая даже, что ласкает его. Он застонал, не в силах дольше сдерживаться.
      – Я хотел любить тебя медленно, осторожно чтобы тебе было хорошо, но не могу. Ты сводишь меня с ума. Единственное, о чем я могу сейчас думать, – это о том, как сильно хочу тебя.
      По телу Элинор пробежала дрожь – его слова возбуждали не хуже его ласк. Господи, этого не может быть, это мне снится, думала она, выгибаясь навстречу телу мужчины, отдаваясь радости его прикосновений. Ее волной заливало наслаждение, и ответный отклик его тела рождал у нее совершенно новое чувство обладания.
      – Ты прекрасна. Ты еще более прекрасна, чем я думал. – Рука Рея сжала ее грудь, и Элинор на мгновение замерла. Он смотрел вниз – туда, где его смуглые пальцы ласкали ее нежную белую кожу.
      – Ты прекрасна, – глухо повторил он, и у Элинор перехватило дыхание. Он наклонился и прильнул ртом к ее соску.
      Такого с ней никогда еще не было. Все ее тело сотрясла волна желания, настолько острого, что на мгновение она даже испугалась.
      Женский инстинкт, о котором она до той поры и не подозревала, подсказывал Элинор что Рей уже на грани. Она осторожно дотронулась до него, погладила узкое бедро и провела пальцами вдоль плоского живота. Кончиками пальцев она ощутила жесткие завитки волос Ощущение было захватывающим. Пальцы Элинор машинально скользнули ниже и застыли только сейчас она сообразила, что вытворяет.
      – Господи, что ты со мной делаешь!
      Услышав эти слова, произнесенные резким, почти сердитым тоном, Элинор словно окаменела. Все ее страхи вернулись снова. Она сделала ему больно, сделала что-то такое, что ему не понравилось. Девушка смутилась, чувствуя себя полной невеждой. Глупо в таком возрасте ничего не знать о мужском теле. Брендан ведь никогда не давал ей себя трогать.
      – Я… я не хотела сделать тебе больно…
      К горлу подступили слезы, но Элинор усилием воли поборола их.
      – Больно? – Она ощутила, как Рей напрягся.
      Потом его руки заскользили по ее телу, лаская и поглаживая, вызывая такие безумные ощущения, что, казалось, весь мир куда-то исчез. Элинор была уже не в состоянии ни о чем думать – все ее существо сконцентрировалось на этих ощущениях.
      Пальцы Рея ласкали внутреннюю сторону ее бедра, и Элинор затаила дыхание, пронзенная сладкой болью, до сих пор ей неведомой. Ей уже было мало этих ласк, и она жаждала продолжения. Она протестующе вскрикнула, когда Рей неожиданно отнял руку, и он снова стал ласкать ее. Его губы медленно двигались вдоль ее плеча, но ее тело уже стремилось к полному слиянию, и эти медленные ласки были сплошной мукой. Девушку охватила лихорадочная дрожь, в горле пересохло. Она изо всех сил старалась сдержать стоны наслаждения. Ее тело извивалось, словно стараясь без слов объяснить Рею, чего оно жаждет, но тот, казалось, не понимал этих молчаливых призывов.
      И вдруг он неожиданно оторвался от нее и, схватив ее руки, прижал их к кровати по обе стороны ее головы.
      – Ты не причинила мне боли, Элинор, – негромко произнес Рей. – Просто ты делала со мной то же, что я только что проделал с тобой.
      Элинор смотрела на него во все глаза, лишившись дара речи. А потом ее захлестнуло чувство унижения. Какая же она женщина, раз ничего не знает и все ей надо показывать. Тихонько вскрикнув от отвращения к себе, она попыталась вывернуться из рук Рея, но тот держал ее крепко.
      Снова сжав ее в объятиях, он ласкал ее, пока Элинор не взмолилась о пощаде. Еле слышным шепотом она просила его взять ее, положить конец этой сладкой муке. Она тянулась к нему всем телом, и когда он, наконец, сдался, на глазах ее выступили слезы облегчения и торжества.
      Хрипло прошептав ее имя, он вошел в нее. Элинор на мгновение напряглась, но не было ни боли, ни страха – лишь удивительное ощущение обладания, а потом внезапная вспышка радости, когда она почувствовала, с какой готовностью отзывается ее тело на его могучие толчки.
      Наслаждение нарастало так стремительно, что кульминация застигла ее врасплох. Их обоих подхватила сладостная волна наслаждения, и они буквально растворились друг в друге.
      Элинор ощутила завершающий аккорд, сотрясший тело Рея, и ее охватила радость и новое сознание собственной власти и женской силы, о котором она и мечтать, не смела. Рей на мгновение отодвинулся, и по телу Элинор пробежал холодок, но он лишь натянул одеяло и снова прижал к себе девушку, согревая и словно обволакивая своим телом, как драгоценное сокровище.
      Элинор медленно погрузилась в сон.
 
      Когда она проснулась, было уже темно, и Элинор с минуту не могла понять, где находится и что происходит. Рей спал рядом. Элинор повернула голову и посмотрела на него. Внутри у нее снова все задрожало, и тело стало заливаться жаром желания.
      Элинор быстро подавила его, смущенная пробуждением собственной чувственности, но где-то в глубине ее существа желание продолжало биться, как птица в клетке. Наверное, и Эжени чувствовала то же самое. Или, может, наоборот, злилась – ей совсем не хотелось испытывать такие чувства к мужчине, которого она должна была ненавидеть. Она ведь вовсе не ожидала получить наслаждение в своей супружеской постели, и это открытие должно было ее возмутить, ибо давало Бартону совершенно неожиданную власть над ней.
      Элинор тихонько выбралась из кровати и нашарила халат. Десять минут спустя она уже сидела за пишущей машинкой, с головой уйдя в работу. Она настолько увлеклась, что даже не услышала, как спустился Рей.
      – Можно тебя прервать? – негромко спросил он примерно через полчаса.
      Элинор так и подскочила от неожиданности.
      – Если наша близость оказывает на тебя такое воздействие, то, мне кажется, нам надо заниматься любовью как можно чаще.
      Элинор понимала, что Рей ее дразнит, и была благодарна ему, ибо он свел к легкой шутке то, что могло оказаться для нее очень неловким эпизодом.
      – Можно спросить, почему это ты сбежала тайком?
      – Я думала, ты спишь, – подняла на него глаза Элинор. – И не хотела тебя беспокоить.
      Под взглядом Рея она вспыхнула до корней волос, и тот засмеялся.
      – Боюсь, мне не удастся оторвать тебя от машинки на то время, которое понадобится, чтобы продемонстрировать, как именно ты меня беспокоишь. Или удастся?
      Элинор едва сдержала желание встать и идти за ним в спальню. Господи, что он успел с ней сотворить за такое короткое время?
      – Я… вообще-то мне надо бы это закончить.
      – Я понимаю. – Рей наклонился и провел губами по ее шее. Пульс ее мгновенно участился, и ей страстно захотелось обернуться и прижать его к себе, но девушка была еще слишком не уверена в себе, и новые эмоции приводили ее в смятение.
      – Наверное, надо… надо подумать о том, чтобы как-то поесть.
      – В настоящий момент больше всего мне хочется съесть тебя.
      От этих слов по телу Элинор пробежала дрожь, вызывая в памяти такие образы, что у нее закружилась голова. Ее охватила страшная слабость. В отличие от Элинор Рей успел одеться, и теперь она остро ощущала собственную наготу под халатом, ведь ей так не терпелось засесть за машинку, что об одежде она даже не подумала.
      – Тебе известно, что ты меня до смерти напугала? Если бы я тебя потерял…
      Элинор поразили боль и тревога, прозвучавшие в его голосе. Она повернула голову, но тоскливое выражение тут же исчезло из глаз Рея, словно он не хотел, чтобы она прочла его мысли.
      – Вот что, обед я приготовлю сам, но ты должна дать мне кое-что в залог.
      – Пообещать вымыть посуду?
      – Не совсем.
      Рей поднял девушку на ноги, и под его взглядом у нее внутри снова все перевернулось и обмякло. Он наклонил голову, целуя ее, и его рука скользнула под халат. Элинор тихонько застонала, ощутив прикосновение его руки к своей груди, а потом – к соску. Рука мужчины сразу стала настойчивее, и Элинор мгновенно отозвалась на ласку. Ей захотелось снова прижаться к его крепкому телу, еще раз испытать тот дикий восторг, о существовании которого она до сегодняшнего дня и не подозревала.
      Она уже была готова отдаться ему, но тут Рей неожиданно отпустил ее. Элинор неохотно открыла глаза и встретила его взгляд.
      – Если дальше так пойдет, останемся без обеда, – покаянно произнес он. – Ты полностью подрываешь мой самоконтроль – ты очень опасная женщина.
      Опасная женщина. Он ушел, а Элинор все повторяла про себя эти слова, тихонько улыбаясь. Если она опасна, то, как же назвать его?
 
      Рею все-таки удалось отыскать свечи. Они, правда, были совсем простыми – белыми, для кухни, но Рей зажег их с шиком, достойным самого лучшего ресторана. Садясь на галантно поданный ей стул, Элинор втихомолку удивлялась разносторонним способностям этого человека, поначалу казавшегося ей баловнем судьбы, презиравшим женщин.
      Рей приготовил цыпленка в горшочке, и восхитительный аромат блюда наполнял комнату. Но больше всего Элинор удивила неизвестно откуда взявшаяся бутылка вина.
      – Мне пришлось съездить в деревню, – пояснил Рей. – Конечно, шампанское было бы более подходящим к случаю, но в местной винной лавке его не держат.
      Он широко улыбнулся, и Элинор улыбнулась в ответ. «Местной винной лавкой» гордо именовался небольшой ряд полок в крошечном универмаге – единственном месте в деревне, где можно было что-то купить в розницу, не считая аптеки.
      – У меня такое чувство, что по этому случаю надо было бы принарядиться. – Элинор неловко тронула рукой волосы. Она давно забыла о том, что женщина может хотеть ради кого-то выглядеть красивой, и испытала огромное облегчение, когда лицо Рея осветилось улыбкой, зажегшейся где-то в глубине его глаз:
      – Ты нравишься мне такая, как есть.
      К своему удивлению, Элинор почти была готова в это поверить и тихонько засмеялась.
      Однако лицо ее тут же омрачилось: девушка вспомнила, как когда-то, очень давно, уже старалась одеваться так, чтобы понравиться мужчине.
      – Не смей о нем больше думать, – сурово приказал Рей. – Он и я – совершенно разные люди, Элинор, и мне неприятно, когда ты меня с ним сравниваешь. У тебя ведь с тех пор так никого и не было, правда? – коротко спросил Рей, словно заранее зная ответ.
      – Нет. – Элинор отвела глаза. – Наверное, я кажусь тебе ужасно наивной и неопытной. – Она грустно вздохнула. – Это может быть привлекательно в молоденькой девушке, но в женщине моего возраста…
      Рей в мгновение ока оказался рядом и рывком поднял ее на ноги.
      – Может, хватит уже?
      Элинор вскинула глаза, испуганная гневом, прозвучавшим в его голосе.
      – Что хватит?
      – Хватит себя принижать, – резко отозвался Рей. – Опыт еще не гарантирует физического наслаждения.
      – Я ведь даже… даже не знаю, как до тебя дотрагиваться. – Щеки Элинор вспыхнули, и она искоса взглянула на Рея. – Этого и не хватало в моей книге, да? – спросила она. – Опыта. Знания физической стороны любви.
      – Отчасти, но чего действительно не хватало – так это эмоциональной насыщенности. – Рей легко коснулся ее лица, и Элинор вздрогнула. Его глаза потемнели, и у нее перехватило дыхание. – Будешь так на меня смотреть, и нампридется есть этого цыпленка на завтрак, – предостерегающим тоном заявил он.
      Эта реплика сразу разрядила напряжение. Элинор рассмеялась и с нежностью увидела, как лицо Рея осветилось ответной улыбкой.
      Как же она сразу не распознала, что полюбила его? Элинор невольно содрогнулась, внезапно осознав, сколь преходящим может оказаться ее блаженство. Он ведь ни слова не сказал о любви, о каких-то долгосрочных отношениях, вообще ни о чем, кроме того, что хочет ее.
      – Ладно, давай есть.
      Рей усадил ее на место, положил в тарелку цыпленка и наполнил бокалы вином.
      За обедом они вели непринужденную беседу о самых разных вещах. Рей оказался интересным собеседником и прекрасно умел слушать. От вина Элинор немного расслабилась и рассказала ему, как одиноко ей было в детстве.
      – Завидую, что у тебя большая семья, – призналась она. – Ты часто с ними видишься?
      – Не так часто, как хотелось бы. Обычно я провожу Рождество с мамой, но в этом году она уезжает в Штаты. Дик только что обручился и, естественно, хочет познакомить ее со своей невестой и ее семьей.
      – Стало быть, ты останешься единственным, кто еще не обзавелся семьей?
      Элинор вспыхнула, запоздало спохватившись, что задала опасный вопрос.
      – Ну, это вышло случайно. – Рей спокойно и прямо встретил ее взгляд. – Я был помолвлен, когда мне было двадцать два года, но моя невеста пошла на попятный, поняв, что ей придется слишком долго ждать, пока мы поженимся. Я не мог бросить маму. Дик тогда еще учился в школе, а девочки только-только собирались поступать в университет. Не смотри на меня так. Все равно у нас с ней ничего бы не получилось.
      Элинор не могла ему объяснить, что слезы на ее глазах выступили лишь потому, что она вспомнила о том, как по глупости готова была отказать себе в этих драгоценных минутах близости с ним. Рей был совершенно особым человеком, и Элинор не могла не поражаться тому, что он вообще захотел быть с ней, ведь она совсем обыкновенная. Тем не менее, он назвал ее прекрасной и касался ее тела почти благоговейно, словно какого-то сокровища.
      – Боюсь, что десерта не будет.
      – Я все равно не могла бы съесть больше ни крошки, – сказала Элинор, и это была чистая правда. Она всей душой жаждала оказаться снова в его объятиях, испытать головокружительный восторг от соприкосновения с его телом. Возможно, это вино так распалило ее жажду, а, может, она всегда была в ней, глубоко запрятанная в потаенных уголках и ждавшая своего часа.
      – Кофе?
      – Да, пожалуйста. – Надо держать себя в руках, велела себе Элинор, ведь Рей, может, и не захочет ее так скоро.
      – Я подумала, наверное, нам стоит посмотреть, что я сегодня сделала. – Голос Элинор слегка дрожал – она боялась, что Рей догадается о ее смятенных чувствах.
      – Отлично. Тогда идем пить кофе в гостиную.
      – Я сама сварю. Ты ведь уже приготовил ужин.
      – Можешь завтра приготовить завтрак, если очень хочется.
      Сердце Элинор замерло. Она сидела, не смея поднять глаз на Рея. Завтрак. Означает ли это, что он собирается провести с ней ночь? Ее тело сразу запылало в огне желания, хотя в душе Элинор ужасалась силе своих новых чувств. Близость с ним не только не излечила ее от страсти, но стократно усилила ее влечение к нему.
      Когда Рей вернулся с кофе, Элинор склонилась над напечатанными страницами, но не читала.
      Она протянула Рею рукопись, следя за тем, как он садится. Рей читал быстро, но внимательно, изредка останавливаясь, чтобы перечитать тот или иной пассаж. Напряжение внутри Элинор нарастало. Что, если ему не понравится? Что, если вторая попытка окажется не лучше первой? Сегодня Элинор обнаружила, что уже не в состоянии судить о собственной работе: она могла лишь передавать своей героине то, что прочувствовала и испытала сама.
      – Очень хорошо, – спокойно заметил Рей, закончив читать. – Теперь я действительно вижу Эжени как живую. Мне нравится то, как она реагирует на Бартона, то, как она борется со своим влечением к нему и старается от него отмежеваться. Это интересный поворот сюжета. Ты ведь очень сопереживаешь своим персонажам, правда? – мягко спросил он.
      Почему-то у Элинор снова пересохло в горле.
      – Да… наверное. А почему ты спрашиваешь?
      – Вчера ночью, когда ты заснула в кресле, и я отнес тебя наверх, ты назвала меня Бартоном.
      Элинор сразу припомнилось мелькнувшее наутро смутное чувство тревоги. Она вспыхнула и поспешно отвела глаза.
      – Не смущайся. Мне приятно знать, что наша близость вдохновила тебя на то, чтобы описать ее в таких красках. И я рад узнать, что доставил тебе удовольствие. Это действует весьма возбуждающе. Тебе ведь действительно было со мной хорошо, Элинор? – прошептал он. – Потому что мне было с тобой чудесно. Настолько, что я очень хотел бы это повторить.
      – Прямо сейчас? – пробормотала Элинор и не поверила собственным ушам, услышав этот чужой хрипловатый голос, вырвавшийся из ее горла. Что было такого в этом мужчине, что, одним словом он мог превратить ее в сгусток изнывающей от желания плоти? Через минуту она уже была в его объятиях, и его руки скользнули под свитер к ее груди. Стоило ему до нее дотронуться, как Элинор тихо застонала, ощутив, как отозвались на его прикосновение ее соски.
      Рей раздел ее быстро, почти лихорадочно, и в два рывка сбросил с себя одежду. Они любили друг друга прямо на ковре перед камином.
      Губы Рея были везде, он учил ее открывать в себе все новые и новые источники чувственности, доводя до полного исступления.
      Элинор протянула руку, желая дотронуться до него, но Рей мягко остановил ее. Он приподнялся, и в свете камина девушка поняла, зачем он ездил в деревню.
      Заметив ее взгляд, Рей тихонько прошептал:
      – Это показалось мне самым надежным. Не думаю, чтобы ты… была как-то защищена.
      – Нет, я не предохранялась.
      Ей следовало бы почувствовать облегчение и обрадоваться, что он позаботился о ее безопасности, но какая-то часть ее сознания отметила, что он не хочет рисковать, боится, что она может зачать его ребенка, а, стало быть, их отношениям не суждено долго продлиться.
      Элинор думала, что теперь его страсть будет менее бурной, но все было так же, как в первый раз. Приходя в себя после их безумной близости, Элинор молилась про себя, чтобы, когда придет время, ей достало сил отпустить его спокойно и с достоинством. Она никогда не унизит себя и не станет смущать его, показав, как сильно его любит.

