Бедвины (№1) - Немного женатый

– Молчать! – Почти бессознательно Эйдан перешел на тон и выражения, которые употреблял, командуя солдатами, имевшими неосторожность вызвать своим поведением его гнев на поле боя или на параде. Он не повышал голоса, не делал угрожающих жестов, но его повелительный тон произвел впечатление на Морриса. Побледнев и вытаращив глаза, он повернулся к Эйдану.

– Хотя вы и кузен моей жены, – Эйдан почти вплотную подошел к Моррису, и тому пришлось откинуть голову, чтобы видеть его лицо, – я не заметил в ваших словах или вашем поведении и намека на родственные чувства к ней. Вы здесь нежеланный гость, сэр. Как только я закончу, вы уедете и больше никогда не вернетесь сюда. Никогда! И даже не переступите границу парка. Я понятно говорю?

Сесил Моррис молча смотрел на него.

– Я понятно говорю? – понизив голос, переспросил Эйдан.

– Да, – только и произнес Сесил.

– Когда я в ближайшем будущем уеду в свой полк, я оставлю свою жену здесь, – продолжал Эйдан. – Но у меня, Моррис, длинные руки и могущественные друзья в Англии, включая моего брата, герцога Бьюкасла, которым вы так восхищались во время нашей первой встречи. И если я услышу хоть слово о том, что вы беспокоите или надоедаете леди Эйдан Бедвин, мои руки с помощью моих друзей достанут вас и вам не поздоровится. Вы меня поняли?

– Да, – жалобно пискнул Сесил.

– Хорошо. – Эйдан, заложив руки за спину, продолжал сверху вниз смотреть на него еще несколько секунд. Он знал, что долгое молчание – сильное оружие, от которого дрожали колени у самых строптивых его солдат. – А теперь уходите.

Моррис повернулся и взглянул на Еву. Он открыл было рот, собираясь что-то сказать, но снова закрыл его. И правильно поступил. Эйдан с удовольствием воспользовался бы случаем схватить его за шиворот и, спустив с лестницы, выволочь во двор, где стояла карета Морриса. Ожидая, что Эйдан будет его преследовать, Моррис, спотыкаясь, поспешил к двери и торопливо схватил пальто и шляпу. Эйдан закрыл за ним дверь и, приподняв бровь, посмотрел на жену.

Ее глаза смеялись.

– О, как я рада, что вы остались. Ни за что на свете я бы не пропустила такое зрелище. Это было сделано безупречно. Вы вели себя безукоризненно.

Ева подбежала к Эйдану с протянутыми руками. Он взял их в свои и крепко пожал.

– Признаюсь, – сказал он, – я тоже получил большое удовольствие.

– Благодарю вас! – воскликнула Ева, отвечая ему пожатием. – Я так благодарна вам за все. Вы никогда не поймете, как я вам благодарна!

Ева раскраснелась и выглядела такой же оживленной и хорошенькой, какой была два дня назад в Лондоне. Она подставила Эйдану свое лицо. Он наклонился к ней, но не затем, чтобы заговорить. Как-то случилось, что их губы встретились и слились в долгом поцелуе, пока они, разжав руки, словно обжегшись, не отшатнулись друг от друга.

Какого черта! Это был самый мучительный и постыдный момент в жизни Эйдана, особенно потому, что Ева стояла перед ним, раскрасневшаяся, с широко раскрытыми от растерянности глазами, а он не сумел придумать ничего иного, как спрятать руки за спину и откашляться.

– Прошу прощения…

– Это я прошу прощения…

Они заговорили одновременно, как в какой-то дурацкой греческой комедии. Помоги ему Бог! Он только что поцеловал свою жену, или она поцеловала его. Одним словом, кто-то из них сделал это первым.

– Прошу прощения, – повторил он. – Я поднимусь наверх посмотреть, уложил ли денщик мои вещи.

– А вы не останетесь на ланч?

