Современная электронная библиотека ModernLib.Net

По ту сторону рассвета (№1) - Тени сумерек

ModernLib.Net / Фэнтези / Белгарион Берен / Тени сумерек - Чтение (стр. 50)
Автор: Белгарион Берен
Жанр: Фэнтези
Серия: По ту сторону рассвета

 

 


Хотя его темные, слегка вьющиеся волосы были коротко обрезаны, а худые плечи покрыты дерюгой, глаза его сияли все тем же ровным светом. Освобожденные нолдор в первую очередь собрали себе оружие охранников и хорошую обувь, и только потом присоединились к тем, кто начал недолгий, но буйный праздник освобождения. Берен зашвырнул взятый у Эрвега меч в шахту, а себе взял меч охранника — похуже, но без черных заклятий на клинке. Взломали камору с припасами и выгребли все, кроме норпейха: его Берен велел вылить на землю, и никто не осмелился ослушаться. Над рудником до утра стоял винный дух, но пили только эль, и только разбавленный: почти всем хотелось драться. Хотя Гили, рассмотрев рудничных, усомнился в том, что они много навоюют. Даже эльфы, которых здесь было десятка четыре (а способных к бою — и того меньше) выглядели усталыми и примученными, а уж люди — и вовсе одни мослы. Если бы не стрелки, тут же взявшие под охрану склад с пищей, они бы сначала передрались, потом объелись до хвори и перепились до полусмерти. Но Берен отдал раздачу еды стрелкам и эльфам, и рудничные, хоть и недолго, и глухо, но какое-то время ворчали, хотя ни один стрелок и ни один эльф не приступили к пище, пока не оделили ею каждого из рудничных — даже тех, кто уже не мог подняться со своей подстилки, и о ком забыли их товарищи.

Гили, ходил по баракам, вкладывал сухари в тощие, черные руки с изъязвленными запястьями, но старался не смотреть рудничным в глаза. Ему было и мерзко и страшно — неужто можно довести человека до такого? И ведь в охране были не одни орки, люди тоже. Такие же, как эдайн. Почему же так получается, почему эльфы могут сохранять в заключении, в рабстве, этот внутренний свет, а люди — далеко не все; один на сотню, и то будет хорошо? Разве можно так бросать своего товарища? И что теперь делать с ними со всеми?

— Треть их здесь оставим, — услышал он краем уха рассуждение Берена — тот собрал вождей возле одного из костров. — Самых слабых, которые могут идти — но недалеко. Кто не угонится за нами, пусть здесь заботится о больных и лежачих. Еды и эля тоже оставим, чтобы они могли отлежаться и окрепнуть. Пошлем сюда баб из тех деревень, где будем проходить. Больше сделать все равно не успеем и не сможем…

Берен, Элвитиль, Риан и Леод провели всю оставшуюся ночь в разговоре. А Гили вместе с одним из антаров Фин-Риана — в дороге, из которой вернулись лишь под утро, почти загнав коней и устав смертельно. Берен забрал у Гили тяжелый и круглый сверток и показал им на воз, где можно было лечь и поспать.

Проснулся Руско за полдень, и совсем не там, где засыпал. Рудник остался позади, на зеленой скатерти долины далеко внизу продолговатым серебряным блюдом лежало озеро Аэлуин, а воз катился по дороге вдоль реки, влекомый двумя волами.

Гили сел. На миг ему показалось, что он тоже плывет по реке — пестрой, бурной и шумливой людской реке, состоящей из горцев разных кланов, рудничных рабов и стрелков. Эта река катилась вверх по течению другой реки, по обрыву над ней, и перекрывала ее шум, гомон горного потока в пору таяния снегов.

— Куда мы едем? — спросил Гили, продрав глаза.

— Это ты едешь, лентяюга, а мы идем! — отозвался поселянин в двух свитах, надетых одна поверх другой — видимо с тем расчетом, чтобы целые места на верхней прикрывали дыры на нижней и наоборот. Через плечо у поселянина был диргол в цвета Рованов.

— Здоров, Руско! — крикнул откуда-то сзади Рандир. Растолкав народ, он пробился к возу. — Только что миновали Бешеный Брод, а теперь идем к Божьей Мельнице.