7

      Элинор на мгновение проснулась, когда Ре нес ее наверх.
      – Можно мне остаться с тобой или ты хочешь спать одна?
      – Останься, – сонно прошептала она и слегка улыбнулась, почувствовав прикосновение его губ к своей коже. Ей было несказанно приятно быть рядом с ним в постели, чувствовать его руку на своей труди, его ноги, сплетенные с ее ногами. Это была настоящая близость, жаль только, что она не может продлиться вечно, напомнила себе Элинор.
      Она проснулась рано с ощущением того, что полна жизни, как никогда. Сердце пело от счастья. Рей еще спал, и Элинор тихонько выбралась из постели и отправилась в кабинет.
      Было всего шесть утра, на улице еще царил темнота, но Элинор была полна желания приняться за работу. Даже холод в маленьком кабинете не мог остановить ее.
      Слова сами ложились на бумагу, рождая новые образы. Элинор никогда не была так захвачена работой. И никогда еще не получала такого удовольствия от того, что пишет, не испытывала такой несокрушимой уверенности в том, что выходящие из-под ее пера персонажи – яркие, правдивые, полные жизни.
      Вспыльчивая чернокудрая Эжени, гордая и убежденная в том, что только она имеет право распоряжаться своей жизнью, и Бартон, умный, тонкий, загадочный Бартон, прячущий свои истинные чувства под холодной маской придворного…
      У Элинор заболели запястья, и ей пришлось прерваться. Только тут она с удивлением обнаружила, что уже девятый час.
      Девушка поднялась. Сегодня она сама приготовит завтрак и уж в этот раз яичницу не испортит. Но сначала…
      Поднявшись наверх, она увидела, что Рей еще спит. Улыбаясь, Элинор провела кончиками пальцев по его небритой щеке, чувствуя, как щекочет пальцы щетина. Наклонившись, она осторожно поцеловала его в кончик носа и, поддавшись непреодолимому желанию, осторожно обвела линию губ. Какой нежный, любящий, сочувствующий рот. Полностью отражает характер своего хозяина.
      Погруженная в свои мысли, Элинор не заметила, как Рей открыл глаза.
      – Ммм… как хорошо.
      Он легонько укусил ее за палец, поймал запястье и прижался губами к ладони. Элинор вздрогнула от охватившего ее возбуждения и закрыла глаза – Рей продолжал легко покусывать ее пальцы. Отыскав трепетно бившуюся жилку, он осторожно погладил ее. По телу Элинор пробежала волна наслаждения, и она тихонько застонала.
      Эта страсть, неуемное желание, внезапные приливы чувственности. Почему она прежде этого не знала?
      Потому что не знала Рея, словно в тумане подумала Элинор.
      С ним она постепенно забывала годы тоски и одиночества, а сомнения и страхи, посеянные Бренданом, медленно развеивались.
      – Рей, отпусти меня, – глухо прошептала она. – Я как раз собиралась готовить завтрак.
      – Не хочу завтрак, хочу тебя, – протянул Рей. Он стал тихонько посасывать ее пальцы, и сопротивление Элинор тут же прекратилось.
      – И почему это на тебе вечно столько всего надето? – притворно возмутился Рей, зарывшись лицом в ее шею. Его пальцы уже пробрались под ее свитер и рубашку и отыскали грудь.
      У Элинор перехватило дыхание – в его глазах она прочла ту же страсть, которая снедала и ее.
      Когда он закончил раздевать ее, Элинор уже вся дрожала. Его кожа была теплой со сна, и девушка жадно вдыхала ее запах. Она стала осторожно покусывать его плечо, пока Рей не прекратил это, завладев ее ртом.
      Они любили друг друга стремительно, неистово, так, словно им грозила разлука, и каждая минута была дорога.
      Позже, утолив страсть и лежа в его объятиях, Элинор наслаждалась полной эйфорией.
      – Это всегда так бывает? – спросила она. Рей с улыбкой посмотрел на нее.
      – Только с тобой.
      Он, конечно, лукавил. Просто хотел ей польстить, потому что не в его характере было обижать людей – это Элинор уже поняла. И все же она купалась в этих словах, зная, что навсегда сохранит их в памяти. Интересно, понимал ли Рей, что значат они для женщины, большую часть своей взрослой жизни считавшей себя сексуально непривлекательной? И вот рядом с ней появился этот мужчина, доказавший ей, что она ошибалась, что их близость – это нечто удивительное, то, что дано не каждому.
      Только за одно это Элинор могла бы полюбить его, как признавалась она себе позже, когда они сидели за завтраком.
      Но ведь она полюбила его еще до того, как сама об этом догадалась, еще тогда, когда не могла ждать от него ничего, кроме презрения и равнодушия.
      Зато теперь ее любовь окрепла и разрослась, но Элинор клялась себе, что ни за что на свете не признается ему, как сильно его любит. А признаться очень хотелось. Ей не терпелось поделиться с ним своими новыми ощущениями – но нет, она не могла взвалить на его плечи такую обузу.
      Элинор прекрасно понимала, что она не первая женщина в жизни Рея и, надо полагать, не последняя. И должна смириться с тем, что их отношения не будут долгими, а раз так, то незачем омрачать счастливые минуты мыслями о будущем, когда ей придется жить дальше без Рея.
      – Ты хмуришься? Что-нибудь не так? – Увидев, как побледнела девушка, Рей резко поставил чашку с кофе на стол. Взяв ее за подбородок, он заставил Элинор посмотреть ему в глаза.
      – Я… просто думала о книге.
      Под его внимательным взглядом Элинор нервно облизнула внезапно пересохшие губы. Скорее всего Рей догадался, что она не сказала всей правды, но настаивать не стал. Только в глубине его глаз осталась какая-то тень, и Элинор показалось, что она в чем-то разочаровала его.
      После завтрака она вернулась к работе.
      Рею, словно чутье, подсказывало, когда можно прерывать ее, а когда – нет. Он дал Элинор проработать до обеда, а потом вытащил ее из-за стола, несмотря на все ее протесты.
      – Ты уже и так достаточно написала. Если не будешь отдыхать, то совсем себя загонишь.
      Элинор, раздраженная тем, что ее оторвали от книги, огрызнулась:
      – В чем дело? Ты что, мне не доверяешь? Хочешь проверить, что я написала? Желаешь убедиться в том, что там все достаточно «сексуально»?
      Элинор отлично знала, что несправедлива и напрасно кипятится, но реакция Рея удивила ее.
      Вместо того чтобы взорваться, он спокойно произнес:
      – А вот это мы обсудим после обеда.
      Элинор подмывало заявить, что она не желает обедать, но каким-то образом она все же заставила себя сесть за стол и поесть. Только тогда она поняла, в каком была напряжении. Теперь, когда раздражение прошло, Элинор стало стыдно за свою детскую выходку, и она честно извинилась.
      – Не извиняйся, – спокойно отозвался Рей. – Сам факт, что ты так поглощена книгой, говорит о том, что все идет хорошо. Знаешь, что меня раньше больше всего в ней беспокоило?
      Элинор покачала головой, разливая кофе по чашкам.
      – То, что ты была так далека от своих персонажей, особенно от Эжени. Так, словно ты чувствовала к ней – как бы это сказать? – чуть ли не неприязнь, что ли.
      Неприязнь? Элинор нахмурилась, пытаясь дать объективную оценку первому варианту своей рукописи. Да нет, не неприязнь, а скорее – неприятие. Потому что, создавая образ Эжени, она пыталась нарисовать женщину, какой никогда не могла бы стать сама.
      – Что касается исторической фактуры и изложения фактов, – между тем продолжал Рей, – то тут все было так хорошо, что я понял: должен быть какой-то способ вдохнуть жизнь в твоих героев. И я дал себе слово найти этот способ.
      Позже эти слова много раз терзали девушку, но сейчас она не уловила в них ничего тревожного.
      – Как ты смотришь на то, чтобы писать коммерческие романы? По-моему, ты будешь иметь успех.
      – То есть – писать «бестселлеры»? – засмеялась Элинор.
      – Вот именно.
      – Не знаю, не уверена.
      – На твоем месте я бы об этом задумался, ибо, судя по тому, как идет переделка, твоя книга точно произведет фурор.
      Элинор должна была бы обрадоваться, но нет – напротив, ее охватило отчаяние, потому что он, наконец, заговорил о будущем, но не о том, чего она ждала. В его словах не было и намека на то, что это будущее станет их общим.
      Им осталось пробыть здесь всего какие-нибудь две недели. Потом она уедет в рекламное турне, а там уже и Рождество.
      Рождество…
      – Поехали, покатаемся после обеда, – предложил Рей. – Гудуик – местечко историческое.
      Местечко, конечно, было историческое, но стоял холодный ноябрьский день, и над холмами висел туман, а с голых ветвей развесистых деревьев, окружавших стены развалин некогда величественных замков, которые они осматривали по настоянию Рея, тоскливо капал дождь.
      Но даже, несмотря на погоду, живое воображение Элинор сумело восстановить былую красоту этих мест, и оставалось надеяться, что только ненастье придало им такой грустный и меланхоличный вид.
      Они съездили в Милфорд-Хейвен за провизией, и Рей затащил Элинор в местный книжный магазинчик, где они обнаружили два экземпляра ее последней книги.
      Они запаслись книжками в бумажных обложках и кучей журналов, а еще Рей настоял, чтобы купить огромный замысловатый «паззл».
      – Мы всегда покупали такие на Рождество, – пояснил он по дороге в ответ на поддразнивания Элинор, утверждавшей, что взрослому мужчине как-то ни к лицу заниматься такими глупостями. – Наверное, мама считала, что это хороший способ занять нас во время каникул. Она всегда выбирала что-нибудь посложнее – с массой деревьев, отражавшихся в воде…
      – Да, я знаю, о чем ты говоришь.
      – У девочек никогда не хватало терпения их собрать.
      Бросив взгляд на лицо Рея, Элинор заметила, как смягчилось его выражение.
      – А у тебя?
      – Меня тоже частенько подмывало все бросить, но что-то всегда заставляло меня доводить дело до конца. Наверное, самолюбие. Никогда не любил признавать себя побежденным.
      Почему у Элинор внезапно возникло такое ощущение, словно она получила предостережение? Предостережение о чем? Будь она помоложе, а Рей – не таким интеллигентным, можно было бы предположить, что он намеренно решил соблазнить ее, потому что она была для него своего рода вызовом. Но это был не тот случай – вряд ли Рей стал бы опускаться до такого. Просто так получилось, что они стали любовниками, и, как бы то ни было, Элинор была ему благодарна за то, что Рей смел, все барьеры и показал ей, что она по-настоящему женственна.
      Пока он ходил за вином, Элинор заметила небольшой магазинчик, притулившийся в углу улицы, и, подчиняясь внезапному порыву, зашла в него.
      Засовывая свою покупку под купленные ими книги Элинор все еще сомневалась, не зря ли она ее сделала и как отреагирует на это Рей.
      – Сегодня у нас будет настоящий праздник, – объявил он. – В этот раз я все же нашел шампанское.
      Кроме того, они купили лососину и другие деликатесы, и Рей пообещал показать Элинор, как все это готовить.
      Когда они вернулись в коттедж, было уже темно. Дом приветствовал их веселым мерцанием огоньков.
      У Элинор возникло странное чувство. Она не сразу разобралась в своих переживаниях, а когда все поняла, на ее глаза навернулись слезы.
      Она вернулась домой, в уютное, родное место, с близким и родным человеком – вот что это было такое. Рей обнял ее за плечи, и они вместе вошли в дом. В отличие от отца Элинор Рей был очень ласковым, но при этом мягкость и заботливость нисколько не уменьшали его мужественности, а скорее подчеркивали ее. С ним Элинор чувствовала себя как за каменной стеной: защищенной, любимой, женщиной, которую холят и лелеют.
      Наверное, глупо было поддаваться таким эмоциям – ведь, в конце концов, она современная женщина: умная, способная, прочно стоит на своих ногах. Ей нет нужды искать поддержки у мужчины. Вероятно, существуют какие-то инстинкты, которые никогда не отмирают, думала девушка, входя в кухню. Зависимость женщины от мужчины уходит корнями в глубь веков, еще ко временам пещерных людей, когда единственное, на что женщина была способна, – это рожать детей, а мужчина был охотником и добытчиком.
      Элинор была так погружена в свои мысли, что Рею пришлось дважды окликнуть ее, прежде чем она отозвалась.
      – Снова о книге? – спросил он.
      – В общем, да… – Это было отчасти правдой, ибо Элинор как раз подумала о том, как бы Эжени справилась с этим первобытным инстинктом, так глубоко заложенным в женской психике.
      – Ясно. Я вижу, ты снова собираешься меня покинуть.
      Он лишь дразнил ее, и Элинор это понимала, но ей не понравилось внезапно возникшее у нее желание угодить ему, и она сразу внутренне ощетинилась.
      – Я ведь за этим сюда и приехала, – с вызовом заявила она. – Работать, и, по-моему, именно ты настаивал…
      Рей положил свертки с покупками на стол и, подойдя к Элинор, взял ее за руки:
      – Успокойся, я же просто пошутил. Разумеется, ты должна работать, тем более если у тебя есть такая потребность. Это даже к лучшему, потому что даст мне возможность заняться собственными делами.
      Он подхватил пакет с купленными ими книгами и выудит из него несколько штук.
      Это были книги, выбранные им самим, и Элинор только сейчас заметила, что все они принадлежат перу одного и того же автора.
      – Он подумывает о том, чтобы сменить агента, и есть шанс, что он придет к нам. Стиль его нам не совсем подходит, но, возможно, в этом вина его прежних издателей. Надо посмотреть. Я вовсе не хочу мешать тебе работать, Элинор, просто хочу, чтобы ты не переутомлялась. Ты ведь трудишься, как одержимая. Без еды, без сна, без отдыха.
      Так вот какой она ему кажется – одержимой! Элинор слегка поежилась. Может, он намекает на то, чтобы она не переносила эту свою одержимость на их взаимоотношения? Напрасно, она уже все поняла. В конце концов, он ведь ничего не обещал, не давал никаких клятв и ни слова не сказал о любви, даже в минуты самой пылкой страсти.
      Рей, складывавший книги назад в пакет, внезапно озадаченно нахмурился:
      – А это еще что?
      – Ничего, – поспешно пробормотала Элинор, протягивая руку, чтобы выхватить у него сверток. – Просто я кое-что купила.
      Рей несколько секунд внимательно смотрел на раскрасневшееся от смущения лицо Элинор, затем с легкой улыбкой протянул ей пакет. Девушка протянула руку, но от волнения сверток выскользнул у нее из пальцев. Рей успел подхватить его, но оберточная бумага уже развернулась, и – содержимое едва не вывалилось наружу.
      Все прежние страхи Элинор вернулись вновь. Она стояла, не в силах пошевелиться, и лишь беспомощно смотрела на тонкое нижнее белье, проглядывавшее из прозрачного пакета. Лицо ее горело от унижения. Хоть бы Рей что-нибудь сказал, а то стоит и смотрит на нее своим невозмутимым взглядом.
      Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он заговорил.
      – Идем со мной, – спокойно произнес он и, взяв Элинор за руку, повел в их теперь уже общую спальню.
      Как и в первый раз, он поставил Элинор перед зеркалом, медленно расстегнул пуговки на ее блузке и снял ее. Девушка изо всех сил старалась унять охватившую ее дрожь. За блузкой последовала юбка, чулки и нижнее белье, пока Элинор не предстала перед зеркалом обнаженной.
      – Смотри. – Ладони Рея обхватили ее груди. – Все это – ты, и ты так прекрасна, так совершенна, что тебе не нужна никакая мишура, никакие наряды. Я наслаждаюсь тобой такой, какая ты есть. Но, будучи мужчиной, я не могу не радоваться тому, что ради меня тебе захотелось стать еще прекраснее. – Он медленно провел ладонями по ее телу. – Нет ничего чудеснее, чем твоя шелковистая кожа, и ничто так не возбуждает меня, как твой отклик на мои прикосновения, – продолжал Рей, медленно повернув ее к себе. – Чего ты так испугалась?
      Элинор действительно трясло. Она лихорадочно прижала к себе белье. Она купила его, поддавшись внезапному порыву – просто ей захотелось как-то отпраздновать пробуждение своей женственности. Но когда она вышла из магазина, ее охватил страх, почти паника, и, пока они доехали до дома, Элинор уже решила, что не станет надевать это белье. Любая другая женщина не нашла бы в нем ничего особенного: это были просто дорогие красивые шелковые вещички, обычные для дам, любившие одеваться элегантно и женственно. Однако они так отличались от простецкого хлопкового белья, которое всегда носила Элинор, что казались ей верхом искушения.
      – Я… думала, ты будешь надо мной смеяться.
      И тут Рей рассердился. Элинор чувствовала это даже в его молчании. Он весь напрягся, почти так же сильно, как она.
      – Элинор, Элинор, ты по-прежнему мне не доверяешь? – резко спросил он. – Какая-то часть твоего существа все еще подсознательно боится, что я могу оказаться еще одним Бренданом, ведь так?
      Что она могла ему ответить? Отчасти он был прав, но не совсем: она не доверяла не ему, а себе. Их отношения были для нее настолько новы, а сам факт того, что он хочет ее, казался ей настолько неправдоподобным, что она боялась принять это как должное, как естественное течение событий. Словно ребенок, получивший долгожданный подарок и трясущийся от страха, что его отнимут, угрюмо призналась себе Элинор.
      – Ты ведь теперь уже знаешь, что я хочу тебя. Тебя, – с нажимом сказал Рей. – И мне все равно, как ты одета – в простой хлопок или в шелка и кружева.
      – Но тебе больше нравится, когда у меня волосы распущены, – напомнила Элинор.
      – О, это чисто эгоистические соображения. Мне приятно пропускать их сквозь пальцы, а когда они стянуты в узел, я этого делать не могу. Верь мне, Элинор, – настойчиво уговаривал Рей. – Я не такой, как Брендан. Я не могу изменить прошлого, но ведь я не часть его, правда? Я часть твоего настоящего.
      Он медленно отпустил девушку.
      – В эту минуту мне больше всего на свете хочется уложить тебя в постель и доказать, как я тебя хочу. Но это не выход, физическую близость нельзя использовать для таких вещей. Я хочу, чтобы ты доверяла мне полностью, причем и тогда, когда твой мозг ничем не затуманен. Все, я пошел готовить ужин.
      Элинор одевалась как в тумане и, только спускаясь вниз, сообразила, что на ней новое белье. С каждым шагом она слышала легкий шорох и ощущала прикосновение тончайшего атласа к своей коже. Это было очень приятно – почти как… почти как прикосновение Рея, смущенно отметила про себя девушка.
 