Нет. Ему пора. Эйдан начинал интересоваться Евой как личностью. Он уже видел в ней добросердечную, преданную, с чувством юмора женщину. Но ему не следовало много о ней думать. Больше того, он уже не однажды ловил себя на похотливых мыслях, особенно прошлой ночью, когда, лежа в постели, подумал, что проводит ночь под одной крышей со своей женой в первый и последний раз. Это была пугающая и коварная мысль. По некоторым размышлениям ему показалось предательством так думать о Еве.

– Мне не кажется… – заговорил Эйдан.

За его спиной открылась дверь, и он резко обернулся, удивляясь, что у Морриса хватило духа вернуться. Но это была миссис Причард, все еще в дорожном платье, мокром от дождя.

– Как хорошо, что вы оба здесь и все мне расскажете. Мне пришлось выйти из кареты у конюшни и идти до дома пешком. Сесил и его фургоны заполонили пространство перед домом. Он даже не взглянул на меня, хотя я вежливо поздоровалась с ним и спросила, как он поживает. Ну, рассказывайте!

Эйдан заметил веселые искорки в глазах старушки. Обеими руками она опиралась на палку.

– О, тетушка, – прижимая руки к груди, сказала Ева, – ты бы слышала, как говорил с ним полковник Бедвин! Тебе стоило это послушать. Он говорил с таким благородством, так спокойно и угрожающе, что даже я дрожала от страха. Мне было даже немного жаль Сесила. – Она засмеялась, совсем как девчонка. – Немного, но не совсем.

– Он допустил ошибку, – заметил Эйдан, – угрожая кнутом выгнать из дома мою жену.

– Какие глупости, – усмехнулась тетушка. – Удивительно, как у него хватило на это смелости в вашем присутствии, полковник.

– Это было самое интересное, – добавила Ева. – Он не видел полковника Бедвина, стоявшего за занавеской. Видела бы ты, как изменилось лицо Сесила, когда он его заметил.

Миссис Причард засмеялась. Она сняла шляпу и стряхнула с нее капли дождя.

– Я рада, что застала вас обоих, – сказала она. – Сегодня утром я сделала несколько визитов. Я сочла важным сообщить нашим соседям о том, что произошло. Все они очень беспокоились о Еве. К. счастью, из-за дождя я застала всех дома. У меня удивительные новости.

У Эйдана мгновенно возникло дурное предчувствие. Уж очень блестели глаза этой женщины, жаждущей сблизить его с Евой.

– Все были в таком восторге, – продолжала миссис Причард, – когда узнали, что ты, Ева, остаешься хозяйкой Рингвуда и что ты вышла замуж за полковника Бедвина. Все сошлись на том, что это событие надо как-то отпраздновать. Я объяснила, что у полковника скоро кончается отпуск и он должен уехать, но это никого не убедило. Все мои возражения привели только к тому, что соседи готовятся к празднику, который устраивают в вашу честь сегодня вечером на втором этаже гостиницы.

– Тетушка… – заговорила Ева, ошеломленная не меньше Эйдана.

– Вы ведь можете, – миссис Причард остановила умоляющий взгляд на Эйдане, – можете остаться еще на один вечер, полковник? Конечно, можете…

– Тетушка…

Эйдан жестом остановил Еву. Как бы он ни был ошеломлен, в словах тетушки он усмотрел определенный смысл.

– Я сейчас вспомнил, – сказал он, – что Сесил Моррис, кажется, не поверил в законность нашего брака по особому разрешению. Вполне возможно, что еще кое-кто из соседей окажется таким же Фомой неверующим. Если я уеду сегодня, возникнут сомнения и слухи, что только осложнит ваше положение. Мы появимся в обществе вместе, отпразднуем нашу свадьбу, и все сомнения рассеются.

Миссис Причард удовлетворенно вздохнула.

– А что вы думаете? – спросил Эйдан жену.

– Я думаю, – нахмурившись сказала Ева, – что мы причиняем вам больше беспокойства, чем вы могли ожидать, полковник.

Что ж, вполне справедливо. Когда, выполняя свое обещание капитану, он женился на Еве, все казалось намного проще.

– Кроме того, – добавил он, – снова льет как из ведра.

