Шесть букв

      Спустя полгода после того, как я стала работать в эпидемиологии, Слоаны получили известие о том, что «Врачи без границ» приняли их заявления на работу, и что они предписано выехать на работу в Таиланд.
      А через неделю после этого я узнала, что моя деревня – вся, до последней хижины – попала под оползень.
      Не уцелел никто. В том числе и мои родители.
      Шок. Мне не было дела до окружающего мира. Мне не хотелось есть, спать, разговаривать с людьми, и это меня совсем не беспокоило.
      Мысли о хрупкости и мимолетности жизни гвоздем засели в голове. Если бы в то время я обратилась за помощью к религии, буддизм, наверное, получил бы самую истовую верующую… но я не верила в богов, и горе потери глодало меня живьем.
      Я отошла немного лишь в самолете в Рангун, куда меня силой втиснули Слоаны. Они летели вместе со мной. Штаб-квартира ВБГ разрешила им поменять предписание на Бирму.
      Найджел и Грейс взяли меня в штат своей группы, утрясли вопросы и проблемы с моим контрактом в ВБГ.
      Слоаны со временем стали близки мне, как… нет, не в той мере, конечно… не как родители. Они стали очень хорошими друзьями, старшими по возрасту и по опыту.
      …Я часто задумываюсь о том, как крепко увязаны события в канве жизни. Кто-то может жить, годами не замечая такой связи. Для меня же кирпичи событий намертво схвачены цементом причин и следствий.
      Если бы не погибли мои родители, поехали бы Слоаны в Бирму? Наверное, нет. Я не виню себя в том, что произошло с ними дальше. То, что случилось – случилось… Но душа болит, и время не лечит…
      Нас распределили в Могок, в крошечную районную клинику. Население городка состоит в основном из шахтеров рубиновых рудников. Несколько десятков старых, разрабатываемых преимущественно вручную, шахт разбросаны в округе Могока.
      Я смалодушничала, не смогла поехать туда, к отцу и маме, в деревню… от нее ничего не осталось. Слоаны сочувствовали мне, были очень тактичными и терпеливыми. Заботы по налаживанию клиники, специфика работы в тяжелых условиях тропиков отвлекали от тяжелых мыслей, хотя я часто видела родителей во сне.
      Финансирование клиники шло в основном из фондов ВБГ. Мы сотрудничали с местными врачами, помогали им как могли, выкраивая из наших собственных ограниченных запасов медикаментов и инвентаря самое необходимое – к тому времени коррупция в центре и в провинциях достигла размеров, которые не допускались даже во время последней хунты, и, как это часто бывает, деньги на здравоохранение разворовывались едва ли не в первую очередь.
      Слоаны часто выезжали на «вспышки», временами на несколько недель и довольно далеко от городка. В такое время я оставалась за старшую в клинике. Персонал клиники был небольшим – помимо Слоанов и меня, в ней работали две местные санитарки, Луанг и Хин, и еще Нинг… официально он значился как «охранник», но на деле выполнял самые разные функции, от повара и шофера до медбрата и личного ассистента Найджела.
      Природа в горах вокруг Могока завораживала нетронутостью и чистотой. Здесь было куда меньше гнуса, от которого всегда страдали жители приречных низин. Лето в горах сопровождалось меньшей жарой, и небольшой период в несколько недель перед началом сезона дождей здесь был по-настоящему красив. Джунгли пестрели невероятными красками летних цветов, птицы, чувствуя приближение дождей, старались отпеться вволю, и даже болезни, казалось, на время отступали…
      В повседневности работы незаметно пролетели два года в Могоке.
      Однажды Слоаны вернулись с очередного выезда на вспышку в Бернадмио, одной из предгорных деревень. Нинг, который ездил за ними, выскочил из «ровера» и предупредительно открыл дверцу с пассажирской стороны.
      Странно устроена память.