      Дни бежали быстро. Книга стремительно продвигалась вперед. Элинор почти полностью переписала ее, настолько она была увлечена развитием отношений своей героини с ее мужем.
      Помощь Рея была просто неоценимой. Он перечитывал, одобрял, иногда указывал, где можно внести исправления.
      Элинор немного прибавила в весе, от силы на килограмм, но это сразу сгладило некоторую угловатость ее фигуры. Глядя на себя в зеркало, она видела новую Элинор. В лице и фигуре этой женщины отражались все ее чувства. Она и двигалась с какой-то новообретенной уверенностью, словно ее тело наслаждалось каждым движением.
      Элинор научилась даже посмеиваться над собой, что было для нее прежде совершенно немыслимо.
      Ей казалось, что с течением времени влечение к ней Рея ослабеет, однако оно, наоборот, становилось все сильнее. Иногда он любил ее со страстью, граничившей с отчаянием, словно пытался дотянуться до чего-то, но это что-то все время ускользало. Элинор даже стала беспокоиться, что не удовлетворяет его, что эта его лихорадочная страсть вызвана тем, что ей чего-то недостает. Но она боялась спросить его об этом прямо.
      Иногда она замечала, что Рей смотрит на нее так, словно ждет чего-то. Порой, когда в порыве страсти она стонала от наслаждения, у Элинор возникало такое чувство, словно он хочет чего-то большего, но чего еще тут можно было желать?
      Он ни разу словом не обмолвился о том, что будет, когда они вернутся в Лондон. И Элинор невольно стала понемногу отдаляться от него, готовя себя к тому времени, когда он перестанет быть частью ее жизни. Они по-прежнему занимались любовью, но в душе Элинор снова возводила барьеры.
      Может, Рей и заметил это, но не сказал ни слова. Скорее всего, если даже и заметил, то теперь радуется, что она ведет себя так по-взрослому, решила Элинор. В конце концов, он мужчина. Если бы он хотел, чтобы их отношения продолжались, ему достаточно было сказать просто, сказать об этом. Не может же он не видеть, как она к нему относится.
      Вечером накануне отъезда они собирались поужинать в небольшом ресторанчике за Мил-форд-Хейвеном. Элинор предпочла бы остаться в коттедже, но она подозревала, что Рей просто боится, как бы она ни расклеилась напоследок, вот и предложил ей выйти из дома, чтобы как-то обезопасить себя.
      С некоторым удивлением, обнаружив в городе дорогой магазин, торговавший одеждой от известных модельеров, Элинор купила себе новое платье из шелковистого трикотажа. Оно струилось, мягко облегая тело, а рисунок напоминал змеиную кожу. К нему Элинор надела шелковые чулки и туфли на высоком каблуке. Но даже на каблуках она была ростом значительно ниже Рея.
      Поскольку у нее не было подходящей к платью накидки или пальто, Рей припарковал машину прямо у входа в ресторан.
      В баре им предложили напитки. Рей заказал шампанское, но Элинор еле пригубила свой бокал. Она была натянута, как струна, и страшно взвинчена. Больше всего на свете ей хотелось остаться с Реем наедине. Ей вовсе не улыбалось отмечать их последний вечер в ресторане.
      Последний вечер. Рей взглянул на нее, Элинор вся затрепетала. Он хотел что-то сказать, но в это время подошел метрдотель с сообщением, что их столик готов.
      По пути к столику Элинор с изумлением ловила на себе восхищенные взгляды мужчины. Надо же, мужчины на нее смотрят…
      Она не сознавала, что гордо несет себя, как женщина, которая любит и любима, и эта ее новая уверенность в своей женственности бросалась в глаза точно так же, как прежде – комплекс неполноценности. Когда они уселись за столик, вид у Рея был хмурый. Он на что-то сердился, и у Элинор упало сердце. Конечно, вся эта затея с рестораном была ошибкой.
      Элинор протянула руку через стол и коснулась его локтя. Глаза ее смотрели тревожно.
      – Рей, в чем дело? Что случилось?
      Он неожиданно бросил салфетку и резко сказал:
      – Идем отсюда.
      Прежде, чем Элинор успела возразить, они уже оказались на стоянке и Рей усаживал ее в машину.
      Они возвращались в коттедж в молчании. Элинор боялась заговаривать, ибо чувствовала, что стоит ей сказать слово, и Рей может взорваться. Внимание самого Рея было приковано к дороге и, судя по всему, к снедавшим его мрачным мыслям.
      Элинор решилась заговорить только тогда, когда они вошли в кухню. Утром они собирались выехать как можно раньше и всю вторую половину дня прибирались в доме, наводя порядок.
      – Сейчас я нам что-нибудь приготовлю, – сказала Элинор, мысленно перебирая в уме содержимое холодильника. Они ведь выбросили все, кроме бекона, яиц и хлеба на завтрак.
      – Я не хочу, есть, – буркнул Рей.
      Он вел себя совершенно непонятно. Рей был одним из самых уравновешенных людей, с кем доводилось встречаться Элинор. Конечно, он мог сердиться, но всегда умел взять себя в руки и, уж конечно, умел считаться с мнением других людей.
      Элинор порывисто протянула к нему руки и снова спросила:
      – Рей, в чем дело? Что…
      – В чем дело? Да вот в чем, черт побери!
      Рей свирепо привлек ее к себе и впился в ее губы, до боли терзая их. Должно быть, Элинор протестующе вскрикнула, ибо он внезапно отпустил ее, взял ее лицо в ладони и прижался пылающим лбом к ее лбу.
      – Боже мой, прости… – еле слышно прошептал он. – Я хотел сводить тебя в ресторан… напоследок. – Он потряс головой, и, когда снова заговорил, голос его звучал глухо и хрипло. – Но я не мог ни о чем думать – лишь о том, как сильно я хочу тебя обнять и как меня бесит то, что я не могу к тебе прикоснуться.
      Элинор вздрогнула – ведь она испытывала то же самое.
      – Я так ревновал, черт побери. Все эти мужики, которые на тебя уставились. Господи, я веду себя, как какой-нибудь болван из викторианской эпохи.
      Рей ее ревнует? Сердце Элинор сразу растаяло от нежности и любви. Повернув голову, она поцеловала его, ощутив губами твердую гладкую щеку, коснулась кончиком языка его шеи. Рей судорожно сглотнул, и его руки крепче сомкнулись на ее предплечьях. Элинор расстегнула пуговицы на его рубашке, медленно провела губами по его груди и радостно почувствовала, как забилось его сердце и участилось дыхание.
      Они вновь занимались любовью на ковре перед камином. Элинор было наплевать, что ее новое платье валялось смятой кучкой шелка там, куда его отбросил Рей.
      Спать они отправились поздно, словно не хотели терять ни минуты из отпущенного им времени, но Рей по-прежнему ни слова не сказал о том, увидятся ли они в Бристоле, о том, нужна ли она ему и хочет ли он встречаться с ней дальше.
      Элинор проснулась рано. Она вся дрожала, находясь во власти сна, в котором Рей уходил от нее. Девушка в отчаянии протянула к нему руку, ища утешения в его близости, лихорадочно провела ладонью по его груди.
      Рей проснулся и тихонько застонал, наслаждаясь ее прикосновением. Его рука нашла ее грудь, сжала сразу набухший сосок и стала ласкать его. Потом он провел по напрягшейся груди Элинор губами, и она содрогнулась от удовольствия, чувствуя, как он легонько сжимает ее сосок зубами.
      Ее тело подрагивало от жажды слиться с ним. Ощущение его возбужденной плоти, прижимавшейся к ее животу, стократно усилило эту жажду. Элинор стала медленно двигаться вдоль его тела. Она уже знала, каким образом может доставить ему наивысшее наслаждение, однако, когда она протянула руку, чтобы коснуться его, Рей неожиданно остановил ее.
      – Нет, сейчас нельзя… – хрипло прошептал он, отрываясь от ее груди. – Ты не защищена. Я могу нечаянно сделать тебе ребенка.
      Сделать ей ребенка. Тело Элинор предательски возликовало. Ребенок Рея. Она ощутила спазм наслаждения при одной мысли о том, что может зачать его ребенка.
      Это безумие! – сказала она себе. То, что она затеяла, – настоящее сумасшествие, потом она об этом еще пожалеет. Но ее рука уже сама собой ласкала его тело, и Элинор ощутила, как Рея сотрясла дрожь страсти.
      Он стал медленно двигаться в такт ее движениям. Элинор была охвачена сознанием своей земной женской силы, сумевшей отмести все его протесты. Она медленно и настойчиво соблазняла его, пока он не зарычал от страсти. Он резко вошел в нее, с каждым толчком ведя их к полному экстазу. У Элинор все ощущения усиливались при мысли о том, что это последний раз. Больше им никогда не быть вместе и не делить этих минут совершенно особой близости.
      Все закончилось слишком быстро. Элинор чувствовала себя странно насытившейся и одновременно опустошенной. Рей лежал рядом на спине. Он тяжело дышал, не делая попыток до нее дотронуться.

8

      Плимут в декабре. Не самое лучшее время для посещения полуострова, мрачно размышляла Элинор, глядя на город в окно из своей комнаты в отеле. Эти мысли посещали ее уже не в первый раз.
      Прошла почти неделя с тех пор, как они вернулись из Уэльса, а от Рея все не было весточки. Впрочем, чего она ожидала? Что в ее отсутствие он поймет, что жить без нее не может? Едва ли. Она была для него просто коротким наваждением, вроде тех мозаик, которые он считал себя обязанным закончить, во что бы то ни стало. Но как только картинка складывалась, он мог забыть о ней. Элинор тоскливо закрыла глаза. Для Рея она была просто вызовом, вот и все. Ему надо было, чтобы она закончила книгу, и если для этого требовалось уложить ее в постель, – что ж, цель оправдывает средства. В конце концов, он был профессионалом высокого класса и все же сумел ее заставить вдохнуть жизнь в ее героев.
      В последний день, когда они были вместе, Рей нарочно говорил исключительно о ее будущем, словно давая понять, что в его жизни для нее нет места. Он рассуждал о ее турне, старательно уклонялся от темы Рождества – не сказал, ни где он будет его встречать, ни с кем. Встретиться он не предлагал. Да и весь разговор о турне был чисто практического свойства: где она собирается останавливаться и надолго ли, в каких местах будет раздавать автографы. Для агента задавать такие вопросы было вполне естественно, но уж никак не для любовника.
      Единственным человеком, кого она волновала, была Мейми. Она навестила Элинор перед турне, чтобы подтвердить свое приглашение на Рождество. Элинор пообещала приехать пораньше, чтобы помочь подруге подготовиться к наплыву гостей.
      Мейми, естественно, сразу заметила перемену в Элинор. Она сделала одобрительное замечание насчет ее прически и внимательно вгляделась в лицо подруги.
      – Это явно мужчина, – наконец произнесла она. – Я его знаю?
      – Нет, – солгала Элинор, не пытаясь возражать против первой части фразы. В конце концов, глупо отрицать очевидное.
      – Но ты меня с ним познакомишь? – осторожно спросила Мейми.
      – Боюсь, что нет, – ответила Элинор как можно более беспечным тоном. – Не те отношения.
      – Он женат? – Мейми была явно обеспокоена.
      – Нет. – Элинор набрала побольше воздуха в легкие. – Просто я решила, что хватит уже воспоминаниям о Брендане портить мне жизнь. А этот мужчина… он заставил меня понять, что я была одна слишком долго, вот и все.
      Это было вполне правдоподобное объяснение, и что-то в голосе Элинор подсказало Мейми, что дальше расспрашивать не стоит.
      – Что ж, – улыбаясь, непринужденно заметила она. – Кто бы он ни был, он определенно преобразил тебя. Придется мне теперь получше присматривать за Фредом, когда ты будешь у нас, это уж точно.
      Да, Рей преобразил ее – и внешне, и внутренне. Элинор оторвалась от окна. Проклятое турне, слишком много времени остается для размышлений и воспоминаний. Она снова и снова перебирает в памяти прошлое, выискивает какие-то важные подробности, ускользнувшие от нее в угаре страсти, когда она была способна лишь наслаждаться счастьем рядом с Реем. И совершенно неожиданно ей на память все чаще и чаще стал приходить Брендан, о чьем существовании она совсем позабыла.
      Брендан вышел из бедной семьи, совсем как Рей, и старался всеми силами пробиться в жизни. Он казался милым, обаятельным, заботливым – тоже совсем как Рей. И Брендану не нужна была она сама, он видел в ней лишь средство для достижения цели. Но Брендану не удалось получить то, что он хотел, зато, похоже, у Рея это получилось блестяще.
      Так, пора приниматься за работу, сердито решила Элинор. Надо направить всю энергию на разработку замысла новой книги. Рей обещал дать ей знать, как отнесутся издатели к новой редакции ее романа, но пока от него не было ни слуху, ни духу. Рано или поздно ему придется с ней связаться, иначе она будет подыскивать себе нового агента, мрачно решила Элинор.
      Все, что ей оставалось теперь – это стараться прожить очередной день в надежде, что боль когда-нибудь утихнет. Она уже снова похудела, и на ее лицо вернулось выражение тоскливого одиночества, бросавшееся в глаза и заставлявшее людей недоумевать, что же случилось с этой женщиной. Но никто не решался спрашивать из страха вмешаться в чужую личную жизнь.
      Сегодня Элинор предстоял ужин с владельцем местного книжного магазина. На завтра было назначено интервью по радио и раздача автографов. В прежнее время такое внимание к ее особе нервировало бы Элинор, но сейчас для нее это был способ отвлечься от грустных мыслей.
      Элинор бросила взгляд на платье, которое вывесила, собираясь надеть на ужин. Это было то самое платье, купленное ради Рея, которое она надевала в их последний вечер… На Элинор нахлынули воспоминания, и она изо всех сил постаралась стряхнуть их. Она знала, что будет больно, но даже представить себе не могла, насколько. Когда ее бросил Брендан, ей тоже было больно, но теперь Элинор понимала, что причиной тому было в основном потрясение и ужас оттого, что он заставил ее разувериться в себе. Да еще бешенство Брендана из-за того, что он не смог добиться своего. Нынешняя боль была совсем другая. Она была настолько сильной и всепоглощающей, что по сравнению с ней ничто не имело значения.
      Элинор поражало, как можно было, чувствуя себя такой несчастной, так сказочно выглядеть.
      Ее кожа словно светилась, волосы блестели, и она не могла не замечать восхищенных взглядов, которые бросали на нее мужчины.
      Можно было поблагодарить Рея за этот почти осязаемый ореол женственности, окружавший ее теперь. Элинор не стала больше закалывать волосы, наоборот, она сделала укладку, подчеркивавшую пышность кудрей, и стала понемногу экспериментировать с макияжем. Вот и теперь, собираясь на ужин, она подкрашивалась перед зеркалом, размышляя, о чем хочет поговорить с ней Клиффорд Харпер – владелец магазина.
      Харпер оказался высоким мужчиной лет тридцати пяти. Он был жилистым и смуглым – настоящий корнуэлец.
      В прежние времена она бы постаралась отказаться от приглашения, но теперь, когда она вновь обрела себя, Элинор уже была способна смотреть на мужчину просто как на еще одно человеческое существо, а не как на врага, который неизбежно сочтет ее недостойной своего внимания.
      Они ужинали в отеле. Элинор спустилась вниз с небольшим опозданием и обнаружила, что Клиффорд уже ждет ее.
      Его восхищенный взгляд говорил, что платье ей к лицу, и девушка постаралась отогнать от себя мысли о другом мужчине, смотревшем на нее с таким же восхищением, которому не терпелось сорвать с нее это платье и ласкать ее до тех пор, пока…
      Тут Элинор спохватилась, встретив слегка озадаченный взгляд Клиффорда.
      – Простите. Это турне очень напряженное и уже начинает на мне сказываться. Вы что-то сказали?
      – Ничего особенного. Лишь то, что вы очень красивая женщина, – сдержанно отозвался ее спутник.
      Очень красивая женщина. Вот уже второй мужчина говорит ей об этом. Странно, что эти слова теперь не имели никакого значения. Ей не нужны были комплименты, внимание, обожание – ей нужен был только Рей. Чтобы он был рядом. Его улыбка, тепло его тела, его любовь.
      Клиффорд Харпер оказался интересным собеседником, и в другое время Элинор, наверное, получила бы удовольствие от его общества. Но не теперь…
      Боль от потери Рея стала невыносимой, Элинор просто физически ощущала ее. Боль нарастала, становясь все нестерпимей, и, в конце концов, Элинор пришлось встать посреди ужина и, извинившись, уйти в дамскую комнату.
      Когда она вернулась, ее лицо было настолько бескровным, что Клиффорд встревожено поднялся.
      – Прошу прощения. По-моему, я подхватила какой-то вирус. Боюсь, нам придется все отменить.
      – Позвольте, я провожу вас в номер.
      Элинор попыталась отказаться, но Клиффорд настаивал, к тому же она нетвердо стояла на ногах и ее поташнивало.
      Слишком много времени в разъездах, слишком много новых лиц, а может, просто она слишком тосковала по Рею.
      В лифте тошнота усилилась, и Элинор была рада опереться на руку мужчины, особенно, когда лифт толчком остановился. Клиффорд помог ей выйти. Элинор прежде никогда в жизни не падала в обморок, но теперь была близка к этому как никогда.
      Ее номер находился рядом с лифтом, и она слабо кивнула головой в ответ на вопрос Клиффорда, взяла ли она с собой ключ.
      – Он в моей сумочке, – сказала Элинор, протягивая ему свой ридикюль. Клиффорд открыл его и принялся искать ключ, а девушка устало прислонилась к стене.
      Она чувствовала себя ужасно – такого с ней не было даже тогда, когда она болела гриппом.
      Раздался стук закрывающихся дверей лифта. В голове Элинор он отозвался глухим рокотом.
      Клиффорд открыл дверь номера и придержал ее ногой, одновременно поддерживая повисшую на нем Элинор.
      – Может быть, мне пригласить врача?
      Даже несколько шагов по комнате казались Элинор неимоверным усилием. Продолжая стоять у входа, она лишь покачала головой, не в силах говорить. В нескольких метрах от них распахнулась дверь лифта.
      – Я через пару минут приду в себя.
      Единственное, чего хотелось Элинор, – это чтобы ее оставили в покое. Состояние у нее было кошмарное, но если она об этом скажет, Клиффорд поднимет на ноги весь отель и начнется суматоха. А с ней ведь ничего серьезного – просто она тоскует по Рею. Тоскует? Элинор едва не расхохоталась вслух. Без него ее жизнь – пустыня, выжженная безводная земля, где ничего не растет, и человеку остается лишь медленно умирать.
      – Идемте. Вам надо лечь в постель.
      Клиффорд помог ей войти. Краем глаза Элинор успела заметить неясный силуэт мужчины, идущего по коридору.
      – Странно, – заметил ее спутник, закрывая дверь. – Наверное, он ошибся этажом. Он дошел до вашей двери, а потом вдруг повернул назад. И вид у него был такой, словно он на что-то жутко разозлился.
      У Элинор раскалывалась голова, во рту пересохло, и приключения соседей по этажу ее сейчас интересовали меньше всего на свете.
      – Вы уверены, что вам станет лучше? – настойчиво спросил Клиффорд. – Вы…
      – Со мной все будет хорошо. Извините, что испортила вечер.
      – Я позвоню вам утром. – И Клиффорд, сочувственно кивнув, вышел.
      Утром Элинор уезжала, но у нее не было си сказать об этом. Она услышала, как щелкну замок. Дверь захлопнулась, и девушка, не раздеваясь, провалилась в глубокий сон.
      Она проснулась на рассвете, совершенно окоченевшая, все мышцы ныли. Раздевшись и приняв ванну, Элинор забралась снова в постель. Никогда еще она не чувствовала себя такой измученной. В животе была пустота, и девушка попыталась вспомнить, когда в последний раз нормально ела.
      К своему полному смятению, она обнаружила, что ее последней полноценной едой был завтрак в обществе Рея. С тех пор она лишь клевала, как птичка. Нечего удивляться, что она чувствует себя заболевшей.
      Ее разбудил звонок служащего отеля, о котором она договорилась накануне. Элинор поднялась, словно в летаргическом сне. Она заказала завтрак в номер, но есть, почти не могла. При виде еды ее желудок сразу начинал бунтовать. Уложив чемодан, она позвонила портье, а затем спустилась вниз навстречу Рейчел Пелем – агенту из издательства, сопровождавшей ее во время турне.
      Рейчел была пухленькой энергичной девушкой лет двадцати пяти, с копной кудрявых темных волос и приветливой улыбкой.
      – Вы хорошо себя чувствуете? – нахмурилась она, увидев бледное лицо Элинор.
      – По-моему, я подхватила вирус.
      – Ой, как жалко, прямо перед Рождеством!
      Элинор увидела встревоженный взгляд Рейчел и поняла, что та испугалась, как бы она не отменила турне. Какой в этом смысл? Какая разница, где болеть – здесь или в Бристоле?
      – Кстати, – сообщила Рейчел, когда их чемоданы были уложены в машину, – вас вчера кто-то искал. Он вас нашел?
      – Искал? – Сердце Элинор подпрыгнуло. – Кто?
      – Не знаю, – пожала плечами Рейчел. – Девочки в регистратуре сказали мне, что вчера к вам приходил какой-то мужчина. Они сказали ему, в каком вы номере. Наверное, кто-нибудь из местной прессы…
      – Да-да, – тупо согласилась Элинор. – Конечно, из прессы.
      А она-то на минуту по глупости возомнила, что этим таинственным посетителем мог быть Рей.
 
