Основание - На пути к Основанию

      — Это ненадолго. На несколько дней. Максимум — на неделю.
      — Но что может случиться за несколько дней и даже за неделю?
      — Положись на меня, — сказала Дорс. — Я все выясню.

Глава 25

      Хари Селдон на старомодный манер известил Юго Амариля о своем приходе — постучал в дверь. Юго оглянулся.
      — Хари, как приятно тебя видеть!
      — Мне следовало бы заходить почаще. В старые добрые времена мы почти не разлучались с тобой. А теперь мне приходится заботиться о сотнях людей — тут, там, везде и повсюду, и это мешает нам видеться чаще. Новости слышал?
      — Какие новости?
      — Хунта собирается ввести подушный налог — и немалый, кстати говоря.
      Завтра об этом будет объявлено по транторвидению. Для начала налог введут на Транторе, а во Внешних Мирах пока подождут. Это меня несколько огорчает. Я-то надеялся, что налог будет введен одновременно по всей Империи, но очевидно, я все-таки слишком старательно призывал генерала к осторожности.
      — Хватит и Трантора, — сказал Амариль. — Внешние Миры прекрасно поймут, что не сегодня-завтра дело дойдет и до них.
      — Теперь остается только ждать и смотреть, что случится.
      — Начнется дикий крик, как только будет передано официальное сообщение. Начнутся демонстрации — еще до того, как налог будет введен фактически.
      — Ты уверен?
      Амариль включил Главный Радиант и быстро нашел нужный участок.
      — Сам посуди, Хари. Уж и не знаю, как это можно интерпретировать иначе, ведь этот прогноз сделан при наличии тех самых специфических условий, которые имеют место сейчас. Если этого не произойдет, значит, вся наша работа над психоисторией — мартышкин труд, а я отказываюсь в это верить.
      — Постараюсь набраться мужества, — улыбнулся Селдон. — Юго, скажи, как ты себя чувствуешь в последнее время?
      — Да нормально. Практически нормально. А ты-то сам как? До меня дошел слух, будто бы ты собрался на пенсию. Даже Дорс что-то в этом роде сказала.
      — Не обращай на Дорс внимания. Она сейчас говорит все, что угодно. Ей в голову втемяшилась какая-то ерунда — будто бы Проекту грозит какая-то опасность.
      — Какая опасность?
      — Лучше не спрашивать. Просто пунктик какой-то, и разговаривать с ней стало совершенно невозможно.
      — Видишь, как мне повезло, что я холостяк, — ухмыльнулся Амариль и спросил потише: — А если ты действительно соберешься в отставку, какие у тебя планы на будущее, Хари?
      — Ты займешь мое место. Какие у меня еще могут быть планы!
      Амариль довольно улыбнулся.

Глава 26

      Разговор Дорс Венабили с Тамвилем Эларом происходил в небольшом конференц-зале главного здания университета. Слушая Дорс, Элар все сильнее краснел. Наконец он не выдержал и взорвался:
      — Невероятно!
      Замолчав, он яростно потер подбородок, взял себя в руки и сказал:
      — Не хочу вас обидеть, доктор Венабили, но ваши предположения, по меньшей мере, странны, и вы не правы. Да как такое возможно здесь, в нашем коллективе? Нет, ваши подозрения лишены всякого основания. Если бы все, о чем вы говорите, имело место, я бы, несомненно, знал об этом. Уверяю вас, ничего этого нет. И не думайте об этом.
      — А я об этом думаю, — упрямо мотнула головой Дорс. — И у меня есть для этого все основания.
      — Уж и не знаю, как сказать, чтобы вы не обиделись, доктор Венабили, — хмыкнул Элар, — но если человек достаточно изобретателен и страстно желает что-либо доказать, он найдет все причины и основания в подтверждение своим предположениям — ну или, по крайней мере, все, что он таковыми посчитает.
      — Вы думаете, у меня паранойя?