      Я сразу узнала его. Один из той самой делегации, которая приезжала много лет тому к нам в деревню и уговаривала переселиться. Мне стало не по себе; я вдруг подумала, что пришедшие уже тогда знали о возможности оползней и пытались спасти людей в деревне…
      Но все было не так.
      Приехавший со Слоанами мужчина сухо и коротко представился мне: «Пол Шривер, биолог из Университета Индианы», затем прошел вместе со Слоанами в дом. Грейс вскоре вернулась и присела на парусиновый стул под навесом, рядом со мной.
      Я чувствовала, что Грейс явно нервничала, но она не подавала вида. На мой вопрос о Шривере очень коротко ответила, что тот приехал по поручению Комитета по Сельскому Хозяйству Бирмы. Он – специалист в области злаковых, подвижник возрождения сельского хозяйства страны. Слоаны встретили его по пути назад, в получасе езды от Могока, где Шривер собирал образцы флоры. Мне показалось странным, что Грейс так переживала… но я сама была возбуждена тем, что узнала приезжего, и мне не терпелось узнать у него, чем был вызван их приход к нам в деревню много лет назад.
      Поговорить со Шривером мне так и не удалось.
      Уединение Слоана и Шривера длилось недолго. После разговора Найджел не стал провожать Шривера до машины. Нинг сразу же увез биолога – как сказал Слоан, в Мандалай.
      Найджел был не менее взвинчен, чем Грейс… но Слоаны никогда больше не упоминали Шривера и цель его визита.
      Некоторое время я упорно пыталась подвести их к разговору о таинственном посетителе, но мои друзья быстро замыкались и не реагировали на наводящие вопросы.
      Я изучила их довольно неплохо. Это означало, что у меня нет шансов узнать о Шривере больше, чем я уже знала.
      Прошло, по-моему, около двух месяцев после его приезда. Период муссонов был в разгаре. Дожди шли неделями, жара не спадала, и влажность поднималась до уровня, когда выстиранные вещи не просыхали совсем. Слоаны выехали по вызову в Яданпар, где, судя по сообщениям местного Совета, снова вспыхнула холера.
      Они не вышли на связь. Ни разу.
      Две недели – срок который мы всегда оставляли на подобный непредвиденный случай. Слоаны всегда шутили по этому поводу… однако теперь их радифон не отвечал, и мы не стали дожидаться двух недель, Нинг уехал в Яданпар десятком дней позже них.
      Работа эпидемиолога может показаться рискованной и опасной, но это лишь мнение человека со стороны. Специалисты уровня Слоанов не допускали проколов. Они не могли снебрежничать и заразиться… Моя душа была не на месте. Я знала, я была уверена, что с ними что-то произошло, и это «что-то» не имеет отношения к вызову.
      Почти неделю спустя местный староста нашел Нинга с простреленной головой в кустах, на обочине дороги в Яданпар. «Ровер», на котором он выехал за Слоанами, найден не был.
      Слоаны исчезли.
      Дальнейшее вспоминается мне урывками, словно плохо смонтированная три-ди передача.
      Мне предписали вернуться в Америку… руководство ВБГ настаивало, что работу в Могоке, равно как и поиски Слоанов, которые я и несколько друзей Слоанов в Бирме и в Штатах инициировали на собственные деньги, нужно свернуть. Я отказалась. Не будучи связанной с ВБГ контрактом (официально меня наняли Слоаны), я не обязана подчиняться распоряжениям организации.
      Клинику в Могоке пришлось закрыть, по крайней мере, до прибытия новых врачей. Я уехала в Рангун. Денег было в обрез, и мне очень не хотелось уезжать из Могока; мне хотелось верить, что Слоаны вот-вот объявятся…
      Рангун. Университет. Библиотека, в которой я проводила череду на первый взгляд совершенно безнадежных дней, растянувшихся затем в недели поиска. Часами торчала в Тринете, пытаясь размотать единственную нить, оставшуюся у меня Нить вела из прошлого в настоящее… я была абсолютно уверена, что оба конца ее соединены со взаимосвязанными событиями: посещению моей деревни Шривером более десятка лет тому и его недавним появлением в клинике Слоанов.