Все дружно повернулись к окну, по которому барабанил дождь.

Глава 8

Ева пересмотрела весь свой гардероб, выбирая подходящее платье для предстоящего вечера. Все ее наряды давно уже вышли из моды. В минувшем году она носила траур, а прежде чаще всего проводила вечера дома с отцом. Его здоровье все ухудшалось и не позволяло ему участвовать в жизни местного общества, что всегда было для него очень важно. Она остановила свой выбор на серебристо-сером шелковом платье. Ей казалось неуважением к памяти Перси не носить траура вопреки высказанному им желанию. Эдит причесала ее и предложила ради праздника надеть серебряную цепочку и серьги.

Все-таки нехорошо со стороны тетушки, Серины и других соседей устраивать праздник, думала Ева, спускаясь в гостиную. Она волновалась, как молодая девушка перед первым выездом в свет. Это празднество выглядело явной уловкой тетушки, попыткой задержать полковника в надежде на то, что их союз превратится в нечто большее, чем брак по расчету. Еву это очень смущало. Ее изумило согласие полковника остаться, но она догадывалась, что его решение подсказано чувством долга. Она надеялась, что Эйдан не рассчитывает встретить здесь то изысканное светское общество, к которому, будучи сыном герцога, он, должно быть, привык.

Он ожидал ее в гостиной. Тетя Мэри и Тельма уехали пораньше, чтобы помочь приготовить комнаты к торжеству, по крайней мере так объяснила тетушка, оставляя их наедине. Ева и полковник должны были появиться в «Трех перьях» вместе.

– Мне очень жаль, что так получилось, – сказала Ева. – Вам, наверное, хотелось бы оказаться сейчас на пути домой.

Эйдан поклонился и оглядел ее с головы до ног, но ничего не сказал о выбранном ею платье. Он был в парадном мундире, но не в сапогах, а в бальных туфлях.

– Я не мог отказаться, – ответил он. – Дело в том, что я могу уехать завтра и вернуться к моей обычной жизни, словно ничего не изменилось. Для вас это будет не так просто. Вам придется продолжать жить здесь с соседями, которым хорошо известно, почему вы вышли замуж и почему живете одна без мужа. Мне бы не хотелось, чтобы они думали, что между нами нет добрых отношений или… уважения. Должен признаться, я был неприятно поражен, когда миссис Причард объявила о празднестве, но я быстро понял, что это именно то, что сейчас нужно.

Он говорил сдержанно и бесстрастно. «Что заставляет его остаться – доброта или долг?» – думала Ева. Она и раньше искала в его взгляде доброту или юмор, но… Эйдан никогда не улыбался. Она кивнула, и полковник, взяв накидку, набросил ее на плечи Евы, а затем подал ей руку.

Дождь прекратился около часа назад, но камни террасы оставались мокрыми. Похолодало. Усаживаясь в карету, Ева дрожала. Интересно, где сядет полковник – рядом с ней или напротив? Он сел рядом. Правой рукой и бедром она ощущала тепло его тела.

– Будут танцы, – сообщила ему Ева, – а играть будут местные музыканты. Нас ждут карточные игры, разговоры и легкие закуски. Вам это покажется совсем неинтересным, может, даже ужасно глупым.

– Не извиняйтесь, это будет совершенно приличное и непринужденное сельское развлечение.

Она вспомнила, как однажды рассказала Джону о празднике, на котором была недавно и очень там веселилась. Он притворно содрогнулся и сказал, что предпочел бы оказаться в темнице с крысами, чем участвовать в таких вульгарных развлечениях. Тогда Ева просто рассмеялась, Джон тоже хохотал и переменил тему. Поступил бы Джон так же, как полковник, только ради того, чтобы она вызывала уважение, а не жалость у своих соседей?

– Я не могу забыть, – заметила Ева, – что вы сын и брат герцога, что вы – лорд Эйдан Бедвин.

– А вы – леди Эйдан Бедвин, – напомнил он, когда карета тронулась.

– Самозванка! – Она рассмеялась.

– Нет. – Он посмотрел на нее. – Моя жена.