      Последним городом, завершавшем ее турне, был Падстоу. Здесь Элинор дала интервью по радио и подписала автографы. К пяти часам вечера она чувствовала себя совершенно разбитой. Всего один день – и она будет дома. Надо ведь еще купить подарки к Рождеству.
      Мейми с Фредом всегда обставляли Рождество очень торжественно, любили дарить роскошные подарки, и Элинор старалась не ударить в грязь лицом в ответ на их щедрость.
      На пути к машине ее внимание привлекла витрина одного из магазинов, и Элинор остановилась, чтобы посмотреть.
      В витрине были выставлены старомодные колыбельки со стегаными одеяльцами и подушечками, украшенными аппликациями ручной работы. Одни были яркие, другие – мягких пастельных тонов. Одна колыбелька Элинор особенно понравилась. Она знала, что и Мейми придет от нее в восторг, но сомневалась, стоит ли дарить колыбельку на Рождество – ведь это значило бы искушать судьбу, особенно если вспомнить, что у Мейми когда-то был выкидыш.
      Ладно, решила Элинор, колыбельку она все-таки купит, но придержит до тех пор, пока не родится малыш. Попросив Рейчел подождать, она вошла в магазин.
      Когда они добрались до отеля, Элинор извинилась перед Рейчел, сказав, что предпочла бы поужинать в номере.
      – Конечно, не извиняйтесь. У вас вид совершенно измученный. Вы уверены, что готовы продолжать турне?
      – Остался ведь всего один день, – напомнила Элинор.
      Всего один день – и будет неделя с тех пор, как она в последний раз видела Рея. Целая неделя. Элинор поежилась и плотнее закуталась в пальто.
 
      Турне завершилось, по утверждению Рейчел, вполне успешно. Элинор каким-то образом умудрялась улыбаться и что-то говорить во время многочасовых интервью и ток-шоу, подписывать книги и отвечать на вопросы. И вот теперь, слава Богу, все закончилось.
      Как и ее отношения с Реем, тоскливо думала Элинор, сидя в поезде, куда ее благополучно посадила Рейчел.
      Пора ее цветения миновала. Это было недолгое цветение, и теперь она снова будет блуждать в лесу одиночества и тоски. История Эжени увела ее в мир фантазий, заставив поверить, что она может стать не той, кем была на самом деле: женщиной, которой дано быть любимой. А теперь ей придется смириться с жизнью без Рея, ибо если она услышит из его уст слова презрения, этого она просто не вынесет. Слова Брендана когда-то искалечили ей жизнь, но слова Рея могли просто убить ее – это Элинор знала твердо. Лучше уж вернуться к прежней серой жизни и никогда его больше не видеть. И постараться преодолеть боль. Возможно, когда-нибудь ей удастся передать это в одной из своих книг, с печальной иронией думала Элинор.
      Путь домой показался ей бесконечным. В Бристоле было холодно и сыро, и, когда Элинор наконец открыла дверь своей квартиры, единственное, о чем она мечтала, – это лечь в постель.
      Ее разбудил телефонный звонок, и на одно безумное мгновение в ней вспыхнула надежда, что это может быть Рей. Элинор дрожащей рукой сняла трубку.
      – Элинор, ты хорошо себя чувствуешь?
      При звуке резковатого голоса ее агента сердце Элинор упало.
      – О, Диана, привет. Все нормально, – солгала Элинор. – Ты-то как?
      – Меня, наконец, выпустили, и мне просто не терпится взяться за работу. Поэтому я тебе и звоню. Как прошло турне?
      – Вполне прилично.
      Последовало короткое молчание, словно что-то в бесцветном голосе Элинор насторожило Диану.
      – Что ж, у меня для тебя прекрасные новости. Издатели в восторге от твоего романа. Рей оставил мне записку. Он пишет, что они рвутся издать книгу как можно скорее. Элинор, ты меня, слушаешь?
      Элинор стиснула трубку изо всех сил, так, что побелели костяшки пальцев.
      – Да-да. Стало быть, Рей уехал?
      Господи, неужели любовь настолько лишила ее остатков гордости, что она теперь будет цепляться за любой клочок информации, выспрашивая о нем всех подряд?
      – Да. У него в этом году не было нормального отпуска, и он внезапно решил, что пора сменить обстановку. По-видимому, отправился к своей сестре. Слушай, мы можем встретиться? Издатели просто из кожи вон лезут – мечтают продолжить сотрудничество. В этот раз, наверное, закажут семейную сагу – снова что-нибудь историческое, конечно…
      Стало быть, Рей вернулся к обычной жизни удачливого предпринимателя, в которой ей не было места. Элинор представляла для него вызов с профессиональной точки зрения, но дело было сделано, и он потерял к ней интерес. Теперь Элинор для него – лишь еще одно имя в списке его агентства, еще один автор, на котором можно сделать хорошие деньги.
      Работа… вот универсальное средство от всех несчастий. Элинор закрыла глаза.
      – Элинор, ты меня слышишь?
      – По-моему, я подхватила вирус, Диана. Давай лучше встретимся после Рождества, хорошо?
      По короткой паузе в телефонной трубке Элинор догадалась, что ее агента удивил такой ответ, ведь в прошлом ничто не могло оторвать Элинор от ее работы.
      – Да, конечно. Ты, наверное, будешь встречать Рождество, как всегда, с Мейми и Фредом?
      – Да.
      – А я-то надеялась вытащить тебя на обед, чтобы отпраздновать…
      Отпраздновать. При одной этой мысли желудок Элинор болезненно сжался, и она понурила голову, чувствуя себя виноватой оттого, что у нее нет никакого желания что-то отмечать.
      – Я бы с удовольствием, – солгала Элинор, – но после этого турне я совсем измотана и ничего не успеваю. На рождественских каникулах я подумаю о новой книге и свяжусь с тобой после Нового года, – предложила она.
      Повесив трубку, Элинор села и обхватила себя руками, словно это могло помочь ей хоть как-то утишить боль.
      Ведь мог же Рей сам сообщить ей хорошие новости? Или таким образом он лишний раз подчеркивал, что между ними все кончено, что теперь она для него – лишь маленький эпизод из прошлого, и пусть там и остается? Как вообще поступают в таких случаях? Рей ведь не был жестоким, напротив, но у Элинор не было опыта в – таких вещах, и она понятия не имела, как обычно ведут себя мужчины, желая прекратить любовные отношения.
      Любовные? Для нее – может быть, но для него?
      Перестань об этом думать. Хватит себя изводить, сурово велела себе Элинор. Больше всего на свете ей хотелось завернуться в простыню, как в саван, лечь и погрузиться в траур, но этого делать было никак нельзя. Она должна что-то делать, научиться жить без него и найти цель, чтобы продолжать жить.
      Что ж, пока цель у нее есть: она обещала помочь Мейми с праздником и, по сути дела, посулила новую книгу Диане.
      Элинор набрала номер телефона городского дома Мейми. Ответила экономка и тут же передала трубку хозяйке.
      – Просто бред какой-то! – возмущалась ее подруга. – Миссис Беркли и Фред не дают мне даже пальцем пошевелить. Я им все время твержу, что беременность – это совершенно естественное состояние. Как прошло турне?
      – Хорошо. Тебе еще нужна моя помощь в подготовке к Рождеству?
      – Да, конечно. У меня появилась замечательная мысль, как украсить гостиную. В этом году мы сделаем все в традиционном стиле. Настоящие ветки омелы, огромная елка, игрушки викторианской эпохи…
      Элинор изо всех сил старалась делать вид, что все это ей страшно интересно.
      Мейми собиралась уехать в загородный дом во вторник, но до этого ей надо было сделать массу покупок, сообщила она подруге.
      – Фред не дает мне садиться за руль и требует, чтобы я повсюду таскала за собой Майкла. Глупость какая, правда? Не разрешает поднять даже крошечный сверток, – пожаловалась Мейми.
      Они договорились встретиться часов в одиннадцать. Мейми поведала Элинор, что теперь быстро устает и после обеда ей часто приходится отдыхать.
      – Ты бы меня видела! – делилась она. – Меня так развезло, просто смотреть страшно, а ведь всего-то четыре месяца.
      Повесив трубку, Элинор почувствовала, как слезы жгут ей глаза. Господи, какая же счастливица Мейми! Любимый муж, ребенок, которого все ждут с нетерпением…
      Хватит себя жалеть, сказала себе Элинор. По сравнению со многими женщинами ты счастливица. Может, так оно и было, но счастливой Элинор почему-то себя не чувствовала.
 
      Несмотря на уверения Мейми, что она старается не пepeтpyждaтьcя она ухитрялась столько времени бродить по магазинам, что довела Элинор до полного изнеможения. А может, она так устала просто потому, что у нее не было праздничного настроения? – думала Элинор, когда ближе к вечеру Майкл, шофер Мейми, высадил ее у дома.
      – Боже! – воскликнула Мейми, когда они чуть раньше выходили из супермаркета. – По-моему, ты уже с ног валишься, Элинор. К тому же, ты что-то в последнее время сильно исхудала. Ты уверена, что с тобой все в порядке?
      В порядке? Физически ничего особенного с ней быть не могло, а вот морально – это уже совсем другое дело.
      В этой суматохе Элинор умудрилась все же купить подарки к празднику, хотя большую часть, времени проводила с Мейми. Она осмотрела детскую, которую устраивали в бристольском доме подруги и выслушала обстоятельный рассказ о том как планируется детская в коттедже. Элинор старалась слушать внимательно, но ее мысли были заняты совсем другим. Втайне она все еще надеялась услышать голос, который, как она подозревала, больше не услышит никогда в жизни.
      Нет, пора примириться. Рей не собирается ей звонить.
      Все кончено. Больше ничего не будет. Но не думать о нем Элинор не могла. Где он сейчас? С кем? Думает ли о ней хоть иногда?
      Хотя с какой это стати? Задача, которую он поставил перед собой: обеспечить, чтобы ее книга была закончена вовремя, – была успешно выполнена. Если он и думал о ней, то лишь поздравляя себя с достижением цели, с горечью думала Элинор. Сейчас он наверняка уже занят проблемами какого-нибудь другого автора.
      Элинор вспомнила, как, увидев, Рея впервые, сразу представила его в роскошной обстановке, ведущим переговоры с хозяевами известных издательских домов, тем или иным способом выбивая выгодные контракты для своих авторов, Рей казался ей искушенным светским человеком – из тех, кто меньше всего на свете заслуживал доверия. Он виделся ей человеком, скрывающим за элегантной внешностью инстинкты акулы, чья лояльность по отношению к клиентам простиралась не дальше их последней книги. Видимо, так оно и было.
      Иначе, почему он так резко прервал их отношения? Элинор снова и снова перебирала в памяти каждое сказанное им слово, каждую мелочь. Нет, она была просто наивной дурой, если рассчитывала на то, что он позвонит ей после Уэльса. Посмотри правде в глаза, твердила себе Элинор. Ты же не первая женщина, с которой он занимался любовью. И все же… порой, когда они были вместе, ей казалось, что он испытывает такие же сильные чувства, как и она сама. Что ж, это были лишь глупые детские грезы, не имеющие ничего общего с реальной жизнью.
 