      Конец, оставшийся в прошлом, показался мне куда более определенным после того, как я – с определенной долей везения – наткнулась на ворох сведений о Шривере и экспедиции ООН, побывавшей у нас в деревне… Правда, для этого мне пришлось пересмотреть тысячи документов – я не вру…
       Кассио.
      Запомни это название.
      Кассио – источник многого, с чем ты уже столкнулся и того, с чем тебе, возможно, придется столкнуться в ближайшем будущем. Я очень хочу надяться, что только в ближайшем…
      Кассио.
      В конце прошлого века умники в ООН решили, что посевы опийного мака, которые нарко-бароны Колумбии, Юго-Восточной Азии и Афганистана выращивали в труднодоступных районах, проще уничтожать с помощью биологического оружия. Био-защита была очень модной в те годы. Проект «Кассио» поначалу разрабатывался американцами. Не знаю, был ли вовлечен в проект Пентагон, или все делали гражданские контракторы. В найденных мной в то время источниках об этом не говорилось.
      В ранних девяностых «Кассио» неожиданно – и по необъяснимым причинам – прикрывают в Штатах, однако спустя пару лет проект вновь получает статус активного. На этот раз работы ведутся в Узбекистане, с финансированием от ООН, и тем не менее, всем ясно, чьи деньги подпирают рискованный био-эксперимент…
      Гриб-паразит фузариум биоспорум, в итоге культивированный в лабораториях Средней Азии для уничтожения опийного мака, был распылен в массовых количествах на маковые посевы в Афганистане, Золотом Треугольнике и Бирме. Точную дату обработок мне найти не удалось, но случилось это где-то на рубеже веков. Посевы погибли, руководители проекта отчитались в ООН, получили ожидаемые денежные премии, награды и свою долю внимания в масс медиа.
      Про «Кассио» скоро забыли.
      Однако не все прошло по-бумажному гладко. Распыленный с самолетов био-агент расправился не только с урожаем мака, но и с многими другими сельхозпосевами, и особенно беспощадно – со злаковыми.
      Власти Бирмы и чины в ООН держали незапланированный побочный эффект под строгим секретом, списав его на погодные условия. ООН усердно прикрывала неожиданный поворот. Близились выборы, а вернее, перевыборы Генсека… В Бирме тем временем начался голод. Чтобы избежать скандала, американцы посекретничали с хунтой и завезли продовольствие из Таиланда и Вьетнама.
      Делегация из ООН, посетившая тогда мою деревню, была направлена для установления масштабов потерь урожая и возможного отселения крестьян из пострадавших районов.
      Одним из членов делегации был некто Пол Шривер.
      Я запомнила его еще тогда.
      Я не забуду его до последнего дня.
      Отчет делегации был похоронен – так же, как и похоронили в свое время всю документацию по «Кассио» в Штатах.
      Я натолкнулась на копию отчета случайно, заведя в поисковик библиотеки Конгресса США имя Шривера. В момент, когда я собиралась закрыть тридцать-какую-то-там страницу поисковика и бесславно закончить день, я вдруг прозрела.
      Я навсегда запомнила то, как отрекомендовался Шривер, приехав в клинику вместе со Слоанами: «…биолог… Университет Индианы…».
      Трехлетней давности студенческий блог департамента биологии Университета Индианы пестрел именем «Шривер». Блогист-фанатик, записной верующий в заговоры правительства с большой буквы – ты наверняка встречал таких… знаешь, из тех, кто везде видит злой умысел и непременно дядю Сэма за умыслом… – тот студент-блогист поливал преподавателя по имени Шривер по большому счету, называя того «подстилкой Госдепа», и где-то в середине текста обронил название «Кассио».
      Дальше – больше. Кто-то из оппонентов на студенческом Тринет-форуме вызвал его на спор, сказав, что все в блоге – чушь, и что у блогиста нет фактов.