Ева вздрогнула. Она все еще не осознавала реальности происшедшего. Она была замужем, и в то же время не была. У нее был муж, и в то же время его не было. Через неделю ей будет казаться, что он существовал лишь в ее сне. Но они останутся женатыми навсегда, пока смерть не разлучит их.

– Вы все еще в полутрауре, – заметил он. – Хотя со времени смерти вашего отца прошло уже более года.

– Разве я выказываю кому-то неуважение? – спросила она. – Я не могу не помнить, что всего лишь четыре дня назад все мои соседи и друзья собрались на поминальную службу в память о Перси. А уже сегодня они будут праздновать мое замужество.

– Такова жизнь, – сказал он. – Она продолжается даже после самых ужасных трагедий.

– Мне кажется, – ответила Ева, слегка сдвинув брови, – вы знаете это по собственному опыту.

Его темные загадочные глаза стали совершенно непроницаемыми. Это было страшнее выражения любого чувства. Ева поежилась от холода. Несколько минут они молчали.

– Вы носите траур по своему брату? – спросил он. – Вопреки тому, что он просил вас не делать этого?

– Как же я могу поступать иначе? – вздохнула она. – Нас было только двое. Мы всегда были очень близки, даже после того, как он поссорился с отцом и переехал к моему двоюродному деду. А потом он… но я не хочу наводить на вас скуку. – Она отвернулась к окошку, за которым в сгущавшихся сумерках мелькали деревья.

– Расскажите же мне, – попросил он.

– Мой двоюродный дед был купцом и владельцем магазина, почти таким же богатым, как отец. Но он не стремился к более высокому положению в обществе, не стремился войти в круг местного дворянства. Он был вполне доволен своей жизнью и успехами. Когда он умер, все его состояние перешло к его сыну, кроме некоторой суммы денег, которой хватило на исполнение мечты Перси – покупку офицерского патента в кавалерийском полку. Отец пришел в ярость, но не смог ему помешать. Однако он переписал свое завещание.

– А сын не возражал? – спросил полковник.

– Джошуа? Нет. – Она покачала головой. – Они с Перси были добрыми друзьями. Он хотел на мне жениться. – Вероятно, ей не следовало упоминать эту излишнюю подробность.

– Джошуа? – переспросил он. Ева несколько смущенно улыбнулась.

– Мне было девятнадцать, а ему двадцать восемь. Он был богатым, самоуверенным, красивым, к тому же родственником и другом Перси. Я чувствовала себя здесь одинокой. И подумала, что могу вернуться поближе к своим корням, так сказать. Вернуться в родной Уэльс, к близким мне людям, хотя моя мать была англичанкой по рождению.

– Ваш отец не допустил этого брака?

– Разумеется, Джошуа не был дворянином. Ни по каким меркам. Он даже коверкал слова. Отец не разрешил нам пожениться. Я была в отчаянии, но через месяц забыла о Джошуа. Он женился через полгода после моего отказа, и него теперь трое детей. И он по-прежнему преуспевает в делах.

– Но вы не носили по нему траура?

– Нет. – Она тихо рассмеялась. – Глупо было надеяться, что я смогу вернуться и быть счастливой. Я слишком долго прожила здесь, чтобы уехать, в сущности, всю свою жизнь. Сейчас я это понимаю и предпочитаю, чтобы моя жизнь оставалась прежней.

Или какой она была неделю назад, мысленно поправила себя Ева.

– А кем вам приходится Сесил Моррис? – спросил полковник.

– Его отец и мой были братьями, – объяснила она. – Когда папа уехал из Уэльса и купил Рингвуд, дядя тоже приехал сюда и арендовал у него самую большую ферму. Он много трудился, ферма процветала, и в конце концов он ее купил. Но Сесила всегда мучила зависть к Перси и ко мне. Ему страшно хотелось пробиться наверх и стать джентльменом, богатым бездельником. Отец и Сесил всегда подчеркивали, что безделье – признак благородного происхождения. Я часто думала, что ему следовало бы родиться у моего отца. И вот ведь как случилось: он чуть было не стал его наследником. Только благодаря вам Сесилу это не удалось.