— Какой? — не понял Гили.

— К Божьей, — пояснил оборванец. — До войны Мэрдиган-предатель хотел, чтобы боги ему тут жернова крутили, и построил запруду.

— Большое дело будет, Руско, — оскалил зубы Фин-Рован. — Большое дело…


* * *

Тяжесть и холод Палантира были последним телесным чувством, когда Берен погрузился в его ровное, молочно-белое сияние. Мысленно он призвал в память издавна знакомую дорогу — мимо Кэллагана, вдоль Ладроса. Сосредоточился.

Кругом прояснилось — Берен увидел пологие склоны холмов, обступивших Ущелье Ладроса, и тени облаков на них. Бурные, пенные воды реки заполнили вейдх целиком, неслись вскачь, способные сбить с ног не то что человека — коня. Фреридуин был еще злее в эту пору: его более крутое ложе мчало воду вовсе с бешеной скоростью, а она из года в год прорывала его все более глубоко. Через Ладрос даже сейчас шло несколько бродов, через Фреирдуин — лишь один, называемый Бешеным.

Дух Берена, как сильная и зоркая птица, летел над рекой, встречь ее течению, но врага еще нигде не было видно. Развалины Кэллагана остались позади, а потом река обмельчала и распалась на десятки рукавов, уходящих в Гвайр, к ледникам и снегам, и вот последний из них свернул на юго-восток, в скалистые ущелья, а дорога бежала дальше, к тому месту, где почти смыкались отвесные стены Гвайр и пологие склоны Эмин-на-Тон. Взлетев на гребень холма, поднималась она над зеленым морем Лотланна — и вот там, вдали, Берен увидел, наконец, то, чего ждал: подобную толстой, темно-серой змее, вооруженную толпу, что вереницей двигалась по пастушьей тропе. Он сосредоточился на ней, птица его духа словно бы снизилась — теперь он мог в подробностях разглядеть каждого низкорослого всадника на волке, каждого пешего раба, волокущего воз или гонящего овец.

Это было не кочевье — когда орки двигаются с кибитками, с женщинами и детьми, и не трогаются с места, пока не опустошат и не выжрут всю округу. Это был военный поход: только мужчины под знаменами из скальпов, с черепами на шлемах, с ожерельями из зубов.

Они будут здесь завтра, решил Берен, прикинув расстояние и скорость, — и перенесся мыслью в другое место.

Лагерь в Моркильском лесу продолжал наполняться людьми. Признаков движения на Север пока не было. Берен внимательно присмотрелся к возам, образовавшим нечто вроде дополнительной стены с юга — да, это были они, тяжелые осадные машины. Легкие, по видимости, — вон те, стоящие на телегах уже собранные и укрытые холстиной. А где Мэрдиган? Он представил себе лицо бывшего друга, бывшего врага — и увидел, что тот сидит своей палатке под стражей, а его воинов караулят орки.

Значит, о побеге Берена Ильвэ уже знает. Но не ищет его: не до того. Саурон ждет.

Он понесся мыслью дальше: к топям Сереха. Сейчас они должны были подсохнуть слегка, ибо в Нижнем Белерианде снег сошел давно, а со склонов Криссаэгрим, что были выше, чем Эмин-на-Тон и Гвайр, сходить еще не начал. Илльо должен тронуться с места прежде, чем Хогг вздуется и заполнит долину — а это значит, что у него не больше шести дней.

Саурон назначил выступление на День Серебра. Не самое удачное время, чтобы перемещаться по дорогам Дортониона — все плывет и течет. Но Саурону, по всей видимости, плевать — он хочет успеть перетащить армию через Топи Сереха до того, как они вздуются. В самом Тол-Сирион войско невелико, и из Хитлума можно проследить за замком — так что Гортхаур не будет там собирать войско, а встретит его уже за Ангродовыми гатями. Это значит, что отряды Моргота уже идут туда через Анфауглит, ибо время таяния снегов — единственное время, когда Анфауглит можно пересечь конно, и воды хватит на всех.

Они будут держаться далеко к востоку от Эйтель-Сирион, чтобы их не разглядели со стен — Берен возносился над серой, безрадостной равниной, которой даже ясный день не мог придать красок.