      Наступило утро вторника, серое и холодное.
      В воздухе веяло морозом. К вечеру обещали снег, радостно сообщила Мейми, когда они садились, в машину.
      Элинор пребывала в странной апатии, она была не в состоянии ничего делать, могла лишь существовать. Она чувствовала себя, как животное, отчаянно стремящееся уйти в спячку. Ей казалось, что вся ее жизнь лишена смысла и цели.
      – Расскажи мне о новой книге, – велела Мейми, когда Майкл уложил чемоданы Элинор в багажник рядом с ее вещами. – Я недавно случайно, встретила Диану. Она говорит, это лучшее из всего, что ты написала. И, насколько я понимаю, Рей Парриш тебе немало в этом помог.
      У Элинор сразу пересохло во рту. Она понимала, что ее молчание наводит на подозрения, Мейми уже внимательно вглядывалась в ее лицо, но Элинор пока была не готова говорить о Рее ни с кем, даже с лучшей подругой. Она молча отвернулась.
      – Ох, Элинор, так, значит, это Рей, правда? Ты в него влюбилась! Извини, ради Бога. – Мейми тронула ее за руку. – Я не хотела быть бестактной.
      Как же легко она себя выдала! А раз так, то и: Рей наверняка догадался, что она в него влюбилась. И это лишь добавило ему решимости прекратить их отношения. Ему совершенно не нужна была такая обуза.
      Хватит о нем думать, велела себе Элинор. Ни к чему хорошему это не приведет.
      – Сегодня ребенок в первый раз пошевелился, – перевела разговор на другую тему Мейми. – Это было так потрясающе! Фред на седьмом небе от счастья.
      – Стало быть, все в порядке? – заставила себя спросить Элинор.
      – Да, слава Богу. Если бы я потеряла и этого ребенка, я бы просто не пережила. Врач говорит, что теперь я могу быть спокойна, хотя и предупредил, чтобы я не нервничала и не перенапрягалась. – Мейми засмеялась, и этот чистый, счастливый смех болью отозвался в сердце Элинор, которому вообще-то была чужда зависть. – Впрочем, для этого у меня и возможности-то нет. Фред и миссис Беркли, по-моему, договорились между собой оберегать меня, как хрустальную вазу.
      Домоправительница Мейми уехала в загородный дом раньше них, и когда автомобиль свернул на подъездную аллею к дому, они увидели, что из труб вьется дымок, а окна сверкают огнями.
      – Ммм, знаешь, чего мне сейчас хочется? Пшеничных лепешек, которые делает миссис Би, сочащихся маслом, и жаркого-жаркого огня в камине, – мечтательно сказала Мейми.
      Ее дед убрал из дома все камины, которые были встроены изначально, заложив их в спальнях кирпичом. Фред же, хоть и установил в доме центральное отопление, восстановил так же и камины, несмотря на то, что для этого ему пришлось прочесать чуть ли не все склады, где еще хранился всякий архитектурный «утиль». Элинор считала, что его усилия того стоили.
      Во всех комнатах для гостей теперь были камины, и Мейми снова повезло – у нее был преданный и очень хорошо оплачиваемый штат прислуги, содержавший все это хозяйство в идеальном порядке.
      Одно из преимуществ проведения Рождества с Мейми и Фредом заключалось именно в том, что можно было подняться в свою комнату и там уютно устроиться у камелька. Это была настоящая роскошь, тем более что комнаты обогревались еще и незаметно встроенным центральным отоплением.
      Дом когда-то был частью небольшого поместья. В прошлом практически все прилегающие земли были распроданы, хотя Фред впоследствии выкупил несколько близлежащих полей.
      Фред был человеком консервативным, и одной из возрожденных им традиций был рождественский праздник, который устраивался накануне Рождества для местной детворы. Фред лично выступал на нем в роли Деда Мороза, и Элинор подозревала, что ему это все ужасно нравилось – может, даже больше, чем всем остальным.
      Миссис Беркли открыла дверь, встречая хозяйку и ее подругу, и Элинор сразу увидела огромную елку, уже установленную в холле. Причитая и кудахча, экономка повела подруг в гостиную. Это, по сути, была комната Мейми. У камина стояли пяльцы с незаконченной вышивкой, которой она любила заниматься, когда приезжала сюда. Прелестный рисунок обоев нежного персикового цвета с разбросанными там и тут пятнами голубого цвета дышал женственностью и изяществом. У Мейми настоящий дар дизайнера, подумала Элинор, с одобрением разглядывая любовно подобранные старинные безделушки и вазы с зимними цветами, подчеркивавшие мягкость интерьера.
      При всей своей картинной элегантности дом был очень уютным, здесь нетрудно было представить детишек, играющих у камина.
      – Патрик говорит, к вечеру надо ждать снега, – предупредила миссис Беркли.
      Упомянутый Патрик, живший в деревне неподалеку, был садовником и местным предсказателем погоды.
      – Да, я знаю, это просто замечательно.
      Миссис Беркли любовно оглядела хозяйку и слегка нахмурилась, переведя взгляд на ее подругу.
      – Что-то вы уж больно похудели, мисс, – неодобрительно заметила она. – Что вы с собой вытворяете?
      У миссис Беркли, пожилой дамы, отличавшейся приятной округлостью форм, были свои представления о всяких там диетах и о том, что она называла «пунктиком насчет еды».
      – Смотри, теперь она будет изо всех сил стараться откормить тебя, пока ты здесь, – со смехом предрекла Мейми, когда экономка выплыла из комнаты. – Но вообще-то она права, Элинор, ты что-то слишком худая.
      Сочувственный взгляд, брошенный на нее подругой, говорил о том, что у Мейми есть свои соображения по поводу того, из-за чего Элинор так резко похудела.
      – К тому же у тебя еще и вид совсем усталый. Может, поднимешься сразу в свою комнату? Фред все равно к ужину не успеет. Я рассчитывала, что мы все украсим завтра, так что вставать придется рано.
      – Я действительно устала, – признала Элинор. – И вообще все время чувствую себя утомленной.
      – Что ж, могу только посочувствовать, тем более я знаю, как это бывает. Со мной было точно так же в первые недели беременности. По-моему, Фред решил, что на меня напала сонная болезнь.
      Беременность! Элинор резко поднялась. Господи, только не это! Этого ведь не может быть, правда? Рей был так осторожен, не считая того первого раза – и последнего.
      – Элинор, что с тобой?
      – Ничего. Если ты не против, я, пожалуй, пойду, прилягу.
 
      Беременность. Нет, это невозможно. Элинор лежала в кровати, неподвижно глядя на гофрированный шелк полога кровати. Ведь она бы давно уже поняла. Есть ж безошибочные признаки.
      Например, тошнота и усталость, нашептывал предательский внутренний голос.
      Нет, она просто подняла панику на пустом месте. Это верно, у нее всегда был нормальный месячный цикл, но ведь бывали же исключительные случаи, когда месячные запаздывали или вовсе не приходили, как в этот раз… Но она отнесла это за счет эмоционального перенапряжения.
      Так, хорошо, не пришли месячные… ну, легкая тошнота, давящее ощущение усталости… А если в сумме, то, что это означает?
      Ничего особенного.
      Всего-навсего ребенка от Рея.
      Элинор закрыла глаза и тяжело сглотнула. Лихорадочное желание иметь от него ребенка было просто минутным помрачением рассудка. Она была не из тех храбрых женщин, что решаются воспитывать ребенка без отца.
      В финансовом отношении она вполне могла с этим справиться, но ведь были и другие, на взгляд Элинор, более важные соображения. Она останется с ребенком совсем одна. У нее нет семьи, нет родственников, готовых помочь в воспитании ребенка. Он никогда не узнает, что такое настоящая семейная жизнь… Да у нее просто не хватит внутренних ресурсов, чтобы заменить ему отца, дедушку, бабушку… Господи, что же теперь делать?
      Не паникуй, приказала она себе. Ты ведь можешь и ошибаться.
      Какое там! Да ей молиться надо, чтобы она ошиблась! Когда можно установить точно? Если она зачала в ту последнюю ночь… нет, это невозможно, слишком маленький срок.
      И вообще, сейчас не было смысла что-то предпринимать. Придется подождать до окончания праздников. Пока она не вернется в Бристоль.
      Ребенок Рея.
      Когда Мейми через полчаса заглянула в комнату подруги, та мирно спала на кровати полностью одетая, и на губах ее играла легкая улыбка.
      Мейми вздохнула. Будить Элинор она не стала. Мейми подумала о телефонном звонке, который сделала несколько минут назад, и внезапно почувствовала себя виноватой.
      «Никогда не вмешивайся в чужую личную жизнь» – таков был девиз Фреда. Но Мейми от души надеялась, что в этот раз ему придется признать, что он ошибался.
      – Не могли вы передвинуть звезду немного вправо, Майкл? Ну вот, посмотри, теперь лучше? – воззвала Мейми к Элинор. Обе отступили назад, с восхищением оглядывая елку.
      – Замечательно, – отозвалась Элинор. Это была истинная правда.
      В венецианском зеркале над камином отражалась темная лоснящаяся зелень хвои, свечи глубокого красного цвета и блеск хрустальных канделябров.
      Елка в окне мерцала и поблескивала, красные атласные банты, с которыми Мейми и Элинор возились после обеда, красиво выделялись на фоне ветвей, елочные шары были расписаны сценами из викторианской эпохи, и всю эту живописную картинку освещали лампочки, мерцавшие крошечными белыми точками.
      – Как раз успеем к детскому празднику, а там уже и сочельник, начнут собираться гостив – заметила Мейми.
      Меньше всего Элинор сейчас хотелось принимать участие в шумном праздновании, но выбор у нее был невелик. Провести Рождество одной в пустой квартире, да еще вдобавок до смерти обидеть лучшую подругу? Нет уж, лучше остаться здесь.
      Элинор изо всех сил старалась не думать о коттедже в Уэльсе. Сейчас он, наверное, совсем занесен снегом. Элинор представила себе огонь, весело играющий в камине. Такую большую елку туда, конечно, не поставишь, но можно было бы купить маленькую и украсить ее старомодными свечками на тот случай, если отключат электричество. Они могли повесить чулки с подарками на каминную доску и зажарить роскошную сочную индейку в старой плите «Рейберн».
      Соленая влага на глазах вернула Элинор к действительности. Что она с собой делает? Рей ни словом не обмолвился о том, чтобы провести Рождество вместе, да Элинор, честно признаться, этого и не ждала. У него наверняка были обязательства перед своей семьей. Но ведь они могли встретиться, хотя бы на один день в течение каникул. Хватит! – оборвала она себя. Зачем еще больше себя терзать? Единственный раз, когда они с Реем заговорили о Рождестве, вспомнила Элинор, она сообщила ему, что будет встречать праздник вместе с Мейми, как и все последние годы, а заодно и рассказала об их давней дружбе. Но если бы он хотя бы намекнул, что хочет быть с ней на Рождество, Элинор тут же отказалась бы от поездки сюда. Она знала, что Мейми бы поняла и не обиделась, если бы Элинор решила провести Рождество с любимым человеком. Она была бы только рада за подругу. Но это просто ее фантазии. Рею она не нужна.
      – Фред, как тебе нравится? – обратилась Мейми к вошедшему в комнату мужу.
      Глядя на то, как Фред подошел к жене и обнял ее за талию, Элинор особенно остро ощутила свое одиночество.
      – Великолепно, – отозвался Фред. Впрочем, смотрел он при этом не на елку, а на Мейми.
      Он наклонился, чтобы поцеловать ее, но Мейми шутливо оттолкнула мужа.
      – Не надо в присутствии Элинор. Ты ее смущаешь.
      – Когда соберутся детишки? – спросил Фред, неохотно отпуская жену.
      – Примерно в три. Мы с Элинор уже завернули и надписали все подарки. Твой костюм Деда Мороза ждет тебя наверху. Кстати, в этом году у нас будет больше гостей. Придут соседские дети, – небрежно заметила Мейми, но у Элинор почему-то создалось такое впечатление, что подруга нервничает.
      – Что ж, пора переодеваться, – Мейми улыбнулась Элинор. – Надеюсь, ты привезла с собой что-нибудь, способное устоять перед напором детей.
      У Элинор уже был хороший опыт участия в детских праздниках. Она надела тартановое платье с белым воротничком и шелковым бантом, которое легко отстирывалось, ибо знала, что к концу праздника оно будет все в пятнах от липких пальчиков.
      Прогноз погоды оправдался. Пошел легкий снежок, и сгущавшиеся тучи обещали, что на этом дело не кончится. Вскоре прибыла первая группа закутанных до ушей розовощеких детишек.
      Существовало правило не раздавать подарки до тех пор, пока не соберутся все, и, чтобы гости помладше не скучали, Майкла отрядили организовать для них игры.
      Дверной звонок надрывался непрерывно, и как раз, когда он зазвонил в сотый раз, один из малышей шлепнулся на пол и разразился ревом.
      – Боже! – Мейми не знала, куда кидаться: то ли успокаивать ребенка, то ли открывать дверь. Миссис Беркли не могла прийти ей на помощь – она как раз отправилась накрывать на стол к чаю. Мейми беспомощно посмотрела на растянувшуюся на полу маленькую фигурку, потом перевела взгляд на Элинор.
      – Все нормально, – успокоила ее та. – Я разберусь со слезами, а ты иди, открывай.
      Несмотря на то, что Элинор нечасто приходилось иметь дело с детьми, она всегда хорошо с ними ладила. Вот и сейчас она подхватила малыша с пола и отнесла в гостиную Мейми. Понемногу отчаянные вопли сменились тихими всхлипываниями, а потом и вовсе затихли. Насколько удалось выяснить Элинор, малыш рыдал из-за того, что кто-то отнял у него машинку.
      Пообещав вернуть ребенку его сокровище, Элинор вытерла заплаканные глазенки и отвлекла его внимание расспросами о том, что он хочет получить в подарок от Деда Мороза.
      – Давай-ка вернемся и посмотрим, что там делают остальные, – предложила она, убедившись, что слезы высохли окончательно.
      Малыш пожелал, чтобы его несли на руках, и Элинор с готовностью повиновалась. Она открыла дверь и внезапно замерла на пороге.
      В дальнем конце холла спиной к ней, занятый разговором с Мейми, стоял Рей.
      Сердце Элинор подпрыгнуло так, что она физически ощутила его толчок. Ее руки невольно крепче обхватили вырывающуюся кроху.
      Боже, что здесь делает Рей? Знает ли он, что она здесь? Скорее всего, нет. Как могла Мейми поступить так жестоко? Элинор поспешно спустила ребенка на пол, исполненная решимости испариться, пока Рей не повернул голову и не увидел ее. Она не могла с ним встречаться – такого унижения она не вынесет. Он наверняка решит, что она подстроила эту встречу нарочно. Мейми ведь не подозревала, что Элинор – последний человек, которого он хотел бы видеть.
      Элинор ринулась в кухню и оттуда – наверх по черной лестнице, которой пользовались только слуги.
      Поднявшись наверх, Элинор уже собиралась проскользнуть в свою комнату, как вдруг неожиданно остановилась. На лестнице разговаривали две женщины. Одна была брюнеткой, и ее лицо показалось Элинор смутно знакомым. Вторая была яркой блондинкой, изысканно одетой и очень светской.
      – Бедный Рей, ему так не хотелось идти, – протянула блондинка. – Хотела бы я знать почему.
      Элинор приросла к месту. Ни одна из женщин не заметила, что она стоит на верху лестницы. Брюнетка отозвалась, но голос ее звучал сдержанно и даже холодновато:
      – Наверное, просто устал. У него в последнее время было много работы.
      – Да уж, знаю я эту работу! – Голос блондинки просто-таки источал злорадство. – Ларри Чейн был просто потрясен тем, чего ему удалось добиться от этой девицы – Элинор Линн. Первоначальный вариант ее писанины был таким чопорным и занудным, что Ларри просто ужаснулся. Он уже совсем было решил разорвать контракт с этой бездарностью, но Рей дал ему слово, что любыми средствами выжмет из нее приличную вещь. Ходят слухи, что он заперся с ней на три недели где-то в глуши и там ублажал ее, пока она все не переписала.
      Элинор сделалось дурно. Женщина произнесла эти ядовитые слова с таким знанием дела, особенно о том, что касалось времени, проведенного ею вместе с Реем. У девушки возникло ощущение, что ее использовали, а потом выбросили на помойку.
      – Это всего лишь сплетни, Эмили, – резко возразила брюнетка. – На твоем месте я бы не стала повторять эти глупости при Рее.
      – Бедный Рей! Да уж, не думаю, чтобы он хотел сделать достоянием гласности тот факт, что ему пришлось затащить бабу в постель, чтобы заставить ее написать приличную книгу. Кстати, ты с ней знакома? – небрежно спросила блондинка.
      – Нет, не знакома. По-моему, нам пора спуститься к остальным гостям.
      В голосе брюнетки теперь уже явственно звучали неприязненные нотки. Она решительно направилась вниз, и блондинке пришлось за ней последовать. Элинор же осталась стоять, вся дрожа от унижения.
      То, что она сейчас услышала, подтвердило ее худшие опасения, как бы ни старалась она заглушить их голос. Рей занимался с ней любовью вовсе не потому, что хотел ее. Нет, ему нужна была ее книга. Господи, да где же было ее чутье? И почему она к нему не прислушалась? Оно ведь подсказывало, что такой человек, как Рей, никогда не сможет ей увлечься, но где там! Она снова выставила себя на посмешище.
      Элинор закрыла пылающее лицо руками. От одной мысли о том, что кто-то может обсуждать ее отношения с Реем в таком тоне, ей стало дурно.
      Ей с трудом удалось добраться до своей спальни.
      Элинор как раз приводила в порядок свой макияж, когда в дверь осторожно постучали, и на пороге появилась Мейми.
      – Вот ты где.
      – Да, мне что-то нездоровится. Мейми, ты не будешь возражать, если я не буду больше спускаться вниз? Я… – К ужасу Элинор, на ее глазах выступили слезы.
      – Элинор, что с тобой?
      Мейми в мгновение ока оказалась рядом и обняла подругу. Глаза ее смотрели тревожно.
      – Не знаю. Просто плохо себя чувствую. Наверное, мне лучше вернуться в Бристоль. Не хочу портить вам Рождество.
      – Никуда ты не поедешь, особенно, если нездорова. Завтра с утра первым делом вызову доктора Бронка, пусть посмотрит, что с тобой.
      – Нет-нет, не надо. Может быть, я и спущусь вниз – попозже.
      – Наверное, мне не следовало приглашать Рея, да? – спокойно спросила Мейми, уже догадавшись, в чем дело. – Его сестра Бэб – наша соседка. Она замужем за Ником Гриффитом. Мне показалось, это удачный способ свести вас вместе.
      Сестра Рея! Вот почему лицо той брюнетки показалось ей смутно знакомым!
      – Мне не следовало вмешиваться. – Вид у Мейми был совсем расстроенный.
      – Ты же хотела только добра. Кстати, он уже ушел?
      – Да. – Мейми скрестила пальцы за спиной – нехорошо все-таки лгать, особенно лучшей подруге. – Слушай, если тебе нездоровится, может, посидишь в библиотеке, пока детишки не разойдутся? Я скажу миссис Беркли, чтобы принесла тебе что-нибудь поесть.
      Элинор настороженно посмотрела на подругу. Библиотека была ее любимой комнатой – тихим местом с рядами книжных полок, где всегда можно было спокойно уединиться.
      – Хорошо, я спущусь.
      Элинор уже прошла половину холла, как вдруг услышала голос Рея, звавший ее по имени.
      Первым ее побуждением было убежать, но как тут убежишь, когда толпа детишек вертится под ногами, а их мамаши уставились на тебя с нескрываемым любопытством? Элинор была не в силах на него смотреть.
      – Так, значит, ты все-таки здесь.
      – Мейми – моя подруга, – ответила Элинор, не поворачивая головы. – Я всегда провожу с ними Рождество. По-моему, я тебе об этом даже говорила.
      – Да, я помню. Ты плохо выглядишь, – коротко произнес Рей.
      – Просто немного устала. Извини, мне надо идги. Я… – Элинор двинулась дальше, но внезапно вздрогнула и приросла к месту – пальцы Рея сомкнулись на ее руке.
      – Боже мой, Элинор, и это все, что ты можешь мне сказать? Я…
      Как он мог быть таким жестоким? В душе Элинор корчилась в такой агонии, что впору закричать. Зачем ему продолжать этот фарс? Конечно, он не мог знать о том, что она только что услышала от его сестры и ее приятельницы. Может, уже планирует заставить ее написать новую книгу? Элинор готова была вцепиться ему в лицо, так возмущало ее это двуличие.
      – Будь добр, Рей, дай мне пройти, – произнесла она, стараясь говорить как можно более ровным тоном.
      – Мне надо поговорить с тобой.
      А он действительно блестящий актер, восхитилась Элинор. Он казался таким расстроенным, чуть ли не в отчаянии, и это выражение его глаз… Если бы она не знала, что за этим стоит, то могла бы поклясться, что ему сейчас так же плохо, как и ей.
      – О чем? – вежливо спросила Элинор, словно обращаясь в малознакомому человеку. – Рей, мне действительно надо идти. Я обещала помочь Мейми со столом.
      – Насколько я понимаю, ты здесь не одна?
      Что значит – не одна? И почему так странно блестят его глаза? И губы сжаты в тонкую линию.
      – Да, я здесь не одна, – солгала Элинор. Она готова была возненавидеть его и себя, за то, что он так ловко манипулирует ею, а она поддается на удочку. Конечно, она скажет ему то, что ему так хочется услышать. Пусть знает, что она нисколько не задета, не переживает и легко заменила его на другого мужчину. Она готова снять с его плеч эту тяжесть – пусть не думает, что он в чем-то виноват, и она его упрекает.
      Рей отпустил ее, и Элинор, круто развернувшись, ушла, не дожидаясь, пока к нему прилепится блондинка Эмили. Она уже краем глаза успела заметить, что та направляется в их сторону.
      Но ей все же пришлось увидеть, как они уходили.
      Брюнетка с тремя малышами по одну руку Рея, а по другую – вцепившаяся в него блондинка.