      В ответ тот выложил копию отчета «Кассио».
       Американского отчета. Того самого, датированного 1992-м годом.
      …Я не заметила, как наступило утро, потом день.
      Оказалось, что материалы по «Кассио» все же можно найти в Тринете. Нужно только знать ключевые имена, даты, должности… ну, и так далее.
      Блогист предельно упростил мою задачу.
      Следующий шаг выглядел более сложным. Я интуитивно осознавала, что Шривер замешан в исчезновении Слоанов, и пыталась теперь найти взаимосвязь между повторным его появлением в стране и «Кассио».
      Мне помогло тщеславие Шривера.
      Я наткнулась на небольшую, в три абзаца, заметку в «Сельскохозяйственном вестнике стран Азии», совершенно незаметное, крошечных размеров издание… но – спасибо мастер-библиотекарю Университета, который копировал все, что имело хоть отдаленное отношение к Бирме – я все же откопала ее. В заметке шла речь о выступлении «крупного специалиста по сельскому хозяйству Юго-Восточной Азии, доктора П. Шривера», на симпозиуме в Краби, Таиланд.
      Даже не столько сам факт появления Шривера в регионе, сколько тема симпозиума внезапно помогла мне понять его мотивы.
      Я уже не помню дословно названия конференции, что-то связанное с увеливающимся бесконтрольным культивированием галюциногенных грибов-псилоцибов в Азии…
      В совершенной прострации я вышла из библиотеки на улицу Шел сильный дождь – не помню, как долго я подставляла лицо его плетям.
      Треугольник Кассио-Шривер-Слоаны соединился.
      Догадка была невероятной… и вместе с тем уверенность в правильности выводов захлестывала меня.
      Некоторое время я провела в попытках выяснить, какие именно биологические экспедиции или поисковые партии в последние два-три года подавали заявки на любые исследования, так или иначе связанные с районами Бирмы, в которых распылялся био-агент.
      Таких экспедиций насчитывалось более дюжины.
      Можно было продолжать копаться в Тринете, корпеть часами у экрана, но меня уже охватила лихорадка действия. Я знала, как мне удастся быстрее вычислить экспедицию Шривера. Мой давний знакомый, Тхорин Тоан, владел компанией, снабжавшей местных носильщиков и проводников научных экспедиций продовольствием и снаряжением.
      Вскоре я держала в руках копию накладной годичной давности, составленной для совместной экспедиции бирманской компании «Мандалай Траст энд Холдинг» и Бриджтаунского Университета.
      «Пол Шривер, руководитель поисковой партии» – гласила подпись под накладной…
      Шривер сдержал обещание, данное им на симпозиуме в Таиланде. Он вернулся на север Бирмы… но совсем с другой целью.
      Я снова поехала в Могок. Отыскать следы партии Шривера, к моему удивлению, оказалось несложным – похоже, он и не скрывался тогда, год назад. Крестьяне в Ин-Чауке даже показали мне место, где его партия разбила лагерь.
      Та же, севернее Ин-Чаука, я наконец-то стала находить недостающие звенья в загадке повторного появления Шривера в Бирме.
      Его экспедиция прошла по району, в котором когда-то, задолго до нашего появления в Могоке, произошла вспышка опасной эпидемии. Симптомы этой болезни тебе самому должны быть хорошо знакомы…
      Да, да, ты понял правильно.
      Жители деревень подверглись массовому психозу, который полностью парализовал нормальную жизнь в районе. Состояние людей сильно напоминало нарко-интоксикацию различных степеней тяжести. Исключений не было, отравились все… Даже грудные дети и старики.
      Количество летальных исходов поражало, но вместе с тем совсем непонятным было огромное число увечий, происшедших в результате неразумно-бесконтрольного поведения пораженных болезнью людей. Эти случаи были задокументированы в отчете спец-бригады Комитета Здравоохранения, прибывшей вместе с двумя пехотными батальонами Народной Армии на ликвидацию эпидемии.