      — Я думаю, что ваше беспокойство о маэстро, которое я с вами полностью разделяю, преувеличено, скажем так.
      Дорс помолчала, обдумывая слова Элара.
      — В том, что изобретательный человек может найти доказательства своей правоты, я с вами согласна. Например, я могу выдвинуть против вас обвинение.
      Элар выпучил глаза.
      — Против меня? Занятно! Очень хотелось бы услышать, что же это за обвинения такие!
      — Прекрасно. Услышите. Скажите, отметить юбилей Хари — это была ваша идея, не так ли?
      — Я думал об этом, не отрицаю, но и другие тоже думали. При том, что маэстро в последнее время так сокрушался о своем почтенном возрасте, желание подбодрить его было вполне естественно.
      — Согласна, другие, может быть, тоже об этом думали: но вы сильнее остальных настаивали на праздновании юбилея и заразили этой идеей мою невестку. Она занялась подготовкой, а вы убедили ее в том, что празднование нужно сделать как можно более пышным. Так?
      — Вот уж не знаю, оказал ли я на нее такое сильное влияние, но пусть даже так, что в этом дурного?
      — В принципе, ничего, однако устраивая столь помпезное и длительное торжество, разве мы тем самым не намекнули подозрительным и небезопасным людям из хунты на то, что Хари — слишком популярный человек, а стало быть — угроза для них?
      — Никто не поверит, что у меня на уме было что-либо подобное.
      — А я пока всего-навсего высказываю предположение, — усмехнулась Дорс. — Пойдем дальше. Планируя проведение торжества, вы распорядились освободить главные помещения Проекта...
      — На время. По совершенно очевидным причинам, — уточнил Элар.
      —...и настояли, чтобы временно туда никто не заходил. Никто не работал в те дни — один только Юго Амариль.
      — Не думаю, чтобы маэстро был недоволен, что перед его юбилеем сотрудники немного передохнули. Безусловно, и вы на это не можете пожаловаться.
      — Я говорю о том, что в пустых кабинетах очень удобно вести секретные переговоры. Ведь кабинеты надежно экранированы.
      — А я и вел там переговоры — с вашей невесткой, торговцами, дизайнерами — да с кем только я не говорил. Это было совершенно необходимо, или вы так не считаете?
      — Что, если один из тех, с кем вы вели переговоры, был членом хунты?
      Элар так посмотрел на Дорс, словно она дала ему пощечину.
      — Это не правда, доктор Венабили. За кого вы меня принимаете?
      Дорс не дала ему прямого ответа.
      — Вы, — сказала она, — обратились к доктору Селдону с предложением заменить его во время предстоящей встречи с генералом Теннаром — вы очень старались убедить его в том, как это благоразумно с вашей стороны, и как рискованно для него. В результате доктор Селдон принялся отстаивать свое желание лично увидеться с генералом, что можно истолковать таким образом: именно этого вы и добивались.
      Элар издал короткий нервный смешок.
      — Ей-богу, при всем уважении, доктор Венабили, но все-таки это здорово смахивает на параноидальные дела.
      Дорс не отступала.
      — А затем, после вечеринки именно вы предложили не отпускать доктора Селдона одного, а отправиться с ним целой компанией и остановиться в отеле «На краю Купола», верно?
      — Да, и я помню, что вы сказали, какая это отличная мысль.
      — А не могло ли это быть задумано для того, чтобы раздразнить хунту, лишний раз продемонстрировав им популярность Хари? Не могло ли это быть задумано для того, чтобы у меня возникло искушение прорваться на дворцовую территорию?
      — Что, я смог бы вас остановить? — сердито спросил Элар. — Это вы сами решили.
      Дорс не обратила на его слова никакого внимания и продолжала:
      — И, конечно же, вы надеялись, что мое вторжение на дворцовую территорию еще сильнее настроит хунту против Хари.
      — Но зачем, доктор Венабили? Зачем мне все это нужно?
      — Можно предположить, что затем, чтобы избавиться от доктора Селдона и занять его место руководителя Проекта.