Вот они. Вот они…

Это было уже не орочье войско — северяне, общим числом тысяч семь, включая рыцарей Аст-Ахэ. Никаких ужасов — черепов со скальпами и зубами, жутких волчьих морд. Они походили на эльфийское ополчение — так слаженно было их передвижение, так ровен конный строй.

Ударная сила. После того как горцы и орки — плохо вооруженные, голодные и злые, имея за спиной Волчьи отряды, которые терзают беглецов и ослабевших — своими телами вымостят дорогу к победе, отдав по две-три жизни за жизнь каждого хадоринга, в игру вступят эти — умелые, надежные, верные…

Хрен вам.

Берен сосредоточился на Эред Ветрин, на замке Эйтель Сирион. На воспоминаниях, в которых остался Государь Фингон. Призвал его, устремившись к нему волей — и увидел.

Фингон был в плавильне — длинные волосы повязаны мокрым платком, короткая и во многих местах пропаленная рубаха без рукавов тоже почти вся промокла от пота. Он следил за тем, как все новые и новые корзины угля летят в печь, и в глазах его металось отраженное пламя.

В руках его был плавильный ковш на длинной ручке. Проба металла. Белая, горячая струя коснулась дна глиняной формы, полетели искры, пошел дым… И в этот самый миг Фингон почувствовал зов. Закончил лить металл в форму, бросил ковш в бочку с водой, огляделся кругом, быстрым шагом вышел из плавильни и остановился, поднявшись на травянистый склон. По его лицу Берен понял, что он пытается различить — был ли это подлинно зов или мгновенное наваждение. И позвал еще раз и еще, настойчиво и упорно: пойди в башню, к Палантиру, Государь — вассал твой призывает тебя.

Фингон что-то крикнул тем, кто последовал из плавильни за ним — ему подали воды умыться, принесли хорошую рубаху, кафтан и плащ. Одевшись, он зашагал от плавильни по склону вверх, к жилым помещениям замка.

Быстрее взгляда — лишь мысль. Берен чувствовал, что внимание и воля его слабеют — и призвал еще одного владыку.

Маэдроса он застал на дозоре, к северу от Рубежа, и почувствовал несказанное облегчение вкупе с беспокойством. В последнюю неделю зимы он послал туда Авана с вестью — на свой страх и риск — что собранные в Дортонионе войска выступят в День Серебра. Если Маэдрос находится к северу от границы — значит, он там с войском, значит, Аван донес весть и ей вняли. Однако где же Палантир? Что, если Маэдрос оставил его в Химринге?

Он позвал и повторил зов, чтобы Маэдрос не думал, будто ему помстилось. И Маэдрос, услышав, развернул коня и помчал его к лагерю.

Берен, почти лишаясь чувств, уронил Палантир и откинулся спиной на камень. О, нет. Только не упасть в беспамятство сейчас, когда он должен… столько всего должен…

Внизу шумела ватага, которую он собрал из стрелков, рудничных, поселенцев ближних деревень, а также тех, кого привели издалека Рандир и Лэймар, деревенский староста, помогавший ему еще в те черные годы. То и дело приходил кто-то новый — и все равно их было мало. До обидного мало. А Маэдрос, даже если тронется с места сейчас, все равно на полдня пути дальше, чем орки. Значит, битву придется принимать им одним…

О, боги, — взмолился он, с трудом поднимаясь и становясь на колено лицом к камню, опираясь на него ладонями, — не оставьте меня сейчас. Когда угодно, но не сейчас. Путь я узнаю поражение и стыд, пусть меня подвергнут худшей муке — но сейчас мне нужна победа. Отец богов, прикажи своим Детям прийти мне на помощь, мы ведь тоже Твои дети, и смертные, и бессмертные. Манвэ, справедливый, помоги мне — ведь над нами десять лет чинили беззаконие. Варда, добрая, помоги мне — ведь ты истребляешь всякое зло. Аулэ, владыка гор, помоги мне, это же твоя земля, ты поднял ее над твердью и обручил с небом. Ульмо, хозяин вод, помоги мне, ведь в этой реке твоя сила, а ты ненавидишь орков. Астальдо, доблестный, король храбрых, помоги мне — ведь ты вдыхаешь мужество и в душу ребенка, если это нужно. Оромэ, славный, помоги мне — ведь моя война против того, кто и тебе противен…

Он умолк, пытаясь в дуновениях ветра услышать ответ, в танце теней и лучей разглядеть знамение — и тут почувствовал зов.