      Шривер ретиво докапывался до всего, что было связано с непонятной болезнью. Позднее я узнала, что галюциногенный характер симптомов помог ему выявить причину болезни. Именно об этом он проговорился на таиландском симпозиуме. Это было похоже на опиумную интоксикацию, однако у заболевших присутствовал явный делирийный компонент, нетипичный для опиумного отравления. Напористый Шривер смог вскоре установить, что виновниками отравления явились споры гриба, который принадлежит к роду фузариум.
      Он сумел провести нить от проекта «Кассио» ко вспышке непонятной болезни куда раньше меня. После нескольких рейдов в укромные уголки джунглей севернее Мандалая Шривер держал в руках несколько чашек Петри с новым, неизвестным науке мутантом.
      Он назвал его фузариум неоспорум.«Новые споры» стали идеей фикс Шривера.
      Урожай опиума не погиб полностью в результате обработки био-агентом. В отдельных случаях, поначалу на совсем небольших участках опийного мака, распыленный гриб мутировал и после многих лет паразитирования на уцелевших клочках опийных посевов стал вырабатывать необычайно мощный наркотоксин.
      Шривера привлекла легкость, с которой мизерное количество наркотика, находящееся в спорах гриба, влияло на психику людей. Нужно отдать должное Шриверу – он был настойчив и скрытен… он смог вычислить новый наркотик, не привлекая внимания ни властей, ни местных жителей, ни ученой общественности, ни потенциальных конкурентов. Шриверу удалось выделить наркотик в чистом виде, но для установления его химического строения нужны были специальные знания, которыми он не владел.
      Зато ими владел Найджел Слоан, который имел докторскую степень в биохимии.
      Для того, чтобы наладить выделение наркотоксина в больших масштабах, на продажу, Шривер решил заполучить Слоана.
      Встретившись со Слоаном, Шривер сперва предложил Найджелу добровольно участвовать в деле. Но, видимо, в силу природного тщеславия он не ожидал, что Найджел откажется – системы ценностей у одного и другого явно были полярны…
      Попытка запугать Слоана не сработала. По крайней мере, в тот момент.
      Шривер уехал.
      К тому времени он уже нанял свору подонков, бандитское отродье из Южной Америки… Едва только Слоаны выехали из Могока по вызову, их схватили и доставили к Шриверу.
      Грейс держали отдельно от Найджела. Он не видел жену неделями; тем самым Шривер шантажировал Слоана, заставляя его работать в лаборатории. Негодяю как воздух была нужна химическая формула наркотоксина. Если бы удалось ее установить, то качественный скачок в раскручивании нового уличного наркотика – его синтетическое производство – сделал бы Шривера императором нарко-бизнеса. Синтез наркотика можно наладить где угодно, отпадают хлопоты по выращиванию гриба, упрощается транспортировка… в общем, золотое дно.
      Найджел понимал, что и ему, и Грейс отмерено жить лишь до того момента, когда он передаст формулу Шриверу. Поэтому он всеми способами старался затянуть работу… но прекрасно знал, что ходит по краю пропасти: озверевшему Шриверу не составит труда убить их обоих и найти нового «раба» для лаборатории.
      Моральный кошмар, угрызения совести, опасения за судьбу жены, постоянное недоедание подкосили здоровье Найджела. Весной он простудился… заболел пневмонией. Ему требовался госпитальный уход, но Шриверу было наплевать – он ждал результатов по установлению структуры нейротоксина со дня на день. Когда он понял, что Слоан неизлечим и что жить Найджелу осталось недолго, он убил Грейс.