      — Да как вам такое в голову пришло? Не могу поверить, что вы говорите серьезно. Вы просто-напросто продолжаете заниматься тем, о чем сказали вначале, — показываете мне, чего может добиться изобретательный ум, при желании раздобыть так называемые доказательства.
      — Хорошо, поговорим о другом. Я сказала, что у вас была возможность использовать опустевшие помещения для личных переговоров и, может быть, вы беседовали там с одним из членов хунты.
      — Смешно слышать.
      — Однако вас подслушали. В кабинет вошла маленькая девочка, уселась в кресло так, что ее не было видно и подслушала ваш разговор.
      Элар нахмурился.
      — И что же она услышала?
      — Она рассказала, что двое мужчин разговаривали о смерти. Она всего лишь ребенок, и не запомнила разговора в точности, но два слова врезались ей в память — «смерть» и «финики».
      — Простите меня, но теперь вы перешли от фантазий к безумию. При чем тут «финики» и какое я к этому имею отношение?
      — Первой моей мыслью было принять ее рассказ буквально. Девочка, о которой я говорю, без ума от фиников, а их на праздничном столе было невероятное количество. Слава Богу, они оказались неотравленными.
      — Спасибо, утешили.
      — Потом я поняла, что на самом деле девочка слышала какое-то другое слово, но поскольку не поняла его, то оно для нее превратилось в любимые «финики».
      — И вы изобрели это самое слово? — фыркнул Элар.
      — Скорее всего, это было слово «физики».
      — Ну и что?
      — Получается, что покушение на жизнь Хари должны были совершить физики — сотрудники Проекта.
      Дорс замолчала и нахмурилась. Рука ее непроизвольно легла на грудь.
      Элар заботливо поинтересовался:
      — Вам плохо, доктор Венабили?
      — Нет, — ответила Дорс и поежилась.
      Некоторое время она молчала. Элар прокашлялся. Придав лицу скучающее выражение, он сказал:
      — Ваши мысли, доктор Венабили, кажутся мне все более и более нелепыми и... простите, я не хочу вас обидеть, но я устал. Может быть, прекратим этот разговор?
      — Мы уже почти закончили, доктор Элар. Да, может быть, действительно «физики» — это ненамного умнее, чем «финики». Я это тоже поняла... Скажите, вы ведь принимали участие в разработке электрофокусировщика, верно? Он в некоторой степени ваше произведение?
      Элар приосанился и с нескрываемой гордостью ответил:
      — Да, именно мое.
      — Но не только ваше. Как я понимаю, заслуга конструирования прибора принадлежит Синде Моней?
      — Она инженер. Она всего-навсего действовала согласно моим указаниям. Чистой воды исполнитель.
      — Исполнитель, согласна. Физик. Электрофокусировщик — прибор, собранный физиком.
      Подавив раздражение, Элар процедил сквозь зубы:
      — О Боже... Может быть, все-таки прекратим эту бесполезную беседу?
      А Дорс гнула свое, словно и не слышала Элара.
      — Сейчас вы отказываетесь признать заслугу Синды в создании этого прибора, но тем не менее ей лично вы в похвалах не отказывали — для того чтобы она работала с энтузиазмом, вероятно. Она сказала, что вы высоко оценили ее вклад в создание прибора, и она вам за это невероятно благодарна. Она сказала, что вы даже назвали прибор своим и ее именами, хотя это не его официальное название.
      — Конечно, нет. Это просто электрофокусировщик.
      — А еще она сказала, что она продолжает работу над модернизацией прибора — разработкой усилителей и так далее — и что вам уже передан для апробирования прототип улучшенной модели.
      — При чем здесь все это.
      — При том, что с тех пор, как доктор Селдон и доктор Амариль работают с электрофокусировщиком, оба стали чувствовать себя намного хуже. Юго, который работает с прибором чаще и больше, больше и пострадал.
      — Но электрофокусировщик не может нанести человеку никакого вреда!