Сначала у него возникло чувство, что на него пристально смотрят — а это чувство редко его обманывало, иначе он уже был бы мертв. Он огляделся, вскочив на камень, окинул взглядом шумную стоянку — но понял, что на него смотрят не отсюда. И словно голос, тише младенческого вздоха, но настойчивый и твердый, позвал: взывавший ко мне! Возьми Палантир!

Он спрыгнул с валуна, взял Палантир там, куда уронил его, снова напряг волю, пристально вглядываясь — и перед ним возник Маэдрос.

Эльф находился в палатке, и нимало не изменился в лице, увидев, что призвал именно Берена.

«Я почему-то так и подумал, что это будешь ты».

«Смотри!» — Берен выпрямился и повернулся спиной так, чтобы Маэдрос мог разглядеть лагерь. — «Мы выступили и будем сражаться. Оказать нам помощь вы не успеете, даже если тронетесь в поход сейчас. Но если мы погибнем — успеете отомстить. Проследи дорогу отсюда до входа в Дортонион из Лотланна. Осмотри чрез Палантир Лотланн — увидишь войско орков».

«Фингон знает?»

«Узнает сегодня».

«Где Саурон»?

«Пока еще не выступил. Войско, набранное здесь, собирается в Моркильском лесу. Если мы падем в завтрашней битве, оно останется на твою долю».

«Ородрет»?

«Не знаю. Я не могу смотреть в Камень часами — быстро теряю силы».

«Мы выступим сегодня же, как только будем готовы», — Маэдрос прервал связь.

Берен укрыл Палантир холстиной и сел, ожидая призыва Фингона. Внизу шла работа, к которой он намерен был присоединиться, едва отдохнет.

«До темноты не успеть» — подумал он. — «Надо приказать женщинам и мальчишкам наделать факелов…»


* * *

Гили казалось, он никогда не сможет заставить себя снова войти в холодную воду. У него и так стучали все зубы, на промозглом ветру он, казалось, ледяной коркой покрылся — и снова в реку!

— Уйй! — сказал щербатый крепкий паренек, заходя в реку рядом. — Й-о-о! Х-хорошо-то как!

Его зубы тоже клацали, он посмотрел на Гили — и чему-то рассмеялся. Гили рассмеялся тоже.

— Кончай ворон ловить! — женщина сунула Гили в руки камень, он передал булыжник дальше… Еще камень… Еще…

Вода прибывала.

— Ежели оно так пойдет, — ворчал следующий в цепочке. — Мы и до утра не управимся… Ох-хо…

— А хоть бы и так! — по рукам пошло небольшое бревнышко. — Тебе что, не терпится с волчьими орками схватиться? Я лучше камни буду ворочать.

— Еще не наворочался? — оборванец с клеймом на щеке закашлялся и харкнул в воду. — Ну, давай, таскай… Я на руднике — вволю натаскался. Жду не дождусь утра — посмотреть, как орк изнутри выглядит.

— Еще кольев! — крикнули снизу. — Кольев, грю, давайте, ежли не хочете, чтобы раньше времени прорвало!

— Будут тебе колья! — гаркнула с берега женщина. — Сейчас обтешу, не дави на шею!

— Это разве колья? У меня — и то свайка толще!

— Ну так своей свайкой и подпирай!

— Не, Бельдис, у него ничего не выйдет! Скукожилось у него от холода-то!

— Как еще твой язык не скукожился? На, забивай!

Плеск воды, стук топоров, отблески факелов и костров в черной запруде… Вода прибывала — теперь она доставала Гили до пояса. Ноги болели от холода…

— Камней!

…Мычали в упряжке волы, трещала под тяжестью булыганов телега…

— Быстрее, быстрее!

— Гили! Руско! Где тебя балроги носят? Ярн зовет!