«Я слишком много болтаю», – подумала Ева. Они уже миновали мост, карета катилась по главной улице Хейбриджа, направляясь к «Трем перьям». Откуда у полковника интерес к ее семье?

– Не знаю, следует ли мне танцевать, – сказала Ева. – Ведь я еще в трауре.

– Но вопреки желанию вашего брата, – напомнил он. – По-моему, танцы – главное развлечение на балу. А этот бал в нашу честь. Вы всех разочаруете, если весь вечер просидите, надувшись, в углу. Или вы желаете обидеть своих друзей?

Конечно, полковник совершенно прав. Тетушка Мэри будет разочарована. И все остальные. И она сама. Внезапно она почувствовала, как ее охватывает радостное возбуждение, как это было в Лондоне два дня назад. Ей захотелось воспользоваться каждой минутой счастья, прежде чем она в одиночестве начнет жалеть о том, от чего так решительно отказалась.

– Вы танцуете? – спросила она. Ей трудно было такое представить. – Мадам, – сказал он, – прежде чем джентльмен выучит наизусть азбуку, он уже владеет изящным искусством танца.

Ева засмеялась. Вот опять его скрытый, неуловимый юмор.

Она призналась себе, что с нетерпением ждет начала празднества.

* * *

Собравшиеся представляли собой действительно пестрое и неинтересное общество. Бьюкасл назвал бы его вульгарным. Множество совсем юных девушек, которые, очевидно, еще не выезжали, танцевали, смеялись и поглядывали на молодых людей. Те краснели, стараясь вести себя непринужденно, и от этого выглядели развязными и неуклюжими. Дамы постарше были оживлены, смеялись и слишком громко разговаривали. Мужчины долго и нудно рассуждали о войне, стараясь доставить удовольствие Эйдану, и о сельском хозяйстве и охоте, чтобы доставить удовольствие себе. Играл оркестр, состоявший из двух скрипок, бас-кларнета и флейты. В игре музыкантов было больше воодушевления, нежели мастерства. Столы ломились от множества сладких и жирных деликатесов, а вина хватило бы на то, чтобы напоить батальон закаленной пехоты.

Эйдан никогда не был любителем балов или светских вечеров, даже если их устраивали люди с самым утонченным вкусом. Но он понял, как важно его присутствие здесь и что за всем этим весельем скрывается доброжелательность. Соседи любили Еву, в этом не было сомнения. Они на самом деле тревожились за ее судьбу и от души радовались тому, что она замужем и останется жить в Рингвуде, будет его хозяйкой. Но они желали ей большего. Они хотели видеть рядом с ней мужа, чтобы убедиться, что ее брак настоящий, хотя был заключен поспешно и не был браком по любви, и по стечению обстоятельств полковник вынужден завтра уехать. Эйдан решил сыграть свою роль, сделать то, чего от него ожидали.

Они с Евой открыли танцы. Он встал во главе мужчин, а она во главе женщин, лицом к нему. Это был быстрый танец, и скоро Ева раскраснелась, ее глаза заблестели. Он знал, что она почти год не танцевала, но сейчас она двигалась легко и грациозно и явно получала удовольствие. Она улыбалась, в конце танца даже рассмеялась. Эйдан не сводил с нее глаз. Отчасти намеренно, чтобы это заметили ее друзья и соседи, внимательно наблюдавшие за ними. Отчасти потому, что на Еву было приятно смотреть: она была высокая, стройная, оживленная, удивительно похорошевшая. И еще потому, что полковник знал: через день он попытается вспомнить, как выглядит Ева, и едва ли ему это удастся. Но она навсегда останется его женой.

В течение вечера полковник еще трижды танцевал с Евой. Здесь, на сельском празднике, не очень соблюдали правила светского этикета. В перерывах между танцами, когда они беседовали по очереди почти со всеми присутствующими, он не отпускал ее руку. Несколько раз она танцевала с другими мужчинами, а он стоял и наблюдал за нею. Он тоже танцевал с другими женщинами – с миссис Робсон и мисс Райе в том числе. Танцуя и разговаривая с гувернанткой, он внутренне усмехнулся, представив, что было бы, если бы сейчас его увидел Бьюкасл. Его хватил бы апоплексический удар, если бы он к тому же узнал историю этой женщины. А что подумала бы мисс Нэпп?