      Дорс прижала ладонь ко лбу и вздрогнула.
      — Теперь, — продолжала она, — у вас есть более мощный электрофокусировщик, который может нанести больше вреда, который может убивать быстро, а не медленно, как предыдущая модель.
      — Несусветная чушь!
      — Итак, этот самый прибор, детище физики и физика, может быть использован как орудие убийства, в применении которого никого не заподозрят — несчастный случай при пользовании новым устройством, недостаточно тщательно проверенным — вот и все. Вот вам и «финики», доктор Элар, — сказала Дорс и, поморщившись, судорожно схватилась за бок.
      — Вам нехорошо, доктор Венабили? — негромко спросил Элар.
      — Все в порядке. Так я права?
      — Послушайте, совершенно не имеет значения все, что вы мне тут наговорили. Мало ли что могло послышаться ребенку? Значит, все сводится к тому, что электрофокусировщик может стать орудием убийства? Пожалуйста, тащите меня в суд, собирайте экспертную комиссию, пусть проверят электрофокусировщик, пускай возьмут даже новую модель, копаются в ней и выясняют воздействие прибора на человеческий организм. Никакого вреда не обнаружат.
      — Не верю... — пробормотала Дорс, прижав обе руки ко лбу и закрыв глаза.
      У нее закружилась голова, и она слегка покачнулась.
      — Вам явно нехорошо, доктор Венабили, — сказал Элар. — А теперь моя очередь говорить. Позволите?
      Дорс открыла глаза, но не смогла вымолвить ни слова.
      — Приму ваше молчание как знак согласия, доктор. Что толку было бы для меня избавляться от доктора Селдона и доктора Амариля в мечте занять пост руководителя Проекта? Вы бы предотвратили любую попытку покушения — как вам кажется, именно этим вы сейчас и занимаетесь. В том невероятном случае, если бы мне это удалось, вы бы меня на куски разорвали. Вы очень необычная женщина — такая сильная, такая быстрая, и покуда живы вы, маэстро ничто не грозит.
      — Да! — сверкнула глазами Дорс.
      — Я так и сказал людям из хунты. Да, я с ними разговаривал. Почему бы им не спросить у меня насчет того, как обстоят дела с Проектом? Они очень интересуются психоисторией, и это закономерно. Они, правда, никак не могли поверить тому, что им рассказал о вас, — только тогда поверили, когда сами убедились во время вашего прорыва на дворцовую территорию. Это их убедило, уверяю вас, и они согласились с моим планом.
      — Ага! Вот мы и добрались до правды... — устало пробормотала Дорс.
      — Я сказал вам, что электрофокусировщик не может нанести вреда человеку. Так оно и есть. Амариль и ваш драгоценный Хари просто-напросто стареют, хотя вам и противно с этим мириться. И что же? Они в порядке — они обычные люди. Электромагнитное поле не оказывает никакого ощутимого влияния на органические ткани. Но, безусловно, оно может отрицательно влиять на чувствительные к такому полю приборы, и если мы попробуем представить себе человека, состоящего из металла и электронных схем, то на такого человека электромагнитное поле, без сомнения, окажет отрицательное действие. О таких искусственных человеческих существах повествуют легенды.
      Микогенцы на основании этих легенд создали свою религию, и называют этих существ «роботами». Если представить себе, что роботы существуют, то они должны быть сильнее людей, обладать более быстрой реакцией, то есть обладать именно такими качествами, которыми блещете вы, доктор Венабили. И такого робота, на самом деле можно было бы повредить и даже полностью вывести из строя с помощью интенсивного варианта электрофокусировщика — как раз такого, какой у меня здесь и который работает на низкой частоте с тех самых пор, как мы начали разговор.
      Вот почему вы себя неважно чувствуете, доктор Венабили, и такое с вами происходит впервые за все время вашего существования, я уверен.
      Дорс ничего не сказала и откинулась на спинку стула.
      Элар самодовольно улыбнулся.