— Иду! — Гили выскочил из воды. Ветер обжег еще злее, Гили побежал, чтобы разогреть кровь.

— Кто тебя просил лезть в воду? — напустился на него Берен, забыв, что сам же велел помогать… — Ладно, обсохнешь, пока добежишь. Смотри! — он показал на вершину одного из холмов, похожую на странное лицо с длинным носом и без губ, черное на темно-синем небе. — Поднимешься туда, будешь смотреть за долиной. Найдешь палку подлиннее, сделаешь себе знамя, — в руки Гили ткнулся сверток белой ткани. — Как только верховые будут отбиты, а пехота как следует ввяжется в бой — крепко ввяжется, ты понял? — маши им со всей дури! Если они сломают наши ряды — не думай о нас: подавай сигнал. Оружие при себе? Тогда — бегом!

Гили помчался бы во все лопатки, даже не будь этого приказа: от холода спасало только движение. До холма было не меньше мили, и предстояло еще спуститься с Ущелины и подниматься на вершину… Аккурат к рассвету он там и окажется…

Поднявшись к верхушке Ущелины, он в последний раз оглядел запруду в пламени костров и мятущихся факелов. Вода заполняла теперь каменную впадину странной формы — словно какой-то великан ткнул в землю кулаком. Перехлестывая через плотину, она все так же срывалась вниз водопадом, заливая и норовя сбить с ног людей, подпирающих плотину бревнами. Что с ними будет, если прорвет сейчас или в ближайшее время — Гили боялся себе представить.

Он сбежал с холма и потрусил вверх по склону следующего.


* * *

Ранним утром боевые порядки горцев выстроились на склоне под Ущелиной, напротив Бешеного Брода. Воинов в этом войске было — всего ничего. Даже свободных данов там оказалось совсем мало — все больше те, кого вожди поколения Барахира не посчитали бы за войско: батраки, рабы с рудников, юнцы, старики и женщины. Оружие было под стать ополчению: кирки, молоты, косы, загнутые торчком, топоры и дубье.

В первую линию Берен все же наскреб достаточно людей — две с половиной сотни воинов с боевым опытом, вооруженных мечами и щитами, кое-как одетых в доспехи. Правым флангом он поставил командовать старосту Лэймара, левым — старшину рудничных. За ними выстроил стрелков — благодаря подъему долины те могли стрелять прямо поверх голов. Сам же он собирался возглавить серединное… как бы это поточнее сказать… Если бы речь шла о настоящем войске, он сказал бы «знамя». С ним были нолдор Элвитиля — около трех десятков — и те поселяне, которых он находил самыми крепкими и лучше всего вооруженными. На их долю выпадало оттеснить орков поближе к стремнине.

Первому ряду из всех воинских добродетелей нужнее всего была твердость духа, и Берен искренне надеялся, что не ошибся в тех, кого поставил туда. Оставалось надеяться, что и в Скулгуре он тоже не ошибся. Но на всякий случай он выбрал несколько десятков особенно горячих юнцов и послал их на всхолмие по левую сторону от лощины, подкрепив тридцаткой стрелков Леода. Скверно сработанные, слабые охотничьи луки годились разве что позлить противника. Самострелов там было штук тридцать.

— Делайте что хотите, — наставлял он свежеиспеченных вояк. — Хоть задницы им показывайте, но чтобы они обозлились и начали переправляться.

Страшно гордые порученным заданием, стрелки полезли на холм. Остальные сосредоточились в долине. То тут, то там загорались костры — вымокшие за ночь люди сушились и грелись у огня, спали, пекли еду — главным образом тут же пойманных сурков или простые лепешки.

Берен не имел ничего против, но проследил, чтобы все расположились там, где они должны будут стоять.

Солнце уже взошло высоко, когда с холма сбежали двое мальчишек, посланных предводителями стрелков.

— Они едут, ярн!

Берен скомандовал построение, Лэймар затрубил в рог. Люди поднялись, затаптывая костры, построились в ряды за небольшой засекой, стараясь держаться кучками — по селам, по родам, по бревнам, к которым их из года в год приковывали на ночь надсмотрщики…

— Если мы не сдержим первый натиск, это воинство накивает пятками, — тихо сказал Леод.