Кроме закусок и напитков, которые им предлагали весь вечер, в половине двенадцатого все сели за стол в соседней комнате, где был подан ужин. Как только успели все приготовить, имея в своем распоряжении всего полдня, Эйдан не мог себе представить. Это был настоящий банкет с речами – их произнесли Джеймс Робсон и преподобный Томас Паддл – и тостами – к сильному смущению Эйдана, ему пришлось произнести ответный спич.

– Мы с женой хотим поблагодарить всех за щедрость и доброту, с которой вы устроили этот вечер в нашу честь, – начал полковник и замолчал. Казалось, больше ему нечего сказать. Он посмотрел на Еву. Она опустила глаза и смотрела на свою руку, лежавшую на скатерти. – Капитан Персиваль Моррис был моим другом, – продолжил он, погрешив против истины. – И его сестра тоже стала моим другом еще до того, как я познакомился с ней. То, что мне удалось ее выручить, когда она оказалась в трудном положении, женившись на ней, для меня большая честь. Только обстоятельства заставили нас так поторопиться со свадьбой. Я могу сказать, что позднее она все равно состоялась бы, вероятно, с большей пышностью, в присутствии большего количества родных и друзей, но воспоминания, которые мы унесли бы с собой, были бы не более драгоценны, чем те, которые оставила у нас скромная свадебная церемония в Лондоне.

Последовали дружные аплодисменты и одобрительные крики. Рука, лежавшая на столе, оказалась в его ладони.

– Завтра я уеду, – закончил Эйдан. – Прежде чем вернуться в свой полк, мне надо закончить дела. Я неохотно покидаю мою жену, но знаю, что о ней будут заботиться ее тетя, любящие ее друзья и соседи. До моего возвращения.

Снова раздались аплодисменты, несколько дам, в том числе и миссис Причард, вытерли глаза. Эйдан взял руку жены и поднес к губам. Она посмотрела на него, их взгляды встретились и долго не отрывались друг от друга. Черт побери, думал он, его слова совсем не казались ему ложью. Четыре дня назад он и предположить не мог, что увязнет так глубоко.

– Прошу вас поднять бокалы, – обратился он к гостям, – в честь леди Эйдан Бедвин, моей жены!

Вскоре некоторые гости, в основном молодежь, вышли в фугую комнату, где снова заиграла музыка. Глухой топот;есятков ног по деревянному полу свидетельствовал о том, по опять начались танцы. Прощаясь, люди пожимали Эйдану руку и говорили несколько слов Еве. Через несколько минут почти все разошлись, и они могли немного передохнуть и поговорить.

– Спасибо вам, полковник, – сказала Ева. – Вы столько сделали ради меня. Я никогда этого не забуду. Но вам, должно быть, не терпится уехать отсюда и наконец повидать свою семью. И снова стать свободным.

У него было тяжелое предчувствие, что все будет не так просто, но полковник ничего не сказал. Было бы невежливо с ней согласиться.

– Если вы оплакивали своего кузена всего лишь месяц, – сказал он, меняя тему, – что помешало вам выйти замуж за кого-нибудь до истечения срока? Я знаю, что вы считали долгом соблюдать условия завещания вашего отца. Но до этого? Вам сейчас… сколько? Двадцать четыре, двадцать пять?

– Двадцать пять, – ответила она. – Отец несколько лет очень старался. Он хотел удачно выдать меня замуж. Меня тошнило от выгодных женихов, которых он постоянно привозил в Рингвуд.

– Кажется, вы любите детей, – заметил он. – Вам никогда не хотелось иметь своих?

– У меня есть собственные дети. Вы не понимаете меня, полковник, не так ли? Для вас Бекки и Дэви просто сироты, которых я приютила. Для меня они так же дороги, как если бы я сама родила их. – При этих словах Ева покраснела.