      — Несомненно, если вы будете выведены из строя и игры, никаких проблем с маэстро и Амарилем не будет. Без вас маэстро быстро угаснет, впадет в тоску и скоренько уйдет в отставку, а там и до могилы недалеко.
      Амариль — сущее дитя. Скорее всего, ни того ни другого убивать в прямом смысле не придется. Ну, доктор Венабили, каково вам чувствовать себя разоблаченной? Подумать только, сколько лет вам удавалось скрывать, кто вы на самом деле! Просто удивительно, как это до сих пор никто не догадался.
      Но в конце концов я блестящий математик — наблюдаю, думаю, делаю выводы.
      Но даже я не додумался бы до правды, если бы не ваша фанатическая преданность маэстро да те вспышки, когда в вас просыпалась поистине нечеловеческая сила — в тех случаях, когда ему грозила опасность.
      Давайте попрощаемся, доктор Венабили. Мне осталось только включить прибор на полную мощность. Вы были историком, а станете историей.
      Но Дорс, собрав все силы, медленно поднялась со стула.
      — Защищаться я еще могу. Ты меня недооценил! — прошептала она, и с криком бросилась на Элара.
      Элар, выпучив глаза, вскрикнул и отскочил назад.
      Но Дорс уже настигла его и занесла руку для удара. Ребром ладони она стукнула Элара по шее. Раздался хруст позвонков, и Элар рухнул на пол замертво.
      Дорс с трудом выпрямилась и побрела к двери. Нужно было найти Хари.
      Нужно было обязательно успеть все ему рассказать!

Глава 27

      Хари Селдон в страхе вскочил на ноги. Он никогда не видел Дорс в таком виде: с перекошенным лицом, сгорбленная, она шла, шатаясь, как пьяная.
      — Дорс! Что случилось? Что?!
      Хари подбежал к жене, обнял ее за талию, и она безжизненно повисла у него на руках. Селдон поднял Дорс (весила она больше, чем обычная женщина ее комплекции, но Селдон был так взволнован, что не заметил этого) и положил ее на кушетку.
      — Что случилось, дорогая?
      Дорс рассказала все, тяжело, прерывисто дыша. Селдон слушал, гладя ее волосы. Верилось с трудом, и чувства смешались, но он пытался заставить себя верить.
      — Элар мертв, — прошептала Дорс. — Я все-таки убила человека... Впервые... Это еще хуже...
      — Ты сильно пострадала, Дорс?
      — Сильно... Элар включил свой прибор... успел включить... на полную мощность... прежде чем я настигла его.
      — Все можно поправить, починить.
      — Как? На Транторе никто не знает, как это сделать. Мне нужен Дэниел...
      Дэниел. Демерзель. В глубине души Хари всегда подозревал, что такое возможно. Его друг, робот, дал ему защитницу, тоже робота, для того чтобы психоистория и Основания, существующие пока только в мечтах, не погибли и, словно брошенные в почву семена, пустили в ней корни. Все бы ничего, но Хари ухитрился влюбиться в свою защитницу — робота. Теперь все обретало смысл. Теперь появились ответы на все вопросы, разрешились все сомнения. Но все это ровным счетом ничего не значило, не имело смысла.
      Смысл сейчас имело одно — Дорс.
      — Нет, — хрипло проговорил Селдон. — Это не должно случиться.
      — Должно... — пробормотала Дорс, широко раскрыла глаза и пристально посмотрела на Селдона. — Должно... Хотела спасти тебя, но не смогла... самого главного не смогла... кто же теперь будет защищать тебя?
      Селдон плохо видел лицо любимой. Что-то случилось с глазами.
      — Не волнуйся за меня, Дорс. Это тебя надо... Это ты...
      — Нет. Тебя, Хари. Скажи Манелле... скажи ей, что я... простила ее. У нее получилось лучше... Объясни все Ванде. Ты и Рейч... берегите друг друга...