— Ну так давайте же сдержим, — ответил Элвитиль.

Когда на другом берегу Фреридуина показался авангард орочьей колонны, по рядам людей прошел гомон. Боевой задор, полыхавший ночью, свели на нет усталость и холод; даже те, кто откопал из-под земли завернутые в просаленную тряпку мечи и доспехи, теперь, сравнивая свое неказистое вооружение с блестевшим на солнце вооружением всадников Скулгура, испытывали страх. Но больше чем сами всадники, пугали людей волки под ними. Не такие умные и большие, как твари болдоговых отрядов, они все же были велики и свирепы.

Берен вскочил на коня и свистнул в два пальца, призывая к молчанию. Потом, подняв руку, он проехал вдоль строя из конца в конец, и те, на кого он смотрел, чувствовали, как страх сменяется уверенностью и твердостью.

Голый до пояса, князь был защищен только старинным доспехом, обшитым бронзовыми бляхами. Все видели, что на нем нет ни шлема, ни наручей, ни поножей. Простые кожаные штаны были в грязи и в сосновых чешуйках после ночной работы, а лицо он, по обычаю древних, разукрасил углем и красной глиной так, чтобы издали было видно: он собирается или умереть, или отправить всех врагов на Запад по красной дорожке. Диргол, перекинутый через плечо, прикрывал правую руку.

— Люди народа Беора! — крикнул Берен, вернувшись к середине строя. — Я знаю, о чем вы думаете, глядя на выродков, гарцующих на том берегу. Вы думаете, что вы — голодны, раздеты и скверно вооружены, а они — откормлены, закованы в железо и у каждого — щит, меч и пика. Так вот, ни хрена это им не поможет! Мы голодны потому что они жрали от пуза. Мы вооружены хрен знает чем, потому что десять лет горбатились в кузнях, вооружая их — себе же ковали только цепи. Мы одеты как попало, потому что они забирали себе и шерсть, и шкуры, и кожи, и лен, а если им что-то нравилось из нашей одежды — не брезговали вытряхивать нас из последних рубашек. Мы терпели это десять лет, горцы! Десять лет они у нас вот тут — как клещи, они сосут нашу кровь! — он похлопал себя рукой по затылку. — И сегодня мы поступим с ними как с клещами. Мы раздавим их. Мы их смоем. Мы стряхнем их с себя, или я сын не своего отца! Слушайте, горцы. Пусть тот, кто боится, покинет строй и идет домой! Я не хочу танцевать со смертью в компании трусов. Если мне суждено сегодня умереть — я уйду на Запад с людьми, ни один из которых не пожалеет о жизни раба! У них железные панцири? Отвага будет нашим доспехом! У них шлемы? Наша правда защитит нас лучше всякого шлема! У них копья? Наша хитрость — вот наше острое копье! А когда мы разделаемся с ними, мы заберем все, что захотим! Поживимся тем, что у них в обозе, наденем хорошие сапоги, которые сделаны из шкур наших волов руками наших жен! Тот, кто сегодня умрет, никогда больше не будет голодать и работать на Моргота, воя под ударами бича! Тот, кто сегодня победит, наестся досыта, возьмет хорошую добычу и вернется домой героем! Но тот, кто сегодня побежит, не получит ни шиша! Ну, горцы! Кто из вас идет домой, стирать штаны?

Молчание было ему ответом.

— Кто останется здесь, со мной?

Восемь сотен оборванцев подняли рев, от которого, казалось, сухая трава пригнулась к земле.