9

      – Боюсь, что могут возникнуть некоторые осложнения.
      Элинор вскинула на врача испуганные глаза.
      – Какие осложнения? – хрипло спросила она, чувствуя, как сжимается ее измученный желудок.
      Желудок бунтовал с самого Рождества, но только сегодня, в блеклый и морозный январский день, она получила подтверждение своей беременности.
      – У вас недостаток витаминов в организме. Это легко поправить, но, боюсь, беременность будет протекать тяжело. Разумеется, – врач опустил глаза на казавшийся стерильно чистый стол, затем перевел их снова на Элинор, – вы в любой момент можете прервать ее.
      Избавиться от ребенка Рея? Ни за что!
      – Нет! Нет, я не собираюсь делать аборт.
      – Что ж, если вы будете вести себя разумно, – врач помолчал, затем вперил в Элинор суровый взгляд, – нормально питаться и как следует отдыхать… Мы, конечно, будем держать вас под постоянным наблюдением. Ребенок должен родиться в августе. Сейчас у нас январь. Вам надо быть очень осторожной в течение последующих шести недель и постараться не волноваться. – Главного он не сказал, но было ясно, что врач намекает на угрозу выкидыша.
      Он пустился в пространные рассуждения насчет витаминов и анализов, но Элинор слушала его вполуха.
      Она уже и раньше догадалась, что беременна, но до сегодняшнего дня и не подозревала, насколько сильно ее желание родить этого ребенка. Она сделает все, что в ее силах, пойдет на что угодно, чтобы только сохранить эту хрупкую, жизнь.
      – Вы ведь писательница, если не ошибаюсь. А писатели за работой забывают о еде, о сне и отдыхе, настолько их поглощает творчество. Поэтому было бы хорошо, если бы на последующие шесть недель вы забыли о работе. Вы живете одна?
      Элинор кивнула.
      – Хмм. А родственники у вас есть? Или друзья, у которых вы могли бы пожить?
      – Нет, я совсем одна. Друзья у меня, конечно, есть, но…
      Врач тактично не стал задавать вопросов об отце ребенка, разве что чисто в медицинском плане, но тут Элинор мало, что могла ему сообщить.
      – Я прекрасно обойдусь и одна, – бодро заявила Элинор и поднялась, собираясь уходить.
      Врач дал Элинор с собой несколько брошюр, которые ей следовало прочитать. Вернувшись, домой, она приготовила себе кофе – без кофеина, ибо это было вредно для будущего младенца, и уселась изучать их.
      Звонок в дверь заставил Элинор вздрогнуть. Она никого не ждала. Открыв дверь, Элинор с удивлением обнаружила стоящую на пороге Мейми.
      Ее подруга, чья беременность была уже очень заметна, просто цвела. По сравнению с ней Элинор чувствовала себя безжизненной и опустошенной.
      – Я приехала в Бристоль, чтобы пробежаться по магазинам. Ты мне сто лет не звонила, и я решила… – Она осеклась, увидев на столе пачку брошюр. – Элинор, ради всего святого, это еще что такое? Господи! Да ты беременна!
      Здравый смысл подсказывал, что надо бы все отрицать, но в последнее время Элинор что-то плохо соображала.
      Мейми села, пристально глядя на подругу.
      – Это ребенок Рея, правда? Ох, Элинор, ну почему ты мне ничего не сказала?
      И тут, к своему стыду, Элинор разрыдалась. Она вообще в последнее время стала слезливой – наверное, из-за гормонов.
      – Он знает? Ты ему сказала? Ты вообще собираешься сообщить ему?
      – Нет, нет и нет, – Элинор высморкалась. – Это вышло случайно, и тут больше моей вины, чем его. – Под взглядом подруги она вспыхнула. – Я хочу этого ребенка, Мейми, – спокойно произнесла она, сама не понимая, что заставило ее произнести эти слова.
      Но Мейми ее уже не слушала. Взяв со стола бумажку с анализами Элинор, она стала ее читать и внезапно нахмурилась.
      – Что-то не так, да? – резко спросила она. – Ты плохо себя чувствуешь?
      Элинор мысленно взвесила, сколько у нее шансов обмануть подругу, и пришла к выводу, что очень мало.
      – У меня просто недостаток витаминов. Врач говорит, что все обойдется, если я на шесть месяцев брошу работу и… Мейми, ради Бога, ты куда? – удивилась она, увидев, как Мейми поднялась и решительно направилась в ее спальню.
      Элинор последовала за ней и с удивлением наблюдала, как ее подруга открывает шкафы и выдвигает ящики.
      – Мейми!
      – Ты едешь со мной. Прямо сейчас. И не спорь. Я тебя одну здесь не брошу. – Мейми повернулась к Элинор. На лице ее была написана суровость, какой Элинор прежде никогда не видела.
      – Я уже однажды потеряла ребенка, Элинор. И никому бы такого не пожелала, тем более тебе. Ты поедешь со мной. Составишь мне компанию.
      – Я не могу! И что скажет Фред?
      – Фред будет счастлив. Ему надо уехать на некоторое время в Штаты, и ему будет гораздо спокойнее, если мы будем вместе. Можем говорить о детях хоть целые дни напролет. А миссис Би будет просто в своей стихии, распоряжаясь нами обеими.
      Элинор понимала, что не следовало сдаваться так скоро, но искушение было слишком велико.
 
      – Почему ты не скажешь Рею? – спросила Мейми, когда они обе уже сидели в машине. Майкл, узнав, что Элинор едет с ними, не выразил ни малейшего удивления.
      – Ему незачем это знать.
      – Боже мой, опять этот твой комплекс неполноценности! Он желал тебя, Элинор! Он ведь занимался с тобой любовью!
      – Нет, он желал вовсе не меня, – спокойно отозвалась Элинор и пересказала подруге разговор, услышанный на лестнице в ее доме.
      – Я в это не верю, – решительно заявила Мейми. – Рей никогда бы так не поступил.
      – Уже поступил, как видишь, – мягко отозвалась Элинор. – И вообще, давай не будем говорить об этом. Все кончено. Это уже позади. – Она откинулась на сиденье и закрыла глаза.
      Видя, что подруга измучена и еле держится, Мейми замолчала. Сейчас не время говорить об этом, да и сил у Элинор маловато. Может быть, как-нибудь потом…
 
      Элинор сообщила Диане, что берет небольшой отпуск и свяжется с ней через несколько месяцев. Кроме того, она объявила, что не желает заключать новый контракт с Ларри Чейном.
      В мире полно других издателей, а пока она была достаточно обеспечена, чтобы в течение какого-то времени содержать себя и ребенка. Постепенно Элинор обнаружила, что ее все больше и больше поглощает ее состояние и мысли о будущем малыше.
      В марте она сходила на осмотр к врачу. Тот остался доволен тем, как идут дела, и, хоть и с некоторыми оговорками, объявил, что опасность выкидыша миновала.
      Через месяц задул сильный прохладный ветер, начисто, словно метлой, выметя с неба тучи. Появились первые бутоны нарциссов, и Фред ненадолго приехал домой.
      На следующий день Элинор нарочно отправилась на прогулку, чтобы дать Мейми возможность побыть с мужем. Вскоре ей предстояло покинуть дом подруги, но Элинор вовсе не рвалась возвращаться в Бристоль. Она серьезно задумывалась над тем, чтобы снять небольшой домик по соседству. Мейми жила в прелестном месте, еще не испорченном нашествием переселенцев из столицы. В давние времена в окружавшем дом парке было разбито множество клумб, и Элинор по пути к воротам ненадолго остановилась, чтобы ими полюбоваться.
      Конечным пунктом ее прогулки должна была стать деревня, где она пообещала Мейми купить хлеба. Заодно Элинор собиралась зайти в агентство по продаже недвижимости, чтобы навести справки о домах, сдающихся в окрестностях.
      Дорога, ведущая от поместья в деревню, была довольно спокойной. Изредка мимо проезжали машины. Одна из них даже слегка притормозила, поравнявшись с Элинор, и девушка успела заметить на заднем сиденье темноволосую женскую голову и головки детишек.
      Дойдя до деревни, Элинор поняла, что устала, – идти против ветра оказалось тяжело.
      Она присела на деревянную скамью, чтобы немного отдышаться. Рядом с газетным киоском гомонила компания подростков на велосипедах. Появилась молодая женщина в сопровождении троих детей, и Элинор, вглядевшись в нее, застыла. Это была сестра Рея – как же ее звали? Бэб Гриффит, вспомнила Элинор.
      Уж эту встречу Мейми никак подстроить не могла.
      Элинор инстинктивно пригнулась, хотя женщина вряд ли могла ее узнать, да и вообще сомнительно, чтобы она знала, кто она такая. Однако, подняв глаза, Элинор к своему смятению обнаружила, что Бэб решительно направляется в ее сторону.
      – Мне надо поговорить с вами, – без обиняков заявила она. – Я знаю, кто вы. Рей показал мне вас на детском празднике. Не могу…
      Внезапно Бэб осеклась и громко ахнула, глядя на поднявшуюся ей навстречу Элинор. Порыв ветра подхватил полы ее пальто, открывая располневшую фигуру.
      – Так, значит, Рей был прав! – Бэб отпрянула от Элинор, словно от прокаженной. – А я-то думала… – Она была в шоке. – Он велел мне не вмешиваться. Сказал, у вас роман с другим. – Бэб опустила взгляд на разбухший живот Элинор, затем сурово взглянула ей в лицо и резко произнесла: – Вы хоть понимаете, что вы с ним сотворили?
      – Что я с ним сотворила? – не веря своим ушам, переспросила Элинор.
      – Да, – с горечью отозвалась сестра Рея. – А мы-то вечно подшучивали над ним, говорили, что он не способен влюбиться по-настоящему – для этого он слишком самодостаточная личность. Господи, как бы мне теперь хотелось, чтобы это было так!
      Элинор ничего не понимала. Эта женщина несет какой-то вздор! Она повернулась, собираясь уйти, и внезапно ощутила резкую боль в животе. Элинор застыла, не в силах двинуться с места. Ее охватил панический страх – казалось, небо стало наваливаться на нее. Элинор зашаталась. Словно издалека до нее донесся встревоженный голос:
      – Шон! Беги скорее за папой!
      А потом весь мир поблек, и она погрузилась в мягкую тьму.
      Придя в себя, Элинор обнаружила, что сидит на скамье. Какой-то мужчина держал ее за руку, измеряя пульс. Бэб с испуганным и виноватым видом сидела рядом. А еще на нее с любопытством взирали три пары одинаковых серых глазенок.
      – Видали? Я же говорил, она не умерла! – Надменно заявил мальчик постарше, обращаясь к молодой поросли.
      – Шон, пожалуйста, прекрати! Мне так жаль! Я ведь вовсе не хотела…
      – Моя жена пытается сказать, что хочет извиниться за свою импульсивную выходку. Как вы себя чувствуете?
      – Спасибо, уже хорошо, – машинально солгала Элинор. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы они все ушли отсюда и оставили ее в покое. Она не могла вынести сразу столько лиц, напоминавших ей Рея. Господи, до чего похожи на него племянники! Элинор чувствовала страшную слабость, ее мутило, одна мысль о том, что придется идти домой пешком, приводила ее в содрогание.
      – Хмм. – Голос мужчины был профессионально невозмутимым. Судя по всему, он был врачом. – Какой у вас срок?
      – Четыре месяца, – автоматически отозвалась Элинор.
      – Четыре месяца?! – Сестра Рея смотрела на нее во все глаза. – Но… – Не договорив, она повернулась к мужу. – Ник, по-моему, мы должны отвезти ее домой. Она не в состоянии идти пешком.
      – Согласен. – Ник Гриффит отпустил запястье Элинор и спокойно улыбнулся ей. – Моя жена посидит с вами, пока я подгоню машину Дети, за мной.
      Любопытная аудитория покидала место действия с явной неохотой, и Элинор услышала, как на ходу старший мальчик со знанием дела поделился впечатлениями с братьями:
      – До того, как родит, она еще знаете как растолстеет. Видели бы вы маму, кома она ходила с вами…
      Элинор осталась наедине с сестрой Рея. Господи, как это все получилось? Она ведь всего-навсего вышла ненадолго прогуляться.
      – Это ребенок Рея, да?
      – По-моему, на этот счет мы уже все выяснили, – сухо отозвалась Элинор.
      Бэб нахмурилась, потом строго спросила:
      – Почему вы ему не сказали?
      Элинор бросила на нее удивленный взгляд:
      – Но вы сами сказали, что он все знает. «Рей был прав» – это ваши слова, – напомнила она.
      – Что? – Бэб явно смутилась, но тут же сообразила, о чем идет речь, и ее рот округлился. – Ах, это! Вы меня не так поняли. Рей не знает, что вы беременны. Он думает, что у вас… роман с другим мужчиной. Я тоже так думала, пока вы не сказали, что уже на пятом месяце.
      – С другим мужчиной? – Элинор сделала попытку подняться, но тут же снова опустилась на скамью – ноги отказывались ее держать. – Господи, как такое могло прийти ему в голову? – начала она и тут же вспыхнула, вспомнив их короткий разговор в доме Мейми.
      – А вот и Ник с машиной. Поговорим потом. Кстати, я Бэб, сестра Рея.
      – Я знаю. Вы – одна из близнецов.
      – Да.
      Гриффитам удалось каким-то образом пристроить Элинор в машине. У нее снова закружилась голова, и она с облегчением откинулась на спинку сиденья.
      До дома Мейми было совсем близко. Если повезет, она сумеет проскользнуть в свою комнату, и ни Мейми, ни миссис Би не догадаются о том, что случилось.
      Элинор открыла глаза – ей показалось, что они едут что-то уж чересчур долго. Увидев незнакомые места, она тревожно огляделась и схватилась за спинку переднего сиденья. Бэб тут же обернулась:
      – Мы везем вас к себе домой, – поспешно пояснила она. – Так будет лучше…
      Лучше? Для кого? У Элинор не было ни малейшего желания с ними ехать.
      – Прошу вас, я бы хотела…
      Но Бэб уже включила радио и либо не услышала протестов Элинор, либо не желала их слышать. Это настоящее похищение, подумала Элинор. Она может подать на них в суд. В эту минуту машина нырнула в яму, и желудок девушки болезненно сжался. Ник, увидев ее лицо в зеркале заднего вида, нажал на газ.
      Автомобиль свернул на подъездную дорожку перед современным домом хорошей постройки и остановился.
      – Веди ее наверх, Бэб, быстро, – услышала Элинор спокойный голос Ника. Протянув руку, он помог ей выйти из машины.
      Элинор поймала испуганный и виноватый взгляд молодой женщины, заметила, как ее муж быстро покачал головой, и ее охватила паника.
      Ребенок – она может потерять ребенка! Наверное, она произнесла это вслух, ибо Ник тут же успокоил ее:
      – Да ничего подобного! На пятом месяце младенца не так-то просто потерять, тем более, если в его жилах течет кровь Парришей.
      Тем не менее, наверху он быстро осмотрел Элинор. Испугавшись за ребенка, она рассказала об опасениях своего врача.
      – Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Я позвоню вашим друзьям и сообщу им…
      – Что вы меня похитили, – закончила за него Элинор.
      – Да. Мне очень жаль, но, понимаете…
      Но Элинор уже не слушала. Измученная событиями последних часов, она погрузилась в сон.
      Когда Ник Гриффит спустился вниз, Бэб обеспокоено спросила:
      – С ней все обойдется? Если что-нибудь случится, я никогда себе не прощу.
      – Напрасно ты вмешалась, Бэб, – укорил ее муж, но, вглядевшись в ее расстроенное лицо, смягчился. – Не волнуйся, по-моему, у нее все будет хорошо.
      – Подумать только, а я-то так на нее разозлилась! Понимаешь, я думала, она бросила Рея…
      – Рей уже большой мальчик, Бэб. Ты не можешь прожить за него жизнь. И не думаю, что он поблагодарит тебя за то, что ты сунулась. Ты это и сама знаешь.
      – Но она же любит его, это очевидно! А он думает, что у нее есть другой!
      Ник и сам это уже понял, но в отличие от своей импульсивной жены, считал, что вмешиваться в чужие дела недопустимо.
      – Пойду, позвоню ее друзьям.
      Когда полчаса спустя он вернулся в гостиную, вид у Бэб, поговорившей за это время с Элинор, был довольный и слегка взволнованный.
 