Нет, это было трудно понять. Эта женщина способна щедро отдавать свою любовь и нежность. Но почему не мужчине? Почему не детям, которых она выносила сама?

– Мне только что пришло в голову, – сказал он, – что я ошибся, решив, что вы и в будущем не пожелаете выйти замуж и иметь собственную семью.

– Нет! – твердо заявила она, и пожилая дама, сидевшая за соседним столом, посмотрела на них. – Нет, и я не желаю того же вам. Я сделала выбор. Я думаю, что всегда знала, особенно после Джошуа, что никогда не выйду замуж, если только не встречу настоящую любовь. Мне очень повезло, у меня был большой выбор, чего лишены многие женщины. По крайней мере я так считала.

– Но вы так и не встретили человека, которого могли бы полюбить? – спросил Эйдан.

– Нет! – потише, но так же твердо ответила она. – Ни разу. Возможно, это потому, что любви не существует, полковник. А может, я хотела луну с неба. А вы что думаете?

– Об истинной любви? Это зависит от того, что вы под этим подразумеваете. Я не верю в романтическую любовь. Это только прикрытие сексуальных желаний у мужчин и желания иметь дом и благополучие у женщин. Но я верю в преданность и добрые и сердечные отношения в семье.

– Я тоже, – сказала она. – И это мое богатство. Я люблю свою тетушку, своих друзей и моих дорогих детей. Чего еще мне желать? У меня есть все, что нужно. И я счастлива. Я где-то читала, что часто мы проводим всю жизнь в поисках того, что уже имеем. Мне повезло, я понимаю. Понимаю, потому что сегодня я чуть было все это не потеряла. И я всю жизнь буду благодарна вам за то, что счастье теперь для меня возможно.

Эйдан успокоился. А может, позволил себе успокоиться, чтобы не терзаться мыслью о том, что лишил Еву надежды на счастливый брак в будущем. Он подозревал, что Ева слишком горячо убеждала его в том, что она на это и не надеется. Но разве у него был выбор? А у нее? Никакого. И поэтому бессмысленно жалеть о том, что он мог бы найти другой способ ей помочь. Да его просто не было, другого способа.

– Потанцуем еще? – спросила его жена. Он встал и протянул ей руку.

– Да, – согласился он. – Еще один раз.

Тетя Мэри, сидевшая с двумя дамами неподалеку, с довольным видом кивнула Еве и Эйдану.

«Еще один раз»… Эти слова, казалось, что-то завершали.

С утра снова моросил дождь. Несмотря на то что накануне Ева поздно легла спать, она поднялась рано и направилась на конюшню, чтобы проводить полковника Бедвина, хотя он и предупреждал, что она промокнет, и советовал не выходить из дома. Она завернулась в плащ и накинула на голову большой капюшон.

Полковник был в мундире, но не в парадном. Этот выглядел поношенным, немного выцветшим и потертым. Он плотно облегал его фигуру, был удобным и очень шел ему. Вот так он и должен одеваться всегда, подумала Ева. Он казался ей гигантом и выглядел очень мужественным.

Сэм Пэтчет вывел из денника коня полковника. Чарли суетился вокруг коня денщика, стараясь быть полезным.

Полковник повернулся к Еве. Он весь промок, да и ее плащ тоже пропускал влагу. Они смотрели друг на друга, но ни один не находил слов для прощания.

– Вот все и кончено, – сдавленным голосом произнес полковник. – Для меня было честью быть вам полезным, мадам.

Ева заставила себя через силу улыбнуться.

– Это честь для меня, – ответила она.

Они не могли бы проявить большую церемонность, даже если бы постарались.

Полковник щелкнул каблуками, поклонился и взял у Сэма поводья. Но вдруг, резко повернувшись, он протянул Еве руку. Несколько мгновений они стояли молча, крепко, до боли сжимая друг другу руки.

– Будьте счастливы, – сказал полковник.

– Вы тоже. – У нее сжалось горло.