— Добро! — когда вопли начали затихать, Берен поднял руку. — Смотрите же, горцы. Вы выбрали. И помните: от нас сейчас не требуется чудес мужества. Не больше, чем мальчишкам при охоте на унголов! Мы здесь не для того, чтобы устраивать благородные поединки — мы просто прикончим ублюдков, и вся недолга! Но мы сумеем их прикончить, только если задержим здесь, где стоим! — он показал пальцем в землю. — Задержим на короткое время — не больше, чем требуется мужчине, чтобы уговорить не слишком благонравную вдову. Но если они прорвут наш строй — нам конец. Поэтому я еще раз повторяю: кто боится — может уходить. Мне не нужен сукин сын, который побежит и своей трусостью погубит всех. Всех, горцы! Потому что от волчьих всадников мы убежать не сумеем, мы сможем только перебить их, стоя здесь! Заклинаю вас вашими же шкурами: если будет страшно, можете дрожать, можете кричать, можете напустить в штаны — все равно мы все мокрые до нитки — но не смейте бежать! Стойте, как бы ни было страшно! Пока мы стоим — ни хрена их волчьи всадники нам не сделают, а знаете почему? Потому что, — он показал на землю, где лежали, дожидаясь своего часа, заостренные сосновые колья. — У нас кое-что подлиннее, чем у них!

На этот раз эхо в долине покатило по склонам раскаты смеха.


* * *

— Что это они там веселятся? — поморщился Скулгур. — Неужели этот размалеванный шут рассказывает что-то очень смешное? Борги! Поезжай на тот берег, остановись на полпути между нами и этими голодранцами. Вызови этого весельчака на разговор и спроси его, что такого смешного он сказал своим людям. Может быть, и мы повеселимся. Заодно передай, что если они хотят унести свои задницы отсюда целыми — у них на это есть ровно столько времени, сколько первый отряд будет переправляться через реку. Иначе мы проложим сквозь них алую просеку, а их скальпы украсят наши знамена, и тогда мы посмеемся еще раз.

— Слушаюсь! — молодой орк тронул свою волчицу, заставляя ее войти в воду. Бешеный Брод обмельчал, но течение все равно было сильным, а волк — не конь, там, где коню по брюхо, волку — по горло. Скулгур поднял руку — за Борги последовали все остальные.

Фреридуин был жадной, злой речкой. Опасной, как все эти горы. Бешеный брод не зря получил свое название — не проходило года, чтобы здесь, на переправе, не тонул кто-нибудь. Только двое всадников могли перейти брод плечом к плечу, так что тридцатка переходила через реку, вытянувшись колонной по пятнадцать, а длинная сотня — колонной по шестьдесят, а знамя — колонной по двести сорок.

Увидев, что переправа будет делом неспешным, Скулгур отдал приказ надеть шлемы и затянуть ремни на доспехах. Они передвигались в состоянии половинной готовности, никто не ожидал такого подарочка. С другой стороны, подумал Скулгур, парням будет полезно размяться перед настоящей дракой. Повторить урок — как бить пикой бегущего человека, чтобы оружие не увязло в теле, как рубить сопротивляющегося пехотинца, как брать в кольцо и резать, словно овец… Стадо взбесившихся рабов — подходящий предмет для такого урока.

Борги остановился на полпути между войском Скулгура и горцами, поднял над головой пику и помахал бунчуком.

Волчица под Скулгуром внезапно дернулась и тявкнула, пытаясь достать что-то зубами из плеча. Кто-то выругался. Кто-то вскрикнул. Орк увидел, что в плече его зверюги болтается, зацепившись наконечником, стрела.

Он поднял голову.

— Орк! — крикнули с одного из холмов, выпятивших свои груди в речку. — Орк, сын шлюхи и вора! Косоглазая тварь, недоумок! Зачем ты взгромоздился на суку, ты же мерин!

Увидев, что ему удалось привлечь внимание Скулгура, горец — совсем мальчишка — повернулся к нему задом, спустил штаны и нагнулся. Потом опять надел штаны, развернулся, свистнул в пальцы и швырнул в орков камень, подобранный тут же. Его дружки с луками и самострелами выпустили новый жиденький залп. Стрелы никого не убили и даже не причинили серьезных ранений, но они раздражали. Гораздо опаснее были камни: они реже долетали, но, падая с высоты, набирали большую силу и били больно даже сквозь доспех.

— Эй, ты! — крикнул Скулгур. — Зачем ты показал мне задницу? Хочешь познакомить ее с моей плеткой?

— Какую задницу, орк? Я показал тебе зеркало!

— Спустись вниз — я сделаю с тобой то же, что делал с твоей матерью и с твоим отцом!

— То есть, вылижешь мне сапоги и поцелуешь меня в зад? Если ты так хочешь — поднимайся сам! Что ж ты не идешь, орк — запутался в соплях? Или своими косыми глазами не видишь, кто из нас я?