      Он очень рационален, докторШривер…
      От доктора в нем нет ничего. Но судьба наказала его за смерть Грейс. Проводя начальные эксперименты с неоспорумом, Шривер умудрился заболеть сам… он не погиб, болезнь протекала необычно вяло в его случае, но подонку никак не удавалось вылечиться, что бы он ни предпринимал. Этот случай не был уникальным: шаман в одной из деревень, которые были поражены эпидемией годами раньше, тоже получил необычную, вялотекущую хроническую форму болезни. Так же, как и Шривер, не имел выраженных галлюцинаций, но был анемичен, терял вес и, похоже, постепенно умирал…
      Ты спросишь – возможно такое ли вообще? Я не специалист по грибам и ответа на этот вопрос не знаю. Когда-то, в колледже, я изучала токсикологию. Есть заболевания людей, вызываемые фунгус-грибами; совершенно невероятно, но споры грибов могут неограниченно долго храниться в теле человека… Даже после его смерти.
      Легкие Шривера и деревенского шамана по каким-то причинам стали хорошей почвой для размножения гриба. Гифы… Ну, это такая ступень в развитии гриба… Гифы прорастают, когда споры внедряются в плодородную среду, подходящую для начала роста мицелия, грибницы. И шаман, и Шривер имели что-то одинаковое в их организмах… Что-то совершенно особенное, благодаря чему гриб беспрепятственно принялся у них в легких, пустил гифы… Однако не привел хозяина, хоста, к гибели, но пророс и стал исправно плодоносить, производить споры…
      Отвратительно даже думать об этом… Чудовищный симбиоз: человек служит питательной средой для гриба, а гриб, внедрившись в дыхательную систему человека, дает тому возможность вырабатыватьнаркотик невероятной мощности. Кашель Шрума…
      В общем, теперь ты, надеюсь, понимаешь, кто такой Шрум.
      В Бирме его звали Шрува, ну, а здесь, когда он перебрался в Штаты и подмял под себя номадную группировку из Сальвадора, ему в продолжение приклеили старое наркомановское словцо Шрум, грибок…

Воскресенье, 4:50 ночи

      Сато ошеломленно молчал.
      Рассказ Наоми прояснил многое, но не все. Вопросы, ответы, факты и выводы роились в усталом мозгу детектива, не выстраиваясь в систему. Пока.
      Так вот почему Шрум был в том причудливом балахоне со шляпой: это была своеобразная предохранительная маска, которую он носил, чтобы не сеятьнаркотик зря, не оболванивать свою охрану…
      Наоми облизнула разбитые, пересохшие губы.
      – Попить бы…
      Сато вытащил из кармана на двери пластиковую бутылку.
      – Вот… Осторожно, черт его знает, что там. – Он протянул бутылку девушке. Та осторожно понюхала жидкость, потом легко прикоснулась к ней языком.
      – Вода, – она сделала несколько жадных глотков, потом передала бутылку Майклу. Он отпил немного и поставил бутылку обратно.
      Наоми устало откинулась на спинку сиденья.
      Сато завел мотор и вопросительно глянул на нее. Девушка кивнула головой.
      Грузовик медленно выехал на улицу. Майкл осмотрелся. Безлюдно.
      – Знаешь, ты подреми, пока доедем… Нам еще…
      – Осторожнее! – вдруг вскрикнула Наоми.
      Сато резко затормозил: наперерез грузовику из темноты боковой улицы вылетел мотоциклист. Благодаря реакции Майкла столкновения удалось избежать, но мотоцикл с разгона врезался в пожарный гидрант на противоположной стороне улицы, от чего мотоциклиста буквально катапультировало из сиденья. Он с силой ударился о стену дома рядом с гидрантом и упал на тротуар.
      Наоми и Сато выскочили из машины.
      Мотоциклист, молодой мужчина, лежал на левом боку. Черная куртка лопнула на спине от удара, правая рука неестественно изогнулась, обозначая место очевидного перелома. Подняв щиток шлема, Майкл увидел, что глаза мотоциклиста закатились глубоко под лоб; ненатуральная улыбка – скорее, оскал – сделала лицо похожим на нелепую восковую маску. Пострадавший еще дышал, но конвульсии, ритмично сотрясавшие его тело, становились все реже. Он несколько раз кашлянул, судорожно открывая рот, потом затих… губы его вытянулись, и из горла пошла пена, больше похожая на рвотную массу из-за вкраплений желтых крошек или песчинок…
      Детектив и девушка молча смотрели на мертвеца. Сато опомнился первым. Скорее по инерции, чем осознанно, он пошарил в кармане, вытащил ультрафиолетовый фонарик…
      В ночном воздухе заплясали уже знакомые ему зелено-синие неоновые огоньки…
 
      …Сотофон у Майкла отобрали номады; две попытки остановиться и позвонить Кристе из уличного сотовида закончились ничем. Связь не работала.