      – Да, это странное стечение обстоятельств, – заметил Ник, выслушав рассказ жены.
      Бэб была разочарована. Она ожидала более живой реакции.
      – Но надо же что-то делать. Как ты не понимаешь?
      – Нет, милая, – твердо сказал ее муж. – Я понимаю вот что – у нас наверху лежит молодая женщина на пятом месяце беременности, и ее состояние далеко от идеального. Любые потрясения в это время… – Увидев погрустневшее лицо жены, он мягко прибавил: – Я знаю, ты хотела, как лучше, Бэб, но хорошо ли ты подумала? Рей ведь может и не прийти в восторг от перспективы стать отцом.
      Элинор, стоявшая в коридоре рядом с кухней, слышала каждое слово. Странно, что ей так больно, ведь слова Ника были лишь подтверждением ее собственных мыслей.
      – Иными словами, говорить ему ты мне не советуешь, – печально подытожила Бэб.
      – На мой взгляд, это было бы неразумно и даже нечестно. Тем более, он уже уехал в Штаты и пробудет там не меньше двух месяцев, а потом мы все вылетаем туда на свадьбу Дика.
      – Но ведь он должен знать, – упорствовала Бэб.
      – Дорогая, – Ник взял обе ее руки в свои. – А тебе не приходило в голову, что Рею ничто не мешало бы связаться с Элинор, если бы он того хотел?
      – Но он же уверен, что у нее роман с другим!
      Последовала короткая пауза, и Элинор почувствовала, как заколотилось ее сердце.
      – Я понимаю, что ты хочешь мне сказать, Ник, – раздался, наконец, неуверенный голос Бэб. – Но ты ошибаешься, я знаю, ты не прав! Это все Эмили, это она запудрила всем мозги. Мне она никогда не нравилась!
      – А я-то думал, она твоя лучшая подруга, – сухо отозвался Ник.
      – Была когда-то. Ник, что нам делать с Элинор?
      – Ничего. Мы ничего сделать не можем, – твердо сказал Ник. – Рей и Элинор – взрослые люди, Бэб. Мы не имеем права вмешиваться.
      Элинор тихонько вернулась в свою комнату.
      Зять Рея так же, как и она сама, считал, что Рей был рад от нее избавиться и вовсе не обрадуется, узнав, что она носит его ребенка.

10

      Прошло два дня, прежде чем Элинор позволили вернуться назад к Мейми. В течение этих двух дней Бэб почти не вылезала из ее комнаты. Она рассказывала Элинор о своем детстве, о том, как любил их Рей и как о них заботился, как ему пришлось бросить учебу и в восемнадцать лет пойти работать, и вообще, какой он изумительный человек и самый лучший брат в мире.
      Бэб даже привезла к Элинор сестру. Кристи была чуть смягченной копией Бэб и явно была так же, как и сестра, предана Рею. И они обе были не в состоянии понять, почему Элинор не верит, что Рей будет счастлив до небес, узнав, что скоро станет отцом.
      – Он всегда страшно любил детей, правда, Крис? – теребила сестру Бэб.
      – Всегда, – без заминки подтверждала верная Кристи.
      И только в последний вечер, перед тем, как Элинор собралась уезжать, Бэб завела разговор о детском празднике.
      – Твоя подруга рассказала мне, что ты услышала тогда на лестнице. – Бэб было явно неловко. – Я понимаю, как это должно было выглядеть, но ты не должна обращать внимания на Эмили. Она уже много лет пытается поймать Рея в свои сети. И жутко к тебе ревнует. Да и вообще, она просто все выдумала.
      – Мне так не кажется, – мягко отозвалась Элинор.
      Бросив взгляд на ее лицо, Бэб прикусила губу и опустила глаза. И, пожалуй, впервые в жизни помянула своего обожаемого старшего братца недобрым словом.
      Апрель выдался холодным и ненастным. Элинор сняла себе небольшой домик неподалеку от Мейми. Домик был старый и совсем крошечный: две комнаты и кухня на первом этаже и две спальни на втором. Зато при нем был прелестный садик, и Элинор уже живо представляла себе, как сидит под яблоней и печатает, а рядом стоит коляска.
      Миссис Беркли настояла на том, чтобы, как она выразилась, «хорошенько пройтись по дому», прежде чем Элинор было дозволено в него переехать.
      Был также приглашен первоклассный дизайнер Мейми, чтобы заняться интерьером, хотя Элинор и пыталась сопротивляться, боясь, что расходы будут слишком велики. Теперь ей приходилось думать не только о себе, но и о ребенке, и она поклялась, что ее малыш никогда ни в чем не будет нуждаться – ни в материальных благах, ни в любви и заботе.
      – Ты же сама хочешь, чтобы детская была отделана как следует, – убеждала ее Мейми, и в конце концов Элинор сдалась.
      Когда все было обустроено, она засела за продолжение своего романа об Эжени. Подстегиваемая заботой о будущем малыша, она решила писать регулярно, однако работа вовсе не казалась Элинор рутинной, и она получала от нее искреннее удовольствие. Поскольку она провела массу исторических изысканий, готовясь к первому роману, то рыться в библиотеках ей не понадобилось, и Элинор смогла сесть за продолжение без всяких задержек. Вскоре она обнаружила, что создает для Эжени и ее отпрысков идиллическую жизнь, полную тепла и любви – именно такую, какую мечтала дать своему младенцу. С той разницей, что первенца ее героини родители ожидали с радостью и нетерпением.
      Рей был по-прежнему в Штатах. Бэб регулярно сообщала об этом Элинор во время своих визитов. У Элинор создалось впечатление, что Бэб взялась ее опекать не на шутку, ибо не проходило недели, чтобы она ни позвонила или не заехала повидаться. Элинор обнаружила, что ей приятна такая забота. Дружба Бэб согревала ее, и Элинор чувствовала себя почти членом семьи Рея. Она пыталась побороть это чувство, твердя себе, что разумнее всего было бы сказать Бэб, что она не желает, чтобы та служила посредницей между ней и Реем. Но как отказаться от этой дружбы, когда это был единственный способ хоть что-нибудь узнать о нем? А новостей о нем Элинор жаждала постоянно, ей всегда хотелось, чтобы Бэб рассказала все поподробнее, а не просто небрежно упоминала о нем в разговоре. У Рея все хорошо… Он много работает… Пока он еще не планирует вернуться, побудет немного в Штатах…
 
      Май стоял теплый, распустились яблони, и в душе Элинор воцарилось неведомое ей до сих пор чувство довольства и успокоения. Так было, пока она не отправилась в Бристоль на очередной осмотр к врачу.
      – Ммм, – с сомнением протянул он. – Хмм.
      – Что-нибудь не так? – испуганно спросила Элинор, одеваясь. Ведь она была так осторожна, соблюдала все предписания, так гордилась тем, что строго придерживается режима. Если теперь она потеряет ребенка Рея…
      – Да нет, ничего особенного. Придется провести кое-какие дополнительные анализы.
      – Да в чем же дело? Скажите, наконец! – взмолилась Элинор.
      – Ничего страшного, – заверил ее врач. – Просто, похоже, там бьются два сердечка.
      – Два?! – Элинор изумленно уставилась на него. – Вы хотите сказать…
      – Похоже, у вас будет двойня.
 
      – Двойня?! – Мейми так и взвизгнула. – Господи, Элинор, вот уж правду сказать, ты ничего не делаешь наполовину! Ну, конечно, у ниго же это в роду!
      Бэб, узнав о том, что Элинор ожидает двойню, не на шутку задумалась. У Элинор непременно родятся девочки, думала она. Ее племянницы, а она никогда их не узнает, если Элинор будет продолжать отказываться от встречи с Реем. Но она же любит его, в этом Бэб не сомневалась. Она не может не говорить о нем, поселилась рядом с Гриффитами, хотя, если бы действительно не хотела видеть Рея, было бы логично уехать подальше от его родных. После всего, что услышала Бэб за эти месяцы, она считала, что у Элинор были все основания возненавидеть Рея. Что нашло на ее брата, что он бросил эту девушку и сбежал без борьбы, даже не попытавшись выяснить отношения?
      Однако, вспомнив, как выглядел Рей во время их последней встречи, Бэб отбросила эта мысли. Таким она не видела брата много лет и, дай Бог, больше никогда не увидит. Сколько еще времени он собирается торчать в своей Америке? Рей никогда не был любителем писать письма, а из коротких разговоров по телефону ничего нельзя было понять. Он говорил как-то отрывочно, да и вообще был на себя не похож Интересно почему? Из-за того, что работа над сценарием у его автора не клеится, или из-за того, что тоскует по Элинор?
      Бэб было известно, что Рей вместе с писателем снимают дом где-то в окрестностях Голливуда, но, зная брата, она сомневалась в том, что он причастился прелестей блистательной жизни в Калифорнии. Скорее всего, работает как одержимый, стараясь таким образом заглушить боль, так же как и Элинор: как только жизнь начинает казаться невыносимой, она с головой уходит в работу, которая уводит ее от реальности в мир фантазии. Последнее сообщение о том, что Рей собирается остаться в Штатах на неопределенное время, сильно беспокоило Бэб. Но одной ей было не справиться. Ей нужна была помощь.
      Бэб подумывала о том, чтобы обратиться к Нику, но по зрелом размышлении отказалась от этой идеи. Если разобраться, то мужчины все-гаки лишены воображения. Они мыслят слишком прямолинейно, слишком логически и вообще узколобые. Вот женщины – совсем другое дело. Надо действовать.
 
      Рей получил телеграмму в конце жаркого душного дня, который он провел, то, споря с режиссером, то, уламывая Адриана Джойса, по чьей книге писался сценарий.
      Адриан возражал против различных изменений, которые предлагал внести режиссер, но, хотя Рей и был на его стороне, он уже жалел о том, что вообще согласился помогать автору.
      Литературные агенты в любой съемочной группе считались персонами нон грата, и если бы Рей не стремился так отчаянно уехать из Англии и не будь автор так настойчив, он с удовольствием порекомендовал бы вместо себя кого-нибудь другого.
      Он прекрасно знает, что его грызет, мрачно признался себе Рей: его преследует образ женщины, которую он не может выбросить из головы. Каждый вечер, ложась спать, он мечтал о том, чтобы она была рядом, ему ужасно не хватало их долгих разговоров. Элинор. Как-то она там? И с кем? С тем же мужчиной, с которым была в Корнуолле?
      Когда пришла телеграмма, в его сердце на мгновение вспыхнула безумная надежда: а вдруг от нее? Может, она решила, что не стоит держаться за свою драгоценную свободу, и просит его вернуться к ней?
      Рей взял телеграмму из рук посыльного и быстро пробежал глазами короткую строчку.
      «Срочно приезжай домой. Ты нам нужен. Бэб и Кристи»
      Рей, не теряя времени, бросился к телефону.
 
      Кристи уже второй вечер подряд приезжала к Гриффитам на ужин. На этом настаивала Бэб: ей хотелось иметь сестру рядом для моральной поддержки, когда приедет Рей. Позвонив в Калифорнию, они узнали, что брат уже находится на пути в Англию, но точно выяснить, когда он приедет, им не удалось. Ник, естественно, уже догадался, что что-то нечисто: напряжение так и звенело в воздухе.
      Когда раздался звонок, сестры буквально подскочили. Ник спокойно поднялся, сказав, что откроет сам, и лицо Бэб приобрело зеленовато-бледный оттенок. Когда пять минут спустя ее муж появился в гостиной в сопровождении небритого и измученного Рея, вид у него был уже далеко не таким невозмутимым.
      Бросив взгляд на лицо брата, Бэб на мгновение ощутила укол совести. Рей выглядел ужасно: усталый, бледный, чуть ли не затравленный.
      Искоса взглянув на виноватое лицо жены, Ник решительно скомандовал:
      – Так, дети, брысь отсюда. – Проводив их взглядом и дождавшись, пока закроется дверь, он повернулся к Бэб: – Ну, хорошо. А теперь рассказывай, что происходит.
      Бэб умоляюще взглянула на сестру, но та лишь покачала головой. Лицо Кристи стало почти таким бледным, как у Рея, и Бэб поняла, что в этой ситуации только один человек может осуществить их план: она сама.
      Бэб прочистила горло. Под взглядом брата она снова чувствовала себя напроказившей пятилетней девочкой.
      Что ж, выход был только один. Слишком поздно для тактичных намеков и всякой там дипломатии. Бэб сделала глубокий вдох, но в это время вмешался Ник.
      – Послушай, Бэб, по твой милости Рей примчался сюда через полмира в полной уверенности, что в семье случилось Бог знает, какое несчастье. Полагаю, мы все же обязаны дать ему какие-то объяснения?
      И тут Бэб поняла, что впервые в жизни боится брата. Куда девалась его всегдашняя снисходительность и нежность? Сейчас лицо Рея дышало едва сдерживаемым гневом.
      – Рей, это из-за Элинор. – Бэб нервно сглотнула. – Она… у нее будет ребенок…
      На короткое мгновение на лице Рея отразилась невыразимая мука, но это выражение промелькнуло и исчезло, и теперь глаза его смотрели холодно и жестко.
      – И ты притащила меня черт знает за сколько миль, чтобы сказать, что женщина, которую я сто лет не видел, ждет ребенка? Зачем, ради всего святого?
      Он не знает! Он действительно ни о чем не подозревает, сообразила Бэб. Однако если бы Рей на мгновение не выдал себя, она вряд ли набралась бы мужества, чтобы продолжать объяснение. Отыскав под скатертью руку Кристи, Бэб крепко сжала ее и торопливо выпалила:
      – Ребенок… то есть дети – они твои.
      В комнате повисло долгое тяжелое молчание, которое решился нарушить лишь Ник:
      – Бэб… – начал он.
      Но его уже не слушали. Рей вскочил и с силой схватил сестру за руки, не замечая, что причиняет ей боль. Под густым загаром его лицо было серым.
      – Повтори, – хрипло скомандовал он.
      Бэб подняла голову, заглянула брату в глаза – и сразу успокоилась. Все обойдется. Она была права – Рей действительно любит Элинор.
      – Элинор носит твоего ребенка. Вернее, детей, – поправилась она с легкой улыбкой. – У нее будет двойня.
      Ласково сжав руку Рея, она умоляюще заглянула ему в глаза:
      – Рей, она так тебя любит. То, что между вами произошло… Каждый раз, когда я приезжаю, она спрашивает о тебе. Изо всех сил старается удержаться, но я вижу, что у нее ничего не выходит. А эти бедные детки! Это же наши племянницы! Мы должны были как-то заставить тебя вернуться домой, неужели ты не понимаешь? – воскликнула Бэб, видя, что Рей не отвечает.
      А Рей, казалось, уже не слушал ее. Его лицо осветилось неожиданным светом – это выражение было хорошо знакомо Бэб.
      – Ты не могла выбрать для этого какой-нибудь менее жестокий способ? – тихо спросил он. – Я же подумал, что с вами случилось что-то ужасное.
      – Какой, например? – осмелела Бэб. – «Приезжай домой – Элинор беременна»? – Она покачала головой и прижала к себе его руку: – Ох, Рей, ты ведь любишь ее, правда? Я была совершенно уверена, что любишь, я так хотела ей об этом сказать. Она казалась мне такой одинокой, такой несчастной, но я не посмела сказать, побоялась – вдруг я ошибаюсь? А потом, после того, как она упала… – продолжала болтать Бэб, не замечая предостерегающего взгляда, брошенного на нее мужем.
      – Упала?! Что значит – упала? – рявкнул Рей. – Что с ней? Она…
      – Да ничего с ней не случилось, Рей, – успокоил его Ник. – У нее недавно был обморок, но с тех пор она чувствует себя хорошо. Физически, во всяком случае.
      – Она так по тебе скучает, – вставила Бэб.
      – Хватит, Бэб, – сурово оборвал ее Ник. – Я думаю, Элинор вряд ли скажет тебе спасибо, узнав, что ты предала ее доверие.
      Бэб отвернулась от мужа и призвала брата к ответу:
      – Что ты теперь собираешься делать, Рей?
      – А вот это, моя дорогая жена, тебя уже не касается, – твердо сказал Ник.
 