      — Нет, нет, нет, — как в бреду повторял Селдон, раскачиваясь из стороны в сторону. — Ты не сделаешь этого! Держись, Дорс. Пожалуйста, любимая, прошу тебя!
      Дорс вяло покачала головой и вымученно улыбнулась.
      — Прощай, Хари, любовь моя. Никогда не забуду... всего, что ты сделал для меня.
      — Я ничего, ничего для тебя не сделал!
      — Ты... любил меня, и твоя любовь сделала меня... человеком.
      Глаза Дорс остались открытыми, но все было кончено.
      В это самое время дверь в кабинет Селдона распахнулась и вбежал запыхавшийся Амариль.
      — Хари, начались демонстрации и восстания, гораздо скорее, чем мы ожи...
      Запнувшись на полуслове, он ошеломленно посмотрел на Селдона, перевел взгляд на безжизненное тело Дорс и прошептал:
      — Что случилось?
      Селдон посмотрел на него измученными, полубезумными глазами.
      — Восстания! Какое дело мне теперь до восстаний! Какое дело мне теперь до всего на свете!

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ВАНДА СЕЛДОН

       СЕЛДОН ВАНДА— ...На склоне лет самой большой привязанностью Селдона стала его внучка Ванда. Осиротев в юности, Ванда Селдон, став взрослой, посвятила свою жизнь психоистории и стала сотрудницей Проекта, заняв место Юго Амариля.
      Суть работы Ванды Селдон большей частью остается загадкой, поскольку работала она, в основном, в одиночку.
      Единственным, кто имел доступ к исследованиям, проводимым Вандой, были сам Хари Селдон и молодой человек по имени Стеттин Пальвер, чей потомок, Прим Пальвер, четыреста лет спустя внесет неоценимый вклад в дело возрождения Трантора из руин после «Великого Опустошения» (300 г. А.Э.)...
      Несмотря на то, что досконально оценить вклад Ванды Селдон в создание Основания крайне затруднительно, несомненно, он был необычайно велик...
ГАЛАКТИЧЕСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ.

Глава 1

      Хари Селдон, слегка прихрамывая, вошел в Галактическую Библиотеку и направился туда, где выстроились ряды скиттеров — небольших самодвижущихся тележек. С помощью этих транспортных средств можно было быстрее перемещаться по длиннющим коридорам Библиотеки.
      Однако по пути внимание его привлекли к себе трое мужчин, устроившихся в галактографической кабине, и наблюдавших трехмерное изображение Галактики. Изображение медленно вращалось, имитируя перемещение звездных систем вокруг центра.
      Оттуда, где остановился Селдон, он видел, что отдаленная провинция Анакреон высвечена красными огоньками. Провинция была расположена на краю Галактики и занимала довольно обширное пространство, но звезд в ней было немного. Анакреон не блистал ни высоким уровнем жизни, ни какими-либо необычайными достижениями в области культуры. Пожалуй, интереснее всего было то, что он находился на громадном расстоянии от Трантора — десять тысяч парсеков.
      Селдон, повинуясь безотчетному интересу, уселся у ближайшего компьютера и настроил его на свободный поиск информации. Он интуитивно почувствовал, что столь пристальный интерес к Анакреону обязательно должен был носить политическую окраску — географические координаты этой провинции делали ее самым шатким миром из всех, которые пытался удержать в Империи нынешний правящий режим. Селдон смотрел на экран компьютера, но напряженно прислушивался к разговору троих мужчин. В Библиотеке редко происходили политические дискуссии. Если на то пошло, их здесь не приветствовали.
      Ни один из троих Селдону знаком не был, и это вовсе не удивительно.
      Библиотеку посещали немногие завсегдатаи, и почти всех Селдон знал в лицо, а с некоторыми даже знаком лично, но залы были открыты для всех граждан Трантора. Никаких особых затруднений для того, чтобы попасть в Библиотеку, не возникало — но, конечно, на ограниченное время. Селдон был из числа тех избранных, кому было позволено, так сказать, «окопаться» в Библиотеке, он исключительно ценил возможность трудиться в отдельном кабинете, а также иметь доступ ко всем хранилищам и оборудованию.