      В ту ночь в Сан Фране творилось невообразимое.
      Вой сирен был непрерывным: полиция и бригады 911, похоже, работали вовсю. Жаркий ветер разносил по улицам едкий запах гари. За то время, пока Сато и Наоми добрались на грузовике до выезда на хайвэй, им довелось насмотреться всякого.
      В полуквартале от места, где разбился мотоциклист, толпа деловито потрошила небольшой супермаркет, таща из него все, что попадалось на глаза. Наиболее находчивые загнали сквозь разбитые двери пару машин, набивая их товаром.
      Сато попытался остановиться и вмешаться, но Наоми сказала:
      – Неужели ты еще не понял? Это бесполезно… Они уже больны!Все… Поздно. Остается только надеяться, что эпидемия еще не распространилась в твоем районе и что Криста смогла добраться к тебе домой, не заразившись… Не отвлекайся!
      Сато вспомнил отрывочные фразы Кристы из ее последнего сообщения. Ничего не остается, кроме как надеяться на лучшее.
      Ехать приходилось медленно, потому что по мере продвижения в более населенные кварталы количество людей на улицах увеличивалось, и поведение их становилось все более безумным. Вдобавок, машины, все чаще попадавшися им навстречу, шныряли как попало, совершенно не соблюдая правил. В какой-то мере им повезло с тем, что их грузовик был тяжелее и мощнее легковых авто, попадавшихся навстречу. Сидя в высокой кабине, они наблюдали за вакханалией на улицах со смешанным чувством негодования, тревоги и жалости.
      Моментами ситуции были где-то даже комичными. Вот из аптеки выскочил фармацевт в разодранном халате и с полубезумными глазами помчался прочь от толпы возбужденных женщин, которые гнались за ним, крича – Майкл даже подумал, что он ослышался – «Сволочь, прекрати продавать кондомы! Даешь детей!»
      На одном из перекрестков Сато был вынужден вырулить на пешеходную часть, потому что дорогу перекрывала пожарная машина, расчет которой истово поливал дом водой из нескольких шлангов. Все было нормально в этой картине, за одним исключением: пожара в доме не было. Раскладная лестница была подведена концом под окно на пятом этаже, откуда один из пожарных бережно спускал вниз горшок с кактусом.
      Наоми покачала головой:
      – Пройдет еще часов восемь-десять, и все это будет уже не так смешно…
      Неподалеку послышался сухой треск автоматных очередей, сменившийся беспорядочной россыпью пистолетных выстрелов. Сато свернул в боковую улицу, взял «Курц», вышел из машины и осторожно выглянул из-за угла.
      В ста метрах от него несколько крутошеих парней потрошили магазин спиртных напитков, загружая пикап ящиками и бутылками. Параллельно они старались отбиться от других крутошеих, похоже, их конкурентов, которые завязали с ними перестрелку в надежде перехватить добычу.
      Майкл вернулся к машине.
      – Придется немного переждать… я не знаю, выиграем ли мы, если попытаемся объехать… – сказал он Наоми, открывая дверь с ее стороны, и осекся.