      Элинор давно не помнила такого чудесного дня. Солнце сияло вовсю, воздух был наполнен благоуханием, в высокой траве, которую ей было лень косить, жужжали пчелы. Теперь у нее был дом, и Элинор ужасно нравились «навязанные» ей дизайнером пастельные гона и мягкий ситец. И еще детская. Элинор точно знала, что малышам будет в ней уютно. Ведь она была точно такой же, как детская Мейми, которую уже обживал прелестный малыш, устроившись в подаренной Элинор колыбельке. Она улыбнулась и погладила свой выступающий живот. Еще два с половиной месяца. И она вполне может провести их здесь, в саду, нежась на солнышке.
      Природа сделала ей неожиданный подарок, и дело было не только в том, что у нее будет сразу двое детей. Она дала ей покой – тихое место, где она могла спрятаться от тоски, приют, где она могла сосредоточиться исключительно на двух жизнях, которые носила в себе.
      Высоко над головой раздался гул самолета. Элинор закрыла глаза. Мерный звук усыплял ее. Она вообще много спала в последнее время. Первый признак депрессии, нашептывал внутренний голос, но Элинор не желала его слушать. Тихонько вздохнув, она вытянулась на одеяле.
 
      Элинор разбудила тень, закрывшая от нее теплый солнечный свет. Подняв глаза, она увидела силуэт мужчины. Зажмурившись, Элинор неловко попыталась сесть.
      – Рей…
      – Ради всего святого, почему ты мне ничего не сказала?
      Вот так, без всяких предисловий, с места в карьер, да еще таким свирепым тоном.
      Вопрос застал Элинор врасплох. Она не могла даже притворяться, что не понимает, о чем речь.
      Рей был в костюме, ему явно было жарко, и чувствовал он себя неловко. Какой загорелый! Наверное, после пребывания на калифорнийском солнышке. Не сводя с нее глаз, Рей ослабил галстук и расстегнул верхние пуговицы рубашки.
      Элинор охватило знакомое возбуждение, и она в отчаянии отвернулась. Зачем ей все это? Не хочет она любить его, желать его…
      – Кто тебе сказал?
      – Бэб, – коротко отозвался Рей, и ноздри его слегка раздулись. – Ты хоть можешь себе представить, что я почувствовал, узнав, что ты носишь моего… моих детей – вот так, как гром среди ясного неба? А ведь я думал…
      – Да, это, наверное, было сильное потрясение, – сдержанно заметила Элинор. Голова у нее немного кружилась – может быть, оттого, что она долго пролежала на солнце. Она попыталась встать и поморщилась, почувствовав покалывание в затекшей лодыжке.
      – В чем дело? – резко спросил Рей, опускаясь рядом с ней на траву. Одной рукой он взялся за ее плечо, другой – за ступню. Элинор ощутила запах мужского тела, и у нее перехватило дыхание. Сразу нахлынули мучительные воспоминания об их близости.
      – Элинор! – с нажимом произнес Рей, заставляя ее посмотреть ему в глаза. Они совсем потемнели. – Почему ты мне не сказала?
      Его рука двинулась вверх, к ее разбухшему животу. На Элинор было лишь легкое платье. Оно было совсем тонкое, и она сама себе показалась вдруг обнаженной. Она почувствовала, как шевельнулись под рукой Рея близнецы, и едва не расхохоталась, увидев, какое сделалось у него лицо, когда он ощутил толчок. Его скулы вспыхнули багровым цветом. Рей немедленно убрал руку, и у Элинор появилось знакомое чувство, что ее снова отвергли.
      – А что тут было говорить? – ответила она. – Ты же ясно дал мне понять, что между нами все кончено.
      – Я… Что?! Какого черта! О чем ты говоришь? Я любил тебя. По-моему, именно это я дал тебе понять более чем ясно. – Рей покачал головой, словно смысл ее слов с трудом доходил до него. – Я полюбил тебя, но не хотел связывать обещаниями, данными в угаре страсти. – Он нахмурился. – Я хотел дать тебе время, чтобы ты немного… поэкспериментировала, что ли, обрела себя, освоилась с новым самосознанием. Я твердил себе, что если ты меня любишь, то я тебя не потеряю, а если нет, то я все равно не смогу привязать тебя к себе. Я не хотел быть похожим на твоего Брендана.
      – Ты полюбил меня? – Элинор не верила своим ушам. – Ты лжешь! Ты уложил меня в постель только потому, что это было частью твоей работы.
      – Чтобы заставить тебя переписать книгу? Да как ты могла такое подумать после того, что между нами было? Как ты могла вбить себе в голову такую чепуху, в которой нет ни грамма истины?
      Он схватил Элинор за плечи и уже чуть ли не тряс ее. Разозлился до смерти, спокойно подумала Элинор.
      – Но ведь когда мы вернулись из Уэльса, ты ушел и даже не оглянулся, – возразила она. – Всю неделю, что я была в турне, я надеялась, что ты позвонишь.
      – Я сделал больше. Я приехал. Гнал машину весь вечер, чтобы увидеть тебя. Господи, как же мне тебя не хватало! Я уже не мог оставаться один. Мне просто необходимо было сказать тебе о своих чувствах, и плевать было на то, готова ты выслушать меня или нет. Я примчался в отель и узнал, в каком номере ты остановилась. – Рей с трудом перевел дух. – Наверное, это было нахальством с моей стороны, – продолжал он. – Я был уверен, что ты встретишь меня с распростертыми объятиями, настолько в этом не сомневался, что даже не предупредил, что собираюсь приехать. Просто свалился, как снег на голову, хотел сделать тебе сюрприз… хотел увидеть, как вспыхнут радостью твои глаза, когда ты меня увидишь. Только все получилось иначе, правда?
      Элинор недоуменно смотрела на него, пораженная горечью, звучавшей в его голосе.
      – Я поднялся наверх… Ты как раз входила в свою комнату. И с тобой был мужчина.
      – Мужчина? – И тут Элинор осенило. – Так это был ты, – тихо сказала она. – А мы подумали, что кто-то просто ошибся этажом. Мне в тот вечер стало нехорошо, и владелец книжного магазина, с которым я ужинала, проводил меня в номер. Я с ним была едва знакома.
      Рей стиснул зубы.
      – На Рождество, когда я попытался с тобой поговорить, ты подтвердила, что у тебя есть другой.
      – Я солгала. Я как раз только что услышала…
      – Я знаю, что ты услышала, – перебил Рей. – Бэб и Кристи меня уже просветили. Похоже, им так же не хочется терять тебя, как и мне. Господи, с каким удовольствием я бы вытряс из тебя душу! Как ты могла этому поверить? – Он покачал головой, и лицо его внезапно осунулось и побледнело.
      Элинор положила руку ему на рукав.
      – Я чувствовала себя такой незащищенной, Рей. То, что произошло между нами, было для меня так ново и так бесценно, что я не могла…
      – Доверять мне? – горько спросил он.
      – Нет, не тебе, а себе. Я ведь однажды уже ошиблась.
      – Да, когда была совсем девочкой, в девятнадцать лет. – Рей взял ее лицо в ладони и пристально заглянул в глаза. – Я полюбил тебя сразу, но мне даже в голову не приходило, как эта любовь может изменить мою жизнь. Я думал, что смогу притворяться, что для меня на первом месте – работа, и ничего страшного не случится, если я не буду видеть тебя каждый день. Когда я понял, что не нужен тебе, я решил уехать и держаться от тебя подальше. Я даже считал, что у меня хватит сил позволить тебе самой сделать выбор и не давить на тебя, но вот я здесь… и я готов на коленях молить тебя быть со мной. Все это время я боролся с желанием сесть на первый же самолет, прилететь сюда и обнять тебя. Ты имеешь хоть малейшее представление о том, что я пережил за последние месяцы и каково мне было, когда моя сестрица с ходу выпалила, что ты носишь моего ребенка… то есть, детей? – тихо спросил он. – Ну почему ты мне не сказала?
      – Я боялась, – просто сказала Элинор! – Я не могла поверить, что такой мужчина, как ты, может полюбить меня, и не хотела, чтобы меня снова ранили. Ведь ты ни слова не сказал мне о своих чувствах.
      Рей не ответил, но в его глазах появилось такое выражение, что Элинор невольно отвела глаза.
      – Ник говорит, тебе было плохо. – Рей вопросительно вгляделся в ее лицо. – У тебя был обморок.
      – Ничего страшного, – заверила его Элинор. – Сейчас я полностью здорова.
      – Насколько? Достаточно для того, чтобы выйти замуж?
      – Замуж? – Сердце Элинор подпрыгнуло. Пальцы Рея обхватили ее запястье, и она ощутила, как забилась под ними жилка пульса.
      – У нас в семье несколько старомодные понятия о таких вещах, – улыбнулся Рей. – Бэб говорит, что, если я лишу ее племянниц, она вообще перестанет со мной разговаривать.
      – Племянниц? – Брови Элинор удивленно приподнялись.
      – Да. У Бэб просто пунктик насчет девочек. Она убеждена, что они с Ником способны производить на свет одних мальчишек, и, похоже, так оно и есть. А, кроме того, она убеждена, что у нас-то с тобой непременно будут девочки, по крайней мере, в этот раз…
      – Так вот почему ты хочешь на мне жениться. Чтобы Бэб могла заполучить себе племянниц?
      – Нет, не поэтому, – нежно произнес Рей. – А потому что я хочу заполучить женщину, которую люблю. – Он положил руку ей на живот. – А также детей, которых она собирается подарить мне.
      По телу Элинор пробежала дрожь наслаждения, и Рей, словно в ответ на ее безмолвное признание, прошептал:
      – Боже мой, Элинор, как же мне тебя не хватало!
      И стал целовать ее, жадно, страстно, словно пытаясь доказать, как жестоко она ошибалась и как сильно она ему нужна.
      Прошло много времени, прежде чем Рей отпустил ее.
      – Я приехал прямо из аэропорта, – пояснил он, когда они вошли в дом. – Как ты думаешь, я могу попроситься к тебе на ночлег?
      – У меня только одна кровать – моя…
      Они остановились, и Рей притянул к себе Элинор.
      – И кровать у меня не очень широкая, – попыталась она предупредить его, но Рей уже зажал ей рот губами. Впрочем, ей и самой было все равно, какая у нее кровать, раз они могли быть на ней вместе.
      – А нам вообще можно этим заниматься? – несколько часов спустя, спросил Рей. В голосе его звучало ленивое чувственное довольство.
      Комнату заливал свет предвечернего солнца, золотя их тела: его – смуглое и стройное и ее – белое и раздавшееся от новой жизни, которую она носила в себе.
      – Не вижу причины, почему бы и нет. – Элинор крепче прижалась к любимому, и у нее снова перехватило дыхание, когда его ладонь коснулась ее груди, ставшей в последние месяцы беременности очень чувствительной.
      Вначале она стеснялась собственной неуклюжести, но Рей быстро избавил ее от смущения, доказав на деле, насколько возбуждает его ее новая фигура.
      Теперь он прильнул к ее груди губами, и Элинор блаженно вздохнула, чувствуя, как он легонько потянул ее сосок.
      Рука Рея лежала на ее животе. Вдруг он быстро приподнял голову, и Элинор вопросительно взглянула на него.
      – Боже, я и забыл, что мы не одни. Кто-то из них только что дал мне хорошего пинка. – В голосе Рея звучал почти благоговейный страх, и Элинор так и покатилась со смеху.
      – Так тебе и надо. Нечего незаконно вторгаться в их владения, – поддразнила она.
 
      Близнецы благополучно появились на свет в конце августа. Рей был рядом с женой от начала до конца.
      – Пойду-ка я позвоню Бэб, – с улыбкой сказал он, глядя на два крошечных свертка, лежавших в объятиях его жены. В доме Гриффитов к телефону подошел Ник.
      – Девочки, я так и знала! – радостно закричала Бэб, когда он повесил трубку. – Две прелестные маленькие девчушки. Так и вижу их – пухленькие, все в розовом…
      – Ммм… вообще-то нет, не девочки.
 
      – Как не девочки? – Бэб быстро вскинула глаза на мужа. – Ты хочешь сказать…
      – Мальчики, – расхрабрившись, признался Ник. – Но не волнуйся, Рей обещал, что в следующий раз обязательно постарается сделать девочек.
 
      В больнице Элинор дожидалась, когда вернется Рей.
      – Сообщил Бэб плохие новости? – с улыбкой спросила она, когда он вошел в палату.
      – Ну, нет, на это у меня храбрости не хватило. Я сказал Нику. – Рей взял ее за руку. – Ты счастлива?
      – На верху блаженства, – заверила его Элинор. – Я о таком и не мечтала. – Она нахмурилась, затем задумчиво произнесла. – Рей, ты все-таки мой литературный агент. Как ты считаешь, стоит мне писать продолжение романа – о жизни Эжени и Бартона?
      – По-моему, это хорошая мысль. Как литературный агент я ее одобряю. Но как твой муж… знаешь, мне до лампочки. Я люблю вас, миссис Парриш, – тихонько шепнул он прямо ей в губы. – Я вам об этом говорил?
      – Да, но можешь сказать еще раз. Я ничего не имею против, – прошептала в ответ Элинор.

Эпилог

      «… Всадник, закутанный в темный плащ, беззвучно соскочил с лошади и передал поводья своему низенькому спутнику, оставшемуся в седле.
      – Будьте осторожны, сэр, – тревожно прошептал коротышка. – Вы рискуете своей головой… И моей тоже! – тихо добавил он, глядя как высокий человек в плаще, почти сливаясь с ночной темнотой, скользит вдоль стены ближайшего дома.
      Там мягким желтым светом светились два окна, и когда человек-тень проник в приоткрытую невидимой рукой дверь, его спутнику послышался мелодичный женский голос – легкий радостный возглас, а затем треножный плач младенца.
      Человеку в седле показалось, что прошла целая вечность, но на самом деле уже через полчаса дверь дома приоткрылась вновь. Мгновение спустя оба всадника мчались прочь из спящего города.
      Только оказавшись на лесной дороге, низенький человек решился прервать молчание.
      – Ну, как, сэр? Графиня благополучно разрешилась от бремени?
      – Да, дружище. Все в порядке. На этот раз – девочка, как я и хотел.
      И счастливый отец радостно засмеялся.
      Странный он человек, мой господин, думал маленький слуга, погоняя лошадь. Графиня – в ссылке. За графом охотится король, того и гляди схватят и обезглавят. А он радуется, словно самый счастливый человек на свете…
      Ни осторожный слуга, ни его беспечный господин, разумеется, не могли предвидеть, что всего через месяц графу Каннингему представится случай оказать королю величайшую услугу, после чего он будет возвращен ко двору и осыпан милостями. А главное – граф, наконец, воссоединится со своей обожаемой юной женой, которая за три года счастливейшего брака подарила ему троих детей – двух мальчиков и девочку…»
      Закончив очередной роман об Эжени и Бартоне этим счастливым финалом, Элинор потянулась, расправляя усталую спину.
      В дверь робко постучали, и в кабинет заглянула молоденькая горничная.
      – Простите, миссис, вы просили напомнить, если заработаетесь. Мальчики уже ужинают, а малышки проснулись и плачут: их пора кормить… А еще звонил мистер Рей и просил вас без него не ужинать, он скоро приедет.
      Элинор с улыбкой кивнула девушке и, оставив на столе свое литературное детище, отправилась кормить новорожденных дочурок, осчастлививших своим появлением на свет тетю Бэб.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10