Орки ответили потоком ругательств, несколько стрел полетели вверх — и, потеряв при наборе высоты силу, по дуге опустились в траву и камни на холме. Только одна попала в цель — вонзилась пониже спины одному из насмешников. Орки поприветствовали свою удачу свистом и улюлюканьем, но тут на них обрушился целый град камней. Скулгур, хрипя от злости, выкрикнул самое страшное оскорбление, какое только смог выдумать:

— Твою мать имели эльфы!

Ответом был громкий смех. Камни полетели еще чаще. Больше всего эти камни досаждали тем, кто уже начал переправляться на ту сторону: попадая в воду слева и справа, они пугали зверей, а волк, оступившись на переправе Бешеного Брода, вполне мог уйти в омут и утянуть за собой всадника, а мгновение спустя течение отнесет их на двадцать футов от переправы, и никакой возможности спасти их не окажется — здесь крутые берега и есть только один спуск к воде.

Всадники переправлялись, подняв над головой щиты. Пока Скулгур переехал на ту сторону, в щит ему попали трижды. Те стрелки, что успели переправиться, спешились и начали стрелять в горцев. Когда двое или трое оборванцев упали ранеными, стало полегче — они уже не так нахально подходили к самому краю, и кидали камни неприцельно. Зато, приблизившись, всадники Скулгура дали им возможность выбирать булыжники весом побольше, и этой возможностью мерзавцы немедля воспользовались.

Орки переругивались с горцами, обмениваясь стрелами и непристойными жестами и все сильнее входя в раж. Скулгур тоже начал распаляться: никогда еще этот скот не вел себя так дерзко!

Вернулся Борги, более обеспокоенный, чем можно было ожидать после встречи с вожаком шайки босоногих недоумков. Скулгур увидел, что предводитель горцев отъехал к своим и спешился. Кто-то увел его коня за строй.

— Рассказывай, — велел Скулгур. Другие вожди, Кхэру и Орту, подъехали поближе, чтобы слышать.

— Я сказал ему, как ты велел, кхэнно, — Борги поклонился. — Сказал, что если они сложат оружие и сдадутся на милость Повелителя Воинов, то, возможно, сохранят свои жизни. Сказал, что это лучшие условия мира, которые мы можем им предложить…

— Короче, — перебил его Скулгур.

— Он ответил, что они пришли сюда биться, а не мириться. Сказал: «Передай своим хозяевам, что сегодня мы так или иначе положим конец всем нашим обидам и унижениям. Если они хотят остаться в живых — пусть сложат оружие здесь и убираются к Морготу. Если они хотят умереть — пусть нападают: мы встретим их лицом к лицу».

— Пока что они показывают нам только задницы, — засмеялся Кхэру.

— Что же это за пес? — под нос себе проворчал Орту.

— Это Берен, сын Барахира, — ответил Борги. — Я узнал его, господин, да он и сам назвался.

— Он же за нас! — удивился кто-то из вожаков помельче.

— Он предал, — оскалился Орту. — Я знал, что этим горцам нельзя доверять! Кто перекинулся один раз — перекинется и в другой!

— Да наплевать и растереть, кто бы он ни был! — Скулгур дотронулся до рукояти меча. — Посмотрите, что за сброд! Рабы с рудников, лапотники, даже бабы! Мы разбросаем их кишки отсюда до озера Айлуин, а те, кто останется в живых, будут завидовать убитым.

— Арра! — подхватили орки, слышавшие эту речь; но ликование было испорчено: со скалы, откуда горцы бросали камни, кувыркаясь в воздухе, в самую гущу конников полетел бочонок. Возникло короткое замешательство, те, на кого летел этот снаряд, попытались отклониться, а поскольку не было ясно, куда именно он летит, случилась некоторая сутолока, и когда бочонок грянулся о землю, он все же перед тем задел по щиту одного из всадников, сбив того с волка и сломав ему руку. Но унижение было куда хуже потери: разбившись, бочонок разбрызгал на всех окружающих свое содержимое — зловонную жижу, состоящую главным образом из конского навоза — но не только из конского.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81