      В кабине за девушкой сидел черный мужик в выпачканной кровью майке и длинных шортах. Одной рукой он прижимал к себе Наоми за шею, заслоняясь ей от Сато, а другой держал дробовик, направленный в лицо детективу. Бессмысленная улыбка на губах, прыгающий взгляд. Ритмично-подталкивающие движения корпусом в сторону удерживаемой им девушки… Легко покашливая после каждого короткого вздоха, мужик нес чепуху:
      – Люди, давайте повеселимся! У меня дома есть травка, есть колесики. Только домой мне дорогу не найти. Как ни стараюсь, не вспомню. Вы не знаете, где я живу? – Он вдруг всхлипнул. – Далеко-далеко… Никак не могу вспомнить, где это. Какой сегодня день? Я так классно провел время… в этом, как его… клубе. Вчера? Или сегодня? Брат, сколько телок меня любило-о-о… А твоя – ничего, только помыть ее надо… в душе там или в ванне… я в этом мастер! – его рука скользнула вниз, по груди Наоми, потом во впадину между ногами. – Ты, брат, садись, поехали! Ух ты, какая…
      Наоми резко наклонилась вперед, к лобовому стеклу. Мгновения, на которое открылся корпус черного, хватило для того, чтобы Сато всадил три пули ему в грудь. Перехватив дробовик, Наоми оттолкнула оседающего налетчика. Сато обошел машину и открыл дверь. Тело черного сползло на тротуар.
      – Хочешь проверить его? – спросил он Наоми.
      Та поняла детектива без разъяснений, угрюмо ответив:
      – Ни к чему…
      До выезда на хайвэй они оба подавленно молчали.

Воскресенье, 5:20 утра

      На рампе к 280-му хайвэю их ждал еще один сюрприз. Дорогу перекрыл полицейский «крузер» с включенными мигалками. Сато заглушил мотор и вышел к двум полисменам, стоявшим за машиной. У обоих на лицах были респираторы. Оранжево-желтые разовые комбинезоны био-защиты выглядели на них устрашающе.
      – Поворачивай назад! Хайвэй закрыт! – сказал тот, что повыше.
      – Все в порядке, ребята, я – из двести первого, убойный отдел… Майкл Сато.
      Патрульные переглянулись.
      – Покажи железо! – в голосе полицейского явно сквозило недоверие. – Баба с тобой, она кто такая?
      – Я влип в передрягу… Девушка, она… Долго рассказывать, в общем, жетон и пушку у меня слизнули… Номады. МС-39. Мы едва вывернулись. Мне срочно домой нужно…
      – Домо-о-о-ой… – насмешливо-недоверчиво протянул второй коп. – Ты чего не со своими? Разве не слышал – в восемь вечера передали шесть-восемндацать (сноска: радио-жаргон полицейских США; код 618 = мобилизация с расквартированием в пределах участка). А может, ты и не свой?
      Все правильно, вздохнул Сато. Они не обязаны ему верить на слово.
      – Я в Негороде был. Связи там нет. Мой непосредственный начальник – лейтенант Чарлз Барлоу, жетон номер 4522, сотофон…
      – Назови номер твоего собственного железа, быстро! – Перебил его высокий и сделал два шага в сторону, отстегивая пряжку кобуры. Оба копа теперь перекрывали секторами огня и Сато, и Наоми в кабине. Несмотря на напряженность ситуации, Майкл почувствовал себя спокойнее: не подставные…
      – Мой жетон – 8609. Слушайте, мужики, у вас же есть видеосвязь, поговорите с Барлоу, а нет – так запросите отдел кадров…
      – Сами с усами… – проворчал коренастый патрульный. – Топай-ка сюда, к машине!
      Майкл уже знал, что за этим последует, но выбора у него не было.
      – Руки на капот! Раздвинь ножки, красавец! – Коренастый начал методично обшаривать его. Сато понимал, что они поступают так же, как поступил бы он сам, если бы был патрульным и находился в подобной ситуации. Он услышал обрывки фраз второго патрульного, который уже сидел в крузере и разговаривал с диспетчерской: «…Сато, Майкл, жетон 8609… да, 201-й… Дай мне его файл… Кто? Ну да, так он его и назвал. А соединить с 201-м можешь? Нет? Что у них там, совсем…». Патрульный посмотрел сквозь лобовое стекло на Сато и стал говорить тише.