Затем он отпустил руку Евы и одним быстрым ловким движением вскочил в седло. Убедившись, что его денщик готов последовать за ним, полковник выехал со двора, и копыта его коня застучали по мокрым булыжникам.

Ева подняла руку, чтобы помахать ему на прощание, но он не оглянулся. Скоро он скрылся за стеной, а Ева подбежала к воротам и смотрела, как он галопом скачет по дороге, пока не исчез за деревьями. Он так ни разу и не оглянулся.

Капли дождя, катившиеся по ее лицу, смешались с горячими слезами. Она вытерла их и еще ниже надвинула капюшон. Если бы она могла позволить себе слабость, то рыдала бы безутешно, оплакивая потерю благородного человека, которого она больше никогда не увидит, хотя он навсегда останется ее мужем. Она оплакивала бы утрату любви и человека, который опоздал вернуться домой. Оплакивала бы брата, по которому даже не могла носить траур. И свое будущее, казавшееся устрашающе пустым и безрадостным.

Она стала считать, загибая пальцы. Вчера у них была стычка с Сесилом, а вечером они танцевали; позавчера вернулись из Лондона; днем раньше они поженились; предыдущим днем они поехали в Лондон, перед этим была поминальная служба; а перед этим день, когда Эйдан согласился сказать слово о Перси в церкви; и еще первый день, когда он привез из Франции печальную весть. Семь дней. Ровно неделя. Неделю назад в этот час она еще не знала, что Перси умер. И до прошлой недели она и ведать не ведала ни о каком полковнике Эйдане Бедвине.

А сейчас они оба ее покинули. Навсегда.

И слово «навсегда» относилось именно к полковнику. Ведь они договорились об этом с самого начала.

Еве было тяжело сразу же вернуться в дом. Не обращая внимания на дождь и мокрую траву, она направилась через лужайку к пруду. Они шли здесь с полковником всего неделю назад. Она не успела далеко уйти, как ее догнал Маффин, очень похожий на увеличенную в несколько раз мокрую крысу.

– Ну, Маффин, – обратилась к псу Ева, – может, ты объяснишь, почему так хочется рыдать, когда даже не знаешь, кого из троих ты оплакиваешь? Перси? Джона? Или полковника Бедвина?

Маффин, прыгая на трех лапах, обнюхивал траву, но ответа у него не было. Он вообще не обращал на Еву внимания, за что она была ему бесконечно благодарна, ибо больше уже не могла притворяться, что по ее щекам катятся дождевые капли, соленые на вкус.

Глава 9

Ненастная погода и раскисшие дороги вынудили Эйдана переночевать в гостинице. И только пополудни следующего дня он наконец выехал на прямую широкую аллею, по сторонам которой, как солдаты на параде, выстроились вязы. Аллея вела к Линдсей-Холлу. Наконец-то он дома!

Эйдан пришпорил лошадь. Он не был уверен, что застанет в поместье кого-нибудь из членов своей семьи. Они все могут проводить сезон в Лондоне, хотя он знал, что его родные не принадлежат к любителям легкомысленных светских развлечений. Бьюкасл, без сомнения, там, выполняет свои обязанности в палате лордов. Полковник все же надеялся застать дома кого-нибудь из своих братьев и сестер. Ему надо было как-то развеять свое мрачное настроение.

Вдали показался дом, и Эйдана охватило волнение, он почти до боли любил свое родовое гнездо. При виде массивного каменного здания у него всегда перехватывало дыхание: Линдсей-Холл был великолепен, несмотря на смешение разных архитектурных стилей. Он принадлежал семье еще с тех пор, как в средние века там был возведен небольшой особняк. Последующие поколения владельцев присоединяли к нему пристройки, не внося никаких изменений, и даже не пытались сгладить различия между архитектурой разных веков.

На некотором расстоянии от дома аллея раздваивалась и огибала великолепный красочный цветник, в середине которого возвышался мраморный фонтан, творение прадеда-георгианца. Струи фонтана били на высоту в тридцать футов и падали вниз по окружности, образуя сияющий всеми цветами радуги зонт.