      Один из троих, которого Селдон про себя окрестил «Крючконосым» (не без причины), негромко, но торопливо проговорил:
      — Ерунда. Не смогут же они торчать там вечно, а как только уберутся восвояси, все станет на свои места.
      Селдон понял, о чем речь. Всего три дня назад по транторвидению было передано сообщение о том, что правительство Империи решило предпринять демонстрацию силы, дабы призвать к порядку зарвавшегося губернатора Анакреона. Проведенный Селдоном психоисторический анализ ситуации показал, что мероприятие это абсолютно бесполезно, но правительство, оскорбленное в лучших чувствах, не пожелало прислушаться к его совету. Теперь от слов Крючконосого Селдон печально усмехнулся — молодой человек говорил его словами, но при этом не пользовался выкладками психоистории.
      А Крючконосый тем временем продолжал:
      — А если плюнуть на Анакреон, что мы теряем? Он все равно останется на своем месте, там, где всегда был — на самом краю Империи. Не может же он собрать вещички и удрать к Андромеде, верно? Значит, ему все равно придется торговать с нами, а стало быть, жизнь продолжается. Какая разница, поклоняются они Императору или нет? Никакой.
      Второй мужчина — этого Селдон окрестил «Лысым», также не без причины, сказал:
      — Может и так, только все это как бы не само по себе происходит. Отпочкуется Анакреон — следом за ним посыплются другие дальние провинции. Империя развалится.
      — Ну и что? — яростно прошептал Крючконосый. — Империя все равно не в состоянии существовать дальше в таком виде. Она слишком велика. Так пусть Внешние миры катятся куда подальше — легче будет с Внутренними управиться.
      Пусть пограничные провинции перестанут принадлежать нам политически, экономически они все равно останутся нашими.
      — Было бы неплохо, — сказал третий, которому Селдон дал кличку «Краснощекий», — если бы ты был прав, но боюсь, так не получится. Если пограничные провинции обретут независимость, они первым делом попытаются усилить свою власть и влияние за счет ближайших соседей. Начнется война, вспыхнут конфликты, каждый губернатор примется мечтать стать Императором.
      Все станет так, как во времена до создания Транторианского королевства — мрачные века, тянувшиеся тысячи лет.
      Лысый возразил:
      — Уверен, все будет не так уж плохо. Империя, может, и развалится, но быстро придет в себя, когда люди поймут, что развал означает войну и нищету. Тогда все вспомнят о золотых днях, когда Империя была едина, и все вернется на круги своя. Мы же не варвары какие-нибудь. Что-нибудь придумаем, выкрутимся.
      — Точно, — согласился Крючконосый. — Не будем забывать о том, что Империя сталкивалась с кризисами всю свою историю, но всякий раз выкарабкивалась.
      Но Краснощекий покачал головой и сказал:
      — Это не просто очередной кризис. Сейчас все гораздо хуже. Процесс упадка длится уже не первое столетие. За время десятилетнего правления хунты экономика разрушена, а с тех пор как хунта убралась со сцены и воцарился наш новый Император, Империя так ослабла, что периферийным губернаторам даже пальцем шевелить не придется. Пограничные провинции отвалятся, так сказать, за счет собственного веса.
      — Но верность Императору... — упорствовал Крючконосый.
      — Какая верность? — фыркнул Краснощекий. — После покушения на Клеона мы вон сколько лет подряд обходились без всякого императора, и никому это особенно не мешало. А нынешний и вообще марионетка. На что он способен? Да и не только он. Так что это не кризис. Это конец.
      Остальные двое хмуро смотрели на Краснощекого. Лысый сказал:
      — Да ты, похоже, и впрямь так думаешь! Что же, по-твоему, правительство Империи будет сидеть сложа ручки?
      — Да! Оно, как и вы двое, не станет верить, что все так, а не иначе. То есть не станет верить до тех пор, пока не будет слишком поздно.
      — Ну а если бы правительство, допустим, поверило, как ты думаешь, чего от него ждать? — спросил Лысый.
      Краснощекий задумчиво посмотрел на галактограф, словно мог там найти ответ.
      — Не знаю... Послушай, настанет день, и я умру, а на мой век порядка хватит. Может, потом и хуже станет, так пусть другие себе головы ломают, меня-то уже не будет. Старые добрые времена прикажут долго жить. Может, и навсегда. Кстати, не я один так думаю. Слыхал про такого — Хари Селдона?
      — Естественно, — с готовностью откликнулся Крючконосый. — Не он ли был премьер-министром при Клеоне?
      — Он, — кивнул Краснощекий. — Он, вроде бы, ученый. Пару месяцев назад передавали его интервью, и я был приятно обрадован тем, что не я один думаю, что Империя разваливается. Он сказал...
      — Он сказал, — прервал его Лысый, — что все полетит к чертям, и мрачным векам конца не будет?
      — Ну нет, — покачал головой Краснощекий. — Он человек осторожный. Он сказал, что такое возможно. Но он ошибается. Такое произойдет.
      Селдон решил, что пора вмешаться. Прихрамывая, он подошел к столу, вокруг которого сидела троица, и опустил руку на плечо Краснощекого.
      — Сэр, — сказал Селдон, — можно поговорить с вами несколько минут?
      Краснощекий вздрогнул, глянул на Селдона снизу вверх и удивленно спросил:
      — Ба, а вы случайно не профессор Селдон?
      — Случайно, да, — усмехнулся Селдон и показал Краснощекому пропуск в Библиотеку, на котором была его фотография. — Мне хотелось бы пообщаться с вами. Послезавтра, в четыре тридцать пополудни, в моем библиотечном кабинете. Устроит?
      — Я буду на работе, вообще-то.
      — Скажитесь больным, коли на то пошло. Это очень важно.
      — Честно говоря, не знаю, сэр...
      — Постарайтесь. Будут трудности — я улажу. А сейчас, джентльмены, седине возражаете, мне бы хотелось немного поработать с моделью Галактики. Давненько не доводилось.
      Все трое оторопело кивнули, явно обескураженные встречей с бывшим премьер-министром. Вскоре друг за другом троица покинула нишу, а Селдон устроился у пульта управления моделью Галактики.
      Селдон протянул руку, нажал кнопку, и красные огоньки, обозначавшие провинцию Анакреон, исчезли. Галактика стала похожа на светящуюся линзу, в центре которой выделялась более яркая сфера, за которой находилась черная дыра.
      Отдельные звезды без увеличения видны не были, да и в этом случае можно было вычленить только тот или иной участок Галактики, а Селдону хотелось видеть всю Галактику целиком — всю умирающую Империю.
      Он нажал еще одну кнопку, и модель Галактики осветилась золотистыми огоньками. Это были обитаемые планеты — двадцать пять миллионов. На фоне рассеянного тумана на краях Галактики золотистые точки были редки, но ближе к центру сливались и образовывали некое подобие кольца вокруг центра (конечно, при увеличении и здесь стали бы видны отдельные звезды). Сфера в центре осталась белой — естественно, ведь там не было и не могло быть обитаемых планет, в этом средоточии энергетических вихрей.
      Селдон нажал еще одну кнопку. Золотистые огоньки исчезли, а небольшая область Галактики озарилась синим цветом. Это был Трантор и миры, непосредственно от него зависящие. Эта область была расположена очень близко от центра Галактики, но все же не так близко, чтобы испытывать на себе смертоносное воздействие ядра — и все-таки, хотя это фактически было не так, про Трантор всегда говорили, что он находится в «Центре Галактики». Трантор был невелик по сравнению с громадиной Галактики, но именно он сосредоточил в себе высшие достижения культуры, науки, стал символом процветания и власти, дотоле неведомых человечеству.